Бриджертоны (№2) - Виконт, который любил меня

— Что же сделать? — пробормотала она.

Энтони скрестил руки.

— Если вы попытаетесь полностью разрушить мою игру, то разрушите и свою тоже.

— Да, это так, — согласилась она с ним.

— Но, — проговорила она и посмотрела на него, невинно улыбаясь, — У меня нет никаких шансов выиграть игру.

— Вы можете стать второй или третьей, — попытался переубедить её Энтони.

Она покачала головой.

— Маловероятно, вы так не думаете? Я и так далеко позади всех и мы приближаемся к концу игры.

— Вы же не хотите это делать, мисс Шеффилд, — предупредил он её.

— Ах, — сказала она с большим чувством, — Я собираюсь это сделать. Я, правда, правда, это сделаю!

И затем с самой злобной своей усмешкой, она изо всех сил размахнулась молотком и ударила по своему шару. Тот стукнулся об шар Энтони с такой ошеломляющей силой, что последний покатился далеко от холма.

Дальше…

Еще дальше…

Прямо в озеро.

Открыв от восхищения рот, Кэйт смотрела, как розовый шар, медленно погружается в озеро.

Затем какая-то странная и примитивная эмоция овладела ей. И прежде чем, она что-либо поняла, она скакала и прыгала, как сумасшедшая, вопя:

— Я победила! ДА! ДА! Я победила!

— Вы не победили, — прорычал Энтони.

— Ох, у меня такое чувство, будто я выиграла, — отозвалась она.

Колин и Дафна сбежали к ним с холма.

— Хорошо проделано, мисс Шеффилд! — воскликнул Колин. — Я знал, что вы будете достойны Молотка Смерти.

— Блестяще, — согласилась Дафна. — Просто блестяще.

У Энтони не было никакого выбора, как только стоять со скрещенными руками и хмуриться.

— Вы уверены, что вы не замаскированный Бриджертон? Вы почувствовали настоящий дух игры.

— Я не смогла бы это сделать без вас, — любезно сказала Кэйт. — Если бы вы не сбросили его шар вниз с холма…

— Я был уверен, что вы воспользуетесь этим случаем, — произнес Колин.

Наконец, подошли герцог с Эдвиной.

— Довольно ошеломляющий конец игры, — прокомментировал он.

— Но она еще не закончена, — возразила Дафна.

Муж кинул на нее удивленный взгляд.

— Продолжать игру бессмысленно, ты не находишь?

Неожиданно, даже Колин согласился. — Я не могу вспомнить ничего, лучше этого момента.

Кэйт просияла.

Герцог поглядел на небо.

— Кроме того, небо покрывается тучами. Я не хочу, чтобы Дафна промокла под дождем. Она в деликатном положении, знаете ли.

Кэйт удивленно посмотрела на покрасневшую Дафну. Она совсем не выглядела беременной.

— Очень хорошо, — сказал Колин, — Тогда мы заканчиваем игру и объявляем мисс Кэйт Шеффилд победителем.

— Но я была на двое ворот позади всех, — возразила Кэйт.

— Однако, — проговорил Колин. — Любой истинный поклонник этой игры знает, что посылка шара Энтони в озеро, гораздо более важна, чем прохождение всех ворот. Что и делает вас нашим победителем, мисс Шеффилд.

Он посмотрел на Энтони.

— Кто-нибудь не согласен?

Никто ничего не сказал, но Энтони выглядел, очень близко к совершению насилия.

— Превосходно, — произнес Колин, — В этом случаем мисс Шеффилд — наш победитель, а ты Энтони-наш проигравший.

Странный приглушенный звук раздался изо рта Кэйт, сильно напоминающий смех.

— Всегда кто-то должен проигрывать, — сказал Колин, — Это традиция.

— Это так, — согласилась Дафна, — Мы хоть и кровожадные, но всегда следуем традиции.

— Вы все немного сумасшедшие, как наверно и я, — весело сказал герцог. — И на этой ноте, Дафна и я, вынуждены проститься с вами. Я хочу отвести её в дом прежде, чем начнется дождь. Надеюсь, никто не будет возражать, если мы уедим, не помогая собрать воротца?

