Сентледжи (№2) - Любовное заклятие

Она взволнованно уставилась на него, отыскивая признаки того, что он шутит, дразнит ее, как обычно. Но хотя лицо Виктора сохраняло привычное высокомерное выражение, глаза смотрели абсолютно искренне, что окончательно привело Кейт в замешательство. Она была так потрясена, что не могла произнести ни слова, не могла двинуться с места. Виктор воспользовался моментом и обнял ее за талию.

Черт возьми! Да он, кажется, собрался поцеловать ее прямо здесь, у дверей дома! Это привело Кейт в чувство, и она в последний момент успела заслониться от него руками.

— Виктор! Прекрати сейчас же!

Но он, не обращая внимание на ее сопротивление, продолжал сжимать ее в объятиях, стараясь притянуть к себе ближе.

— Моя дорогая, моя милая девочка, — прошептал он, задыхаясь. — Скажи, что будешь моей…

— Нет! Ты что, спятил? — вскричала Кейт, изо всех сил пытаясь оттолкнуть его: она никак не ожидала, что Виктор может быть таким сильным. — А как же твоя Найденная невеста? Как же Молли? — продолжала она в отчаянии, все еще надеясь привести его в чувство. — Если ты не женишься на ней, то будешь… проклят!

— Я готов всем рискнуть за твой единственный поцелуй! Он наклонился к ней, опаляя своим дыханием, но Кейт в последний момент удалось отвернуться, и его губы лишь скользнули по ее щеке. Она продолжала бороться с ним, стараясь оттолкнуть, но тщетно. Виктор прижал ее к двери дома и сам приник к ней всем телом.

— Если ты сейчас же не отпустишь меня, то очень сильно об этом пожалеешь, — процедила Кейт сквозь стиснутые зубы.

— О, Кейт, любимая! — простонал Виктор, припав губами К ее виску. — Ты разбиваешь мне сердце!

— Вовсе нет. Всего лишь собираюсь разбить тебе голову! Кейт с силой вывернулась; ей удалось ударить его кулаком в челюсть. Не слишком сильный удар, но он достиг цели — Виктор отшатнулся. Она ударила его еще раз в грудь и, окончательно освободившись, резко развернулась и вбежала в дом. Захлопнув дверь, она закрыла ее на щеколду и в изнеможении прислонилась к ней спиной. К ее ужасу, Виктор тотчас же принялся колотить в дверь и умолять через замочную скважину:

— О, Кейт, прости меня! Я не хотел так набрасываться на тебя. Это все из-за того, что я обожаю тебя. Пожалуйста, позволь мне войти, чтобы я мог вымолить у тебя прощение.

Кейт подавила стон и закатила глаза.

— Я тебя прощаю, Виктор. А теперь, пожалуйста, уходи.

— Но я не могу так уйти! Ты должна поверить, что я буду любить и беречь тебя вечно! — Он начал стучать еще громче. — Кейт, пожалуйста, открой дверь!

Кейт поморщилась, окинув взглядом пустой холл. Если Виктор не прекратит это безумие, скоро сюда сбегутся слуги, а может, и Эффи. Если же ее опекунша обнаружит, что здесь происходит, то скорее всего тут же упадет замертво.

Кейт обернулась и крикнула через дверь:

— Уходи, Виктор, не то я… Клянусь, что пошлю за лордом Анатолем!

Это была пустая угроза: хозяин замка Ледж, грозный лорд Анатоль Сентледж, отец Вэла, уехал как раз сегодня утром. Ему захотелось навестить своего старого друга и кузена доктора Мариуса. Но Виктор, очевидно, этого не знал, так как тут же перестал дубасить в дверь. Кейт немного перевела дух, а когда стало ясно, что удары не возобновятся, она бросилась в гостиную и осторожно выглянула в окно.

Спрятавшись за занавесками, Кейт наблюдала, как молодой человек, понурив голову, брел к своему экипажу.

— О боже, пожалуйста, пусть Виктор засмеется! — взмолилась Кейт. — Пусть расскажет своему кучеру, какую веселую шутку сыграл сейчас с глупенькой мисс Фитцледж!

