В начале войны

      Авиация накануне войны также получала новую технику. Авиационные части, имевшие на вооружении истребители И-16, И-15, И-153 (Чайка), бомбардировщики СБ, ДБ-3, начали перевооружаться истребителями МиГ-3, ЛаГТ-3, Як-1, бомбардировщиками Пе-2 и штурмовиками Ил-2.
      Войска противника, наступавшие в полосе Западного фронта, превосходили войска фронта в два раза, а на направлениях главных ударов, в частности, на брестско-барановичском, имели четырехкратное превосходство.
      В 4 часа утра 22 июня артиллерийским обстрелом нашей границы враг начал военные действия на западном направлении. Артиллерийский обстрел продолжался 1 - 2 часа. Одновременно были нанесены удары с воздуха по городам Гродно, Лида, Белосток, Волковыск, Барановичи, Бобруйск, Брест, Пинск и др. Глубина авиационного воздействия достигала 300 км.
      Войска округа, для которых начало войны явилось полной неожиданностью, вступали в бой разобщенными группами и вследствие этого несли огромные потери, особенно в технике. Инициатива сразу же оказалась в руках противника.
      Весьма характерное свидетельство мы находим в книге Гудериана Воспоминания солдата. В частности, он пишет: ...20 и 21 июня находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов...
      Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом{б}.
      Об этом же свидетельствуют и наши архивные данные{7}.
      Уже в первый день танковые части противника на ряде участков проникли вглубь нашей территории на 50 - 60 км. Связь между штабами и войсками была парализована, руководство частями и соединениями чрезвычайно затруднялось.
      В особенно тяжелом положении оказались соединения, находившиеся на флангах Западного фронта.
      3-я армия, которой командовал генерал-лейтенант В. И. Кузнецов, была глубоко обойдена с правого фланга соединениями 3-й танковой группы противника. 56-я стрелковая дивизия 3-й армии, оборонявшаяся на фронте до 40 км, оказалась в полосе наступления трех немецких дивизий. Дивизия оставила Гродно и откатилась на юго-восток. На второй день войны она вела бои уже севернее Немана. Отошли и соседние две дивизии, 87-я и 27-я, создав оборонительный рубеж южнее и юго-западнее Гродно.
      В результате отхода 3-й армии между смежными флангами Северо-Западного и Западного фронтов образовалась брешь шириной более 100 км, которую использовал враг, продвинувшийся здесь за двое суток на 120 км.
      Не лучше обстояло дело и на левом фланге Западного фронта, где оборонялась 4-я армия под командованием генерал-майора А. А. Коробкова{8}. Здесь действовали 2-я танковая группа противника и один из армейских корпусов 4-й армии. В полосе наступления гитлеровцев оказались четыре дивизии армии (6, 42, 49 и 75-я). Под напором численно превосходящего противника, имевшего в первом эшелоне 10 дивизий, в том числе четыре танковые (во втором эшелоне было шесть дивизий), наши части начали отход.
      Генерал Коробков приказал командиру 14-го механизированного корпуса генерал-майору С. И. Оборину нанести контрудар из района Пружаны, Кобрин. Контрудар не удался, так как дивизии корпуса находились на большом расстоянии друг от друга, и объединить их в единый мощный кулак не удалось. 4-я армия вынуждена была отойти за р. Ясельда.
      Командарм не сумел правильно оценить противника и поэтому не смог принять необходимых мер, чтобы преградить ему путь. Местность же благоприятствовала организации обороны и созданию заграждений. Несмотря на превосходство противника, все же можно было замедлить его продвижение.
      Отступление наших войск на флангах Западного фронта создало тяжелые условия для соединений, оборонявшихся в центре, на белостокском выступе. Здесь оборонялась 10-я армия под командованием генерал-майора К. Д. Голубева. На армию наступали четыре армейских корпуса противника - 7, 9, 13 и 42-й.
      Отступление соседей, и особенно 4-й армии, создало для войск 10-й армии критическое положение. Так, 13-й механизированный корпус генерал-майора П. Н. Ахлюстина, дислоцированный в Бельске, попытался было закрепиться на рубеже р. Нужец, но, имея большой некомплект материальной части, уже 23 июня вынужден был начать отступление.
