Пропавшая рукопись (Аш - Тайная история - 1)

      - Слишком тяжелые! Эвен, придержи своих ребят: помогите нести раненых. Анжелотти, я хочу, чтобы два ряда стрелков были впереди нас и два позади: не стрелять без моего приказа. Герен, займи позицию впереди. Оксфорд, вперед!
      Брань - кажется на английском; горазд же его милость ругаться! На акведуке, кажется, все; собрались вокруг знамени Синего Медведя. Знамя милорда Оксфорда.
      Тусклый звездный свет осветил разруху на земле. Ночь наступила.
      - Вот они, идут! - завопил Герен с акведука, откуда-то из арьегарда.
      Аш перегнулась через кирпичный гребень и увидела внизу - на улице, идущей вверх от гавани, - сплошную массу вооруженных солдат с вымпелами городского о толчения. Без колебаний она проорала приказ Томасу Моргану и своему знаменосцу: идти вперед по акведуку, ведущему в темноту, идти - на высоте пятидесяти футов над землей, идти - в пустыню, к каменным статуям калифова зверинца.
      Кирпичное покрытие акведука поросло редкой травкой и лишайником. Пятки скользили по этой траве, оставляя за собой черные холодные следы.
      - Бегом! - приказала она. - Бегите, как будто черти кусают вас за яйца!
      Она задыхалась на бегу, чужие доспехи натирали под мышками, врезались в тело, покрытое кольчугой; завтра будут ссадины и синяки. Если наступит завтра. Тьма вокруг них сгустилась, они мчатся длинной цепью, их около двух сотен, они вооружены; они мчатся по пустому, отзывающемуся эхом, кирпичному цилиндру, который несет воду в Карфаген и выводит их за пределы города - в пустыню, под черное небо, где медленно восходят чужие звезды, прочь от поднимающихся к небу пожаров в гавани Карфагена и бесчинств на улицах.
      Мы оставили в городе каменного голема.
      Впереди безмолвие.
      Мы оставили Годфри.
      Впереди - серебряные всполохи света, мерцающие на южном горизонте.
      Штурмовые лестницы позволили им спуститься с акведука в четырех милях от стен города.
      Аш ступила ногами на грязь пустыни. Она рассчитывает, думает, планирует - делает все, но не замечает серебряного света, под которым блестит разрушенная земля.
      - Нас будут преследовать! Вперед!
      Теперь осталось только поторапливать их, голос у нее охрип, забрало открыто, все видят ее лицо в шрамах - видят своего командира. Некоторые угрюмо ворчат: именно те, кого она отметила ранее как способных на это в пылу и напряжении боя. А другие - некоторые еще не преодолели своего изумления от ее неожиданного появления - с привычной грубой сноровкой собирают оружие, пересчитывают личный состав отделений.
      Надо идти, иначе начнут выражать недовольство потерями, решила Аш, топая по разрушенной земле ко временному укрепленному лагерю с фургонами. Не давать им времени на раздумья.
      К ней бежал оруженосец, на лице его была написана глупая радость.
      - Командир! - голос Рикарда был по-мальчишески писклявым.
      - Фургоны запрячь и - ходу! Не медлить!
      К фургонам двигался Ричард Фаверхэм, вот он поравнялся с ней. Рослый черноволосый дьякон тащил на плечах человека в полном итальянском доспехе. Он бежал - и даже не спотыкался.
      Дикон де Вир, разглядела Аш; закричала: "Не останавливайся!" - и поспешила к Флоре и ее команде. Раненых несли на алебардах, на самодельных носилках из веревок, на чьих-то куртках, кого-то тащили, просто ухватив за запястья и щиколотки.
      Перекрывая стоны раненых, Флора закричала:
      - Если будем и дальше так драпать, многие не выживут. Замедлите ход!
      Вечность прошла с той палатки под Оксоном, промелькнуло в голове Аш; и вот опять Флора - Флора! - с грязным лицом, такая знакомая. И снова орет на нее, своего капитана.
      - Мы не можем их оставить! Визиготы убивают пленных!
      На грязном лице медика на мгновение сверкнули белые зубы, блеснули белки глаз; и Флора проговорила - так знакомо:
      - Сучка! - и потом: - Мы тут, не беспокойся, не оставляй нас!
      - Мы своих не оставляем! - прокричала Аш.