Однако ее молитвам не суждено было быть услышанными. В выражении лица Виктора не было заметно ни тени веселья. Его шаги потеряли былую упругость. Он тяжело, словно нес огромный груз, забрался в экипаж и взял вожжи из рук своего слуги. Никогда еще Кейт не видела этого самоуверенного молодого человека в таком подавленном состоянии. Прежде чем уехать, он бросил такой тоскливый взгляд в сторону коттеджа, словно она и в самом деле разбила ему сердце.

Кейт задернула шторы и отошла от окна. О господи! Что же она наделала?!

«Ничего. Ровным счетом, ничего!» — постаралась она убедить себя. Что бы там Виктор ни говорил о молниях, это просто случайное совпадение. Ее любовное заклятие было направлено на Вэла, а не на Виктора. Ведь она же написала инициалы Вэла на куске угля. «В. С.» — то есть Вэл Сентледж.

«А также Виктор Сентледж…» — вдруг пришла ей в голову простая мысль.

Нет! Кейт зажмурилась изо всех сил, пытаясь подавить нарастающую панику. Это было просто невозможно! Она думала только о Вэле, когда колдовала у костра! Кроме того, она же сама видела, как Вэл изменился, а одно заклинание не может подействовать на двух совершенно разных людей. Или может?…

Кейт была уверена, что нет, и все же лучше было бы заглянуть еще раз в книгу. Выбежав из гостиной, она опрометью бросилась вверх по лестнице, едва не столкнувшись по пути с Нэн.

— О, мисс Кейт! Мне кажется, я только что слышала, как кто-то стучится в дверь…

— Нет. Там никого нет.

Не обращая внимания на пристальный взгляд горничной, Кейт поспешила в свою спальню. Захлопнув за собой дверь, она кинулась к столику у кровати и схватила кружевную косынку, которую бросила туда, что закрыть книгу Просперо сегодня утром. Или только собиралась бросить… Как бы там ни было, книги на столике не оказалось.

Кейт нахмурилась, пытаясь вспомнить, куда же она ее могла положить, потом открыла верхний ящик комода. Затем следующий. И еще один. Потом она перешла к своему туалетному столику с зеркалом, потом к гардеробу, к маленькому письменному столу… С каждой минутой ее поиски становились все более лихорадочными. Полчаса спустя она уже перевернула всю свою комнату вверх дном — и все без толку. Чувствуя странную слабость в ногах, Кейт опустилась на уголок кровати. Ее мутило. Он едва могла поверить в то, что произошло.

Книга заклинаний великого колдуна исчезла.

Вэл резким движением захлопнул ставни.

Из окна библиотеки он минут десять наблюдал за тем, как садилось в море солнце, осветив небо огненно-красным заревом. Золотые, с кровавым оттенком лучи, словно жадные пальцы, тянулись к нему по воде. Вэл глубоко вздохнул, чувствуя, как дрожат его собственные руки, и в который уже раз спросил себя, что же с ним случилось.

Он ничего не помнил и знал лишь, что прошлой ночью произошло что-то очень дурное. И сейчас было не лучше. Его слуги прекратили все свои попытки вызволить его из этого странного добровольного заточения. Даже Джим, казалось, боялся вновь потревожить его, и Вэл не мог его за это винить. Всю вторую половину дня он рычал и бросался на каждого, кто осмеливался приблизиться к библиотеке, приказывая всем убираться к дьяволу и оставить его наконец в покое.

Нет, он не желал чая. Он не хотел ужинать. Все, что он сейчас хотел, это…

Кейт!

Ты, чертов идиот! Почему ты позволил ей уйти?!

Вэл схватился дрожащими пальцами за оконную раму. Даже сейчас он продолжал сражаться со своим невероятным, ошеломляющим желанием схватить ее в объятия и отнести прямо в свою постель. И почему, черт побери, он не сделал это?! Ведь сама Кейт вовсе не возражала… Она откровенно показала, что тоже хочет его… так страстно, так доверчиво, и… боже, о чем он только думает?!

