Сентледжи (№2) - Любовное заклятие

— Я… умоляю, Сентледж… — прошептали сведенные болью губы Рэйфа прямо ему в ухо. — Убей меня!

Вэл отшатнулся, потрясенный. Не первый раз пациент, находящийся в столь жалком состоянии, умолял его об этом. Но никогда он не ожидал услышать подобную просьбу от гордого Рафаэля — последнего отпрыска когда-то могущественного рода надменных Мортмейнов. Было совершенно очевидно, что он умирает в страшной агонии, и Вэл ничего не может для него сделать. Вот только разве облегчить его последние часы с помощью…

Вэл уже почувствовал знакомое покалывание в пальцах, но тут же с ужасом отбросил эту мысль. Видит бог, было бы слишком жестоко требовать от любого человека, даже если его считают мучеником и святым, совершить такой подвиг, когда он сам страдает от невыносимой боли. А ведь здесь речь идет о его смертельном враге. Нет, он не может, просто не может — и все!

Но, когда Вэл склонился над Рэйфом, у него сжалось сердце. Рэйф весь скривился от невыносимой боли. Рыдание вырвалось из его груди, и единственная скупая слеза скользнула из уголка глаза вниз, по заросшей бородой щеке.

Вэл сомневался, что Рэйф Мортмейн вообще когда-нибудь плакал в своей жизни. Безотчетным движением протянув руку, он взял его за запястье и только потом понял, что просто не может не попробовать взять на себя хотя бы часть боли Рэйфа Мортмейна.

Вэл привычно заставил себя сосредоточиться, заблокировав все другие ощущения, кроме ощущения соприкосновения с рукой Рэйфа. Потом он мысленно растворил свое собственное тело, расплавил мышцы, кости, заставил раствориться собственные вены, чтобы перелить свои силы в тело умирающего.

…И ничего не произошло.

Кейт открыла глаза и почувствовала, как первые капли дождя упали ей на щеку. Костер грозился вот-вот потухнуть, а упрямый кусок угля в самом центре даже и не думал загораться.

Кейт не вполне была уверена, чего именно она ожидала, но определенно что-то все же должно было бы произойти. Она в отчаянии взглянула на книгу. Может, она неправильно произнесла заклинание? Или просто недостаточно убежденно?

— Миткэрил бокурум ипс, — повторила она уже громче и уверенней.

По— прежнему -ничего, Кейт тяжело вздохнула, собрала все свое мужество и, откинув назад голову, громко крикнула ветру:

— Миткэрил бокурум ипс!

На какое— то мгновение наступила зловещая тишина. А затем огонь вдруг вспыхнул с новой силой, взметнувшись в небо с яростным ревом.

Кейт вскрикнула и отшатнулась. Небо над головой взорвалось — темноту пронзил яркий зигзаг молнии и вонзился в стоячий камень, так что посыпались искры и запахло дымом, а вслед за этим раздался такой удар грома, что задрожала земля под ногами девушки.

Кейт закричала и, упав на землю ничком, натянула на голову плащ.

— О, мой бог! — Глаза Вэла едва не вылезли из орбит, когда на него вдруг нахлынули ощущения небывалой силы. Не просто боль, но сокрушающие волны агонии прокатились по нему. Впрочем, это он мог бы еще выдержать. Однако там было что-то еще, совсем иное, отвратительное, наводящее ужас.

Яростный поток невыносимых эмоций — ярости, горечи, отчаяния — неожиданно обрушился на него. Задыхаясь, Вэл попытался освободить руку, но Рэйф вцепился в нее с неимоверной силой. Как тонущий, который готов утащить на дно своего спасителя, он тянул Вэла в глубину мутного потока своего сознания — потока тьмы и ужаса.

Дыхание Вэла стало тяжелым, прерывистым, голова кружилась, красный туман застилал глаза. Он понял, что вот-вот потеряет сознание, и начал вырываться еще энергичнее, но с каждым моментом становился все слабее. Кристалл на шее раскачивался от его усилий, отбрасывая разноцветные блики. Наконец Вэл сделал последнее отчаянное усилие, и в тот же миг оглушающий удар грома прозвучал в его ушах, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Хватка Рэйфа ослабла, и Вэл откинулся назад, проваливаясь в кромешную тьму.