Никто, конечно, не возражал, и герцогская чета отправилась в дом.

Эдвина, хранившая молчание, во время последнего разговора (но смотревшая на всех Бриджертонов как на людей, сбежавших из психиатрической лечебницы), внезапно сказала:

— Может нам стоит попробовать достать шар?

Эдвина повернула голову и посмотрела вниз с холма на озеро.

Остальные участники игры тоже уставились на спокойные воды озеро с таким видом, будто они никогда прежде не видели этого озера.

— Шар же не упал в середину озера, — добавила она, — А просто закатился. Возможно, он лежит у самой кромки воды.

Колин почесал затылок. Энтони посмотрел на нее с осуждением.

— Я думаю, вы не хотите потерять еще один шар, — упорствовала Эдвина.

Когда же никто ей не ответил. Она бросила в сердцах молоток, и, взмахнув руками, высказалась:

— Отлично, я сама достану этот старый шар.

Это пробудило всех от оцепенения, и все бросились помочь ей.

— Не глупите, мисс Шеффилд, — благородно сказал Колин, поскольку начал спускаться с холма.

— Я достану его

— Ох, ради бога, — проворчал Энтони, — Я сам достану этот проклятый шар.

Он быстро зашагал вниз и догнал брата.

При всей своей ярости, он не мог ни в чем обвинить Кэйт. Он бы сделал то же самое, правда, наверно, в этом случае шар бы упал на середину озера.

Но, черт подери, как же оскорбительно проиграть женщине, особенной ей.

Он подошел к кромке воды и посмотрел в озеро. Розовый шар был так ярок, что если он лежит неглубоко, он увидит его.

— Ты видишь его? — спросил Колин, подходя к нему.

Энтони покачал головой.

— Такой дурацкий цвет. Я так понимаю, никто не хотел быть розовым игроком.

Колин кивнул ему, соглашаясь.

— Даже фиолетовый был лучше, — продолжал Энтони, сделав несколько шагов направо, чтобы лучше осмотреть дно озера.

Он внезапно остановился и посмотрел на брата.

— Что, черт возьми, случилось с фиолетовым молотком?

Колин пожал плечами.

— Понятия не имею.

— Я уверен, что завтра вечером этот молоток чудесным образом снова появится в наборе.

— Может быть, ты и прав, — сказал Колин, отходя немного от Энтони, но, не отрываясь взглядом от воды. — Если нам повезет, то, возможно, он появится даже сегодня днем.

— На днях, — угрожающе произнес Энтони, — Я собираюсь просто убить тебя.

— Ох, в этом я не сомневаюсь, — Колин посмотрел на воду, и внезапно воскликнул, показывая пальцем: — Я вижу его! Вон он!

Розовый шар лежал неглубоко на дне на расстоянии не больше двух футов от кромки озера.

Надеюсь там не больше фута глубины, — подумал Энтони со вздохом.

Он собирался снять ботинки, и достать этот чертов шар. Кажется, Кэйт Шеффилд все время вынуждает его снимать ботинки и мочить ноги.

Нет, подумал он устало, у него не было времени снимать ботинки тогда, когда он спасал Эдвину. Ботинки были навсегда испорчены. Его камердинер почти упал в обморок от ужаса.

Со стоном он присел на скамью, чтобы снять ботинки. Спасение Эдвины стоило потери ботинок. Но спасение проклятого розового шара, по его мнению, не стоило даже мокрых ног, не говоря уже о ботинках.

— Я думаю, ты сможешь достать его, — сказал Колин, — Так что я пойду помогу мисс Шеффилд собрать воротца.

Энтони молча кивнул в ответ. Сняв ботинки, он зашел в воду.

— Холодно? — послышался участливый женский голос.

О, Боже. Это опять она. Он обернулся. Кэйт Шеффилд стояла недалеко от него на берегу.

— Я думал, вы собираете воротца, — раздраженно сказал он.

— Не я, Эдвина собирает.

— Слишком много проклятых мисс Шеффилд, — пробормотал он себе под нос.

