Бриджертоны (№2) - Виконт, который любил меня

— Только тихо, — прошептал он, — Мы сейчас встанем, очень медленно. Затем мы пойдем медленно отсюда прочь.

— Энтони, — сказала она, смотря на него испуганно и настороженно, — Что с вами такое?

Он потянул ее за руку, заставляя встать, но она сопротивлялась.

— Это просто пчела, — сказал она сердитым голосом. — Прекратите так странно вести себя. Ради бога, пчела не может меня убить.

Ее слова тяжело повисли в воздухе. Тогда, наконец, Энтони почувствовал, что его горло расслабилось, и он может говорить:

— Может, — произнес он низким и хриплым голосом.

Кэйт застыла, не потому что она решила подчиниться его приказаниям, а лишь потому, что его странное поведение и что-то демоническое в его глазах напугало ее до чертиков.

— Энтони, — позвала она его, как она надеялась властно и авторитетно, — Сейчас же отпустите мое запястье.

Она потянула руку, но он и не собирался отпускать ее, а пчела все гудела и летала вокруг нее.

— Энтони, — воскликнула она, — Перестаньте, —

Остальная часть ее предложения была потеряна, поскольку, она так или иначе сумела вырвать руку из его тисков. Из-за внезапно возникшей свободы, она потеряла равновесие, и, махнув рукой, она ударила пчелу внутренней частью локтя, посылая ее, сердито гудя и жужжа, прямо в полосу чистой кожи над лифом ее дневного платья.

— О, ради любви к, — Оой! — Кэйт взвыла, почти как пчела, которая, несомненно, приведенная в бешенство, погрузила свое жало в кожу Кэйт.

— Ох, проклятье, — выругалась она, сразу забыв о надлежащих манерах.

Это было просто укус пчелы, ее раньше неоднократно жалили пчелы, но проклятый ад, как же это болело и чесалось.

— Вот же, беспокойство, — проворчала она, наклоняя голову и увидев небольшое красное пятнышко, справа на краю лифа ее платья. — Теперь мне придется пойти в дом поставить припарку, и придется снимать платье.

С презрительным сопением, она скинула мертвую пчелу со своей юбки, бормоча:

— По крайней мере, она мертва и не будет больше досаждать. Это наверно единственная справедливая вещь в …

В этот момент она подняла голову и увидела лицо Энтони.

Оно было полностью белым. Не бледным, не бескровным, а белым, как лист бумаги.

— О, Господи, — прошептал он отчаянно, и странная вещь была в том, что его губы почти не двигались. — О, Господи.

— Энтони? — спросила она, наклоняясь вперед, и на мгновение, забыв об укусе пчелы. — Энтони, в чем дело?

Неожиданно, в каком-то трансе, он быстро шагнул вперед, одной рукой грубо схватив ее за плечо, а другой, спуская лиф платья, открывая рану и приоткрывая ее грудь.

— Милорд! — завопила Кэйт. — Остановитесь.

Он ничего не сказал, только дыхание у него было прерывистое и быстрое, он еще потянул лиф платья вниз, не так низко, чтобы полностью обнажить грудь, но достаточно, чем позволяет благопристойность.

— Энтони! — позвала она его, надеясь, что использование его имени поможет ей привлечь его внимание.

Сейчас она не знала этого человека; он не был тем, кто сидел с ней двумя минутами ранее на скамейке. Он был сумасшедшим, наводил на нее ужас и совсем не слушал ее.

— Ты, наконец, замолчишь или нет, — сердито прошипел он, на секунду поднимая свой взгляд на ее лицо.

Его глаза были полностью сосредоточены на красном набухающем кружочке на ее груди, и его пальцы с дрожью вытащили жало из ее кожи.

— Энтони, все хорошо! — продолжала она настаивать. — Вы должны —

Она задохнулась. Он слегка перемести одну руку, поскольку другой в этот момент рывком доставал из кармана носовой платок. И из-за этого довольно неделикатно обхватил ее полную грудь.