Дождь хлынул на землю сплошным ледяным потоком, последние язычки пламени потухли, сердито шипя. Кейт выбралась из своего укрытия в зарослях вереска, вся промокшая и дрожащая от холода, и сделала несколько шагов в сторону бывшего костра, чувствуя себя совершенно разбитой. По небу все так же мчались черные тучи, но гроза уже ушла куда-то в сторону.

Словно в оцепенении, Кейт некоторое время смотрела на то, что осталось от ее колдовства, а потом, дрожа, устремила взгляд в ночное небо. Что же она наделала? Она и сама не представляла, но ее не покидало ужасное чувство, что она только что выпустила на волю что-то темное и опасное…

Прижимая к груди промокшую книгу Просперо, Кейт спустилась с холма и отправилась домой.

Джим Спаркинс добрался до жилища Вэла, когда дождь уже кончился. Едва перешагнув порог, он вскрикнул от ужаса, увидев своего хозяина распростертым на полу прямо перед входной дверью. Джим наклонился над доктором, тряся его за плечо.

— Доктор Сентледж! Мастер Вэл! Хозяин!

Никакого ответа. На лице доктора застыло выражение такого ледяного спокойствия, что Джиму показалось, будто сейчас остановится и его собственное сердце. Лицо Валентина Сентледжа было белее снега и таким же холодным. Он выглядел… совсем мертвым.

Слепая паника овладела беднягой, но он постарался взять себя в руки и вспомнить то немногое, чему он научился, пока работал у доктора. Что в подобном случае следовало предпринять? Принести воды? Бренди? Пощупать пульс? Ага, вот оно! Он должен выяснить, есть ли пульс.

Джим взялся рукой за запястье хозяина и сжал пальцы, боясь подтверждения своим опасениям. Он был готов к тому, что ничего не услышит, но, к его изумлению, пульс доктора был абсолютно ровным, сильным и спокойным.

Почему же тогда мастер Вэл лежит здесь, такой холодный и застывший? Может, он упал? Потерял сознание? Может быть, на него напали грабители, пробравшиеся в дом? Однако, насколько мог судить Джим, вокруг не было никаких признаков чьего бы то ни было присутствия. Может быть, доктора подвела его больная нога и он упал, стукнувшись головой?…

Черт возьми, ведь недаром он не хотел уходить! Джим чувствовал, что сегодня ночью должно произойти что-то ужасное. Наверное, за долгие годы работы у одного из Сентледжей у Него тоже стали проявляться какие-то необычные способности.

Джим почесывал затылок, пытаясь решить, что же теперь делать, когда доктор неожиданно открыл глаза. Его зрачки были ненормально расширены, отчего глаза казались совершенно черными, однако взгляд был твердым и ясным.

Джим в волнении склонился над ним.

— Доктор Вэл! Вы меня слышите? Вам плохо? Что случилось? Вы упали?

Доктор приподнял голову и безучастно посмотрел на Джима. На мгновение у бедняги даже мелькнула ужасная мысль, что доктор Вэл не помнит, кто он такой. Однако через некоторое время Вэл пробормотал:

— Нет, я не упал. В меня ударила молния. У Джима открылся от изумления рот.

— Прямо здесь? В доме, сэр? Вы ведь лежите в холле!

— Да, действительно, — прошептал Вэл. — Как странно… Джиму пришла в голову новая ужасная мысль. Что, если с хозяином случился удар? Вот, взять, к примеру, мистера Питерса. После того как с ним приключился апоплексический удар, бедный старик сильно повредился головой.

Пока Джим с мрачным видом обдумывал эту возможность, доктор спокойно приподнялся и сел.

— Нет-нет, сэр, пожалуйста! Вам лучше полежать… Однако хозяин не обратил на его слова никакого внимания и сделал попытку встать на ноги. Джим поспешил поднять трость, но, когда протянул ее Вэлу, тот как ни в чем не бывало стоял посреди холла.

— Ва… ваша трость, сэр, — заикаясь произнес Джим, не веря своим глазам.

