Храм Фортуны

Подготовка была завершена как раз вовремя — когда последнее дерево упало поперек дороги и люди заняли свои места за баррикадой, из-за плавного поворота появился конный отряд.

Преторианцы шли, не зажигая огней, — лишь двое солдат держали в руках небольшие закрытые оливковые фонари. Однако трибун — командир эскадрона — сразу заметил преграду на дороге и человеческие фигуры за ней. Тускло поблескивали лезвия мечей и наконечники копий. Разбойники молча ждали приближения врага.

Конечно, многим из них стало не по себе при виде грозных преторианцев в медных панцирях с позолоченными орлами на груди, но спокойствие и уверенность их нового командира Кассия Хереи придали им мужество.

«Ну, не боги горшки обжигают, — думали разбойники. — А чем мы, собственно, хуже этих гордых и надменных гвардейцев? Они и за людей-то нас не считают. Ну, сейчас посмотрим, кто кого».

Отряд летел вперед, не сбавляя скорости.

— С дороги! — крикнул трибун, размахивая мечом. — Именем цезаря Тиберия Августа!

Ему никто не ответил.

— Убирайтесь с дороги! — снова заорал трибун. — Иначе буду атаковать!

— Милости просим, — буркнул Кассий и оглядел своих бойцов. — Держись, ребята, — сказал он негромко. — Как только лошади остановятся, бросайтесь на них и бейте.

Всадники с разгона налетели на баррикаду и вынуждены были остановиться, ибо острые ветки царапали коней, и те испуганно попятились, оглашая окрестности ржанием.

Отряд смешался в кучу. Помогало разбойникам еще и то, что преторианцы не знали, с кем имеют дело, не знали ни численности противников, ни их боевых качеств, зато Кассий и его люди прекрасно понимали свою задачу.

— Вперед! — крикнул Херея, взмахивая мечом. — Да здравствует Агриппа Постум!

— А-а-а! — завыли разбойники, устремляясь на врага.

Командир гвардейцев уже успел опомниться.

— Пиллумы к бою! — рявкнул он. — Бросай!

Дисциплинированные солдаты разом вскинули над головой и метнули в приближающихся людей свои пиллумы.

С легким свистом копья вспороли ночной воздух и градом обрушились на разбойников. Послышались крики и проклятия раненых, несколько человек остались лежать на земле. Но атака продолжалась, Кассий вел своих бойцов вперед.

— Мечи наголо! — скомандовал командир гвардейцев. — Готовсь! Руби!

Если бы преторианцы могли ударить на нападавших, выстроившись в боевую колонну, они, без сомнения, одержали бы легкую победу. Но из-за сваленных на дороге деревьев лошадям пришлось сбиться в кучу. Это весьма затрудняло маневрирование, но зато очень помогло разбойникам.

Они — размахивая своими дубинами, вилами, топорами — налетели на врага, словно стая диких птиц. Воздух моментально наполнился глухими звуками ударов, криками, стонами, лязгом. Отчаянно ржали лошади, когда кто-то из нападавших точным ударом пастушечьего ножа вспарывал им брюхо. Летели на землю всадники, где их тут же добивали топорами и палицами.

Но и преторианцы не собирались так просто сдаваться. Нападение было неожиданным, стремительным, но закаленные воины быстро опомнились, и вот уже короткие сильные удары их мечей стали настигать людей противника. То и дело раздавался хриплый выдох, свист и звук удара, после которого валился на дорогу очередной враг, обливаясь кровью.

Довольно долгое время никто не мог получить преимущества. Просто шла дикая, яростная, безжалостная рубка, где каждый сцеплялся с каждым, где все решалось в жестоких единоборствах. Численное превосходство разбойников компенсировало опыт и боевую выучку преторианцев, а потому ни одна из сторон не могла склонить победу к себе.

Кассий Херея, который рубился в самой гуще схватки, понял, что надо заканчивать дело. Он знал, что если вымуштрованные и дисциплинированные гвардейцы будут до конца выполнять свой долг и подчиняться приказам своего командира, то его разбойники — совсем другой народ. В любой момент они могут разбежаться, если вдруг решат, что представление уж слишком затянулось.