      Войска, расположенные на правом фланге и в центре белостокского выступа, оказали врагу яростное сопротивление, однако в связи с катастрофическим положением на флангах фронта вынуждены были отойти на рубеж р. Бобр.
      Командование Западного фронта в соответствии с директивой наркома обороны вечером 22 июня решило силами двух механизированных и одного кавалерийского корпусов с рассветом следующего дня нанести удар из района Гродно во фланг группировке противника, наступавшей из сувалковского выступа.
      В эту конно-механизированную группу должны были войти: 11-й механизированный корпус 3-й армии (командир генерал-майор Д. К. Мостовенко), 6-й механизированный корпус 10-й армии (командир генерал-майор М. Г. Хацкелевич), 6-й кавалерийский корпус (командир генерал-майор И. С. Никитин). Возглавлял группу заместитель командующего Западным фронтом генерал-лейтенант И. В. Болдин.
      Однако нанести по противнику фланговый удар оказалось весьма трудной задачей. Дело в том, что в исходном районе (южнее Гродно) находился лишь 11-й механизированный корпус, в то время как штаб 6-го кавалерийского корпуса был в районе Белостока, а его дивизии разбросаны на большом удалении друг от друга (36-я - в районе Волковыска, а 6-я - у Ломжи).
      В назначенный срок (23 июня) начал действовать лишь 11-й механизированный корпус, остальные войска при попытке занять исходное положение для контрудара подверглись ожесточенным ударам авиации противника и в значительной мере утратили свою боеспособность.
      На следующий день, 24 июня, войска 11-го механизированного корпуса и часть сил 6-го механизированного корпуса, которым удалось подойти, нанесли удар по противнику южнее Гродно и добились некоторого успеха, сковав в районе Гродно четыре пехотные дивизии противника и задержав на несколько дней их продвижение на Лиду.
      Однако уже 25 июня наш контрудар захлебнулся. Это объяснялось почти полным отсутствием авиации и недостаточным артиллерийским, в первую очередь зенитным, прикрытием. Наши потери в личном составе и материальной части от авиации и артиллерии противника были очень велики. В условиях непрекращающихся ударов противника с воздуха не могло быть налажено и снабжение войск боеприпасами и горючим.
      В Москве в этот период очень слабо представляли себе обстановку, сложившуюся на фронте. Задача состояла в том, чтобы быстро вывести из-под удара соединения, находившиеся в приграничных районах, на те рубежи, где можно было организовать жесткую оборону, а не бросать разрозненные соединения в бесцельное в тех условиях контрнаступление.
      В итоге этих событий многие наши части оказались в кольце вражеских войск и в неравных боях понесли громадные потери или были полностью уничтожены. Среди этих войск находился и 6-й кавалерийский корпус, которым я командовал в период освободительного похода в Западную Белоруссию. И сейчас, по прошествии стольких лет, трудно смириться с мыслью, что перестали существовать эти доблестные кавалерийские части{9}.
      Многие наши воины оказались в фашистском плену, в том числе и командир 6-го кавалерийского корпуса генерал-майор Иван Семенович Никитин, старый кавалерист, еще в гражданскую войну командовавший кавалерийским полком.
      После тяжелых боев на ломженском направлении 6-й кавалерийский корпус вынужден был отходить на восток. Отход был очень тяжелым. Связи со штабом фронта не было. Тыл оказался отрезанным. Начиная с утра 22 июня, кавалеристы не знали ни сна, ни отдыха. Несмотря на это, люди проявляли чудеса стойкости и храбрости. Сам генерал сутками не сходил с коня, появлялся на самых трудных участках, неоднократно лично водил части в контратаки. Но с каждым часом становилось все труднее и труднее. Над отходящими колоннами конницы непрерывно висела вражеская авиация, их разрезали и дробили фашистские танковые части. В одном из боев Никитин с горсточкой кавалеристов был отрезан и прижат к реке. И здесь раненого и тяжело контуженного генерала гитлеровцы в бессознательном состоянии захватили в плен.
