Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

      Для Ходзё такая резкая перемена в Такаудзи была катастрофой, поскольку она сразу же обнаружила их слабость. Падение киотосского гарнизона принудило их снять осаду с Тихая. Многие командиры войск Бакуфу были убиты или казнены, а большинство солдат перешло на сторону Такаудзи.
      Несколько недель спустя Нитта Ёсисада, двоюродный брат Такаудзи, повел наскоро собранную армию в атаку на Камакура. Недавнее поражение на западе безнадежно деморализовало Ходзё, и они были слишком слабы, чтобы организовать какое-нибудь серьезное сопротивление. Камакура, военная столица, основанная Ёритомо полтора века ранее, пала под ударами роялистов, и была большей частью разрушена. Видя, что все кончено, Такатоки (регент) и другие лидеры Бакуфу совершили массовое самоубийство, предпочтя его риску попасть в плен, и, таким образом, в конце девяти поколений правления Ходзё была поставлена точка.
      Путь возвращения Годайго в столицу был открыт, и император с триумфом въехал в нее в начале шестого месяца 1333 года. Он немедленно сместил императора Когон, своего соперника из Старшей Линии, чье правление он никогда не признавал, и отменил все придворные назначения, сделанные в его отсутствие. Как и Луи XVIII после своего возвращения в Париж в 1815 году, Годайго счел свой возврат к реальной власти делом свершившимся и срочно приступил к установлению того, что, по его мнению, являлось законным порядком. Цели его были, в самом полном значении этого слова, реакционными. Мотивом, лежавшим в основе каждого его поступка, являлось возрождение прямого политического правления императорской фамилии, представленной Младшей Линией, к которой он сам принадлежал. Тот факт, что подобное прямое правление практически не существовало в японской истории, за исключением, разве, туманной античности, ни на шаг не отклоняло Годайго от его цели, и, безусловно, ни один из его придворных советников не горел желанием известить его, что он пытается вернуться к вымыслу.
      В первый месяц после своего возвращения император сделал ряд важных назначении. Его сын, принц Моринага, получил высший военный пост Сёгуна. Это был титул, который победоносный Такаудзи желал получить себе, однако против принципов Годайго было награждать таким отличием кого-либо из военной семьи. Вместо этого Такаудзи был назначен главнокомандующим восточными провинциями и губернатором Мусаси. Но даже это многими придворными советниками Годайго расценивалось, как слишком большая честь, — они считали Асикага не более, чем восточными парвеню. Отношения Годайго и Такаудзи были, однако, пока еще в фазе медового месяца и, хотя император никогда по-настоящему не доверял генералу-перебежчику, он был намерен вознаградить его. Среди остальных первоначально принятых Годайго мер, было учреждение Отдела Назначений — чрезвычайно важного департамента, рассматривавшего заявления и награды, и восстановления Отдела Регистрации, сформированного почти три века назад для управления малыми поместьями. В 1334 году император изменил название годов правления на Кэмму (слово, позже ставшее обозначением всего реставраторского движения) и приказал перестроить императорский дворец, — такие расходы казначейство вряд ли могло себе позволить.
      В это время Масасигэ не играет особо выдающейся роли в делах государства. Будучи японским героем, он преуспевал в тяготах и опасностях, а не в благоприятных финалах. Традиционные описания, однако, подчеркивают чувство огромной благодарности императора герою после возвращения его в столицу. В «Хронике Великого Спокойствия» имеется следующая запись:
      Кусуноки Тамон Масасигэ из охраны Среднего Дворца, вышел встречать [императора] с семью тысячами всадников. Фигура его была впечатляющей. Его Величество поднял занавес [паланкина] высоко и, приказав Масасигэ приблизиться, обратился к нему с благодарностью: «Скорый успех Великого Дела стал возможен исключительно благодаря вашей преданности в сражениях». Масасигэ поклонился и твердо отклонил честь, предлагаемую императором: «Если бы не мудрое правление Вашего Величества и не его божественное умение утихомиривать беспорядки, как могли бы жалкие выдумки несчастного слуги сделать возможным победу над столь могучим врагом? »
      К счастью, этот ответ на японском языке звучит не столь льстиво; в нем гораздо больше терпимости к выражениям типа «я, ничтожный», чем в английском. Судя по «Хронике», Масасигэ было дозволено ехать впереди эскорта императора на пути в Киото. В 1333 году Годайго сделал его губернатором Сэтцу и Кавати — горных провинций, где проходили его основные бои, он также был повышен до пятого ранга; позже его назначили членом Отдела Регистрации и Отдела Назначений. Эти блага были несопоставимы с дарованными принцу Моринага и Такаудзи, однако для воина социального ранга Масасигэ они были достаточно щедрыми и вызвали основательное недовольство среди придворлой аристократии и у Асикага. Несмотря на их ропот, Годайго включил Масасигэ в круг своих приближенных, продолжая осыпать его милостями, как за исключительную преданность, так и будучи уверенным, что Масасигэ из-за своего низкого происхождения менее других способен бросить вызов императорскому правлению.