— Энтони, что вы делаете?! — она схватила его за руку, пытаясь убрать его руку с ее груди, но сил ей не хватило.

Он вцепился в нее еще сильнее, его рука стиснула ее грудь.

— Не дергайся! — пролаял он.

Затем, положив носовой платок на ее грудь, он стал надавливать вокруг покрасневшего места коже.

— Что вы делаете?! — спросила она его снова, все еще стараясь вырваться.

— Выдавливаю яд, — он даже не поднял головы.

— Разве там есть яд?

— Должен быть, — пробормотал он, — Должен быть. Что-то убивает тебя.

Ее рот открылся от удивления.

— Что-то убивает меня? Вы в своем уме? Ничто не убивает меня. Это просто жало пчелы.

Он проигнорировал ее, полностью сосредоточившись на хитрых манипуляциях с ее ранкой.

— Энтони, — произнесла она его имя, медленно и спокойно, стараясь достучаться до него. — Я высоко ценю вашу заботу и беспокойство обо мне, но меня до этого жалили пчелы, наверно, с полдюжины раз, и я… —

— Его тоже прежде жалили пчелы, — прервал он ее.

Что-то в его голосе заставило ее тело задрожать.

— Кого? — тихо прошептала она.

Она нажал сильнее на ранку, вытирая платком, жидкость, выдавливаемую из нее.

— Моего отца, — категорически заявил он, — И это убило его.

Она не могла поверить.

— Пчела? Пчела убила его?

— Да, пчела, — отрезал он, — Разве ты не слушаешь?

— Энтони, маленькая пчела не может убить человека.

Он прекратил надавливать на ее грудь, чтобы посмотреть ей лицо. Его глаза были жесткие и сердитые.

— Я ручаюсь, что может, — проговорил он сквозь зубы.

Кэйт никак не могла поверить в его слова, но она так же не думала, что он лжет. И она поняла, что он нуждался в том, чтобы удалить жало пчелы гораздо сильнее, чем она хотела убежать от его внимания.

— Это все еще распухает, — проговорил он, нажимая сильнее, — Я не думаю, что выдавил весь яд.

— Я уверена, со мной будет все в порядке, — мягко сказала она, ее ярость в ответ на его действия постепенно превратилась почти в материнское беспокойство о нем.

Он задумчиво морщил брови, и его движения все еще были полны дьявольской энергии. Он в начале схватил ее за руку и оцепенел, поняла она из-за того, что она могла упасть мертвой здесь в саду на скамейке, поверженная маленькой пчелой.

Это казалось невероятным, но было, тем не менее, правдой.

Он потряс головой.

— Этого не достаточно, — сказал он хрипло, — Я должен убрать весь яд.

— Энтони, но я — Что ты делаешь?!

Он отвел ее подбородок назад, и наклонил к ней голову, как будто намереваясь ее поцеловать.

— Я собираюсь полностью высосать яд из ранки, — проговорил он мрачно, — Только не шевелись.

— Энтони! — завопила она, — Ты не должен…Ты не можешь… — она задыхалась, полностью не способная закончить предложение, как только она почувствовала его губы на ее коже, совершающие нежные, втягивающие движения.

Кэйт не знала, что сказать; не знала, что делать; оттолкнуть его, или прижать к себе.

Но, в конце концов, она застыла. Поскольку, когда она подняла голову и посмотрела через его плечо, она увидела группу из трех женщин, уставившихся на них с равным выражением ужаса на лицах.

Мэри.

Леди Бриджертон.

Миссис Физеренгтон.

И Кэйт поняла, без тени сомнений, что ее жизнь никогда не станет прежней.

Глава 14

Действительно, если скандал все же разразиться в загородном домике леди Бриджертон, то те из нас, кто остался в Лондоне, могут быть уверены, что любые, а точнее, все щекотливые новости непременно достигнут наших чутких ушей со всей возможной поспешностью. В присутствии таких печально известных в свете сплетниц, нам гарантированно полное и детальное описание скандала.

