Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)

      - Не нам отпирать!-все повторял он.-Ишь ты! Сидели бы по сию пору в пещерах... Для того и дана людям жизнь, чтоб отпирать!.. А как же?.. Полвека ждал своего часу и дождался! Праздник сегодня, Лука Матвеевич...
      - Твой праздник,-соглашался Лука Матвеевич.- Мой не наступил еще.
      Березкин-тот сохранял полное спокойствие, и постороннему человеку трудно было бы определять его настроение. Но я-то знал: раз он не вспоминает о своих математических выкладках, значит, не жалеет о приезде в Белозерск.
      Но чувства чувствами, а более или менее определенно мы знали в тот вечер лишь следующее:
      белозерский князь Константин Иванович задержал и запрятал в темницу двух братьев-Владислава и Пересвета, потребовав от них исполнения своей воли;
      Владислав Умелец выполнил княжье требование и создал гигантскую катапульту;
      у кремлевской стены найдены остатки катапульты, до размерам совпадающей с описанной в летописи;
      под монастырской стеной, возведенной, как утверждал Плахин, на месте бывшего княжеского двора, обнаружена темница;
      кем-то и почему-то темница эта была замурована.
      С немалой долей вероятия мы могли допустить, что найденная катапульта была сделана самим Владиславом Умельцем.
      Но мы совершенно не знали:
      в ту ли темницу, которую мы обнаружили, заточил князь Владислава и Пересвета;
      вышел ли когда-нибудь Пересвет из темницы или не вышел;
      наконец, как сложилась судьба Владислава после того, так он создал катапульту и был обласкан князем.
      Лука Матвеевич по-прежнему верил, что Пересвет создал "Слово" и князь выпустил его на свободу, а мне почему-то казалось теперь, что Пересвет так и остался в темнице на всю жизнь или, точнее, до конца дней своих, потому что замурованный вход в темницу наводил на невеселые раз-мышления... И очень хотелось узнать мне, как повел себя обласканный князем Владислав, брат Пересвета...
      Глава четвертая,
      в которой мы приступаем к хроноскопии подземной темницы, обнаруживаем следы пребывания в ней Владислава Умельца или Пересвета, а также сталкиваемся с загадкой "третьего"
      Басов, выбив энергичную дробь на ставнях Луки Матвеевича, с улицы прокричал нам, что каменщики свое дело сделали.
      Через несколько секунд стук раздался уже в дверь. - Вы посмотрели бы,-живее, чем обычно, и не пряча любопытных глаз, сказал нам Басов.-Может, мы не так чего... Старались уж очень ребята. Проходик узенький сделали-только чтобы пролезть.
      - Грех не поглядеть,- поддержал Басова Лука Матвеевич, а Плахин просто встал и двинулся к двери.
      Мы-то с Березкиным знали, что хроноскопия-дело не быстрое, но столько столетий минуло с тех пор, как замуровали темницу, что теперь впору было экономить на минутах.
      Итак, среди ночи мы вновь отправились в подземелье. Березкин пошел к хроноскопу, а я сразу же спустился в темницу и попросил, чтобы меня на некоторое время оставили в ней одного.
      Фонарь отлично освещал всю камеру, и можно было тщательно осмотреть ее. Прежде всего мне хотелось удостовериться, что некогда здесь сидели в заточении действительно два человека. Я уже упомянул о кольце с источенной ажурной цепью. Теперь нужно было найти следы второго, очевидно вырванного из стены кольца, и я быстро нашел их.
      Впрочем, на этом ход моих раздумий нарушился: на стене камеры отчетливо виднелись следы не одного, а двух вырванных колец... Значит, кроме братьев, еще кто-то был заточен в подземелье? Или третье кольцо было вбито позднее? Или вообще Владислав и Пересвет никогда не сидели в этой камере?
      На последний вопрос мы получили ответ с легкостью, непривычной для нас, уже опытных хроноскопистов. У стены, на плоском камне, мне удалось разглядеть непонятный рисунок, сделанный каким-то острым и твердым предметом. Когда летчик перегнал вертолет к монастырской стене и Березкин спустился ко мне, я попросил его начать хроноскопию с этого рисунка.
