Храм Фортуны

Их особенно не преследовали — Руф понадеялся на прибрежные посты, для которых деморализованная банда варваров не могла стать серьезным противником.

Римляне подсчитывали потери — и свои и чужие, слушая причитания крестьянок и гневные выкрики уцелевших мужчин из деревни. Нападение было отбито, но обстановка на границе — как оказалось — продолжает оставаться напряженной. А значит — Германик никак не сможет поехать в Рим. Ведь там верные Ливии сенаторы и крикуны — народные трибуны тут же обвинили бы его в том, что он бросил армию и вверенную ему провинцию в критический момент. Август наверняка не похвалил бы подобный поступок.

"Но где же все-таки Агенобарб? — думал Сульпиций Руф, взбираясь на коня, чтобы увести своих солдат обратно в лагерь. — Хорошо, что мы сами справились, а если бы возникли сложности? Придется написать на него рапорт. "

* * *

А Гней Домиций Агенобарб все вел и вел галльскую пехоту, одним богам известно куда.

— Командир, — подъехал к нему один из сотников, — прости, ты не видел Риновиста? Мы нигде не можем найти его. Мне сказали, что он был вместе с тобой.

— Был, — невозмутимо кивнул Домиций. — А потом захотел проверить, как там арьергард, и задержался на обочине. Больше я его не видел.

Сотник нахмурился, дернул поводья и поскакал назад, разыскивая своего начальника.

* * *

Когда римские когорты уже маршировали обратно в лагерь, распевая триумфальные песни, когда жители деревни уже стащили в кучу трупы убитых варварами односельчан и тоскливо оплакивали их гибель, когда галлы Агенобарба уже устали топать по корявой дороге и все громче начинали выражать свое недоумение, когда посты на Рейне всматривались во мрак, сжимая в руках оружие и ожидая появления остатков разбитых варваров, а Сигифрид с уцелевшими воинами, словно раненный вепрь, метался по лесу в поисках спасения, из тени деревьев на узкую тропку выполз человек.

Он истекал кровью, глаза застилал туман, дыхание с хрипом рвалось из груди.

Риновист выжил после предательского удара Домиция, но чувствовал, что минуты его сочтены. Все, чего он хотел сейчас — это сообщить кому-нибудь об измене римского патриция. А потом можно уже и умереть.

Но кого можно встретить сейчас, на пустынной лесной дороге посреди ночи?

Однако ему, кажется, повезло. Послышались тихие торопливые шаги, и перед глазами галла появилась человеческая фигура. Мужчина явно куда-то спешил, но, увидев чуть шевелившееся тело, резко остановился, словно наскочив на стену.

— Хвала богам, — хрипло произнес Риновист. — Кто ты, неизвестный путник?

— А ты кто? — осторожно спросил человек по-латински.

Это успокоило галла. Значит — свой.

— Ты римлянин? — спросил он.

— Почти, — ответил мужчина. — Ты что, ранен?

— Да. Подойди ближе. Я хочу сказать тебе нечто очень важное и срочное...

Мужчина опасливо приблизился, потом заметил, что его собеседник тяжело ранен и совсем успокоился.

— Говори, — сказал он. — Я помогу тебе, если сумею.

— Сумеешь, — прохрипел галл. — Ты идешь в лагерь римлян?

— Да.

— Хорошо. Скажи там кому-нибудь, Вителлию или Руфу, что ты встретил в лесу раненного Риновиста, командира галльской когорты. Скажи, что меня предательски ударил ножом патриций и сын консула Гней Домиций Агенобарб, — злобно простонал Риновист. — Он сделал это потому, что я раскрыл его измену. Домиций повел наш отряд окольной дорогой, чтобы не успеть к месту сражения с германцами. Скажи еще...

— Подожди, — поднял руку человек. — Так ты обвиняешь в измене самого Гнея Домиция?

— Да, — слабо кивнул Риновист. — И я бы смог это доказать, но боюсь, что не успею. И Домиций на это рассчитывал. Однако он ошибся — я встретил тебя, и теперь преступник будет наказан, а я умру спокойно.