Вэл с силой прижал ладонь ко лбу, будто хотел выдавить из себя свои темные желания. Ведь женщина, которую он так яростно желает, — это же его маленькая Кейт, его дикарочка, его дорогой друг! А он был так близок к тому, чтобы соблазнить ее, взять прямо здесь, на кушетке. Он был готов ограбить ее, отобрав единственное сокровище — ее невинность; навсегда погубить эту юную женщину, которую он поклялся защищать даже ценой собственной жизни…

Вэл не раз слышал ту часть легенды, о которой мало кто знал из непосвященных. Каждому мужчине из рода Сентледжей, вступившему в пору зрелости, рассказывали о странном состоянии, похожем на лихорадку, о невыносимой боли в душе, которая начинает преследовать человека, когда приходит его время, и Искатель невест отправится на поиски его нареченной… Вэл очень сомневался, что это ощущение может быть тяжелее той агонии, которую он испытывал сейчас, сильнее того голода, который Кейт возбуждала в нем. А ведь она даже не была его Найденной невестой!

Вэл провел дрожащими пальцами по волосам. Он не узнавал себя и не мог понять, что же с ним не так. Словно что-то замутило его обычно ясную голову, и все представления о том, что есть добро и зло, которые всегда были так важны для него, вдруг начали расплываться. И в то же время все примитивные, грубые эмоции и темные желания, которые он старательно подавлял в себе, вдруг всплыли на поверхность.

У него не имелось никаких разумных объяснений тому, с чего началось это резкое сползание в безумие. Ясно было одно: это как-то связано с его чудесным исцелением, которое произошло прошлой ночью.

Прошлая ночь… Вэл прикрыл глаза рукой. Он бы продал сейчас душу дьяволу, чтобы узнать, что случилось с ним прошлой ночью!

Вэл невесело рассмеялся. А может, он уже это сделал? Обменял свою душу на то, что носит сейчас под рубашкой.

Пальцы его скользнули по груди, нащупывая цепочку и осколок камня. Он даже не осмеливался взглянуть на него весь этот безумный день, но сейчас вытянул дрожащими пальцами кристалл из-под рубашки и поднес его к свету. Это был всего лишь осколок великолепного колдовского камня, вставленного в рукоять фамильного меча Сентледжей. Однако даже этот небольшой сверкающий кристаллик обладал такой завораживающей красотой, что Вэл не мог оторвать от него взгляда.

Но каким образом к нему попал этот давно пропавший кусок кристалла? Он не мог ничего вспомнить, как ни пытался. Здесь не могло обойтись без Рэйфа Мортмейна, но если Рэйф вернулся в Торрекомб после стольких лет отсутствия, он не остался бы незамеченным. Ведь не призрак же он!

А впрочем, так ли уж важно, откуда взялся этот кристалл? Теперь он принадлежал ему! Вэл осторожно погладил сверкающие грани похожего на сосульку обломка. Он чувствовал себя так, словно все, чего он хотел когда-то, о чем мечтал, было теперь заключено в этом мерцающем маленьком…

Нет! Вэл вздрогнул, потрясенный этой мыслью. Кристалл явно обладал какой-то странной властью над ним, а ведь он даже ему не принадлежал. По праву он должен быть возвращен его брату Лансу, владельцу меча Сентледжей.

Вэл снял с шеи цепочку, удивляясь тому, как тяжело ему оказалось это сделать. Крепко сжав кристалл в ладони, он обвел библиотеку взглядом, раздумывая, куда бы его положить до завтрашнего дня. Он направился к своему письменному столу и, достав из ящика маленький пустой кошелек, положил туда кристалл на цепочке. Но не успел он убрать кошелек обратно в ящик стола и повернуться, как его остановила резкая боль.

Боль в ноге вернулась! Ужасная, пронзающая все тело, нестерпимая — она заставила его сжать зубы, чтобы сдержать крик. Вэл судорожно вздохнул, пытаясь поскорее добраться до кушетки, пока еще не потерял сознание. Похоже было, что время действия чуда кончилось.

Но, растирая больное колено, Вэл внезапно все понял. Его исцеление было каким-то образом связано с кристаллом. Ему нужно просто достать его И снова надеть на шею. Но когда он уже начал подниматься, какое-то внутреннее чувство остановило его. Нет, он больше никогда не прикоснется к кристаллу!

