Сентледжи (№2) - Любовное заклятие

— Зачем ты мне это говоришь? — нахмурился Рэйф.

— Потому что, думаю, с тобой было то же самое. Все эти годы Ланс уверял меня, что я ошибался в отношении тебя. Теперь я понял, что должен был прислушаться к нему, дать тебе шанс… Мне очень жаль.

Рэйф невесело рассмеялся:

— И теперь ты начинаешь верить, что под моей оболочкой проклятого Мортмейна скрывается достойный человек? Так вот почему ты решил отпустить меня?

— Отчасти. А еще и потому, что было бы очень невежливо отправить на виселицу отца собственной невесты.

— Так ты собираешься жениться на Кейт?

— Да.

— Даже зная, что она моя дочь?

— Какое это может иметь значение? Я люблю ее. Рэйф недоверчиво покачал головой.

— Никакого, разумеется, — кроме того, что Сентледж женится на Мортмейн. — Он выразительно свистнул. — По-моему, этого вполне достаточно, чтобы все наши предки перевернулись в гробу.

— Или для того, чтобы закончить наконец эту нелепую и страшную вражду.

— Возможно. — Рэйф невольно улыбнулся. Вэл протянул руку, и после некоторого колебания Рэйф пожал ее. Когда их ладони соприкоснулись, Вэл ощутил прежнее, уже несколько забытое ощущение собственной силы и настойчивое желание облегчить муку этого человека, которую он видел в его глазах.

Но он не мог лечить души. Рэйф должен был найти свой собственный путь исцеления. И Вэл отнял руку.

Он вышел вслед за Рэйфом на солнечный свет. Уже садясь в седло, Рэйф сказал угрюмо:

— Передай Кейт мое последнее прости.

— А ты не хочешь попрощаться с ней сам? Рэйф покачал головой.

— Как сказала сама Кейт, я опоздал на девятнадцать лет. Да теперь ей и не нужен отец. Она думает только о муже. Но я бы очень хотел, чтобы ты постарался объяснить ей одну вещь. Я, возможно, подлый негодяй, но одну подлость я бы никогда не сделал. Если бы я знал о Кейт, я бы ни за что не уехал. Ни за что не бросил бы ее.

— Я знаю, что не бросил бы, — мягко сказал Вэл. — И я сделаю все, чтобы убедить в этом Кейт. Обещаю.

Рэйф благодарно кивнул. Махнув на прощание рукой, он сжал коленями бока своего древнего скакуна, потрусил прочь. Вэл глядел ему вслед, пока тот не скрылся из вида, и тоже направился к конюшне, приготовившись к тому, чего ждал, кажется, целую вечность.

Он собирался ехать за своей Найденной невестой!

Вскоре Вэл уже стучался в дверь Розового коттеджа, изо всех сил сдерживая нетерпение. Он волновался, как мальчишка. Сейчас Кейт откроет ему, и тогда…

Однако дверь открыла не Кейт, а сама хозяйка дома. Бросив один только взгляд на Вэла, Эффи тут же залилась слезами.

— Ради бога, Эффи, все хорошо! — поспешно воскликнул Вэл. — Я ведь говорил вам еще сегодня утром, что прощаю вас, поэтому не надо…

— Я… плачу не из-за этого, — прорыдала Эффи. — Из-за Кейт!

— А что с ней? — обеспокоенно спросил Вэл. — Она заболела?

Так как Эффи, по-видимому, была не в состоянии что-либо объяснить, Вэл рванулся мимо нее в холл.

— Где Кейт? Позвольте мне самому с ней поговорить!

— Я не могу-у.

— Почему же нет, черт возьми?!

— Я не знаю… где она, — всхлипнула Эффи. — Кейт… исчезла!

Вэл взбирался по каменным ступеням, не чуя под собою ног. Даже на боль в колене он почти не обращал внимания — настолько сильные эмоции владели им сейчас. Кейт исчезла несколько часов назад. Никто не видел ее ни в замке, ни около него, ни в Торрекомбе. Вэл, кажется, расспросил каждую живую душу в деревне, когда внезапно его осенило, что он вообще идет по неверному пути и что расспрашивать надо вовсе не живые души.

