Единственный раз ей удалось немного расслабить после разговора с Эдвиной, с которой она смогла поговорить лишь спустя несколько часов после объявления о помолвке. Эдвина радостно обняла сестру и объявила себя ‘взволнованной’, ‘в полном восторге’ и ‘совсем не удивленной’.

Кэйт же выразила свое удивление тем, что Эдвина не удивлена, но та лишь пожала плечами и сказала:

— Для меня было с самого начала, очевидно, что он сражен тобой наповал. Я не понимаю, почему никто этого не заметил.

Этот разговор сильно озадачил Кэйт, поскольку она была уверена в том, что Энтони собирался ухаживать и жениться на Эдвине.

Как только Кэйт вернулась в Лондон, стало еще хуже. Казалось, каждый член высшего общества посчитал необходимым посетить скромный дом Шеффилдов на Милнер стрит, чтобы пообщаться с будущей виконтессой. Кэйт принимала их поздравления с напускным безразличием. Никто не верил тому, что виконт мог жениться на Кэйт по собственному желанию, и никто, казалось, не понимал, насколько было грубо, говорить это ей прямо в лицо.

— Моя радость, как же вам повезло, — сказала ей леди Купер, мать вредной Крессиды Купер; которая, следует отдать ей должное, тихо сидела в углу дивана и лишь кидала взгляды-кинжалы в сторону Кэйт.

— Я понятия не имела, что он был вами заинтересован, — заливалась соловьем мисс Гертруда Найт, с выражением лица, говорившим, что она до сих пор, не может поверить в это, и втайне надеясь, что помолвка скоро окажется обманом, несмотря на объявление в Лондонской Таймс.

Леди Данбери, которая, как известно, рубила с плеча, выразилась более яснее:

— Не знаю, как вам удалось заманить виконта в ловушку, это, скорей всего, была очень хитрая уловка. В свете полно девушек, которым следует брать у вас уроки, милочка.

Кэйт каждый раз только улыбалась (или пыталась изобразить что-то похожее на улыбку; она подозревала, что ее попытки милостивых и дружелюбных ответов были, не всегда убедительны) и кивала, и тихо говорила:

— Я просто очень удачная девушка, — всякий раз, когда Мэри незаметно тыкала пальцем в ее сторону.

Что же касается Энтони, то этот удачный человек оказался способен избежать пристального внимания, которого она была вынуждена выносить. Он сказал ей, что ему необходимо остаться на несколько дней в Обри-Холле позаботиться о некоторых деталях, связанных с его материальным состоянием, перед свадьбой, которая намечена в субботу, всего через девять дней после того инцидента в саду.

Мэри опасалась, что такая поспешность, приведет к определенным ‘разговорам’, но леди Бриджертон довольно прагматично объяснила, что ‘разговоры’ все равно будут, независимо оттого, как скоро будет свадьба, и что Кэйт будет менее подвержена незавидным инсинуациям под защитой имени Энтони.

Кэйт подозревала, что виконтесса — имевшая репутацию целеустремленной мамаши и желавшая видеть все своих детей женившимися — просто хотела видеть Энтони перед епископом прежде, чем у него появиться малейший шанс передумать.

В это Кэйт соглашалась с леди Бриджертон. И хотя она нервничала насчет свадьбы и супружеской жизни, она никогда не откладывала на завтра то, что можно сделать сегодня. Поэтому, как только она приняла решение — или, точнее в этом случае, решение приняли за нее — она не видела никакой причины откладывать со свадьбой. И хотя поспешная свадьба могла увеличить количество всевозможных слухов и сплетен, Кэйт подозревала, что чем быстрее они поженятся, тем быстрее утихнет вся эта шумиха вокруг нее, и тем скорее она сможет вернуться к своей нормальной жизни.

Конечно, ее жизнь уже не будет прежней. Ей стоит начинать привыкать к этому.