— Феликс! — крикнул он. — Давайте огонь! Суйте факелы в морды лошадям! Поджигай!

Корникс, которому доверили надзор за факелами, не терял времени. Пламя ярко вспыхнуло, связка факелов задымила и закоптила, расплевывая вокруг искры.

— Бей!

Лошади, обезумев от боли, сбрасывали на землю всадников и норовили поскорее ускакать. Преторианцы отчаянно вцеплялись в поводья, забыв о мечах. Но и разбойникам пришлось нелегко — они никак не могли воспользоваться этим и подойти ближе, ибо животные волчком вертелись на месте, отчаянно брыкаясь.

— Сабин! — заорал Кассий Херея, своим громовым голосом перекрывая шум битвы. — Сабин! Давай, пора!

Преторианцы не успели еще ничего сообразить, как сзади их атаковал еще один отряд. Ну, это было уже слишком. Железные солдаты запаниковали.

Люди Сабина умело разили их копьями в спины, незащищенные доспехами, гвардейцы со стонами сползали на землю, где их добивали топорами и дорезали ножами. Их командир развернулся было, чтобы отбить это новое нападение, но Сабин ловко уклонился от его удара и нанес ответный. Лезвие вошло преторианцу в бок, он взмахнул руками и свалился с лошади.

Увидев, что командир погиб, солдаты издали вопль ужаса. Это уже была победа.

— Сдавайтесь! — крикнул Кассий нескольким оставшимся еще в живых гвардейцам. — Хватит крови! Я гарантирую вам жизнь!

Солдаты, после секундного колебания, дружно бросили под нош свои мечи.

Разбойники торжествующе завыли, потрясая своим оружием. Да, у них была причина для радости. Еще бы — только что они победили прославленных римских воинов, Кто теперь осмелится назвать их, триумфаторов, бандитами и сбродом?

Сдавшихся солдат разоружили и отвели в сторону. Их было шестеро. Еще девять преторианцев, в том числе и трибун, были убиты. Остальные заработали раны различной тяжести. Их тоже унесли с дороги, предоставив заботам товарищей.

Среди разбойников потери были большими — тринадцать трупов и одиннадцать раненых, из них четверо — тяжело. Феликс тоже получил мечом по руке, и теперь один из его людей делал главарю перевязку.

Корникс не пострадал, у Кассия был лишь порез на щеке, а Сабин и вовсе не получил ни единой царапины. Что ж, можно было считать, что они удачно отделались.

Сабин подошел к Феликсу.

— Спасибо тебе и твоим людям, — сказал он. — Вы очень помогли и нам, и Постуму. Я обязательно расскажу ему об этом при встрече. Что вы теперь собираетесь делать?

Феликс немного подумал.

— Да вот, сейчас похороним наших, — произнес он с болью в голосе, — Потом соберем добычу — у этих преторианцев при себе полно золота. Ну, и двинем куда-нибудь отсидеться и зализать раны. А затем, наверное, опять на дорогу. Такая уж у нас жизнь. А вы куда собираетесь?

— Нам надо ехать дальше, — ответил Сабин уклончиво. — Советую не прятаться слишком старательно — скоро вы можете понадобиться Агриппе Постуму.

Феликс пытливо посмотрел в глаза трибуну.

— Так, значит, выступление все же будет? — спросил он осторожно. — Я-то уж думал, все кончено.

— Нет, — покачал головой Сабин. — Ничего еще и не начиналось. Главное, чтобы Постум не сунулся в Рим раньше времени.

— А когда придет это время?

— Скоро, Феликс. Надеюсь, что скоро.

Сабин отвязал от пояса тяжелый кошелек с золотыми ауреями и протянул его вожаку разбойников.

— Возьми, это вам.

Феликс закачал головой.

— Не надо. Мы помогли вам не из-за золота, ты же сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Сабин. — Но это не плата за вашу кровь. Я хочу, чтобы на эти деньги вы принесли жертвы за ваших убитых товарищей и отдельно богине Фортуне, которая сегодня была на нашей стороне.