Подъем, казалось, занял у него полжизни, но наконец он добрался до комнаты на самом верху старой башни. Здесь царили тишина и покой, как и полагается в месте, которое покинули несколько веков тому назад. Однако сейчас чувства Вэла были обострены беспокойством за Кейт, и он не позволил себя обмануть.

— Просперо! — позвал он.

В ответ — тишина. Вэл знал, что великий колдун появлялся перед многими членами семьи Сентледжей, но никогда — перед ним. «Это необходимо было изменить прямо сейчас», — подумал Вэл, упрямо сжимая челюсти.

— Просперо! — закричал он, изо всех сил стукнув своей палкой по каменному полу.

— Я прекрасно слышал тебя и в первый раз, — раздался шелестящий голос. — Я ведь всего лишь мертв, но не глух.

Вэл ждал ответа, и все-таки звук этого голоса застал его врасплох. Жутковатый холодок, вдруг пролетевший по комнате, заставил шевельнуться волосы у него на голове. Он медленно обернулся и обнаружил, что колдун стоит прямо за его спиной, облокотившись на столбик кровати, и внимательно изучает своего непрошеного гостя.

В любое другое время Вэл, без сомнения, ощутил бы изумление, граничащее с восхищением и благоговением. Когда-то он отдал бы что угодно, лишь бы расспросить Просперо об истории их рода. Но теперь ему нужно было узнать у великого колдуна только одно.

— Где Кейт? Куда она уехала? Что вы сделали с ней? — требовательно спросил он.

Вместо ответа Просперо продолжал с любопытством рассматривать его, и это привело Вэла в ярость.

— Отвечайте же, черт побери!

— Святой Георг! Ты впервые являешься в мои покои и тут же начинаешь требовать ответы на вопросы, словно какой-нибудь инквизитор! А я то думал, что ты тихий и мирный человек. Эдакий книжный червь…

— Я покажу тебе книжного червя! — взревел Вэл. — Если не скажешь мне, где Кейт, я подниму здесь такой шум, что ты оглохнешь! Или взорву эту башню к чертовой матери!

Просперо усмехнулся, явно нисколько не обеспокоенный угрозой.

— Так ты потерял свою леди? Довольно беспечно с твоей стороны. Но что тебя заставляет думать, что я знаю, где она?

— Потому что вы с Кейт устроили здесь настоящий заговор! Весь последний месяц я подозревал, что именно к тебе она все время сбегает, чтобы…

— За утешением и дружбой, которой ей так не хватало последнее время и которой когда-то ты делился с ней так щедро, — подначил его Просперо. — Что ж, признаюсь, это так. Что, ревнуешь? И правильно. Будь Кейт моей леди, я бы тоже ревновал. — Он откашлялся и поспешно добавил: — Разумеется, если бы мы представили на мгновение, что я могу испытывать те же примитивные чувства, что и простые смертные.

— Ну а я, боюсь, в очень большой степени подвержен этим чувствам, — вздохнул Вэл. — Я завидую тебе из-за каждой минуты, проведенной в ее обществе, из-за каждой улыбки, предназначенной тебе! Но в настоящий момент беспокойство гложет меня гораздо больше, чем ревность. Поэтому, пожалуйста, скажи мне, где она?

Просперо сложил руки на груди и нахмурился.

— Зачем она тебе?

— А ты как думаешь? — воскликнул Вэл нетерпеливо. — Я люблю ее и хочу на ней жениться!

— Даже несмотря на то, что она Мортмейн? Дочь твоего заклятого врага?

— Разумеется! Какое это сейчас имеет значение!

— Кейт уверена, что для тебя это имеет огромное значение. Вэл изумленно уставился на Просперо, но в следующий момент его охватило раскаяние. Ну конечно! Теперь все начало приобретать какой-то смысл: странное поведение Кейт и то, что она начала избегать его.

Вэл сжал набалдашник трости, проклиная себя за тупость. Каким же непроходимым идиотом, каким бесчувственным чурбаном он оказался! Так обрадовался, что Кейт — его законная невеста, что совсем не подумал о ее чувствах. Не подумал, как она пережила известие о том, что ее отец — Рэйф Мортмейн!