      В плену Никитину предложили подписать листовку о том, что он добровольно сдался в плен и встретил вежливое обращение немецкого командования. Несмотря на жестокие издевательства, попытки подкупа, советский генерал остался верен своей Родине. В лагере для военнопленных Хаммельбург, в Средней Германии, Никитину удалось организовать с помощью своих бывших сослуживцев майора Николая Панасенко и генерала Алахвердова движение сопротивления. Вскоре к этой организации примкнули офицеры А. К. Ужинский, Б. И. Николаев, Г. И. Кикоть, Р. Р. Эрусте, Н. Т. Капелец и др. Организация начала распространять листовки, написанные огрызком карандаша на листке бумаги. Вскоре десятки агитаторов, руководимых подпольной организацией, вели работу среди военнопленных, поднимали их моральный дух, направляя их ненависть к врагу в общий поток организованного сопротивления.
      Фашисты заметили это, усилили репрессии, стали подсылать провокаторов, но работа, став более конспиративной, продолжалась, организовывались акты диверсий и саботажа теми военнопленными, которые работали на заводах.
      В декабре 1941 г. подпольная организация сумела распространить радостную весть о нашей победе под Москвой. 6 января 1942 г. Никитин и Алахвердов были вывезены из лагеря и в апреле были зверски казнены в одной из тюрем гестапо, где их содержали в каменных казематах прикованными цепями к стене в течение четырех месяцев.
      Однако в лагере Хаммельбург продолжалась работа, ее возглавлял генерал-майор авиации Григорий Илларионович Тхор, а после того, как он был схвачен гестаповцами, генерал-майор танковых войск Николай Филиппович Михайлов. Оба они погибли смертью героев от рук палачей.
      Оставшиеся в живых хаммельбуржцы Кикоть, Ужинский, Панасенко рассказали об их беспримерном подвиге.
      3-я танковая группа противника, захватившая Вильнюс, двинулась на Молодечно и, по существу не встречая сопротивления, вышла к Минскому укрепленному району.
      Такой успех врага был отчасти связан с тем, что командование Западного фронта приняло не соответствовавшее сложившейся обстановке решение о наступлении в сторону Лиды войск, находившихся к северо-западу от Минска.
      Плохо были организованы боевые действия войск и на левом крыле фронта - на барановичском направлении. Войска 4-й армии, в значительной степени уже обескровленные, поспешно отходили на восток.
      Для организации рубежа обороны на этом направлении была выгодна р. Шара. Однако находившиеся здесь войска (до трех дивизий) действовали разрозненно. Танковые соединения врага легко преодолели этот рубеж и вышли в район Барановичей.
      Таким образом, несмотря на мужество и героизм советских воинов, стойкость многих частей и соединений, приграничное сражение окончилось для нас неудачно.
      Навсегда останутся в памяти советского народа бессмертные подвиги героических защитников Брестской крепости и многих других воинов, погибших в первые дни войны.
      3-я танковая группа противника за четыре дня наступления продвинулась вглубь нашей территории более чем на 200 км. Заняв Вильнюс и не встретив здесь организованного сопротивления, она повернула основные силы на Молодечно, Минск и охватила соединения Западного фронта с севера и северо-востока. В то же время 2-я танковая группа, взаимодействуя с 4-й армией, охватила войска фронта своей мотопехотой с юга и юго-востока, углубившись на нашу территорию также примерно на 200 км.
      В связи с поворотом 3-й танковой группы к Минску количество войск противника в полосе Западного фронта увеличилось еще на 12 дивизий. Продолжало возрастать и превосходство противника в боевой технике, поскольку мы несли большие потери в материальной части от ударов вражеской авиации и артиллерии.
      Все это создало крайне неблагоприятную обстановку не только для организации более или менее стабильной обороны (о сколько-нибудь значительных контрударах в этот момент не могло быть и речи), но и для отступления наших войск, приказ о котором, наконец, был отдан командующим Западным фронтом.
      Так, для отхода войск в направлении Белосток - Новогрудок свободной оставалась лишь полоса шириной до 50 км, где, к несчастью, не было ни одной шоссейной дороги. По обеим сторонам этой полосы действовал неприятель.
      Можно представить себе, в каких условиях происходило отступление при непрерывных арьергардных и фланговых боях.
      Плохие дороги затрудняли использование автотранспорта, горючего не было, большое количество автомобилей было потеряно, не хватало и лошадей. Отступавшие походным порядком войска подвергались беспрерывной жестокой бомбардировке с воздуха.
