Сентледжи (№2) - Любовное заклятие

— Я… я не знаю, — Кейт запнулась. Она никогда не могла этого объяснить даже самой себе. — Я просто чувствовала.

— Ну, тогда ты, надеюсь, чувствуешь, как сильно нужна мне сейчас. Я так хочу тебя, что это почти мучение! Я не смогу пережить эту ночь без тебя! — Глаза Вэла сверкали от страсти, но их омрачала тень страдания. — Останься со мной, Кейт! — взмолился он. — Побудь моим полночным ангелом еще хоть раз!

«Ну какая женщина устоит перед такой мольбой?» — обреченно подумала Кейт.

Его губы сомкнулись с ее губами, и она прижалась к нему, тая как воск в пламени его объятий. Безысходное отчаяние овладело ею, ибо в это самое мгновение она решила, что должна освободить его от этого безумия, отпустить от себя навсегда! Но будет ли таким уж большим злом, если она сейчас уступит ему, облегчит его мучительную жажду? Украдет у судьбы всего одну ночь любви, прежде чем разрушит магические чары и обречет их обоих на вечную разлуку?

Возможно, это было неправильно, но Кейт чувствовала, как тает ее последняя воля к сопротивлению в жаре его поцелуя. А, он целовал ее снова и снова, легко покусывая ее нижнюю губу, дразня кончиком языка. Она чувствовала тепло его неловких рук, пытающихся расстегнуть ее платье.

— Прости, что я так дьявольски неуклюж, — сказал Вэл, поморщившись. — Но я столько лет жил в этой проклятой деревне почти как какой-нибудь чертов монах! Боже, какой позор признаваться в этом мужчине в мои-то годы!

— Все хорошо, — прошептала Кейт прямо ему в губы. — Мы… мы будем учиться этому вместе — так же, как учились другим вещам.

Она помогла ему справиться со своей одеждой. Ее руки тоже дрожали и были, пожалуй. Такими же неловкими, как и его. Но каким-то образом им все-таки удалось снять с нее платье. За ним последовали остальные детали туалета — сорочка, чулки, подвязки, и наконец она предстала перед ним совершенно обнаженной.

Кейт почувствовала, как залились жарким румянцем ее щеки, но она не ощущала потребности закрыться от его взгляда. Наоборот, она грациозным движением откинула голову назад, заставив тяжелую массу волос упасть за спину, и его жадному взгляду полностью открылись восхитительной формы упругие груди, и странная темная дрожь возбуждения пробежала по ее телу от этого голодного горящего взора.

— Ты… ты выросла и стала настоящей красавицей, Кейт, — сказал Вэл тихо. — Когда же это случилось? Кажется, я всего лишь на миг отвернулся, а девочки, которую я когда-то знал, уже больше нет. — Он вновь притянул ее к себе и спрятал лицо в сумраке ее волос. — Клянусь, — прошептал он глухо, — я больше никогда не спущу с тебя глаз!

Красивые слова, красивые обещания… Ах, если бы только эти слова шли от сердца Вэла, а не от его затуманенного любовным заклятием сознания! Но Кейт отбросила эти мрачные мысли, как только Вэл принялся ласкать ее. Он нежно гладил ее спину, бедра, обхватывал ладонями ягодицы, прижимал к себе, давая ощутить, каким горячим и твердым стало его мужское естество. Кейт дрожала, вся поглощенная этими новыми ощущениями, но в то же время она чувствовала себя странно уязвимой от своей наготы: ведь Вэл был полностью одет. Но едва она потянулась к верхней пуговице его рубашки, чтобы расстегнуть ее, Вэл перехватил ее руку.

— Нет!

Его голос прозвучал неожиданно резко, и Кейт показалось, что она уловила в нем панические нотки. Но, когда она с изумлением и тревогой заглянула ему в лицо, он попытался выдавить из себя улыбку.