      Это было сказано разом для всех: и для качающейся от усталости Флоры, уже на грани изнеможения, и для тех, кто был рядом с ней. А больше всего для самой Аш: они уносили даже тело Марка Тиддера, но тело Годфри оставили.
      Аш наткнулась с размаху на доспех Томаса Моргана, потому что ее знаменосец внезапно остановился.
      И вокруг них - ничего, только свой лагерь, каре фургонов; двести пятьдесят человек, и каждое лицо знакомо. Ни звука преследования.
      У своего локтя она обнаружила Флору, отпустившую вперед своих добровольных помощников. Аш согнулась почти пополам. Флора тяжело дышала:
      - Ты мне всегда говорила, что любой хреновый идиот может начать битву...
      - ... но требуется соображать башкой, а не жопой, чтобы выбраться без потерь! - Аш обернулась к своему врачу - своей подруге - и с теплым чувством обняла ее. Флора вздрогнула, когда в ее кожаную куртку врезался доспех. - За это благодари де Вира. Но мы это сделаем... - Она перекрестилась: - Бог нам в помощь.
      - Аш... Что это сейчас происходит?
      Мимо спешили люди, почти бегом; Анжелотти расхаживал туда-сюда вдоль цепочек аркебузиров. Аш встретилась глазами с измученным взглядом Флоры:
      - Мы стараемся добраться до берега, к своим галерам...
      - Нет. Я имею в виду - ЭТО.
      Теперь они стали ближе. Они сияли в звездном свете, эти пирамиды, они сверкали черным. От холодного пота у Аш стало мокро под мышками и между грудями. Мужчины крестились, кто-то молился вполголоса Зеленому Христу и святой Херлене.
      - Не знаю... Не знаю. У нас сейчас нет времени останавливаться и обсуждать это. Положи раненых на повозки.
      Кто-то из раненых мог идти, кто-то только на носилках - Аш насчитала всего двадцать пять человек - они были пронесены мимо нее; и она отвернулась от Флоры с ее вопросами и оставила ее наедине с жестокими ежедневными обязанностями полкового хирурга; проорала Анжел отти и Герену: "Катись!" - махнув им, чтобы шли в лагерь, а сама побежала к графу Оксфорду.
      Шума преследования не было, и разведчики Эвена Хью не бежали к ней с дурными новостями; но тут - самая сердцевина империи, близко главные караванные пути, и берег - в десяти милях, а там их ждут - а может, и не ждут! - венецианские суда.
      Среди этих древних каменных сооружений голос военной машины смолк в ее голове; внутри нее настала тишина, когда она оказалась среди пирамид и статуй, принадлежащих Вечности - непостижимых для человека с его обыденной меркой времени.
      Аш почти зримо вспомнила, как они ехали мимо, как она видела под осыпающейся разрисованной штукатуркой красные кирпичи, из которых построены эти страшные, нечеловеческие здания; мириады плоских кирпичей, вылепленных из красной почвы Карфагена.
      Оно приходит интуитивно, быстрее, чем слова или мысль: знание, уверенность в своей правоте; и только потом она мысленно вернется, старательно проследит путь назад, чтобы уловить логическую цепочку, которая привела ее к этому убеждению.
      Красная почва Карфагена. Из которой Рабби создал военную машину, каменного голема, машинный мозг; второй, который внешне не был похож на человека.
      - Вот они. - Аш заговорила, перекрывая крики приказов, ржание коней, внезапные дальние выстрелы аркебуз. - Пирамиды. Это и есть другие голоса. Голоса, которые заговорили из-за землетрясения. Они и есть Дикие Машины.
      - Что? - взволновался Джон де Вир. - Где, мадам? Аш сжала кулаками свои кольчужные рукавицы. Она не слушала графа, она глядела на горизонт, имеющий вид зазубренной линии; говорила вслух, хоть и не собиралась:
      - Святой Боже, Рабби и вас изготовил?
      До того как она услышала ответ, она почувствовала дрожь, вибрацию, такую слабую, что она ощущалась подошвами сапог, передавалась скрежетом через землю и воздух.
      Голоса в голове оглушили ее сильнее, чем пушки Анжелотти:
      - Это она.
      - Это та самая!
      - Та, которая слушает!
      - Милорд! За нами погоня!
      - Капитан Аш!
      - Это - она!
      Ее душа задрожала, как колокол, в который ударили.
      - Нет, не она! Это другая, новая, неизвестная, не наша.