— Мой бог! — простонал Вэл. — Так вот почему она сбежала! Потому что узнала, кто ее отец. Как только она могла подумать, что меня это хоть сколько-нибудь волнует!

— Ну, я не знаю… — Просперо погладил свою бородку. — Быть может, все дело в том, что ты составил историю Сентледжей, подробно описав все черные дела и преступления членов ее рода. Ты научил ее ненавидеть всех Мортмейнов, особенно того человека, который неожиданно оказался ее отцом.

Вэл вздрогнул, как от удара.

— Да, боюсь, что тут я тоже виноват. Я ошибался в Рэйфе, — и вообще во многом ошибался. Но я никогда не сомневался в своих чувствах к Кейт!

— Так, значит, ты не станешь теперь видеть в ней дочь своего врага?

— Конечно, нет!

— И никогда не станешь смотреть на нее с недоверием и подозрением?

— Нет, черт возьми! — закричал Вэл. — Мне никогда не пришло бы в голову подозревать ее в чем-то, будь она дочерью самого дьявола! Это никак не может отразиться на ней самой. Кейт — добрая, отважная, самая лучшая женщина на свете!

— Я рад, что мы прояснили этот вопрос, доктор Сентледж, потому, что если бы ты испытывал хотя бы тень сомнения, тебе пришлось бы держаться от нее подальше. На долю бедной девочки выпало и так слишком много горя. Я бы не хотел подвергать ее новым страданиям.

Просперо произнес эти слова с таким неожиданным чувством, что Вэл был поражен.

— Боже мой! — сказал он тихо. — Клянусь, ты сам влюблен в нее!

Казалось, в первое мгновение Просперо был застигнут врасплох этим предположением. Но он быстро взял себя в руки и с достоинством выпрямился.

— Какой же ты дурак. Вэл Сентледж! Я уже говорил тебе, что не подвержен всяким мелким человеческим чувствам.

Он прошествовал мимо Вэла с таким видом оскорбленного достоинства, что Вэл едва смог сдержать улыбку.

— Приношу свои извинения, милорд.

— А что тебе еще остается делать? — раздраженно фыркнул Просперо. Он резко отвернулся к узкому окну в толстой стене башни, некоторое время смотрел куда-то вдаль и наконец неохотно произнес: — Ты найдешь свою леди там, где стал бы искать любого из Мортмейнов.

Загадочные слова колдуна в первый момент озадачили Вэла. Но ненадолго. Разгадка, подобно вспышке молнии, озарила его, наполнив душу тревогой.

— Потерянная земля! — воскликнул Вэл. — И ты позволил Кейт отправиться в это богом проклятое место?!

— Мне казалось, ты достаточно хорошо знаешь свою невесту, чтобы понять: ни один человек не может позволить или не позволить ей что-то сделать, — сказал Просперо сухо.

Расстроенный и встревоженный еще больше, чем до прихода сюда, Вэл пробормотал какие-то слова благодарности и поспешил вниз по лестнице.

23.

Рэйф Мортмейн устало брел вниз по узкой, выложенной булыжником улице, ведущей к пристани. Чтобы уберечься от пронизывающего ветра, он замотал вокруг горла шарф, в руке сжимал свой полупустой дорожный саквояж. Рэйф подсчитал, что ему как раз хватит денег добраться до Франции, а уж там он сможет найти приличное океанское судно и наняться на него первым помощником, боцманом, даже простым матросом — это сейчас не имело для него значения.

Итак, кристалла у него больше не было, здоровье и жизненные силы полностью восстановились, а что до остального… Горечь и безнадежное отчаяние сопровождали каждый его жизненный шаг, он привык с этим жить. Выживет и теперь. Он прекрасно научился это делать.

Рэйф постарался переключить все свое внимание на порт, где в раннем утреннем тумане виднелись мачты кораблей. Он попытался возродить в душе прежнее волнующее ощущение, которое у него всегда появлялось перед плаванием. Но вид стоящих на якоре судов не вызывал в нем ничего, кроме ощущения странного холода и серой безрадостной мглы, под стать той грязноватой воде, что плескалась у пирса.

