Наш тактический прием полностью оправдался. Как только наши штурмовики начали бомбить переправы и аэродромы в Бобруйске, гитлеровцы сейчас же выслали истребители. Завязался воздушный бой. Сколько было радости для войск и населения, когда над Могилевом на глазах у всех за несколько минут было сбито пять немецких самолетов, а шестой загорелся и тоже пошел на снижение. В районе Бобруйска мы уничтожили 30 самолетов. А за два дня воздушных боев противник потерял не менее 60 самолетов. Когда я сообщил об этом в Москву, начальник Генерального штаба даже переспросил меня по телефону, не ошибся ли я.
Сами мы потеряли лишь 18 машин. В этих боях совершил еще один героический подвиг дважды Герой Советского Союза депутат Верховного Совета бывший летчик-испытатель подполковник Степан Павлович Супрун. Советский ас вступил в бой с шестью немецкими истребителями, один из них сбил, однако силы были слишком неравными. Самолет Супруна загорелся от нескольких прямых попаданий, сам он был смертельно ранен. Останки героя были похоронены местными жителями и бойцами службы ПВО. Спустя много лет могила летчика была найдена.
До этого времени авиация противника, почти не встречая в воздухе наших самолетов, действовала на широком фронте небольшими группами. Мы же использовали свою немногочисленную авиацию массированно и поэтому имели успех. Эти двухдневные воздушные бои имели немаловажное значение для решения дальнейших задач. Врагу был нанесен на этом участке фронта первый серьезный удар с воздуха. Наши летчики воспрянули духом: они поняли, что неприятеля надо побеждать мастерством и высокой организованностью. Воодушевилась и пехота, так как весть о нанесении немцам потерь в воздухе передавалась из уст в уста.
Вместе с начальником штаба фронта генералом Г. К. Маландиным мы решили в те дни и ряд других неотложных проблем. Начальнику инженерного управления было дано указание укрепить район Могилева. За три - четыре дня была создана сильная полоса заграждений. Гитлеровцы в течение десятидневных боев (с 1 по 10 июля) не могли преодолеть наши противотанковые рвы, лесные завалы, минные поля. В результате мы выиграли время и развернули подходившие резервы.
Вплотную занялись мы и вопросом применения зажигательных средств как эффективного в тот момент способа борьбы с танками. В мирное время мне приходилось присутствовать на занятиях, где проверялось действие КС (горючая жидкость). Узнав, что под Гомелем есть химический склад с запасами этой смеси, мы организовали доставку ее на самолетах на фронт. Привезли не менее 10 тысяч бутылок. Тотчас же был отдан приказ частям о проведении инструктивных занятий с командным составом и о скорейшем обучении специальных противотанковых истребительных команд.
Широко развернули мы организацию партизанских отрядов. ЦК КП Белоруссии подбирал людей из партийного актива в отряды, а командование фронта инструктировало их, одевало, вооружало винтовками, гранатами и ручными пулеметами. 30 июня было создано 28 партизанских отрядов. Это положило начало партизанскому движению. Задачи отрядам поставил Военный совет фронта. Им предстояло на бобруйском и минском направлениях сжигать самолеты на вражеских аэродромах, истреблять летчиков, разрушать железнодорожное полотно, взрывать мосты и склады. Так замечательное движение советских партизан, родившееся на белорусской земле, вступало в свою организованную стадию.
Отрадно вспомнить, что постепенно к лучшему стала изменяться работа штаба фронта и войскового командования. Люди повысили дисциплину и, главное, улучшили руководство войсками. Все это явилось результатом огромной работы партии, упорного труда офицеров и генералов, направляющей работы высших штабов и политорганов. Это позволило постепенно оправиться от первого ошеломляющего удара противника. Но это было, конечно, только началом, еще множество трудностей предстояло преодолеть. Последствия просчета Сталина Красной Армии пришлось преодолевать в течение многих месяцев первого периода войны.
В результате десятидневных боев в районе Могилева и пятидневных в районе Борисова врагу был нанесен немалый урон в живой силе и технике. Эти бои явились началом организованных действий наших войск на западном направлении, постепенно оправлявшихся от вероломного и внезапного удара немецких полчищ, но обстановка оставалась напряженной.
Примечательно, что 3 июля Гальдер писал о форсировании рек Западная Двина и Днепр как о фактах, которые, по сути дела, совершились, и утверждал, что теперь речь пойдет не столько о разгроме вооруженных сил врага, сколько о промышленных районах противника, которые надо отнять.