Светская хроника Леди Уислдаун, 4 мая 1814

На долю секунды застыли все. Кэйт уставилась на этих трех матрон в шоке. Они в свою очередь, смотрели на нее с ужасом.

А Энтони продолжал сосать яд из ее груди, не обращая внимание на то, что у них появились зрители. Откуда-то Кэйт нашла в себе силы пихнуть его от себя и издать возбужденный крик.

— Остановись!

Из-за внезапности его удалось чрезвычайно легко столкнуть, и он приземлился на задницу возле скамейки с горящими глазами, все еще намериваясь спасти ее.

— Энтони?! — позвала леди Бриджертон, дрожащим голосом, как будто она не могла поверить в то, что видела своими глазами.

Он покрутил головой вокруг.

— Мама?

— Энтони, что вы тут делали с Кэйт?

— Она была ужалена пчелой, — мрачно сказал он.

— Со мной все хорошо, — проговорила Кэйт, затем дергая лиф платья вверх. — Я сказала ему, что со мной все в порядке, но он не стал слушать меня.

Глаза леди Бриджертон затуманились.

— Понимаю, — сказала она тихим грустным голосом, и Энтони знал, что она, действительно, его поняла.

Она была, наверно единственным здесь человеком, кто понял, что им двигало.

— Кэйт, — наконец, с трудом проговорила Мэри, — Его губы были на твоей… на твоей…

— На ее груди, — услужливо подсказала миссис Физеренгтон, скрещивая руки на своей необъятной груди.

Она стояла, неодобрительно нахмурившись, но было ясно, что она чрезвычайно довольна собою.

— Нет! Все было не так! — воскликнула Кэйт, пытаясь встать со скамейки, что было отнюдь не легкой задачей, поскольку Энтони сейчас как раз сидел на ее ногах после того, как она столкнула его со скамьи. — Меня ужалила сюда пчела! — она тыкала пальцем в распухшее красное пятнышко, хорошо заметное на ее бледной коже.

Три старые леди уставились на ее ужаленное место, и их лица стали принимать похожий красноватый оттенок.

— Это просто где-то недалеко от моей груди, — протестовала Кэйт, страшась направлением их беседы, и стыдясь ее анатомических подробностей.

— Довольно близко от нее, — указала миссис Физеренгтон.

— Кто-нибудь заткнет ей рот, — прорычал Энтони.

— Нда, — раздражительным тоном сказала миссис Физеренгтон, — Я и так молчу.

— Нет, — ответил Энтони, — Вы всегда говорите.

— Что он хочет этим сказать?! — возопила миссис Физеренгтон, поворачиваясь к виконтессе Бриджертон. Когда та не ответила, она повернулась к Мэри и задала тот же вопрос.

Но Мэри не отводила глаза от Кэйт.

— Кейт, — приказала она, — Сейчас же иди сюда.

Покорно, Кэйт поплелась к Мэри.

— Итак? — спросила миссис Физеренгтон, — Что же мы будем делать?

Четыре пары глаз недоверчиво уставились на нее.

— ‘Мы’? — слабо переспросила Кэйт.

— Я выйду из себя, если услышу, что вы что-то сказали по поводу увиденного, — отрезал Энтони.

В ответ на это миссис Физеренгтон издала только громкое презрительное сопение.

— Вы должны жениться на ней, — объявила она.

— Ч-что? — слово с трудом вырвалось из горла Кэйт, — Вы с ума сошли!

— На мой взгляд, я сейчас единственный разумный человек в этом саду, — сказала миссис Физеренгтон, — Да ладно, девочка, его рот находился на твоих малышках, и мы все видели это.

— Он не делал этого, — простонала Кэйт, — Я была ужалена пчелой! Пчелой!

— Порция, — вставила свое замечание леди Бриджертон, — Я не думаю, что сейчас стоит выражаться в такой манере.

— Сейчас уже поздно для деликатности, — возразила миссис Физеренгтон. — Это станет притчей во языцах. Не имеет значения, как вы опишите это дело. Наиболее стойкий холостяк был сбит пчелой. Я должна сказать, милорд, я никогда не могла себе такого вообразить.