Неизвестный мужчина тяжело вздохнул.

— Гней Домиций действительно ошибся, — грустно сказал он. — Надо было добить тебя сразу.

Риновист вздрогнул и потянул ослабевшую руку к мечу на поясе, но мужчина оказался проворнее, и быстро выхватил оружие галла из ножен.

— Тебе не повезло, парень, — сказал он с сожалением. — Лучше бы ты встретил кого-нибудь другого. Так уж получается, что я служу Агенобарбу и его шея сейчас составляет с моей одно целое. Так что, извини.

Он резко поднялся и сильным ударом всадил меч галла ему в горло. Риновист дернулся и затих.

А Каллон — это, конечно, был он — бросил окровавленное оружие на траву, огляделся по сторонам и поспешил дальше, гадая, что ждет его впереди — щедрая награда или жесткая веревка.

Глава XVIII

Сделка

«Золотая стрела» входила в гавань Остии. К счастью, дул спокойный восточный ветер, ибо при западном случалось так, что суда вынуждены были целыми днями болтаться на рейде, ожидая, пока предоставится возможность безопасно пришвартоваться.

Остийский порт был одним из двух крупнейших и важнейших портов Италии, наряду с Путеолами под Неаполем. Расположенный в устье Тибра, он служил как бы морскими воротами Рима, той кровеносной артерией, по которой в сердце страны поступали необходимые продукты и товары. Именно здесь разгружались александрийские галеры, перевозившие египетское зерно, которым кормилась вся Италия.

Однако планировка столь жизненно важного порта явно была неудачной — малейшие погодные изменения делали практически невозможной и очень опасной погрузку и разгрузку судов. А это могло в любой момент на неопределенный срок парализовать доставку зерна и вызвать непредсказуемые политические и экономические последствия,

Понимая это, Гай Юлий Цезарь в свое время поручил разработать проект переустройства порта, но кинжалы заговорщиков помешали ему довести начатое дело до конца. Проект, подготовленный лучшими инженерами, на долгие годы попал в архив.

Август тоже подумывал над этим вопросом, но, сделавшись с возрастом крайне бережливым, посчитал, что расходы на такое колоссальное сооружение, как новый порт, превысят пользу от него. И вот, по-прежнему плясали на волнах торговые суда и степенно колыхались на трех своих якорях крутобокие галеры, лишенные возможности войти в неудобную гавань, стоило лишь подуть даже легкому западному ветерку.

Но «Золотой стреле» повезло — погода была благоприятной, и корабль шкипера Никомеда без помех приблизился к причалу. Матросы взялись на свою обычную работу по швартовке судна. Никомед покрикивал на них с мостика, мечтая, чтобы проклятый трибун наконец-то убрался с палубы и перестал раздражать его своим надменным и суровым видом.

Сабин и сам был безумно рад, что скоро опять ступит на твердую землю, а подпрыгивающая и вертящаяся на волнах скорлупка Никомеда будет ему теперь лишь сниться в кошмарных снах.

— Идем, Корникс, — сказал трибун, приближаясь к трапу. — Слава богам, мы добрались до места и теперь можем пересесть на лошадей, как то и пристало порядочным людям.

Галл, явно невыспавшийся и хмурый, собрал их пожитки и двинулся за хозяином.

От Остии до Рима было восемнадцать миль хорошей мощеной дороги, и можно было рассчитывать часа через три уже быть в столице. Что ж, чем быстрее, тем лучше.

Солнце, ярко полыхавшее на голубом небе, показывало, что до полудня еще довольно много времени. Сабин приказал шкиперу и ночью не прерывать плавания, на что грек поначалу ответил решительным отказом, ссылаясь на слова авгура и морские традиции, но стоило трибуну разок рявкнуть на него, как перепугавшийся уроженец Халкедона потерял интерес к дискуссии и скрепя сердце подчинился.

Поэтому они и прибыли так рано, что позволяло теперь Сабину доехать до Рима и передать письмо еще в этот же самый день. А потом надо было немного отдохнуть и выезжать с докладом навстречу сенатору Фабию Максиму.

