Пришествие Короля

— Может, вы и правы, что не опасаетесь коварства этого человека, — согласился Само, — но я не одного лишь его боюсь. Среди бриттов есть одноглазый колдун, который, я думаю, умеет читать руны и владеет заклятьями силы. Он приятель королевского сына, приехал вместе с ним с севера в конце зимы. Я видел, что он много разговаривал с этим романским вождем. Он мало говорил на совете, когда я был среди них, но мне не понравились его взгляды, и боюсь, как бы он не разгадал моих намерений, не прочел моего сердца с помощью своего магического искусства.

На сей раз хохот был еще громче — разве не было ведьм и чародеев среди Вест-Сэксе, чтобы потягаться в заклятьях с этим бриттским колдуном? Разве скоп Хеорренда не плавал на север в Беормаланд посоветоваться с королем Кэликом и совершить жертвоприношение вместе с ведьмой из скриде-финнов на ее священной горе? Никто не силен в магии и чтении вирда так, как скриде-финны, поскольку живут они на самом краю Срединного Мира, на той холодной границе, где встречается он с зияющей пустотой.

Само сел, молчаливый и испуганный. Видел он, что король разгневан, и жалел теперь, что не удержался от совета. Кинрик устремил на него свои змеиные глаза и одарил его жутким тролльим взглядом.

— Что знаешь ты о колдунах и воинах, купец? Твое дело менять по весне куски соли на шерсть и шкуры или торговаться за рабов на фризских рынках. Нам нужны известия, а не советы от таких, как ты. Не в добрый миг распустил ты свой язык — никогда прежде такой жалкий торгаш и изгой, врэкласт, не пытался поднять голос в собрании танов, будь он даже из нашей туле, и советовать Воденом порожденному королю гевиссов! Получи же свою награду и убирайся из этого чертога, если сможешь!

С этими словами взял Кинрик серебряный кубок со стола и швырнул его на землю. Покатившись по полу, он остановился у ног Само. Купец, жадный до богатства и к тому же жаждавший поскорее убраться из королевского медового зала, торопливо наклонился, чтобы поднять королевский дар древних владык. Кинрик хрипло расхохотался.

— Смотрите, как согнулся он у столба, словно свинья, что роется в поисках жратвы в корнях бука!

И пока Само впотьмах нащупывал на полу кубок, Кинрик вынул свой меч Хунлафинг, лучший из клинков Севера, и отсек до кости обе ягодицы у купца. Само повалился наземь, вопя, как лошадь, и громко хохотали герои, глядя на это. Затем приказал Кинрик своим молодым танам подстричь ему ногти на ногах, что и было сделано острой секирой. Затем ему обрили голову, вымазали ее в дегте и обваляли в перьях, отволокли его к огромной двери и вышвырнули, вопящего, в ночь.

— Свиньям — визжать! — воскликнул Кинрик, снова садясь на свой престол. — Он бродит по дорогам, как его отец и отец его отца, и все равно визжит! Дом изгнанья — вот плата за предательство. Сдается мне, что тот, чье дело покупать и продавать, не хранит свои богатства дольше, чем ему нужно. Вести, которые он принес мне из чертогов бриттов, стоили серебряной чаши. Может, даже больше. Кто знает — может, за вести, которые он принесет к ним из дворца гевиссов, он получит другой подарок. У этого торгаша сердце такое же лживое, как у предателя Бекки, владыки банингов, о котором поют скопы. Однако теперь, думаю я, идти быстро он не сможет!

Все мужи наслаждались пиром, и скоп, что сидел у ног Кинрика, спел им песнь о Сигемунде, сыне Вэльса, о его верном племяннике Фителе и об убийстве дракона, что спал, свернувшись, на своем сокровище. Песнь эта подняла сердца воинов, словно на высокой волне, и каждый поклялся в душе опустошить ряды смуглых веаласов, когда настанет время битвы.