Доктор окинул его каким-то странным взглядом и сделал несколько шагов по комнате на совершенно здоровых, крепких ногах. Обеих здоровых ногах!

— Сэр! — во все глаза глядя на него, воскликнул Джим. — Ваша нога… Вы больше не хромаете! Что… что произошло?

— Я сам не знаю. Я не могу вспомнить. Должно быть, чудо. Вэл подошел к стоящему в холле зеркалу в позолоченной раме и стал рассматривать свое отражение так, словно никогда себя прежде не видел.

— Ну да, так и есть! Обыкновенное чудо, черт его возьми! — заявил он и, откинув назад голову, разразился громким смехом. Джим вздрогнул, услышав этот внезапный смех. Если доктор Вэл действительно выздоровел благодаря какому-то чуду, то он, Джим, должен был бы радоваться тоже. А вместо этого он почувствовал растерянность, как если бы вдруг оказался в самой гуще нелепого, но страшного сна.

Доктор несколько раз прошелся по комнате, с каждой секундой его шаги делались все более уверенными и твердыми. Наконец он вновь встал против зеркала, приподнял ногу, которая совсем еще недавно была увечной, и со всей силой топнул ею по полу.

— Что ты думаешь об этом, а, Джим? — спросил он, усмехнувшись.

— Это… это чудесно, сэр, — заикаясь, пробормотал Джим. — Но, может быть, вам следует быть поосторожнее и пока присесть? Вы что-то… на себя не похожи, сэр.

— Вот как? Ты так думаешь?

Доктор ближе придвинулся к зеркалу, изучая свое собственное отражение с большим интересом. Потом его губы растянулись в неком подобии улыбки, от которой Джима вдруг бросило в холодный пот.

Это зловещее змеиное выражение слишком сильно отличалось от обычной доброй мягкой улыбки доктора Вэла Сентледжа…

6.

Вся деревня была в огне.

Крытые соломой крыши полыхали и трещали, каменная кладка домов разваливалась, шпиль церкви Святого Иоанна рухнул, объятый ревущим пламенем. Кейт дрожащими руками попыталась раскрыть книгу Просперо, чтобы найти заклинание, которое могло бы остановить эту темную магию разрушения, но страницы слиплись. Все, что ей оставалось, это бежать отсюда без оглядки.

Улицы были окутаны клубами дыма, Кейт едва видела, куда идет, только слышала крики жителей, кричащих ей вслед:

— Вон она идет, держите!

— Это она во всем виновата!

— Ведьма! Колдунья!

— Повесить ее! Сжечь на костре!

Кейт в отчаянии оглянулась, пытаясь найти, куда бы спрятаться, но прятаться было негде. Ее преследователи приближались, она уже видела блеск их глаз даже сквозь густые клубы дыма.

Кейт споткнулась и упала, ухватившись за полу чьего-то алого плаща. Она подняла голову и увидела Просперо, грозно глядящего на нее сверху. Но толпа уже окружила ее, грубые руки схватили за волосы, за запястья, собираясь тащить прочь.

— Просперо! — закричала она. Но великий колдун покачал головой:

— Вам следовало бы прислушаться к моему предостережению, миледи. Очень опасно играть человеческими жизнями, используя черную магию…

— Нет!

Кейт принялась вырываться из рук толпы, она дралась, кусалась, царапалась, сражаясь за свою жизнь… Но все ее усилия привели лишь к тому, что она окончательно запуталась в простынях. Девушка открыла глаза и несколько раз моргнула, пока не поняла, что вдруг нет ни дыма, ни огня. Только безмятежные солнечные лучи, проникшие сквозь шторы в ее маленькую спальню, играют на расписанных розами золотистых обоях.

Кейт перевернулась на спину и облегченно вздохнула. Это был сон. Всего лишь еще один глупый сон из тех, что мучили ее всю ночь. Скрученные, сбитые простыни молчаливо свидетельствовали о том, со сколькими злыми демонами и рассерженными жителями деревни ей пришлось сражаться этой ночью.