— Тем не менее, не будет никаких сплетен, — прорычал Энтони, угрожающе, надвигаясь на нее. — Потому что никто не скажет ни слова об этом деле. Я не потерплю ничего, что может запятнать репутацию мисс Шеффилд.

Миссис Физеренгтон испуганно и с недоверием смотрела на него.

— Вы думаете, что сможете сохранить секрет, подобный этому?

— Я не собираюсь ничего говорить, и думаю, мисс Шеффилд тоже не думает об этом, — он упер руки в бока и пристально смотрел на миссис Физеренгтон.

Это был один из тех его взглядом, которые заставляют почувствовать взрослых мужчин маленькими трусливыми мальчиками.

Но миссис Физеренгтон была то ли не восприимчива к этому взгляду, то ли глупа, поэтому он продолжил:

— Что касается наших матерей, то в их интересах защищать наши репутации. Остаетесь вы, миссис Физеренгтон, как единственный член нашей маленькой группы, кто может распускать сплетни, слишком широко открывать рот, болтать по поводу и без повода и так далее.

Миссис Физеренгтон залилась краской.

— Любой человек мог видеть вас из дома, — проговорила она, явно не желая терять возможность рассказать такую сенсационную сплетню. Она была бы в центре внимание весь последний месяц, как свидетель такого происшествия, тем более единственный свидетель, пожелавший говорить.

Леди Бриджертон оглянулась на дом, и немного побледнела.

— Она права, Энтони. Вас прекрасно должно быть было видно из гостевого крыла дома.

— Это была просто пчела! — почти завопила Кэйт. — Только пчела! Мы не можем жениться из-за пчелы.

Ее вспышка была встречена напряженным молчанием. Она посмотрела на Мэри и леди Бриджертон. Они смотрели на нее с одинаковым выражением беспокойства, доброты и жалости. Затем она посмотрела на Энтони, чье лицо было замкнуто, и выражение, написанное на нем, было не понятно.

Кэйт прикрыла глаза. Это не должно было произойти. Когда она сказала ему, что он может жениться на ее сестре, ей тайно хотелось, чтобы он принадлежал только ей одной. Но она совсем не хотела, чтобы все случилось так.

Господи, только не так. Он не должен чувствовать себя пойманным. Он не должен провести всю оставшуюся жизнь с ней, глядя на нее, и мечтая, что бы на ее месте была другая.

— Энтони, — прошептала она.

Возможно, если он заговорит с ней. Возможно, если он посмотрит на нее, она, наконец, поймет, о чем он думает.

— Мы поженимся на следующей неделе, — заявил он. Его голос был ясен и спокоен, но начисто лишен любых эмоций.

— Ох! Хорошо! — леди Бриджертон издала вздох облегчения и захлопала в ладоши.

— Миссис Шеффилд и я начнем немедленно готовиться к свадьбе.

— Энтони, — прошептала Кэйт, безотлагательным тоном, требуя ответа, — Вы уверены, что хотите этого?

Она схватила его за руку, и попробовала оторвать от матрон. Она получила всего несколько дюймов, это было лучше, чем ничего.

Он пристально посмотрел на нее непримиримым взглядом.

— Мы поженимся, — его голос звучал, как голос истинного аристократа, исключающий любой протест и неповиновение. — Ничего другого не остается делать.

— Но вы же не хотите жениться на мне, — сказала она.

Это заставило его удивленно поднять бровь.

— А вы хотите выйти за меня замуж? — спросил он.

Она ничего не ответила. Не было ничего, что она могла сказать, не уронив свою гордость.

— Я думаю, мы вполне подходим к друг другу, — сказал он, и его выражение лица смягчилось. — В конце концов, мы стали в какой-то степени друзьями. Это гораздо больше, чем есть у многих мужчин и женщин в начале их союза.

