В стране слепых

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Мы давно от этого отказались.

Сара нахмурилась. Что-то необычное было в рассказе Реда. В том, каким тоном он говорил. Она не могла понять, что именно ее настораживало, но у нее появилось ощущение, будто он разговаривает не столько с ней, сколько с самим собой.

— Значит, отказались. Чем же вы тогда занимаетесь? — спросила она.

Он пожал плечами и отвел глаза.

— Чем же еще? Наживаем деньги.

— Наживаете деньги? — растерянно повторила она.

— Именно. И никаких грандиозных планов править миром или направлять историю. Вы разочарованы?

Она не ответила, но, как ни странно, он угадал ее мысли. Тайный заговор с целью захвата власти над миром, при всем своем безумии, был бы все-таки величественным. А тайный заговор с целью наживы выглядит просто убого.

— Мы не пытаемся повернуть вспять волны истории, мы лишь стараемся прокатиться на их гребне. — Он усмехнулся. — Как бы неблагородно это ни звучало. Мы не пытаемся остановить поток, мы плывем по течению. Гораздо проще слегка подправить уже существующую тенденцию, чем остановить ее или вызвать новую. Поэтому мы производим незаметную корректировку там, где надо, и пополняем свои портфели ценных бумаг. Вот и все. Никакого хирургического вмешательства. Просто знание того, что сулит будущее. На рынке это большое подспорье.

— Не сомневаюсь, — криво усмехнувшись, сказала она. — А не кажется ли вам незаконной такая «торговля» для посвященных?

Он рассмеялся:

— Не думаю, что закон распространяется на нашу ситуацию. Нет, я говорю о более крупном масштабе времени. О планах, которые созревают десятилетиями. Подумайте, например, как важно было знать наперед, за десятки лет, что политика изоляционизма удержит Соединенные Штаты от преждевременного вступления во вторую мировую войну. Что все остальные промышленно развитые страны будут разорены, и у американских компаний не будет серьезных соперников на протяжении двадцати лет. Перед ними открылись огромные возможности для любых капиталовложений.

— Возможности для капиталовложений? — воскликнула она, потрясенная. — А миллионы смертей для вас ничего не значат?

Он покачал головой.

— А как я должен к ним относиться? Не мы начали войну. И не мы придумали изоляционизм. Так или иначе нечто подобное все равно бы случилось! Мы лишь воспользовались тем, что знали об этом заранее. Почему бы нам не извлечь из этого пользу? Причем здесь безнравственность? — Он умоляющим жестом поднял руки.

— Вы могли остановить это!

Он склонил голову набок и улыбнулся.

— Да? А как?

— Вам лучше знать.

Он фыркнул.

— Послушайте, вам еще многое не известно. А потому подождите с моральными оценками, хорошо? Все не так просто.

— Конечно, не просто. Ну и что? Ведь вы уже пытались повернуть ход истории? Пытались изменить историю. Один раз, много лет назад.

Ред сцепил кисти рук и положил на них подбородок. Его взгляд стал отсутствующим, словно у него перед глазами стояли те давние времена.

— И тем не менее это не входило в намерения Основателей. На первых порах. Но по мере накопления данных они обнаружили, что кривые ведут к катастрофе — к всеобщему краху в мировом масштабе в начале 1940-х годов.

Сара резко повернула голову и пристально посмотрела на него.

— Значит, они ошибались.

— Ошибались ли? — задумчиво произнес Ред. — А может, им как раз удалось скорректировать ход историй? Кто может знать? Я, впрочем, знаю. Однако если вы не верите нашим кривым… — Он пожал плечами. — Они заметили, что в определенный момент пересекутся несколько тенденций. Объединение германских государств приведет к росту их научной и промышленной мощи. Из-за давления, которое оказывает на ресурсы рост населения, после середины прошлого века процесс пойдет вразнос. Но поскольку свободных заморских колоний к тому времени уже не останется, взрыв будет направлен против просвещенных и хорошо вооруженных европейских наций, а не против… э-э… менее культурных соперников. Тем временем мощность взрывчатых веществ начнет возрастать по экспоненте. Сложите все это вместе и… Ну, предположите, что в 1939 году Германия имела бы атомную бомбу.

Она потрясла головой — в это невозможно поверить.

— Но такого не случилось. Наверное, их уравнения были неверными. Вы же сами говорили, что они иногда ошибались.

Но он даже не посмотрел на нее.