— Это другое дело, — ответил Феликс, принимая кошелек. — Не беспокойся, я все сделаю.

— Ну, прощай, — сказал трибун. — Желаю тебе удачи. Надеюсь, мы еще встретимся, а ты займешься в будущем чем-нибудь другим, более достойным.

Феликс расхохотался.

— Это уж как боги распорядятся.

Кассий Херея тоже поблагодарил его, простился и влез на лошадь, которую к нему подвели.

— Будьте здоровы, ребята! — крикнул он. — Вы славно поработали сегодня. Клянусь, если Постум простит вам ваши грехи, то я всех до одного заберу к себе в когорту. Такие молодцы мне нужны, чтобы лупить германцев. Как, послужим в Пятом легионе?

Разбойники ответили ему одобрительным гулом.

Корникс тоже залез на лошадь. Украденный кошелек ему так и не вернули, и галл чувствовал себя прескверно. Ну, слава Меркурию, хоть жизнь удалось спасти.

Трое всадников развернули коней и поскакали дальше по виа Аврелия; копыта лошадей взбивали невесомые облачка пыли, глухо стуча, ветер шевелил гривы животных и волосы людей. Уже начинало светать, небо постепенно прояснялось.

Оставшиеся на дороге разбойники во главе с Феликсом еще долго смотрели вслед удалявшимся фигурам, пока те, наконец, не скрылись за поворотом.

Глава XIV

Благословение

Сенатор и консуляр Гней Сентий Сатурнин переживал сейчас очень трудное время. Забот и проблем свалилось на него столько, что он лишь огромным усилием воли заставлял себя продолжать борьбу. Многие люди в его положении попросту надломились бы и морально, и физически, но этот старый гордый римлянин каким-то чудом все еще держал себя в руках.

Когда он узнал о казни Агриппы Постума, то решил, что всему конец. Но потом вдруг «убитый» объявился в Остии, и надежды возродились. Хотя до благополучного исхода было еще очень далеко — ведь ясно, что Ливия и Тиберий не собираются сидеть сложа руки, а противники это опасные, слов нет.

Восстание паннонских и германских легионов, казалось, до основания потрясло всю Империю, но пришло известие, что Друз успешно справился со своей задачей, и войска в Далмации присягнули Тиберию. А обстановка на Рейне во многом еще оставалась неясной.

Кроме того, страшным грузом давило на плечи старого сенатора исчезновение его семьи. Сатурнин понимал, что истинный римлянин дела государства обязан ставить выше своих личных, но ничего не мог с собой поделать. Он очень любил жену и внучку и ежесекундно терзался тревогой за их судьбу.

Со стороны это, впрочем, было незаметно, и лишь самые близкие Сатурнину люди видели, как жестоко он страдает.

Но боги немного смилостивились — утром к сенатору неожиданно пришел раб Гая Валерия Сабина и передал слова своего хозяина. Сатурнин воспрянул духом,

Завещание Августа нашлось! И более того — оно в надежных руках. Мираж становился Явью — у Агриппы Постума появились хорошие перспективы реально получить верховную власть в стране. Развязка многолетней схватки с Ливией, схватки безжалостной и бескомпромиссной, приближалась.

Но судьба семьи по-прежнему оставалась неизвестной, и это все больше угнетало сенатора.

Однако, если он еще мог держать себя в руках, о Луции Либоне сказать этого было нельзя. Юноша мрачнел с каждым днем; он сильно похудел, кожа лица приобрела нездоровый цвет, глаза лихорадочно блестели.

Сатурнин видел, что долго он так не выдержит. Нет пытки хуже неизвестности.

Получив известие через раба Сабина, сенатор вызвал Либона к себе, и теперь они сидели в уютном кабинете, где на кедровых полках лежали свитки книг, а стены украшали со вкусом подобранные картины и другие произведения искусства.

Сатурнин рассказал юноше о счастливой находке и о том, что необходимо предупредить Агриппу об осторожности. Сейчас тому не следовало торопиться.