      Реставрация императора Годайго, целью которой было изменение всего хода японской истории, обернулась полным фиаско. Главной причиной этого стала непродуманная, беспорядочная практика раздачи наград тем, кто принимал участие в свержении камакурского режима Бакуфу. Большинство воинов, переметнувшихся на сторону роялистов, сделали это в ожидании соответствующей компенсации. Как красноречиво выразил это Джордж Сэнсом, «сквозь воинственные кличи и пышные речи феодальных воинов можно было расслышать неумолчный шопот: „Собственность! Собственность!“» При новом же правящем режиме земельные награды даровались прежде всего придворным аристократам, практически ничем не способствовавшим победе Годайго. Эта и подобные ей несправедливости не могли не вызвать гнев вооруженных людей, наводнивших столицу в ожидании удовлетворения своих притязаний и столкнувшихся с бюрократическими оттяжками и коррупцией. Поскольку Годайго был уверен, что будет как править, так и управлять, он настоял на персональном подтверждении всех новых земельных держаний. В то время, как у возмущенных воинов отняли их десерт, сам он без колебаний позволил себе вопиющую роскошь вроде перестройки дворца. Такое наплевательское отношение к тем, кто поддержал его военной силой, ослабляло их веру в новое правительство, а надменное высокомерие восстановленной в правах аристократии зачастую заставляло жалеть об оставлении Камакура.
      Отвлекаясь, от чисто практических недостатков в управлении, можно сказать, что у Реставрации не было ни малейших шансов пройти успешно. Неудача была заложена в самой ее концепции. Идеал Годайго, состоявший в том, чтобы «вернуться к Энги», то есть к предположительно благоприятным условиям, превалировавшим в начале десятого века, был чистой фантазией. Большинство высокопоставленных аристократов оказались полностью беспомощны при столкновении с экономическими вопросами, которые долгое время находились в ведении Бакуфу, а в Отделе Регистрации и подобных департаментах, правительство было вынуждено все более прибегать к помощи персонала из военного сословия, что прямо противоречило идее аристократического правления. Аристократы давно уже утратили возможность и способность управлять и могли существовать лишь при условии терпимого отношения со стороны военных, которых они столь непредусмотрительно презирали. Таким образом, единственным важным вопросом в Японии четырнадцатого века было не то, перейдет ли правление в руки аристократии или воинского класса, но какую конкретно форму примет новое военное правление.
      Политика Годайго не то, чтобы представляла собой полный анахронизм, но доказывала, что он никогда не понимал, отчего так много представителей класса военных перешли на его сторону и поставили его у власти. В случаях с несколькими отдельными выдающимися личностями, типа Масасигэ и Ёсисада, речь действительно могла идти о поддержке, как результате возрождения духа роялизма, однако большинство воинов приняло его сторону из-за недовольства конкретным военным режимом. Как очень хорошо знал Такаудзи, он со своими воинами уничтожили Бакуфу в Камакура не для того, чтобы реставрировать власть двора, но ради достижения своих собственных целей, и в конечном итоге очень мало кто из них поддерживал бы императорское правительство, невзирая на его законность, если бы оно игнорировало их требования. Слепо цепляясь за иллюзию относительно того, что роялизм, а не собственные интересы были движущими мотивами его воинов — а иллюзия эта, без сомнений, укреплялась наличием таких людей, как Тикафуса и Масасигэ — Годайго ошибся как в оценке духа времени, так и человеческой природы в целом. Этим он обрек и себя, и горстку своих истинных сторонников на окончательное поражение.