      Березкин спроецировал его на экран, и мы тотчас определили, что рисунок-это монограмма, выписанная старой славянской вязью. Для чтения вязи требуются особые навыки, и даже наши старички поначалу растерялись. Но хроноскоп, выполняя задание, истолковал монограмму, и на экране обозначились две написанные слитно буквы- П и В.
      - Покой и веди!-в один голос вскричали краеведы, по-старому называя эти буквы.
      А Лука Матвеевич, осипший от волнения, пояснил:
      - Пересвет и Владислав...
      Совпадение начальных букв было столь очевидным, что все сразу же согласились с Лукою Матвеевичем: да, мы нашли камеру, в которой действительно сидели некогда два брата.
      Но кто же был третьим?
      И старики краеведы, и ребята-каменщики возбужденно шумели перед экраном хроноскопа, и мы с Березкиным знали, что именно сейчас требуются предельная сосредоточенность, внимательность и осторожность в проведении хроноскопии.
      - Вот что, пойдем-ка и вместе осмотрим камеру, - предложил Березкин.
      В камере было тесно, и я остался у входа, а Березкин еще раз ощупал пол, стены, мокрую каменную лежанку и очень обрадовался, когда ему удалось набрать горсть какой-то сырой мягкой трухи.
      - Что это такое?-спрашивал он меня.- А? Что это такое?
      Я пожал плечами.
      - Не знаешь!-укоризненно сказал Березкин.-И я не знаю. А в руке у меня, может быть, ключ ко всей истории с Владиславом и Пересветом!
      - Прах чей-нибудь, что ли?-предположил я,
      - Вот это мы и проверим сейчас.
      Березкин остался у "электронного глаза", а я вышел к хроноскопу.
      Хроноскоп "молчал" дольше, чем обычно, но, когда экран засветился, мы все увидели... огромную раскидистую сосну.
      Я не побежал обратно в подземелье, я знал, что Березкин непременно повторит опыт.
      Березкин опыт повторил, но результат его не изменился; на экране раскачивалась перед нами гигантская сосна.
      - Н-да, - сказал Березкин, выслушав мой рассказ. - Сосна, говоришь?
      Он долго молчал, сосредоточенно глядя на кольцо с ажурною ржавой цепью.
      - Все можно,- сказал он наконец.- Можно учинить общую хроноскопию стен или лежанки, можно подвергнуть хроноскопии кольцо, цепь, следы от вырванных колец... А мне хочется пофантазировать.
      - Что ж, пофантазируй...
      - Я все думаю, почему Константин Иванович братьев в темницу засадил? Представляешь, притащили их в палаты княжеские, пред светлые очи владыки поставили. И владыка им какое-то слово молвил-о мастерстве, что ли, хорошо отозвался, награду за верную службу посулил... И вдруг- темница! Что ж они, княжеской милостью пренебрегли? Князь-то владетельный был, крепкий. Самой Москве грозил Константин Иванович!.. Или-князь им посулы всякие, а Пересвет-что-нибудь такое; "Волхвы не боятся могучих владык, а княжеский дар им не нужен!"
      - И это не исключается, - сказал я.
      - Не спорю. Но от княжеской службы гусляры обычно не отказывались...
      Как и во многих случаях прежде, рассуждения наши зашли в тупик.
      - Плохие мы фантазеры.
      - Неважные, - согласился Березкин.- Но кое-что я все-таки придумал. Видишь ли, надо еще доказать, что оба брата в темнице сидели, и я знаю, как это выяснить.
      - Кольца...-начал было я, но он тотчас перебил.
      - Кольца! Кольца подтверждают, что в темнице могли сидеть два человека. Понимаешь? Вообще два человека...
      - И еще третий был...
      - А! - Березкин недовольно поморщился. - Давай-ка сначала с двумя разберемся. Но не сегодня,-добавил он и посмотрел на часы.-Скоро уже светать начнет.