Сабин вздохнул. Что ж, жизнь, конечно, нелегкая, но у будущего префекта претория другой и быть не может. Надо завоевывать доверие и уважение.

Они спустились по трапу и двинулись вдоль пристани, Никомед, отдав несколько последних распоряжений команде, тоже сошел на берег, чтобы, как полагал Сабин, напиться в доску в ближайшем кабаке.

Трибун огляделся. Он увидел справа уходящую в небо башню остийского маяка; ближе к городу, на холме, высился монументальный храм Нептуна, отливающий белоснежным мрамором в лучах солнца. Слева на рейде стояли несколько военных трирем — в Остии была летняя база части Мизенской эскадры, которой некогда командовал легендарный адмирал Марк Випсаний Агриппа.

Порт жил своей обычной беспокойной жизнью. Слышались крики, шум, смех и ругань; щелкали бичи погонщиков, ревели ослы, глухо стучали по деревянному настилу пятки бесчисленных рабов, переносивших разнообразные грузы.

Тут же увивались толпы мелких уличных торговцев, нищих, проституток, наемных рабочих. Купцы более солидные заключали свои сделки в здании Морской биржи, стоявшем неподалеку.

Пристань полукругом опоясывали киоски и столики представителей различных торговых фирм со всех концов Империи. Тут люди, которым нужно было куда-то плыть, могли зарезервировать себе место на борту корабля, идущего в Массилию или Афины, Антиохию или Карфаген.

Важные жрецы степенно подметали пристань своими длинными одеждами, ожидая, когда кому-нибудь понадобится принести жертву бессмертным богам или погадать по внутренностям животных или по полету птиц, удачным ли окажется плавание. Суеверные римляне изрядно побаивались таинственной морской стихии, и охотно прибегали к услугам прорицателей. Этим же зарабатывали на хлеб и бродячие астрологи, которых очень много развелось в последнее время; были они, по большей части, абсолютно некомпетентными жуликами, но мода на халдейскую магию не давала им умереть с голоду.

Деловитые таможенники продвигались от корабля к кораблю, выполняя свои обязанности; тут же проверяли прибывшие или увозимые грузы чиновники из канцелярии квестора.

Крупные суда не уходили дальше Остии — заиленное и регулярно засыпаемое песком устье Тибра не давало им возможности подняться вверх по течению до римского Эмпориума. Лишь небольшие лодки могли одолеть этот путь. В основном корабли разгружались прямо здесь, а товар дальше доставлялся в столицу по суше или на плоскодонных баржах.

Лишь много лет спустя последующие цезари все-таки реконструируют порт и сделают его действительно удобным и безопасным.

Сабин шел по пристани, поглядывая на стоявшие у причалов корабли; Корникс двигался за ним, таща мешки и то и дело на кого-нибудь натыкаясь. Никомед семенил немного поодаль, его хитрые глазки шныряли по сторонам.

Внезапно лицо трибуна напряглось, а взгляд потяжелел. Он резко остановился, глядя в одном направлении. Удивленный Корникс сначала по инерции ткнулся в спину хозяину, а потом задрал голову, пытаясь понять, что же так взволновало Сабина. Никомед не проявил никакого интереса, но поскольку внезапно остановившиеся трибун и его слуга загородили дорогу, вынужден был терпеливо ждать, когда те продолжат свой путь и позволят ему наконец добраться до вожделенного кувшина с вином.

Корникс заметил, как руки Сабина сжались в кулаки.

— Что такое, господин? — с тревогой спросил галл. — Ты что, Горгону увидел?

Сабин чуть шевельнул губами, но ничего не сказал. Тут наконец Корникс разглядел, что же привлекло внимание трибуна. Он не отрываясь смотрел на высокого мужчину лет тридцати пяти, который стоял в полутора десятках футов от них, окруженный еще несколькими людьми.

Тот человек тоже не отрываясь смотрел куда-то в сторону причала, а остальные — судя по одежде, слуги — видимо ждали его приказа.

