Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)

      Радист посмотрел на меня, предлагая высказаться.
      - Кто ж его знает, - я пожал плечами.
      - То-то!-торжествуя, сказал радист.-Больно уж быстро вы мне объяснять начали! И он продолжал свой рассказ:
      - На лебедей мы никогда не охотились, привычки такой не имели. Очень уж птица благородная. А только на следующий год не удержался я и пальнул по этой стае. Сбил одного красавца. - Радист погладил лебедя по спине. - Зоб прострелил ему, камнем свалился. И надо же такому случиться, что как раз у этого лебедя кольцо на ноге оказалось. Написали мы, значит, куда следует, и отвечают нам, что-окольцован лебедь был в Северной Америке, на Аляске. Тут уж и сомнения все кончились. Стало быть, действительно летят они сперва прямо в океан, по сто восьмидесятому меридиану, а потом в Америку поворачивают и гнездуются на Аляске. А нынешним летом с Врангеля радировали мне, что от стаи табунок отделился штучек в двадцать и на нашем острове летовать остался. Только стая не та уже была, что раньше, числом поменьше. Говорят, лебедей прошлой весной буря надо льдами настигла. Сами, можно сказать, смерть свою искали...
      - Н-да, - сочувственно вздохнул Березкин. - Непонятная история.
      - В том-то и дело, - тотчас откликнулся радист. - Я и подумал: может, хроноскоп ваш разберется?
      Но хроноскоп при всех его достоинствах не мог претендовать на роль ученого-орнитолога.
      - Жаль, - сказал радист.-Жаль. Зря побеспокоил, значит...
      Он ушел от нас разочарованный, а мы, как это обычно бывает в таких случаях, почувствовали себя без вины виноватыми: и невозможно все на свете знать, и стыдно, когда чего-нибудь не знаешь...
      - Почему все эти водоплавающие птицы осенью из Арктики бегут-понятно,-сказал Березкин.-Жрать им нечего, замерзает все. Но почему вообще эти перелеты существуют?
      Специально этим вопросом я никогда раньше не занимался и лишь смутно припомнил, что возникновение миграций у птиц ученые связывают с ледниковым периодом: наступающие льды отогнали птиц на юг, а потом, когда льды растаяли, птицы вернулись на прежние гнездовья. Этот навык у них закрепился, перешел в привычку, и впоследствии птицы каждый год стали повторять путь, однажды совершенный их предками... Впрочем, известно немало и других гипотез, и, не будучи специалистом, я боюсь запутаться в них...
      Глава вторая,
      в которой археолог Дягилев рассказывает весьма любопытную историю о "земляных людях" и просит принять участие в работе экспедиции, совершившей неожиданное открытие
      Дягилев, вместе со своим помощником, появился на следующий день после нашего доклада в клубе. Но прежде чем рассказывать о причинах его визита, я должен рассказать хотя бы в двух словах о докладе.
      Дело в том, что после моего сообщения развернулись неожиданно жаркие прения. Спорили, конечно, не о результатах нашего расследования в прямом смысле слова, - спорили о Черкешине, о праве на суд над ним. Один категоричный товарищ яростно доказывал, что над Черкешиным устроили самосуд, что с человеком, имевшим заслуги перед экспедицией, не смели поступать так, как поступили с ним, не смели выгонять его из поварни и отлучать от экспедиции. А категоричному товарищу возражали-ему доказывали, что прошлые заслуги никого не избавляют от суда людского за совершенные преступления... Потом спросили наше мнение, а мы с Березкиным вдруг смутились-отвечали уклончиво, сбивчиво, хотя в душе я был на стороне тех, кто возражал категоричному товарищу.
      Я могу объяснить, почему так получилось.