Помимо своей воли он постоянно мысленно возвращался в маленький двухкомнатный номер гостиницы. Женщина и мальчик, наверное, еще спят, но Корин скоро проснется и обнаружит его прощальное письмо. Она не удивится слишком сильно: ведь не могла же она не заметить, как сильно он изменился, когда вернулся из Торрекомба вчера вечером. Не могла не почувствовать ту холодную отчужденность, что возникла между ними, и то, как он старался отдалиться от нее и мальчика.

Райф знал, что должен был хотя бы соблюсти приличия и попрощаться с ней и с Чарли, сказать, что он уезжает и почему. Но это было выше его сил. К тому же прежде ни одна его любовница не удостаивалась прощальной записки.

Правда, Корин не была его любовницей… Но чем бы она ни была для него и что бы он ни чувствовал к ней — или только воображал, что чувствует, — со всем этим было покончено. Все это было не более чем безумие, наведенное на него кристаллом в ночь Хэллоуина. Да и вообще, он сомневался, что вспомнит ее лицо после того, как покинет Фалмут.

Словно стараясь поскорее все забыть, он ускорил шаги и, возможно, поэтому не заметил, что за ним кто-то бежит, пока не услышал за спиной знакомый голос:

— Рэйф! Пожалуйста… подожди!

Рэйф замер при звуке этого голоса. Затем медленно повернулся и обнаружил, что за ним по улице бежит Корин. А он-то рассчитывал исчезнуть до того, как она прочтет его послание! Во всяком случае, он надеялся, что у нее хватит здравого смысла не бросаться за ним следом.

Впрочем, Рэйф знал, как управлять подобной ситуацией. Его холодного равнодушия и ледяного взгляда всегда было достаточно для того, чтобы любую женщину отправить складывать вещи. Он выпрямился во весь свой немалый рост и попытался изобразить на лице свою обычную жесткую, презрительную ухмылку. Но это выражение мгновенно исчезло, стоило ему взглянуть на Корин. Она, очевидно, так спешила, что даже не успела одеться как следует. Ее старенькая вытертая черная шаль была накинута поверх хлопчатобумажного домашнего платья и едва ли могла защитить от промозглого утреннего воздуха.

— Дьявольщина, Корин! — прорычал Рэйф, когда она нагнала его. — Что ты делаешь?! Хочешь простудиться и умереть?

Корин тяжело дышала от быстрого бега и едва ли была в состоянии что-нибудь ответить. Она вся дрожала — то ли от холода, то ли от возбуждения, — и резкий порыв ветра облепил ее лицо прядями каштановых волос.

Рэйф бросил на землю свою поклажу и, схватив ее за плечи, грубо затащил за какие-то старые ящики, сваленные возле портового склада, чтобы хотя бы укрыть от ветра.

Он стоял перед ней, беспомощно глядя, как она пытается откинуть с лица волосы. Ее нос покраснел, хотя глаза были совершенно ясными, из чего он, к своему облегчению, заключил, что она по крайней мере не плакала. Впрочем, тоскливое выражение, с которым она смотрела на него, было во сто крат хуже.

— Что тебе здесь нужно? — продолжал рычать Рэйф. — Ты что, не получила моего письма?

— По-получила, — запинаясь, сказала женщина. — Но… я не все там поняла.

— Что же там непонятного? Я составил четкий и подробный список всех преступлений, которые совершил. Неужели не ясно, что я абсолютно неподходящий вариант для вас с Чарли? Меня ищет полиция, черт возьми!

— Но я всегда об этом знала, Рэйф.

— Ты знала?! — Он изо всех сил старался вновь придать своему лицу отчужденное, ледяное выражение, но тихое признание Корин застало его врасплох. — Каким образом?…

Корин пожала плечами, пытаясь поплотнее закутаться в свою не слишком теплую шаль.

— Ну, ты иногда так настороженно оглядывался через плечо, словно ожидал беды. Даже когда играл с Чарли на берегу, ты всегда был настороже. А когда поблизости оказывался констебль, ты всегда переходил на другую сторону улицы.

Рэйф молча смотрел на нее. Ему и в голову не могло прийти, что она так тонко все подмечает. Впрочем, он достаточно хорошо успел узнать Корин и поэтому не особенно удивился. Его изумило другое.