Она с трудом выпуталась из простыней, обвившихся вокруг нее жгутами, и села на кровати, свесив ноги. Все ее тело ломило, в голове стучало, она чувствовала себя совершенно разбитой, как если бы…

Как если бы в нее ударила молния? Или она скатилась по холму, стараясь побыстрее убраться от загадочного древнего камня друидов? Или бежала домой под проливным ледяным дождем с градом?

Кейт поморщилась и заставила себя подняться. Через промокшую одежду, которую скинула с себя вчера, она просто перешагнула и пошла босиком по мягкому ковру к окну, протирая заспанные глаза. Прежде чем выглянуть на улицу, она помедлила в нерешительности. Ее вдруг охватил странный, почти мистический страх, что она увидит Торрекомб в руинах.

Но деревня предстала перед ее глазами в целости и сохранности, освещенная осенним солнцем. Утренние лучи высветили соломенные крыши уютных домиков; о вчерашней буре напоминали лишь валяющиеся сломанные сучья да грязные лужи на улицах. Надо думать, что ночные костры и дикие пляски разогнали всех ведьм на несколько миль вокруг.

Итак, деревня стояла на месте, их дом не был разнесен в щепки молнией. Кейт прижалась лбом к стеклу; облегчение, которое она испытала в первые минуты пробуждения, сменилось удивлением. Ей было очень трудно расшифровать все записи Просперо, относящиеся к любовным заклятиям. Но из того немногого, что удалось прочитать, она поняла, что, если заклятие вообще сработает, это будет заметно сразу, подобно вспышке молнии.

Что касается грома и молнии, то они определенно были. Однако что-то не видно, чтобы Вэл мчался к их дому, охваченный могучей страстью, и, срывая дверь с петель, стремился скорее заключить ее в свои объятия…

Может быть, она не вполне поняла записи Просперо? Или заклинание не оказывает действие так быстро, как она себе вообразила? А может, оно вообще не сработало?… Кейт отвернулась от окна и взглянула на книгу, которую накануне оставила на углу своего ночного столика. При дневном свете могущественная книга заклинаний выглядела как-то уж слишком мирно, как… обычный томик фольклора.

Кейт дотронулась до кожаного переплета, все еще мокрого после вчерашнего дождя. Она попыталась вызывать в себе то же состояние таинственного ожидания, предвкушения чуда и даже благоговейного ужаса, которые она пережила прошлой ночью. Но не почувствовала абсолютно ничего. Словно тот ледяной дождь, который загасил ее костер, потушил также и всякое волшебство.

Кейт с грустью смотрела на страницы книги, влажные от дождя. Чернила во многих местах расплылись. Когда Просперо увидит, что она сделала с его книгой, он устроит ей такие кошмары наяву, что ее ужасные сны покажутся ей детской забавой. Он живьем ее поджарит! Впрочем, это уже не имело никакого значения. Она проиграла. Отчего-то Кейт была в этом абсолютно уверена. Сейчас она уже не сомневалась, что после пережитого прошлой ночью страха никогда больше не осмелится иметь дело с такой темной и страшной силой. Кто она такая, чтобы полагать, будто способна справиться с тонким искусством колдовства, оттачиваемого веками? Да никто! Просто глупая, безнадежно влюбленная девчонка…

Так что же ей теперь делать? Кейт опустилась на стул рядом с ночным столиком и положила голову на руки, слишком опустошенная и уставшая, чтобы о чем-то думать.

Резкий стук в дверь вывел ее из оцепенения. Собрав остатки своей энергии, Кейт вскочила и поспешно набросила на книгу Просперо кружевную косынку. Впрочем, как оказалось, это была излишняя предосторожность. Ее комната могла быть завалена древними книгами с заклинаниями — служанка. Ворвавшаяся в ее комнату, едва ли заметила бы даже самого великого колдуна, так она была возбуждена.

— О мисс Кейт, вы наконец проснулись, слава богу! Вы должны спуститься. Мисс Эффи спрашивала о вас, она просто в ужасном состоянии.

«Боже, Эффи… — с тоской подумала Кейт. — Пожалуйста! Только не сейчас!»

— Что там стряслось? — спросила она.