      Глава пятая,
      в которой нами осуществляется полная хроноскопия подземной темницы, а также высказываются некоторые соображения о судьбе Владислава Умельца и Пересвета
      Белозерск-плотный город, если так позволительно выразиться. Собственно, в каждом городе дома стоят вплотную или почти вплотную друг к другу, но почему-то именно Белозерск казался мне особенно перегруженным и каменными, и деревянными домами, и бывшими купеческими лабазами, и церквами, на строительство которых "отцы города" некогда не жалели средств... Я думал об этом утром, торопливо шагая вслед за Березкиным по деревянному дощатому тротуару, и догадался, почему возникло у меня вот такое ощущение плотности: Белозерск, еще сохранивший облик дореволюционного купеческого городка, как бы лежал плотным слоем между нашими днями и тем временем, когда правил здесь воинственный Константин Иванович. И нам предстояло, выражаясь фигурально, убрать этот плотный слой и как бы обнажить древний средневековый Белозерск...
      К некоторому нашему удивлению и даже огорчению, у подземной галереи собралось много народа.
      - Из головы вон-сегодня же воскресенье!-сказал Березкин и для чего-то посмотрел на часы.
      Впрочем, опасения, что нам будут мешать, оказались напрасными. Белозерцы вели себя очень сдержанно, спокойно, а едва загорался экран хроноскопа, как тотчас устанавливалась гробовая тишина,
      В темницу Березкин спустился один. Ему очень хотелось убедиться, что в заточении находились действительно оба брата, и еще вчера ночью он сказал мне, как это можно определить. Мысль Березкина была проста. Дело в том, что в положении узников имелось немаловажное различие. Рассуждая теоретически, можно представить себе поэта, слагающего песнь в темнице; но механик, строящий катапульту, должен каждый день выходить из нее, и эти подробности не могли ускользнуть от хроноскопа.
      На экране хроноскопа мы действительно увидели и фигуру, буквально прикованную к стене, и фигуру, протоптавшую замеченную аппаратом тропинку от цепи к выходу из темницы...
      На последнее обстоятельство мы с Березкиным обратили особое внимание: "тропинка" начиналась от сохранившейся цепи...
      Потом я уговорил Березкина выяснить, находился ли в темнице еще третий узник, но хроноскопия результатов не дала. Все импульсы, передававшиеся "электронным глазом" из той части камеры, где сохранились следы двух колец, истолковывались хроноскопом однозначно; на экране возникала условная фигура прикованного к стене человека. - Повременим, - сказал мне Березкин. - Тут особый ключик нужен, а ты пока не подобрал его. Давай-ка займемся общей хроноскопией камеры.
      При общей хроноскопии инициатива как бы принадлежала самому хроноскопу: аппарат анализировал различные импульсы, и на экране могли появиться те же самые узники, мог появиться каменщик, складывавший темницу, или стражник, явившийся за Владиславом Умельцем, или еще что-нибудь, что заранее мы и предположить не могли. Общая хроноскопия не требовала присутствия Березкина рядом с "электронным глазом", и, сформулировав задание хроноскопу, он остался у экрана.
      При серьезных исследованиях мы еще ни разу не пользовались общей хроноскопией в полной мере и вообще расценивали ее как новое достижение в раскрытии разрешающих возможностей аппарата. Но эксперименты, естественно, производились, и мы знали, как поведет себя хроноскоп: сначала в поле его зрения попадут внешние, случайные детали, но потом, в результате особой самонастройки, он выделит нечто важное, главное и остановится на нем. Опыт уже убедил нас, что после этого бесполезно вновь поручать хроноскопу общий анализ: он тотчас вновь изобразит вот это, ранее найденное им главное.
      Стало быть, общая хроноскопия предъявляла свои требования и к нам, исследователям: нужно было запомнить детали, подчас кажущиеся неинтересными, чтобы потом ставить перед хроноскопом новые целенаправленные задачи.