Скоп, что пел эту песнь, не был Хеорренда. Пока Само говорил о будущих передвижениях бриттов и ангель-кинн, Хеорренда встал с пиршественной скамьи и подошел туда, где лежала расписная доска, на которой два воина играли в тэвл[187] перед началом королевского пира. Хеорренда никого не позвал играть с ним, просто сел и уставился на фигурки, на то, как они стояли вокруг короля. Временами он бросал кости, затем снова сидел в глубокой задумчивости.

Случилось, что, когда он сидел так, к нему подошел еще один человек и сел против него за доску. Хеорренда не знал этого человека, к тому же тот был в плаще с капюшоном, который он глубоко надвинул на лоб Хеорренда спросил этого человека, кто он и почему скрывает лицо.

— Люди называют меня Одноглазым Странником, — ответил тот, — и скрываю я свое лицо потому, что оно не из тех, на которые приятно смотреть.

Тогда Хеорренда подумал, что, должно быть, этот человек переболел цингой, поскольку такие люди обычно носят плащи с капюшонами и никогда их не снимают.

— Чего тебе от меня нужно? — снова спросил Хеорренда.

— Я хочу поиграть с тобой в загадки, друг мой. Могу ли я это сделать?

— Спрашивай, что пожелаешь, и я отвечу, если смогу, — ответил скоп, чья словосокровищница была полна многих хитростей, которыми он обычно развлекал королей на пирах.

Тогда сказал Слепой Странник:

Что за таны

Мчатся по странам,

Сбирая дружины

В отряд единый,

Копьями

Ограждая долины?

Ответствуй нелживо,

Сказитель дружинный!

Рассмеялся Хеорренда, встряхивая кости в ладонях.

— Славная загадка, о Слепой Странник! Но ведь я разгадал ее, не так ли? Это Воден играет в тэвл с инеистым великаном, и каждый искусно передвигает свои фигурки на расчерченной доске!

— А кто те, о ком я скажу сейчас? — ответил Слепой Странник.

Кто такие,

Что столпились

Вкруг владыки Черноликого,

В битве злой

Сокрушая свет?

Что это такое —

Ответствуй, поэт!

Снова рассмеялся скоп и опять ответил:

— И это нетрудно угадать, о Слепой Странник! Ты опять говорил о хитроумной игре на расписной доске, где черные фигурки защищают короля, а белые — нападают. Долго могут двое играть в эту игру, пока скорбь не покинет их и не позабудут они о том, что горький вирд могут соткать для них три сестры. Не сыграешь ли со мной?

Странник кивнул, внимательно рассматривая клетчатую доску из-под тени своего капюшона. Некоторое время он молчал, переводя взгляд с одной фигурки на другую, затем наконец заговорил:

— На этой доске есть фигурки, что стоят не там, где положено, Хеорренда. Неверно велась игра. Неужели ты, столько странствовавший, бывавший при королевских дворах, не знаешь, как играть в тэвл?

— Я хорошо это знаю, друг, — сердечно ответил скоп, — но должен сказать, что не я расставлял эти фигурки. Они стоят так, как я их нашел. Это другой, не я играл неправильно.

— Тогда не нам и менять игру, — пробормотал Слепой Странник. — Мир таков, каков есть. Я возьму короля?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — недоуменно ответил Хеорренда. — Ты хочешь принять сторону короля или хочешь сделать ход, чтобы короля захватили его враги?

— Может быть, и то, и другое, а может, еще что… Однако давай-ка решим дело так — я, темный, приму сторону черных, ты, светлый, — сторону белых.

— Да будет так! — согласился Хеорренда, весьма довольный тем, что нашел противника, который, как он догадывался, владел великим искусством в бросании костей.

Они стали играть в тэвл вместе — скоп хеоденингов и Слепой Странник. Скоп, привыкший подавать добрые советы, владеющий рунами, слагающий стихи и толкующий знамения, играл искусно. Но видел он, что трудно ему победить этого Странника, который передвигал черные фигурки вперед и назад на стороне короля. Удача в бросании костей была на стороне Хеорренды, но Слепой Странник обращал удачу этих бросков на пользу своих черных фигурок.

Тем не менее король был крепко обложен — в основном из-за прорех, что получились из-за неверного расположения фигурок на доске теми, кто играл прежде. Хеорренда никак не мог понять, чем кончится игра.