— Но если ты предполагала, что я преступник и что за мою голову назначена награда, почему же ты ничего не сделала?

— А что, по-твоему, я должна была сделать, Рэйф?

— Тебе следовало бы самой отправиться к констеблю и выдать меня. Если не ради награды, то хотя бы ради того, чтобы защитить себя и своего сына от беды.

— Но ни мне, ни Чарли никогда не нужно было защищаться от тебя!

— Это только из-за того, что произошло со мной в ночь Хэллоуина.

— Да, я помню. Этот кусок кристалла и доктор Сентледж со своим необычным даром лечить людей… Ты объяснил все в своем письме.

— Но все это, конечно, показалось тебе сущим бредом, и ты мне не поверила?

— О нет, я поверила! Магия, колдовство и все такое… Меня смущает только одна вещь. — Корин посмотрела на него своим ясным и чистым взглядом. — Под действием какого волшебного заклятия ты оставил нам с Чарли сегодня утром все свои деньги?

— Ну, я… — Рэйф нахмурился. — Я же и раньше тебе говорил, что деньги не играют для меня никакой роли, — пробурчал он.

— А какое заклятие действует на тебя сейчас? — неумолимо продолжала допытываться Корин. — Почему ты так добр ко мне?

— Добр к тебе?! На случай, если вы вдруг не заметили, мадам, я рычу и проклинаю вас с того самого момента, как вы меня нагнали!

— Да, — мягко согласилась Корин. — Но, Рэйф… ты ведь все это время закрываешь меня собой от ветра.

Рэйф открыл было рот, чтобы возразить, но понял с некоторым смущением, что она права. Он все еще старался защитить Корин — и, что самое невероятное, он стал бы, наверное, это делать даже на краю собственной могилы. И каким бы холодным и отчужденным он ни пытался выглядеть, это не помешало ей тепло ему улыбнуться и даже, поднявшись на цыпочки, провести своими мягкими губами по его плотно зажатому рту.

Рэйф понимал, что должен был бы остановить ее, но он вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным. Его превратившаяся в кусок льда душа готова была растаять от первого же поцелуя ее нежных губ.

«Каким же я был дураком, — думал в отчаянии Рэйф, — что вообразил себе, будто смогу забыть эту женщину!» Ему стало ясно, что ее мягкие теплые губы, ее нежные прикосновения, ее ласковые карие глаза взяли его в плен до конца его дней. С тихим стоном он обхватил Корин и прижал что есть силы к себе, сминая ее рот яростным отчаянным поцелуем.

— Черт тебя возьми, Корин, что ты наделала?! — прошептал он ей прямо в ухо. — Неужели ты не понимаешь, как трудно мне было решиться совершить благородный поступок — уехать от вас, — когда со мной больше нет магии Сентледжа?

— И я рада, что ее больше нет, — сказала Корин, прижимаясь к нему всем телом и быстро покрывая поцелуями его губы, подбородок, щеки, глаза. — Я вовсе не хочу, чтобы ты старался быть таким благородным. Я люблю тебя таким, какой ты есть.

— Какой я есть? — Рэйф горько и как-то безнадежно рассмеялся. — Пират, вор, чертов Мортмейн! Каким мужем я бы стал тебе? Каким отцом для Чарли?

— Не знаю. Почему бы тебе самому его не спросить? Корин приподнялась на цыпочки и взглянула ему через плечо. Рэйф резко повернулся и громко застонал при виде маленькой фигурки, стоящей в нескольких футах от них. О, нет! Еще и мальчик! Чарли смотрел на него своими широко раскрытыми печальными глазами, уже сейчас полными слез. Рэйф попытался отвернуться от него, все еще надеясь сохранить хотя бы остатки своей ледяной маски, но было уже поздно. Чарли бросился к нему и обхватил за ноги, едва не опрокинув при этом.

— О, Рэйф, не уезжай! Пожалуйста! Рэйф выругался себе под нос, все еще пытаясь устоять. Но было совершенно невозможно сохранять выражение ледяной непреклонности, когда маленький мальчик, рыдая, обхватил тебя за ногу.