      Слабые светлые линии, проходившие по экрану снизу вверх, подтвердили нам, что задание хроноскопом воспринято и "электронный глаз" приступил к обследованию подземной темницы. Спустя минуту или две поле экрана стало устойчиво-светлым, и на этом светлом поле замелькали какие-то остроконечные предметы-очевидно, "электронный глаз" разглядел следы оружия, которым стражники невольно задевали стены темницы, и прокомментировал их. Потом на экране мелькнуло нечто длинное и узкое, отдаленно напоминающее саблю или меч, и сразу же появились очертания стены, с которой вдруг посыпались мелкие камни и труха, - мы догадались, что в поле зрения "электронного глаза" попал участок стены с выдернутыми кольцами; значит, след от рубящего предмета должен был находиться либо ниже, либо выше углублений от колец...
      Экран потемнел на две-три секунды, края его затем посветлели, и темное пятно сохранилось лишь в центре.
      - Запомни, - сказал мне Березкин.
      А на экране уже было совсем другое: вновь проступившая стена и неясные очертания человеческой фигуры. Они как бы балансировали на экране, словно хроноскоп долго не мог отдать предпочтения человеку перед стеной или стене перед человеком.
      - Узник, что ли?-вслух спросил я, но хроноскоп уже .нашел решение, и решение, не очень обнадежившее нас: на экране человек строил стену.
      - Каменщик, - подсказал нам Лука Матвеевич, до сих пор молча стоявший сзади. - Темницу складывает.
      Но если Лука Матвеевич был прав, то с какой стати хроноскоп выделил именно этот мотив, на нем остановился?
      - Все помню, - сказал мне Березкин, - но я бы повторил общую хроноскопию. Одно дело-лабораторные условия, а тут, знаешь ли...
      Он повторил задание, но ничего не добился: лишь на секунду появились на экране слабо проявленные наконечники копий, и тотчас вновь возник каменщик...
      - "Каменщик, каменщик, в фартуке белом,-вдруг сердито сказал за моею спиной Басов,-Что ты там строишь? Кому?" А Березкин задумчиво посмотрел на меня.
      - Темница была пустой, когда ее замуровали. Мы топчемся на месте.
      - Пустой? - встрепенулся Лука Матвеевич. - А зачем же пустую замуровывать?
      - Неразумно, - согласился Плахин.
      Собственно, Березкин высказал вслух мысль, которая уже давно была очевидна: если бы в темнице замуровали человека, то какие-то останки его уцелели бы. После того как собранный Березкиным прах обернулся шумящей зеленой сосной, мы поняли, что Пересвет каким-то чудом вырвался из заточения. Хроноскопию же мы продолжали в надежде узнать что-нибудь конкретное о его судьбе.
      - Тот, кто приказал замуровать темницу, не знал, что она пуста, - ответил я краеведам. - Видимо, Пересвету удалось бежать.
      -А сосна?-вспомнил Плахин.-Что бы она могла означать?
      Ему никто не ответил. Березкин один спустился в подземелье, и вскоре мы увидели на экране ровную стену и массивное металлическое кольцо. Потом кто-то, не видимый на экране, вставил в кольцо железный прут и, действуя им как рычагом, вырвал кольцо из стены.
      - Вот как это произошло, - сказал я Плахину и Луке Матвеевичу. - Видели?
      - Видать-то видали,-ответил Лука Матвеевич,- а только маловато узнали.
      - Не очень много, - согласился я: - И все-таки кое-какие итоги можно подвести.
      Я прошелся вдоль вертолета, дожидаясь, пока выйдет из подземелья Березкин, и остановился перед краеведами.