— Как бы ты сказал, о Слепой Странник, — спросил он, — что важнее сейчас: везение в бросании костей или хитроумные ходы?

Вместо ответа Слепой Странник взял своего короля и положил его на раскрытую морщинистую ладонь.

— Видишь, что здесь написано, скоп?

Поэт пристально рассмотрел фигурку, читая руны на ее плоской стороне:

— Вижу, но не знаю, как их прочесть, — ответил он.

— Брось кости и прочти справа налево! — приказал Слепой Странник.

— Они плохо различимы и колышутся у меня перед глазами, — пожаловался скоп, — и все же я постараюсь, Нэх, «рядом» — так прочту я первые три руны. Сдается мне, я должен сделать ход фигуркой, что рядом с королем!

— Прежде прочти три следующие руны! — снова приказал Странник.

Хеорренда поднес короля к очагу. Огонь бросил на плоскую сторону фигурки красный отблеск, на миг рельефно высветив руны.

— Остальные три я прочту так: хвэр, «где». Да, действительно, где, мой друг? Мне кажется, здесь, с севера, где ты вроде бы оставил мне проход.

Слепой Странник убрал переднюю черную фигурку, поставив ее рядом с Хеоррендовой. Еще ход — и белая фигурка попала бы в западню между двумя черными.

— Берегись, Хеорренда! — предостерегающе прошептал его противник. — Посмотри-ка, сможешь ли ты на сей раз прочесть руны слева направо.

Снова взгляд скопа пробежал по дважды трем буквам, пока он не понял и не поднял глаза на спрятанное в тени капюшона лицо. Отблеск ли огня это был или блеск глаза, похожий на свет далекой звезды? Это было лишь его поэтическое воображение, но показалось ему, что здесь, под королевской крышей, во мраке под капюшоном Странника узрел он звездное небо.

— Равхан! — воскликнул он. — Вот что! Так это игру чар и рунных заклинаний ведешь ты со мной, так, о путник под капюшоном ночи?

— Ты удивлен? — холодно спросил тот. — Разве все битвы под Срединным Миром и вокруг него не равхан — битва ли богов, или элементов, или людей? Без равхана все связи распались бы, освободился бы Мировой Змей и вновь мир погрузился бы в первозданный хаос. Разве наша игра, отображение этой битвы, не должна тоже управляться мощью равхана? Чего стоят рунные заклятья, если ты не знаешь, как ими пользоваться? Таков равхан, и если ты, друг, примешь мой совет, то ты поостережешься или покинешь игру!

— Я знаток рунной науки, это все знают, — сердито заявил скоп, — но, боюсь, ты искуснее меня. Или все твои ходы — обман? Видел я, что фигурки вначале были поставлены не так, как должно. Может, это ты так расставил их на доске, прежде чем я ее нашел? Если так, то, может, ты немного поможешь мне?

— Я не занимаюсь подменой фигурок, — зловеще прошептал Слепой Странник. — Хорошо, я помогу тебе, хотя и не в той игре, на которую я сам, может быть, многое поставил. Сама та игра будет играться в другом месте, и ты, несомненно, увидишь, чем кончится она, к добру или к худу.

Я малость растолкую тебе, в чем тут дело, насколько позволяет мое понимание. Затем уж ты сам будешь думать, как извлечь пользу из равхана, который влияет и, может, определяет исход схватки. Вижу я, тебе еще много надо узнать, хотя и побывал ты на священном холме скриде-финнов. Но даже боги не могут полностью овладеть им, иначе пришел бы конец той схватке, что переживет даже битву Хагены с Хеоденом.

Хеорренда хотел было ответить, но слова застыли у него на устах. Он боялся старика, скрывавшего свое лицо в тени капюшона.