      - Не та, которая слушает военную машину.
      - Не та, которую мы вырастили...
      - Вырастили из рабыни...
      - ... сделанная из человеческой крови...
      - ... выводили двести лет...
      - Не та, которая ведет войска за нас, сражается за нас, ведет войны за нас; не наш воин...
      - Это про Фарис. - Аш смотрела на Джона де Вира сквозь горячие слезы, исторгнутые из ее естества этими оглушительными голосами. - Они говорят что... они... вырастили ее, вырастили Фарис...
      Граф в своих доспехах сжимал руки Аш, глядя прямо ей в лицо, хмурясь под своим поднятым забралом, обрызганным чьей-то красной кровью.
      - Некогда, мадам капитан! За нами гонятся!
      - Дикие Машины... они ее вырастили - Фарис... но как?
      Де Вир протянул руку и остановил адьютанта, не спуская глаз с Аш.
      - Мадам, что с вами? Вы их слышите? Это - те, другие машины?
      - Да!
      - Не понимаю. Мадам, я простой солдат.
      - Ах, черт тебя побери, - сказала Аш, дружески ухмыляясь Джону де Виру, его губы искривились в неохотной улыбке; и спустя мгновение в голове у нее снова зазвучали, перебивая друг друга, Голоса:
      - Она не наша!
      - Кто она?
      - Тогда кто?
      - Кто? Кто?
      - Кто вы? - закричала Аш, не уверенная, она ли это спросила или же это эхо их голосов; оглушенная, потрясенная, падая на колени. Стальной доспех заскрипел, ударившись о разбитую дорогу, проложенную в пустыне. - Чего вы хотите? Кто вас изготовил? КТО ВЫ?
      - Железные природные машины [Средневековая латынь: возможно, надо понимать как "дикие машины в природном состоянии", "природные машины или двигатели"; "природные устройства".]; так нас называл он, когда говорил с нами...
      Аш закрыла глаза. По обе стороны от нее раздавались шаги; кто-то граф? - сильно тряс ее за плечи: она сбросила его руки. Она напряженно слушала - как тогда, во дворце короля-калифа; что-то, что вызывало у нее в голове одновременно и напряжение, и отключение от окружающего, и острое и неожиданное ощущение провала, пустоты, которую надо заполнить...
      - Я ХОЧУ ЗНАТЬ!
      В ухо ей прокричал голос Джона де Вира:
      - Вставайте, мадам! Отдавайте людям приказы!
      Она чуть приподнялась на одно колено, открыла глаза и увидела его лицо, кровь ручейком стекала у него изо рта к подбородку - стрела зацепила, - почти встала на ноги и проговорила:
      - Да плевать мне, пусть хоть весь мир рушится, я хочу знать, что тут лезет мне в душу!
      - Да ведь не сейчас, мадам! - раздраженный мужской вопль.
      Мимо нее пронеслись двое к движущемуся фургону: Томас Рочестер и Саймон Тиддер, весь в бинтах; Каррачи на носилках, сделанных из двух древков алебард и чьего-то пропитанного кровью плаща. Аш поднялась на ноги, сжала кулаки, разрываемая между двумя неотложными делами.
      - Это ничьи машины. Кто может владеть этими...
      - Леофрик, король-калиф, какая разница!
      - Нет. Они слишком... слишком велики.
      Аш спокойно встретила встревоженный взгляд Джона де Вира. Этого человека просто сжигает потребность отдавать приказы, действовать, принимать срочные меры.
      - Они знают о Фарис. Называют ее - "Та, которая слушает". Если она их... Но знает ли она о Диких Машинах? Она мне и слова не сказала о Диких Машинах! Никогда!
      - Позже! - рявкнул граф. - Вся эта хренотень - потом! Мадам Аш, вы нужны людям!
      Аш посмотрела через вздыбленную землетрясением пустыню назад - в темноту; в пяти милях от них черный город, где она оставила две смерти, еще до кровавой бойни: Годфри и ее нерожденное дитя.
      Она больше не может позволить себе быть просто солдатом. А может быть, и никогда не могла.
      - Милорд, вы их сюда привели, вы и выводите! - Она оскалила зубы и крепко схватила его за руку. Глаза ее под забралом сияли. Длинные сильные ноги, широко расставленные, стриженые волосы, широкие плечи женщина-воительница, Афина Паллада. - Выводите моих ребят! Я догоню вас.