      - Итак, давайте вспомним все по порядку. Во-первых, нам удалось доказать, что найденная темница-та самая, в которой находились в заточении Владислав и Пересвет, и это не так уж маловажно; помимо всего прочего, свидетельство летописи получило материальное подтверждение. Во-вторых, мы убедились, что сохранились кольцо и цепь, к которым приковывали именно Владислава. Это опять же совпадает со свидетельством летописи: Владислав соорудил гигантскую катапульту, и князь выпустил его из темницы. Но летописи, Лука Матвеевич, молчат о Пересвете, и мне придется сказать за них: не ищите "Слово" Пересветово, не было оно создано. Будь иначе, князь отпустил бы гусляра, чтоб пел он хвалебное "Слово" на площадях, на базарах, на свадьбах... Ведь для того и нужно было "Слово" князю, не так ли?.. Одно дело- механик, другое дело поэт. Поэт творит лишь под чистым небом да под зелеными соснами... Под теми самыми соснами, между прочим, ветви которых приносил в темницу Владислав, приносил, чтобы напомнить брату о вольной воле, о шуме ветра... И еще одно я могу сказать вам, Лука Матвеевич: пересилил гусляр князя, бежал-таки...
      - Один не убежал бы,-почти шепнул Плахин.
      - Владислав помог,-твердо сказал Лука Матвеевич.- Не изменил брат брату. Пренебрег Владислав И княжьей милостью, и своим благополучием...
      - Да, и пришел на помощь в момент смертельной опасности, когда разъяренный князь велел живьем замуровать поэта... Мало это или немало, но разве не приятно вам было узнать, что песни Пересвета и после заточения еще долгие годы звучали на Руси?..
      "Третий"
      Глава шестая,
      в которой содержатся рассуждения о некоторых исторических традициях, имеющих - пусть косвенное - отношение к заинтересовавшим нас событиям далекого прошлого
      Мне уже не раз приходилось, заканчивая рассказ о наших исследованиях, признаваться, что результаты хроноскопии по тем или иным причинам нас не удовлетворили. Вероятно, мне и в дальнейшем придется неоднократно виниться в том же самом перед читателями. Но в тот день, когда нам удалось выяснить судьбу Пересвета, мы с Березкиным определенно знали, что не сделали всего, что можно и нужно сделать Да и старики краеведы не были довольны результатами хроноскопии. Лука Матвеевич все рассуждал о "Слове" Пересвета, спорил со мною, а Плахина почему-то взволновала возникшая на экране сосна. Его тоже не устраивало мое объяснение, он полагал, что я упростил проблему и что сосна это не просто сосна, а некий не понятый нами символ, созданный хроноскопом.
      Я пытался убедить Плахина, что хроноскоп способен истолковывать некоторые символы, но никогда не научится "объясняться" символами, творить их...Сам же я продолжал размышлять о таинственном "третьем", хотя у меня и не было строгих доказательств, что он вообще существовал.
      ...Вечер закончился неожиданно по двум причинам. Во-первых, к Луке Матвеевичу заявился Локтев. Во-вторых, позднее пришел бригадир каменщиков Басов.
      - На побывку и-сразу к вам,- сказал Локтев, плотно прикрывая за собою дверь.
      Они с Лукою Матвеевичем трижды, по-старинному, расцеловались, и Лука Матвеевич даже прослезился на радостях.
      Наше присутствие ничуть не удивило Локтева.
      - Знаю, что приехали, - сказал он. - Выходит, такие же вы одержимые, как и мой дядюшка? - Пожимая, он энергично встряхивал наши руки. - Хоть и не верю, что найдете вы "Слово", а приезду радуюсь. Места мои родные посмотрите. Здесь начинал...
      Лука Матвеевич с супругою жили добротно, по-старому. Не успели мы оглянуться, как на столе уже появились бутылочка рябиновой, квашеная капуста, грибки, огурчики, моченая брусника...
      - Я ненадолго,-рассказывал Локтев.-Выкроил несколько деньков и-сюда. Нехудо на родине побывать.
      О наших делах он был осведомлен отлично-в городе все о них знали,- и он принялся добродушно подшучивать и над Лукою Матвеевичем, и над нами... Лука Матвеевич тотчас начал возражать, и я быстро понял, что спор их давний, что он обоим доставляет удовольствие и что они по-настоящему любят друг друга...