Вэл упал на подушки, пытаясь массировать пульсирующее от боли колено. Боль была адская — почти такая, как в первые часы, когда он получил свое увечье. Это произошло в тот ужасный день в Испании, когда он нашел Ланса, раненного на поле сражения. Его беспечный братец тогда слишком часто испытывал свою безрассудную храбрость.

— Держись, Лапе! Я иду! — гаркнул Вэл, пытаясь перекричать гул канонады и стоны умирающих.

Он изо всех сил прокладывал себе дорогу сквозь едкие клубы дыма туда, где лежал его брат, истекая кровью, с кровавым месивом на месте правого колена. Его сердце сжалось от страха, когда он опустился рядом, дрожащими руками доставая медикаменты и бинты.

— Все в порядке, Ланс, — сказал он. — Я здесь. Я помогу.

— Не-ет!

Ланс уже почти терял сознание от боли, но попытался отползти от брата. Однако Вэл схватил его за руку и крепко сжал.

— Оставь меня, черт возьми!

Ланс попытался выдернуть руку. Даже сейчас, сквозь эту невыносимую боль, он чувствовал, что собирается сделать Вэл, и не хотел этого допустить.

Но Вэл не колебался ни секунды. Действуя быстро и решительно, он мысленно открыл свое тело навстречу брату, которого любил больше жизни, заставив перетекать его боль по своим жилам.

— Нет! Дьявольщина! Вэл, не смей! Не делай этого! Оставь меня… — хрипел Ланс.

— Все в порядке, брат. Я смогу забрать ее, — сказал Вэл, хотя боль была такая, что ему пришлось сжать зубы. — Просто держись.

Но он почти сразу почувствовал, что все пошло совсем не так, как надо. Вэл и теперь не понимал как следует, что же тогда произошло, однако он взял в себя не просто боль брата, но и само увечье тоже. Это был единственный случай в жизни Вэла, когда он полностью утратил способность управлять своими сверхъестественными способностями. Впрочем, прошлой ночью с ним, кажется, произошло то же самое…

Вэл глубоко вздохнул. Словно яркая вспышка, появилось воспоминание. Он стоит на коленях в холле, наклонившись над кем-то, пытаясь помочь. Это мужчина… мужчина, который умирает в страшной агонии. Вэл закрыл глаза, напрягая память. Гроза. Была сильная гроза, гремел гром и сверкали молнии. Кусок кристалла свисал с цепочки, надетой на шею. Кто-то схватил его за руку так сильно, что Вэл никак не мог освободиться, никак не мог прекратить контакт…

Боже! Почему же он не может вспомнить?! Воспоминание стало тускнеть и совсем растаяло. Все усилия вызвать его снова доставляли ему не меньше муки, чем больная нога. И все же ему казалось очень важным вспомнить — словно сама его жизнь зависела от этого.

Так что же случилось с ним прошлой ночью? Что-то очень темное и ужасное. Что-то связанное с бурей, с кристаллом и с его старым врагом…

И тут перед ним возникло лицо — незнакомое, и в то же время…

Это был Рэйф Мортмейн!

8.

В порту вовсю кипела жизнь.

Грузчики перетаскивали корзины и бочонки, загорелые суровые моряки прохаживались по причалу в поисках нанимателей. Вдоль пристани выстроилась вереница экипажей; суетились пассажиры, выгружая и перетаскивая свои дорожные сундуки. Всюду сутолока, шум, крики и ржанье лошадей.

Груз

Но даже среди этой толпы, где каждый был занят своими делами, невольно обращал на себя внимание — особенно внимание дам — высокий джентльмен в темно-синем плаще. Несмотря на гражданскую одежду, в нем сразу угадывался морской офицер. Он обладал отменной военной выправкой и держался с достоинством. Серебряные нити в темных, аккуратно подстриженных волосах придавали шарм резким благородным чертам его лица. И хотя для моряка его кожа была слишком бледной, любая леди сразу принимала его за капитана одного из стоящих в порту судов, ибо в нем с первого взгляда угадывалась властность и привычка командовать.