Но ее жизнь уже сейчас даже отдаленно не напоминала ее прежнюю. Ее дни были полностью заполнены благодаря дикой энергии леди Бриджертон, которая таскала ее от магазина к магазину, тратя огромное количество денег Энтони на ее приданное. Очень скоро Кэйт поняла, что сопротивляться было бесполезно; если леди Бриджертон — или Вайолет, как она почти приказала Кэйт называть ее — приняла какое-то решение, то лишь небеса могут спасти идиота, решившегося перейти ей дорогу. Мэри и Эдвина как-то составили им компанию несколько раз, и быстро объявили, что чувствуют себя истощенными неутомимой энергией Вайолет, и ушли к Гунтеру пить холодные напитки.

Наконец, за два дня до свадьбы Кэйт получила записку от Энтони, просившего её быть в четыре часа дня дома, чтобы он смог оплатить все ее счета.

Кэйт немного нервничала, ожидая увидеть его снова; так или иначе их отношения, казалось, сильно изменились — стали более формальными в городе. Тем не менее, она ухватилась за эту возможность, чтобы избежать на следующий день, посещения на Оксфорд-стрит портнихи, модистки, перчаточника и кого-то еще, кого Вайолет запланировала на этот день.

Итак, в то время как Мэри и Эдвина вышли по какому-то поручению Вайолет — Кэйт ‘забыла’ упомянуть, что днем ожидается виконт — она устроилась на диване в гостиной, Ньютон спал у нее в ногах, и стала ждать его прихода.

Энтони провел большую часть недели в раздумьях. Не было ничего удивительного в том, что все его мысли были заняты Кэйт и их предстоящим союзом. Он опасался, что если забудется, то непременно влюбится в нее. Выход, казался, был в том, чтобы просто не позволять себя в нее влюбляться. Чем больше он думал об этом, тем все больше убеждал себя в том, что это не будет проблемой. В конце концов, он человек, который всегда контролирует свои действия и эмоции.

Он не был дураком; он прекрасно знал, что настоящая любовь существует.

Но еще он верил в силу разума, и гораздо больше в силу воли. Искренне, он не видел причин, по которым любовь может неожиданно завладеть его сердцем.

Если он не хотел попасть в сети любви, то и не собирается туда попадать. Это было просто, как дважды два. Это должно быть просто, как дважды два. Если это не так, он разве может называть себя настоящим мужчиной?

Он непременно должен успеть поговорить с Кэйт по этому поводу до свадьбы. Были некоторые важные стороны в их браке, которые необходимо ей разъяснить.

Не правила…точнее сказать, соглашения. Да это именно то слово для обозначения того, о чем он хотел с ней поговорить. Кэйт необходимо дать понять, что она может ждать от него, и что он ждет от нее в ответ.

Это не должно быть их любовным состязанием. И никогда не должно вырасти в него. Просто не должно быть даже малейшей возможности.

Он не думал, что она заблуждалась на этот счет, но на всякий случай, он хотел прояснить сейчас, прежде чем любое небольшое недоразумение могло перейти в настоящее бедствие.

Лучше сейчас открыть карты, чтобы потом ни его, ни ее сторона не были неприятно удивлены. Конечно, Кэйт должна согласиться. Она практичная девушка. Она хотела бы знать, на что ей можно рассчитывать. Она была не из тех людей, кому достаточно было одних предположений.

За две минуты до четырех часов Энтони дважды постучал по передней двери дома Шеффилдов, стараясь игнорировать с полдюжины членов высшего общества, которые прогуливались по Милнер-стрит в это время. Они были чересчур далеко, подумал он с гримасой, от своих обычных мест прогулок.

Но он совсем не удивился этому. Он мог бы давно вернуться в Лондон, но знал, что его внезапная помолвка с мисс Кэтрин Шеффилд была сейчас у всех на устах. В конце концов, леди Уилсдаун постаралась расписать в своей хронике их помолвку в Кенте.