      - Нет, меня ты не переубедишь,-чуть растягивая слова, говорил Лука Матвеевич.-Я понимаю, размах у тебя другой. Вон ты куда взлетел!.. Пусть мы с Плахиным поменьше, а только без истории, без мечты еще меньше были бы... Выйду вот я на Белоозеро, закрою глаза и сраженья богатырские вижу, богатырей вижу, топот слышу и звон слышу, а все гусли перекрывают, все гусли заглушаютПересвета моего гусли...
      Локтев слушал его с доброй понимающей улыбкой- знал, наверное, что легко можно обидеть сейчас старика. А потом погрустнел...
      - Виноват я, Лука Матвеевич, перед тобою,-признался он. - Отговаривал хроноскоп везти сюда. И думаю теперь-зря. Надо тебе хоть на старости лет фантазии свои...-тут Локтев сделал рукою рубящий жест.-Под корень. Легче жить будет.'
      - Не-е, - сказал Лука Матвеевич. - Ничем мечты мои не порубить... Ну а ты? Порох-то есть еще в пороховницах? Не слабеет память?
      Локтев рассмеялся.
      - Проверь.
      - И проверю.
      Оказалось, что Локтев помнит наизусть не только "Капитал", но и другие книги. Лука Матвеевич извлек с этажерки какой-то весьма потрепанный томик, и они с увлечением занялись своеобразной игрой.
      Ее прервал бригадир каменщиков Басов, заявившийся уже в десятом часу вечера. Был он почему-то мрачен и в одной руке комкал кепку.
      - Из-за этого типа я, - сказал Басов. - От имени всей бригады...
      - Какого еще типа? - спросил Березкин.
      - Ну, который темницу строил... Узнать бы, что это за тип.
      - Каменщик и каменщик.- Березкин пожал плечами.- Тут и выяснять нечего.
      - "Каменщик"!-презрительно сказал Басов.-Человека замуровывал. Я б такого на выстрел к камню не подпустил, чтоб работу свою не позорил...
      -Да ты садись,-пригласил Лука Матвеевич.-Чего стоишь-то? Гостем будешь.
      Как и все, Лука Матвеевич ничего не понял из слов Басова, а я вспомнил две строки из стихотворения Брюсова, процитированные Басовым, когда на экране хроноскопа появился каменщик, и вспомнил выражение его лица. Тогда меня чуть-чуть удивила профессиональная неприязнь ребят к человеку, строившему темницу, но хроноскопия заканчивалась, надо было подводить итоги, и я забыл о Басове и его бригаде... Теперь же, присматриваясь к хмурому бригадиру каменщиков, я поразился глубине угаданной им проблемы, глубине, которую он, вероятно, и сам не до конца сознавал.
      - Прекрасная идея, - сказал я. - Постараемся завтра что-нибудь выяснить. Не стоит забывать, что общая хроноскопия закончилась фигурой каменщика. Ей-богу, тут есть над чем помудрить.
      - Мудрить-то и не придется, - возразил Березкин. - Увидим еще раз, как он складывает стену. Но я не возражаю.
      Басов, явно довольный нашим согласием, ушел, и тогда Березкин сказал:
      - Выкладывай, что у тебя на уме.
      - Ребята мне понравились. Новые они какие-то. Понимаешь?
      - Ничего не понимаю.
      Я мог в двух словах изложить поразившую меня мысль - мысль, из-за которой я и согласился столь поспешно на хроноскопию,- но вдруг понял, что хроноскоп ничем не сможет ни дополнить ее, ни уточнить...
      - Новые, - повторил я. - Уж и не знаю, как тебе еще сказать. Отношение к своей профессии у них новое. Представь себе, что поэт служит своей музой то народу, то тем, кто из народа жилы вытягивает... Что ты скажешь о таком поэте?
      - Сам знаешь, что скажу, - у Березкина это прозвучало весьма внушительно.