— Прочти эти руны одну за другой. Вместе они образуют заклятье силы, и каждая в свой черед несет свои чары. Какая тут первая руна? Вижу, ты знаешь ее — это руна рад, Возничий Повозки. Но что за Возничий и что за Повозка? Шагни за пределы этого крошечного пространства на лике Срединного Мира и подними взгляд вверх. Там, рядом с Тропой Иринга, едет Колесница Медведя, Повозка Господина, Карлес вэн — Воднес вэн, Колесница Водена. Это Колесница Короля Людей, она грохочет и скрипит впереди воинства мертвых, идущих в Вэль-хеаллу.

Я уже рассказал тебе больше, чем должен! Пусть Кинрик ищет королевской власти в Колеснице Медведя, ежели такова его цель. Но пусть он припомнит, что Повозка эта «катится к востоку над волнами», как говорят хеардинги. Под этим, думается мне, подразумевают они место смерти, поскольку туда катится Повозка Водена. Знаешь ли ты это или нет?

Хеорренда кивнул, все еще не способный произнести те слова, что переполняли его душу, и его противник продолжал:

— Нетрудно узнать следующую руну — ведь Ос лежит в начале каждого языка, и Ос — имя, которое носил Владыка Рун, который девять злых ночей провисел в мучениях на Мировом древе, где, крича от боли, постиг он руны.

Ос — вторая руна и пятая. Поскольку Он висит на третьей руне, которая зовется Эох — Ясень на ветру, на котором висел Он, принесенный в жертву Водену — самому Себе. Ясень этот лучший и величайший из деревьев, чьи ветви достигают небес и обнимают весь мир. Никто из людей не знает, из какого корня растет он. В источнике у подножья его Он спрятал Свой глаз как залог мудрости, принадлежащей Ему.

За Эох ты видишь хэгл, «град» — эльфийская стрела, она же буря стрел. Ибо Владыка Мертвых — разжигатель битвы и враг мира. Когда над щитами со свистом несутся стрелы, он смеется смуте, которую разжигает он среди князей, разбрасывая руны усобиц среди родичей. Приятно это ему.

Итак, мы добрались до последней руны — руны нед. Ибо «необходимость» есть необходимость конца. Это связывает вирд каждого человека, и от него единственного из всего сущего нет спасения. Я имею в виду Смерть, друг мой, ибо она есть конец всякого равхана.

Слепой Странник с глумливым смехом заменил костяного короля на доске.

— Нет нужды играть дальше, Хеорренда, далекостранствующий скоп! Я раскрыл сокровищницу знаний своих и позволил тебе заглянуть внутрь. Если ты понял то, что я поведал тебе, то, может быть, ты еще и выиграешь эту игру — на тавлейной ли доске или где еще. А теперь — прощай!

С этими словами противник скопа поднялся, завернувшись в плащ. Хеорренда поднял взгляд и на мгновение увидел лицо под капюшоном. Он увидел, что этот некто очень стар — сед, изможден и одноглаз.

И тогда скоп впервые подумал, что знает того, кто играл с ним в тэвл. Он вскочил, желая остановить его, но слова застыли на его устах и он не смог отойти от скамьи. Он видел, как Слепой Странник быстро прошел мимо очага, молча проскользнул за одной из трех высоких колонн, подпиравших крышу этого величайшего из пиршественных залов.

Тогда Хеорренда подошел к королю Кинрику, сидевшему на высоком своем престоле, и рассказал все, что видел и слышал. Кинрик приказал воинам обыскать весь чертог, но и следа не осталось от того, кто называл себя Слепым Странником Но многие шепотом говорили, что был это не кто иной, как Скрытый, Грима, Владыка Виселиц. Рунным знанием и магией вошел он в пустой столб и так исчез посреди великого собрания.

Холод охватил пирующих, и Кинрик приказал рабам приготовить каждому воину горячую воду для омовения ног и зажечь для каждого огонь, задать корму лошадям и дать помоев свиньям, прежде чем все улягутся спать в его медовом чертоге. Вскоре все заснули на полу, кроме пленника Кинрика, бриттского князя. В свете умирающих углей очага тело его бледно светилось. Он висел на столбе, паря над непроглядной тьмой. Кровь его текла по крепко завязанным ремням, капая на кости у его ног, которыми швыряли в него на пиру таны.