Рэйф наклонился и поднял Чарли на руки. По веснушчатым щекам мальчика катились горькие слезы.

— Ты не должен уезжать, Рэйф! — произнес он, всхлипывая. — Совсем неважно, что ты натворил. Я вот тоже делаю много плохого, но мама меня всегда прощает.

Он прижался к Рэйфу, обняв его за шею, и уткнулся мокрым лицом ему в плечо. Рэйф беспомощно гладил мальчика по спине, уже не помышляя о том, чтобы снова пытаться выглядеть холодным и суровым. Более того, он вдруг обнаружил, что его собственное горло перехватило от волнения и он не может сказать ни слова.

Рэйф повернулся к Корин, умоляя ее глазами быть благоразумной, помочь ему сделать то, что он должен сделать. Но и у нее он не нашел поддержки. Глаза Корин сверкали от непролитых слез.

— Отец тоже не должен бросать мальчика, Рэйф Мортмейн, — прошептала она. — Не только мать.

Рэйф беспомощно смотрел на нее, спрашивая себя, что случилось с его холодной, безжалостной мортмейновской душой, которую ему недавно вернули. Он не узнавал себя. Или в мире существует и другая магия, не связанная с кристаллами и Сентледжами? Такая простая, исцеляющая магия, как любовь маленького мальчика и доверие, светящееся в женских добрых глазах…

Но хватит ли этого, чтобы изменить его? Чтобы изгнать горечь и тьму из его души. Рэйфу оставалось только надеяться на то, что хватит, потому, что он уже не мог бы спустить мальчика на землю, повернуться к Корин спиной и уйти от них навсегда.

Обхватив Чарли одной рукой, Рэйф потянулся другой к Корин и смахнул слезинку, скатившуюся по ее щеке. Тяжело сглотнув, он сказал:

— Ты сумасшедшая женщина, Корин Брюэр! Но если ты настолько безумна, чтобы выйти за меня замуж, и не менее упряма, чтобы настаивать на этом, то я… клянусь тебе и мальчику, что никогда не дам вам повод пожалеть об этом.

— Я знаю, — сказала Корин, улыбаясь ему сквозь слезы.

Рэйф притянул ее к себе, и на какое-то время все трое погрузились в свой собственный мир, в котором никому больше не было места.

Рэйф первым пришел в себя. Он поставил Чарли на землю и сказал довольно резко:

— Ну, хорошо, довольно этих… сантиментов. Мы должны принять важное решение. Вы знаете, что я не могу, к сожалению, оставаться в Англии. Сентледжи оказались на удивление великодушны, но едва ли приходится ждать того же от местных законников. И если меня схватят…

— Я все понимаю, — прервала его Корин. — И это не имеет никакого значения. Раз мы будем вместе, я смогу создать для вас уютный дом где угодно.

Мальчик смахнул со щек слезы и с надеждой посмотрел на Рэйфа.

— Давайте поедем в Африку! Мне всегда хотелось там побывать.

— Э… признаться, у меня есть на примете несколько других, более спокойных местечек. Как насчет Америки? Чарли кивнул с серьезным видом:

— Ладно, Америка тоже хорошо. А мы сможем взять Руфуса? Тащить этот мешок с костями через океан?! Рэйф поднял глаза и встретил смеющийся взгляд Корин;

— А, черт! — воскликнул он, усмехнувшись, — Почему бы и нет?

Чарли издал радостный крик и схватил Рэйфа за руку. Рэйф обнял другой рукой Корин за плечи, и они медленно пошли назад к гостинице, собирать вещи.

«Корин и Чарли, моя семья…» — думал Рэйф, и его сердце таяло от любви и гордости.

24.

Ветер дул с моря, свистя и скорбно завывая в ветвях полузасохших дубов. Кейт плотнее закуталась в плащ и продолжила свой путь, осторожно пробираясь сквозь черные обгоревшие руины когда-то большого красивого особняка. Сохранилось лишь несколько каменных стен, но казалось, что и они готовы рухнуть в любой момент. Вся земля под ними была усыпана осколками стекол. В целом мрачный вид этих руин полностью соответствовал той суровой, безрадостной, открытой всем ветрам земле, что окружала их.