      Во-первых, честно говоря, нам с Березкиным кажется, что мы не имеем права на роль судей в этакой конечной инстанции; мы можем высказать свое предположение, а люди пусть сами решают, кто виноват и кто не виноват... Во-вторых, самого меня в это время больше занимали последние дни трагической жизни Жильцова: он передавал дело, которому служил, в руки человека, которому не верил. Да, несмотря на их примирение, он все-таки не мог до конца поверить Черкешину, и обстоятельство это, надо полагать, не скрасило его последние часы. Жильцов понимал, что обязан скрыть от других свои сомнения, свою тревогу и, судя по дневникам участников экспедиции, он скрыл их от всех или почти от всех - тут уж мы вступаем в область догадок. Поведение Жильцова свидетельствует о силе духа, но свидетельствует и о его страданиях...
      Вот о чем я думал. Но, конечно, мои объяснения не снимают с нас вины за нечеткое выступление в прениях, и потому мы с Березкиным пребывали в мрачности. И по той же причине нас не обрадовал приход Дягилева: мы решили, что именно доклад и прения побудили его прийти, и отнеслись к визиту настороженней, чем обычно.
      Но Дягилев нас успокоил: он и его спутник только что прибыли в Анадырь и доклада нашего не слышали.
      - Я приехал к вам с большой просьбой, - сказал Дягилев.-Не смогли бы вы принять участие в археологической экспедиции? Она работает в нескольких местах, а мой отряд... Видите ли, моему отряду посчастливилось сделать любопытнейшее открытие...
      - Мы очень рады за вас, - ответил я. - Но мой друг Березкин-математик и изобретатель, а я-географ и писатель. К археологии никто из нас не имеет отношения.
      - Хроноскоп! - воскликнул Дягилев.- Товарищ Вербинин, нам хроноскоп нужен! Если этот аппарат действительно творит чудеса, он так нам поможет!
      - Никаких чудес он не творит, - возразил Березкин. - Обыкновенная электронная машина...
      - И потом, - сказал я, - нас командировал на Чукотку президиум Академии наук. Срок командировки...
      - Все уже согласовано! Президиум не возражает. Если б вы согласились! -Дягилев молитвенно сложил руки.
      И Березкин и я в это время прикидывали все "за" и "против". Мы не сомневались, что отряд Дягилева сделал интересное открытие, но доводы "против" все-таки перетягивали. Сразу, без передышки браться за новое расследование нам не хотелось. Кроме того, Березкин намеревался внести кое-какие усовершенствования в хроноскоп и мечтал как можно быстрее приступить к работе.
      Дягилев, внимательно следивший за выражением наших лиц, вовремя понял, что чаша весов склоняется не в его пользу.
      - Выслушайте сначала меня. Вы ж ничего не знаете о "земляных людях"!-Он произнес это с нескрываемым сожалением в голосе: очевидно, все, кто ничего не знал о "земляных людях", казались ему несчастными, обойденными судьбой.
      Дягилев был невелик ростом, рыжеват, одет в потертую телогрейку, в стоптанные сапоги, и, глядя на него, невольно хотелось улыбнуться. Но в то же время он вызывал симпатию, как все люди, живущие большой мечтой или большим делом.
      - Мы с удовольствием выслушаем вас,-сказал я.- Но я хочу сразу же предупредить, что не всякое открытие может быть предметом хроноскопии. Лишь большим целям служит хроноскоп!
      Я полагал, что мое предупреждение озадачит и смутит Дягилева, но он, к некоторому нашему удивлению, мгновенно успокоился.
      - В таком случае вы сегодня же улетите с нами,- заявил он.
      Мы не сказали в ответ ни слова. Мы решили сначала послушать.
      А Березкин еще приглядывался к любопытной штуковине, которую крутил в руках спутник Дягилева - молодой человек с черной как смоль шкиперской бородкой, отпущенной, наверное, месяца два назад.
      - Что это у вас? - довольно бесцеремонно спросил Березкин.
      Я, кажется, не говорил, что у Березкина есть одна весьма примечательная особенность-он яростный коллекционер, но коллекционирует он только то, что так или иначе связано с бытом и культурой народов тех районов, в которых он работал. Вы думаете, мы выбросили тот шлем монгольского витязя, что послужил первопричиной разговора о хроноскопе?.. Ничего подобного! Березкин провез его во вьюке километров четыреста, а потом, уже с помощью более совершенных средств передвижения, доставил к себе домой. Шлем и сейчас красуется в коридоре его квартиры.