      С каждым днем обстановка все более осложнялась. Моторизованные части врага уже к вечеру 25 июня, наступая на север, вышли на дорогу Волковыск - Слоним и перерезали наиболее удобный и прямой путь отступления. Почти одновременно пехота противника (9-я и 4-я армии) создала угрозу расчленения войск, находившихся западнее Слонима.
      Войска нашей 10-й армии при отходе с трудом обеспечивали свой левый фланг от непрерывных ударов противника с юго-запада. Нелегко им было удерживать и дорогу, по которой наши части отступали на Белосток - Волковыск.
      Кровопролитная борьба шла юго-восточнее Волковыска, где противник пытался отрезать пути дальнейшего отхода на юго-восток через Ружаны и на восток на Слоним и Барановичи скопившимся здесь в большом количестве отступавшим войскам.
      3-я армия, отходившая в направлении на Новогрудок, вынуждена была вести непрерывные бои с частями 8-го армейского корпуса, стремившегося выйти через Лунны на Мосты для встречи с 47-м танковым корпусом 2-й танковой группы.
      26 июня начались активные боевые действия в Минском укрепленном районе. Здесь оборонялись сведенные в 13-ю армию (командующий генерал-лейтенант П. М. Филатов) три корпуса (2-й и 44-й стрелковые и 20-й механизированный). Они и завязали ожесточенные бои с вышедшими сюда танковыми силами 39-го танкового корпуса 3-й танковой группы противника.
      28 июня, в день моего приезда в Москву, противник добился окружения ряда частей 10-й армии под Белостоком (правда, в последующем большинству из них удалось прорваться на восток).
      29 - 30 июня положение еще более ухудшилось - 47-й корпус противника прорвался к Минску и соединился здесь с 39-м танковым корпусом. Так произошло соединение 2-й и 3-й танковых групп противника. Наша 13-я армия, действовавшая в этом районе, с боями отступила на линию Борисов - Смолевичи - р. Птичь.
      В результате соединения 3-й и 2-й немецких танковых групп восточнее Минска наши войска, отступавшие из Гродно и Белостока, оказались в окружении. В частичное окружение попали и соединения, оборонявшиеся в Минском укрепленном районе. Окруженные войска организовали оборону в районе Налибокская Пуща, Новогрудок, Столбцы.
      Завершив окружение наших войск восточнее Минска, противник продолжал развивать наступление на восток к Днепру. Сил для отпора врагу, двигавшемуся из района Минска к Днепру, у нас фактически не было. Осуществить важнейшую в тех условиях задачу создания фронта обороны восточнее Минска на имевшихся там природных рубежах, в частности на р. Березина, не было почти никакой возможности. Противник мог беспрепятственно выйти на Березину, а затем и на Днепр, до которого оставалось не более 150 км. И, таким образом, сосредоточившиеся в это время на рубеже Днепра наши свежие силы, подвозимые из тыла, могли, не успев развернуться, попасть под удар.
      Вот в такой обстановке, когда требовались самые решительные и неотложные меры, чтобы выиграть время для создания обороны по Западной Двине и Днепру, прибыли мы с генералом Маландиным на фронт.
      В конце этого дня 29 июня генерал Гальдер, начальник германского генерального штаба, сделал следующую запись в дневнике о положении на фронте группы армий Центр:
      На фронте группы армий Центр" события развиваются в соответствии с намеченным планом. В результате беспокойства фюрера по поводу слишком глубокой операции танковых групп, главнокомандующий сухопутными войсками... в своем разговоре с командующим группой армий Центр" указал Бобруйск лишь как рубеж, на который должно было выдвинуть охранение. Однако на деле Гудериан (и рассматривая это с оперативной точки зрения, надо сказать, что он имеет на это полное право) наступает двумя танковыми дивизиями на Бобруйск и ведет разведку в направлении р. Днепр, явно не для того, чтобы наблюдать за районом Бобруйска, а с целью форсирования р. Днепр, если для этого представится возможность. Если бы он этого не сделал, то допустил бы крупную ошибку. Я надеюсь, что сегодня он овладеет мостами через р. Днепр у Рогачева и Могилева и тем самым откроет дорогу на Смоленск и направление на Москву. Только таким образом удастся сразу обойти укрепленное русскими дефиле между р. Днепр и р. Западная Двина и отрезать расположенным там войскам противника путь на Москву. Следует надеяться, что командование группой армий Центр"... самостоятельно примет правильное решение{10}.
