Мост д`Арната (№1) - Сын Авонара

Не теряя времени, Д'Натель поднял противника Тенни и отшвырнул к дальней стене, где на того обрушился очередной, заставленный товарами шкаф. Тенни рухнул на пол в промежутке между двумя бочками, глядя прямо перед собой, из раны в боку сочилась кровь. Я упала на колени и, стараясь привести его в чувство, зажала рану подолом его рубахи. Тем временем Д'Натель занялся противниками Келли.

— Убирайтесь отсюда, — взвизгнула девушка. — Если вам небезразлична моя бабушка, как вы говорите, уведите ее.

Лежавший у двери сумел подняться на ноги и зашел Келли за спину, остальные двое двинулись на нее с намерением убить. Д'Натель с искаженным от гнева лицом поднял стол и опустил на раненого, вернув его на прежнее место у двери. Пока Келли билась с обладателем меча, принц наступал на человека с кинжалом, отгоняя его от девушки и прижимая к стене. Схватив его за руку, принц, заставив человека нацелить кинжал на себя самого, всадил оружие, точно и безжалостно, прямо в горло врага.

Баглос вскрикнул, указывая на разбитое окно, через которое в лавку лезли еще двое. Я схватила ножку разломанного стола, собираясь защищать Тенни этой деревяшкой, если не найдется ничего более подходящего. Но в следующий миг пламя от упавшего факела охватило бочку, едва не ослепив меня и осыпав нас искрами и золой. Жадные языки лизали корзины, сухие травы, старые доски, из которых была выстроена лавка. Огонь охватил фасадную стену, комната моментально наполнилась едким коричневым дымом. Келли уронила меч, выхватила из стопки в углу холщовый мешок и принялась сбивать пламя. Д'Натель с Баглосом помогали ей. Насколько я могла различить в дыму, оставшиеся в живых нападающие бежали.

Защищая лицо от жара и искр одной рукой, другой я дернула Тенни.

— Давай же, — закричала я. — Нужно вытащить тебя отсюда. — Он лежал, бесчувственный и неподвижный. Я, как смогла, подняла его и взвалила на плечо.

Стеклянные банки лопались от жара, осыпая нас горячими осколками, пламя пожирало их душистое содержимое, становясь то зеленым, то голубым, то оранжевым. Баглос тянул за собой принца, все еще сражающегося с огнем.

— Мой господин, хватит! Спасайтесь сами. Прошу вас!

Келли сбивала пламя с одежды.

— Будьте вы все прокляты! — кричала она. — Прокляты, это вы принесли сюда несчастье. Где моя бабушка?

Кашляя, задыхаясь, не в силах вдохнуть из-за жара и веса Тенни, которого я волокла к задней двери лавки, я лишь покачала головой.

Девушка с ужасом посмотрела на меня, выронила мешки и рванулась мимо меня в комнату Селины. Наверное, все в Юриване слышали ее крик:

— Убийцы!

Длинное безжизненное тело Тенни выскользнуло из моих рук. Пламя лизало его башмаки, мне пришлось затаптывать связку горящих лопухов, рухнувших из-под потолка и едва не опаливших нам волосы и одежду. «Давай же, давай, — умоляла я про себя. — Я не оставлю тебя». Мокрые от пота руки скользили по обнаженным плечам Тенни, я, спотыкаясь, тащилась вперед, уже не зная, туда ли я иду. Его тело снова выскользнуло у меня из рук. Я развернулась, вглядываясь в завесу дыма, и пришла в ужас, когда не смогла нащупать его. Но Д'Натель уже вытаскивал моего старого друга через дверь. Я ощутила руку, влекущую меня вперед. Это был Баглос.

В коридоре было не намного прохладнее. Я слегка отдышалась и утерла слезящиеся глаза. В двери комнаты я увидела Келли, она сидела у ног прабабушки, положив голову ей на колени, ни одна слезинка не катилась по застывшему горестному лицу. Дым вырывался через дверь и окно.

— Келли, идем. Крыша занялась. — Мне пришлось орать, чтобы перекрыть рев огня.