Должен быть закон, который бы запрещал выходить сестрам в свет в одном и том же Сезоне.

— Прошу прощения? — спросила она, немного наклоняя голову.

— Я говорю, вода просто ледяная, — пролаял он.

— О, правда, мне очень жаль.

Это привлекло его внимание.

— Нет, вам совсем не жаль, — наконец сказал он.

— Ну, хорошо, мне не жаль, — согласилась она. — По крайней мере, мне не жаль, что вы проиграли. Но я не хотела, чтобы вы заморозили себе пальцы ног.

Энтони внезапно был захвачен безумным желанием увидеть её ноги. Это была ужасная мысль. Он не должен хотеть её. Она ему даже не нравиться.

Он вздохнул. Он лгал самому себе. Она ему нравилась, безумно нравилась, своим странностями и парадоксами. И он подумал, было бы достаточно странно, если бы он её понравился из-за этого же.

— Вы сделали бы то же самое на моем месте, — сказала она.

Он ничего не сказал, только продолжал медленно идти в воде.

— Вы точно сделали бы также, — настаивала она.

Он наклонился вниз и достал рукой шар, из-за чего его рукав стал мокрый. Проклятье.

— Я знаю, — ответил он.

— О, — произнесла она, удивленно.

Как будто не она не ожидала, что он признает это.

Он выбрался из воды, радуясь, что земля была твердая, и он не испачкал ноги в грязи.

— Вот, — произнесла она, протягивая ему какое-то одеяло. — Это лежало в сарае. Я захватила его, когда шла сюда. Я подумала, что вам, скорее всего, нужно будет высушить ноги.

Энтони открыл рот, но никакой звук оттуда не вырвался.

— Спасибо, — наконец сказал он, беря из её рук одеяло.

— Я не такой ужасный человек, как вы думаете, — сказала она с улыбкой.

— Я так не думаю.

— Возможно, — согласилась она, — Но вы не должны были так долго задерживаться с Эдвиной. Я знаю, вы сделали это, чтобы досадить мне.

Он уселся на камень, чтобы вытереть ноги, и положил шар рядом с собой. Услышав её слова, Энтони, поднял бровь и посмотрел на неё.

— Разве вы не думаете, что, возможно, я моя задержка имеет какое-либо отношение к моему желанию провести побольше времени с женщиной, которую я считаю своей будущей женой.

Она слегка покраснела, и пробормотала:

— Это самая сконцентрированная вещь, которую я когда-либо слышала, но нет, я думаю, что вы только хотели досадить мне.

Она была права, но он не собирался сообщать ей об этом.

— А на самом деле, — сказал он, — Эдвина задержалась. Я не знаю из-за чего. Я посчитал невежливо врываться к ней в комнату, и требовать, чтобы он поспешила. Я просто ждал её в своем кабинете, пока она собиралась.

Наступила долгая тишина.

Затем она сказала: — Спасибо, что объяснили мне.

Он криво усмехнулся.

— Я не такой ужасный человек, знаете ли.

Она вздохнула. — Да, я знаю.

Что-то в её выражение лица заставило его улыбнуться.

— Но, возможно, все-таки немного ужасный? — подразнил он.

Её лицо прояснилось, очевидно, ей было удобно разговаривать с ним в легкомысленном тоне.

— Ох, наверняка.

— Хорошо. Я ненавижу быть скучным.

Кэйт улыбнулась, глядя, как он натягивает ботинки. Она наклонилась и взяла розовый шар.

— Я лучше отнесу этот шар обратно в сарай.

— Боитесь, что я потеряю над собой контроль и кину шар обратно в озеро?

Она кивнула. — Что-то вроде этого.

— Ну и ладно. Я тогда возьму одеяло.

— Справедливый обмен.

Она повернулась к холму, чтобы идти к сараю, и увидела Колина и Эдвину, исчезающих вдали.

— Ох!

— Что такое? А, я вижу. Похоже, ваша сестра и мой брат решили вернуться в дом без нас.

Кэйт нахмурилась, глядя вслед Эдвине и Колину, но потом пожала плечами и полезла на холм.