Дворецкий открыл дверь, посмотрел на него, и быстро провел его в гостиную. Кэйт ждала его на диване, ее волосы были уложены в опрятную ту-или-иную прическу (Энтони никогда не мог запомнить названия всех этих разных причесок, хотя у его сестер это неплохо получалось), поверх которой была надета смешной маленький чепчик, наверно, подумал Энтони, он должен сочетаться с ее бледно-голубым дневным платьем.

Чепчик, решил он, будет первой вещью, которую она напрочь перестанет носить, после того, как они поженятся. У нее красивые волосы: длинные, блестящие и густые.

Он знал, что хорошие манеры требуют, чтобы она носила шляпку, когда выходит из дома, но прятать свои красивые волосы в уюте собственного дома, казалось преступлением.

Прежде чем он успел открыть рот, даже просто поприветствовать ее, она переместилась поближе к серебряному чайному сервизу, стоящему на столе перед ней, и сказала:

— Я взяла на себя смелость приказать принести чай. Сегодня воздух холодный, и я подумала, что вам захочется выпить горячего чаю. Если вы не хотите чай, я могу позвонить и приказать принести что-нибудь еще.

Энтони совсем не почувствовал холода в воздухе, но тем не менее, сказал:

— Это было бы чудесно, благодарю вас.

Кэйт кивнула и стала разливать чай. Она налила ему в чашку где-то на дюйм, когда, нахмурившись, проговорила: — Я даже не знаю, как вы любите пить чай.

Энтони улыбнулся уголком рта.

— Молоко. Без сахара.

Она кивнула, и долила ему молока в чашку.

— Это, кажется, та вещь, которую жена должна непременно знать.

Он сел в кресло, стоящее под прямым углом к дивану.

— Теперь вы знаете.

Кэйт сделала глубокий вздох.

— Теперь я знаю, — пробормотала она.

Энтони сглотнул, наблюдая, как она разливает чай. На ней не было перчаток, и ему понравилось смотреть за ее руками, когда она работала. Пальцы ее руки были длинными и тонкими. Ее движения были невероятно изящны и грациозны, что удивило его, поскольку он вспомнил, сколько раз она отдавила ему пальцы на ногах, когда они танцевали.

Конечно, некоторые из тех ее шагов, она сделала намеренно, но все же он был уверен, что не все.

— Вот, пожалуйста, — пробормотала он, предлагая ему чай. — Будьте осторожны, он горячий. Я никогда не делаю теплый чай.

Нет, подумал он с улыбкой. Она никогда не сделала бы теплый чай. Кэйт не из тех людей, которые делают лишь наполовину. Эта была одна из ее черт, которая ему очень нравилась в ней.

— Милорд? — позвала она его вежливо, перемещая чай на несколько дюймов в его сторону.

Энтони взял блюдце, коснувшись своими затянутыми в перчатки ладонями обнаженных рук Кэйт.

Он смотрел ей в лицо, и заметил слабый розовый румянец, в который окрасились ее щеки после касания их рук.

По каким-то непонятным причинам ему очень понравился ее румянец.

— Вы хотели о чем-то попросить меня, милорд? — спросила она, как только ее рука стала благополучно далеко от его руки, сжимая ручку собственной чашки.

— Меня зовут Энтони, если вы не помните, а поскольку я вижу, что вы вспоминаете, могу ли я навестить свою невесту просто для того, чтобы насладиться ее обществом.

Она бросила на него проницательный взгляд.

— Конечно, вы можете. Но я не думаю, что вы пришли сюда для этого.

Он приподнял бровь в ответ на ее дерзость.

— Как ни странно, вы правы.

Она что-то пробормотала. Он не уверен был в том, что точно ее расслышал, но ему показалось, что это было:

— Я обычно права.

— Я думаю, нам следует обсудить наш брак, — сказал он.

— Прошу прощения?

Он откинулся на спинку стула.

— Мы с вами практичные люди. Я думаю, мы почувствуем себя более непринужденно, если будем знать, что можем ожидать друг от друга.

— К-конечно.