— Не сейчас, — сказал он, отодвигаясь от нее, и у Кейт закралось подозрение, что он что-то прячет от нее под рубашкой. Но прежде, чем она успела задать ему хоть один вопрос, Вэл дунул на свечу, погрузив комнату в полную тьму. А потом Кейт не могла уже ни о чем думать. Вэл подхватил ее на руки, отнес на кровать, осторожно положил и лег рядом. Он захватил ее руки одной рукой и, заведя ей за голову, прижал к кровати, так что теперь она была абсолютно беспомощной перед немилосердными жадными ласками его губ и пальцев. Кейт тихо стонала от каждого поцелуя, каждой ласки. Несмотря на все свои сетования по поводу монашеского образа жизни, Вэл был страстным любовником, о котором только может мечтать любая женщина. Если бы только его страсть была настоящей, а не вызванной ее же собственным колдовством в ночь Хэллоуина!

Это было так странно — заниматься любовью в полной темноте, под звуки дождя и грозы, рокочущей где-то в отдалении, когда единственными звуками внутри комнаты было их частое, хриплое дыхание. Вэл так и не стал тратить время на то, чтобы раздеться — он только спустил до колен бриджи. Это было вовсе не так романтично и красиво, как виделось Кейт в мечтах, но она была более чем готова его принять, когда он развел ее ноги и склонился над ней.

Опираясь на руки, Вэл впился в ее рот голодным, жадным поцелуем и одним движением проник в нее. Кейт пронзила мгновенная острая боль, а затем она уже не чувствовала ничего, кроме истинно волшебного ощущения, когда его тело соединилось с ее телом в одно целое.

— Теперь ты моя, Кейт, — задыхаясь, прошептал Вэл прямо ей в ухо. — И ничто и никто никогда не отберет тебя у меня.

Ах, если бы это было правдой! У Кейт защипало глаза от подступивших слез, потому что она знала: все будет по-другому. Вэл первый уйдет от нее, едва только будет снято любовное заклятие.

Кейт яростно моргнула, прогоняя прочь тоскливые мысли. Она решила, что не будет сейчас думать об этом, и, крепко обняв Вэла, громко застонала, когда он начал двигаться внутри ее — все быстрее и быстрее.

Вспышки молний время от времени освещали лицо Вэла, нависающее над ней, но она так и не смогла разглядеть выражение его глаз в тот момент, когда он подводил их обоих к кульминации запретной страсти. «И, возможно, к лучшему», — подумала Кейт. Потому что таким образом она могла полностью отдаться ему и представлять себе, что он на самом деле ее любит. Хотя бы этой, одной-единственной ночью.

Рэйф держал Корин в объятиях, чувствуя всем телом ее мягкие округлости. Корин казалась немного зажатой, неуверенной: она явно не принадлежала к тому сорту женщин, которые с легкостью проявляют таким образом свою благодарность. Но Рэйф хорошо знал, как можно соблазнить женщину, даже если она сначала не хочет близости.

Он завладел ее ртом, дразня и лаская его своими губами и языком, и наконец заставил ее раскрыть губы. Ее язык застенчиво двинулся вперед, сплетаясь с его языком. Рэйф подавил улыбку торжества, когда почувствовал, как она расслабилась и приникла к нему

Он целовал ее долго и глубоко, его большие сильные руки блуждали по всему ее телу, сминая старую, ветхую ткань рубашки — непривлекательный барьер между ним и роскошным, щедрым женским телом. Прервав очередной жаркий поцелуй, он принялся развязывать ленты на кружевном лифе ночной сорочки.

Корин дрожала, жаркий румянец покрыл ее щеки и грудь, когда Рэйф спустил рубашку с ее полных розовых плеч, но она не сделала ни единого движения, чтобы остановить его. Это сделали ее глаза. Когда она подняла на него взгляд — беспомощный, молящий о милосердии, — его внезапно охватили сомнения, хотя, убей бог, он не мог понять почему. Его тело уже все пульсировало от желаний, так давно его не посещавших. И, черт возьми, она ведь сама все начала! Корин сама предложила себя ему, а она не какая-нибудь невинная девица. Она была замужем, родила ребенка, так что должна прекрасно знать, что это такое — вожделение мужчины.