И приснился сон благородному сыну Эггтеова, Беовульфу, владыке геатов. Снилась ему та самая ночь в Хеороте много лет назад, когда из мрака подкрался злобный раб Хель, тот, кто рыщет во тьме, когтистое отродье чудовищной родительницы. Герой шевельнулся во сне, схватившись за золоченую рукоять своего меча, Нэглинга. Других тоже мучили злые видения, посылаемые ночным троллем, грызущим луну, великаном бурь, бичом чертога дождей, другом ночной ведьмы, пожирателем светлого каравая небес. В темном лесу пронзительно закричала сова, протяжно завыл волк на холодном холме. Никто не хотел бы оказаться сейчас за пределами скрепленных железными скобами стен, пока черная ночь летучих мышей укрывает все своим плащом!

Но после холодной ночи в конце концов наступает светлый рассвет, когда сынам человеческим сияет теплый свет и солнце в златом сиянии своем восходит на восточном небосводе. Когда серый свет пробился сквозь двери и дымоход чертога Кинрика, воины утомленно стали пробуждаться от своего беспокойного сна у медовых скамей Они протирали глаза, осматривались, растревоженные пробуждающимися воспоминаниями о вчерашнем их госте и взволнованные дурными видениями.

Затем, когда герои собрались вокруг своего повелителя, вбежал испуганный раб и позвал королей и танов заглянуть в стойла. Недоброе было это зрелище, поскольку ночью кто-то забрался туда и поотрезал хвосты их коням до самой репицы, срезал гривы так коротко, что даже и лбы им обрил и обрезал уши до кости. Кони были позорно изуродованы, что было великим оскорблением королям ангель-кинн и их соратникам из-за моря. Обнаружили они, что кто-то повыдергал перья из хвостов их соколов и разбросал их по конюшне.

Беовульф, владыка геатов, в гневе взревел как медведь, схватился за свой острый меч, яростно озираясь по сторонам. Остальные же были в ужасе, ибо боялись они злобы Отца Бед Увидев это, Кинрик повелел Хеорренде спеть веселую песнь:

Заря встает,

Петух поет,

Героев зовет

На пир волков!

Друга, вставайте,

Утро встречайте,

Щитами сверкайте,

Водена кровь!

Виглаф Скильдинг,

Геатов опора,

Перед врагом

Не опустит взора!

Рад не вину он

И не утехам —

Ждет он кровавей

Копий потехи!

От песни этой воспрянули духом герои. Приготовили они оружие, надели кольчуги и выступили вместе с королем к месту жертвоприношения. Там намеревались они принести блот, чтобы Владыка Мертвых мог отметить врага своим Копьем, даруя победу своим приверженцам. Так пришли они на священное поле близ леса, называемое Эт Веонфельда. Там главный блотере двора Кинрика приготовил великий сиге-блот Дарителю Побед.

Кинрик поднялся на стоявший там королевский курган, на вершине которого стоял королевский помост, стапол, с которого король изрекает знамения года. Кинрик воссел на трон, установленный на стаполе, положив руки на колени ладонями вверх в знак мольбы к Тому, кто живет за Радужным Мостом. Вокруг священного поля собрались воины Вест-Сэксе, жрецы, совершающие блот и хусл, а также землепашцы, чьи рабы возделывали эту землю. Девять ночей мир был в этом святилище. Никто не смел приносить сюда оружия, поскольку мир короля был на Эт Веонфельда все время сиге-блот.

Когда король занял свое место на стаполе и все его люди уселись вокруг на священном кургане, перед ними явился сын Кинрика Кеавлин. Был он наг, одет лишь воздухом, чтобы клятва его стала действенной. Был он открыт перед всеми стихиями, открыт взору бога. Он поклонился стихиям, прежде чем приблизиться к подножию королевского кургана. Туда привели того бриттского князя, чью крепость Кинрик взял обманом. Царственный пленник лежал навзничь на большой каменной плите. На теле его зияли раны, он был весь в крови. Но белое тело его окружало сияние, и многие это заметили.