      А теперь Березкин не сводил глаз со странного предмета, похожего на пузатую курительную трубку.
      - Павлик у нас - этнограф, - ответил за бородатого молодого человека Дягилев.-Ему посчастливилось недавно приобрести довольно редкую ныне старую чукотскую трубку. Знаете, как ею пользовались?.. Отверстие в чубуке затыкалось пучком оленьей шерсти, а сверху насыпалась щепотка табаку. Пока табак выкуривался, оленья шерсть частично прогорала, частично сохранялась, пропитываясь никотином. Потом ее специальной костяной палочкой пропихивали внутрь, вот в этот самый резервуар. Когда резервуар переполнялся, внизу открывали клапаны-вот, посмотрите,-смесь табака и шерсти вытаскивали, и она использовалась как жевательная смесь...
      - Если хотите, можете взять трубку себе, - к некоторому удивлению Дягилева, сказал Павлик.-Я постараюсь достать еще одну...
      Березкин не заставил повторять предложение. Он немедленно забрал трубку, и у них с Павликом возник сугубо специальный разговор, касающийся роли одурманивающих веществ в истории различных цивилизаций и чуть ли ни в истории человечества вообще.
      Тема эта, видимо, не заинтересовала Дягилева, и он повернулся ко мне.
      - Значит, вы ничего не слышали о "земляных людях"? - еще раз переспросил он.
      Я вынужден был пожать плечами.
      - А между тем это одна из любопытнейших страниц в истории северо-востока Азии.
      - Либо вы преувеличиваете, - не выдержал я, - либо сами совсем недавно узнали о "земляных людях". Историей Севера я занимался не один год.
      Дягилев улыбнулся.
      - Я давно верил в существование "земляных людей".
      Но вы правы - открыли их совсем недавно. Вот только что открыли.
      Теперь и Березкин подсел поближе.
      - На чем же основывалась ваша вера в загадочное племя? - спросил я.
      - На легенде. Еще на заре нашей истории сложилась легенда о "земляных людях", якобы живущих на Севере. Разные варианты этой легенды хорошо известны этнографам, но никто не придавал им серьезного значения.
      - Почему?
      - Объяснить это можно только курьезом. Видите ли, ученые решили, что легенды о "земляных людях" связаны с легендами о мамонтах, и на этом успокоились...
      - О мамонтах? - удивился Березкин.
      - Да. О вымерших слонах.
      - Я отлично знаю, что такое мамонты. - Березкин сказал это таким тоном, как будто был лично знаком с одним из них. - Но мамонты - не кроты, они не под землей жили, а на земле!
      Во взоре Дягилева отразилось сожаление.
      - Да, мамонты не кроты, - мягко сказал он. - Они действительно жили на земле, питаясь травой, раскапывали бивнями снег. Но все-таки слово "мамонт" в переводе на русский язык означает "земляной крот".
      - В переводе с какого языка?
      - С эстонского, как ни странно, а туда это слово попало от каких-то древних племен. Но не только у эстонцев мамонты считались земляными животными. Восточные народы по-разному называли мамонтов, но некоторые названия переводятся как "мышь, зарывающаяся в землю". Ненцы называют мамонта "яхора", что означает "земляной зверь". Земляным зверем считали мамонта и почти все сибирские народы. Они думали, что мамонты бродят под землей, прокладывая себе путь бивнями, и гибнут сразу же, как только попадают на свежий воздух или дневной свет. Поэтому- так утверждают легенды - никто и никогда не видел живого мамонта. На самом деле мамонты были современниками доисторического человека, и нам известно много их наскальных изображений. Но в более поздние легенды попали вымершие мамонты, ископаемые. Вы, конечно, знаете, что мамонты жили в зоне вечной мерзлоты, а в вечномерзлых грунтах сохраняются нетленными и трупы животных, и трупы людей. В прошлом веке нетленным извлекли из могилы труп "грешного" Александра Меншикова, сподвижника Петра Первого, и среди церковников это вызвало переполох.