— Да все эта миссис Белл! Она уже побывала здесь сегодня и, представляете, потребовала, чтобы ее пустили к мисс Эффи, хотя бедная хозяйка даже не успела выпить свой шоколад!

Кейт сразу напряглась, почувствовав, как у нее засосало под ложечкой. Местная белошвейка и портниха Элис Белл была самой известной в деревне сплетницей.

— Эта женщина наябедничала на вас, мисс Кейт, — продолжала Нэн возмущенно. — Она сказала мисс, Эффи, что вы убежали прошлой ночью и что вы брали свою лошадь из конюшни.

— Ах, дьявольщина!

— И в самом деле, мисс, — согласилась Нэн с сочувствием, хотя ее всегда несколько шокировали выражения девушки.

Кейт едва сдержалась, чтобы не выругаться покрепче. Она так надеялась, что в общей суете Хэллоуина ее отсутствия никто не заметит! Особенно Эффи, которая имела обыкновение устраивать истерики по малейшему поводу. К счастью, Эффи уже очень давно отказалась от мысли контролировать поступки Кейт, предпочитая пребывать в блаженном неведении по поводу того, что делает ее воспитанница.

Черт бы побрал Элис Белл с ее привычкой совать нос в чужие дела! Кейт готова была задушить ее своими руками. Если бы эта старая сплетница вкладывала столько же умения и энергии в работу с иголкой, Торрекомб уже заткнул бы за пояс Париж на мировом рынке моды.

Кейт с тоской посмотрела в окно. Только этого ей не хватает после всех разочарований сегодняшней ночи! Она почувствовала нестерпимое желание выбраться из комнаты по ветвям старого дуба и удрать куда-нибудь подальше. Она часто так делала в детстве, когда Эффи доводила ее до отчаяния, приставая к ней С куклами, лентами или примеркой нового платья. В таких случаях Эффи смотрела на Кейт своими печальными большими глазами, которые тут же наполнялись слезами, стоило Кейт хотя бы попытаться объяснить, что она вовсе не хочет новую куклу или новое платье. Все, что она когда-либо хотела, — это поскорее освободиться и убежать к Вэлу…

Кейт тяжело вздохнула. Эффи, конечно, временами казалась глуповатой, но была неизменно добра и великодушна. Кейт знала, что доставила этой доброй женщине более чем достаточно огорчений за все эти годы, а потому сейчас не имела права сбежать. Она бросила последний взгляд в окно, а затем повернулась к взволнованной Нэн и сказала с тоскливым вздохом:

— Скажи Эффи, что я сейчас же спущусь.

Пятнадцать минут спустя Кейт появилась в нижнем зале, одетая в скромное блекло-серое платье; этот цвет полностью соответствовал ее настроению. В ее облике не осталось и намека на ту ведьму-цыганку, что танцевала ночью возле костра, бормоча заклинания. Она скрутила свои непослушные черные волосы в низкий тугой пучок, хотя и опасалась, что он придает ей вид строгой старой девы. «А впрочем, почему бы нет? — подумала Кейт уныло. — Это, по-видимому, и есть мой удел».

Собравшись с духом, она подошла к двери гостиной. Было бы еще ничего, если бы Эффи начала читать ей нотацию, или браниться, или даже оттаскала бы за уши… Кейт могла бы вытерпеть и брань, и даже побои. Вот только слезы и горькие сетования она совершенно не могла выносить.

Сжав зубы, она повернула ручку — и осторожно вошла в странный мир, который представляла собой гостиная Эльфриды Фитцледж. В камине ревел огонь — Эффи обычно предпочитала такую жару, что в комнате можно было жарить каштаны. Она могла бы выращивать здесь тропические растения, если бы, конечно, нашла место для них среди всей этой беспорядочно наставленной мебели, которая была вся сдвинута так, что в голову невольно приходила мысль о враждующих армиях, идущих в бой друг на друга.

А еще здесь была коллекция часов. Дюжины самых разных часов висели на стенах, громоздились на каминной полке и полностью заполняли этажерку. Когда Кейт только приехала в этот дом, который здесь называли Розовый коттедж, она думала, что их постоянное многоголосое тиканье сведет ее с ума. Но со временем так привыкла, что почти совсем не замечала часов — за исключением того момента, когда все они разом начинали оглушительно звонить на разные голоса, отбивая каждый час.