Тут же Гальдер набросал план разгрома Англии, так как с Россией, по его мнению, все покончено. Он пишет, в частности, что в самом ближайшем будущем на первый план снова выступят дальнейшие задачи войны против Англии, а именно, подготовка наступления через перешеек рек Нил и Евфрат{12}.
Генерал Гот, исходя из реальной обстановки на фронте, писал: Таким образом оказалось, что 3 июля на всем фронте наступления 3-й танковой группы продвижение было остановлено{13}.
Глава третья.
В 22-й армии
4 июля на Западный фронт в качестве командующего с сохранением своих основных обязанностей прибыл народный комиссар обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, я назначался его заместителем (приказ был подписан 2 июля 1941 г.). К этому времени стало ясно, что основные силы немецко-фашистская армия сосредоточила на центральном участке советско-германского фронта для нанесения удара на Москву. Передачей командования фронтом наркому обороны имелось в виду укрепить руководство войсками. Прибытие С. К. Тимошенко и его последующая деятельность сыграли определенную роль в усилении отпора врагу на западном направлении.
В начале июля особенно тревожно стало под Борисовом. Здесь развернулись ожесточенные бои. Противник значительно превосходил нас в силах, главным образом в танках, вражеская авиация безраздельно господствовала в воздухе. Трудное положение защитников Борисова усугублялось почти полным отсутствием противотанковой артиллерии и недостатком других средств борьбы с танками. Город обороняло танковое училище под командованием корпусного комиссара И. З. Сусайкова. Курсанты и офицеры училища во главе со своим начальником проявили героизм и самоотверженность, но удержать город, естественно, не смогли. 2 июля Борисов был захвачен гитлеровцами. Их танки переправились через р. Березина, так как мост взорван не был. Между тем мною было отдано приказание о взрыве моста. Однако те, кому надлежало его выполнить, не сумели это сделать. Мне докладывали потом, что это серьезное упущение объяснялось техническими причинами. При более детальном изучении вопроса оказалось, что речь шла о нерадивости в выполнении приказания.
После падения Борисова в этот район была срочно переброшена только что подошедшая своим ходом из Москвы 1-я Московская мотострелковая дивизия. Я немедленно отправился туда. В составе дивизии имелось до 100 танков, в том числе несколько Т-34, остальные Т-26. Командовал дивизией полковник Я. Г. Крейзер. Силами этой дивизии, оставшимися подразделениями Борисовского танкового училища и другими отходившими частями удалось задержать врага, бешено рвавшегося вперед вдоль шоссе Минск - Москва. На одном из рубежей под Борисовом был организован контрудар, задержавший продвижение врага на двое суток. За умелое проведение контрудара и проявленный при этом личный героизм полковник Крейзер по моему представлению был удостоен звания Героя Советского Союза.
Гудериан писал об этом ударе: 18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы.
В дальнейшем, применяя тактику подвижной обороны, мы медленно отходили от рубежа к рубежу, используя каждый удобный случай для коротких контратак. В донесении от 4 июля 1941 г. я сообщал: 13-я армия в течение дня продолжала вести бой за переправы на р. Березина. 50-я стрелковая дивизия, переправившись на восточный берег р. Березина, перешла к обороне на фронте Холхолица, Студенка. 1-я мотострелковая дивизия и сводный отряд Борисовского гарнизона продолжали вести бой с переправившимися в районах Борисов и Чернявка мотомехчастями противника. В этом бою геройски сражалась 1-я мотострелковая дивизия, действовавшая на рубеже Крупки. Дивизия при этом несла большие потери. Полк дивизии, занимавший оборону севернее Борисова, понес большие потери от авиации противника...
...Противник же вел огонь только бронебойными снарядами, которые хотя броню КВ не пробивали, но рвали гусеницы. Дивизия перешла к обороне{2}.
Таким образом мы сдерживали врага вплоть до Орши, на подступах к которой к этому времени развернулась 20-я армия генерал-лейтенанта П. А. Курочкина. Армия сумела создать здесь прочную оборону и героически ее удерживала, пока не была обойдена противником с обоих флангов. После этого армия получила приказ отойти на новый рубеж.