      - Знаю... А оружейник?.. Допустим, он изготовляет шпаги, мушкеты или те же катапульты и продает их враждующим сторонам. Вспомни хотя бы знаменитые толедские клинки; с ними испанцы шли на французов, французы-на испанцев... Или миланские рыцарские доспехи-они расходились по всей Европе... Но разве пришло кому-нибудь в голову обвинить оружейников в беспринципности? Разве мы, потомки, клеймим их презрением?.. Нет, мы клеймим поэтов, торговавших своим искусством, и прощаем оружейников, которые тоже торговали своим искусством... И прощаем каменщиков-тех, которым все равно было что строить: тюрьму или жилой дом... Не хочу сейчас анализировать, почему так получилось, но с поэтов всегда спрашивали строже, чем с кого бы то ни было другого... Но разве, по большому счету, безразлично, кому служит искусство оружейника или каменщика? Разве тут нет грани между принципиальностью и беспринципностью? А тому каменщику, что Пересвета замуровывал, безразлично было, к чему свое искусство приложить... Этого-то Басов ему и не простил. Потому и сказал я про ребят, что они - новые.
      - А я б не забывал все же, что Владислав Пересвета в беде не бросил,-сказал Лука Матвеевич.-Может, он и не тому служил, кому следовало, а брата не бросил.
      - С помощью хроноскопа тезис твой не разовьешь. Да и нужно ли его развивать? - сказал Березкин.
      - Конкретизация не помешала бы. Но ты прав - хроноскоп тут нам не помощник, и я это тоже понял. Правда, с некоторым опозданием.
      - Вы что же, от хроноскопии отказываетесь? - забеспокоился Лука Матвеевич.
      - Нет, не отказываемся. Начнем завтра с "этого типа", как выразился Басов. А там видно будет.
      Глава седьмая,
      которая не содержит ничего увлекательного или таинственного, но которую мы просим все-таки не пропускать
      На следующий день хроноскопию, не надеясь, впрочем, узнать что-либо ценное, мы действительно начали с каменщика.
      Вызвав запечатленный в памяти хроноскопа образ, мы затем перешли к детализации, решили посмотреть, как строил каменщик. Задачи такого плана уже неоднократно ставились перед хроноскопом, и Березкин, не любивший повторений, без всякого энтузиазма отправился в подземелье к "электронному глазу".
      Не скажу, что нам посчастливилось тотчас обнаружить нечто удивительное, но хроноскоп сумел как бы разложить действия каменщика во времени. Кажется, я выразился слишком мудрено, хотя и точно; начиная складывать стену, каменщик работал неторопливо, аккуратно, тщательно замазывая пазы раствором; потом, где-то в средней части стены, он стал действовать иначе: на экране хроноскопа каменщик заспешил, словно кто-то торопил, подгонял его; разумеется, он по-прежнему клал камни уверенно, прочно, но не было уже той тщательности, аккуратности...
      Новая деталь, выявленная хроноскопом, сама по себе не имела особого значения, но ребята-каменщики окончательно разгневались на своего древнего коллегу.
      - Спешит Пересвета засадить,-авторитетно заявил Басов. - Сразу видно.
      - И ничего-то не видно, - возразил Лука Матвеевич. - Темницу могли на сто лет раньше построить.
      Лука Матвеевич был абсолютно прав, и нам ничего не оставалось, как продолжить хроноскопию.
      - Внешний облик каменщика тебя не интересует?- спросил я Березкина.
      - А! Праздное любопытство,-сказал Березкин, но все-таки подошел к хроноскопу.
      Дать хоть какое-нибудь представление о внешнем облике каменщика могли лишь камни, которыми он складывал стены, а они уже хранились в памяти хроноскопа, и Березкин мог не спускаться в подземелье. Он сформулировал задание, и мы увидели на экране весьма условную человеческую фигуру и совершенно реальные руки: большие, грубые, в шрамах и мозолях; Березкин уточнил задание, включив в него дополнительную информацию, и на экране появился богатырского сложения человек с окладистой бородою, подстриженный "кружком"; густые прямые волосы были обвязаны лентой - чтобы не мешали при работе (это уже детализация Березкина).