Девушка не замечала меня.

— Послушай. Ты права, в ее смерти повинны мы, хотя мы этого и не желали. Но я хочу, чтобы ты знала: она смеялась перед смертью. Она была полна радости из-за того, что мы принесли ей. Не омрачай ее светлую кончину, отказываясь от собственной жизни.

— Уходи. Ты говорила о выборе. Дай мне возможность сделать свой. — Ее слова были тверды, словно гранит.

Я пошла к друзьям, ожидающим меня во дворе, залитом светом пожара. Зола опускалась на нас хлопьями дьявольского снега.

— Где девушка? — спросил Баглос.

— Она придет, — ответила я. — Она слишком боится смерти в огне, чтобы остаться, но слишком разгневана, чтобы идти с нами.

Мы быстро прошли по переулку и остановились у выхода на улицу. Пожар привлек народ. Лысый гигант пытался организовать живую цепочку для передачи ведер с водой и землей, одеял — всего, что не позволит огню перекинуться на соседние дома.

— Туда нельзя, — кричал он кому-то в толпе. Перед горящим домом стоял человек, он пытался вырваться из хватки двоих зевак.

— Пустите меня, черт вас побери! Там внутри женщина! — Этот голос заставил меня замедлить шаг. Грэми Роуэн.

— И даже не одна, если Келли и ее бабушке не удалось выбраться, — ревел лысый. — Еще миг — и точно никто не выживет. От тебя ничего не останется, если ты сунешься туда.

Я искала в толпе жрецов. Зидов нигде не было видно, но я узнала другое лицо, лицо, которое я никак не ожидала увидеть и которое запомнила навек. В горле застрял комок. Мацерон, шериф с рыбьими глазами, стоял, прислонясь к забору. Он смотрел на взбудораженную толпу так, словно пожар был представлением менестрелей, устроенным специально для него. Я, отвернувшись, отскочила назад и натолкнулась на Д'Нателя.

— Уходим. Быстро.

— Погоди. Мне придется нести его, — ответил Д'Натель хриплым шепотом. Он взвалил Тенни на плечи, и мы двинулись вперед.

Жители близлежащих домов вытаскивали на улицу сундуки, постели, детей. Телега, нагруженная бочонками с водой, прогрохотала по узкому переулку. Охвативший меня страх заставлял оглядываться каждые несколько шагов, но никто не обратил на нас внимания, пока мы двигались по запруженным народом улицам к городским воротам. Когда мы оказались за воротами и свернули в ряды грязных, дурно пахнущих конюшен и загонов, толпа рассосалась. Баглос расплатился с конюхом, принц передал мне поводья лошади Тенни, которого он посадил на собственного коня.

— Веди нас, — сказал он, вскочив в седло позади Тенни.

Куда податься? Тенни необходимо тепло и покой, и еще время, чтобы залечить рану. Я не рискнула бы вернуться в хижину углежога, вдруг нас выследили оттуда, но и оставаться в Юриване опасно. После несчастий, которые я навлекла на Ферранта, Селину и Келли, я уже не осмелилась бы искать очередного друга, даже если бы он у меня был. Эта мысль странно вдохновила меня. Я отправлюсь к другу, который уже пострадал из-за меня.

— Назад к Ферранту! — воскликнула я. — Они ни за что не станут искать нас там.

Ни Д'Натель, ни Баглос не стали задавать вопросов по поводу принятого мной решения, зато я сама постоянно спрашивала себя, права ли, когда Юриван остался позади и мы скакали по темной дороге. Но нам повезло — погони не было. В парке и саду было тихо. Когда мы подошли к конюшням Ферранта, вишневые деревья стояли в ночи неподвижные и угрюмые, словно надгробные камни. Д'Натель пронес бесчувственного Тенни по тому самому пути, которым мы бежали один долгий день назад. В доме было темно и пусто. Слуг Ферранта по-прежнему нигде не видно. Я старалась не думать о профессоре, окоченевшем в смертельном ужасе этажом выше.