6 июля меня вызвал с борисовского направления маршал Тимошенко. Встретились мы на перекрестке дорог севернее Орши. Кроме нас, были еще генерал-лейтенант П. А. Курочкин и помощник командующего войсками по бронетанковым силам генерал-майор танковых войск А. В. Борзиков{3}.
Здесь же за обочиной дороги, в кустах, мы коротко обсудили создавшееся на фронте положение, я информировал присутствовавших о боях на борисовском направлении. Обстановка была тяжелой, но все же ободряющей: мы к этому времени уже образовали фронт. Правда, не плотный, но все-таки фронт. Наши армии к этому времени имели по 30 - 40% состава своих войск на рубеже вновь образованного фронта, и даже подошли 5-й и 7-й механизированные корпуса.
Противник все время рвался вперед и стремился помешать образованию нового фронта. С этой целью особенно активно двигались вперед подвижные группы Гудериана и Гота, поддержанные массированными ударами авиации.
К 4 июля 3-я танковая группа Гота вышла в район Лепель, Уллл, Полоцк. Одновременно часть сил 2-й танковой группы Гудериана прорвалась в район Быхова. Оба эти обстоятельства, в первую очередь успех 3-й танковой группы, создали серьезную угрозу всему правому крылу фронта, особенно 22-й армии, которая в это время еще не завершила развертывания.
В тот же день, 4 июля, позиции 22-й армии были атакованы 19-й танковой дивизией северо-западнее Полоцка, 18-й моторизованной дивизией - в районе Полоцка и 20 и танковой дивизией - в районе Уллы.
Две танковые дивизии - 20-я и 7-я, заняв Лепель, наступали на Витебск, нацеливаясь в стык наших 22-й и 20-й армий.
В то же время танковая дивизия из 2-й танковой группы Гудериана, прорвавшаяся к Днепру в районе Быхова, вела бой за переправы, стремясь обеспечить развитие наступления танковым корпусам группы: 24-му - на Славгород (Пропойск), 46-му - на Горки, Починок, Ельня, 47-му - на Смоленск.
В этой обстановке командующий фронтом определил, что главной угрозой для войск фронта являлась 3-я танковая группа Гота, наступавшая из района Лепель, Полоцк в направлении Витебска и севернее.
С этим выводом все мы были согласны, но в качестве ответа на эту угрозу мне представлялось наиболее целесообразным нанесение короткого удара при вклинении противника в нашу оборону. Я считал, что нанесение глубокого контрудара механизированными корпусами далеко за пределами нашей обороны, при котором была неизбежна их изоляция от других войск, отсутствие прикрытия с воздуха с помощью авиации и зенитной артиллерии и поддержки со стороны пехоты и артиллерии, едва ли приведет к успеху. Это не значит, конечно, что я вообще отрицал правомерность глубоких действий крупных механизированных войск, но в то время необходимо было строго учитывать специфические условия обстановки.
В соответствии с указанием Ставки маршал Тимошенко отдал приказ войскам, с содержанием которого он и познакомил меня. Суть приказа сводилась к следующему: прочно оборонять линию Полоцкого укрепленного района, рубеж р. Западная Двина, Сенно, Орша и далее по р. Днепр, не допустить прорыва противника в северном и восточном направлениях{4}.
22-я армия получила задачу оборонять Полоцкий укрепленный рубеж и рубеж по р. Западная Двина до Бешенковичей включительно; 20-я армия - оборонять Бешенковичи, Шклов; 21-я армия - Могилев, Быхов, Лоев.
Командующему 20-й армией П. А. Курочкину была поставлена задача уничтожить главную группировку противника, наступающую из района Лепеля. С этой целью 5-му и 7-му механизированным корпусам было приказано нанести контрудар из района севернее Орши в направлении Сенно, а затем развить наступление на Лепель и Кубличи во фланг наступавшим на Витебск войскам противника.
Окончательное решение командующего фронтом было сформулировано следующим образом: Прочно удерживая рубежи р. Зап. Двина, Днепр, с утра 6.7.41 г. перейти в решительное наступление для уничтожения лепельской группировки противника{5}.
Глубина ударов была определена для 5-го корпуса до 140 км (из района Высокое, ст. Осиновка на Сенно, Лепель) и для 7-го - до 130 км (из района Рудня, ст. Крынки на Бешен-ковичи, Лепель). Глубина последующей задачи корпусов достигала 200 км.