      - Мы читали об этом, - сказал я. - Но пока не улавливаю связи....
      - Сейчас все поймете! Наряду с легендами о мамонтах в глубокой древности возникли и легенды о "земляных людях", охотниках за мамонтами, которых чаще всего называли коссами. Их представляли одноглазыми гигантами, а за останки коссов принимали кости тех же мамонтов, особенно черепа; без клыков они напоминают человечьи, но имеют одно сквозное отверстие (глазницы почти незаметны).
      - И что же?
      - Видите ли, я специально занялся этими легендами, и вскоре мне удалось сделать любопытные выводы. Большинство ученых считали, что легенды о коссах столь же фантастичны, как и легенды о живущих под землей слонах, что объясняются они примитивностью логики древних людей: раз есть под землей звери-значит, кто-то должен охотиться на них. Я отнесся с большим доверием к легендам и после тщательного анализа пришел к заключению, что легенды эти имеют как бы несколько наслоений, что какие-то очень древние сказания позднее были переработаны и уже в переработанном виде дошли до нас. Я начал освобождать легенды от позднейших наслоений, и вскоре у меня не осталось сомнений, что некогда на Севере действительно жили племена коссов, идолопоклонников, причем все коосы были очень велики ростом и жили в земле (вероятно, в землянках). А потом коссы исчезли. Как, почему-установить по легендам я не мог. Но когда до сибирских народов дошли сведения о якобы живущих под землей мамонтах, то в легендах они переселили под землю и коссов, превратив их в этаких фантастических существ, подобно мамонтам, не выносящих дневного света и воздуха. Следовательно, легенды о мамонтах и легенды о "земляных людях" слились в сознании людей в нечто единое сравнительно поздно, а раньше существовали отдельно.
      - Чрезвычайно любопытно!-сказал я.-Но для чего вам нужен хроноскоп?
      - Несколько дней назад мы нашли, "земляных людей". Легенды не обманули.
      - Это похоже на чудо!
      Дягилев чуть смущенно улыбнулся.
      - Но это правда. Поэтому я и прилетел к вам.
      - Где же вы их нашли?
      Я понимал, что археологи обнаружили следы стоянки этих людей, быть может, их останки, предметы обихода или культа, но помимо воли в моем воображении мелькнула картина в духе фантастических романов: неведомый остров среди льдов, согретый подземным жаром, доисторическое племя, мирно обитающее на нем...
      - На побережье Чукотского моря, - ответил Дягилев на мой вопрос, - в районе мыса Шмидта. Мы вели раскопки на месте неолитической стоянки, и вдруг... Понимаете, вдруг скалистая стенка холма сдвинулась, и мы увидели черный ход в подземелье... Конечно, используя археологические методы, мы сумеем многое понять сами. Но к этим предметам пока никто не прикасался, и, может быть, ваш хроноскоп сумеет восстановить события далекого прошлого нагляднее и ярче, чем мы со всеми нашими навыками.
      Дягилев умолк и, переводя взгляд то на меня, то на Березкина, ждал, что мы ответим ему. Его спутник, Павлик, скреб ногтями бородку, улыбаясь каким-то своим мыслям.
      - А вы почему молчите? - спросил я Павлика.
      - За меня начальство говорит, - доверчиво глядя на меня, сказал он. - Что мне вмешиваться?
      - Письменные памятники есть?-удивленно взглянув на Павлика, спросил Березкин, возвращаясь к прерванному разговору.
      - Пока обнаружены только предметы материальной культуры, и вообще письменные документы маловероятны.
      - До сих пор нам редко приходилось иметь дело с предметами, - сказал Березкин. -Документы мы уже научились подвергать хроноскопии, а вот эти самые предметы...