Руки и ноги его были крепко стянуты веревками из жил, поскольку люди боялись, что на нем есть рунное заклятье, которое может освободить его. Разве сам Христос, Бог бриттов, не высвободил душу из тела, холодной темницы души, когда висел на своем виселичном дереве? Воистину, был то великий знаток заклятий, и среди его последователей, как известно, было много колдунов, леодрунан, которым их тролль-владыка пожаловал силу напускать чары.

Кеавлин взял острый нож у главного блотере, стоявшего рядом, и приблизился к пленнику. Подняв сверкающий клинок над головой, принц гевиссов повернулся к собравшимся и воскликнул:

— Ныне предаю я этого человека Водену, чтобы даровал он нам победу в дни войны и изобилие в дни мира!

Сказав это, он перевернул пленника на живот и сорвал с него лохмотья. Затем, упершись мускулистым коленом в крестец несчастной жертвы, он поднял нож и всадил его между лопаток связанного человека. Он тщательно отделил ребра от хребта и из разреза вынул легкие и сердце. Из рассеченной гортани мертвого вырвался протяжный пронзительный вопль, похожий на визг свиньи, которой мясник перерезает глотку на Блотмонат.

Так Кеавлин вырезал кровавого орла на спине князя бриттов, и тот умер у могильного кургана. Кровь его оросила камень и траву вокруг. Так погиб благороднейший из юных князей бриттов, посвященный Владыке Виселиц, на священном поле Эт Веонфельда.

Его долгий дрожащий вопль задохнулся в окружающих поле зарослях, а от поклоняющихся послышался вздох радости и священного трепета. Все увидели, что блот приятен Водену, когда огромный ворон опустился с хриплым хихиканьем на ясень неподалеку, а затем, хлопая черными крыльями, улетел к ясному своду небес. Толпа воинов дружно раскачивалась в восторге, полузакрыв глаза. Король Кинрик все время сидел на своем стаполе, молитвенно держа руки на коленях ладонями вверх, и его старое лицо было непроницаемо. Он вместе со своим народом молился о том, чтобы дана была ему удача Хенгиста, власть обширная и жестокая, как у Эорманрика, и битва страшная, как та, на которую Этла привел людей земли. Этле Кинрик посвятил своего сына Кеавлина, если только получит он победу над врагами.

Главный блотере наполнил сосуд кровью, все еще бившей из тела молодого человека, и поставил его на каменную плиту. Веточками он разбрызгал кровь, рассмотрел получившийся узор и возвестил грядущее. Затем короли подошли и испили крови князя бриттов, произнеся здравицу сначала Водену, дарителю побед, затем королю Кинрику, чтобы было процветающим его правление, и под конец сонму богов, каждому в должной последовательности.

После этого тело разрезали на части и развесили на ветвях дерева в рощице неподалеку. На остальных ветках повесили волков, которых в сетях притащили туда рабы. Затем Кинрик спустился с королевского кургана, и, подойдя туда, где висело окровавленное тело молодого князя без рук и ног, он вывел на нем знак Ведена острием своего копья — руну славы и знак Колесницы, что верно служит всем князьям. И эта жертва была приятна Владыке Повешенных.

Кеавлин, юный, нагим плясал перед ним на лезвиях мечей в тени виселичного дерева. Как загорающийся на востоке рассвет, светло мелькало его гибкое тело, как огненный дракон, летящий над далекими холмами, как выходящая из-за облака луна. И пока благородный прыгал в пляске, короли и воины пели хором, выли и топали по зеленой земле.

— Прочь! Прочь! — кричали простолюдины, подданные короля Кинрика — Прочь, туда, где вэлькирге ищут убитых! Идите за нами к пещере, откуда мало кто вернется! Из леса подползает злое время тьмы, тьмы смерти и радости битвы! Мы мчимся по пути воинов — херепат, — что ведет к Вэль-хеалле, вокруг холма, на котором стоит светлый чертог Водена! Мудрейший Всеотец, исполни наши желания! Это ты даешь золото щитоносным героям, ты, подаривший шлем и кольчугу Херемоду, который положил перед Сигемундом острейший из мечей, ты помог ему обрести Хрунтинг, погибель курганного духа! Одним ты даешь славу, другим — сокровища, многим — щедрость на слово, Ос, даруешь цену ока своего, мудрость, королям. Кораблям-драконам, странствующим по волнам морским, посылаешь ты попутный ветер, искусство сложения рун даруешь ты скопам — дай же мужества воину, наносящему удар!