— Наши шансы очень неплохие, — закончил сенатор. — Нужно только правильно разыграть партию. Если мы сумеем опередить Ливию, то дело закончится нашей полной победой.

Либон апатично кивнул. На него приятные новости не произвели никакого впечатления. В душе он корил себя за то, что не может сравниться с Сатурнином величием духа, но факт оставался фактом — сейчас он с радостью отдал бы трех Постумов за одну Корнелию.

Образ девушки постоянно был у него перед глазами, и больше Либон ни о чем думать не мог.

Сатурнин видел его состояние и очень сочувствовал юноше. В другой ситуации и сам он, не колеблясь ни секунды, оставил бы все, и устремился на поиски своих близких, но сейчас не имел права так поступить. Он понимал, что нужен здесь, в Риме, и решил до конца остаться верным своему долгу.

Но — Либон! Может ли он требовать от этого молодого человека, снедаемого тревогой за любимое существо, такого же самоотречения? Не жестоко ли это?

Сенатор вздохнул. Он мягко положил руку на плечо юноши, который сидел с опущенной головой.

— Подожди еще немного, Луций, — ласково сказал он. — Ведь сейчас нам абсолютно ничего не известно о них. Где ты думаешь искать? Надо собрать хоть какую-то информацию. Скоро должны вернуться Архелай и другие. Может, они что-то узнали...

Словно в ответ на его слова в дверь постучали, и появился Ификтет — секретарь Сатурнина.

— Господин, — сказал он, — там из Остии вернулся Сципион. Кажется, есть новости.

Сенатор и Либон вскинули головы, в их глазах появилась надежда.

— Зови! — в один голос сказали оба.

Уже недели две назад сенатор разослал своих рабов и отпущенников по всем портам западного побережья с приказом узнать хоть что-нибудь о судьбе «Сфинкса» и его пассажиров. До сих пор ничего утешительного они не сообщили, но может быть, сейчас...

В комнату вошел Сципион — один из самых доверенных либертинов Сатурнина. По поручению сенатора он несколько дней провел в Остии, разыскивая следы пропавших женщин. И вот теперь вернулся с какими-то известиями.

— Приветствую тебя, господин, — сказал Сципион, коснувшись ладонью груди.

— Говори, — приказал сенатор. — Говори быстрее! Что ты узнал о моей семье?

— Кое-что есть, господин, — ответил слуга. — Рассказывать?

— Да, не тяни.

— Мы, по твоему приказу, обошли всю Остию, заглядывали в каждую таверну, опрашивали всех, кто только попадался на пути: шкиперов, моряков, грузчиков, рабов, даже воров и проституток. Но до вчерашнего дня все было напрасно.

И наконец нам повезло. Мой человек сообщил, что в одном из портовых кабаков какой-то пьяный матрос рассказывает, как он участвовал в захвате судна...

Либон порывисто вскочил на ноги. Сатурнин вздрогнул.

— Какого судна? — спросил он.

— Не волнуйся, господин, — успокоил его Сципион.

Он чувствовал себя довольно неловко под пристальным взглядом сенатора.

— Позволь мне закончить, — попросил он. — Судя по всему, с твоей семьей ничего не случилось.

Сатурнин и Либон вздохнули с облегчением.

— Продолжай.

— Так вот, я пошел в ту корчму и прислушался К словам пьяного. Из них я понял, что какие-то люди наняли его корабль — «Золотую стрелу», — чтобы догнать в море и напасть на другое судно, бирему. Названия он не помнил.

Мне показалось, что лучше будет забрать его с собой, чтобы он не угодил в руки вигилов. Мы дождались, пока он уснул за столом, а потом отвезли в гостиницу, где сами ночевали. Утром я взялся за него всерьез.

Сципион сделал паузу.

Сенатор и юноша не мигая смотрели на него.

— Оказалось, — заговорил опять слуга, — мои подозрения подтвердились. Этот тип, правда, клянется, что он не виноват, что пошел на это не по своей воле, что его обманули и запугали... Но, господин, позволь, он сам тебе все расскажет. Мы привезли его с собой.