— Хорошо, — он положил чайную ложку на блюдце, и поставил блюдце на стол перед ним. — Я рад, что вы чувствуете то же самое.

Кэйт медленно кивнула, ничего не говоря, при этом, пристально смотря ему в лицо, пока он прокашливался.

Он выглядел так, будто готовился к выступлению в парламенте.

— У нас с вами сначала было отнюдь не благоприятное впечатление друг о друге, — сказал он, слегка нахмурившись, когда она кивнула, соглашаясь с ним. — Но я чувствую, и надеюсь, вы тоже, мы к настоящему моменту достигли некоторого взаимопонимания и дружбы.

Она снова кивнула, думая, что она может беседовать с ним молча, только периодически кивать в ответ.

— Дружба между женой и мужем предельно важна, — продолжил он, — Даже более важна, на мой взгляд, чем любовь.

На этот раз, она не кивнула.

— Наш брак будет основан на взаимной дружбе и уважении, — произнес он, — И я очень рад этому.

— Уважении, — эхом отозвалась Кэйт, главным образом потому, что он смотрел на нее с надеждой.

— Я буду стараться быть для вас хорошим мужем, — сказал он, — И если, вы будете верны мне, я буду верен вам и нашим клятвам.

— Довольно мило с вашей стороны, — пробормотала она.

Он не говорил ничего из того, что она не ожидала от него, и все же она нашла, что говорить об этом несколько излишне.

Его глаза сузились.

— Я надеюсь, вы принимаете меня всерьез, Кэйт?

— О, очень даже всерьез.

— Хорошо, — он кинул на нее забавный взгляд, и Кэйт не была уверена, поверил ли он ей.

— В ответ, — добавил он, — Я ожидаю, что вы никогда не будете вести себя в манере, способной запятнать имя моей семьи.

Кэйт напряглась.

— Я не могла и подумать об этом.

— Я знаю. Это одна из причин, по которой, я доволен этим браком. Из вас выйдет превосходная виконтесса.

Под этими словами подразумевался комплимент. Кэйт поняла это, но комплимент вышел сухой и чересчур снисходительный. Ей гораздо приятнее было от него услышать, что из нее выйдет превосходная жена для него.

— У нас будет дружба, — возвестил он, — и взаимное уважение, и куча умных детей, благодарение богу, поскольку вы — самая умная женщина из всех моих знакомых.

От этих слов Кэйт забыла про его снисходительность и улыбнулась. Но улыбка тут же сползла с ее лица, когда она услышала от него:

— Но вы не должны ожидать от меня любви. В этом браке не будет любви.

Ужасный комок застрял в горле Кэйт. Она кивнула, хотя малейшее движение шеи, причиняло сильную боль ее сердцу.

— Есть несколько вещей, которые я не смогу дать вам, — сказал Энтони, — И любовь, я боюсь, одна из них.

— Понимаю.

— Правда?

— Конечно, — она почти отрезала, — Вы не смогли бы объяснить еще проще, даже если бы написали на моей руке.

— Я никогда не планировал жениться по любви, — произнес он.

— Когда вы ухаживали за Эдвиной, вы говорили совсем по-другому.

— Когда я ухаживал за Эдвиной, — ответил он, — Я старался произвести на вас впечатление.

Ее глаза сузились.

— Вы сейчас не производите на меня ни малейшего впечатления.

Он глубоко вздохнул, и медленно выдохнул.

— Кэйт. Я приехал сюда не для того, чтобы спорить. Я просто думал, что будет гораздо лучше, если мы будем честны с друг другом перед нашей свадьбой в субботу.

— Конечно, — вздохнула она, вынуждая себя кивнуть.

Он не намеривался оскорблять ее, она не должна была так горячиться.

Она теперь знала достаточно, для того, чтобы понять, что он просто беспокоился ней.

Он знал, что никогда не полюбит её; в его интересах сразу дать понять ей это и избавить от пустых надежд.