Но тогда почему она выглядит такой юной, такой чертовски невинной, стоя здесь перед ним в своей ветхой ночной рубашке, с волосами, завивающимися мягкими кольцами вокруг серьезного лица?

Рэйф сжал зубы и взялся за бретельки сорочки, чтобы спустить ее еще ниже и обнажить грудь… но внезапно обнаружил, что он не может этого сделать. С проклятиями он натянул сорочку обратно ей на плечи и, резко развернувшись, отошел к окну. В течение какого-то времени единственным звуком в комнате был стук дождя, барабанившего по стеклам, и его собственное тяжелое дыхание. Когда он вновь осмелился взглянуть на Корин, она, растерянная и смущенная, стояла там же, где он ее оставил.

Рэйф не винил ее. Он и сам чувствовал себя чертовски растерянным — с чего бы ему сгорать от неосуществленного желания, когда объект его вожделения стоит рядом с ним — стоит только протянуть руку? Но, когда она попыталась вновь подойти к нему, он резким движением остановил ее.

— Нет, не надо. Дьявольщина! Держитесь от меня подальше!

— Так вы… не хотите меня?

Рэйф с трудом подавил стон. Не хочет ее? Да он не помнит, когда за всю свою жизнь больше хотел женщину!

— Нет, черт возьми! — резко бросил он. — Идите спать и… оставьте меня в покое.

Корин опустила голову, но он успел заметить, боль стыда и обиды в ее глазах.

— Простите меня, — сказала она тихо. — Я вела себя как последняя дура. Конечно, я знаю, что не отношусь к тем женщинам, которые могли бы вызвать желание у такого мужчины, как вы…

Она отвернулась и пошла к себе. Если бы у него была хоть толика здравого смысла, он должен был дать ей просто уйти, но отчего-то не смог вынести вида ее понурых плеч и этой неловкой извиняющейся улыбки.

В несколько шагов Рэйф пересек комнату и, заступив ей путь, взял за руки.

— Дьявольщина, Корин, конечно же, ты вызываешь у меня желание! Мне кажется, это было чертовски очевидно, когда я целовал тебя.

Она подняла голову и с сомнением взглянула на него.

— Но тогда почему же вы остановились?

— Да потому, что такие женщины, как ты, не созданы для случайных ночей, проведенных в объятиях случайных мужчин! И я не могу вот так просто воспользоваться твоей благодарностью только потому, что слишком давно живу один.

— А вы думаете, я не живу давно одна? — тихо спросила она. — Мистер Мори, я вдовею уже больше года, а с моим мужем, который постоянно уходил в море, моя постель бывала пуста гораздо дольше.

Она вновь покраснела, окончательно смутившись от своего признания, однако не отвела взгляда. Рэйф прочитал в ее глазах такое же желание, такую же тоску одиночества, которые разъедали и его душу. И он не смог устоять против соблазна снова заключить ее в объятия, притянуть к себе ближе, вдохнуть запах ее волос. Она пахла цветами, нежными весенними дождями, наполняя его душу теплом и мягкой нежностью, о которых он так давно тосковал в своей холодной одинокой жизни. А еще он понял, что она хочет его так же сильно, как и он ее. Но это никак не оправдывало попытку затащить ее в постель.

С удивительным для самого себя самообладанием Рэйф заставил себя разжать объятия.

— Это просто гроза, моя милая, — пробормотал он, ласкающим движением погрузив пальцы в ее сверкающие шелковистые пряди. — Ты должна мне поверить — я это хорошо знаю. Сильный ветер может сыграть с нами разные злые шутки, вызывая печаль и тоску, заставляя думать, что ты хочешь того, чего никогда бы в жизни не пожелал.

Ее губы изогнулись в печальной улыбке.

— Вы, очевидно, пытаетесь сказать мне, что утром я бы об этом пожалела?

— Нет. Я пытаюсь сказать, что пожалею я. Его слова удивили его самого не меньше, чем Корин. Он прижался губами к ее лбу, а затем очень неохотно отпустил ее и отступил на шаг.

— А теперь, я думаю, тебе лучше пойти спать. Она посмотрела на него долгим тоскливым взглядом, но кивнула.