      - Мадам Аш...
      - Хватит с меня Карфагена! Больше такого не повторится. Я хочу узнать до того, как унесу отсюда ноги...
      За черным огромным пространством, под пустым небом древние пирамиды отливают серебром; и она в своем сознании делает все то, что ей случалось делать и раньше, но теперь куда усерднее: слушает, спрашивает, требует.
      Каменная мостовая поднялась и ударила ее по лицу.
      В этот момент - до того, как канал связи закрылся стеной молчания, потрясшей ее и приводящей в отчаяние, - она слышит уже не голоса, не рассказ, а идеи, целиком внедряемые ей в сознание...
      Она услышала скрежет металла о металл - удар по забралу и шлему, тупую боль в ноге; и все стерлось из памяти; смутно послышался женский голос:
      - Приступ - нашла время! И ответ - мужским:
      - Уносим ее! Поспеши, лекарь! ... Дикие Машины как единое целое...
      Мимо нее бежали ноги в доспехах, черные от грязи и крови.
      ... такой широкий охват времени...
      - Алебардщики, отход! Лучники, прикрыть их!
      ... не Голоса, но, как если бы все голоса мира можно было спрессовать и уменьшить, как ангелов на острие булавки, или Небо в сердце розы И с мыслью Годфри - Годфри, если бы только ты был тут и помог мне! - она вдруг осознала их связь.
      - Поднимайте ее, чтоб вас дьявол забрал! Да несите же, мать вашу, несите ее!
      ... и цветы розы, и булавочная головка становятся Небом, рассыпаются Ангелами - все это тут, в ее сознании; Дикие Машины целиком и полностью...
      Все голоса стали единым голосом, спокойным, не громче, чем голос военной машины, который звучал в ее сознании большую часть ее жизни. Голос, природа которого заставила бы Годфри процитировать святого Марка:
      "Имя мне легион; потому что нас много". [Евангелие от Марка 5:9.]
      Аш услышала, что каменные демоны и дьяволы говорят с ней единым шепотом:
      - Машины дикой природы, так он нас назвал, тот, который говорил с нами... Дикие Машины...
      При этом шепоте у Аш закружилась голова, и ее затошнило. Краем сознания она понимала, что валится навзничь, что ее обмякшее тело подхватили несколько человек, бегущих рядом с ней, если бы она могла закричать, она бы попросила их положить ее на землю и бежать, но, под влиянием коварной заразительности этого голоса, она не могла вымолвить ни слова.
      Ее подловили в один-единственный момент дурных предчувствий, как будто бы они оказались парализованы в этой пустыне около моря; хирург, господин граф: военный командир; информация налетела, как буря, как дождь, как лавина, в одну бесконечную секунду, и голоса говорят слишком быстро, так что их не понять человеческой душе. "Какой-то момент в сознании Господа Бога", - подумала она, и...
      - "Дикие Машины" какие мы есть, мы не знаем о нашем происхождении, оно теряется в наших примитивных воспоминаниях, мы подозреваем, что оно было человеческим, от людей, создававших религиозные структуры десять тысяч лет назад, которые... расположили скалы в определенном порядке, сконструировали имеющие определенную форму упорядоченные сооружения из осадочных пород и камня - достаточно крупные структуры, способные абсорбировать из солнца духовную силу самой жизни...
      В сознании Аш прозвучал голос Годфри: "ересь!". Аш поплакала бы от воспоминания о нем, но в этот момент ее заворожила возможность узнать все. Ее вопрос стал частью этой неостановимой лавины; раз уж задан - то задан. "КТО ВЫ?"
      - Из этой первичной структуры и порядка появился спонтанный ум: первые примитивные искры силы, начавшей организовывать, десять тысяч лет назад. А пять тысяч лет назад эти примитивные умы получили осознание себя - стали нами самими - Дикими Машинами. Мы начали произвольно развиваться. Мы знаем о существовании животного мира и человечества, мы уловили присутствие в мире их слабых душонок. Но мы ничего не могли сделать, у нас не было голоса для сообщения с ними, пока первый из вас...
      - Который назвал вас дикими машинами природы, - закончила за них Аш немыми губами. - Монах Бэкон!