Механизированные корпуса, предназначенные для контрудара, были в основном укомплектованы. Каждый из корпусов имел свыше 700 танков. Однако современных танков (КВ, Т-34) было очень мало. Подавляющее большинство составляли машины устаревших конструкций (БТ-7 и Т-26). У противника насчитывалось до 1000 танков лучших конструкций под командованием имевших большой боевой опыт немецких танковых командиров. Основная беда, однако, состояла в том, что нашим корпусам предстояло действовать по существу без всякого авиационного обеспечения (в распоряжении Западного фронта было всего 55 - 65 исправных самолетов-истребителей).
Идея контрудара, подсказанная Ставкой, шла вразрез с теми мероприятиями, которые намечались до вступления Тимошенко в командование фронтом. В той обстановке целесообразно было бы сосредоточить 5-й и 7-й корпуса в треугольнике Смоленск - Витебск - Орша, чтобы использовать их для нанесения контрудара в случае прорыва противником нашей обороны, созданной на линии Витебск - Орша.
В то время нам нужно было особенно экономно расходовать свои силы. При подавляющем господстве авиации противника и отсутствии данных о намерениях и силах врага выдвижение корпусов было связано с риском их окружения и уничтожения. Эффект же от этих действий ни в коей мере не мог окупить их потери.
Утром 6 июля 3-я танковая группа противника форсировала в двух местах р. Западная Двина - в районе Диены частями 19-й танковой и 18-й моторизованной дивизий, в районе Уллы частями 20-й танковой дивизии. В результате этого противником были захвачены плацдармы на северном берегу реки. В полосе еще не развернувшейся окончательно 22-й армии сложилась крайне напряженная обстановка.
Утром того же дня нанесли контрудар 5-й и 7-й{6} механизированные корпуса. Вначале их действия развивались довольно успешно: оба корпуса, преодолевая сопротивление врага, достигли района севернее и южнее Сенно. Противник выдвинул сюда 17-ю и 18-ю танковые дивизии. В течение двух дней наши корпуса отражали натиск этих соединений, чем задержали продвижение всей 3-й танковой группы противника к Днепру. Особую доблесть проявили танкисты 5-го корпуса под командованием генерал-майора танковых войск Ильи Прокофьевича Алексеенко{7}.
Однако контрудар механизированных корпусов не получил развития. Гитлеровцы бросили сюда крупные силы авиации, и наши корпуса оказались в тяжелом положении, понеся потери. Они вынуждены были начать отход в тяжелых условиях под ударами танков и авиации противника.
Основными причинами неудач механизированных корпусов были: отсутствие авиационного и зенитно-артиллерийского прикрытия, массированные удары вражеской авиации, недостаточно налаженное взаимодействие между корпусами, а также между танками, артиллерией и стрелковыми частями; отсутствие необходимой четкости и в руководстве войсками. Вот где нужна была механизированная армия со своим штабом и управлением, о которой на предвоенном совещании говорил П. Л. Романенко. Если бы эти корпуса были объединены в армию со своим штабом и командованием, совсем по-другому обстояло бы дело с управлением войсками.
Нужно иметь в виду также и то, что 2 июля командующим 4-й танковой армии, в которую в это время вошли обе танковые группы Гудериана и Гота, был отдан приказ, по которому на сравнительно нешироком фронте вдоль Западной Двины и Днепра должны были одновременно перейти в наступление пять танковых корпусов группы армий Центр при массированной поддержке авиации{8}.
После совещания, получив от маршала Тимошенко ряд указаний, я выехал на крайний правый фланг фронта - на участок 22-й армии.
Ряд соединений армии был хорошо укомплектован, но некоторые соединения уже понесли потери и были малочисленны. Так, например, в 126-й стрелковой дивизии насчитывалось всего 2355 штыков. В армии имелось немногим более сотни танков (из них Т-34 всего 15) и 698 орудий (в том числе 226 пушек калибра 45 мм){9}.
Командный пункт находился в лесу вблизи Невеля. Командовал армией генерал-майор Ф. А. Ершаков{10} - человек храбрый и добросовестный. В проведении принятых решений он был требователен и настойчив, характер имел спокойный, ровный. Его удачно дополнял начальник штаба армии - генерал-майор Г. Ф. Захаров{11}, оперативно достаточно подготовленный и очень волевой, но не в меру горячий и подчас грубоватый.