— Спокойной ночи, мистер Мори,

— Рэйф, — сказал он.

— Что?

— Меня зовут Рэйф, — повторил он, понимая, что это, возможно, величайшая глупость с его стороны — назвать ей свое настоящее имя. Но отчего-то ему вдруг показалось до нелепости важно услышать, как она произнесет его имя.

— Спокойной ночи… Рэйф, — нежно выдохнула Корин и, выскользнула в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь и оставив его одного, полного смущения и горьких сожалений.

Что же он наделал, позволив ей уйти вот так?! Теперь ему полночи придется провести, страдая от мучительной жажды, которую так легко было бы утолить. И все же это был один из тех редких моментов в его жизни, когда он поступал по законам чести. И он чувствовал себя от этого совсем неплохо.

Бросив перед затухающим очагом подушку и одеяло, Рэйф растянулся со всем возможным комфортом, который можно ожидать от холодной одинокой постели. Несмотря на дождь и ветер, стучащие в окно гостиницы, несмотря на жесткий пол под ним, Рэйф неожиданно для самого себя почувствовал, как его наполняет удивительный мир и покой, которых он никогда не знал прежде. Думая о женщине в соседней комнате — с ласковыми глазами и нежными руками, о маленьком мальчике, который так крепко спал возле нее, он спокойно перевернулся на спину и уставился в потолок, чуть заметно улыбаясь.

Внезапно он вспомнил о Вэле Сентледже и от души понадеялся, что он в эту ночь чувствует то же самое.

Вэл беспокойно метался по подушке и стонал, погруженный в самый жуткий кошмарный сон, какой только можно себе представить. Ему было холодно, одиноко и страшно, он потерялся в лабиринте пустынных улиц большого города. Впереди он видел свою мать, но, как бы быстро он ни бежал, он не мог догнать ее.

— Мама, подожди! Пожалуйста, не оставляй меня!

Мэдлин Сентледж лишь однажды оглянулась и улыбнулась ему холодной, отстраненной улыбкой, а затем растворилась в тумане переулков. Его сердце сжалось от страха, он бросился за ней… и, завернув за угол, стал свидетелем ужасающей бойни. Прямо перед ним полыхала церковь, пламя лизало уже верхние своды. Этот дьявольский огонь освещал всю улицу, по которой метались тени демонов в красных колпаках. Они размахивали кинжалами и резали всех на своем пути — монахов с добрыми лицами в коричневых рясах, женщин, детей. Крики жертв наполняли воздух, кровь текла ручьями по мостовой прямо под ноги Вэла. Оставшиеся в живых тянули к нему руки, цеплялись за его плащ; их полные отчаяния глаза были устремлены на него, залитые кровью лица умоляли.

«Помогите, доктор Сентледж! Пожалуйста, вы должны помочь! Только вы можете, вы один…»

Но их было слишком много. Он в отчаянии крутился между ними, не понимая, кому же из них помочь в первую очередь. А затем он увидел ее, распростертую на ступенях церкви; цыганские черные волосы ореолом раскинулись вокруг головы, белое, как полотно, лицо было обращено к небу.

Кейт!

Вэл оттолкнул всех цепляющихся за него, бросился к ней и подхватил на руки. Но ее глаза были закрыты, а тело казалось таким холодным, таким безжизненным… Он в ужасе поднял голову и увидел стоящую перед ним Эффи Фитцледж.

— Это проклятие, — сказала она с укором, тряхнув своими светлыми, завитыми в букли волосами. — Ты не должен бы касаться ее. Она не была твоей Найденной невестой.

— Нет! — выкрикнул Вэл, отталкивая женщину. Он вновь в отчаянии наклонился над Кейт, уверенный в том, что сумеет спасти ее. Если только сможет забрать в себя ее боль…

Он схватил безжизненную руку Кейт, сжал ее и напряг все свои силы, чтобы пробудить к жизни свой особый дар… Но все было бесполезно. Его сила ушла…

— Нет! — снова простонал Вэл, но на этот раз он смог открыть глаза, заставив себя проснуться.