Д'Натель уложил Тенни на белоснежную постель в комнате управляющего, находившейся как раз рядом с кухней. Я носила свечи, воду, бренди и чистые полотенца. Баглос возился с печью, обещая поставить воду греться, как только разгорится огонь.

Когда я вернулась в комнату, Д'Натель сидел на постели рядом с Тенни, внимательно осматривая его и убирая с его худого лица седеющие волосы. В пляшущем свете свечи переживания дня были видны на лице Д'Нателя так же явственно, как пятна засохшей крови на рубахе.

— У него жар. — Голос принца звучал негромко и хрипло.

— Давай снимем рубаху.

С помощью маленького ножичка Селины, оставшегося у меня в кармане и все еще испачканного кровью принца и целительницы, я разрезала рубаху. Рана на боку была рваная, глубокая, кожа вокруг покраснела и горела, очень похоже на ту рану, с которой явился ко мне Д'Натель. Когда я промыла рану бренди и водой, чтобы удалить остатки ткани, Тенни болезненно застонал. Очень плохо, если вспомнить, как болел крепкий молодой принц. Тенни, должно быть, уже за пятьдесят, и он никогда не отличался хорошим здоровьем. Я прикрыла рану чистым полотенцем и разорвала второе, чтобы наложить повязку.

— Нужно посмотреть, есть ли здесь лекарства, — произнесла я. — Каменный корень, кроветвор или ивовая кора от жара. Повар Ферранта лечился травами Келли. Может быть, есть и другие травы.

Баглос, словно вспугнутая моль, вился вокруг хозяина.

— Я поищу, — сказал он, быстро постукивая кончиками пальцев друг о друга, — только сейчас я не знаю, как они выглядят.

Д'Натель тронул дульсе за плечо.

— Детан дету, дульсе. Найди лекарства для госпожи.

В этот миг с Баглосом произошла удивительная перемена, я поразилась бы меньше, если бы он вдруг стал выше на две головы. Ни сомнений, ни колебаний, слуга с миндалевидными глазами опустился перед Д'Нателем на колени и произнес спокойно и уверенно:

— Детан ето, Гире Д'Арнат.

— Ты вспомнил, — сказала я, когда Баглос вышел.

— Не совсем, — ответил принц, глядя, как я обтираю лоб Тенни мокрым полотенцем. — Я знаю слова приказов дульсе, которых не знал сегодня утром или вчера, но не могу сказать, что вспомнил их. Я не знаю, из чего следует, что я когда-то это знал.

— Но Баглос принесет то, что мне нужно?

— Если это здесь есть.

Я влила немного бренди в рот Тенни и снова взглянула на Д'Нателя, который отошел от кровати, сложив руки за спиной, и теперь изучал стоявшую в комнате мебель.

— А ты знаешь что-нибудь еще, чего не знал раньше?

— Нет. За исключением вашего языка, как ты уже догадалась. До сегодняшнего вечера он был для меня как язык зверей — ничего узнаваемого. Только те слова, которым ты научила меня, имели смысл. Речь Дассина была словно ключ, вложенный в замочную скважину, все зубчики оказались на своих местах. Но это не возвращение памяти…

— Значит, ты не знаешь, чем закончилось послание Дассина, не знаешь, почему Селина перед смертью засмеялась и сказала… то, что сказала?

— Я знаю не больше тебя.

Пока я отирала кровь и испарину с лица и рук Тенни, Д'Натель стоял, прислонясь к стене и сложив руки на груди, и смотрел на меня. Я предложила ему самому выпить немного бренди, чтобы он не потерял тот свой негромкий голос, который сумел вернуть, но он покачал головой, предпочитая исцеляться привычным молчанием.

Баглос вскоре вернулся и опустился перед господином на колени.

— Готово, господин.

Он передал мне два бумажных пакетика. В одном оказались маленькие листочки, по форме похожие на сердце, пакет был подписан: «От рваных ран, разрывов, ожогов, гнойников, омертвения». Во втором свертке были полоски грубой серой коры.

— Точно то, что мне нужно, — сказала я. — Спасибо. Вам обоим.