      На командный пункт Западного фронта, находившийся в лесу недалеко от Могилева, мы приехали рано утром. Командующий в это время завтракал в небольшой, отдельно стоящей палатке. Я зашел в палатку, а генерал Маландин пошел искать начальника штаба фронта. Генерал Павлов приветствовал меня по своему обыкновению довольно шумно, забросав множеством вопросов и восклицаний:
      - Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами к нам вас занесло? Надолго ли?
      Вместо ответа я протянул ему предписание. Пробежав глазами документ, Павлов, не скрывая недоумения и беспокойства, спросил:
      - А меня куда же?
      - Нарком приказал ехать в Москву, - ответил я.
      Павлов пригласил меня к столу.
      Я отказался от завтрака и сказал ему:
      - Нам нужно поскорее разобраться в обстановке на фронте, выяснить состояние наших войск, осмыслить намерения противника.
      Павлов после непродолжительной паузы заговорил:
      - Что можно сказать о создавшейся обстановке? Ошеломляющие удары противника застигли наши войска врасплох. Мы не были подготовлены к бою, жили по-мирному, учились в лагерях и на полигонах, поэтому понесли большие потери, в первую очередь в авиации, артиллерии, танках, да и в живой силе. Враг глубоко вторгся на нашу территорию, заняты Бобруйск, Минск.
      Павлов ссылался также на позднее получение директивы о приведении войск в боевую готовность.
      Как стало теперь известно, действительно, если бы директива по приведению войск в боевую готовность была получена несколько раньше, а командование фронта со своей стороны предприняло ряд мер по поднятию боевой готовности, войска не понесли бы таких потерь и противник получил бы должный отпор.
      Опоздание с распоряжением о приведении войск в боевую готовность связано с тем, что Сталин, будучи главой правительства, верил в надежность договора с Германией и не обратил должного внимания на поступавшие сигналы о подготовке фашистов к нападению на нашу страну, считая их провокационными. Сталин полагал, что Гитлер не решится напасть на СССР. Поэтому он не решился своевременно на проведение срочных и решительных оборонительных мероприятий, опасаясь, что это даст повод гитлеровцам для нападения на нашу страну. На Сталине, являвшемся фактически главой государства, лежит основное бремя ответственности за наши поражения. Но в том, что удар противника оказался внезапным для наших войск, а также в последующих драматических событиях в дни приграничного сражения, определенную долю ответственности несут также высшие военные инстанции. Им необходимо было принять все меры для изучения вероятного противника, его планов, замыслов, а затем и группировки его войск у наших западных границ. Если бы правительству были представлены всесторонне проанализированные и достаточно надежные данные об обстановке на западных границах, я думаю, оно не смогло бы игнорировать их. Но даже и в том случае, если бы правительство, допуская явную ошибку, не приняло должных мер, Наркомат обороны и Генеральный штаб могли бы принять меры, не входящие в компетенцию правительства и не идущие вразрез с его указаниями. Я имею в виду усиление боеготовности частей, бдительности командного и всего личного состава. Вполне возможным был, например, частичный вывод войск в порядке плановых учений с зимних квартир и из лагерей в подготовленные районы близ границы. Это касается и артиллерии, которая в решающий момент оказалась слишком далеко на своих летних полигонах, и авиации, которую можно было со стационарных аэродромов исподволь рассредоточить по полевым.
      Даже эти частные мероприятия не только повысили бы боевую готовность войск прикрытия, но и поставили бы их в более благоприятные условия по сравнению с теми, в которых они оказались в момент удара фашистских войск.
      Мы сохранили бы в боеспособном состоянии часть авиации и могли драться с врагом всеми видами современного оружия. Кроме того, если бы Наркомат и Генштаб знали подлинные замыслы врага и его планы на первые дни войны, а также верно оценили имевшиеся у них данные о силах и средствах его ударных группировок, они смогли бы в первые недели и месяцы войны более конкретно, а значит и более уверенно и успешно осуществлять руководство войсками. В конце разговора с Павловым было решено созвать руководство штаба фронта.
      Пока собирались генералы и офицеры фронта, я пошел представиться маршалам К. Е. Ворошилову и Б. М. Шапошникову, недавно прибывшим в штаб фронта. Цель их приезда заключалась в том, чтобы на месте разобраться в обстановке и помочь командованию фронта.