Сердце его билось как сумасшедшее. Он попытался подняться, хотя мягкая подушка и простыни манили его погрузиться обратно в сон… прямо в объятия его ночного кошмара. Его взгляд метался по комнате, постепенно узнавая знакомую обстановку. И наконец полностью осознав, где он, Вэл провел дрожащей рукой по волосам, вытирая капли пота со лба.

«Всего лишь дурной сон», — сказал он себе, но эта мысль ничуть не успокоила Вэла. Это был совсем не его кошмар: его никогда не бросала мать, и он никогда не был в революционном Париже. Итак, теперь его мучают ночные кошмары Рэйфа Мортмейна, смешанные с его собственными страхами за Кейт и мыслями о семейном проклятии! По крайней мере он мог утешать себя тем, что Кейт сейчас дома, в безопасности, под присмотром Эффи…

Однако в следующее мгновение он понял, что это не так. Потому что она была в его постели.

Гроза утихла, и луна, выглянувшая из-за облаков, позволила рассмотреть спящую женщину рядом с ним. Кейт лежала на боку, завернувшись в простыню, и выглядела такой же застывшей и бледной, как в его кошмарном сне.

Вэл протянул дрожащую руку и откинул черные пряди с ее лица. Он уловил ее тихое дыхание, но заметил на бледной коже плеча багровый синяк.

О, боже! Что же он наделал?!

Вэл отпрянул в ужасе, его грудь стеснилась от нахлынувших воспоминаний — о том, как он лишил ее невинности, как пылал от страсти, занимаясь с ней любовью. Вспомнил он и о том, как она была нежна и как охотно откликалась на его ласки… но это не помогло.

Кейт всегда любила его, полностью доверяла ему — и вот теперь он ее предал. У нее и так в жизни было много горя — брошенный ребенок, оставленный обоими родителями; детство, полное страданий, насмешек и издевательств.

А теперь он еще и обесчестил ее.

И все по вине этого проклятого кристалла! Вэл потянул за цепочку и вытащил сверкающий камень из-под ворота рубашки, которую так и не снял. Его рука самопроизвольно сжалась вокруг кристалла, так что грани впились ему в ладонь. Он попытался собраться с силами, чтобы сдернуть с себя цепочку и освободиться наконец от этой чертовой вещицы…

— Вэл? — прозвучал за его спиной сонный голос Кейт, и Вэл замер. — Что… что ты делаешь? Что-нибудь случилось? — пробормотала она, придвигаясь к нему.

Он посмотрел с беспомощным отчаянием на кристалл и сунул его обратно под рубашку, понимая, что Кейт никогда не должна видеть его, никогда не должна соприкасаться с его страшной силой. Он с испугом подумал, что для него это, возможно, уже слишком поздно, но он должен по крайней мере найти способ, как защитить Кейт. И сделать это нужно прежде, чем кристалл погубит их обоих, прежде, чем они станут очередной трагической страницей в исторической летописи Сентледжей — среди тех, кто отверг легенду о Найденных невестах.

Вэл спустил ноги с кровати, намереваясь уйти как можно дальше от нее, но совершил ошибку, оглянувшись. Кейт сидела на постели, еще совсем сонная, невероятно милая и смущенная. Простыня, свалившись с нее, полностью открыла его загоревшемуся взгляду ее нагое тело, и у Вэла перехватило дыхание. Когда-то он выдумывал красивые истории для маленькой Кейт о том, что она дочь сирены. Но сейчас он сам готов был в это поверить. Ее длинные волосы рассыпались по плечам, их темные завитки спутались и стали похожи на волосы настоящей русалки. Кожа Кейт казалась зеленоватой в лунном свете, а стройное, гибкое, как тростник, тело, от длинных красивых ног до восхитительных изгибов груди, было настоящим соблазном для любого мужчины.

Он не имел права касаться ее, не имел права желать ее так безумно! Но кристалл давил на его кожу как раз против сердца, пробуждая все подавленные им когда-то страстные желания, концентрируя их в одно.

И Вэл погиб. Он тихо застонал, но у него не оставалось иного выбора, кроме как притянуть Кейт к себе и снова увлечь ее в безумный мир своих ласк и поцелуев…

14.