Д'Натель кивнул. Баглос светился от счастья, его радость померкла, только когда Тенни застонал во сне.

— Когда вода закипит, нужно будет залить кору… — Я рассказала Баглосу, как готовить ивовый настой и что мне потребуется для приготовления припарки из листочков каменного корня. Через час настой был готов и я затягивала бинты на обработанной ране.

— Можно сделать для него что-нибудь еще? — спросил Баглос. Дыхание Тенни стало хриплым и прерывистым.

— Кто-то должен остаться с ним. Давать ему ивовый отвар, когда он успокоится или очнется. Позже, когда он сможет есть, приготовим ему жидкую кашу или похлебку. Это все, что я знаю.

Мы решили, что первой буду дежурить я. Дульсе сказал, что поищет, из чего сварить похлебку, и поставит ее на огонь, а потом немного отдохнет, прежде чем сменить меня.

Я оглядела спальню, опрятную и чистую, какой и должна быть комната управляющего в хорошем доме. Шкаф со стопкой чистого, аккуратно сложенного постельного белья на верхней полке, деревянный стул и скамеечка для ног в углу, рядом столик для свечи, сейчас загроможденный чашками и ложками, небольшая конторка, на которой помещались бухгалтерская книга, перья, бумага, закупоренная бутылочка чернил, и туалетный столик с гребнем, бритвой и набором небольших коробочек разных цветов и фасонов, в которых лежали воротнички, пряжки и застежки.

Осмотрев шкаф, я нашла чистую ночную рубаху, сделавшуюся тонкой и мягкой от долгих лет носки. Я попросила Д'Нателя помочь мне поднять Тенни и надеть на него рубаху. Принц сделал, как я велела. Когда я стягивала со спины Тенни лохмотья, оставшиеся от его рубахи, глаза Д'Нателя сузились.

— А что это у него на спине? Он не воин. Не раб и даже не слуга, судя по его виду.

На спине Тенни остались страшные, грубые доказательства его заточения. Застенчивый, робкий Тенни, существо не от мира сего… Мышцы живота свело от возмущения и гнева.

— Его били, — пояснила я. — Жестоко били, пронзили мечом и бросили умирать. Те, кто его пытал, хотели, чтобы он предал друзей, сказал королю, что мой муж и наши друзья хотели свергнуть его с престола. Тенни не хотел говорить ничего, что ухудшило бы наше положение. Он очень старался.

— Но он сказал то, что хотел услышать король?

— Да.

— Предал товарищей, твоего мужа, ваших друзей?

— Да, но…

— Он должен был умереть молча. С честью. — Казалось, принц хочет пойти вымыть руки. — Как ты можешь заботиться о нем после всего? — Его презрение жгло меня.

После того как мы уложили Тенни на подушки, я завязала тесемки рубашки на шее и накрыла больного одеялом.

— Это не его вина. Кейрон простил его, и я знаю, остальные тоже простили.

— Простить такое предательство…

— Прощение не имеет никакого отношения к поступкам и их последствиям, а только к сердцу. Им не нужны были доказательства любви Тенни, они лишь хотели избавить его от мучений. Они все равно должны были умереть. Во всем этом мало чести.

— Должно быть, ты ненавидишь тех, кто это сделал.

— Я много лет ненавидела их, но теперь… я не знаю. Ненависть не может исправить то, что было сделано.

Взгляд Д'Нателя на миг задержался на раненом. Затем принц вышел из комнаты.

Я долго сидела с Тенни, удерживая его, когда он метался и стонал в забытьи, вытирая ему лицо и руки, когда на него накатывал приступ лихорадки. Когда он успокаивался, я вспоминала невероятные события этого вечера. Горевать по Селине было нелегко. Уходя, она была полна веселья. Я не могла жалеть о том, что перед кончиной принесла ей смысл жизни и радость. Келли — другое дело. Оставлять девушку, обладавшую таким знанием, в гневе и так близко к зидам рискованно. Но она явно в состоянии постоять за себя. Мы не могли тащить ее насильно.