      По мере того, как чреватая неудачей Реставрация Годайго переживала второй год, нарастала напряженность между центральными фигурами в столице. Асикага Такаудзи, самый влиятельный представитель воинского класса, отошел от наиболее близких сторонников императора, и в частности — от его сына, принца Моринага, занимавшего вожделенный пост Сёгуна. Антагонизм между Такаудзи и молодым принцем-воином достиг апогея в конце 1334 года. Оказалось, что Моринага интриговал при дворе против Асакага, возможно — при поддержке своего старого товарища по оружию Масасигэ. Каковыми бы ни были его планы, все они оказались показательно неудачными: в десятом месяце, когда Масасигэ не было в столице, принца Моринага внезапно арестовали и отвезли в Камакура, где он был отдан под суд брата Такаудзи. Император Годайго был в плохих отношениях с сыном и, несмотря на существенный вклад последнего в дело роялизма, отец не предпринял ничего, дабы предотвратить его гибель. На следующий год двадцатисемилетний принц был безжалостно казнен в Камакура, и, как передают, не нашлось никого, кто бы подошел, чтобы предать его тело погребению. Короткая трагическая жизнь Моринага полностью соответствует знакомым нам японским критериям, и в свое время он должным образом был утвержден в качестве одного из многих неудачливых героев того жестокого времени. Неблаговидная роль императора в этом эпизоде не прошла незамеченной, предполагалось даже, что его молчаливое согласие с осуждением сына предзнаменовало падение императорского правления.
      Меж тем в провинциях шло брожение. Пика своего оно достигло в седьмом месяце 1335 года, когда сын бывшего регента Ходзё предпринял внезапные действия, позволившие ему атаковать и захватить Камакура. В этот критический момент Асикага Такаудзи решил, что ему и его войскам следует покинуть столицу для восстановления порядка на востоке. Подчеркнуто проигнорировав отказ императора назначить его на должность Сёгуна, он объединил свои силы с братом и взял Камакура. Укрепившись в бывшей ставке Бакуфу, он стал Сёгуном де-факто, получив власть, равную той, что имел его предок Минамото-но Ёритомо. Двор в панике приказал ему возвращаться в столицу, однако Такаудзи отказался повиноваться. Произошел полный разрыв с Годайго, и Такаудзи вновь оказался на стороне противника. В ответ император послал Нитта Ёсисада с целью «строго наказать» непокорного генерала.
      Ширящееся недовольство Реставрацией играло на руку Такаудзи на каждом этапе, и теперь он был силен, как никогда. Он полностью разбил армию Ёсисада у горы Фудзи, а затем двинулся на запад. По мере его приближения к столице на его сторону переходило все больше и больше антиреставрационно настроенных воинов. Масасигэ, оставшись, разумеется непоколебимо лояльным, вышел из Киото в отчаянной попытке задержать продвижение Такаудзи. У города произошла яростная схватка, и Масасигэ удалось добиться временного успеха с помощью нового облегченного типа щита, который он, как говорили, изобрел специально для этого случая. Силы Такаудзи имели, однако, подавляющее превосходство, и вскоре они ворвались в город. Когда Масасигэ увидел, что ситуация безнадежная, он прибег к своей обычной уловке, распространив слух, что погиб в бою. Вновь император Годайго был грубо вышвырнут из своего дворца и нашел пристанище в буддийском центре на горе Хиэй.
      Всего три дня спустя Ёсисада, Масасигэ и другие лояльно настроенные генералы контратаковали и, принудив Такаудзи бежать на запад, эскортировали Годайго обратно в столицу. Контроль снова перешел в руки императорских сил. Однако, перед тем, как оставить Киото, Такаудзи предусмотрительно получил от Когон (марионеточного императора Старшей Линии) указание-приказ «строго наказать» Ёсисада. Это давало ему хоть какое-то законное прикрытие, необходимое для любого, кто собирался править страной. Поскольку теоретически он действовал по приказу бывшего императора, то мог противостоять обвинению в том, что являлся «врагом двора».
      Во втором месяце 1336 года Такаудзи достиг Кюсю и подчинил себе большую часть острова. Пару месяцев спустя он со своими войсками был готов выступить из порта Хаката для атаки на востоке.