— Давайте его сюда, — сквозь стиснутые зубы сказал Сатурнин.

Сципион высунулся в коридор и что-то коротко приказал. Двое рабов втолкнули в комнату человека.

Это был невысокий, но крепкий одноглазый мужчина с жесткой черной кучерявой бородкой, лет сорока. Одет он был в заплатанный серый хитон. Его единственный глаз испуганно бегал по сторонам.

— Говори, — приказал сенатор. — Кто ты такой?

Мужчина сделал попытку упасть на колени, но слуги подхватили его под руки.

— Не валяй дурака! — рявкнул Сципион. — Отвечай господину. Потом будешь молить о прощении.

— Меня зовут Ликаон, достойный господин, — с испугом заговорил человек. — Я был матросом на судне «Золотая стрела», оно принадлежало тогда купцу Квинту Ванитию из Панорма. Мы плавали вдоль побережья, торговали...

— Говори по делу! — не выдержал Либон. — А то тебя сейчас отделают розгами!

— Я и говорю, — залепетал, перепугавшись еще больше, матрос. — И вот однажды наш шкипер, Никомед из Халкедона, собрал всю команду, когда мы стояли в Остин после рейса, и говорит: «Кто хочет хорошо заработать?»

А кто же не хочет? Мы спрашиваем: что надо делать? А он: захватить в море один корабль и похитить его пассажиров, двух женщин...

Либон в бешенстве скрипнул зубами; Сатурнин положил руку ему на плечо, словно прося успокоиться.

— Дальше, — приказал он.

— Ну, вот, — продолжал мужчина. — Я не хотел становиться пиратом, даже за два золотых, но что мне оставалось делать, если все остальные согласились? Никомед приказал бы зарезать меня, чтобы не разболтал...

Короче, мне пришлось подчиниться. А потом на борт поднялись еще человек десять, я их не знаю, судя по рожам — настоящие бандиты, — и мы вышли в море.

— Как назывался корабль, за которым вы гнались? — спросил сенатор.

— Да не помню, — развел руками матрос, — я их столько повидал за свою жизнь... Кажется, что-то вроде «Сириус» или «Сирена»...

— А может — «Сфинкс»? — дрожащим от волнения голосом спросил Либон.

Моряк немного подумал.

— Может, — согласился он. — Такая новенькая бирема коричневого цвета, на носу — деревянная фигура тритона.

— Это она! — в один голос воскликнули Сатурнин и Либон.

Потом сенатор кивнул мужчине.

— Рассказывай дальше.

— А дальше мы напали на них, — ответил тот. — Я, правда, в бою не участвовал — помогал рулевому. Шкипер уверял нас, что дело пустяковое, что там, дескать, никто и меч в руках держать не умеет. Но не тут-то было. Те, с биремы, сами перелезли к нам на палубу и дали жизни. Клянусь Аполлоном, титаны какие-то, а не люди. Они столько наших положили... А один — здоровый такой, с бородой — даже мачту нашу срубил, так что «Золотая стрела» из униремы превратилась в обыкновенное корыто.

— А что с женщинами? — нетерпеливо спросил Либон.

— Подожди, — остановил его сенатор и снова обратился к моряку. — Чем закончился бой?

— Да ничем. Тех, кто перелез к нам, почти всех перебили, но остальные благополучно ушли на своем судне — мы-то их уже преследовать не могли без мачты и без весел.

— А женщин на борту ты видел? — спросил Сатурнин.

— Видел, — с готовностью кивнул мужчина. — С ними ничего не случилось, они сразу спрятались в каюте и переждали всю заваруху. Не волнуйся, господин, они остались живы и невредимы.

Ликаон, конечно, помнил, что одна из стрел вонзилась в грудь пожилой матроны, и та упала на палубу. Но он был слишком осторожен, чтобы сейчас говорить об этом. Матрос никак не хотел вызвать гнев сурового сенатора, ведь богам известно, как бы он отреагировал на такую новость.