      - Любуйтесь, - сказал Березкин. - Красавец мужчина!-и выключил хроноскоп.-Есть еще предложения? ' - С кольцами, что ли, помудрить? - сказал я. - Давай уточним, в одно время их укрепляли в стене или нет...
      Предлагая подвергнуть кольца хроноскопии, я не знал, пригодится ли она нам. Но в самом задании не заключалось ничего трудного для хроноскопа: он легко мог различить, вгонялись ли штыри в паз со свежим раствором или после того, как тот уже давно затвердел.
      Хроноскоп дал ответ: два кольца укрепили в стене при строительстве (в том числе-сохранившееся), третье- позднее.
      - Доволен?-спросил Березкин.-Подскажи-ка лучше, что дальше делать.
      - Темное пятно,-сказал я.-Совсем мы про него забыли.
      Березкин сформулировал новое задание.
      Нам самим так и не удалось найти темное пятно в камере: оно совершенно не выделялось на общем темном фоне пола, лежанки и стен. Но зоркость "электронного глаза" значительно превосходила нашу, он "видел" пятно и передал информацию о нем хроноскопу.
      - Попробуем установить происхождение пятна,-сказал Березкин. - Но не знаю, получится ли. Боюсь, что выразительных средств у хроноскопа не хватит. Да и химический анализ ему все-таки не под силу.
      Если так позволительно определить происшедшее на экране, то я бы сказал, что хроноскоп, подражая некоторым представителям человеческой породы, выбрал наиболее легкий путь: на экране появилась лужица темной жидкости, заметно выделяющаяся на светловатом фоне.
      - Просто не везет сегодня,-сказал Березкин,-Ни на шаг не подвинулись! Ну что это такое -темное? Он спрашивал самого себя, и я промолчал.
      - Может, кровь?-предположил Басов.-Наверное, не с почестями их в эти хоромы провожали.
      - А может, и чернила. Знаете, которые приготовляли из дубовых чернильных орешков и металлических опилок?-сказал Лука Матвеевич.-Всякое предположить можно.
      - Что же, давайте проверим обе догадки.-Я говорил Березкину, и тот повернулся в мою сторону. - Как проливаются чернила?.. Сразу. Ну а кровь-она же сочится из раны по каплям или течет струйкой, постепенно расползаясь по полу...
      Березкин, не тратя лишних слов, молча сформулировал новое задание. Его пришлось несколько раз уточнять, потому что уж очень много времени минуло с тех пор, как загадочная жидкость пролилась на пол, но все-таки ответ пришел:
      темная жидкость, разбрызгиваясь, каплями падала на камни;
      видимо, раненый находился на лежанке.
      Выключив хроноскоп, Березкин поколдовал возле него, и экран вновь засветился.
      Мы увидели неожиданное: на экране совместились падающие капли с фигурой каменщика...
      - Кто же... этого... типа?-медленно выговаривая слова, спросил Басов.
      - Каменщика-то? - Березкин,. покусывая нижнюю губу, смотрел на экран. - А никто. Если хотите, вот вам пример рисуночного письма, вновь открытого электронной машиной. Вопрос я поставил так: пролилась ли кровь сразу же, как только закончили строить темницу, или много позднее... Каменщик-помните?-спешил, и я подумал, что если кровь попала на незастывшие брызги раствора, то хроноскоп сможет ответить. И он ответил-совместил фигуру каменщика и падающие капли...
      - Здорово! - не выдержал Басов. - Вот здорово! Теперь бы про того типа хоть что-нибудь узнать!
      - Про того типа,-машинально повторил Березкин.- Значит, темницу спешно заканчивали для раненого... А мы точно установили, что в темнице сидели Пересвет и Владислав. Уж не для них ли старался каменщик?
      - Для них, я же говорил-для них,-почти свирепо сказал Басов.
      - Можешь считать, что твои вчерашние мысли получили еще одно подтверждение, - чуть иронично, но без улыбки сказал мне Березкин-Хроноскоп проиллюстрировал их. Впишем себе в актив столь выдающееся достижение...