      К. Е. Ворошилов сказал мне:
      - Дела очень плохи, сплошного фронта пока нет. Имеются отдельные очаги, в которых наши части стойко отражают яростные атаки превосходящих сил врага. Связь с ними у штаба фронта слабая. Павлов плохо руководит войсками. Нужно немедленно подтягивать резервы и вторые эшелоны, чтобы закрыть образовавшиеся бреши и задержать наступление противника, по-настоящему организовать управление войсками.
      Борис Михайлович Шапошников был более конкретен, он указал мне, на какие направления необходимо безотлагательно бросить резервы.
      После этого разговора я имел беседу и с членом Военного совета фронта секретарем ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко, который, как и маршалы, дал отрицательную оценку управления войсками со стороны штаба и командования фронта.
      Беседа с Павловым, с членом Военного совета Пономаренко, советы маршалов позволили мне в известной степени сориентироваться в обстановке и осмыслить происходящие события.
      Вместе с маршалом Шапошниковым, первым секретарем ЦК КП Белоруссии Пономаренко и генералом Маландиным мы прошли в палатку оперативного управления, где за это время собрались командующие родами войск, начальники управлений и служб фронта, офицеры и генералы штаба. Вначале до сведения присутствующих было доведено решение правительства о смене руководства фронта, затем были заслушаны информации начальника разведуправления штаба фронта о противнике и начальника оперативного управления о положении своих войск. Сведения о противнике и действиях войск были скудные и показывали, что в деле разведки и управления войсками имеется много недостатков. Однако было ясно, что враг, нанеся своими танковыми и подвижными войсками при массированной поддержке авиации удар на минском и бобруйском направлениях, продолжает движение на восток.
      Я кратко подвел итоги и сказал, что мы должны принять все меры, чтобы остановить дальнейшее продвижение противника на минском и бобруйском направлениях. Для этого необходимо было усилить эти направления, в частности, ускорить выдвижение 1-й Московской мотострелковой дивизии в район Борисова, а также направить туда для помощи штабных офицеров.
      На бобруйском направлении необходимо было удержать переправу через р. Березина, для этого требовалось усилить части, которые вели там напряженные бои, отрядами заграждения. Кроме того, был отдан ряд других распоряжений по организации обороны на р. Березина и других рубежах.
      В заключение я особо подчеркнул, что Центральный Комитет нашей Коммунистической партии и Советское правительство принимают все меры к тому, чтобы организовать отпор врагу, вероломно напавшему на нашу страну. Партия проявляет большую заботу о нашем фронте, посылает нам свежие силы, подтягивает крупные резервы.
      Наша задача, задача всех командиров и политработников и всех воинов заключается в том, чтобы выполнить приказ Родины, остановить врага и нанести ему поражение. Нужно проявить больше организованности и больше упорства в бою.
      После этого совещания П. К. Пономаренко коротко информировал Военный совет и руководящий состав штаба фронта о том, что предпринимают сейчас ЦК КП и правительство Белоруссии в области оборонной работы и хозяйственной деятельности, что они мобилизуют все силы на оказание помощи Красной Армии в борьбе с коварным врагом.
      Основной задачей войск фронта в сложившейся обстановке было не дать противнику помешать сосредоточению и развертыванию наших войск, прибывающих из внутренних округов страны. Эти войска должны были подготовить новый оборонительный рубеж, прикрыв мобилизационное развертывание. Нужно было любой ценой, любыми средствами задержать противника, выиграть время, необходимое для занятия новыми силами рубежей рек Западная Двина и Днепр.
      В течение всего первого дня командования войсками фронта я изучал по документам свои войска, изучал противника, отдавал отдельные распоряжения, советовался с начальником штаба фронта и с другими офицерами и генералами штаба фронта. Меня ни на минуту не оставляла мысль о том, что нужно взять в руки нарушенное управление войсками и заставить их драться не разрозненно, а организованно по определенному замыслу, во взаимодействии всех родов войск. Я совершенно ясно понимал, что только войска организованные, связанные единой идеей боя, могут остановить продвижение противника, преградить ему путь к нашей столице, нанести ему поражение.