И Дассин… какая невероятная история. Два мира, отраженные друг в друге. Как получилось, что дж'эттанне забыли свой долг? Нравственное падение? Страх? Может быть, существование в чужом мире притупило и уничтожило их память? Это я могла понять. Возможно, они осознавали, что с ними происходит, и создали свои легенды и традиции, Ав'Кенат и остальное, в попытке исцелиться. Но что бы они ни предприняли, этого оказалось недостаточно.

Любовь к легендам была частью натуры Кейрона. Как бы ему понравилась эта! Как много она объясняет. Чудесная легенда, сказал бы он, и его взгляд затуманился бы, он затерялся бы в мире грез, и его сила увеличивалась бы с каждым пережитым там приключением.

Ночь проходила, а мои мысли все больше устремлялись к Кейрону, чего не случалось с того самого дня, когда я покинула дворец Эварда. Все эти годы я отказывалась даже произносить его имя, хотя напоминания о нем, словно острые шипы, готовые исцарапать тебя, встречались повсюду: в покрытой каплями росы розе, в шорохе дождя, падающего на луг, в восходящем солнце, дающем миру краски, особенно им любимые…

Половицы скрипнули. Вырванная из своих грез, я едва не подскочила в кресле, придвинутом к кровати Тенни. Свечи догорели, кто-то стоял в темноте.

— Я прошел проведать тебя и твоего друга.

— А, спасибо, Д'Натель, — забормотала я, поправляя одежду и откидывая волосы с лица. — Тенни спит. Мне тоже нужно поспать. Придется звать Баглоса.

Принц уже снова ушел. Войдя в кухню, чтобы разбудить дульсе, я вздрогнула, ощутив здесь аромат роз из моего сна.

23

Больше недели Тенни находился между жизнью и смертью. Мы с Баглосом влили в него достаточно отвара и питательной похлебки, но на него продолжали волнами накатывать приступы безумия. Подобная рана должна была зажить за неделю, но она нарывала и сочилась черной жидкостью, как это было с раной Д'Нателя. Баглос уверял, что так действует яд зидов. Он видел множество ран, которые выглядели точно так же. К сожалению, никто у них не знал иного способа вылечить такую рану, кроме как позвать Целителя.

Баглос, кажется, воспринимал болезнь Тенни как вызов лично себе, он часами просиживал с больным. Снова и снова он менял повязку, и я слышала, как он бормочет себе под нос:

— Почему, почему яд зидов? Те люди не были зидами. Они не хотели убивать его…

Не зиды, нет. У тех бандитов хватило сил высадить окна в лавке, но насколько плохо они были обучены, если не смогли справиться с одним воином, юной девушкой и немолодым подслеповатым ученым. Правда, Грэми Роуэн, тот человек, о котором я знала, что он работает на зидов — еще одна неразгаданная загадка, — был на улице рядом с домом. Но если нападавшие были людьми Роуэна, почему же он не предусмотрел нашего бегства? Мацерон тоже был там. Он выследил Кейрона и выдал его Дарзиду… А за Д'Нателем охотился Дарзид. И если на нас напали люди Мацерона, жаждущие изловить шайку магов, откуда на их клинках яд зидов? Единая картина никак не складывалась.

Мои спутники никак не могли мне помочь привести мысли в порядок. Хотя Д'Натель и обрел голос, он держался еще высокомернее, чем раньше, словно брешь, пробитая в стене молчания, делала ненужным общество людей. Он отказывался вступать в разговоры со мной, если они выходили за рамки меню ближайшего обеда или очередности дежурств. Несчастному Баглосу везло не больше моего, хотя он все время пытался вовлечь повелителя в обсуждение планов на будущее. Д'Натель либо грубо перебивал его, либо уходил. Повстречать принца в иное время, кроме обеденного, стало сложно. Как ни странно, болезнь Тенни была единственным, что хоть как-то связывало принца с нами.