— Это все? — холодно спросил Сатурнин.

— Да, господин. Бирема ушла, а мы потом долго болтались на волнах, пока нас не прибило к берегу.

— Куда ушел «Сфинкс»?

— Не знаю, по-моему, на юго-запад. Нам было уже не до него.

— Кто те люди, которые наняли вас? — дрожа от нетерпения, крикнул Либон.

— Кто его знает, господин — пожал плечами моряк. — Я не спрашивал.

Видя, что Либон намеревается продолжать расспросы, сенатор жестом остановил его и кивнул Сципиону.

— Уведите этого человека и держите пока под стражей. Я еще подумаю, как с ним поступить.

— Пощади, господин! — завизжал мужчина, но двое крепких рабов схватили его за руки и выволокли из комнаты.

Сатурнин повернулся к юноше.

— Слава богам, — сказал он со вздохом. — Они живы.

— Спасибо вам, бессмертные олимпийцы, — прошептал Либон, бледный, как полотно. — Но где же они?

— Надеюсь, скоро это выяснится, — чуть улыбнулся Сатурнин. — Я полагаю, что их судно тоже получило серьезные повреждения и, возможно, сбилось с курса. Вероятно, их отнесло совсем не туда, куда они собирались плыть.

Сенатор помолчал, а потом ласково взглянул на юношу, который нетерпеливо вертелся в кресле.

— Ну вот, Луций, — сказал он, — пришло и твое время.

Либон поднял голову и взглянул в глаза Сатурнину.

— Теперь, когда у нас есть след, — продолжал тот, — ты можешь заняться поисками. Здесь, в Риме, ты пока не нужен особенно — думаю, что мы и сами справимся. А помочь попавшим в беду женщинам ты можешь и должен.

— Я готов хоть сейчас! — пылко воскликнул Либон. — Что я должен делать?

— Сам решишь, — ответил сенатор. — Ты ведь уже не мальчик. Наймешь корабль и поплывешь предполагаемым курсом «Сфинкса». Будешь расспрашивать о нем во всех портах, у всех встречных судов. Авось что-нибудь да узнаешь.

— Конечно, — юноша оживлялся все больше и больше, теперь он просто кипел энергией, хотя еще недавно напоминал лишь бледную тень.

Но вдруг лицо его помрачнело.

— Скажи мне, отец, — глухо произнес он, — кто мог организовать это нападение? Ведь явно не шкипер «Золотой стрелы».

— Конечно, нет, — серьезно ответил сенатор. — Не знаю, кто непосредственно руководил операцией, но задумали ее наверняка на самом высоком уровне. Я бы не удивился, если бы узнал, что здесь приложили руку наша достойная императрица и ее благородный сыночек.

— Я убью их, — прошептал Либон, сжимая кулаки. — Если с Корнелией что-то случилось, я убью их...

— Ну-ну, — успокаивающе сказал Сатурнин. — Не гневи богов. Они спасли наших дорогих женщин от пиратов и спасут от всего остального, я уверен.

Либон понемногу успокаивался.

— Хорошо, отец, — ответил он. — Когда я могу тронуться в путь? Я готов прямо сейчас...

— Так и сделаем, — кивнул сенатор. — Но только по дороге ты должен будешь выполнить еще одно мое поручение. Это будет твоим вкладом в наше дело. Потом можешь смело целиком заняться поиском нашей пропавшей семьи.

— Слушаю тебя, — сказал Либон.

Сатурнин помолчал, а потом заговорил:

— Я дам тебе письмо к Агриппе Постуму. В Остии ты найдешь его и передашь ему послание. Смотри, чтобы оно не попало в чужие руки. Если возникнет такая угроза — уничтожь письмо. На всякий случай знай: в нем я напишу Агриппе о том, что завещание Августа нашлось, и теперь он ни в коем случае не должен спешить с вооруженным выступлением. У него ведь слишком мало сил, а как поведут себя преторианцы, еще неясно.

Короче, ты должен убедить Постума, чтобы он сохранял выдержку и спокойствие. Главное, нам сейчас не ошибиться, и тогда мы наверняка победим. Ты понял меня, Луций?