Но, тем не менее, это ранило. Она не знала, любит ли она его, но она была уверена, что сможет полюбить его, и ужасно боялась, что после нескольких недель брака с ним, она его полюбит.

И было бы так прекрасно, если бы он смог полюбить ее в ответ.

— Хорошо, что мы понимаем друг друга, — произнес он мягко.

Кэйт продолжала кивать в ответ, как заведенная. Тело в движении имеет тенденцию оставаться в движении, и она боялась, что если остановиться, то сотворит какую-нибудь глупость, например, закричит.

Он склонился над столом и взял ее руку в свою, от неожиданности, она вздрогнула.

— Я не хочу, чтобы вы, вступая в брак, имели какие-либо заблуждения, — сказал она, — Я не думаю, что вы хотите этого.

— Конечно, нет, милорд, — ответила она.

Он нахмурился.

— Я думал, что уже говорил вам называть меня Энтони.

— Да, говорили, — сказала она, — Милорд.

Он отпустил ее руку. Кэйт наблюдала, как он положил руки на колени, и почувствовала себя странно обделенной.

— Перед тем, как я уйду, — сказал он, — У меня есть кое-что для вас.

Не отводя взгляда от ее лица, он сунул руку в карман и вытащил оттуда маленькую, украшенную драгоценностями, шкатулку.

— Я должен принести вам свои извинения за задержку с обручальным кольцом, — пробормотал он, вручая ей шкатулку.

Кэйт погладила пальцами голубой бархат, покрывающий крышку шкатулки, и открыла шкатулку с щелчком. Внутри лежало довольно простое золотое кольцо, украшенное одним круглым алмазом.

— Это семейная реликвия Бриджертонов, — сказал он, — В коллекции имеются несколько обручальных колец. Но я подумал, что это подойдет вам лучше всего. Остальные слишком тяжелые и безвкусные.

— Оно красивое, — произнесла Кэйт, не в силах отвести взгляд от кольца.

— Разрешите? — пробормотал он, доставая кольцо из его бархатного гнезда.

Она протянула ему руку, мысленно проклиная себя, когда поняла, что не может унять дрожь в руках, не сильную, но достаточно заметную.

Он не сказал ни слова, просто подержал одной рукой ее руку, пока другой надевал ей кольцо.

— Довольно хорошо смотрится, вы не думаете? — спросил он, все еще держа ее за руку.

Кэйт снова кинула, не сводя глаз с кольца. У нее до этого не было ни одного кольца; это было первое, которое было у нее на пальцах. Ей непривычно было чувствовать на пальце кольцо: тяжелое, холодное и очень, очень твердое. Так или иначе, это сделало все случившееся с ней на прошлой недели более реальным. Более законченным. Это пришло ей в голову, когда она смотрела на кольцо, наполовину ожидая грома и молнии с небес, которая предотвратит их свадьбу.

Энтони придвинулся поближе, затем поднес ее руку, недавно украшенную кольцом, к губам.

— Возможно, нам следует запечатлеть сделку поцелуем? — проговорил он.

— Я не уверена…

Он потянул ее к себе на колени, и дьявольски улыбнулся:

— Зато я уверен.

Но когда Кэйт плюхнулась к нему на колени, она случайно, пнула ногой Ньютона, который громко, будто плача залаял, словно жалуясь, что ему не дали поспать.

Энтони приподнял бровь, переведя взгляд с Кэйт на Ньютона.

— Я и не заметил его здесь.

— Он дремал у меня в ногах, — объяснила Кэйт.

Но, будучи разбуженным, Ньютону не понравилось, что про него забыли, и он прыгнул на колени к Кэйт.

— Ньютон! — завизжала Кэйт.

— Ох, ну ради любви к … — бормотания Энтони были неожиданно прерваны мокрым поцелуем от Ньютона.

— Я думаю, вы ему нравитесь, — развлеклась Кэйт выражением дикого отвращения, возникшем на лице виконта настолько, что позабыла про свое положение на его коленях.

— Пёс, — приказал Энтони, — Сейчас же спрыгивай на пол.

Ньютон повесил голову и жалобно заскулил.

— Сейчас же!

Вздохнув, Ньютон повиновался, и шлепнулся на пол.

— Великий боже, — сказала Кэйт, глядя на Ньютона, который лежал под столом, вытянув жалобно мордашку на коврике. — Я впечатлена.

— Все зависит от тона голоса, — лукаво сказал Энтони, обвивая рукой ее талию так, чтобы она не смогла встать.

Кэйт посмотрела на его руку, потом на его лицо, и ее брови вопросительно приподнялись.

— Почему-то, — размышляла она вслух, — Мне кажется, вы считаете, что и на женщин такой тон голоса эффективно действует.

Он пожал плечами, наклонившись к ней с улыбкой.

— Обычно так и есть, — пробормотал он.

— Но не в этот раз, — Кэйт опустила руки на подлокотники кресла и попыталась вырваться из его рук.

Но он слишком крепко держал ее.

— Особенно в этот раз, — сказал он, понижая голос так, что казалось, он мурлычет, как кот.

Свободной рукой он поднял ей подбородок и повернул ее голову в свою сторону. ЕЕ губы были мягкие, но требовательные, и он обследовал ее рот с тщательностью, заставившей ее затаить дыхание.

Его рот медленно перешел от ее губ к нежной шее, слегка задержавшись, чтобы прошептать.

— Где ваша мать?

— Вышла, — задыхаясь, сказала Кэйт.

Его губы прошлись по линии ее лифа.

— Надолго?

— Не знаю.

Она взвизгнула, когда его язык попал на ее кожу, и эротично прошелся по ней, над лифом платья.

— О боже, Энтони, что вы делаете?

— Надолго? — повторил он вопрос.

— Час. Может, два.

Энтони поглядел на дверь, удостоверившись, что он закрыл ее, когда вошел в гостиную.

— Может быть, два? — пробормотал он, улыбаясь на ее коже. — Правда?

— М-может, только один.

Он просунул палец под лиф ее платья около плеча, удостоверившись, что зацепил сорочку.

— Один час, — сказал он, — Это просто роскошно.

Сделав паузу, и накрыв ее губы своими, чтобы заглушить любой протест, он резко сорвал с ее плеча платье вместе с сорочкой.

Он почувствовал, ее визг у себя во рту, но только крепче ее поцеловал, почувствовав пальцами круглую выпуклость ее груди. Она была совершенна под его пальцами, мягкими и дерзкими, полностью заполняя его руку, как будто она специально создана для него.

Когда он почувствовал, как растаяло все ее сопротивление, он принялся целовать ее ушко.

— Вам нравиться, — прошептал он.

Она несколько раз кивнула.

— Ммм. Как хорошо, — бормотал он, медленно обводя языком ее ухо. — Это делает мою задачу очень сложной, раз вы никогда этого не делали.

— П-почему?

Он с трудом удержался от радостного желания засмеяться. Сейчас абсолютно не время было смеяться, но она была так невинна. Он никогда прежде, не занимался любовью с женщиной, подобной ей; и открыл для себя, что есть нечто восхитительное в этом.

— Давайте условимся, что мне все равно, это безумно нравиться.

— О, — она ему застенчиво улыбнулась.

— Это еще не все, — прошептал он, лаская своим дыханием ей ухо.

— Я уверена в этом, — взволновано прошептала она в ответ.

— Да неужели? — немного дразня, спросил он ее, продолжая сжимать в объятиях.

— Я не настолько неопытна, чтобы не понять, то, что мы делаем, может в итоге привести к рождению ребенка.

— Я был бы счастлив, показать вам все остальное, — прошептал он.

— Нет! …Ох!

Он сжал ее снова, позволяя своим пальцам пощекотать ее кожу. Ему нравилось ее волнение, когда она не ожидала, что он прикоснется к ее груди.