— Как бы вы поступили на их месте? Стояли бы в стороне, потому что прогноз может оказаться ошибочным? Либо начали бы действовать, потому что прогноз может оказаться верным? Экспоненциальную тенденцию невозможно остановить в последний момент. И они сделали то, что должны были делать. Посеяли семена. Маленькие семена, которые, как они надеялись, дадут большие всходы спустя поколения. Общество было небольшим и действовало только в США. Слишком малой была социокинетическая энергия их действий… — Он смущенно улыбнулся, как бы прося прощения за специальную терминологию. — Поэтому они стали искать решающие точки — точки опоры, или «рычаги». Этим термином у них назывались математические операторы, описывающие те моменты, в которые можно оказать существенное воздействие на события большого масштаба. Их целью было превратить Соединенные Штаты в технический противовес Германии, чтобы ослабить давление, нараставшее там. Рабство сдерживало развитие нашей техники, поэтому рабство должно было исчезнуть. Юг оставался бедным, феодальным, аграрным захолустьем в богатой индустриальной стране, но по конституции он фактически имел право наложить вето на любое решение Конгресса. «Нет» — внутриполитическим реформам. «Нет» — Тихоокеанской железной дороге. «Нет» — протекционизму в промышленности. Они сделали то, что должны были сделать, — повторил Ред.

Странное чувство охватило Сару. Они покончили с рабством? Но отнюдь не из благородных побуждений! Не ради свободы и человеческого достоинства, а ради экономического и технического прогресса. Она припомнила, что рассказывал ей дед о своем деде. Будь проклята такая экономика!

— Как они это сделали? — спросила она. — Я имею в виду, покончили с рабством? Общество Бэббиджа устроило гражданскую войну?

Ред поднялся с дивана и сунул руки в карманы.

— Не намеренно. Здесь кроется одна из его ошибок. Понимаете, рабство уже отмирало — по экономическим причинам. В штате Нью-Мексико рабство было разрешено на протяжении нескольких десятков лет, но туда ввезли лишь около двадцати рабов. Сьюард[19] давал рабству не больше пятидесяти лет — потом оно исчезло бы само собой. Нет, Общество лишь попыталось поторопить его на пути к могиле.

— Как?

— Как? Поощряя экономические силы, которые убивали рабство. Общество не поддерживало и не подстрекало аболиционистов. Оно использовало свою силу и возможности, чтобы всячески проталкивать законы о гомстедах и народном суверенитете. Этим они нанесли рабству больший урон, чем «Хижина дяди Тома». Общество мелких фермеров не нуждалось в рабах и огромных плантациях. Кроуфорд и все остальные никогда не планировали войн.

— Но одну-то они получили.

Ред поморщился и отвел глаза.

— Там все уже готово было полыхнуть, а они играли с огнем. Теперь мы намного умнее.

— Ну, еще бы.

Он взглянул на нее.

— Да, потому что не пытаемся вмешиваться так часто. Ведь это разумнее, верно? Только когда мы очень и очень хорошо знаем, что делаем, и только после того, как изучим последствия с двадцати разных точек зрения. Только тогда мы пробуем провести корректировку.

Сара хмыкнула.

— А вы и есть «корректировщик».

Ред улыбнулся.

— Он самый. — Он сделал жест, будто крутил ручки настройки.

— Но страна — это вам не телевизор, — возразила Сара. — У людей нет рукояток настройки.

— Нет? Даже у вашего коммуниста-бабника, от которого вы без ума?

Она нахмурилась.

— Что? Вы о ком?

— Вон о нем, — Ред указал на портрет над камином. — Об этом сукином сыне, который пытался разрушить страну.

Сара вскочила.

— Не смейте так говорить о докторе Кинге!

Мелоун ничего не ответил. Он сидел на диване и улыбался ей. Она медленно опустилась на место.

— Вы подонок. Зачем вы это сказали?

— Чтобы доказать вам, что у людей есть ручки настройки. Для вас одна из них — он.

— Значит, вы не верите в то, что сейчас сказали?

— А мне и не надо было верить. Все, что мне надо, я выяснил. Если мне понадобится привести вас в ярость, я могу нажать на эту кнопку. Конечно, когда вы этого не ждете, — добавил Ред. Он вытянул руки ладонями вверх. — Понимаете, идеи — это ключи ко всему. Идеи — мы их называем «мемы» — управляют сознательным поведением людей точно так же, как гены управляют их инстинктами.

«Мемы». Что-то щелкнуло в ее памяти. Она вспомнила названия статей в «Указателе».