Вдруг мужчина повернул голову, и Сабин с Корниксом увидели его лицо — резкое, жестокое, длинный нос нависал над узкими губами, а лоб пересекал изящный белый шрам.

— Помнишь его? — спросил шепотом Сабин, не оборачиваясь.

— Нет, господин, — ответил Корникс. — Кто это?

— Гостиница Квинта Аррунция под Таврином. Это он напал на Кассия Херею. Вспоминаешь? Доверенный человек Ливии.

Как ни тихо говорил трибун, но навостривший уши Никомед, о существовании которого и Сабин, и галл давно забыли, различил эти слова в несмолкавшем ни на секунду шуме порта.

"Человек Ливии, — мысленно повторил он. — Отлично. Вот кто мне нужен. "

И он резко свернул вбок, проталкиваясь сквозь густую толпу, чтобы поскорее оказаться подальше от сурового римлянина, но так, чтобы не потерять из виду человека со шрамом.

Вдруг тот что-то сказал стоявшему рядом с ним бородатому мужчине, похожему на бывшего гладиатора с мощными мускулистыми руками, выпуклой грудью и испитым лицом. Бородатый кивнул и поспешил куда-то, уводя с собой остальных, а человек со шрамом медленно двинулся к причалу, по-прежнему не сводя глаз с кого-то или чего-то.

Сабин кивнул Корниксу и последовал за ним. Ему стало интересно, что же делает тут наемник Ливии, которому удалось похитить письмо Германика к Августу. Ведь по логике, сразу же после своих «подвигов» он должен был поспешить в Рим с докладом, а вот нет же — ошивается здесь, в порту Остии. Или повелительница дала ему уже новое задание? Любопытно, какое?

Вскоре Сабин увидел, что привлекало внимание человека со шрамом. Он пристально следил за одним из кораблей, стоявших у пирса и за людьми, которые находились рядом.

Трибун оглядел этих людей. Почтенная римская матрона лет семидесяти и юная красивая девушка с блестящими глазами; обе в дорожной одежде и, судя по всему, готовы подняться на борт судна. Рядом с девушкой стоял и что-то оживленно говорил ей молодой парень с открытым и честным лицом, одетый в тогу с узкой пурпурной полосой. Этот, видимо, сам ехать никуда не собирался, а лишь провожал женщин. Чуть поодаль, не вмешиваясь в разговор господ, стояли две молодые рабыни-служанки, какой-то толстый смуглый тип с полотняной сумкой на плече и пятеро крепких рослых мужчин с мечами у пояса. Их осанка сразу подсказала Сабину, что это профессиональные бойцы или гладиаторы, или бывшие солдаты. Видимо, женщины нуждались в усиленной охране.

Но почему человек со шрамом так интересуется ими? Это ведь неспроста...

Трибун перевел взгляд на судно — крепкую, еще не старую бирему с двумя рядами весел. По палубе сновали матросы, готовясь к отплытию. На мостике низкого роста широкоплечий мужчина, видимо капитан, улаживал последние формальности с каким-то чиновником из канцелярии портового квестора. «Сфинкс» — белыми буквами было выведено на обоих бортах название корабля.

— Господин, — сказал вдруг Корникс. — А где же тот парень? Только что ведь был здесь.

Сабин с проклятиями повернулся. Так и есть — человек со шрамом исчез, стоило лишь на миг упустить его из виду.

Хотя, собственно, что ему за дело до этого мерзавца? Конечно, неплохо было бы при случае припомнить тому о вероломном нападении на Кассия Херею и об убийстве ни в чем не повинного солдата, и — если боги пожелают — когда-нибудь они встретятся. Но сейчас у Сабина было свое задание, которое он обязан выполнить.

Что же касается человека со шрамом... У трибуна не было сомнений, что тот затевает очередную подлость, и он интуитивно чувствовал, что это может каким-то образом нарушить их планы. А значит — стать между ним и жезлом префекта преторианцев. Нет, нельзя просто забыть о встрече в порту и ехать дальше как ни в чем не бывало. Но что же придумать?

После минутного размышления Сабин повернулся к Корниксу.

— Что тебе снилось ночью? — спросил он внезапно. — Были какие-нибудь дурные предчувствия?

— Ох, — вздохнул галл с несчастным видом, — да ведь на этой трижды проклятой палубе вообще невозможно уснуть. А что до предчувствий, то они не покидают меня с той самой минуты...

— Ладно, — перебил его трибун, поднимая руку. — Могу сказать, что они тебя не обманули.

Корникс схватился за голову.

— Мы опять куда-то поплывем? — спросил он дрожащим голосом.

— Нет, — ответил Сабин. — Я еду дальше в Рим.

— А я?

— А ты едешь обратно.

— Почему, господин? — завопил обиженный галл. — Чем я тебе не услужил? Я устал, как собака...

— Ничего, потом отдохнешь, — уже мягче сказал Сабин и похлопал слугу по плечу. — Сдается мне, скоро у тебя будет собственный домик где-нибудь под Террациной и все, что к нему полагается.

Корникс открыл рот.

— Я не шучу, — серьезно сказал Сабин. — Похоже, мы с тобой славно поработали, и нас ждет неплохая награда. Но сейчас нужно сделать еще одно.

Трибун помолчал, задумчиво глядя в море, на изумрудную воду и белые гребни волн.

— Ты поедешь навстречу цезарю, — продолжал он затем. — Его караван уже должен был выйти из Пьомбино. В свите найдешь сенатора Фабия Максима, того человека, который плавал с нами на остров Планацию, помнишь?

— Да, господин, — кивнул Корникс.

— Возможно, он уже отправился в путь сам, тогда ты должен встретить его по дороге. Короче, делай, что хочешь, но найди сенатора до того, как он доберется до Остии. Скажешь ему, что мы встретили тут человека, который похитил письмо Германика. Скажешь, что этот негодяй, видимо, снова что-то замышляет. Скажешь, что он проявлял повышенный интерес к кораблю под названием «Сфинкс», на который собирались сесть две женщины. Может, Фабий Максим знает, в чем тут дело. Короче, он сам решит, как поступить.

Потом ты попросишь позволения остаться с его людьми и вы вместе двинетесь к Риму. А где-то там я вас перехвачу — так мы договаривались с сенатором. Помни, Корникс — это очень важно. От того, как ты выполнишь это поручение, зависит твое будущее. Да и мое, и еще кое-чье, наверняка, тоже. Так что, уж постарайся.

Галл вздохнул и почесал спину.

— Хорошо, господин, — ответил он без всякого энтузиазма. — Хотя, если так подумать...

— Вот и подумаешь по дороге, — перебил его трибун. — Идем поищем лошадей, передохнем немного и в путь.

* * *

Да, Сабин не ошибся — на пристани в Остии действительно был Элий Сеян.

Выполняя приказ императрицы, он со своими людьми немедленно устремился в погоню за каррукой, увозившей жену и внучку сенатора Гнея Сентия Сатурнина, но на дороге настичь их не успел — те опережали его больше чем на два часа.

Делать нечего, пришлось срочно менять планы и готовиться к нападению на море, а тут у Сеяна уже не было таких широких возможностей — ведь следовало, не теряя времени, найти подходящее судно, подходящего капитана и экипаж. Если он упустит добычу, и Лепида с Корнелией благополучно доберутся до Карфагена, то, считай, все пропало. Ведь наместником провинции Африка был родственник Сатурнина, и он уж обеспечит семье сенатора самую надежную охрану. Карфаген — это вам не Рим, где безраздельно властвовала Ливия, — там другие порядки. Да и цезарь уже не так легко поддается влиянию жены.

В общем, следовало срочно найти какой-то выход, и вот об этом и размышлял Сеян, глядя с причала на готовившийся к отплытию корабль с многозначительным названием «Сфинкс».

Своих людей он разослал по портовым тавернам, чтобы те выведали, где искать подходящих для операции мореходов. У уголовников обычно имеются друзья и надежные связи в каждом городе, и Сеян очень рассчитывал, что старые дружки не подведут его наемников.

Он вздрогнул от неожиданности, когда кто-то коснулся его плеча, и резко повернулся: перед ним стоял один из тех, кого привел Эвдем, — желтокожий нумидиец Гетул, вор и конокрад.

— В чем дело? — недовольно спросил Сеян. — Я что вам приказал?

— Прости, господин, — нумидиец виновато улыбнулся и его желтое некрасивое лицо искривилось в жуткой гримасе. — Мне кажется, дело важное.

Все бандиты ужасно боялись крутого на расправу Сеяна, и разговаривали с ним заискивающе и подобострастно, вели себя, как испуганные школьники в присутствии строгого учителя. Совсем не такими знали их кабаки и притоны Субуры и темные переулки Эсквилина, где они проводили большую часть своей жизни.

— Говори, — бросил Сеян, снова возвращаясь к наблюдению за кораблем Сатурнина.

— К нам подошел какой-то человек, — начал нумидиец. — Говорит, что он шкипер торгового судна, что только сейчас вошел в порт и имеет сведения государственной важности.

Озадаченный Сеян повернул голову.

— А почему он обращается с этим ко мне? Или вы, негодяи, уже успели разболтать?

— Что ты, господин, — испуганно произнес Гетул, жестом, выражающим полную искренность, прижимая обе руки к груди. — Мы знаем свое место. Нет, он сам сказал, что хочет видеть человека со шрамом, который нами командует. Наверное, этот парень и раньше встречал тебя.

— Ты говоришь — он шкипер и прибыл на своем корабле? — переспросил Сеян, которого вдруг осенила одна идея. — Ладно, где он?

— Там, у базилики. Эвдем сторожит его.

— Хорошо. Оставайся здесь, следи за тем кораблем. Если вдруг что-то произойдет непредвиденное — немедленно сообщи мне. Я сейчас пришлю тебе кого-нибудь в помощь. А мы будем в «Трезубце». Знаешь эту забегаловку возле маяка?

— Да, господин, — кивнул нумидиец. — Будь спокоен, я все выполню.

Сеян быстро двинулся сквозь толпу и мгновенно исчез в гуще людей. Именно тогда Корникс сообщил Сабину, что человек со шрамом пропал, и это очень озадачило трибуна.

Действительно, возле базилики, где сидели менялы и ростовщики, стоял Эвдем, подозрительно поглядывая на какого-то щуплого мужичка с всклокоченной бородой и в грязном хитоне неопределенного цвета. Сеян приблизился к ним и пристально посмотрел в глаза незнакомцу.

— Кто ты такой? — резко спросил он. — Откуда меня знаешь? И что тут делаешь?

— Я, почтенный господин, — залепетал тот, — я Никомед из Халкедона, шкипер униремы «Золотая стрела», которая принадлежит купцу Квинту Ванитию из Неаполя. Мы вошли в порт час назад. А тебя я не знаю, только...

— Зачем ты хотел меня видеть? — перебил его Сеян, хмурясь.

Он очень следил за тем, чтобы во всех операциях сохранять инкогнито, что Ливия всячески поощряла, и ему было неприятно, что какой-то замухрышка-грек вдруг с ходу признал в нем человека, причастного к государственным делам. Или кто-то его предал? Но кто? Ладно, это видно будет.

— Говори, — поторопил он Никомеда, который опасливо оглядывался по сторонам, не зная, с чего начать.

— Давай уйдем куда-нибудь, господин, — взмолился вдруг шкипер. — Там я тебе все расскажу. Поверь, дело действительно важное. А то неровен час, появится тут один солдафон, так нам обоим может не поздоровиться.

Сеян презрительно улыбнулся — хотел бы он видеть, как какой-то солдафон справится с ним и его профессиональными бойцами. Но грек был прав — действительно следовало пойти в более тихое место.

— Идем, — бросил Сеян, поворачиваясь. — Но помни, если ты будешь морочить мне голову, чтобы выкачать из меня деньги, то очень быстро пожалеешь об этом. Эвдем, следуй за нами. Да, и пошли кого-нибудь к Гетулу на причал.