      Дягилев решил, что это обстоятельство смущает Березкина, и принялся уговаривать его, но я-то видел, что отсутствие письменных документов как раз больше всего устраивает Березкина - для хроноскопа открывалось новое поле деятельности.
      - Ведь речь идет о целом исчезнувшем народе! - с жаром говорил Дягилев. Поймите, о целом исчезнувшем народе!
      - Я, пожалуй, согласен, - сказал Березкин. - Но не знаю, согласится ли Вербинин.
      Это уже была военная хитрость. Обычно мы никогда не высказывали при посторонних своего мнения поодиночке - сначала обо всем договаривались между собой, а потом сообщали о решении другим. Значит, Березкину очень уж хотелось заняться расследованием...
      - Вербинин тоже не возражает, - сказал я, великодушно прощая Березкину нарушение правила.
      Глава третья,
      в которой мы прибываем в район мыса Шмидта вместе с хроноскопом, но знакомимся с подземным храмом коссов, не прибегая к хроноскопии
      Хроноскоп по-прежнему находился в вертолете (демонтировать его Березкин не успел), и в Анадыре мы задержались ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы уладить формальности. Уже близилась осень, ночи на Чукотке стали настоящими темными ночами, но в район мыса Шмидта мы прибыли засветло и еще с воздуха увидели небольшой экспедиционный лагерь археологической партии - несколько палаток, стоявших почти у самого берега моря, сизый дымок костра и людей, махавших нам шапками. Дягилев, глядя в окошко, радостно улыбался и тоже махал рукой, хотя никто не мог этого увидеть. Я немножко волновался, как обычно перед началом новой трудной работы, а Березкин помрачнел и надулся-он знал, что от хроноскопа ждут чудес, боялся, что тот не оправдает слишком больших надежд, и заранее скептически настраивался и сердился на тех, кто мог раскритиковать его детище.
      Вертолет опустился в центре лагеря, вызвав бурю негодования у целой своры собак. Дягилев бросился открывать дверцу, я пошел за ним, а Березкин остался на месте, загораживая своей массивной фигурой дорогу к хроноскопу. Пилот и штурман, летавшие с нами в Долину Четырех Крестов, уже знали эту его манеру и, проходя мимо, только улыбнулись. Но Дягилев, как радушный хозяин, постарался вытащить моего друга из вертолета. У него ничего не получилось: оказалось, что Березкину немедленно, сию же минуту необходимо осмотреть хроноскоп. Я незаметно дернул Дягилева за куртку и поманил за собой. Сообразив, в чем дело, он первым выскочил из вертолета. Я спустился следом и, к своему величайшему удивлению, очутился в объятиях Рогачева, своего давнего знакомца еще по комсомольской работе в университете.
      - Прилетел, старик! - говорил Рогачев, радостно хлопая меня по плечам. Молодец, одобряю. Ребята сомневались, а я говорю-не подведет! Нашенской закалки товарищ.
      - А ты? Ты как тут очутился?
      -Я очутился!-Рогачев расхохотался.-Я-голова над всеми отрядами... Но ты порадовал меня, старик! Прошу ко мне - располагайся!
      Березкин присоединился к нам часа через полтора- о приближении его к палатке возвестил дружный лай собак, - и мы втроем отлично провели вечер за кружками разбавленного водою спирта, вспоминая студенческие годы, наши казавшиеся такими важными заботы, всякие споры-разговоры...
      Утром мы отправились осматривать храм коссов- "земляных людей" древних легенд.
      - Я не буду мешать вам, старики, - сказал на прощанье Рогачев. Отчетность у меня. Орлы введут вас в курс... - он кивнул на Дягилева и Павлика.
      Вход в подземелье археологи тщательно заделали, чтобы туда не проникал теплый дневной воздух и не подтаивали стенки. Его открыли при нас. Я увидел черное угловатое отверстие, из которого несло сырым холодом.
      - Подтаивать начинает, - озабоченно сказал Дягилев.