— Вы что-то хотели сказать? — спросил он, лаская ее шею.

— Я-я?

Он кивнул, его небольшая щетина защекотала нежную кожу ее шеи.

— Я уверен, вы хотели что-то сказать, возможно, то, что я предпочел бы не слышать. Вы начали со слова ‘нет’. Конечно, — добавил он, одновременно резко прикасаясь языком к ее шее. — Это совсем не то слово, которое следует употреблять в нашей ситуации. Но, — его язык медленно переместился на ее обнаженную ключицу, — Я все же отступаю.

— Вы-вы, отступаете?

— Я думаю, мне просто необходимо было постараться определить то, что вам больше всего нравиться, все хорошие мужья должны так делать.

Она ничего не сказала, но дыхание ее ускорилось.

Он улыбнулся ей.

— Как насчет этого?

Он выровнял свою руку так, что она больше чашевидно, не обхватывала грудь Кэйт, а лишь легонько дразнила ее сосок.

— Энтони! — воскликнула она, задохнувшись.

— Хорошо, — он перешел на ее шею, поворачивая ее подбородок так, чтобы шея больше открылась.

— Я доволен, что мы снова вернулись к Энтони. Милорд — официальное обращение, вы не думаете? На мой взгляд, даже чересчур официальное для этой ситуации.

Затем он сделал то, о чем непрерывно фантазировал на протяжении всей последней недели. Он наклонил свою голову к ее груди, и втянул сосок в рот, дразня и лаская его. Он чувствовал ее дыхание, желание, и дрожь, время от времени пробегающую по ее телу.

Ему понравилась ее реакция на его действия, ее волнение и учащенное дыхание.

— Как хорошо, — пробормотал он, согревая своим дыханием ее кожу. — Вы такая чертовски вкусная.

— Энтони, — произнесла она тихо низким хриплым голосом, — Вы уверены, —

Он приложил, не глядя, палец к ее губам, заставляя ее замолчать.

— Я понятия не имею, о чем вы спрашивали, но независимо от этого, — он переключил свое внимание на другую ее грудь, — Да, я уверен.

Она негромко застонала. Ее тело выгнулось дугой и прижималось к нему в ответ на его действия. Он же с возобновленным пылом принялся дразнить и посасывать сосок другой груди.

— Ох, мой…! — Ох, Энтони!

Он пробежал языком вокруг красной бусинки ее соска. Она была совершенство, просто само совершенство. Ему нравился звук ее голоса, хриплый и низкий, заполненный желанием; его тело стало покалывать от желания, при мысли о ее стонах и запросах в брачную ночь.

Она бы дико извивалась бы под ним, и он бы смаковал перспективу ее взрыва. Он поднял голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Она вспыхнула, ее глаза были ошеломленными и расширенными. Ее волосы выбились из-под ее строгого отвратительного чепчика.

— Это, — сказал он с гримасой, срывая с ее головы ненавистный ему чепчик, — Должно быть снято.

— Милорд!

— Обещайте мне, что никогда не оденете его снова.

Она закрутилась на своем месте — его коленях, прижимаясь к его паху, фактически, еще немного и он бы взорвался бы — чтобы посмотреть через край кресла.

— Я никогда не сделаю этого, — возразила она. — Мне очень нравится этот чепец.

— Вы уже не сможете ее одеть, — довольно серьезно сказал он.

— Я могу… Ньютон!

Энтони проследил за ее взглядом и расхохотался. Ньютон радостно дожевывал чепец.

— Хороший песик, — сказал он, все еще смеясь.

— Я заставлю вас купить мне такой же, — пробормотала Кэйт, дергая ее платье обратно. — Кроме того, что вы уже умудрились потратить на меня на этой неделе.

Он развеселило его.

— Я потратил? — мягко спросил он.

Она кивнула.

— Я делала покупки с вашей матерью.

— Ах. Очень хорошо, я уверен, что она бы ни за что не позволила вам выбрать что-нибудь похожее на это, — он кивнул в сторону искореженного чепчика во рту Ньютона.