      Роялист Нитта Ёсисада расположился лагерем в широком устье реки Минато, впадающей во Внутреннее море; ожидалось (и, как оказалось, — верно), что Такаудзи нанесет свой удар здесь. Соответственно, двор приказал Масасигэ немедленно выступить со своими войсками и присоединиться к Ёсисада. Масасигэ колебался. Он понимал, что приближающиеся силы Асикага значительно превосходят роялистов, и что прямого столкновения следует избегать во что бы то ни стало. Вместо этого он посоветовал Годайго вновь перейти на гору Хиэй, временно оставив столицу Такаудзи, пока сам он не соберет войска в своей надежной провинции Кавати. Затем роялисты могли бы перерезать коммуникации Такаудзи и атаковать его большими силами из Кавати и с горы Хиэй. Это был, вероятно, здравый план, но совет Масасигэ отвергли все, из-за оппозиции придворных и упрямства Годайго, абсурдно преувеличивавшего силу роялистов и, к тому же, не имевшего ни малейшего желания спешить на гору Хиэй. Когда император сказал свое слово, герой почтительно принял гибельные приказы двора и оставил столицу, чтобы присоединиться к силам Ёсисада у Внутреннего моря, прекрасно сознавая, что река Минато станет смертельной западней для него и его людей.
      Одним из самых знаменитых эпизодов легенды о Масасигэ является рассказ о его расставании с Масацура, молодым сыном. Это трогательное событие произошло на почтовой станции Сакураи, на пути героя из Киото к побережью. Он разрешил Масацура сопровождать себя на пути из столицы, но теперь настоял, чтобы мальчик вернулся к матери. Перед тем, как проститься, он дал ему книгу по военной стратегии, меч, полученный от императора Годайго, а также последние наставления. Он сказал, что грядущее событие будет решающим для будущего Японии. «Если ты услышишь, что я погиб в бою, — сказал он сыну, — знай, что наша страна окончательно вступила в век правления Сёгунов [т. е. Асикага]». В этом случае Масацура следовало перебраться в район горы Конго с оставшимися в живых роялистами и сопротивляться противнику до конца. Этим он полностью исполнит долг сыновней почтительности. Для десятилетнего мальчика это был серьезный совет.
      Описание сцены расставания Масасигэ с сыном включено во все книги для чтения для начальных классов; на эту тема была сочинена патриотическая песня, очень популярная в японских довоенных школах. Хотя она и была в 1945 году запрещена оккупационными силами, ее все еще хорошо помнят, и у старшего поколения она вызывает определенные воспоминания, поскольку воспевает покорность, храбрость и аварэ, овевающие побежденного японского героя:
 
Вечер, близится ночь; над засыпанным листвой потоком в Сакураи
В тени деревьев [герой] останавливает своего коня
И глубоко задумывается о том, что ждет его в будущем.
Что это — слезы, или капли росы,
Что падают на рукава его доспехов?
Вытирая слезы, Масасигэ зовет своего сына.
«Твой отец, — говорит он, — должен ехать к заливу Хёго,
И там сложить голову.
Ты, Масацура, прошел со мной далеко,
Но теперь я прошу тебя поспешить домой.»
«Дорогой отец, — отвечает мальчик, — что бы вы ни говорили,
Но как я могу вас оставить и вернуться один домой?
Конечно, я молод годами,
Однако, почему я не могу пойти с вами
По пути в иной мир?»
«Я тебя отправляю не ради себя, — говорит ему отец.
— Скоро, когда меня уже не будет в живых,
Эта земля перейдет в руки Такаудзи.
Ты же, сын мой, расти быстрее и стань мужчиной,
Дабы служить императору и его владычеству!
Вот драгоценный меч,
Которым Его Величество наградил меня много лет назад.
Теперь я отдаю его тебе
В память об этом нашем последнем прощании.
Отправляйся, Масацура, обратно в нашу деревню,
Где ждет тебя твоя мать!»
Обменявшись грустными взглядами, отец и сын пошли разными дорогами
И сквозь первый летний дождь
Они слышали грустный голос хототогису,
У которой, когда она кричит, льются кровавые слезы.
Ах, кого может не тронуть эта песня?
 
      После того, как слова прощания были сказаны, сын неохотно вернулся домой к матери, а Масасигэ со своими людьми продолжили свой путь к Внутреннему морю.