      - Не монах, - прошептал голос. - Не Бэкон. Задолго до него родилась более сильная душа, первая душа, с которой мы могли говорить, прервав немоту десяти тысяч лет, - мы говорили с ним, с Гундобадом, называвшим себя "Провозвестник". Он не хотел контакта с нами, называл нас демонами, дьяволами, злобными духами земли. Не хотел говорить! И так сильна была его душа, что он сотворил чудо: деформировал саму ткань мира, организовал тут вокруг нас пустыню, где есть великая река и осадочные поля; сам освободился от нас, ушел туда, где мы не могли его достать.
      - В Рим... предсказатель Гундобад уехал в Рим и умер...
      - Четыре сотни раз обернулось солнце вокруг земли. К нам подошла близко маленькая-маленькая душа, делавшая свои машины из меди. Слабая, но все же другая душа, которая могла создавать чудеса, обладавшая способностями выше тех, что даны природой человеку. Мы с ним говорили, через его бронзовые головы, нашими голосами обращались к его чувствам.
      - Он сжег ее... - Перед глазами Аш замерли черное небо и черная каменная кладка. - Монах - разбил Бронзовую Голову - сжег свои книги.
      - И пока предки Леофрика не привели к ним Рабби, мы не могли говорить снова. Эта душа - создатель чудес, мы это поняли, когда он пришел близко к нам. И он дал нам понять, что существует Ильдихо - дочь из рода Гундобада, которая родилась через пятнадцать поколений после него. Сильные души, сильные души, способные творить чудеса... Рабби построил своего голема. Это был наш новый канал, по которому мы могли сообщаться с человечеством. Но теперь мы стали мудрее и спрятались за голосом первого голема, передавая через него наши соображения. И Рабби, создатель чудес, такой же, каким был тот, первый человек, изготовил второго каменного голема из тела Ильдихо и Гундобада...
      То, что она слышала, было версией рассказа военной машины, когда Аш беседовала с големом, чтобы доказать Леофрику свою полезность. Теперь она узнала больше, чем знала машина Леофрика, - значительно больше; теперь она постигла значение огромных каменных сооружений - неподвижных, не имеющих рук, чтобы манипулировать миром, только способных мыслить, и Голосом...
      - Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби!
      - Маленькая душа, маленькая душа... - зашептали обрадованные голоса в ее сознании, но теперь их было много:
      - Это не проклятие, мы манипулируем нашим собственным развитием, манипулируя энергиями духовного мира. Для этого мы берем нашу силу из ближайшего и самого большого источника на небе - от солнца.
      Над ее головой - черное сверкающее дневное небо.
      - Мы это делаем с тех пор, как обрели сознание, пять тысяч лет назад. Тогда для голема, созданного Рабби, потребовалось больше энергии. И вот солнце над Карфагеном кажется вам уничтоженным. Спрятана только та его часть, которую вы наблюдаете глазами, - "свет", при котором вы воспринимаете мир. Тепло понемногу еще просачивается. Поэтому не растет хлеб, но все же на земле не образуется льда. Две сотни лет назад эта страна стала страной Сумрака; ночные звезды видны в течение всех дневных часов, солнце невидимо. Проклятие Рабби!
      Раздались непонятные звуки - Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол.
      В сознании Аш возникли их зрительные черные образы - они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг - тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты...
      Шепот продолжался:
      - Мы не думали о вас - маленьких душах... Вокруг нас выросла человеческая культура, настроенная на войну. Они принимали тьму за должное. Здесь не могло быть земледелия, и они отправляли армии в плодородные, освещенные солнцем страны... Так полезно для нас, для наших далеко идущих целей!
      Но все же было недостаточно прятать наши голоса в тактических данных военной машины, управлять людьми с ее помощью, и мы заставили предков Леофрика начать программу селекции.
      С Илъдихо не вышло, но мы продолжали работу с ее детьми. Мы ждали две сотни оборотов солнца, чтобы вырастить создателя чудес, с которым мы бы могли говорить, разговаривать, командовать...
      - Фарис! - договорила за них Аш.
      - Потомок Гундобада, хоть и отдаленный. Гундобад, которого вы зовете визиготским "святым"; мы воспользовались его реликвиями.
      - Он не святой для вас. Так? Не святой.
      - Не столько святой, сколько творец чудес. - Голосов было много, они опять были веселыми. - Один из этих очень, очень редких душ, как этот ваш Зеленый Христос, который в силах индивидуально менять реальность и таким образом создавать "чудеса".