22-я армия к 1 июля 1941 г. развертывалась и занимала оборону по северному берегу р. Западная Двина на фронте Краслава, Полоцк, Витебск, продолжая сосредоточение.
51-й стрелковый корпус армии имел в своем составе 112-ю и 98-ю стрелковые дивизии, вновь прибывающую 174-ю стрелковую дивизию и гарнизон Полоцкого УР'а. Дивизии корпуса занимали: 112-я - участок Краслава, Лупанды, станция Бопесово, 98-я - участок Дрисса, Николаево, где воздвигались оборонительные сооружения. Части Полоцкого УР'а продолжали работы по совершенствованию укрепленного района. Гарнизон УР'а был подчинен командиру 174-й стрелковой дивизии комбригу А. И. Зыгину. Из состава 174-й стрелковой дивизии к 30 июля прибыло всего 14 эшелонов.
62-й стрелковый корпус имел в своем составе 126, 186 и 153-ю стрелковые дивизии. В корпус временно включалась 170-я стрелковая дивизия, которая подходила из резерва. 186-я стрелковая дивизия занимала Себежский укрепленный район, но по мере прибытия 170-й дивизии это соединение перебрасывалось в район р. Западная Двина с задачей занять оборону на участке Бешенковичей. Ранее этот участок, в пунктах возможной переправы через р. Западная Двина, занимали несколько батальонов 153-й стрелковой дивизии.
153-я стрелковая дивизия силами войск и местного населения подготавливала круговую оборону города Витебска по линии Мишкуры, Терерки, отметка 178, исключительно станция Княжица, Вороники.
К моему приезду 22-я армия занимала, таким образом, оборону на фронте от Себежского укрепленного района до Витебска включительно. Линия фронта проходила дугой, выгибавшейся в сторону противника. Рубеж был выгоден для обороны, но полоса для армии была чересчур широка (200 км), так что на дивизию приходилось более 30 км.
Против войск 22-й армии наступали два армейских корпуса 16-й армии противника и соединения 3-й танковой группы Гота, насчитывавшие восемь пехотных, три танковых и три моторизованных дивизии. Кроме того, к р. Западная Двина в районе Диены подходили две дивизии 9-й немецкой армии.
7 июля враг вошел в непосредственное соприкосновение с силами 22-й армии по всей ее полосе. Замысел противника заключался в том, чтобы уничтожить армию и выйти на фланг и в тыл всего Западного фронта. Для этого наносились концентрические удары по трем направлениям: на правом фланге через Себеж на Идрицу силами 10-го армейского корпуса, в центре - через Диену и Ворковичи на Невель силами 57-го моторизованного корпуса и на левом фланге - через Городок на Великие Луки частями 39-го моторизованного корпуса. В центре удар носил вспомогательный характер. Он должен был сковать 22-ю армию с фронта, в то время как она будет окружена фланговыми ударами.
Это был излюбленный маневр немецких войск. Немцы называли его котлом. Как правило, действия групп начинались или одновременно, или же центральная, сковывающая, группа начинала действовать на сутки, на двое раньше, чтобы заставить нас притянуть к центру резервы и ослабить фланги. В данном случае немцы начали действия в центре на сутки раньше.
Отражение атак противника началось неорганизованно Противник перешел в наступление с утра 7 июля, а штаб армии не знал об этом до вечера, хотя имел связь со штабом корпуса и со штабами дивизий. 7 июля в 24.00 мы получили странную телеграмму от командира 62-го стрелкового корпуса генерал-майора И. П. Карманова: В 23.00 противник атаковал 166-й полк 126 сд двумястами самолетов, нанес ему крупные поражения, и полк в беспорядке отходит.
Никто этой телеграмме не поверил, так как в то время немцы ночных воздушных налетов, да еще таким количеством самолетов, не совершали. Сообщение мне показалось неправдоподобным, и я решил лично выяснить все на месте.
Но на командном пункте командира 62-го стрелкового корпуса, куда я немедленно выехал, сделать это было нелегко, так как командный пункт находился в лесу в 50 км от передней линии, и генерал Карманов, к сожалению, очень мало знал о том, что происходит в войсках.
Вместе с Кармановым я выехал в штаб 126-й стрелковой дивизии, который располагался в лесу, на расстоянии 25 - 30 км от полков. Мне удалось выяснить, что командир 166-го стрелкового полка после небольшого артиллерийского огневого налета противника по боевым порядкам полка оставил свой командный пункт. Сообщение же о 200 самолетах, как я и предполагал, оказалось вымыслом.