      Битва при реке Минато разыгралась в яркий солнечный день летом 1336 года, и длилась она с десяти часов утра до приблизительно пяти вечера. Как и ожидал Масасигэ, силы противника были значительно превосходящими. По традиционным оценкам у него было всего семьсот человек, тогда как у Асикага — десятки тысяч. Без сомнения, этот контраст цифр намеренно преувеличен для того, чтобы подчеркнуть хоганбиикигероя. И все же неравенство было подавляющим: современные исследования предполагают, что генералы Асикага вели около тридцати пяти тысяч войск (двадцать пять тысяч пришли по морю с Такаудзи и десять тысяч — по земле под командованием его брата), тогда как силы роялистов насчитывали приблизительно половину этого числа.
      Флот Такаудзи, пересекший Внутреннее море со стороны Кюсю, состоял приблизительно из пятисот судов различных типов. Сообщают, что накануне сражения все море от острова Авадзи до Хёго светилось огнями, и что, когда корабли приблизились к берегу для высадки войск, они походили на вздыбившиеся волны. 4 июля двое командующих, Ёсисада и Масасигэ, увидели приближающийся сквозь утреннюю дымку огромный флот; одновременно надвигались войска, которые вел брат Такаудзи. Это было тщательно скоординированной атакой, в которой силы с моря двигались параллельно наземным. Было решено, что Ёсисада встретит врага с моря, а Масасигэ, чьи войска стояли, обратившись спиной к сухому руслу реки Минато, схватится с наземной армией.
      Апогей сражения наступил, когда Ёсисада, устрашенный атакой с тыла волной наступающих, высадившихся с кораблей, в спешке отступил с поля боя, оставив таким образом Масасигэ в окружении и без поддержки. Ясно понимая безнадежность ситуации, он все же не дрогнул. Под градом мощнейших ударов с фронта и с тыла, он сражался несколько часов с отчаянной храбростью. К вечеру войска Масасигэ были почти полностью уничтожены, сам он был покрыт ранами (одиннадцатью, по традиционному счету) и, дабы избежать пленения, укрылся со своим младшим братом Масасуэ в близлежащем крестьянском доме для совершения последнего действия.
      Прощальный разговор между братьями является, пожалуй, самой знаменитой темой японской роялистской традиции. Когда они уже собирались покончить жизнь самоубийством, Масасигэ спросил брата о его последнем желании. «Я хотел бы возродиться семь раз в этом мире людей, — ответил Масасуэ с громким смехом, — чтобы смочь уничтожать врагов двора. » Масасигэ был доволен таким ответом и сказал, что, хотя знает о грехе убийства, ему тоже хотелось бы возродиться, чтобы он смог уничтожать врагов императора. Затем братья разрезали себе животы и, пронзив друг друга мечами, «легли на одну подушку». Пятьдесят самых близких последователей Масасигэ, оставшихся в живых после разгрома у реки Минато, немедленно последовали примеру своего хозяина «и вспороли себе животы одновременно ».
      Демонстрация отрубленных голов очень интересовала хроникеров древней Японии, и последний примечательный пассаж о Масасигэ в «Хронике Великого Спокойствия» посвящен этой вызывающей ужас теме. Здесь же единственный раз из всех традиционных описаний говорится о его жене, а также кое-что о сыне, которому он завещал свой героический дух:
      Голова [Масасигэ] была выставлена на берегу реки у Рокудзё … Вскоре господин Такаудзи прислал за ней и отправил голову [в Кавати], где жил Масасигэ, приложив послание, в котором говорилось: «Меня воистину охватывает печаль, когда я вспоминаю, сколь долго мы с ним пробыли бок о бок — и на людях, и в частной жизни. Я уверен, что его вдова и дети захотят вновь увидеть его лицо, пусть даже и после смерти». Поистине, достойно почтения было это сострадание господина Такаудзи!
      Когда Масасигэ отправлялся в Хёго, он отдал самые разные наставления и приказал Масацура остаться, сказав, что его наверняка убьют в близящемся сражении. Поэтому его вдова и сын были готовы к тому, что он уже никогда не вернется. И все же, когда они увидели голову, без сомнения принадлежавшую Масасигэ, с закрытыми глазами и бесцветным лицом, их сердца наполнила скорбь, а глаза — слезы.