— Я думаю, что смогу вынести ваше общество в течение еще нескольких минут, если вы сможете вынести мое общество.

Он не сказал ничего, что могло бы удивить её. Это реплика походила на какой-то остроумный комментарий. Она посмотрела на него и тут же отступила назад в удивлении. Он как-то странно смотрел на нее…

— С вами все хорошо, милорд? — нерешительно спросила она.

Он кивнул. — Прекрасно.

Но голос его звучал чересчур отвлеченно, будто думал он о чем-то далеком.

Они молча дошли до сарая, и Кэйт положила розовый шар на его место в наборе. Кэйт отметила, что Эдвина с Колином собрали все воротца и аккуратно положили их в сарае. Она также заметила пропавший фиолетовый молоток и шар на своих местах. Она украдкой посмотрела на Энтони и не смогла удержаться от улыбки.

Он сердито нахмурился, когда тоже увидел фиолетовый молоток и шар.

— Одеяло лежало здесь, милорд, — с усмешкой сказала она, показывая на полку.

— Я лучше отнесу его домой. Оно нуждается в хорошей чистке.

Она кивнула, и они вышли из сарая, закрыв за собой дверь.

Глава 11

Ничто, так не проявляет худшие качества в мужчине и лучшие качества в женщине, как обычное соревнование.

Светская хроника Леди Уислдаун, 27 апреля 1814

Энтони насвистывал какой-то веселый мотивчик, когда они подходили по дорожке к дому, и украдкой бросал взгляды на Кэйт, когда они не видела. По его мнению, она действительно, была довольно привлекательной женщиной. Он не понимал, почему это удивляет его, но, тем не менее, она очень красивая девушка.

В памяти всплывало её выразительное лицо. Она всегда было в движении, всегда улыбалось, или хмурилась, или покусывала губы. У нее никогда не было спокойного безмятежного выражения лица, к которому, как считалось, стремились все юные леди.

Он попал в туже самую западню, как и остальная часть общества: размышлял он ней, сравнивая её с Эдвиной. А её сестра Эдвина была настолько ошеломляющей, так поразительно прекрасно, что любой человек на её фоне, попросту исчезал. Довольно трудно обращать внимание, подумал Энтони, на какую-нибудь другую женщину, когда Эдвина находиться в комнате.

И все же…

Он нахмурился. И все же он не обращал на Эдвину внимание, когда они играли в Пэлл Мэлл. Можно было, конечно, все списать на то, что это была игра Бриджертонов. Она будила в них самый худшие их качества, и вероятно, он бы не обратил бы внимание даже на Принца Регента, если бы тот принимал участие в игре.

Но такое объяснение совсем не подходит, поскольку его мозг заполнен множеством картинок.

Кэйт, размахивающая молотком, её лицо напряженно и сконцентрировано. Кэйт смеющаяся, когда кто-то промахнулся. Кэйт, ободряющая Эдвину, когда шар той прокатился мимо ворот. И, конечно же, Кэйт, злобно усмехающаяся в последнюю секунду перед тем, как отправить его мяч в озеро.

Ясно, что он не обращал внимание на Эдвину, но зато почему-то запомнил до мельчайших подробностей, как играла Кэйт.

Это было довольно тревожно.

Он посмотрел на нее снова. На этот раз, её лицо было поднято к небу и нахмурено.

— Что-то не так? — вежливо спросил он.

Она покачала головой. — Нет, просто волнуюсь, когда пойдет дождь.

Он поднял голову. — Я думаю, не совсем скоро.

Она медленно кивнула, соглашаясь.

— Я ненавижу дождь.

Что-то в выражение её лица, напомнило ему расстроенную трехлетнюю девочку, и он рассмеялся.

— Тогда, вы живете не в той стране, мисс Шеффилд.

Она обернулась к нему с робкой улыбкой.

— Я не возражаю против небольшого дождя. Мне не нравиться сильный дождь с грозой.

— Я всегда наслаждался грозами, — проговорил он.