На третью ночь в Вердильоне Тенни впал в такое неистовство, блуждая по миру грез, что ни Баглос, ни я не могли его усмирить. Когда мы пытались удержать его, он отшвырнул Баглоса, и дульсе, отлетев, с громким треском ударился о стол. Было очевидно, что помощник из него никакой. Я отчаянно пыталась удержать Тенни и спасти от него лампу. Он кричал в приступе страха, одна его рука угодила мне в глаз. На время ослепнув и выпустив его, я ощутила, как чьи-то руки настойчиво тянут меня в сторону и заставляют опуститься в кресло.

Я откинула назад волосы, протерла слезящиеся глаза и увидела Д'Нателя, сидящего на постели за спиной у Тенни и удерживающего извивающееся тело моего друга.

— Тассэ, тассэ, — шептал он. «Тише, тише».

Прошло немного времени, Тенни вздрогнул в последний раз и затих, хотя его жалобные стоны и взгляд, полный ужаса, продолжали разрывать мне сердце. Я взяла влажное полотенце и промокнула лицо Тенни, затем, воспользовавшись моментом, влила ложку ивового отвара в пересохший рот. Вскоре оказалось, что худшее уже позади.

— Можешь уложить его, — сказала я принцу. — Я позабочусь о нем.

Д'Натель отрицательно помотал головой. Он держал раненого еще минут пятнадцать. Лишь когда стоны и подергивания окончательно затихли и Тенни заснул, принц выпустил его и уложил на постель.

— Отлично. — Я заметила на руке принца несколько кровоточащих царапин. — Позволь мне…

— Позови меня, если такое повторится. — Д'Натель быстро вышел из комнаты.

Хотя меня сильно расстраивала отчужденность Д'Нателя, я опасалась давить на него. Было несложно опекать его, когда он был лишь заблудившимся юношей со вздорным характером. Теперь я начала воспринимать его как принца, и хотя титулы мало значили для меня, его положение последнего защитника древнего народа, посланца из другого мира, заставляло относиться к нему несколько иначе. Ему многое нужно обдумать. Как и мне.

Этот Дассин был уверен, что я стану помогать Д'Нателю выполнить его магическую миссию. Но я сомневалась, хочу ли я этого. Если смерть Кейрона и ее ужасающие последствия даровали дар'нети шанс выиграть войну, значит, я уже отдала все, что только может отдать женщина. Может быть, настало время подумать о собственной судьбе и предоставить этого грубияна самому себе. Кроме того, он, кажется, не хочет моей помощи.

Баглос отказывался просвещать меня по любым вопросам, касающимся образа мысли принца, заявив, что этому препятствуют связывающие Проводников и дар'нети особые отношения. Связь между ними столь близка, что требует исключительного доверия, сказал он. Когда дульсе проходит мадрисс — специальный связующий обряд, — он передает свои знания, поступки и даже восприятие мира во власть своего мадриссона. И когда дар'нети использует свою силу, чтобы получить доступ к знаниям мадриссе, он оставляет собственный разум открытым и уязвимым. Поэтому после совершения мадрисса мадриссон клянется дар'нети никогда не использовать во зло силу своего приказания, а дульсе обещает мадриссе никогда не рассказывать о внутреннем мире своего господина. Раз Д'Натель не приказывал Баглосу пересказывать их беседы, дульсе не может и не станет этого делать.

Ладно. С этим я могу согласиться, но вопрос о нашем будущем придется поднять, нравится это его высочеству или нет. В вечер пятого дня после пожара я решила, что время пришло. Баглос сидел с Тенни, а мы с принцем доедали немудреный ужин, приготовленный дульсе. Может быть, если я заговорю раньше, чем он покончит с едой, он не уйдет.

Я отодвинула миску.

— Ты веришь тому, что рассказал нам Дассин? — начала я.

Д'Натель хлебом гонял по миске кусочек репы.

— Я знаю очень мало, но это я знаю точно: Дассин не лгал.

— И ты решил, что делать?

— Я должен попытаться завершить то, что нужно.

— Ты понимаешь, что это?

— У меня не было никаких магических озарений. — Его отрывистый ответ звучал грубо, как я и ожидала. Но пока я искала малейший повод опекать его и дальше, я заметила, как напряжено его лицо, какие длинные, тонкие морщины появились на лбу. В неровном свете свечи он казался смертельно уставшим.