      Масацура, которому было [всего] десять лет, глядел на столь изменившееся лицо своего отца и видел безутешное горе матери. Затем, прижимая край рукава к глазам, он вышел из комнаты и пошел в Зал Будды. Матери это показалось подозрительным, и она последовала за ним в Зал, войдя через боковую дверь. Она сразу же поняла, что он собирается покончить с собой. В правой руке он держал обнаженный меч с изображением цветущей хризантемы, — то самое оружие, которое ему дал отец перед отбытием в Хёго, а его куртка была расстегнута на груди, [открывая живот].
      Мать подбежала к сыну и, схватив его за руки, заговорила сквозь слезы: «Говорят, что сандаловое дерево благоухает, даже еще не проросши из семени. Ты еще молод, но если уж ты поистине сын своего отца, как ты можешь пренебрегать своим долгом? Хотя твой разум пока еще — разум ребенка, попробуй все тщательно взвесить! Когда твой отец отбыл в Хёго и отправил тебя домой с почтовой станции Сакураи, он наверняка сделал это не для того, чтобы ты возносил потом моления за его дух, или делал себе харакири. Разумеется, ты не забыл его последних наставлений, которые не раз повторял мне. 'Если мое везение кончится, и я буду убит в сражении, — сказал он тебе, — как только ты узнаешь о месте нахождения Его Величества, тебе следует выплатить содержание своим воинам и сторонникам и, собрав армию, обрушиться на врагов императора и восстановить его на троне'. Если ты сейчас лишишь себя жизни, ты не только опозоришь имя отца, но и не выполнишь свой долг перед Его Величеством…»
      Высказав сквозь слезы эти упреки сыну, она отобрала у него обнаженный меч. Масацура, который уже не мог убить себя, упал с алтаря и, разразившись слезами, стал скорбеть вместе с матерью.
      Мать Масацура изображена идеальной женой самурая: высокодуховной, самоотверженной женщиной, которой присуще глубокое чувство долга. Воодушевленный ее внушением, мальчик погрузился исключительно в развитие своих бойцовских качеств. Делал он это с таким пылом, что хроники отмечают: «Сила духа его была поистине ужасающей». Он сбивал на землю других мальчиков и, делая вид, что собирается их обезглавить, кричал: «Так я буду отрезать головы врагам двора!» В других случаях он настегивал бамбуковую лошадку с криками: «А теперь я [преследую] сёгуна! » В свое время ему представился шанс встретиться с более осязаемым противником.
      В результате сражения при реке Минато, армия роялистов перестала существовать как реальная боевая единица. Годайго, лишенный военной поддержки, был вновь принужден бежать на гору Хиэй, где ему предоставили убежище лояльно настроенные монахи. Такаудзи — триумфальный завоеватель — вновь занял столицу и посадил на трон пятнадцатилетнего Комё, представителя Старшей Линии. Под руководством Такаудзи новый марионеточный двор срочно отменил все, принятое за последние три года. Несколько месяцев спустя Годайго спустился из своего горного убежища и передал регалии преемнику — императору Комё. Реставрация Кэмму потерпела полный провал.
      У Годайго было много слабостей, однако покорного принятия превратностей судьбы среди них не числилось. Всего лишь через пару месяцев после своего возвращения он внезапно бежал из столицы, провозгласив, что передача регалий была недействительной. Его конечным пунктом было Ёсино, прекрасный гористый район приблизительно в шестидесяти милях к югу, широко известный великолепием цветущих вишен. Здесь он основал альтернативный «южный» центр, положив таким образом начало периоду Северного и Южного Дворов, продолжавшемуся полвека и отмеченному почти непрерывными военными действиями и полным беспорядком в стране.
      В 1338 году «северный» император Комё даровал Такаудзи столь желанный им титул сёгуна. Это стало официальным моментом начала правления Бакуфу Асикага — новой династии военных правителей, готовых из своей ставки в Киото руководить страной от имени сменяющих друг друга императоров в соответствии с общим правилом, установленным режимом Камакура.