Кейт любила море. Обычно она не могла удержаться от соблазна подойти к самой кромке воды. Но здесь она не стала этого делать: берег с дюнами и редкими пучками водорослей показался ей слишком унылым и негостеприимным. Волны, набегающие на песок, выглядели холодными и каким-то мрачными, а далеко выдающийся в море риф — зловещим. И недаром! Не один век собирал он ужасную дань в виде затонувших здесь кораблей.

Такой была Потерянная земля, которая когда-то служила домом для гордых и порочных Мортмейнов, ее предков. Кейт провела здесь уже несколько часов, надеясь почувствовать какую-то связь с этим местом. Но все, что она чувствовала, — это страшную усталость, холод и тяжесть на сердце.

Кейт уже собралась вернуться к тому месту, где привязала свою лошадь, как вдруг увидела всадника, галопом скачущего по холму. Кейт невольно напряглась, хорошо зная, что честные люди стараются избегать этих пустынных мест. Она раздумывала, не спрятаться ли ей, пока всадник не проедет мимо, как вдруг увидела в нем что-то очень знакомое.

Кейт прикрыла глаза рукой от бледного ноябрьского солнца, чтобы лучше разглядеть всадника, и… застыла, не веря своим глазам. Это был Вэл! Его черные волосы разлетелись по ветру, открывая бледное лицо, плащ развевался за плечами. Сердце Кейт болезненно сжалось. Она могла бы сообразить, что Вэл обязательно поедет ее искать. Ведь этот человек всю жизнь был ее верным защитником, он был слишком благороден, чтобы вот так просто отказаться от нее.

Кейт, как всегда, почувствовала страстное желание побежать ему навстречу, броситься в его объятия. Но чернеющие руины здания отбрасывали на нее мрачные длинные тени, напоминая о том, кто она такая…

Внезапно Кейт от изумления широко открыла глаза: она поняла, что Вэл скачет верхом на своем белом дьявольском жеребце. Но как же его нога?! Кейт со страхом наблюдала, как он натянул поводья и приготовился спешиться. Наконец Вэл соскочил с седла, перенеся тяжесть на здоровую ногу, и лишь немного покачнулся, оказавшись на земле. Несмотря на хромоту, он двигался на удивление легко и проворно, привязывая поводья своего белого дьявола к толстой ветви дуба. Его трость была приторочена к седлу. Кейт поспешила к Вэлу, отвязала трость и протянула ему. — Спасибо, — сказал он спокойно, словно она встретила его в конюшне замка, а не в этом странном пустынном месте

— Вэл, что ты здесь делаешь? — спросила Кейт в смятении. — Да еще верхом на Шторме! Я думала, ты избавился от него.

— Я собирался это сделать, но, кажется, мы достигли с ним некоторого взаимопонимания. — Вэл ласково погладил жеребца по бархатному носу. — Он согласился со мной, что было бы крайне невежливо сбрасывать человека, который платит за его овес.

— Но чтобы управлять им, нужна немалая сила. Как же твоя нога…

— С ней все в порядке. — Вэл пожал плечами. — Возможно, колено и даст о себе знать позже, но это стоит того. Я ехал верхом так легко, как никогда в жизни. А кроме того, мне просто необходимо научиться ездить на бешеных лошадях, если ты собираешься все время от меня убегать.

— Но я вовсе не убегала! — поспешила возразить Кейт.

— Нет? Тогда ты очень ловко притворилась, моя дорогая. Исчезла без предупреждения, испугала меня чуть ли не до полусмерти…

— Извини, я вовсе не собиралась тебя расстраивать.

— Тогда в следующий раз, будь добра, сообщай о том, куда ты отправляешься, кому-нибудь еще, кроме упрямого, заносчивого призрака. Впрочем, другого раза и не будет. Я с тебя теперь глаз не спущу.

Вэл приподнял пальцами ее голову за подбородок, заставив посмотреть прямо ему в глаза. Его прикосновение было таким же нежным, как и его знакомая мягкая улыбка, но кое-что изменилось в выражении глаз. Кейт не увидела в них той безудержной страсти, что полыхала совсем недавно, но не было в них и мягкой покорности прежнего Вэла. Его взгляд был спокойным, уверенным и решительным. Взгляд мужчины, который знает, чего хочет, и намерен добиться этого.