Некоторые из этих хронометров были подарены благодарными Сентледжами в знак признательности за услуги Эффи в качестве свахи. Кейт же казалось совершенно невероятным, чтобы легкомысленная, взбалмошная Эффи и в самом деле обладала какой-то сверхъестественной способностью находить каждому Сентледжу его истинную любовь.

И в этот момент Эффи меньше всего была похожа на знаменитого Искателя невест, от которого зависит судьба могущественного рода. Она полулежала на кушетке, прижав ладонь ко лбу, все еще облаченная в ночную рубашку и халат. На трехногом столике рядом с ней стояли нюхательные соли и лежала куча смятых носовых платков. Однако Кейт сразу заметила, что, несмотря на трагическую позу Эффи, шторы на окне гостиной откинуты так, чтобы она могла видеть, кто идет по улице, и что под кружевным чепцом ее волосы, как всегда, аккуратно завиты. Для женщины, которой перевалило за сорок, Эффи довольно хорошо сохранилась, и ее волосы счастливо избежали седины. Правда, Кейт подозревала, что она просто выдергивает нежелательные серебряные ниточки, и даже боялась, что однажды Эффи выдерет все волосы и окажется просто лысой.

Насколько Кейт помнила, Эффи всегда отказывалась признавать неумолимый ход времени и одевалась и причесывалась, как молоденькая девушка. Но сегодня солнечный свет, заливающий комнату, был особенно безжалостен к ней, подчеркивая разрушительные следы прожитых лет, особенно заметные в линиях рта и морщинках вокруг глаз.

Когда Кейт осторожно закрыла дверь, Эффи повернулась к ней со скорбным вздохом.

— Ох, Кейт, Кейт! — воскликнула она дрожащим голосом, протягивая к ней руку.

За долгие годы общения с Эффи Кейт успела убедиться, что самый лучший способ справляться с ее плохим настроением — это сохранять бодрый, веселый тон. Поэтому она решительно направилась к ней, обходя многочисленные предметы на своем пути.

— Ну, Эффи, и что это все значит? — спросила она спокойно.

— Ох, Кейт! Миссис Белл была здесь сегодня утром и рассказала мне ужасные вещи о тебе!

— Миссис Белл — чертова… я хочу сказать, известная сплетница. Нашла, кого слушать!

— Но она узнала об этом от мистера Уэнворта, а он — прекрасный человек и настоящий джентльмен, хотя всего лишь хозяин гостиницы. И он сказал…

Губы Эффи подозрительно задрожали. Кейт поспешно протянула ей еще один платок. Эффи вытерла глаза и громко всхлипнула, прежде чем продолжить.

— Он сказал, что ты… оседлала Уиллоу и ускакала куда-то посреди ночи!

— Это было вовсе не посреди ночи, а гораздо раньше.

— Но ты все же уехала, когда уже было темно! Как ты могла, Кейт?! Скакать по окрестностям одна, ночью… Это не просто неприлично, это очень опасно! С тобой могло случиться абсолютно все, что угодно!

— Но ведь не случилось же, — заметила Кейт, с ее точки зрения вполне разумно. Придвинув покрытую гобеленом скамеечку для ног, она села рядом с кушеткой. — Ты видишь меня перед собой — в целости и сохранности.

Однако Эффи нельзя было так просто успокоить.

— Кейт, ты уже не ребенок, подумай о своей репутации!

— О какой репутации? — с горечью спросила Кейт. — Большинство жителей Торрекомба уверены, что я, скорее всего, дитя дьявола от какой-нибудь цыганки.

— Это только потому, что ты изо всех сил стараешься доказать им, что они правы. Если ты не хочешь думать о своей репутации, подумай хотя бы о моей! — Эффи вновь прибегла к помощи платка. — Теперь все считают, что я совершенно ужасная мать!

— О нет, Эффи! Никто так не думает. Они считают просто, что ты совершила ужасную ошибку, взяв меня в дочери. Я до сих пор не понимаю, почему ты выбрала именно меня.