      - Богохульство! - произнесла Аш и чуть не схватилась за меч, чтобы сражаться за Господа на Древе, если бы только могла пошевелиться, освободиться от власти этого бесконечного момента, этой секунды, растянутой на всю вечность.
      - Необходимость. Мы не можем физически ничего совершать, ничего не можем изменить. Мы только голоса в ночи, отнимающие тепло от ваших маленьких душ. Голоса, которые могут убедить, развратить, воодушевить, обмануть, соблазнить... в течение веков... до настоящего момента...
      А в настоящий момент - и это весеннее солнцестояние, когда солнце потемнело по всей земле, когда мы заполучили для себя больше сил, чем у нас было за десять тысяч лет!
      - Вторжение!
      - Наша вина, маленькая душа, но это было редкое везенье. А для наших недогадливых исполнителей - только случайно удачный нечаянный выбор момента времени. Мы, через Леофрика, при помощи военной машины, начали эту войну; но люди должны вести ее для нас. Под нашим руководством ты должна опустошить все между нами и севером. Темное солнце - мы испытали нашу способность извлечь из светила больше энергии, чем получали раньше. И нам удалось.
      В памяти Аш отчетливо всплыли воспоминания: страх; солнце заходит, и мир окутывает черное пустое кладбищенское небо. Она говорит - или сказала уже - или скажет:
      - Это плохая война... Это... Боль, воспоминания; ее осеняет:
      - Это Последние Дни.
      - Да. Для тебя - да.
      - Скажите, почему!
      - Мы вырастили еще одного творца чудес. Изменяющего реальность. Такого, которым можем управлять. И у нас она есть! Наш полководец, наша Фарис, наш творец чудес!
      - Почему?
      - Мы используем ее. Не играет роли, хочет она того или нет. Мы давно уже лишили ее способности выбора. Когда ее подготовят, когда это произойдет, потребуется такая же сила, которая уничтожила солнце, чтобы включить изменение реальности по-нашему.
      Торжествуя, закричал многоголосый хор неприятных ожесточенных голосов:
      - Мы вывели Фарис, как породистое животное, чтобы она совершила темное чудо - какое совершил Гундобад, когда стер все тут с земли и оставил нам пустыню. Мы воспользуемся ею, нашим полководцем, нашей Фарис, нашим создателем чудес - сделать Бургундию такой, как будто ее никогда не было!
      Бургундия, всегда Бургундия, ничего другого, одна только чертова Бургундия...
      - ПОЧЕМУ? - выкрикнула Аш, не только мысленно; вслух - тоже. - Почему Бургундия? Месть? Но Гундобад был не из Бургундии! И почему не сделать это сейчас? Зачем вам нужно вторжение? Если вы можете изменять мир, вам не нужно вести войны! Я-то думала, что Леофрик - ну, ладно, вы - выводили кого-то, кто смог бы выиграть войну, получая на расстоянии советы военной машины...
      Их ответ был мгновенным, откровенным, неосторожным:
      - Но мы создали и для этого, для разговора с голосом голема...
      И - голоса смолкли, как будто у нее из души что-то вынули. Отобрали. Почти физически она ощутила это "стоять!".
      - Что она у нас вытянула?
      - Как может она добиться?
      - ...вытянуть знание...
      - ...вытянуть у нас, помимо нашей воли...
      "Они думали, что я не смогу!" - ликующе мелькнуло у Аш, и вдруг в ее голове оглушительно прозвучало: "Это только тогда могло произойти, если они сами допустили!"
      Послышался кислый голос Флоры:
      - А мне плевать, можете запихнуть эту глупую суку хоть в ассенизационную повозку! Ей вообще не следовало позволять командовать, в ее-то состоянии! Суньте ее в какой-нибудь фургон! Быстро!
      На голову Аш опрокинулось черное небо. В бедра ей врезались зазубренные края сплетенных из ивы носилок.
      - Кто ее ударил?
      - Да никто, Эвен; она сама рухнула, как заминированная стена!
      Где-то там толпа людей, они хватаются руками за стенки раскачивающегося фургона; слышен сильный грохот от столкновений мечей и алебард, удары о доспехи, о человеческие тела.
      Под ней громыхал фургон, рядом в темноте храпели лошади. Аш протянула руки, дотронулась пальцами в кольчужных рукавицах до стенок. Ощутила вибрацию, дрожание воздуха; и голос в сознании окончательно отвлек ее от всех внешних ощущений:
      - Ты придешь к нам.