Она посмотрела на него пораженно, но ничего не сказала, затем вернулась взглядом к гальке под её ногами. Она пинала эту гальку всю дорогу, иногда нарушая шаг, или отходя в сторону, пнуть эту гальку так, чтобы она летела перед ней.

Было что-то очаровательное и непонятно сладкое в том, как она пинала эту гальку, и её ножки, обутые в ботиночки, то и дело выскакивали из-под подола платья. Энтони наблюдал за ней с любопытством, иногда забывая отводить глаза, когда она встречала его взгляд.

— Вы думаете … Почему вы так на меня смотрите? — с раздражением спросила она.

— Я думаю что? — спросил он в ответ, специально игнорирую вторую часть её вопроса.

Она, нахмурившись, вытянула губы в прямую линию. Энтони с трудом удержался от улыбки.

— Вы смеетесь надо мной? — подозрительно спросила она.

Он отрицательно потряс головой.

Она остановилась. — Я думаю, вы все-таки смеетесь надо мной.

— Ручаюсь вам, — сказал он так, что даже сам услышал смех в своем голосе, — что я не смеюсь над вами.

— Вы лжете.

— Я не …, —

Он вынужден был остановиться. Если бы он продолжил говорить, он знал, что точно расхохотался бы. И самая странная вещь, была в том, что он не знал почему.

— Ох, ради Бога, — пробормотала она, — В чем дело?

Энтони не выдержал и, схватившись за ствол ближайшего вяза, зашелся в хохоте.

Кэйт опустила руки на бедра, её лицо было больше любопытным, чем разъяренным.

— Что такого смешного вы увидели?

Он с трудом справился со смехом, и пожал плечами.

— Я не знаю, — задыхался он.

— Выражения вашего лица, … оно, — он заметил, что она улыбнулась. Ему нравилось смотреть на неё, когда она улыбалась.

— Выражения вашего лица, почему-то совсем не интересны, милорд, — отметила она.

— О, я уверен в этом.

Он несколько раз вздохнул и выдохнул, и когда убедился, что вернул себе контроль над чувствами, выпрямился. Он поймал её взгляд, все еще несколько подозрительный. И внезапно осознал, он должен узнать, что она думает о нем.

Это не могло быть отложено на завтра. Это не могло быть отложено на сегодняшний вечер. Он не был уверен, в том, когда это возникло, но внезапно её мнение о нем стало очень важно для него. Конечно, её одобрение его ухаживаниям за Эдвиной было нужно ему. Но её хорошее мнение о нем стало просто жизненно необходимо ему, важнее даже этого ухаживания.

Она оскорбляла его, она почти макнула его в Змеиное озеро, она оскорбила его при игре в Пэлл Мэлл, и все же он жаждал её хорошего мнения.

Энтони не мог вспомнить, когда последний раз чье-либо отношение значило для него так много. И это было очень унизительно.

— Я думаю, вы задолжали мне одно благодеяние, — он оттолкнулся от дерева.

Его голова трещала. Он должен быть хитрым. Он должен узнать, что она думает. И все же он не хотел, чтобы она поняла, как много это значит для него. Когда сам понял, почему это так много значило для него.

— Прощу прощения?

— Благодеяние. За игру в Пэлл Мэлл.

Она издала благовоспитанное фырканье, прислонившись к дереву и скрестив руки.

— Если кто-либо и задолжал кому-либо благодеяние. Так это вы мне. Я, в конце концов, победила в игре Пэлл Мэлл.

— Но я был единственный обделенный.

— Это верно, — согласилась она.

— Вы не были бы самой собой, — сказал он довольно сухим тоном, — Если не сопротивляетесь желанию согласиться.

Кэйт бросила не него невинный взгляд.

— Леди должна быть честной во всем.

Когда она подняла глаза. Один из уголков его рта был поднят в усмешке.

— Я надеялся, что вы так скажете, — пробормотал он.

Кэйт немедленно почувствовала себя неловко.

— Почему же?

— Потому, что благодеяние, которое вы задолжали мне, состоит в том, что я задам вам один вопрос — любой вопрос по своему выбору — и вы ответите на него со всей своей честностью.