— Вы не можете хотеть жениться на мне, — упорствовала она. — Вы же хотели жениться на Эдвине. Что же вы ей скажете по этому поводу?

Он скрестил руки на груди.

— Я не давал никаких обещаний Эдвине. И я думаю, нам следует сказать ей, что мы влюбились.

Кэйт почувствовала, как ее глаза закатываются помимо ее воли.

— Она никогда не поверит в это.

Он пожал плечами.

— Тогда расскажите ей правду. Расскажите, как вы были ужалены пчелой, и как я пытался помочь вам, и в итоге, мы были пойманы при компрометирующих обстоятельствах. Скажите ей то, что сами хотите. Она все-таки ваша сестра.

Кэйт вздыхая, уселась на скамью.

— Никто не поверит, что вы хотели жениться на мне, — произнесла она. — Все будут думать, будто я поймала вас в свои сети.

Энтони бросил взгляд на стоящих рядом трех женщин, которые смотрели на них с интересом.

В ответ на его — Вы не возражаете? — обе матери, и его, и Кэйт, отошли от них, и повернулись, предоставляя им больше секретности.

Когда миссис Физеренгтон не последовала за ними, леди Бриджертон вернулась, и буквально, потянула ее за собой.

Усевшись рядом с Кэйт, он сказал:

— Это необходимо было сделать, чтобы избавить нас от пересудов, особенно, когда здесь рядом миссис Физеренгтон, известная сплетница. Я не верю, что она сможет держать рот на замке.

Он наклонился назад.

— Я должен жениться в этом году.

— Почему? — прервала она его.

— Что почему?

— Почему вы должны жениться в этом году?

Он сделал паузу на мгновение. Он не мог просто ответить на этот вопрос. Тогда он сказал:

— Я решил, что мне следует жениться в этом году. Это достаточно хорошая причина для меня. Что же касается вас, вы давно должны были выйти замуж.

— Честно говоря, я не думала выходить замуж, — прервала она его снова.

Мышцы его лица напряглись, и он не сразу понял, что это гнев.

— Вы планировали жить жизнью старой девы?

Она кивнула, выглядя невинной и откровенной в одно и тоже время.

— Это казалось уже решенным делом.

Энтони с трудом сдерживал себя в течение нескольких секунд, думая, что мог бы убить всех этих людей, сравнивающих ее с Эдвиной, и отыскивал ее недостатки. Кэйт понятия не имела, какой она может быть привлекательной и желанной.

Когда миссис Физеренгтон объявила, что они должны пожениться, то его первоначальная реакция была такая же, как у Кэйт — крайний ужас. Не стоит упоминание укол его гордости. Никому не понравиться, когда его вынуждают вступить в брак, и особенно раздражало быть вынужденным вступить в брак из-за пчелы.

Но когда он стоял, наблюдая, как Кэйт взвыла в протесте (нет, он не думал, что это была ее единственная реакция, скорее всего больше ей не позволила гордость), то он неожиданно почувствовал странное чувство удовлетворения.

Он хотел ее.

Он отчаянно хотел ее.

Но даже через миллион лет, он бы не выбрал ее в качестве его жены.

Она была слишком опасна по его мнению. Но судьба неожиданно вмешалась, и вот, он вынужден жениться на ней,…хорошо, это не должно все же волновать его.

Не так уж и плохо жениться на умной интересной женщине, единственной, кого он так отчаянно жаждал круглые сутки.

Все, что еще ему оставалось сделать, это только быть уверенным, что он никогда не влюбиться в нее. Хотя любовь к ней, не была такой уж невозможной, не так ли?

Бог знает, как она сводит его с ума своими бесконечными утверждениями. Он смог бы наслаждаться ее дружбой и ее телом, и остановиться на этом. Дальше этого не должно зайти.

И он не мог просить у судьбы лучшей женщины, в качестве матери для его детей, когда он уйдет. Это была великолепная сделка с судьбой.

— Это сработает, — заявил он с большим авторитетом, — Вот увидите.