Когда он оглянулся на нее, она выглядела рассерженной. Он не смог не улыбнуться. Ее эмоции так легко читались по ее лицу. Его мать бы не позволила ей купить такой непривлекательный чепец, и это убивало ее, что в ответ на его последнее утверждение, ей нечего возразить.

Он довольно вздохнул. Его жизнь с Кэйт никогда не будет скучной. Но уже прошло достаточное количество времени, и ему, наверно, следует уходить. Кэйт сказала, что ее матери не будет в течение часа, но Энтони знал, что не следует доверять женщинам в их чувстве времени. Кэйт могла ошибиться, или ее мать могла передумать и раньше вернуться домой, или еще что-нибудь могло случиться. Хотя до их свадьбы осталось всего два дня, но ему не хотелось, чтобы их застали в таком довольно компрометирующем положении.

С большим нежеланием — ничего не делание, а просто сидение в кресле, держа Кэйт на руках, рождало в нем чувство глубокого удовлетворения — он встал, сжимая ее в руках, и затем медленно усадил ее в кресло.

— Это была восхитительная интерлюдия, — пробормотал она, наклоняясь и целуя ее в лоб. — Но я опасаюсь неожиданного возвращения вашей матери. Я увижу вас в субботу утром?

Она непонимающе моргнула.

— В субботу?

— Суеверие мое матери, — сказал он с робкой улыбкой. — Она считает дурным предзнаменованием, если жених увидит невесту до свадьбы, день свадьбы.

— О, — она поднялась на ноги, застенчиво поправляя платье и приглаживая волосы. — И вы тоже верите в это?

— Нисколько, — ответил он с фырканьем.

Она кивнула.

— Очень хорошо, что вы потворствуете своей матери.

Энтони на мгновение замолчал, зная, что большинство мужчин его репутации не хотели бы, чтобы все думали, что они чересчур привязаны к семье. Но это была Кэйт, и он знал, что она высоко оценивала преданность семейству.

— Есть очень немногое, что я не стал бы делать, если это может обрадовать мою мать.

Она застенчиво улыбнулась.

— Мне в вас это больше всего нравиться.

Он сделал привычный жест, и намеривался сменить тему. Но она не дала ему произнести ни слова.

— Нет, это правда. Вы гораздо больше заботитесь о семье, чем вы бы хотели, чтобы люди знали об этом.

Так как он не был способен с ней спорить — и не стоило противоречить с женщиной, делающей тебе комплимент — он просто приложил свой палец к ее губам и сказал:

— Ш-ш-ш. Не говорите ни кому.

Затем поцеловав на прощанье ее руку, и пробормотав: “Адью”, он подошел к двери, и вышел из комнаты.

Направляясь верхом на лошади в свой небольшой городской дом, он позволил себе оценить посещение Кэйт. Оно прошло удачно, подумал он. Кэйт, казалось, поняла установленные им ограничения в их браке, и она отвечала на его любовные ласки с желанием, которое было чересчур сладкое и сильное.

В целом, подумал он с удовлетворенной улыбкой, будущее выглядело прекрасным. Его брак будет успешным. Что же касается его волнений, то ему совсем не следовало так беспокоиться.

Кэйт была взволнована. Энтони уверенно дал ей понять, что он никогда не полюбит ее. И конечно, он не хотел ее любви в ответ. Затем он ушел, перед этим поцеловав ее так, будто она самая прекрасная женщина на свете.

Она сразу призналась самой себе, что у нее очень мало опыта относительно мужчин и их желаний, но, кажется, он очень сильно желает ее.

Или может, он просто желал ее, представляя другую женщину на ее месте? Она не была его выбором жены, он жениться на ней по необходимости. Она слишком хорошо помнила этот факт.

И если она влюбиться в него, ну что ж, ей просто придется это скрывать глубоко внутри себя. Ничего другого не остается делать.