На самом же деле Рэйф Мортмейн еще никогда не чувствовал себя более неуверенно, чем сейчас. Он шел вдоль вереницы экипажей, зажав в руке дорожную сумку, и старался смотреть только прямо, не встречаясь ни с кем взглядом. И не только потому, что за его голову была назначена награда.

Рэйф чувствовал себя чертовски странно, неуверенно, словно это был вовсе не он. Так, наверное, чувствовал бы себя человек, одной ногой стоящий в могиле и вдруг обнаруживший себя в мире живых. Впрочем, ведь именно это с ним и произошло. По всем правилам он должен был быть уже трупом. Так почему же он до сих пор жив?

Рэйф подошел ближе к воде и глубоко, полной грудью вдохнул свежий морской воздух, чувствуя, как играет сила в его окрепшем теле. Это было самое настоящее чудо, дьявол его возьми! И он должен был бы радоваться. И какая-то часть его действительно радовалась, но в глубине души Рэйфа что-то чертовски сильно тревожило.

Что— то очень странное случилось с ним в канун Дня Всех Святых.

Когда это было? Вчера? Два или три дня тому назад? Его воспоминания об этом были слишком смутными. Он даже не помнил, как выбрался из Торрекомба и добрался до Фалмута, как нашел спрятанные там деньги и одежду.

Эта потеря памяти очень беспокоила его. И все же когда он проснулся сегодня утром в гостинице «Красный Лев» и увидел себя в зеркале, ему прежде всего захотелось позаботиться о своей внешности. Хотя Рэйф никогда не был излишне тщеславен, все же он старался сохранять опрятный вид настоящего морского офицера.

После того, как в номере побывал цирюльник, Рэйф наконец-то вновь почувствовал себя человеком. Теперь было бы хорошо… Он машинально потянулся к шее, туда, где обычно висела цепочка с кристаллом… Теперь ее не было.

Должно быть, он как-то избавился от этой проклятой вещицы, вот только будь он проклят, если помнит, как! Отрывочные картинки сверкнули в его памяти: одинокий дом на берегу, Вэл Сентледж, подхвативший его, когда он свалился прямо у порога, склонившееся над ним лицо, ужасный блеск кристалла…

А затем — ничего. Он не мог ничего вспомнить вплоть до своего возвращения в Фалмут. Возможно ли, что доктор, получив этот чертов кристалл, умер вместо него? Отчего-то Рэйф не верил в это, хотя если Вэл и не умер, то, скорее всего, очень скоро пожалеет об этом.

Но, может быть, черная магия кристалла не подействует на доктора так, как на него, Рэйфа? В конце концов, ведь это кусок от меча Сентледжей, а Вэл был Сентледжем — и притом самым невыносимо скучным и пресным из них. Как это там его дорогой друг Ланс дразнил своего благородного братца? Святой Валентин! Не исключено, что зло вообще никогда не касается таких людей.

Рэйф нахмурился. Как-то так получалось, что он вроде даже надеялся, что кристалл не принесет вреда Вэлу, а ведь это самый настоящий абсурд. Он готовил свою месть несколько месяцев, Валентин Сентледж всегда был его заклятым врагом, и он ненавидел этого человека, ведь так?

Рэйф потер висок, пытаясь вновь вызвать в себе былую обиду, гнев, горечь… Но как-то так вышло, что эти темные эмоции, разъедающие его душу годами, вдруг исчезли. Так же, как и кристалл. Он вдруг почувствовал себя начисто вытертой доской. Ощущение было очень неприятным, даже пугающим.

Рэйф попытался отогнать от себя эти тревожные мысли и сосредоточиться на своем нынешнем положении. Прикрыв рукой глаза от яркого блеска отраженного в воде солнца, он принялся рассматривать лес мачт, высящихся на фоне лазурного неба, пока не заметил «Вентуру» — купеческое судно, на котором намеревался отплыть в Восточную Индию и даже уже оплатил свой проезд. Ему было абсолютно все равно, куда плыть, — лишь бы вновь почувствовать под ногами качающуюся палубу, услышать плеск волн, нашептывающих о дальних странах, свободе и приключениях. Этой странной тяги к дальним странствиям он не ощущал в душе с тех самых пор, как был совсем молодым человеком.