Он положил одну руку на ствол дерева, к которому она прислонилась, рядом с её головой и ухмыльнулся. Кэйт почувствовала себя пойманной, даже притом, что она могла легко высвободиться и убежать.

С легкой тревогой и дрожью волнения — она осознала, что попалась в ловушку его глаз, которые зажгли огонь в её теле.

— Сможете ли вы это сделать, мисс Шеффилд? — спросил он её.

— Ка… какой вопрос? — спросила она, не понимая, что она тихо шепчет, пока не услышала свой голос: тихий и хриплый.

Он слегка склонил голову набок.

— Вы не забыли, что должны ответить на вопрос честно?

Она кивнула. Или, по крайней мере, подумала, что кивнула. Она хотела кивнуть, только не было уверена в том, что может двигаться.

Он наклонился к ней, не так близко, чтобы заставить её чувствовать его дыхание, но достаточно, чтобы заставить её задрожать.

— Вот мой вопрос, мисс Шеффилд.

Её губы ожидающе открылись.

— Вы, — придвинулся ближе, — все еще, — он придвинулся еще на дюйм, — ненавидите меня?

Кэйт судорожно сглотнула. Независимо оттого, что она ожидала от него, она явно не ожидала этого вопроса. Она облизнула губы, готовясь, что-то сказать, хотя понятия не имела, о чем будет говорить, и у нее само по себе вырвался звук.

Его губы медленно изогнулись в самодовольную мужскую улыбку.

— Я буду считать, что это означает, нет.

И затем, с внезапностью, от которой у нее немного закружилась голова, оттолкнулся от дерева и оживленно произнес.

— Хорошо, тогда сейчас стоит пойти в дом, чтобы отдохнуть перед вечером, как вы считаете?

Кэйт, полностью обессиленная, осела под деревом.

— Не хотите остаться здесь снаружи еще на некоторое время? — он уперся руками себе в бока и посмотрел на небо.

Его поведение полностью изменилось на сто восемьдесят градусов, по сравнению с медленным ленивым соблазнителем, каким он был десять секунд назад.

— В конце концов, ничего не говорит, о том, что скоро пойдет дождь. По крайней мере, не в ближайшие несколько часов.

Она в ответ, лишь пораженно уставилась на него. Наверно, он потерял разум, или она разучилась говорить. А возможно, и то и другое.

— Очень хорошо. Я всегда восхищался женщинами, понимающими прелесть свежего воздуха. Встретимся за ужином, хорошо?

Она кивнула. Она удивилась, что сохранила хотя бы способность кивать.

— Прекрасно.

Он взял её за руку и страстно поцеловал внутреннюю сторону ее запястья в единственную полоску голой кожи между перчаткой и рукавом.

— До вечера, мисс Шеффилд.

Затем он энергично зашагал прочь, оставляя её со смутным чувством, ей показалось, что-то довольно важное произошло только что между ними.

Но она понятия не имела что.

* * *

В половине седьмого вечера, Кэйт серьезно рассматривала её возможное заболевание. Без четверти восемь она решила, что это будет апоплексический припадок. Но без пяти минут восемь, когда прозвучал звонок, предупреждающий гостей о предстоящем ужине, при этом гости должны были собраться в гостиной, она расправила плечи и вышла в холл из своей спальни, чтобы встретить Мэри.

Она не собиралась быть трусом.

Она не трус.

Она должна была появиться за ужином. Кроме того, сказала она себе, было бы невероятным, если она окажется где-нибудь неподалеку от лорда Бриджертона. Он виконт, и к тому же хозяин дома, поэтому будет сидеть во главе стола. Она же, как дочь второго сына барона, имела очень низкий статус по сравнению с другими гостями, будет сидеть где-нибудь в конце стола. И чтобы видеть его, ей наверно, придется вытягивать шею.

Эдвина, поселенная в одной комнате с Кэйт, уже ушла в комнату Мэри, помочь той выбрать ожерелье, поэтому Кэйт обнаружила, что она одна стоит в холле.

Она подумала, что могла бы пойти в спальню к Мэри и подождать их там, но не чувствовала себя предрасположенной к беседе, и Эдвина уже почувствовала её странное, раздражительное настроение.