— Да, сенатор, — кивнул юноша. — Я все сделаю так, как ты хочешь.

Сатурнин подошел к Либону и положил обе руки ему на плечи.

— Благословляю тебя, мой мальчик, — тихо сказал он. — Да хранят тебя боги.

Некоторое время оба молчали. Потом Сатурнин тяжело вздохнул.

— Мы расстаемся в трудную минуту, — произнес он задумчиво. — Но надеюсь, что все будет хорошо, что скоро ты привезешь сюда мою жену и свою невесту, а я встречу вас не как опальный сенатор, а как уважаемый советник нового цезаря — Марка Агриппы Постума.

— Я буду молить богов, — прошептал Луций,

— Ну, ладно, — сказал Сатурнин, убирая руки. — Иди подготовься к путешествию, а я пока напишу письмо. Время не ждет.

Глава XV

Выбор судьбы

После провалившейся попытки ареста Постуму удалось незамеченным выбраться из Рима и благополучно вернуться в Остию. Тут он с удвоенной энергией взялся за подготовку вооруженного выступления против Тиберия и Ливии.

Его деятельная натура не выносила ожидания; он горел желанием как можно скорее покончить с неизвестностью и разрешить династический спор в свою пользу. Однако Агриппа понимал, что сил у него явно недостаточно, а потому вынужден был набраться терпения и ждать подходящего момента. Об этом же просили его и морские офицеры, из которых теперь состоял его штаб.

Постум много внимания уделял своей «армии» — лично проводил учения, сам показывал, как надо обращаться с оружием. Но семена его стараний падали на неблагоприятную почву. Значительную часть его сторонников составляли малонадежные и привыкшие к вольнице люди; думали они не о том, как превратиться в настоящих солдат, а как бы скорее добраться до ближайшего кабака или потрясти купцов на большой дороге.

А моряки — хотя и более дисциплинированные — привыкли сражаться на воде, и тоже не проявляли особого рвения в деле познания премудростей сухопутного боя.

Постум отдавал себе отчет, что с таким войском он не выстоит против преторианцев, и жестоко страдал от вынужденного бездействия. Он ждал известий от Германика; если тот открыто поддержит своего шурина, то тут уж все станет ясно и можно будет смело скомандовать своим людям: вперед, на Рим!

Было уже около полудня; Постум и его офицеры из экипажей мизенских трирем сидели в триклинии большого дома на набережной, в котором Агриппа устроил свою ставку. Они только что перекусили и теперь оживленно обсуждали ситуацию и свои перспективы за чашей вина. Атмосфера была приподнятая, дружеская. Все надеялись на лучшее и верили в помощь богов. Все-таки они сражались за правое дело.

— Выпьем за победу, друзья! — воскликнул Постум, поднимая кубок. — Чтобы она пришла поскорее!

— Помоги нам Марс и Виктория! — подхватили моряки.

Забулькало вино.

— Теперь выпьем за Агриппу Постума, — предложил Секст Курион, капитан одной из трирем. — За нашего цезаря!

Под оглушительные приветственные крики это было сделано.

В зал вошел слуга, неслышно приблизился к Постуму и что-то шепнул ему на ухо. Агриппа нахмурился, секунду раздумывал, но потом кивнул и поднялся с ложа.

— Секст, — обратился он к Куриону, — пойдем со мной. Я хочу спросить твоего совета. А вы, друзья, отдыхайте! — сказал он остальным гостям. — Мы скоро вернемся.

Они вышли в соседнюю комнату, в дверях которой дежурили двое матросов с мечами у пояса.

— Что такое? — спросил Постум у слуги.

— К тебе рвется какой-то человек, господин, — ответил раб. — Говорит, что прибыл из Рима и привез важные известия. Впустить его?

— Впускай, — махнул рукой Постум и уселся на стул.

Курион расположился рядом.

Дверь открылась, и в комнату вошел... Никомед.