      Вскоре после этого, окруженный своими придворными и сжимая в руках императорский меч, в Ёсино умер Годайго. Передают, что его последними словами было выражение сожаления о покинутой северной столице и завет своим последователям продолжать упорную борьбу. В 1347 году Масацура повел на Асикага отряд партизан-роялистов, все еще считая его предателем истинного (то есть «южного») императора. После некоторых начальных успехов, он со своими людьми был сокрушен войсками Бакуфу. Масацура, которому, как считается, было в момент смерти двадцать два года, закончил свою героическую жизнь, совершив харакири; более трех десятков воинов последовали его примеру, совершив массовое самоубийство. Другие сторонники Масасигэ продолжали нападать на «узурпаторов» Асикага, но дело их была обречено, и все они были уничтожены.
      В 1358 году, находясь в зените успеха, в своей ставке умер Такаудзи, и новым сёгуном, как и следовало ожидать, стал его сын. Борьба двух дворов продолжалась, однако роялисты из Ёсино были сильно ослаблены длительными боевыми действиями и не могли уже обеспечить себе достаточного количества бойцов из воинского сословия. Их закат был медленным, но верным, и к 1383 году они практически прекратили сопротивление.
      Споры о престолонаследии закончились в 1392 году. К этому времен сёгунат Асикага стабилизировался и смог распространить свое влияние почти на всю территорию страны. Новый сёгун (внук Такаудзи) убедил правящего в то время «южного» императора вернуться из Ёсино в Киото где тот передал свои регалии и отрекся в пользу «северной» линии. Предполагалось, что в будущем императоры двух линий будут занимать трон поочередно, однако, вполне вероятно, что Асикага никогда не собирались следовать этой договоренности, и в действительности наследование перешло полностью к «северной» линии, к которой принадлежит и нынешний император Хирохито. Так, после многих десятилетий борьбы и жертв, дело роялистов окончилось полным крахом. Попытка Годайго восстановить императорские прерогативы увенчалась полной неудачей, и ни один из последующих императоров Японии никогда не обладал той реальной властью, которой он столь желал. Идея того, что император должен одновременно и царствовать, и править, оказалась химерой воображения, и на протяжении последующих пяти веков власть оставалась полностью в руках у военных.
      На фоне этого сложного и важного исторического периода Кусуноки Масасигэ и Асикага Такаудзи предстают в образах великого героя и великого злодея. Посмертная популярность Масасигэ росла медленно. После его самоубийства при реке Минато, скорбящий Годайго (который, разумеется, в немалой степени был ответственен за случившееся) возвел Масасигэ в Третий Ранг, однако, после окончательной победы Асикага, у членов семьи Кусуноки долго еще была плохая репутация возмутителей спокойствия и разжигателей беспорядков. Лишь в XVI веке общее отношение к Масасигэ стало решительно склоняться к лучшему: в 1563 году ему официально было даровано посмертное прощение, и после этого начался быстрый взлет популярности. Это произошло в немалой степени благодаря росшей славе «Хроники Великого Спокойствия», которая, несмотря на весьма скромные литературные достоинства, стала одной из самых любимых и влиятельных книг в Японии. Главным ее героем является Кусуноки Масасигэ, и наиболее читаемые страницы повествуют о его трагической жизни. В эпоху Токугава симпатии большинства стали отдаваться «южным». Уважение к их приверженцу, пожертвовавшему собой, — Масасигэ, достигло такого уровня, что появилось понятие нанко сухай(«почитание господина Масасигэ»). Выдающиеся ученые-конфуцианцы изображали его, как образец самой важной моральной добродетели, а известный ученый и государственный деятель Араи Хакусэки ставил его выше самого императора Годайго.
      Во втором половине XIX века, когда вновь была предпринята попытка реставрации императорской власти (на этот раз удачная), героический статус Масасигэ был вновь официально подтвержден. Почти через пять веков после смерти он был возведен в Первый Младший Ранг. Для простолюдина это было фантастическим назначением, наверняка шокировавшее бы его современников-традиционалистов, таких как Китабатакэ Тикафуса. В новых школьных учебниках Масасигэ превозносился, как воплощение лояльности, а история его жизни вдалбливалась в голову каждого японского ребенка, как блестящий пример патриотизма и этики Бусидо. Одним из первых актов, предпринятых молодым правительством Мэйдзи, была постройка у реки Минато храма в его честь. Следующим знаком почтения было сооружение статуи Масасигэ, изображавшей его на коне рядом с императорским дворцом в Токио в духе типичного для эпохи Мэйдзи синкретизма, эта статуя в честь самого японского из всех героев была возведена совершенно в западном стиле.