      После изучения еще и еще раз сложной и запутанной обстановки на Западном фронте я отдал первую директиву:
      Директива No 14
      Штаб Западного фронта Могилев 1.7.41 года 17 часов 45 минут Карта 1:500 000
      1. Противник захватил Минск и стремится выйти на Днепр, направил основные усилия на Могилев и Жлобин.
      Основная группировка противника отмечена до 1000 - 1500 танков восточнее Минска и до 100 танков прорвались через Березину в районе Бобруйска.
      2. Справа и слева фланги открыты.
      Задачи армий фронта не допустить противника выйти на рубеж Днепра и до 7.7 удерживать рубеж реки Березина на фронте Борисов, Бобруйск, Паричи, обеспечивая себя от обхода танков справа севернее Борисова.
      Прорвавшиеся танки в районе Бобруйска уничтожить.
      3. 13-й армии в составе 50, 64, 100, 108 и 161-й стрелковых дивизий, отрядов Борисовского гарнизона, 7-й противотанковой бригады, сводного отряда кавалерии, управлений 2 и 44-го стрелковых корпусов, 31-го кап РГК в ночь на 3.7 отойти и упорно оборонять рубеж реки Березина на фронте Холхолица, Борисов, Бродец, имея 50-ю сд в резерве в районе Погодища и 7-ю противотанковую бригаду в районе Погост.
      Выход частей на указанный рубеж осуществить с таким расчетом, чтобы до 2.7 удерживать промежуточный рубеж Холхолица, Смаков, Слободки, Черповец. Граница слева - Становичи, Червень, Быхов.
      4. 4-й армии в составе 55 и 156-й сд, сводных 42 и 6-й сд, 20-го мк и четырех отрядов заграждения в ночь на 3.7 отойти на рубеж р. Березина и упорно оборонять фронт Бродец, Бобруйск, обратив особое внимание на противотанковую оборону в направлении Свислочь, Могилев, используя отряды заграждения, не пропустить на линию Слобода, П. Городок, Озерцы.
      Отход провести с таким расчетом, чтобы до 2.7 удержать промежуточный рубеж Черем, Осиповичи.
      5. Командиру 17-го мк к 3.7 вывести корпус в район Колбы, Слободка, Сума, где привести части в порядок. 4.7 быть готовым к действиям в направлении Бобруйска для захвата последнего во взаимодействии с 204-й вдб и 34-й сд.
      6. Командующему ВВС:
      Прикрыть отход и сосредоточение войск на рубеж реки Березина.
      Быть готовым обеспечить атаку 17-го мк и 155-й сд в направлении Бобруйска с воздуха, действуя в непосредственной связи с атакующими по пехоте и танкам противника.
      Рядом повторных вылетов уничтожить противника на Бобруйском аэродроме и танковые колонны противника восточнее и западнее Бобруйска у Смолевичей и Борисова.
      7. Командный пункт 13-й армии 4.7 Герин, 4-й армии Рогачев.
      8. КП штаба фронта лес 12 км северо-восточнее Могилева.
      Примечание: По изучении и усвоении директивы таковую уничтожить.
      Командующий фронтом Еременко
      Член Военного совета Фоминых
      Начальник штаба Mадандин
      Эта директива сыграла свою положительную роль в вопросах налаживания управления войсками, положила начало организованного отхода и упорной обороны.
      В день, когда была отдана первая директива, я занялся и авиацией. Особо волновала воздушная обстановка, ибо с 22 июня авиация противника атаковала нас, наносила нашим войскам и тылам много вреда, мешала сосредоточению войск, полностью господствовала в воздухе.
      Положение было не из легких. Фронт имел очень мало авиации (насчитывалось исправных всего 120 машин). 1 июля нам подбросили еще 30. Из 150 исправных самолетов 52 были истребители. Было принято решение имеющейся авиацией нанести удар по двум группировкам танковых войск Гудериана.
      1 июля по моему приказанию был произведен первый налет нашей авиации. До полудня самолеты использовались на бобруйском, вторую половину дня - на борисовском направлениях. На переправы через Березину, наведенные войсками Гудериана, мы послали 15 штурмовиков под прикрытием звена истребителей. Зная, что противник сейчас же поднимет в воздух свою истребительную авиацию, мы через 7 - 8 минут послали в район боя 24 истребителя.