— Потому, что ты была самой хорошенькой, самой миленькой девочкой, какую я когда-либо видела.

— Эффи! — Кейт закатила глаза. — Я всегда была худшим кошмаром для любой матери. Такой и осталась.

— Нет-нет, дорогая, никогда так не говори! — Эффи нежно погладила ее по щеке своими тонкими пальцами. — Просто временами ты бываешь… чуть более живой и непоседливой, чем хотелось бы.

Кейт спрятала улыбку и ласково сжала руку Эффи.

— Извини меня, я правда очень сожалею, что снова расстроила тебя. Но я обязательно должна была уехать сегодня ночью. Это было необходимо.

— Необходимо? Дитя мое, что же такого важного ты должна была сделать в темноте, ночью?

Кейт опустила взгляд, избегая смотреть в печальные, обеспокоенные глаза Эффи. В детстве Кейт была очень искусной лгуньей, а Эффи — доверчивой, как ребенок. Ее было так легко обмануть. Может быть, поэтому Кейт всегда испытывала необъяснимую неловкость, если приходилось ей врать, и старалась делать это как можно реже. Однако сейчас о том, чтобы сказать правду, не могло быть и речи. Если, конечно, она не хотела, чтобы у ее приемной матери случился апоплексический удар.

Кейт заставила себя беспечно пожать плечами.

— Ты ведь знаешь меня, Эффи. Я совершенно не могу долго усидеть на одном месте, как какая-нибудь благовоспитанная мисс за вышиванием. Иногда в меня вселяется бес, и тогда я беру свою лошадь и скачу куда глаза глядят, чтобы дать выход энергии и побыть одной.

— А ты была одна, Кейт? — тихо спросила Эффи.

— Ну конечно, почему ты спрашиваешь? — Кейт была просто потрясена этим вопросом. — Где же ты найдешь такого сумасшедшего, чтобы поехать со мной ночью в Хэллоуин кататься верхом?

Эффи наклонила голову, беспокойно теребя кружева на платочке.

— Ну, ты ведь теперь уже взрослая девушка, и… Прогулки верхом при луне вдоль берега — это довольно романтично. Я всегда так думала. Я ведь тоже была молода — и довольно своевольна, знаешь ли. Я понимаю, как легко можно уговорить девушку, чтобы… чтобы…

Кейт смотрела на нее во все глаза. Сначала она даже не поняла смысла всей этой сбивчивой речи, а когда поняла, то недоверчиво рассмеялась.

— Боже мой, Эффи! Не могла же ты на самом деле подумать, что у меня было тайное любовное свидание прошлой ночью! Существует только один мужчина, которому я охотно позволила бы соблазнить меня такой вот лунной ночью, да только, к сожалению, он для этого слишком благороден. Ты ведь знаешь, что я всегда была влюблена в…

— Нет! Не говори этого! — воскликнула Эффи, резко садясь на кушетке. Она даже зажала рукой рот Кейт, чтобы не дать ей произнести имя, которое так хорошо знала.

Ласково, но решительно Кейт отвела руку Эффи.

— Скажу я или нет, это ничего не изменит. Я люблю Вэла Сентледжа и всегда буду любить.

— О, мой бог! — Эффи побледнела и схватила бутылочку с нюхательной солью. — Я так молилась, чтобы у тебя это прошло! Ты ведь даже не упоминала об этом последнее время…

Кейт тяжело вздохнула. Она как раз и перестала говорить об атом, потому что малейшее упоминание ее чувств к Вэлу вызывало у Эффи такую же точно реакцию, как сейчас. Ее руки так дрожали, что Кейт пришлось самой открыть бутылочку. Эффи, поднеся ее к носу, сделала глубокий вдох и устремила на Кейт свои огромные умоляющие глаза.

— Твои чувства к Валентину — это всего лишь детское увлечение, которое скоро пройдет. Должно пройти!

— Каждый считает своим долгом сказать мне об этом. И все из-за какой-то дурацкой легенды! — Кейт через силу улыбнулась, но улыбка получилась довольно вымученной. — Ты — великий и мудрый Искатель невест, Эффи. Почему бы тебе не изменить один раз правилам и не выбрать меня для Вэла Сентледжа?