— Ты спишь?

— Иногда. — Ответ звучал неубедительно.

— Что тебе мешает?

— Я сторожу. — Он бросил недоеденный хлеб в остатки похлебки и отодвинул миску.

— Но мы все по очереди сторожим. Никто не появлялся. Зачем…

— Поиск ведется почти каждую ночь. Страдания твоего друга привлекают их. Я могу… обмануть их… когда бодрствую. Они знают, что мы живы, но не знают, где мы. Мне придется продолжать.

— Поиск… — Когда наступал мой черед, я обходила сад и двор. Как же я могла не ощутить угрозу, почти материальный страх? Но потом я вспомнила, как Д'Натель глядел в огонь в домике Ионы, прислушиваясь к тому, что никто из нас не слышал. Наверное, Поиск зидов проявлялся не только в перемене освещения и удушливом запахе. — Ты должен был сказать. Мы должны сторожить по очереди, так же как мы дежурим.

— Вы с дульсе заняты твоим другом.

— Мы можем делать и то, и другое. Тебе не следует тащить весь груз самому.

Он пожал плечами.

— Разумнее всего решить, что делать дальше, — продолжала я. — Если зиды так близко, мы должны уехать отсюда, как только Тенни сможет двигаться.

— Но я даже не знаю, куда податься. — Он резко встал, с грохотом отодвинув стул. Мне показалось, что он выбежит из кухни, но он начал расхаживать вокруг стола; слова, вырвавшись на свободу, наползали друг на друга, словно тучи, внезапно затащившие ясное небо.

— Тысячу раз я думал об этом. Этот Мост! Я понятия не имею, какова его природа и как он выглядит, не знаю, где он расположен. Никто ничего не знает о Пропасти, над которой он висит, только то, что исходящий из нее ужас сводит людей с ума и «лишает Вселенную равновесия», — кто знает, что это означает? Баглос говорит, что Наследник Д' Арната ходит по Мосту и создает заклинания, которые помогают Мосту противостоять влиянию Пропасти. Разумеется, ожидается, что я «пойду по Мосту», но никто не может сказать, какие заклинания я должен налагать на него, мои соплеменники сомневаются, что я вообще способен на это. Да, еще эти зиды явно желают моей смерти. А дар'нети уверены, что моя смерть на Мосту уничтожит его.

Ошеломленная этой вспышкой, я пыталась найти ответ.

— Ворота. Начни с них.

Он снова упал на стул, подпер подбородок рукой и уставился в стол.

— Дульсе говорит, это стена огня, скрытая в комнате, которую могу отпереть только я… если, конечно, я тот, кем должен быть. Через стену огня проходишь в одном мире и после опасного перехода через Мост, который он не может описать, оказываешься в другом мире…

— …выходя из других Ворот. Их называют Воротами Изгнанников.

— Да, это обычный путь. Но он говорит, направление можно изменить до или во время перехода, именно поэтому дульсе, я и зиды, гнавшиеся за нами, оказались в разных местах. — Бесстрастный тон, которым он описывал события, не скрывал его сомнений.

— Да, Баглос говорил, его вышвырнуло из Ворот то, что он назвал трещиной, какое-то заклятие, из-за которого и он, и ты так внезапно оказались в другом месте. Но если ты должен был что-то делать на Мосту, значит, те, кто тебя направил, были уверены, ты найдешь его. — Чем больше я размышляла над загадкой, тем быстрее говорила. — Что, если направление изменили, чтобы защитить тебя от ворвавшихся в комнату зидов? Возможно, от Ворот Изгнанников отбросило только Баглоса и зидов, а не тебя. Значит, если ты попадешь в то место, в котором впервые в этом мире встал на землю…

— Но я ничего об этом не помню. Ты слышала, что говорила старая Целительница. — Громче. Настойчивее. Он снова терял контроль над собой. Но он так ничего и не узнает, если его терзают сомнения.