Командира пришлось отстранить от должности. Приказано было собрать 166-й стрелковый полк, поддавшийся панике, и силами двух резервных батальонов контратаковать гитлеровцев, уже подходивших к району расположения штаба дивизии. Контратакой руководил командир дивизии. Мы с командиром корпуса находились тут же.
Надо сказать, что наши артиллеристы работали мастерски и батальоны дрались отлично. Несмотря на массированный огонь врага, мы отбросили гитлеровцев на несколько километров. Затем надлежало ввести свежие войска и занять новую линию обороны.
К этому времени был собран 166-й стрелковый полк. Людей набралось немало более двух батальонов. Явился и сам командир полка. Я побеседовал с офицерами и установил, что потери полка в бою были совсем незначительными. Отход же начался потому, что полк лишился управления, ибо командир проявил малодушие.
Вновь назначенный командир полка уверенно повел часть в наступление. Батальоны устремились в решительную атаку и отлично дрались с врагом. На этом участке в последующие дни оборона была устойчивой.
К концу второго дня нашего пребывания на участке 62-го стрелкового корпуса мне доложили, что на правом фланге армии противник прорвал Себежский укрепленный район и в районе Себежа продвинулся на 30 км. Соседняя 27-я армия отошла. Это и поставило под удар правый фланг 22-й армии. Как стало известно теперь из немецких источников, против семи дивизий 22-й армии наступало 16 дивизий врага.
Мы немедленно выехали на участок 51-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор А. М. Марков. Нам предстояло проехать около 200 км, маршрут лежал через Невель. По пути мы заехали в штаб армии, откуда я донес маршалу Тимошенко о мероприятиях, проведенных в районе Диена - Ворковичи.
Не доезжая Себежа, мы встретили командира и комиссара Себежского укрепленного района. Они оставили укрепленный район, так как считали, что не смогут его удержать. Пулеметные батальоны, составлявшие гарнизон укрепленного района, отступали.
Я приказал командованию укрепленного района приостановить отход и вернуться на оставленные позиции.
Через некоторое время мы уже были в районе боя за город Себеж на участке 717-го стрелкового полка 170-й стрелковой дивизии.
Командир полка доложил мне, что ведет бой с превосходящими силами противника и что положение угрожающее. Он передал мне карту, только что захваченную у немецкого офицера, на которой был нанесен план немецкого наступления.
Личным наблюдением и по захваченным документам я определил, что здесь, на себежском направлении, наступает не менее двух немецких дивизий с танками. Их удар принял на себя один 717-й стрелковый полк под командованием майора М. И. Гогигайшвили{12} и геройски сражался, сдерживая превосходящие силы врага.
На этом примере исключительной стойкости и героизма личного состава 717-го полка, наблюдая его действия в бою, я еще раз убедился в высоких достоинствах наших солдат и командиров. Две усиленные немецкие дивизии вели наступление на один полк. Спокойно и уверенно звучал голос майора Гогигайшвили. Решения принимались им сразу же и учитывали последующее развитие событий. Он экономно и удачно использовал огневые средства, особенно артиллерию, четко решал вопросы взаимодействия, ни на минуту не терял управления подразделениями. Уверенность командира передавалась всем подчиненным, и они мужественно и умело парировали таранные удары превосходящих сил врага.
Это был один из многочисленных примеров героизма и боевого искусства наших воинов, ярко проявившихся и в первые неимоверно тяжелые недели войны. А рядом поведение командира Себежского укрепленного района, по вине которого были оставлены подготовленные позиции при отсутствии существенного нажима со стороны врага. Сопоставление убедительно показывало огромную важность дела подбора и подготовки командных кадров в мирное время.
Я подчинил командиру полка пулеметные батальоны укрепленного района и заверил его, что скоро подойдут резервы.
Резервов же в действительности близко не имелось, кроме одного танкового батальона, который в тот момент находился в 50 км от места боя.
Очень скоро мы были на командном пункте командира 170-й стрелковой дивизии генерал-майора П. К. Силкина. Он являлся командиром боевого участка, ему подчинялись укрепленный район и все войска, оборонявшие этот район. Я помог Силкину и его заместителям разобраться в обстановке и наладить управление войсками. Люди они были еще необстрелянные, и им было трудно в сложной обстановке.