На краю камня для блот рунознатец вырезал следующие руны:

Ни железу резать,

Ни солнцу видеть,

Ни людям читать

Эти заклятья,

Покуда на запад

Идет луна

Ни твари безумной

Их силу украсть

Политы красным

Сердца соком,

Вырезаны

На крепкой уключине.

Столп Бриттене

Послушен веслам

И нашим рукам

Что за личину

Носил Воин-бог,

Идя на закат

От страны бойцов?

Чешуей одетые

Стаей плывут

Стремниной битвы

Птица сражений

Кричит на трупе

Врага убитого —

Страшитесь, веалы,

Гореносцы!

Блот был совершен, блотере обвел окровавленными веточками спет, и знамения, которые увидели герои по дороге к священному полю, были благоприятными. Черный ворон летел над ними, у дороги видели двух отважных воинов, и дважды провыл под ясенем серый волк. Рабы вырезали из священной земли ленту дерна, которую повесили на копье Кинрика. И все облаченные в кольчуги герои прошли сверкающей вереницей под этим Земляным Ожерельем, поклявшись не омывать рук и не чесать волос, покуда холодные уста секиры не принесут победу Кинрику. Под этим дерновым сводом было богатство большее, чем ожерелье Бросингов, ибо был это Остров Бриттене, богатейший край, что лежит за пределами королевства румвалов вокруг Вендель-сэ.

Теперь, уже облаченный в звонкую кольчугу и шлем, эделинг Кеавлин вынес вперед тууф, стяг Вест-Сэксе с Белым Драконом из хранилища в священной роще. Мрачный курганный житель, он выдыхал пламя и ронял яд, когда злые враги пытались украсть у него сокровище, принадлежащее только ему. Вылетел он из королевского кургана, от кровавого рунного камня у его подножия, вырвался на широкий херепат, что ведет к полю, над которым кричат вороны, стоят лужи крови героев, выбитые зубы убитых плавают в кровавых водоворотах, стачиваясь о камни на пути, блестя в жиже среди осколков костей и отсеченных конечностей. Место схватки подплывает кровью, вокруг стоячие кровавые реки, и густая дымящаяся кровь бьет из жил, затопляя трупы убитых!

Настал миг, когда Кинрик должен был расстаться со своим сыном Кеавлином, и перед лицом всех воинов высказал он ему то, что лежало у него на душе":

— Пришло время, сын мой, тебе с сотней стойких воинов держать для нас эту каменную твердыню бриттов Скоро их войско появится под этими стенами, не зная, что теперь их удерживают воины Одноокого Владыки Побед! Твоя задача — задерживать бриттов, пока мы тайными тропами не подойдем туда, где их король остался без защиты в разрушенных стенах старой крепости, не ведая о подходе нашего непобедимого войска. И когда их войско узнает, что их король убит, мы с благородными королями подойдем к ним с тыла яростной волчьей стаей, и они не смогут дать нам сильного отпора.

Но остерегайся, сын мой, завязывать с бриттами сражение вне стен — ведь твой отряд мал, а их войско велико. Помни, что я, отец твой, стар, и наши родичи среди гевиссов и племена Вест-Сэксе метят тебя в мои преемники!

Кеавлин поклялся выполнить волю своего отца, заявив, что щит его готов, стрела на тетиве, меч заточен. Отвага — смелым, шлем — храброму, и ничего трусливому сердцем! Тогда владыка гевиссов, благородный сын Кердика, поцеловал своего сына и обнял его Слезы показались на глазах седого воина. Был он стар, и годы принесли ему мудрость, и понимал он, что может ждать лишь двух исходов. Второй был менее вероятен, хотя кто знает, какой вирд уготован ему на этой земле? Может, он никогда больше не увидит своего благородного сына среди столь воинственного собрания. Сын его был ему так дорог, что не мог он сдержать источника своего сердца. Тоска по любимому сыну горела в его крови, и крепко держали ее завязки его сердца. Он заплакал, и сердце его заныло.