Кейт почувствовала, как ее сердце замерло.

— Итак, моя дорогая, что это за ерунда? — спросил он ласково. — Почему ты избегала меня?

— Я уверена, ты знаешь причину, и это вовсе не ерунда, Вэл, — сказала Кейт печально. — Я — Мортмейн, и этим все сказано.

— Если это все, что тебя волнует, сердце мое, то это ведь очень легко исправить. Ты когда-то просила меня разделить с тобой мое имя, помнишь? И теперь я более чем охотно готов это сделать.

Вэл наклонился, чтобы поцеловать ее, но Кейт отстранилась. Вэл по-прежнему оставался рыцарем; он, как всегда, был слишком добр к ней.

— Н-нет, Вэл!

Вэл сложил руки на груди и, нахмурившись, уставился на нее.

— Но что же в таком случае ты намерена делать? Бросить меня и обосноваться здесь?

— Нет, я… не знаю, — запинаясь, пробормотала Кейт. Она сама не совсем понимала, чего надеялась достичь, сбежав сюда, на эту Потерянную землю. — Я всегда слышала, что это место источает зло — такое же зло, какое заключено в самих Мортмейнах. Я думаю, что просто захотела убедиться в этом сама.

— И как? Ты увидела здесь какое-нибудь зло? Кейт неуверенно оглянулась на чернеющие руины.

— Нет, — вынуждена была она признать. — Это место показалось мне очень печальным, заброшенным и одиноким, но не злым.

— Да, — согласился Вэл, чем безмерно удивил ее. — У меня было такое же ощущение, когда я приезжал сюда в эти дни. И если здесь и обитает какой-то злой дух, то это — дух трагедии бессмысленно загубленных жизней, растраченных на ненависть и горечь. — Он нежно улыбнулся ей. — То же самое случилось бы и со мной, Кейт, если бы не ты.

— О, нет, Вэл! — воскликнула она. — Во всем виноват кристалл, который заставил тебя…

Но Вэл прервал ее, энергично покачав головой.

— Нет, Кейт. Ты всегда хотела видеть меня каким-то ангелом, совершенством, но у меня есть такие же слабости, как и у других людей. Я боюсь, что уже давно превратился бы в отшельника, книжного червя, как назвал меня Просперо, если бы ты не спасла меня.

— Постоянно надоедая и досаждая тебе? — грустно улыбнулась Кейт.

— Заставляя меня смеяться и хотя бы иногда выползать на солнечный свет, — возразил Вэл. — Ох, Кейт, я наделал так много ошибок! И одна из самых серьезных — та, что я научил тебя презирать и ненавидеть Рэйфа Мортмейна. А ведь он не больше злодей, чем я — герой. — Вэл улыбнулся, увидев растерянность на лице Кейт, и поспешно добавил: — Я могу сказать тебе об этом человеке только одно. Я достаточно долго жил с его ночными кошмарами, с его болью и поэтому знаю совершенно точно: если бы он знал о твоем существовании, Кейт, он бы заботился о тебе и любил тебя. Он никогда бы не отказался от тебя. Ты должна в это поверить, потому что это правда.

Вэл смотрел на нее своими бархатными искренними глазами, и Кейт неожиданно почувствовала, что действительно верит ему.

— Я… верю, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами, которые она яростно смахнула рукой.

То, что сказал сейчас Вэл, не должно было бы иметь для нее никакого значения. Но отчего-то ей было очень важно это услышать. Всю ее жизнь одна мысль не давала ей покоя, причиняла особенную боль, — то, что она была не нужна обоим родителям. Кейт вдруг поняла, что теперь ей будет гораздо легче жить.

— Я никогда не давал Рэйфу шанса — просто потому, что он носил фамилию Мортмейн, — продолжал Вэл. — Понадобилась роковая ночь Хэллоуина и магия кристалла, чтобы я смог понять его — а также и самого себя. — Он печально улыбнулся ей. — Я не Святой Валентин. И никогда им не был.