— Подумай. Напрягись. Что это была за земля? Ландшафт? Были там города или деревни?

Его рот превратился в упрямую тонкую черту, он отрицательно замотал головой.

— Я бежал. Дни и ночи, без остановки, казалось, я бежал вечно.

— Так и было, когда ты попал ко мне. Ты был измучен, истощен, болен. Баглос говорит, он искал тебя уже две недели, когда я пришла к нему. Если ты прибежал ко мне сразу от Ворот, тогда Ворота должны находиться в десяти днях, в десяти днях бега, от Данфарри.

— Ты догадлива. — Его ладони вжимались в дубовую столешницу с такой силой, что я не удивилась бы, увидев в дереве дымящиеся отпечатки. Он вручал мне последнее, что у него оставалось, явно сомневаясь, смогу ли я найти во всем этом смысл.

Но я не стала огорчаться, не теперь, когда главная загадка моей жизни начала раскрываться передо мной. Я вскочила с кресла и, в свою очередь, заметалась по кухне.

— Мы можем сделать еще один вывод. Там было холодно. Баглос чувствовал ледяное дыхание зидов, пересекая пропасть. Селина сказала, твои самые ранние воспоминания — смятение и обжигающий холод.

— Разумеется, смятение.

Кусочки мозаики вставали на свои места.

— И Кейрон говорил о том же. О своем видении. Когда он искал слово исцеления, скрытое внутри него, он говорил, что ощущает холод. Тот мост, который он видел, был изо льда.

— Но теперь лето. — Его возражение было скорее вопросом, чем протестом.

— Именно. Но если ты будешь в течение десяти дней быстро двигаться на запад от моего дома, где ты окажешься? В самом сердце Стены Дориана, самых высоких горах Четырех королевств, таких высоких, что снег там не тает никогда.

— Королевский город Авонар находится в горах, так говорит Баглос, — негромко произнес Д'Натель. Руки его успокоились, когда он взглянул на меня. — И именно там находятся Ворота в другой мир, в мой мир. Наверное, они построили оба выхода с Моста в горах.

— Да. В горах. Они хотели спрятать их, сделать так, чтобы их было трудно найти, трудно попасть случайно. Это должно быть безопасное место… особое место… крепость… — Звезды небесные… ответ был мне так же очевиден, как собственное имя. — Д'Натель, я знаю, где это. Или, по крайней мере, где следует искать. Существует карта!

— Как это?

— Дж'эттанне выстроили крепость Виттор Эйрит в том месте, которое их предки считали священным, хотя они и не помнили почему. Один из них оставил план, рассказал, как туда попасть. Нам придется восстановить карту… — Я боялась позволить себе ликовать. Доказательства так хрупки, будущее так туманно. Тенни никогда не видел карты, его память не сможет восстановить ее. Мне придется ехать в Монтевиаль и искать возможность попасть в подвалы сокровищницы. Я ясно представляла то место, где лежит дневник. Никто бы не стал трогать его. Я рассказала Д'Нателю о дневнике, об Авторе, о тщетных попытках Кейрона и моих расшифровать карту. — Но с тобой и Баглосом это возможно. Когда Тенни станет лучше, мы отправимся за ней.

На следующий день Баглос позвал меня в комнату больного. Тенни очнулся и не успокоится, пока не переговорит со мной. Он был так слаб, что Баглос побоялся отказать ему.

— Где он? — Глаза Тенни широко распахнулись, как только я поцеловала его горячий лоб. — Где Кейрон?

Я села на край кровати и погладила его редеющие волосы.

— Он умер, Тенни. Десять лет назад. Ты помнишь.

— Он оставался со мной. У меня в голове. — Его глаза блестели не только от жара. Ток крови угадывался под бледной кожей.

— Ты был его другом, он любил тебя. Ему тоже было легче, когда он был с тобой.

— Беги, Сейри. Вытащи его из тьмы. — Тенни вцепился мне в руку с силой, не превышающей силу ребенка. — Тень уничтожит его… поработит всех нас.

— Мы уедем отсюда, как только тебе станет лучше.