Они втроем протолкались сквозь толпу, вышли на менее многолюдную площадь и свернули к маяку, рядом с которым стояло здание таверны «Трезубец». Сеяну уже доводилось бывать здесь, он знал, что хозяин — старый одноглазый моряк — человек надежный, и можно будет спокойно поговорить.

По требованию Сеяна, их с Никомедом провели в отдельную комнату на втором этаже; Эвдем остался внизу, чтобы нести караул и встречать остальных, которые были разосланы собирать информацию. «Трезубец» и был определен Сеяном как место общего сбора.

— Ну, — сказал он строго, когда они с Никомедом уселись за стол из неструганных досок и потный слуга с заячьей губой поставил перед ними кувшин вина и две кружки. — Рассказывай, Никомед из Халкедона. И молись своим греческим богам, чтобы ты не напрасно оторвал меня от дел.

— Не беспокойся, господин. — Уйдя с пристани, подальше от Сабина, шкипер заметно приободрился и повеселел.

Он был уверен, что его сведения заинтересуют этого человека, если тот действительно служит Ливии. А раз так, можно будет не только отомстить заносчивому трибуну, но и заработать пару монет. Ну, Гермес, разбойник, помоги своему верному почитателю, и щедрая жертва тебе обеспечена.

— Началось все с того, господин, — театральным шепотом заговорил Никомед, глотнув предварительно из кружки, — что в Генуе ко мне на корабль сели двое...

Поначалу грек волновался, глотал слова, запинался, но постепенно его речь становилась все более гладкой. Немало способствовало этому и то внимание, с которым ею слушал Сеян.

Наконец, рассказ был окончен. Никомед умолк, схватил кружку и выпил ее до дна, а потом по-собачьи взглянул в глаза своему собеседнику.

— Ну, что скажешь, господин? — спросил он важно.

Сеян некоторое время молча смотрел в стол, а потом поднял голову.

— Да-а, интересно, — протянул он с сомнением. — Если, конечно, это правда, а не бред сумасшедшего или предателя.

— Ну, как можно! — обиделся Никомед. — Я хочу верой и правдой служить моей императрице и готов как пес грызть изменников.

— Вот это хорошо, — одобрил Сеян. — Так ты говоришь, там был сам цезарь?

— Ну, лица его я не видел, но, судя по их разговору...

— Понятно, — перебил Сеян. — Значит, завещание должен отвезти сенатор Фабий Максим?

— Да, господин, именно так его и называли.

— А тот трибун?

— Он получил приказ доставить в Рим какое-то письмо. Кому именно — я не услышал. Но оно очень важное.

— Да уж, — буркнул Сеян. — Важнее некуда. Скажи мне, достойный Никомед, понимаешь ли ты, что все, рассказанное тобой сейчас, является строжайшей государственной тайной?

— Да что я, дурак? — воскликнул шкипер. — Конечно, понимаю.

— Это хорошо. Запомни, никто не должен об этом узнать без моего на то разрешения. Ясно?

— Клянусь, господин, буду молчать как сфинкс, — пообещал Никомед.

— Как сфинкс... — задумчиво повторил Сеян. — А теперь объясни мне еще одно — почему ты пришел с этим ко мне? Да, ты догадался, что я служу императрице, но ведь твоим повелителем является цезарь Август, именно ему ты обязан повиноваться. А ты вот собрался помешать осуществлению его планов. Так почему?

— На то у меня есть свои причины, — со злостью сказал грек. — Политика меня не касается, тут личные счеты.

— Что ж, поверю, что причины действительно личные, — улыбнулся Сеян. — И не последняя из них, наверное, надежда разбогатеть при случае, да?

— Как тебе будет угодно, господин, — скромно ответил шкипер. — Полагаюсь на твою щедрость.

— И правильно делаешь, приятель, — сказал Сеян. — Не буду скрывать — твои сведения очень ценные. И ты получишь хорошую награду, если будешь верно служить нам.

«Будешь служить? — с недоумением подумал грек. — Значит, он хочет от меня еще чего-то? О, боги, когда же вы оставите меня в покое, интересно узнать?»