Как бы то ни было, здесь его больше ничего не держало. Он никогда не любил Корнуолл. Негостеприимный берег в который раз доказал, что его здесь не ждет ничего, кроме несчастий, — как, впрочем, и всех остальных Мортмейнов, включая его собственную мать. Земля несбывшихся надежд и разбитых мечтаний… На этот раз он больше не вернется сюда и даже не оглянется. Но ему пока ни к чему спешить подниматься на борт:

«Вентура» отплывет не раньше вечернего отлива. А значит, у него еще есть время.

Зайдя в небольшую таверну возле причала, он купил себе хлеба и сыра. Ему бы посидеть в темном углу таверны до отплытия судна, но Рэйф устал прятаться в тени. Не в силах устоять против соблазна прогуляться по солнышку, он вышел на улицу и с удовольствием подставил лицо легкому морскому бризу, раздувающему волосы.

Рэйф медленно брел по узкой улочке, выложенной булыжником, и с наслаждением жевал хлеб с сыром, удивляясь сам себе. На протяжении последних месяцев у него вообще не было аппетита, а сейчас ему казалось, что он не ел в своей жизни ничего вкуснее, чем эта простая еда. Он с удовольствием ощущал грубоватую корочку ароматного хлеба на языке, мягкий вкус сыра, смакуя их так, словно это были изысканные деликатесы французской кухни. Рэйф не помнил, чтобы когда-нибудь раньше его ощущения были такими острыми, чтобы он был так настроен на удовольствие. И самым большим из всех удовольствий оказалось просто ощущать, что ты живешь.

Покончив с едой, Рэйф задержался у стеклянной витрины и долго, с некоторым удивлением разглядывал собственное отражение. Когда это он успел так поседеть? Его когда-то черные густые волосы сейчас отливали серебром. Конечно, это неудивительно для человека, которому перевалило за сорок. Он не молодеет. Но по лицу этого не скажешь. После того, как сбрили бороду, он стал выглядеть гораздо моложе и как-то… ранимее.

— Мама, мама, пожалуйста, не бросай меня! Детский крик резанул Рэйфа, словно холодная сталь ножа. Он вздрогнул, боясь, что это ему почудилось, что это эхо из тумана его собственных воспоминаний, ставших ночными кошмарами.

— Мамочка, пожалуйста!

Когда крик прозвучал снова, Рэйф обернулся. Всего в нескольких ярдах от него перед одним из домов, обращенных к морю, невысокая женщина в коричневой шали пыталась отцепить от себя маленького худенького мальчика. Растерянность матери и горе сына не вызывали никакого интереса у редких прохожих. Рэйф и сам не вполне понимал, почему остановился. Вот уже много лет, как он научился равнодушно относиться к тому, что происходит вокруг, особенно с незнакомыми людьми.

Правда, эти двое не были незнакомыми. Как бы невероятно это ни показалось, но он знал эту ничем не примечательную маленькую пичугу и ее худенького болезненного сына со светлыми волосами. Он видел их совсем недавно. Или это было целую жизнь тому назад?

Да, точно! Он вспомнил старый сарай маленькой фермы недалеко от Фалмута. Ему вдруг ясно представился образ Корин Брюэр, глядящей на него снизу вверх своими добрыми, мягкими глазами, когда ему наконец удалось забраться на спину серого мерина.

«Храни вас бог, мистер Мори…»

Да, так и есть: Корин Брюэр — вот кто эта женщина. Глупая доверчивая вдовушка, которая позволила ему, переночевать в сарае и продала ему свою единственную лошадь. А как зовут ее сына? Чэд? Нет, кажется, Чарли. Но что они делают здесь и почему собираются расстаться? Почему Корин сжимает в руках небольшой дорожный саквояж? Впрочем, это все его нисколько не касается.