В течение нескольких последующих недель Розовый коттедж походил на место дорожной катастрофы. Повсюду стояли полураскрытые сундуки и саквояжи, так как Эффи держала всю прислугу в полуобморочном состоянии своими лихорадочными приготовлениями к путешествию в Лондон. Гостиная была заставлена картонками с перчатками, веерами и прочими мелочами, а посреди всего этого вся в смятении расхаживала Эффи. Она то снимала бронзовые часы с каминной полки, то ставила их на место, раздумывая, не надежнее ли взять с собой часы из латуни. Ее мелкие кудряшки и складки кружевного чепца подрагивали в такт, когда она цокала языком И качала головой.

— О боже! О боже! — Она взволнованно повернулась к неподвижно сидящей на широком подоконнике Кейт. — Милая моя, ты должна помочь мне решить, какие из этих драгоценных часов лучше взять?

Кейт уже довольно долго отсутствующим взглядом смотрела в окно, погруженная в свои собственные далеко не веселые мысли. Но она все же заставила себя выйти из прострации бросила безразличный взгляд в сторону Эффи.

— Тебе не нужны ни те, ни другие. Я уверена, у них Лондоне достаточно часов.

— Но это же совсем не то, что всегда иметь с собой знакомые часы! — возразила Эффи. — Я слышала об одной герцогине, которая никогда не путешествовала без своих простынь. Ну а я то же самое могу сказать о своих часах.

Эффи все— таки остановилась на медных и даже упаковала их -только для того, чтобы тут же передумать. Она развязала упаковку и бросила ее на пол, а Кейт тяжело вздохнула, мысленно пожелав Эффи и всем ее часам провалиться в преисподнюю. Это была недостойная мысль, и ей стало стыдно. А все из-за того, что напряжение последнего месяца в конце концов стало сказываться на ней. Эти несколько недель были самыми длинными в ее жизни…

Потирая затекшую шею, Кейт слезла с подоконника. За окном все так же дул ледяной пронизывающий ветер с моря, шел дождь, и, казалось, никакие силы на свете не смогут уже развеять эту серую хмурую пелену, которая затянула небо. Кейт не могла вспомнить, когда последний раз видела солнце. Временами она даже боялась, что это еще одно из последствий ее колдовства и что она навсегда лишила мир солнечного света.

Или она всего лишь украла свет из души человека, которого любит?…

Вэл менялся все больше и больше с каждым прошедшим днем. Его характер становился все менее уравновешенным, глаза — все более мрачными и задумчивыми. Жители деревни начали шептаться о том, что доктор Сентледж сошел с ума, что он проклят, и Кейт сама боялась того же. Он стал пренебрегать своими пациентами, избегал семью и часами пропадал неизвестно где верхом на своем дьявольском коне. Даже Кейт не знала, куда он уезжал. Она теперь вообще реже стала его видеть — только в те дни, когда…

Жаркая волна румянца залила ее щеки, и Кейт прижалась пылающей щекой к холодному стеклу. Теперь она видела Вэла, только когда они занимались любовью. А если быть точной, то она на самом деле почти и не видела его, так как встречались они только под покровом темноты. Как и в первую их ночь, Вэл никогда не зажигал света, и они ласкали друг друга, целовали и доводили до безумного экстаза, почти ничего не видя.

Одна украденная ночь в его объятиях превратилась в две, потом в три, в четыре… и каждая последующая была жарче и безудержнее предыдущей. Кейт боялась, что сейчас уже вся округа знает об их связи. Она порой ловила ехидные улыбки жителей деревни, слышала перешептывания за спиной. Конечно, по поводу Кейт никто не удивился: чего же хорошего вообще можно было от нее ждать? Известное дело — найденыш, дикая цыганка. Но как мог их добрый доктор вести себя столь постыдно — вот что всех удивляло.

Кейт не было дела до того, что о ней говорят. Она это заслужила. Но то, что честь Вэла и его репутация оказались предметом пересудов, ранило ее в самое сердце. И все же она не могла отказаться от него. Ему стоило лишь взглянуть на нее, поманить пальцем — и она уже готова была броситься в его объятия, сгорая от страсти.