Она явно сомневалась, но все же кивнула. Это было самое меньшее, что она могла сделать. Она только что была поймана в скандальном положении, с человеком, который прижимался ртом к ее груди.

Если бы он не предложил жениться на нее, ее репутация была бы безвозвратно разрушена. А если бы она отказалась от его предложения…ну что ж, ее бы заклеймили, как падшую женщину и самую глупую женщину на свете.

Энтони внезапно встал.

— Мама! — позвал он, оставляя Кэйт на скамье и шагая к матери. — Моя невеста и я желаем немного уединиться в этом саду.

— Конечно, — пробормотала леди Бриджертон.

— Вы думаете, это мудро? — засомневалась миссис Физеренгтон.

Энтони наклонил голову к уху матери и прошептал:

— Если ты не удалишь ее отсюда в течение последующих десяти секунд, я убью ее на месте.

Леди Бриджертон задохнулась от смеха, кивнула и сумела выговорить: — Конечно, я постараюсь.

И через минуту Энтони и Кэйт остались одни в саду.

Он повернулся посмотреть на нее; она встала и сделала несколько шагов в его сторону.

— Я думаю, — проговорил он, беря ее за руку. — Следует убедиться, чтобы нас было не видно со стороны дома.

Он широко и целеустремленно шагал, и она с трудом поспевала за ним.

— Милорд, — сказала она, задыхаясь от спешки, — Вы думаете, это мудро?

— Вы говорите, прям как миссис Физеренгтон, — заметил он, ни на секунду не замедляя ход.

— Может быть, — проговорила она, — Но вопрос все еще остается.

— Я думаю, это очень мудро, — ответил он, потянув ее за собой в беседку.

Ее стены были открыты для воздуха, но сама она обросла кустами сирени, и выглядела как секретное убежище.

— Н-но —

Он улыбнулся. Медленное.

— Вы знаете, что вы чересчур много спорите?

— Вы притащили меня сюда, лишь для того, чтобы сообщить это?

— Нет, — медленно проговорил он, растягивая слова. — Я привел вас сюда вот для этого.

И затем, прежде чем она могла что-нибудь сказать, прежде чем она могла вздохнуть, его рот опустился вниз, и захватил ее губы в голодном, иссушающем поцелуе. Его губы жадно вели себя, беря все, что она могла дать и требуя все больше. Огонь, вспыхнувший в ее теле, был десятикратно более горячий, чем тот, который он развел ночью в своем кабинете, топя камин.

Она таяла. Господи, она просто таяла, и хотела гораздо больше.

— Ты не должна так говорить про себя, — прошептал он прямо в ее рот. — Ты не должна. Все, что говорят о тебе, абсолютно неверно. И еще…

Сам не замечая, он перешел на ты.

Кэйт задыхалась, его руки грубо схватили ее за ягодицы и крепко прижали к его телу так, что она почувствовала его возбуждение.

— Ты видишь? — неровно спросил он.

Его губы перемещались по ее щеке.

— Ты чувствуешь? — он хрипло рассмеялся. — Ты хоть понимаешь, что это значит?

Он беспощадно вжимал ее в себя, затем стал покусывать мочку ее уха.

— Конечно, ты ничего не понимаешь.

Кэйт чувствовала, как растворяется в нем. Ее кожу жгло, как в огне, а предавшие ее собственные руки обвились вокруг его шеи. Он разжег в ней огонь и еще что-то, чем она не могла управлять.

Ее заполнило примитивное желание прижаться к нему к нему еще сильнее.

Она хотела его. Ох, как же, она хотела его. Она не должна хотеть его, не должна желать этого человека, собирающегося жениться на ней из-за всех этих глупых причин.

И все же она отчаянно хотела его, так что у нее прерывалось дыхание. Это было неправильно, очень неправильно. У нее были серьезные сомнения в целесообразности этого брака, и она знала, что должна иметь ясную голову, чтобы разобраться во всем этом. Она продолжала напоминать себе об этом, но это совсем не помогало. Ее губы открывались навстречу его умелому входу, а ее язык застенчиво трогал его губы.