Эффи была так потрясена этим предложением, что Кейт тут же пришлось ее успокаивать.

— Я просто пошутила. Я не верю в эту легенду, но даже если бы это было правдой, такие сказки имеют значение только для золотоволосых принцесс, вроде Розалинды Сентледж. А вовсе не для таких никому не нужных незаконнорожденных найденышей, как я.

— О, Кейт! Пожалуйста, не говори так!

Лицо Эффи сморщилось, и она залилась слезами, заставив Кейт пожалеть, что не откусила себе язык. Она знала, что добрая и мягкосердечная Эффи совершенно не выносила упоминаний о тяжелом прошлом Кейт, о том мрачном, ужасном доме, в котором она впервые ее увидела. Временами девушке казалось, что Эффи предпочитает думать, будто она нашла ее в тростниковой корзине, плывущей по реке, как в легенде о Моисее. Хотелось бы Кейт так же легко выбросить из памяти все темные воспоминания своего раннего детства!

Некоторое время Кейт наблюдала за Эффи, которая горько плакала, прижав к глазам носовой платок. Это был один из тех редких моментов, когда Кейт сама была готова заплакать. Ее сердце разрывалось при мысли о Вэле, о своей безнадежной любви к нему. И ей вдруг очень захотелось узнать, а каково это — оказаться в объятиях настоящей матери, рассказать ей о своих бедах, почувствовать, как ее обнимают родные руки, и услышать слова утешения…

В отношении Эффи Кейт давно поняла и приняла безропотно, что, как бы та ее ни любила, сколько бы ни покупала лент и нарядных платьев, самое главное она была не в состоянии ей дать. Потому, что из них двоих именно Кейт была сильнее… Она обняла маленькую хрупкую женщину, прижала ее к себе и погладила по плечу. При этом глаза Кейт были сухими и бесконечно усталыми.

Эффи еще несколько раз всхлипнула и, подняв заплаканные глаза, попыталась улыбнуться.

— Я знаю, в чем тут дело. Ты просто еще не видела мир. Мы должны уехать отсюда, Кейт! Мы можем поехать в Лондон…

— В Лондон?!

Кейт выпустила Эффи из объятий и недоверчиво уставилась на нее. Страшные образы сразу же всплыли в ее памяти: грязные улицы, узкие коридоры с крысами, голодные дети с безнадежным отчаянием в глазах, слишком ожесточенные для своих лет.

— Эффи! Лондон — это последнее место, куда я бы хотела поехать!

— Но я же не имею в виду возвращаться в этот… в это страшное место. — Эффи не могла себя заставить даже произнести слово «приют». — Мы поедем в красивую часть города, где живет моя кузина, жена баронета. Она принята в самом лучшем обществе… — Лицо Эффи мгновенно просветлело, она в волнении сжала руки. — О, ты только вообрази, Кейт! Театры, балы, вздохи обожателей… Лондонский сезон, о котором мы так мечтали!

— Это ты мечтала, Эффи, — мягко возразила Кейт. — Не я.

— Мы не всегда можем понять, о чем на самом деле мечтаем, Кейт. А тем более — осуществить свои мечты. — Странное выражение вдруг промелькнуло в глазах Эффи. Такой печальной, всепонимающей мудрости Кейт никак не ожидала увидеть на лице Эльфриды Фитцледж. Но уже в следующее мгновение на нем появилось обычное беззаботное и добродушное выражение. Она принялась оживленно болтать, рассказывая о тех замечательных вещах, которые ждут их с Кейт в Лондоне.

Кейт вовсе не собиралась никуда уезжать от Вэла, а тем более так далеко. Но она даже не попыталась прервать Эффи.

По крайней мере та перестала плакать, а главное — перестала ее расспрашивать о том, что она делала в канун Дня Всех Святых вдали от дома.

— Кейт, сходи к Джону и скажи, что мне надо будет отправить письмо сегодня во второй половине дня. И еще я должна посоветоваться с миссис Белл: нам нужно несколько новых платьев для нашего путешествия.