Она получила от Вэла все, о чем только могла И даже не могла мечтать, но, приобретя в его лице пылкого любовника, она как-то незаметно потеряла друга. И теперь Кейт очень скучала по тихим вечерам, которые они когда-то проводили вдвоем — играли в шахматы, читали друг другу вслух или совершали долгие неспешные прогулки и разговаривали, разговаривали…

На самом деле в течение последних дней Кейт чувствовала себя такой одинокой и несчастной, что даже несколько раз отправлялась в старую башню в поисках общества хотя бы призрака.

Но сегодня ночью все закончится. Прошел ровно один лунный месяц с Хэллоуина, а Просперо уверял ее, что именно это — самое подходящее время для снятия ее любовного заклятия. Эта мысль вызвала в душе Кейт облегчение, отчаяние и страх — почти в равных пропорциях. Ее часто мучили воспоминания о том, что сказал Вэл, когда она спросила, согласился бы он вернуть все на свои места, если бы это было возможно.

«Тогда уж лучше умереть…»

Кейт оставалось только молиться, что когда он снова станет самим собой, то будет совсем иначе к этому относиться. Молиться, что он сможет простить ее, когда в конце концов поймет, что она сделала с ним.

Тяжелый камень лежал у нее на душе, к горлу подкатывали рыдания, от слез щипало глаза…

— Детка!

Эффи взяла ее за плечо, и Кейт поспешно вытерла слезы, прежде чем повернуться к своей опекунше. Ей были так необходимы сейчас материнские объятия, утешения и, может быть, даже совет, но она понимала, что не может ждать этого от Эффи, которая сама сейчас выглядела очень расстроенной.

— Я просто не могу выбрать, Кейт! — жалобно сказала она, держа в руках двое часов. Скажи, которые из них ты советуешь мне взять?

Кейт едва могла поверить своим ушам. Ее сердце сейчас готово разорваться, а эта женщина беспокоится о каких-то часах! Во всей деревне не осталось ни одного человека, который бы не знал или не подозревал, что происходит между ней и Вэлом. Ни одного — за исключением Эффи. Ее приемная мать существовала в своем собственном мире.

Подавив огромное желание вырвать эти проклятые часы из ее рук и швырнуть их на пол, Кейт отвернулась от окна и вскочила на ноги.

— Ради бога, Эффи! Бери обе эти чертовы вещицы, если хочешь! Какое, к дьяволу, это имеет значение?!

Эффи с обиженным видом отступила от нее и была при этом похожа на ребенка, которого ударили. Кейт мгновенно охватило чувство раскаяния. Набрасываться с упреками на Эффи — все равно что отшвырнуть ногой котенка.

— Прости меня, Эффи, — устало сказала она, смягчая тон. — Возьми те, что из латуни. Они самые симпатичные.

Однако исправить положение ей не удалось. С самым несчастным видом Эффи поставила часы на каминную полку и повернулась к Кейт. Губы ее дрожали.

— Ты совершенно не интересуешься нашим путешествием в Лондон, моя дорогая! Неужели тебя это нисколько не волнует?

«Нет!» — хотелось крикнуть Кейт. Правда заключалась в том, что после сегодняшней ночи ей будет совершенно все равно, где находиться. Как только Вэл снова станет самим собой, он наверняка придет в ужас и будет стыдиться всех этих свиданий по ночам. И, уж конечно, он больше не захочет ее видеть. Никогда. Она потеряет и любовника и друга…

Будущее представлялось Кейт пустым и унылым, но ради Эффи она заставила себя улыбнуться.

— Я уверена, в Лондоне будет совсем неплохо.

Но вместо того, чтобы успокоить Эффи, ее слова вызвали настоящий поток слез. Эффи прижалась к Кейт в горестном порыве, и ее худенькое тело задрожало от рыданий.

— Эффи, бога ради, что еще случилось? — испуганно спросила Кейт.