Кеавлин остался со своим отрядом — малым, да бесстрашным — выполнять приказание отца. Он отправился в крепкие стены древнего города, построенного умелыми людьми Ромабурга в давние дни.

Кинрик с великим войском выступил в поход — билось перед ними знамя тууфа, ревели рога, кричали воины, топали копыта. Из города, что некогда принадлежал румвалам, а затем бриттам, а ныне был в руках ангель-кинн, вышли герои через западные ворота. Перед ними через лес шла прямая, как стрела, широкая дорога, старинное чудесное творение людей Ромабурга. Широкие плиты бледно мерцали в лучах утреннего солнца Оно вело воинов за собой. Каждое колечко в каждой кольчуге сверкало переплетениями, каждое кольцо в одеянии идущих на битву воинов пело. Горе врагам, что осмелятся встать на пути этого могучего войска!

По холмам и долинам стремилась дорога, и казалось, что это стрела мчится сквозь податливый воздух, а не дорога пробирается сквозь кусты и болота, через реки и сырые нагорья. Наконец, через много дней, подошел Кинрик со своим войском к Кердикес-беоргу. Там совершил он в низине богатое жертвоприношение, блот, своему отцу Кердику, князю гевиссов, который был убит в сражении с Артуром, королем бриттов. В этом высоком кургане, насыпанном воинами гевиссов над пеплом своего павшего владыки, скрывалось множество обручий и драгоценных украшений, награбленных у бриттов, богатство танов. Теперь это сокровище хранила земля — золото лежало там, да и сейчас лежит, недоступное людям.

Высоко на могильном кургане водрузил Кинрик тууф Белого Дракона и немного постоял рядом с ним. Горькими были мысли его — вспоминал он тот день, когда пламя костра поглотило вождя воинов, столь часто противостоявшего железному ливню, когда вихрь стрел слетал с тетивы лука, стремясь к стене щитов, и оперенное древко совершало свое дело, направляя наконечник в цель.

И поклялся Кинрик катящимся к югу солнцем, высокой Скалой Водена и священным Кольцом Вульдора отомстить за смерть своего отца и за тана Вигмера, который сгинул в темнице Артура. Этими тремя клятвами обещал он разорить землю бриттов, напитать ее кровью ее воинов, забрать ее себе и предать Мэглкона, наследника Артура, жестокой смерти. После этого его блотере наложил на курган заклятья, чтобы не отверзался он, чтобы не вспыхивали могильные огоньки, чтобы могильный дух спокойно лежал в своей гробнице. Но прежде, чем воткнуть вокруг королевской усыпальницы рунные посохи, блотере посмотрел, как с них капает кровь зарубленных, и понял, что ушли они торить красную дорогу войны.

После этого войско двинулось вперед, пока наконец не достигло оно другой большой дороги, пересекавшей прежнюю с севера на юг. К югу она вела к большому дворцу Кинрика у Винтанкеастера, который намеревалось разорить войско бриттских королей, не ведая о том, что их замысел известен мудрому королю гевиссов. Они замышляли осквернить этот прекраснейший из домов кровью, оросить его каплями, падающими с острых мечей. Но вирд сулил совсем иное!

Князья проехали по дороге несколько миль, пока не достигли другого перекрестка. Там Кинрик и бесчисленное войско королей крови Водена повернули к западу, вступив на тропу, пересекавшую широкую дорогу. Не по искусно проложенной дороге румвалов было им идти, но по священной тропе, хеарх-вег, проведенной Владыкой Насыпей, прежде чем ангель-кинн пришли населить Остров Бриттене. Эта дорога пересекает Остров от моря до моря, от королевства Кантваре, которое Хенгист вырвал у Виртгеорна, до полуострова Корнвеалас, где некогда был двор Медведя Бриттене. А посередине ее стоит Круг Великанов, Пуп Бриттене.