Последнее в чем сейчас нуждалась Кэйт, это в словах Мэри, что она ведет себя неправильно.

А правда была в том, что сейчас Кэйт не знала, что правильно, а что неправильно. Все что она знала, было то, что днем что-то изменилось в отношениях между ней и виконтом. Что-то резко изменилось в их отношениях, и она поняла, что это очень пугает (её, по крайней мере, точно).

Как же должны выглядеть нормальные правильные отношения. Люди всегда боялись того, чего они не понимают. А Кэйт, определенно, не понимала виконта.

Но как только она уже начала наслаждаться своим одиночеством, одна из дверей открылась, и в холл вошла молодая леди. Кэйт тут же узнала в ней Пенелопу Физеренгтон, которая была самой младшей из трех знаменитых сестер Физеренгтон. Вообще-то, Кэйт слышала, что вроде их четыре, но последняя была еще слишком мала для выхода в свет.

К сожалению, для сестер Физеренгтон, они были как раз знамениты своими неудачами на ярмарке невест. Прюденс и Филиппа выходили в свет уже третий год, и еще не получили ни одного предложения руки и сердца. У Пенелопы шел ее второй Сезон, и она, возможно, могла избежать участи матери и сестер, которые в свете были расценены, как полные простофили.

Кэйт всегда нравилась Пенелопа. Их обеих высмеяла леди Уислдаун за ношение платья не идущего им цвета. Кэйт с грустным вздохом отметила, что текущее платье Пенелопы, сделанное из желто-лимонного цвета заставляло смотреться бедную девочку безнадежно болезненной. Это было бы еще не так плохо, но вкупе с множеством оборок и рюшей это выглядело ужасно. Пенелопа не была высокой девушкой, и это платье сильно принижало её, она смотрелась в нем низенькой толстушкой.

Это было очень жалко, поскольку она могла бы выглядеть достаточно симпатичной, если бы кто-нибудь убедил её мать, что не стоит гнаться за модой, а позволить Пенелопе выбирать платья на её вкус. У нее было довольно привлекательное лицо с бледной, бледной кожей; рыжие, даже можно сказать, темно-рыжие волосы

Независимо, оттого как можно сказать, подумала Кэйт с жалостью, но её волосам, совсем не шло желто-лимонное платье.

— Кэйт! — воскликнула Пенелопа, закрыв за собой дверь, — Какая приятная неожиданность! Я и не думала, что ты будешь здесь.

Кэйт кивнула.

— Я думаю, мы получили самое последнее приглашение. Мы познакомились с леди Бриджертон лишь на прошлой неделе.

— Ммм, я знаю, я только что сказала, что удивлена, но на самом деле, я не удивлена. По-моему, лорд Бриджертон уделял все свое внимание твоей сестре.

Кэйт вспыхнула.

— Ну, да, — Кэйт запнулась, — Он уделял чересчур много внимания.

— Именно про это и говорят сплетни, — продолжила Пенелопа, — но не всегда им можно доверять.

— Я считала, что леди Уислдаун почти не ошибается, — сказала Кэйт.

Пенелопа лишь пожала плечами, и посмотрела на свое платье с отвращением.

— Когда она писала обо мне, она была, конечно, права.

— Ох, ты ошибаешься, — быстро сказала Кэйт, но они обе знали, что Кэйт просто была вежлива.

Пенелопа утомленно покачала головой.

— Моя мама считает, что желтый — счастливый цвет, а счастливая девушка быстрее поймает в свои сети мужа.

— Ох, дорогая, — смеясь, произнесла Кэйт.

— Но она не понимает, — продолжала Пенелопа, что такой оттенок счастливого желтого цвета заставляет меня выглядеть довольно несчастной и, наоборот, отталкивает от меня джентльменов.

— Ты предлагала ей зеленый? — спросила Кэйт.

Пенелопа покачала головой.

— Она не любит зеленый цвет. Говорит, что это цвет меланхолии.

— Зеленый? — недоверчиво спросила Кэйт.