Рэйф уже собрался было развернуться, чтобы уйти, как вдруг увидел другую женщину, одетую гораздо лучше Корин. Эта пожилая дама появилась в дверях дома. Ее высокая сухая фигура была облачена в черное шелковое платье, пепельно-серые волосы были забраны под чепец, такой же строгий и суровый, как выражение ее лица.

Корин присела на корточки перед своим плачущим сыном, пытаясь вытереть ему лицо, но это не помогало.

— Н-не уходи, мамочка! — голосок ребенка срывался в плаче. — По-по-жалуйста-а! Не уходи-и-и…

— Корин провела рукой по голове сына, что-то бормоча. Со своего места Рэйф не мог слышать слов, но тон был ласковый, успокаивающий.

— О боже, ради всего святого, Корин! — резко произнесла вторая женщина. — Предоставь это нам, мы быстро покончим с этими глупостями. Просто отдай деньги и уходи.

Корин выпрямилась с растерянным выражением лица и молча протянула пожилой даме тонкий кошелек с деньгами. Чарли по-прежнему плакал, вцепившись в ее шаль. Рэйф нахмурился. Что это, черт побери, здесь происходит?

Корин наклонилась, чтобы поцеловать сына, но другая женщина, очевидно, потеряла всякое терпение. Она схватила Чарли за плечи, грубо вырвав из рук матери. Мягкий протест Корин растаял в громком плаче ребенка. Он в отчаянии тянул ручонки к матери, когда его оттаскивали от нее.

— Нет, я останусь с моей мамой!

Корин прижала дрожащую руку к губам, в глазах ее было не меньше отчаяния, чем в голосе мальчика. Рэйф внутренне напрягся, а Черная гарпия тем временем затаскивала Чарли в дом. Почему Корин допускает это? Что случилось с этой мягкой, доброй женщиной?

— А что случилось с тобой, Мортмейн? — пробормотал себе под нос Рэйф. — Все это тебя совсем не касается.

Самое поразительное, что ему пришлось напоминать себе об этом. Он знал, что должен уйти, вернуться на пристань, но не мог заставить себя сделать это. Корин смотрела вслед сыну так, словно у нее разрывалось сердце. Но даже не это, а выражение лица мальчика, когда его тащили в дом, не мог вынести Рэйф Мортмейн. Рыдания Чарли разорвали на части его собственное сердце, которое сам Рэйф уже давно считал каменным.

Он вдруг почувствовал странное напряжение — казалось, само время сжалось и отбросило его далеко назад, на темные улицы Парижа, маленького, испуганного и несчастного. Сильная рука брата Джерома не позволяла броситься вслед за экипажем, в котором уезжала от него навсегда Эвелин Мортмейн.

— Mamаn, maman!

— Ты должен позволить ей уйти, мой мальчик. Нет! Что-то словно взорвалось внутри его, и прежде, чем он сам понял, что делает, Рэйф рванулся вперед. Быстро прошагав мимо Корин, он встал прямо перед женщиной в черном и мальчиком, вырывающимся из ее безжалостных рук.

— Отпустите ребенка! Сейчас же!

Внезапно прозвучавшая команда заставила обеих женщин оцепенеть. Даже Чарли перестал Дергаться и в страхе уставился на Рэйфа.

— Что? — переспросила гарпия.

— Я сказал, отпустите его!

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. У нее были холодные глаза и жесткое, лишенное даже намека на доброту выражение лица. Это выражение Рэйф знал очень хорошо — слишком часто он видел его в зеркале.

Женщина довольно быстро пришла в себя и окинула Рэйфа ледяным презрительным взглядом.

— Вы, должно быть, сошли с ума, сэр?

Рэйф не мог не признать, что она, очевидно, права. Во всяком случае, это было единственное разумное объяснение его странному поступку. И теперь он даже не мог свалить эту странность на кристалл.

— Отпустите ребенка, — повторил Рэйф. — Позвольте ему вернуться к матери.

— Неслыханно! Вы наглец! — закричала женщина. — Убирайтесь, сэр, а не то я вызову констебля!

Эта угроза должна была бы вернуть ему рассудок — если, конечно, он у него еще остался. Но в этот момент в их перепалку вмешалась расстроенная Корин. Она положила руку на рукав Рэйфа.