И острое желание внизу ее живота — несомненно, это странное теплое ощущение внизу ее живота, было желанием — продолжало становиться все сильнее и сильнее.

— Я, действительно, такой ужасный человек? — прошептала она, больше для себя, чем для него.

— Это подразумевает, что я падшая женщина.

Но он услышал ее шепот, и она почувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

— Нет.

Он передвинулся на ее ухо, заставляя ее слушать его.

— Нет.

Он переместился на ее губы, вынуждая их замолчать.

— Нет.

Кэйт почувствовала, как ее голова откидывается назад. Его голос был хриплый и соблазнял, и это почти заставило ее почувствовать себя так, будто она была рождена лишь для этого момента.

— Ты совершенство, — прошептал он, его большие руки двигались по ее телу. Одной рукой, он держал ее за талию, а другая опустилась на нежную выпуклость ее груди.

— Здесь, сейчас, в этот момент, в этом саду, ты совершенство.

Кэйт почувствовала какую-то тревогу в его словах, как будто он хотел сообщить ей, что она не будет совершенством завтра, и вообще после этого момента.

Но его губы и руки были столь убедительны, что она выкинула эти мысли из своей головы, вместо этого, погружаясь с головой в свои ощущения.

Она почувствовала себя красивой. Она почувствовала себя … совершенством. И она поняла, что не может не обожать этого человека, который дал ей почувствовать себя такой.

Рука Энтони медленно соскользнула с ее талии на ягодицу, а другая в этот момент сжимала и мяла ее грудь прямо сквозь тонкий муслин платья. Его пальцы захватывали ее все сильнее, как будто он падал с утеса, и наконец-то нашел опору. Соски ее грудей напряглись в его руках, и стали почти видны сквозь ткань платья.

Он чувствовал, как прекрасно ее тело, и его губы встретились с ее губами в жгучем поцелуе. Он мог бы помочь ее платью соскользнуть с плеч. Тонкая ткань дразнила бы ее нежную кожу до тех пор, пока ее груди не обнажились бы полностью. Картины эти мелькали у него перед глазами в жарком калейдоскопе. Он открыл бы ее груди солнцу, и медленно, очень медленно склонил бы голову и припал бы к ее груди, лаская ее своим языком. Она стонала и извивалась бы в его руках, а он бы бесконечно долго дразнил бы ее. А потом он припал бы к ее груди, как младенец припадает к груди матери.

Великий Боже, он так этого хотел, что, невольно представив себе эти картины, чуть было не взорвался. Но сейчас было не время и не место. Не то, чтобы он чувствовал потребность в произнесении брачных клятв. Он уже объявил о женитьбе публично, и она стала его собственностью.

Но он не собирался кувыркаться с ней в беседке его матери. У него имелось достаточно гордости и уважения к ней, чтобы не делать этого.

С большим трудом и нежеланием, он медленно оторвался от нее, позволяя своим пальцам остаться на ее хрупких плечах. Он выпрямил руки, чтобы избежать искушения продолжить с того места, на котором закончил.

А искушение было. Огромное искушение.

Он сделал ошибку, посмотрев на ее лицо, и в этот момент, он готов был поклясться, что Кэйт Шеффилд, столь же красива, как и ее сестра. Но красива своей особенной красотой.

Ее губы были более полные, чем требовала нынешняя мода, но они просто просили, чтобы их поцеловали. Ее ресницы — как же он мог не заметить раньше, какие они длинные? Когда она моргала, они, казалось, опирались на ее щеки, подобно роскошному ковру. И когда ее кожа была с розовым оттенком, она вся просто светилась.

Энтони подумал, что он стал чересчур сентиментальным, но когда он смотрел ей в лицо, ему пришло в голову, что в такой цвет окрашивается небо после рассвета — в нежный бледно-розовый цвет гвоздики или сочного персика.

Они стояли, тяжело дыша, почти в течение целой минута, пока Энтони не убрал рук с ее плеч, и тогда каждый из них сделал пару шагов назад.