      Он зажег фонарь и ловко спрыгнул в подземелье. Я последовал его примеру. Мрак в подземелье был настолько густой, что сильный луч фонаря тонул в нем, не доходя до противоположной стены; впрочем, это могло объясняться размерами подземелья. Я оглянулся. Свет, проникавший через входное отверстие, смешивался с мраком, становился серым и терялся в двух шагах от входа. Дягилев направил луч фонаря на наружную стенку.
      - Часть ее искусственная, - пояснил он. - Коссы тщательно замуровали вход в подземелье, а мы вскроем его, разрушим перемычку. Подземелье пострадает, потому что подтает мерзлота, но мы успеем все изучить.
      Дягилев вновь направил фонарь в глубь подземелья:
      - Смотрите.
      Луч света вырвал из темноты гигантскую уродливую голову. Непрошеные мурашки пробежали у меня по спине. А луч медленно полз вниз. Голова исчезла во мраке, но зато теперь я видел плотное туловище со сложенными на животе руками.
      - Идол, - сказал Дягилев.
      Свет фонаря скользнул на пол, и в луче его неожиданно засеребрилась лежащая фигура.
      - Собака. Их тут две. Мы вылезли из подземелья.
      - Начинайте,-сказал Дягилев своим помощникам.- Сносите перемычку.
      Часа через три на месте узкого отверстия уже зиял широкий вход, и впервые за несколько столетий дневной свет залил все подземелье. Оно имело в длину около четырнадцати метров, в ширину - около шести, а в высоту достигало трех с половиной; стены, пол, потолок-все было тщательно выровнено, все выступы сбиты; лишь в двух местах мы обнаружили натеки, но они наверняка возникли позднее, уже после того, как коссы замуровали подземелье.
      Идол стоял посередине храма. Голова идола почти упиралась в потолок, и, следовательно, в высоту он достигал по крайней мере трех метров при размахе в плечах полтора метра. Он был вырублен сидящим на скрещенных ногах, в позе, принятой для изображения святых у многих азиатских народов. Лицо у идола было широкоскулым, с тяжелым массивным подбородком, опущенным на грудь, -глаза
      прорезаны косо, как у людей монголоидной расы. Смотрел идол прямо на север, в сторону моря. У ног его лежали две собаки размером с некрупного медведя, но не вырубленные" из мерзлого грунта, как сам идол, а настоящие. Иней покрывал их настолько густым слоем, что они казались сказочными. Под струями теплого воздуха иней начал сворачиваться, таять, и вскоре красивые серебряные псы превратились в трупы самых обыкновенных северных собак. Собаки эти были убиты коссами и уложены так, словно дремали у ног своего повелителя идола.
      Тщательнейший осмотр подземного храма позволил нам сделать еще одну находку-небольшой каменный топор, насаженный на деревянную рукоятку.
      Все археологи, изучавшие и снимавшие на кинопленку, своеобразный подземный храм, были в приподнятом настроении, оживленно делились своими впечатлениями, а мы с Березкиным с каждой минутой становились все мрачнее' и мрачнее. "Конечно, интересно присутствовать при научном открытии,-думалось нам,- но при чем тут хроноскоп и при чем тут хроноскопия?" Нам казалось, что Дягилев напрасно пригласил нас сюда, зря надеялся на нашу помощь, и поэтому чувствовали мы себя неловко.
      Дягилев подбежал ко мне и крепко стиснул мою руку.
      - Вот, - сказал он, - теперь никто не посмеет отрицать, что "земляные люди" существовали. Другие племена, наверное, уже не раз находили храмы с идолами.
      - На вашу долю выпало высшее счастье - предугадать научное открытие, ответил я Дягилеву. - А теперь вы узнали, почему коссов называли "земляными людьми" и почему считали их гигантами - легенды спутали самих коссов с их трехметровыми идолами.
      - Да, но очень многого я еще не знаю,- перебил меня Дягилев. - Я не знаю, откуда пришли коссы и куда ушли. Я догадываюсь, что двигались они с юга на север, пока путь им не преградил Ледовитый океан. Но что заставляло их переселяться в суровые, неудобные для жизни места? Борьба с другими племенами? С какими? И почему они все время отступали, они-умевшие вырубать подземные храмы в мерзлой породе и трехметровых идолов? Я не знаю, какая судьба постигла коссов: перебили их предки чукчей и юкагиров или бежали они еще дальше на север и нашли гибель во льдах? Я не имею понятия о внешнем виде коссов, о их быте...
      - Не все сразу,-сказал я.-Вы на правильном пути и когда-нибудь раскроете тайну коссов до конца.
      - Но хроноскоп? Разве он не сделает это немедленно?
      Я хотел объяснить Дягилеву, что на хроноскоп мало надежды, но заметил, что Березкин бежит к вертолету, отмахиваясь каменным топором от наседавших собак.
      - Одну минутку, сейчас узнаю, в чем дело,-сказал я Дягилеву, хотя сразу же понял, что Березкин решил рискнуть и подвергнуть топор хроноскопии.
      Когда я влез в вертолет, Березкин уже колдовал у хроноскопа, что-то бормоча себе под нос.
      - Закрой дверь,-потребовал он.-И никого не впускай.
      Экран засветился не сразу, но когда он все-таки засветился, мы увидели невысокого тощего человечка, постукивающего топориком по бесформенной бурой массе.
      Для нас в этом уже не было ничего неожиданного: фигура человека была предусмотрена заданием, а его физические данные хроноскоп определил, очевидно, по характеру деформаций на каменном топоре.
      С разрешения Березкина я пригласил Дягилева, и мы повторили задание.
      - Вот и все, что пока удалось увидеть, - сказал я. - Нет подходящих объектов для хроноскопии. Дягилев не обратил внимания на мои слова.
      - Вырубают идола,-определил он.-Очень интересно, Значит, посередине подземелья они оставляли столб, а потом трудились над ним.
      Березкин выключил хроноскоп.
      - Зачем вы? - удивился Дягилев.
      - И без хроноскопа об этом можно догадаться,-сухо ответил Березкин.-Да, оставляли столб и вырубали идола.
      Березкин ушел и вскоре вернулся с пилотом. Вертолет поднялся в воздух и опустился у входа в подземный храм.
      - Подвергнем хроноскопии плиты, которыми был заделан вход, - сказал Березкин.
      На этот раз к хроноскопу были допущены все члены отряда, и даже Рогачев, забросив отчетность, пришел к подземелью.
      - Поглядим, - сказал Рогачев, сказал чуть недоверчиво, но солидно.
      - Что ж, смотри...
      Экран ожил мгновенно. Мы увидели низкорослых, одетых в меховые одежды (уточнение Березкина) людей, которые дружно стучали топориками по неровной плите, сбивая выпуклости. Выравнивали они лишь одну сторону, а когда выровняли, облили водой и опрокинули на что-то, не видимое на экране.
      - Приморозили, - сказал Дягилев. - Приморозили к скале. Вот как они заделывали отверстие!
      - Значит, они работали зимой,-сказал, не выходя из толпы археологов, Павлик.
      -Конечно!-тотчас отозвался Дягилев.-Иначе бы идолы их растаяли!
      - Трудяги были - ваши коссы.- В голосе Павлика послышалась усмешка.-Надо же, полярной ночью, в мороз вырубать подземелье да еще идола в нем! Адова работенка!
      - И бессмысленная,- добавил я.
      - Все-таки они выполняли ее,- возразил Дягилев.- Значит, что-то вынуждало их.
      - Ритуальный обряд,-веско сказал Рогачев.-Традиция.
      - Вредная традиция, нелепая!-Я чуть было не прибег к более сильному выражению, но заметил, что Дягилев морщится.
      - Нельзя так утилитарно подходить к древней культуре. Вспомните хотя бы жителей острова Пасхи, вырубавших исполинских каменных идолов.
      - И тоже все время отступавших под натиском других племен...
      Полемику нашу прекратил Березкин.
      - Нельзя ли отыскать плиту, которая отвалилась первой? - спросил он.
      Она хранилась отдельно, и археологи тотчас принесли ее. Хроноскопия, однако, не дала ничего нового: как и раньше, маленькие человечки на экране постукивали по плите топориками, а потом облили ее водой.
      - Одобряю,-сказал Рогачев, имея в виду, очевидно. хроноскопию.-Занятно, ничего не скажешь. Теперь-прошу извинить. Дела!
      - Ты думал, что плита обработана менее тщательно?- спросил я Березкина.-Дело не в этом. Она отвалилась потому, что понижается верхняя граница вечной мерзлоты
      сейчас идет потепление Арктики. Убежден, что скоро будут найдены новые храмы коссов.
      - Дай-то бог!-вздохнул Дягилев.-А не может эта самая вечная мерзлота помочь нам установить, когда здесь работали коссы?
      - Боюсь, что мерзлота вам ничем не поможет,- ответил я.-Во-первых, совершенно очевидно, что коссы строили свои храмы в вечномерзлых грунтах. Во-вторых, о происхождении вечной мерзлоты до сих пор спорят. Одни ученые считают, что это наследие ледниковой эпохи, другие доказывают, что она могла образоваться и при современных климатических условиях. Нам с вами этот вопрос сейчас не решить.
      Глава четвертая^
      в которой сообщается о неожиданной находке на острове Врангеля, а также рассказывается о втором земляном храме коссов и о новых открытиях
      После обследования храма коссов археологи повели раскопки ускоренными темпами: Дягилев надеялся найти еще какие-нибудь следы исчезнувшего народа, он продолжал верить, что коссы жили в землянках, а землянки должны были сохраниться. Мы с Березкиным согласились на некоторое время остаться в лагере и подождать результатов раскопок.
      Однако вскоре неожиданные обстоятельства заставили нас срочно перебазироваться на остров Врангеля-оттуда пришло сообщение, что неподалеку от метеостанции, почти на самом берегу моря, ополз на склоне холма подтаявший грунт и открылся вход в подземелье.
      Мы не рассуждали о счастливом стечении обстоятельств. Уже через час вертолет взмыл в воздух. Дягилев, Павлик
      и решивший лететь с нами Рогачев боялись, что идол может сильно подтаять, но, к счастью, с утра похолодало и пошел мелкий сухой снег. Перелет занял всего около часа. К храму нас сопровождало множество народу, и все порывались войти внутрь. Но Дягилев решительно преградил дорогу "непосвященным".
      - Сначала храм должны осмотреть специалисты,-категорически заявил он.-Это же подлинное сокровище! А одно неосторожное движение... И вы...-Дягилев решительно повернулся к Рогачеву.- Вам пока тоже лучше остаться.
      Никто не стал с ним спорить. Первым в храм спустились Дягилев с Павликом, а затем и мы с Березкиным. Как и следовало ожидать, посреди храма стоял трехметровый идол.
      - Но где же собаки?-удивленно спросил Дягилев. Собак не было.
      - Убежали,-пошутил Павлик.-Надоела им такая жизнь!
      Дягилев осматривал храм, и ему было не до шуток. А меня отсутствие собак сразу же насторожило: небольшой опыт, уже накопленный нами, подсказывал, что в первую очередь нужно обращать внимание как раз на необычные факты. И мне тотчас удалось подметить еще несколько обстоятельств. Во-первых, вокруг идола были беспорядочно разбросаны топорики, во-вторых, сам идол был вырублен небрежнее, чем тот, у мыса Шмидта; в-третьих, у входа в храм возвышался небольшой холмик смерзшейся земли.
      - Человек! - неожиданно воскликнул Дягилев.
      Мы бросились к нему и увидели вмерзший в землю труп небольшого человечка в меховой одежде; он лежал лицом вниз, поджав под себя руки и ноги.
      - Неужели косс?-шепотом спросил Дягилев.-Ничего не понимаю!
      - И еще двое,-спокойно сказал Березкин.-Вот они. Почти совсем ушли в грунт.
      Дягилев заспешил.