К вечеру мы опять побывали на участке 717-го стрелкового полка, чтобы посмотреть, как там развиваются события, подошли ли танки, как действуют пулеметные батальоны укрепленного района.
В 3 - 4 км от Себежа мне встретилась небольшая группа людей, понуро бредущих по обочинам дороги. Я остановился, остановились и встречные.
Это были красноармейцы одного из батальонов укрепленного района.
- В чем дело, куда вы идете? - спросил я их, выходя из машины.
Они молчали, еще ниже понурив головы. Я понял, что это были те, кто спасовал в бою. Они стыдились теперь смотреть друг другу в глаза.
- Бойцы, - сказал я, - вы напрасно ушли с передовой, враг страшен лишь тогда, когда его боятся. Есть среди вас сержанты?
Вперед робко вышел человек с двумя треугольниками на петлицах. Я спокойным тоном, но строго приказал:
- Товарищ сержант, постройте людей и немедленно отведите их в свою часть и сдайте командиру батальона и скажите ему при этом, что заместитель командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант Еременко задержал этих людей, когда они уходили в тыл...
В этот момент (я еще не окончил отдавать приказ сержанту) выскочил из группы на обочину дороги здоровенный детина в военной форме и, обращаясь к солдатам, закричал истошно:
- Не слушайте его, братва, не будем воевать, идем по домам, а ты... (гневно обращаясь ко мне) замолчи.. - И одновременно, повернувшись ко мне лицом (до этого стоял ко мне боком), вскинул карабин на руку. Мой адъютант Хирных, стоявший рядом со мной, и три солдата, до этого стоявших безучастно, бросились к провокатору, обезоружили его и связали.
- Вот видите, товарищи, кого вы послушались, - сказал я.
- Да, это он мутил воду!
- Все толковал, что нас предали и что война проиграна, - раздались возмущенные голоса.
- Это ложь, - отозвался я.- Военный трибунал выведет на чистую воду этого изменника Родины.
Найдя глазами тех, кто наиболее решительно двинулся против провокатора, я сказал им:
- Товарищи, ваше место на передовой. Помните, что русских никогда и никто не побеждал, а советских людей тем более никто не победит. Гитлеровская армия будет разбита.
Люди построились, подтянулись и быстро пошли в свои части. Я был уверен, что они больше никогда не спасуют перед опасностью.
В пору наших временных неудач, вместе с высоким патриотизмом и самоотверженной доблестью, подчас проявлялось и малодушие. Этим умело пользовались враги. Нужна была повседневная разъяснительная работа, воспитание бдительности, стойкости, мужества. И наша партия сумела вдохнуть в сердца бойцов уверенность в победе.
Благодаря принятым мерам наступление противника в районе Себежа на некоторое время было задержано. Мы возвратились в штаб 22-й армии. Начальник штаба генерал-майор Г Ф. Захаров доложил, что на левом крыле армии, в районе Витебска, на стыке 22-й и 20-й армий, враг 9 июля перешел в наступление. 98-я стрелковая дивизия, оборонявшаяся на витебском направлении на широком фронте, отброшена и сосредоточивалась в лесах северо-западнее Городка. Направление Городок - Невель, по сути дела, осталось открытым.
- Какие есть резервы в районе Невеля? - спросил я Захарова.
- Есть четыре танка и четыре противотанковые пушки на быстроходных тракторах Комсомолец в составе отряда охраны штаба и один противотанковый полк, только что сосредоточенный севернее Невеля в армейский резерв.
После обмена мнениями и уяснения обстановки было решено подчинить противотанковому полку четыре танка и противотанковые пушки на тракторах Комсомолец, усилить его ротой пехоты в количестве 40 - 50 человек и выбросить полк в направлении Городка с задачей задержать продвижение противника и не допустить его к Невелю до подхода наших резервов.
Противотанковый полк с приданным ему усилением выступил по тревоге в 16 часов 10 июля из района Невеля по шоссе Невель - Городок. Мы с группой офицеров выехали в этот полк уже в сумерках. Не доходя 20 км до Городка, полк остановился, здесь мы его и нагнали. Командир полка доложил обстановку и свое решение организовать на достигнутом рубеже оборону. Ему было приказано оставить один дивизион на этом рубеже, который очень удачно прикрывался озерами и болотами, недоступными для танков, дефиле же между непроходимыми участками местности могло простреливаться огнем орудий прямой наводки.