— Я даже не стараюсь понять её.

Кэйт, одетая в зеленое платье, подняла рукав около лица Пенелопы, закрывая желтый цвет.

— Твое лицо как бы освещается в этом цвете, — сказала она.

— Не говори мне об этом. Это только сделает желтый цвет еще более болезненным.

Кэйт сочувственно ей улыбнулась.

— Я бы предложила тебе одно из моих платьев, но боюсь, оно будет волочиться по полу.

— Это очень любезно с твоей стороны, но лучше я подчинюсь своей судьбе. По крайне мере в этом году гораздо лучше, чем в прошлом.

Кэйт вопросительно подняла бровь.

— Ах, да. Ты же не была в свете в прошлом году, — Пенелопа вздрогнула.

— Я весила почти на два стоуна больше, чем сейчас.

— На два стоуна? — отозвалась эхом Кэйт. Она не могла в это поверить.

Пенелопа кивнула и сделала грустное лицо.

— Детский жир. Я просила маму не вынуждать меня выходить в свет до восемнадцати лет, но она считала, чем раньше, тем лучше.

Кэйт достаточно было бросить один взгляд на лицо Пенелопы, чтобы понять, что это было не хорошо для той. Она чувствовала некоторое родство с этой девушкой, даже учитывая то, что Пенелопа была младше её на три года. Они обе знали чувство богом забытой девушки, которая жмется в углу танцевальной комнаты; обе знали выражение на лице, когда тебя никто не пригласил танцевать, но ты делаешь вид, будто тебя это совсем не заботит.

— Я хочу сказать, — произнесла Пенелопа, — Почему бы нам ни спуститься на ужин вместе? Кажется оба семейства и твое, и мое задерживаются.

У Кэйт не было стремления побыстрее пойти в гостиную и разделить общество лорда Бриджертона, но ожидание Мэри и Эдвины, лишь отсрочит пытку на несколько минут, поэтому она решила спуститься вдвоем с Пенелопой.

Они обе сунули головы в комнаты матерей, проинформировали тех, и, взявшись за руки, направились вместе в гостиную.

Достигнув гостиной, они увидели, что большая часть гостей уже спустилась в гостиную, сплетничая и беседуя обо всех и обо всем, они ждали остальных гостей. Кэйт, которая до этого ни разу не была на приеме в загородном доме, с удивлением отметила, что каждый казался более расслабленным и более радостным, чем в Лондоне. Свежий воздух на них так действует, подумала Кэйт с улыбкой. Или должно быть, расстояние от города, ослабило строгие правила поведения, которые существовали в Лондоне. Независимо от этого, Кэйт решила, что предпочла бы эту атмосферу строгому Лондонскому обеду.

Она смогла увидеть лорда Бриджертона в комнате. Или если быть точной, подумала она, она смогла почувствовать его присутствие. Как только она почувствовала его стоящим возле камина, она постаралась не смотреть в ту сторону. Но, тем не менее, она могла чувствовать его присутствие.

Она знала, должно быть, она сошла с ума, но она могла поклясться, что знала, когда он наклонил голову, когда засмеялся, когда заговорил.

И она определенно знала, что он смотрит на нее. Она, ни с того ни с сего, почувствовала странный жар.

— Я и не осознавала, как много людей пригласила леди Бриджертон, — сказала Пенелопа.

Осторожно, стараясь не смотреть в сторону камина, Кэйт оглядела комнату, чтобы увидеть, кто здесь есть.

— О, нет, — наполовину прошептала, наполовину простонала Пенелопа, — Крессида Купер здесь.

Кэйт осторожно проследила за пристальным взглядом Пенелопы.

Если кто и мог посоревноваться с красотой Эдвины в Сезоне 1814 года, так это была именно Крессида Купер.

Высокая, стройная, с блестящими светлыми волосами и сияющими глазами. Вокруг нее всегда собиралась толпа ее поклонников. Но если Эдвина была добра и щедра, то Крессида, по мнению Кэйт, была просто сосредоточенной на самой себе невоспитанной ведьмой, кто радовалась, мучая и издеваясь над другими людьми.