— О, сэр, пожалуйста! Я очень благодарна вам за вашу заботу, но вы не понимаете… Эта леди не хочет украсть у меня сына, ничего подобного. Она…

— Боже мой, Корин! — с презрением бросила женщина. — Едва ли нужно объяснять что-либо совершенно чужому человеку.

— Он не чужой, — дрожащим голосом сказал вдруг Чарли, вывернувшись из жесткой хватки пожилой женщины и прижавшись к матери. — Это же мистер Мори, мама.

Рэйф так и застыл. Он никак не предполагал, что мальчик его узнает после того, как он сам себя с трудом узнал сегодня в зеркале. Впрочем, он ни о чем не успел подумать, когда поддался своему порыву и вмешался в эту странную ситуацию. И сейчас он уже жалел об этом.

Корин удивленно взглянула на него.

— Мистер Мори? — растерянно переспросила она. Ему было совершенно невыносимо признаваться, что он и есть тот мерзкий, неряшливый тип, что спал в ее сарае, но отрицать это было бы глупо. Рэйф коротко кивнул.

Несмотря на свою беду, Корин застенчиво улыбнулась.

— Я очень рада видеть вас в добром здравии, сэр. Когда вы уезжали от нас, то выглядели очень плохо. Я сильно беспокоилась о вас.

Она беспокоилась о нем?! Брови Рэйфа невольно поползли вверх от удивления. Он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Сам-то он о ней даже и не вспомнил.

— И кто же он, интересно, такой, этот мистер Мори? — спросила гарпия, переводя подозрительный холодный взгляд с Корин на Рэйфа и обратно.

— Это джентльмен, который купил нашего старого мерина.

— Для такого случайного знакомого он проявляет слишком большой интерес к твоим делам, Корин.

— Во всяком случае, гораздо больший, чем вы, — холодно заявил Рэйф. — Вы-то сами, черт возьми, кто такая?

Женщина возмущенно охнула, но Корин поспешно ответила:

— Это моя кузина, Оливия Макоули. Дело в том, что мне предложили место няни в богатой семье здесь, в Фалмуте. Естественно, они не позволили мне взять с собой Чарли. Оливия согласилась, чтобы мой сын пожил у нее. Я уверена, она будет добра с ним…

— Черта с два! — фыркнул Рэйф. — Я у висельников видел более добрые лица, чем у вашей кузины.

Миссис Макоули от потрясения даже не смогла дать достойный отпор.

— Как… как вы смеете, сэр?! — только и смогла она сказать, заикаясь.

— И если ваша кузина так добра, — продолжал Рэйф, — то почему же она взяла деньги, чтобы приглядывать за мальчиком? — И он обвиняющим жестом указал на кошелек, который миссис Макоули продолжала сжимать в руке.

— Ну, собственно… Я же не могу ожидать… — растерянно пробормотала Корин.

— Отчего же нет? Ведь она явно гораздо более благополучна, чем вы.

Этого миссис Макоули уже не могла стерпеть.

— Я недостаточно богата, чтобы даром помогать своим бедным родственникам! Содержать маленьких мальчиков очень дорого!

— Не думаю, — резко сказал Рэйф. — На самом деле они обходятся довольно дешево. Тем не менее их часто считают досадной помехой и стремятся от них избавиться.

Рэйф мгновенно пожалел о своих словах, так как они больше задели Корин, а не гарпию.

— Я вовсе не пыталась избавиться от сына, мистер Мори, — прошептала она, опустив голову. — Просто у меня нет другого выхода.

— Достаточно, Корин! — прошипела миссис Макоули. — Я вовсе не намерена стоять здесь весь день, пока ты соизволишь наболтаться со своим мистером Мори. Ты собираешься оставить у меня мальчика или нет?

— Да, — прошептала Корин с несчастным видом.

— Нет! — перебил ее Рэйф.

Корин бросила на него удивленный взгляд. Она явно не понимала причину его настойчивого вмешательства, и Рэйф не мог винить ее в этом. Он и сам себя не понимал.

Миссис Макоули скрестила руки на груди. Выражение ее некрасивого лица сделалось еще более хмурым.