Но сейчас Агриппа вряд ли узнал бы человека, который был шкипером «Золотой стрелы», хотя и видел его тогда, в памятную ночь визита Августа на Планацию.

Дело в том, что, когда после неудавшегося ареста грек предстал перед Ливией, императрица чуть собственноручно не отрезала ему голову. Подумать только, опять провал! Что ни поручи этому проходимцу, он все испортит.

Напрасно Никомед клялся и божился, что он не виноват, напрасно обвинял в беспечности Эвдема и его людей, Ливия впала в страшный гнев и ничего не хотела слушать.

Но затем, немного успокоившись (а грек уже мысленно простился с жизнью), резко заявила, что предоставляет ему последнюю возможность реабилитироваться. Если опять неудача, то...

Никомеду все было ясно без слов. Он покорно кивнул:

— Приказывай, госпожа. Я готов. Ты же знаешь, я всем сердцем предан тебе...

Императрица прервала его излияния взмахом руки и изложила очередное задание. Никомед пришел в ужас. От него требовалось ни больше, ни меньше, как отправиться в Остию, повидать Агриппу Постума и заманить его в ловушку. Задание, при выполнении которого смерть будет угрожать бедному халкедонцу практически каждую минуту.

Он чуть было сгоряча не отказался, но потом только слабо прошептал:

— Слушаюсь, госпожа. Располагай моей жалкой жизнью, как считаешь нужным.

Ливия чуть усмехнулась одними губами.

— Чего ты скис? Тебя ведь еще не хоронят. Не беспокойся, я все продумала и организовала безупречно. О награде и говорить не буду — в случае успеха ты станешь настоящим богачом. Так что, соберись и хоть раз оправдай мое доверие.

Из дальнейшего разговора Никомеду стало ясно, что ему предстоит прибыть в ставку Постума, назваться там делегатом от римских ремесленников и торговцев и уверить молодого Агриппу, что те только и ждут его прибытия в столицу. В подтверждение этих слов Ливия снабдила его несколькими письмами. Часть из них была мастерски подделана в канцелярии императрицы, а остальные оказались подлинными: Ливия вызвала к себе нескольких зажиточных граждан, пользовавшихся авторитетом в городе, и предложила им — в интересах государства — написать Постуму письма с призывом прибыть в Рим.

Те недолго колебались. Они поняли, что императрица ведет какую-то игру, но не стали допытываться, какую именно. Ведь они и сами начали уже всерьез опасаться, что если неуправляемая «армия» Агриппы войдет в город, то многим уважаемым и богатым людям не поздоровится — бандиты и разбойники под любым предлогом разграбят их имущество и дома.

Короче, они выполнили настоятельную просьбу Ливии и удалились, стараясь больше не думать об этом. А Никомед поспешно сбрил бороду, перекрасил волосы, уселся в карруку и помчался по Остийской дороге.

Так он очутился в ставке Постума и был допущен к самому Агриппе.

— Ну, что там у тебя? — нетерпеливо бросил тот, когда грек вошел в комнату, волоча с собой объемистую кожаную сумку.

— А его обыскали? — спохватился Курион.

— Да, трибун, — ответил слуга. — Оружия нет, одни письма.

Курион удовлетворенно кивнул. Тут следовало соблюдать осторожность — ведь Ливия вполне могла и убийц подослать.

— Господин, — торжественно возвестил Никомед (свою речь он репетировал всю дорогу), — я пришел к тебе как посланец от римских граждан! Мы все ждем, когда ты придешь и освободишь нас от когтей тирана! Мы, как один человек...

— Подожди, — перебил Постум. — Говори толком. Эту трескотню оставь для других.

— Вот! — воскликнул Никомед и бросил к ногам Агриппы свою сумку. — Лучшие люди города шлют тебе свои поздравления и умоляют прибыть в столицу, дабы поддержать их морально в великом деле борьбы за справедливость...

— Перестань! — рявкнул Курион. — Тебе же сказали: говори по существу.

Никомед, очень довольный тем, что его никто не распознал и, кажется, ни в чем не подозревает, набрал в грудь побольше воздуха и заговорил: