Все кругом кипело и бурлило. Постум обещал награду и прощение всем, кто пойдет за ним, и уж понятно, что первыми откликнулись всякие авантюристы — пираты, беглые рабы и тому подобная публика. Стали организовываться отряды.

Правда, этот сброд больше занимался тем, что по ночам грабил проезжавших на дорогах, и при первом же столкновении с регулярным войском они побежали бы, как зайцы, но создавали зато видимость всенародной поддержки.

Я решил ехать в Остию, повидать Постума и обсудить с ним, как подключить к делу Германика с его легионами. Я не знал, что ты отдал письмо самому Августу — это мне сегодня Корникс рассказал — и беспокоился, что Германик, введенный в заблуждение слухами о том, что это какой-то беглый раб поднял мятеж, не захочет никуда вмешиваться, предоставив Тиберию самому разбираться со своими проблемами.

А тут еще прошел слух, что и в Далмации беспорядки среди солдат. В веселую переделку угодил наш цезарь. Ну, да сам виноват — нечего рот разевать на чужое.

Короче, вчера я прибыл в Остию, но там мне сказали, что Постума нет в городе и куда он делся — неизвестно. Говорили со мной вполне откровенно — ведь я показал им печать Германика.

Тогда я решил, что если уж все равно нахожусь так близко от Рима, то стоит, пожалуй, проведать тебя. Ты говорил мне о доме на Авентине, который тебе оставил дядя, и я быстро разузнал адрес.

Но, подойдя к зданию, я увидел, как доблестного воина Гая Валерия Сабина выводят под конвоем. Я спрятался в кустах у дороги, пропустил процессию и вошел в дом.

А тут меня искренне приветствовал твой верный Корникс. Он-то и рассказал обо всех ваших приключениях вплоть до сегодняшней веселой ночки.

Рассказал по дороге, поскольку я — приложив, надо признаться, немалый труд — уговорил его пойти посмотреть, куда это повели его достойного хозяина.

Ехавший сзади Корникс обиженно засопел.

— Да не так оно было, — пробормотал он.

Херея рассмеялся.

— Ну, не обижайся, это я шучу.

Затем он вернулся к рассказу.

— Мы выяснили, что тебя отконвоировали прямо в Палатинский дворец. Пришлось занять удобный наблюдательный пункт и немножко подождать. Корникс, тем временем, рассказывал мне все новые и новые подробности. В частности, упомянул некоего мерзкого типа по имени Никомед, который не питает к вам симпатии. И похвастался при случае, как подбил ему глаз.

— Молодец, — бросил через плечо Сабин. — Надо было вообще шею свернуть подлецу.

— Так солдаты же кругом были... — ответил Корникс. — А то бы уж я...

— И вот, — продолжал Херея, — когда из дворца вдруг выбежал этот самый Никомед и со всех ног помчался куда-то, крепко сжимая в кулаке какой-то предмет, я сразу сообразил, что к чему. Понял, что тебя собираются ликвидировать без шума и без суда и этот негодяй сейчас приведет людей для этой цели.

Правда, я не ожидал, что там будут преторианцы, ну да ладно...

— А это были не преторианцы, — сказал вдруг Корникс. — Я узнал двоих из тех, которые напали в ту ночь на сенатора Фабия Максима. Один и дал мне тогда дубиной по голове. Ну, сегодня-то я с ним знатно поквитался.

— Да уж, — признал Кассий. — Треснул ты его здорово. Не хотел бы я быть твоим врагом.

Корникс хихикнул, а трибун снова заговорил:

— Короче, когда грек опять появился в сопровождении тех бравых воинов, я решил, что скоро нам представится случай немного помочь тебе.

Мы двинулись за ними, а когда я понял, что развязка близка, то повел Корникса наперерез коротким путем через один переулочек — в молодости я частенько бывал в Эсквилине и неплохо его знаю. Вот так мы и оказались на месте в нужное время.

— Да вы настоящие актеры, — улыбнулся Сабин. — Так сыграть пьяных надо уметь. Я ни секунды не сомневался, что вы еле на ногах стоите.

— А как же иначе? — серьезно ответил Кассий Херея. — Если бы в этом вдруг засомневался тот центурион, то мы бы уж точно больше никогда на ноги не стали.

Все засмеялись.

Ко время веселья заканчивалось — они подъезжали к Аврелиевым воротам, а там их вполне мог поджидать какой-нибудь сюрприз, заготовленный предусмотрительной Ливией.

И действительно, они еще издали заметили, что возле ворот скопилось что-то уж слишком много повозок, возле которых суетились люди. Видимо, стража проверяла тех, кто собирался выехать после разгрузки товаров на одном из римских рынков.

— Что будем делать? — с тревогой спросил Сабин.

— Прорвемся, — сквозь зубы ответил Кассий Херея. — У нас нет другого выхода. Пока там, кажется, только городская стража, но вот-вот могут появиться преторианцы. За мной.

Корникс с сомнением покачал головой. Не очень то ему хотелось вступать в бой с солдатами городских когорт, но оба трибуна не обратили внимания на его мрачный вид, и трое всадников понеслись к воротам.

Услышав стук копыт, все собравшиеся там повернули головы. Среди крестьян, торговцев и носильщиков поблескивали медные доспехи военных.

— С дороги! — повелительно крикнул Кассий Херея. — По приказу цезаря!

Вполне возможно, что эффект неожиданности сработал бы, и стража, увидев человека в мундире трибуна, не стала бы чинить препятствий, не успев сообразить, что к чему. Но, к несчастью, выезд был загорожен широкой телегой, груженной пустыми бочками, да и с противоположной стороны виднелись несколько подвод с сеном, которые ожидали, когда им разрешат проникнуть за городские стены. Возницы с кнутами в руках с любопытством разглядывали всадников и тихо переговаривались.

Кассий Херея резко осадил лошадь у самых ворот и повелительно взмахнул рукой.

— Кто тут старший? Расчистить дорогу. Мы спешим по приказу цезаря!

Сабин и Корникс тоже остановились.

Откуда-то вынырнул невысокий, крепко сбитый мужчина в форме центуриона городской стражи. Он выбросил руку в приветствии и подбежал к всадникам.

— Сейчас, господин, — прохрипел он, вытирая ладонью губы, так как только что осушил кружку вина. — Будет сделано. Но ты должен предъявить документ.

С этими словами он повернулся и громко крикнул:

— А ну, убирайтесь! Дайте проехать достойному трибуну! Живо, мерзавцы!

Погонщики схватились за постромки и принялись освобождать проход.

Кассий Херея, нахмурив брови, сунул руку за пазуху, делая вид, что ищет пропуск. Центурион ждал, позевывая. Он был совершенно спокоен и, кажется, ничего не подозревал.

Тем временем телегу с бочками уже оттащили в сторону, повозки с сеном тоже, и путь был почти свободен.

Но и центурион начал проявлять нетерпение.

— А, вот он, — сказал Кассий Херея и кивнул стражнику. — Иди ближе, документ секретный.

Тот быстро подскочил к лошади трибуна и с любопытством вытянул шею.

Кассий сильно двинул его ногой в грудь, центурион отлетел на несколько шагов и с грохотом врезался в телегу с бочками. Все вокруг оторопели.

— За мной! — крикнул Херея и рванул поводья.

Трое всадников вырвались из городских стен и быстро понеслись по виа Аврелия.

— Стой! — завопили сзади. — Держи их!

Но лошадей у стражников не было, и погони не предвиделось. Им оставалось только ругаться. Правда, очень скоро они сообщат во дворец, что трое подозрительных людей покинули город, и укажут, в каком направлении. Но даже если будет организовано преследование, у беглецов есть достаточно времени, чтобы отдалиться на солидное расстояние.

— Да ты действительно актер! — воскликнул Сабин. — Если тебя выгонят из армии, настоятельно советую идти выступать в театре. Там ты скорее чего-нибудь добьешься.

— Спасибо, — буркнул. Кассий. — Так низко я еще не пал. Ладно, посмеемся потом. Пока мы все еще в опасности и сможем вздохнуть свободно, лишь когда убедимся, что погони нет.

Всадники молча припали к шеям лошадей и помчались вперед по просторной виа Аврелия, подгоняя верных животных поводьями и толчками коленей.

Они не знали, что к тому времени на Палатине уже были прекрасно осведомлены обо всем и быстро принимали меры. Ко всем воротам были разосланы дополнительные отрады стражников, а по всем дорогам разъезжались усиленные конные патрули.

И вот, такой патруль — двадцать преторианцев под командой младшего трибуна — подскакал к Аврелиевым воротам буквально через несколько минут после того, как Сабин, Херея и Корникс, вызвав, надо признать, немалое замешательство, благополучно покинули территорию Рима.

Взволнованный центурион — начальник поста городских стражников, — растирая ушибленную грудь, доложил командиру преторианцев о том, что трое мужчин только что прорвались через ворота, не предъявив никакого документа, дававшего им право сделать это. И сообщил их приметы.

Трибун претория сразу понял, что это те, кого сейчас разыскивают все поднятые по тревоге подразделения стражников, вигилов и гвардейцев.

Он приказал центуриону немедленно отправить рапорт во дворец, а сам со своим отрядом устремился в погоню.

Теперь беглецов и преследователей разделяли пятнадцать минут и около трех миль дороги. Сейчас все зависело от быстроты и выносливости лошадей.

Скачка продолжалась уже с час, когда вдруг Кассий Херея резко осадил коня.

— Тише, — сказал он. — Кажется, я слышу стук копыт. За нами кто-то едет.

Сабин и Корникс тоже прислушались. Действительно, сзади доносился какой-то глухой гул.

— Сейчас проверим, — сказал Херея.

Он увидел справа возле дороги довольно высокий холм и направил к нему своего коня, крикнув:

— Подождите здесь!

Понукая лошадь, трибун взобрался по склону и огляделся. Его губы сжались и лицо напряглось.

По дороге, на расстоянии не больше мили от места, где он находился, виднелась какая-то темная масса, которая быстро приближалась. Время от времени вспыхивал неяркий огонек — наверное, от фонаря. И слышался нарастающий топот копыт.

Выругавшись, Кассий поспешно спустился с холма и подскакал к своим спутникам, которые нетерпеливо поджидали его, поглаживая шеи уже порядком подуставших коней.

— Погоня, — мрачно возвестил трибун. — Никаких сомнений, это за нами.

— Тогда вперед, — сказал Сабин. — Чего мы стоим?

Кассий Херея покачал головой.

— Не уйдем. Они уже слишком близко. Наши лошади выдохлись и через пару миль просто упадут, а они ведь могут брать свежих на заставах и почтовых станциях. Рано или поздно, они нас настигнут. Бой принимать тоже бессмысленно — их слишком много.

— Так что, сдаваться будем? — с вызовом спросил Сабин. — Хорошенькое дело!

— Я думаю о другом, — ответил Кассий. — Что будет с нами — не так важно. Главное — спасти завещание и доставить его по назначению. Мы не можем допустить, чтобы нас схватили с этим документом на руках. Не имеем права.

Лучше всего было бы спрятать завещание где-нибудь здесь, а потом разделиться и пробираться к Германику поодиночке. Авось, хоть один да доедет. Но где же спрятать? Не в землю ведь закапывать?

Все трое задумались. Сабин и Херея — о документе, а Корникс — о своей несчастной судьбе.

— Придумал, — сказал вдруг Сабин. — Поехали. Тут рядом есть одно место.

Всадники снова рванулись вперед. Топот и лязг все нарастал, их преследователи приближались.

Они проскакали еще с полмили, и Сабин придержал коня.

— Здесь, кажется, — сказал он. — Ждите меня.

И трибун свернул с дороги.

Он узнал это место и уверенно ехал по узкой тропинке среди невысоких деревьев.

Да, вот оно — скромное строение, в котором он недавно пытался узнать будущее.

Храм Фортуны.

В одном из боковых окошек виднелся слабый свет. Сабин подъехал ближе, спрыгнул с коня и торопливо вошел в святилище, оглядываясь по сторонам.

Здесь ничего не изменилось с тех пор, как он заезжал сюда по дороге к Августу. Так же высилась посреди зала статуя богини удачи, те же скульптуры и картины украшали помещение. В углу горел неяркий светильник в бронзовой чаше, а возле него сидел старый жрец, задумчиво глядя в огонь.

Услышав шаги, фламин медленно повернул голову. На его лице не было ни малейших признаков удивления.

— Здравствуй, достойный жрец, — сказал Сабин, чувствуя, как на него опять магически начинает действовать обстановка и атмосфера храма. — Ты не узнаешь меня?

Старик кивнул.

— Узнаю. Ты был тут недавно, принес жертву и я предсказал тебе будущее. Прорицание сбылось?

— В общем, да, — кивнул Сабин. — Но кое-что еще впереди. Извини, почтенный, сегодня я не могу принести жертву и поблагодарить богиню. Я очень спешу. У меня есть к тебе просьба...

Он умолк в нерешительности, не зная, как начать.

— Говори, — скрипучим голосом произнес жрец. — Я слушаю. Если просьба твоя не противна богам, я ее исполню. Фортуна любит тебя, и я, ее служитель, должен быть послушным ее воле.

— Спасибо, — с облегчением сказал Сабин и быстро направился через зал.

Фламин смотрел на него немигающими старческими глазами и молча ждал.

— Вот, — выдохнул трибун, протягивая ему таблички, на которых была записана последняя воля цезаря Августа. — Это очень важный документ. От него зависит судьба целой Империи. Прошу тебя, спрячь его в надежное место, а через некоторое время я или кто-нибудь от моего имени заберет его. Он не должен попасть в руки людей, которые используют это письмо во вред другим...

Старик махнул рукой.

— Меня не интересуют мирские дела. Я служу богине.

Он взял таблички, даже не взглянув на них.

— Хорошо, — сказал жрец после небольшой паузы. — Под алтарем есть потайное место. Я положу это туда. Сейчас я покажу тебе., где оно находится, чтобы ты мог сам в любой момент войти сюда и забрать то, что тебе принадлежит. Но помни, входить в храм ты должен с чистыми помыслами. Иначе Фортуна может разгневаться...

— Спасибо, почтенный, — радостно сказал Сабин. — Вот, возьми, тут деньги на жертву. А уж потом я и сам принесу гекатомбу, как обещал.

— Благодарю, — с достоинством ответил фламин, принимая монеты, и встал. — Пойдем.

Они двинулись к алтарю.

— Этот документ был очень важен для Божественного Августа, — добавил трибун. — Что ж, теперь он сам среди бессмертных и, надеюсь, поблагодарит Фортуну за услугу, которую ему оказал ее мудрый служитель.

— Человек не может стать богом по решению сената, — неприязненно произнес жрец.

Сабин не стал вдаваться в религиозный диспут, хотя за такую ересь фламина вполне могли бы лишить сана.

Через минуту старик показал ему потайное место под алтарем и положил туда дощечки.

— Благодарю тебя, — еще раз сказал трибун. — Я должен идти. Прошу тебя, сохрани это.

Жрец пожал плечами.

— Люди не найдут твоих дощечек, клянусь, — сказал он, — но вот богиня может забрать. Ведь то, что приносится на алтарь, принадлежит только ей одной.

— Ладно, — улыбнулся Сабин. — Она сама дала мне это и вряд ли станет забирать обратно. Прощай, отец.

Он быстро выбежал из храма, вскочил на лошадь и поскакал к дороге.

Жрец стоял и смотрел ему вслед. Время шло, а старик все не двигался. Наконец, он тяжело вздохнул, повернулся и побрел на свое место в углу помещения, рядом со светильником.

— Люди, которые делают богов из себе подобных, никогда не смогут обратиться к истинному богу, — прошептал он, грустно качая головой.

А потом сел на маленький коврик и вновь погрузился в свои размышления.