Кэйт в ужасе прижала руку к губам.

— Мы не должны были этого делать, — прошептала она.

Он оперся об один из столбов беседки, выглядя при этом донельзя самодовольным.

— Почему нет? Мы же все-таки обручены.

— Мы не обручены, — возразила она, — По крайней мере, не по настоящему.

Он вопросительно поднял бровь

— Не было никаких соглашений, — торопливо пояснила Кэйт. — Не было объявлений в газеты. И у меня нет приданного. Вы должны знать, что у меня совсем нет приданного.

Это заставило его улыбнуться.

— Вы пытаетесь освободиться от меня?

— Конечно, нет! — она взволновано переступала с ноги на ногу.

Он сделал несколько шагов к ней.

— Надеюсь, вы не пытаетесь снабдить меня возможностью освободиться от вас?

Кэйт вспыхнула.

—Н-нет, — проговорила она, хотя то, что она сейчас делала, очень на это походило.

Это было бы крайне глупо с ее стороны. Если бы он не сделал ей предложения, ее репутация была бы разрушена навсегда. Наверно, не только в Лондоне, но и в ее родной деревушке в Сомерсете. Новости о падших женщинах распространяются очень быстро.

Но не очень хорошо, быть вынужденной выйти замуж. И какая-то часть ее почти хотела, чтобы он подтвердил все ее подозрения — что он не хочет видеть ее в качестве своей невесты, что он всегда хотел видеть Эдвину на ее месте, что он женился на ней, только потому, что должен был.

Если бы он так сказал, она знала, это бы ужасно ранило ее, но даже такое горькое знание, все-таки лучше незнания. По крайней мере, она бы знала точно, что ей можно ожидать и на чем она стоит. А сейчас, у нее было такое ощущение, что она стоит на зыбучих песках.

— Давайте проясним одну вещь, — сказал Энтони, захватывая ее внимание своим решительным тоном.

Его глаза посмотрели в ее, горящие с такой интенсивностью, что она не могла отвести взгляд от его лица.

— Я сказал, что женюсь на вас. Я человек слова. Любые дальнейшие предположения по этому поводу я считаю оскорбительными.

Кэйт кивнула. Но она не могла не думать: Будьте осторожны в своих желаниях… будьте осторожны в своих желаниях.

Она только что согласилась выйти замуж за человека, в которого, как она боялась, уже почти влюбилась без памяти.

И все, что она могла думать в такой момент, было:

Думает ли он об Эдвине, когда целует меня?

Будьте осторожны в своих желаниях, гремело у нее в голове.

Вы рискуете тем, что ваше желание может осуществиться.

Глава 15

Уже неоднократно ваш автор оказывается прав. Довольно часто бывает, что приемы, организованные в загородных домах заканчиваются неожиданными помолвками.

Да, действительно, дорогой читатель, будьте уверены, вы узнали об этом первыми: Виконт Бриджертон должен жениться на мисс Катерине Шеффилд. Не на мисс Эдвине, как сначала ходили слухи, а на мисс Катерине.

Детали, относительно того, как возникла помолвка, оказалось, невероятно трудно получить. Ваш автор настаивает на том, что наша парочка была поймана в весьма компрометирующей ситуации, и миссис Физеренгтон была при этом свидетелем.

Но миссис Ф. была удивительно сдержана при разговоре на эту тему, что совсем нехарактерно для нее. Учитывая склонность данной миссис к сплетням, вашему автору остается только предположить, что виконт (которому не откажешь в твердости) лично угрожал физической расправой миссис Физеренгтон, если она скажет хоть слово.

Светская хроника Леди Уислдаун, 11 мая 1814

Кэйт быстро поняла, что дурная слава бежит впереди нее.

Она достаточно плохо провела оставшиеся два дня в Кенте; как только Энтони объявил об их неожиданной помолвке и скорой свадьбе и за ужином, она едва смела дышать между поздравлениями, вопросами, инсинуациями, которыми забросали ее гости леди Бриджертон.