— Я просто не могу этого перенести! — пробормотала Эффи сквозь рыдания. — Видеть тебя такой… такой несчастной…

Кейт застыла в полном изумлении. Она даже не подозревала, что Эффи замечает так много. Она обняла ее, поглаживая по плечу. Как бы ей хотелось сейчас поплакать от души, выплакать всю свою скорбь! Но Кейт представляла себе реакцию Эффи, если она расскажет ей все, что произошло за последний месяц. О том, что она не только заколдовала Вэла Сентледжа, но еще и проводила в его объятиях ночь за ночью… С Эффи мог бы случиться апоплексический удар от таких новостей. Поэтому, как всегда, Кейт проглотила все свои горести и постаралась избавить Эффи от огорчений.

— Я вовсе не так уж несчастна. Я просто устала. Все эти приготовления к поездке в Лондон так изматывают!

— Да… конечно. — Эффи достала свой носовой платок. — И… не думай, что я не понимаю, как тяжело тебе сейчас, детка. Тебе, конечно же, жаль покидать… своих друзей. Я уверена, что тоже буду скучать по этому глупому мистеру Тримблу. Но ты только подумай, какие замечательные вещи ждут нас в Лондоне! Парки, театры, балы…

Кейт с грустью подумала, что именно об этом всю жизнь мечтала Эффи. Вот только возможность такая появилась у нее слишком поздно.

— Я уверена, что это будет очень увлекательно, — сказала она, стараясь придать некоторую оживленность своему голосу.

— О, да! Обязательно! — воскликнула Эффи. — Мы с тобой будем счастливы, обещаю, и… Я все возмещу тебе, моя девочка!

Кейт удивленно уставилась на нее. О чем Эффи говорит? Это звучит так, словно она чем-то навредила ей? Кейт внимательно всмотрелась в залитое слезами лицо своей приемной матери и внезапно поняла, что тоже была слепой в последний месяц. Вокруг глаз Эффи залегли тени, свидетельствующие о переутомлении и истощении всех ее сил. Получалось, что Эффи почти так же несчастна, как и сама Кейт, хотя причины тут были наверняка совсем иные. Но прежде, чем Кейт смогла спросить ее о чем-то, вошла их юная служанка Нэн. Она, кажется, совсем не удивилась, застав свою хозяйку в слезах: прислуга давно уже привыкла к чудачествам и дурному настроению мисс Эффи.

Нэн присела в коротком реверансе.

— Извините, что тревожу вас, мисс. Я знаю, что вы не велели никого принимать, но это пришла мисс Молли Грей. Она говорит, что ей обязательно нужно вас увидеть.

При упоминании о Найденной невесте Виктора Сентледжа Кейт почувствовала неловкость, а Эффи тут же перестала плакать, охваченная тревогой.

— Ах, бедная девочка! Наверное, она пришла просить меня что-то сделать с этим беспутным Виктором, чтобы заставить его жениться на ней. Я не понимаю, почему этот негодяй отвергает ее. Я даже не знаю, где он пропадал весь предыдущий месяц! А ты, Кейт?

— Э… нет, — пробормотала Кейт, со стыдом подумав, что совсем забыла о Викторе в последнее время. Она была слишком рада тому, что он перестал ее преследовать своими ухаживаниями и держался на почтительном расстоянии от Вэла. — Я уверена, что Виктор вскоре одумается и придет к Молли с предложением руки и сердца.

— Тогда, умоляю, скажи бедной девочке об этом! Я бы с удовольствием сделала это сама, но чувствую, что у меня начинает болеть голова.

— Нет-нет, Эффи, пожалуйста! — попыталась возражать Кейт.

Встретиться с молодой женщиной, у которой она случайно увела жениха, ей совсем не улыбалось. Но Эффи уже вышла из гостиной, как всегда успешно избегая неприятной встречи.

У Кейт возникло очень сильное желание сказать служанке, чтобы та отослала Молли прочь, однако она быстро подавила его и повернулась к Нэн.

— Пригласите мисс Молли Грей сюда.

Когда Молли робко вошла в гостиную, Кейт в чопорной позе сидела у камина. Обе девушки с почти одинаковой растерянностью посмотрели друг на друга.