Ему совсем не улыбалось быть замешанным в политические игры. Шкипер надеялся, что получит свою награду прямо сейчас, наличными, а потом сможет спокойно плыть в свой Неаполь, утешаясь мыслью, что грозный человек со шрамом, с помощью его информации, сумеет устроить Сабину веселую жизнь.

— Я готов служить, господин, — ответил он кисло, — но...

— Боги тебя мне послали, Никомед из Халкедона, — мечтательно произнес Сеян. — А меня — тебе, — добавил он, заметив, что на лице грека появилось чересчур самодовольное выражение. — И мы с тобой сможем помочь друг другу. Обещаю, жалеть тебе ни о чем не придется. Ты получишь столько денег, сколько тебе и присниться не могло. Но сначала надо будет сделать еще кое-что.

Никомед вздохнул.

— Слушай внимательно, — продолжал Сеян. — Сейчас в порту я наблюдал за одним кораблем. Он называется «Сфинкс» и скоро отплывает в Карфаген. Тебе не нужно знать подробности, так безопаснее для нас обоих. Запомни только — на этом судне поплывут две женщины — старуха и молодая девчонка. Тебе предстоит догнать их корабль в море, в каком-нибудь тихом месте, захватить его и похитить обеих женщин. И доставить туда, куда я скажу.

— О, Зевс Громовержец! — взвыл Никомед, ошарашенный столь неожиданным предложением. — Да за это меня могут на крест прибить!

Он сразу догадался, что женщины, которых желает похитить человек со шрамом, явно не вольноотпущенницы. А задираться с кем-нибудь из знати ему никак не хотелось.

— Не ори, — строго сказал Сеян. — Риска тут никакого нет. Все хорошо продумано. А за эту услугу одно влиятельное лицо может тебя и сенатором сделать. Как, хочешь примерить тогу с пурпурной каймой?

Это, конечно, было заманчиво, но осторожный Никомед предпочитал все же пить вино в грязном хитоне, чем попасть под меч палача даже в сенаторской тоге. Кто их знает, что там у них за ситуация? Хорошо, если этот парень со шрамом и его покровители возьмут верх, а то ведь может выйти и наоборот. Ух, с каким удовольствием тогда трибун Гай Сабин спустит с него шкуру.

— Не трусь, шкипер, — улыбнулся Сеян. — Нельзя разбогатеть, не приложив к этому труда. Выбирай — деньги и власть за пару дней работы или вечное прозябание в нищете по грязным кабакам.

Про себя он решил, что, если грек сейчас откажется, Эвдем просто перережет ему горло. Так спокойнее. Элий Сеян не мог и не любил рисковать.

— Ну, — Никомед явно колебался, — допустим... Но как это сделать? У меня ведь обычное торговое судно, тихоходное. Как я смогу догнать их, а тем более — захватить корабль?

— Вот это уже деловой вопрос, — удовлетворенно сказал Сеян. — Сможешь. Они опередят вас на час-два, не больше. Заставишь своих гребцов как следует приналечь на весла, вот и все. Тут сейчас безветрие, так что парус «Сфинксу» не поможет.

А потом придумаешь, как подойти к судну. Это хорошо, что у тебя торговая посудина, она никак не похожа на пиратскую лодку, и никто ее бояться не будет. В общем, ты человек, я вижу, ловкий, найдешь способ взять их на абордаж. Кстати, что у тебя за команда?

— Да так, всякий сброд, — махнул рукой Никомед. — Вор на воре.

— Не так уж и плохо, — заметил Сеян. — На них можно положиться в таком деле? Естественно, если им хорошо заплатить?

Никомед размышлял несколько секунд.

— Думаю, да, — ответил он наконец, — На большинство. Это такие прохвосты... Тем более, некоторые из них и раньше промышляли пиратством.

— Отлично, — с удовлетворением сказал Сеян. — Немедленно рассчитай тех, кто ненадежен. Остальным пообещай по десять золотых на нос. Только ничего им не рассказывай. Я не должен быть в это замешан.