      - Ты придешь.
      - Да идите на хрен, - отчетливо и громко сказала Аш. - Сейчас у меня нет на это времени!
      Она с усилием выпрямилась, края наколенных чашечек врезались ей в ляжки, а наспинный доспех давил на шею и позвоночник. Томас Морган, рысью поспевавший за движущейся телегой со знаменем Льва в руках, протянул ей руку и помог встать.
      Эвен Хью поравнялся с ними:
      - Командир, Герен спрашивает, не зажечь ли факелы? - Нет!
      - Командир говорит - ни хрена подобного! - заорал вперед Эвен, и, пока он кричал, Флора протолкалась мимо валлийца, взгляд ее был беспокойным, но голос - вполне деловым:
      - Тебе надо ехать верхом!
      Аш развернулась - непроизвольно - и пошла пешком.
      На юг.
      Ничего в этом не было добровольного. На минуту ее ошарашило, как это ее тело само идет, без ее желания: мышцы и сухожилия сокращаются, плоть и кровь движутся прямо на юг, к высящимся плоским бокам пирамид, к серебряному свету Диких Машин.
      - Ты придешь.
      - Мы тебя обследуем.
      - Откроем тебя.
      - Что ты. такое есть...
      Никакими силами Аш не могла раскрыть рта, разжать горла; голос ей отказал. Ноги непроизвольно несли ее вперед; и она содрогнулась, подчиняясь телу, ее охватило такое состояние, какое бывает, когда затошнит: тело само знает, что ему делать...
      - Приходи.
      Не призыв, а приказ; и в ее сознании, помимо ее воли, забилась паника; вся в синяках, все у нее болит, но она упорно идет во тьму. И ее не остановить.
      - Командир! - окликнул ее Эвен Хью. - Морган, хватай ее!
      Пара рук схватила тело Аш, гладкое в доспехах. Это Флора дель Гиз. Тело Аш само знает, что эти руки надо сбросить; напрягшись, оно бьет кольчужной рукавицей Флору по глазам.
      - Назад!
      Это прозвучал голос валлийца, и по доспеху, по спине, ей нанесли два сильных удара, свалили на землю, древками двух алебард пришпилили к разбитой карфагенской мостовой; так, что она не может воспользоваться своим доспехом как оружием, не может достать рукой меч, вообще не может шевельнуться.
      - Ты с ней поосторожней, лекарь, - голос Эвена Хью. - Учти, она привыкла убивать. - И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: - Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? - Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. - Ну как, командир? В порядке?
      Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми.
      - Несите ее, - резко говорит Флора дель Гиз. - И отнимите у нее этот чертов меч!
      Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям.
      Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма.
      Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума.
      Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но - неподвижна.
      "Они не знают, как, - догадывается ее подсознание, - и они не смогут меня заставить.
      Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним..."
      Она напрягается - пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля - воля свободного человека - не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения.
      И вдруг она снова ощущает себя в камере в доме Леофрика, кровь струится по ее бедрам, она в полной изоляции, одна, она умирает...
      А теперь она еще где-то, но не знает, где; ее удерживают; ее тело бессильно; ее разрывают на части, а она не может ничего сделать, не может двигаться, не может предотвратить...
      Она теряет ощущение времени.
      Гром в голове становится слабее.
      Аш поднимает голову.
      Ее несут двое мужчин, лиц не узнать под стальными шлемами; звезды переместились по куполу неба, уже, наверное, позже, чем заутреня, почти канун обедни.
      Все ее тело бьет крупная дрожь, руки и ноги дергаются спазматически.
      - Опускайте ее!
      Двое кладут ее на круглую гальку и камни. Аш слышит какой-то звук шум волн. Холодный ветер дует ей в лицо. Море.
      - Эй, командир, - Эвен Хью протягивает руку и осторожно трясет ее за плечо. - Ты тут немного вырубилась.
      - Командир, еще меня стукнешь? - грустно спрашивает Томас Морган.
      - Я тебя не трогала. Если бы я тебя действительно ударила, ты бы это ой как заметил!
      Морган ухмыляется, вскидывает на плечо потрепанное древко знамени и, подняв кверху руки, снимает свой шлем с открытым забралом. От пота его длинные рыжие волосы прилипли к голове, ушам и шее. Он снимает рукавицу и вытирает щеки.