— Раньше вы их называли «идеонами», верно?

Он удивленно моргнул и посмотрел на нее с уважением.

— Да. Это элементарные идеи. По аналогии с элементарными частицами. Протоны, электроны… и идеоны. В те годы все аналогии брали из физики. Позднее, когда стали шире известны работы Дарвина и Менделя, более подходящими показались биологические аналогии. В известном смысле идеи — те же вирусы. Люди заражаются ими друг от друга в процессе общения. Весь процесс очень напоминает эпидемию. Я могу написать вам уравнения, если хотите.

Сара встала, подошла к окну и стала смотреть на соседние дома ниже по склону. У нее не укладывалось в голове, что всего в нескольких сотнях метров отсюда люди продолжают жить своей обычной жизнью.

— Управлять поведением, — сказала она, стоя спиной к Реду. — Управлять? В голове не укладывается. Люди идут на то, чтобы ради этого убивать друг друга! Не могу понять, как такое возможно! — Она сжала кулаки. — Как вы можете говорить, что поведением человека управляет набор уравнений, как… как каким-нибудь дурацким маятником? — Она повернулась и с вызовом посмотрела на него.

Он покачал головой.

— Опять вы поняли все наоборот. Не уравнения управляют поведением. Само поведение рождает эти уравнения. Улавливаете разницу? Нет никакого принуждения. Процесс не детерминированный, а вероятностный. Как предсказание погоды.

— Вероятность переворотов на территории Южной Америки составляет сегодня восемьдесят процентов. — Жестом телевизионного диктора она обвела рукой воображаемую карту погоды.

Ред усмехнулся.

— Что-то в этом роде.

— Но вы же не можете отчеканить новую идею и вложить ее в головы людям!

— Да неужели? — улыбнулся Ред.

— Люди не роботы, черт возьми. Их нельзя запрограммировать!

— О господи, Сара! Я знавал людей, которые были вдвое податливее роботов, и вы таких знаете. В Лас-Вегасе была одна девушка, которая… Впрочем, это неважно. Во всяком случае, клиология возможна только потому, что существует свобода воли.

Она удивленно уставилась на него.

— Что?

— Конечно. Только свободный выбор предсказуем.

— Вы смеетесь надо мной?

— А непредсказуем как раз иррациональный выбор. Вот почему сумасшедшие так опасны. Свободный выбор гораздо чаще подчиняется логике, чем ей противоречит.

— Но откуда вы можете узнать, что кто-то не поступит вопреки логике?

— Да ниоткуда, — с довольным видом ответил он. — Но нам это и не нужно. Потому что все усредняется. Поведение есть действие, а действие вызывает противодействие — других людей и окружающей среды. Здесь играют роль признание, деньги, чувство безопасности, собственного достоинства — все, что есть в иерархии ценностей Маслова.[20] Мы называем это «биопсихологическими преимуществами». Такая обратная связь влияет на поведение — либо в положительную, либо в отрицательную сторону. Человек, естественно, стремится повторить те поведенческие акты, которые принесли ему выгоду, либо копировать поведение окружающих, если думает, что оно принесет пользу ему. Таким образом, изучив, как влияет на поведение обратная связь, мы можем предсказать частотное распределение людей, которые поведут себя так, а не иначе.

Сара покачала головой.

— Вы чересчур упрощаете. Такие сложные проблемы не могут иметь простых решений!

— Да ну? — Он покровительственно улыбнулся. — Кто вам сказал? Между прочим, вот типичный пример мема, процветающего в нашем обществе. Люди передают его друг другу, как грипп. Но вы никогда не задумывались, кто внедрил его и зачем? Не лучший ли это способ помешать людям даже пытаться открыть так называемые исторические законы?

Он самодовольно ухмыльнулся.

Сара нахмурилась и, поджав губы, снова отвернулась. Она видела, куда он клонит. И уже поняла, как они могли направлять общество по любому выгодному для них пути.

— Значит, вы выясняете, какие поступки людей дадут нужные вам результаты, а потом с помощью положительной обратной связи заставляете людей их совершить?

«Запишитесь на курсы основ психологии — и вы сможете править миром».

— Все правильно. Мы вознаграждаем людей, которые ведут себя, как нам надо. Теперь у нас достаточно денег и влияния. И рычагов в сфере массовой информации, чтобы…

Гнев захлестнул Сару. Она повернулась и, тыча в него пальцем, выкрикнула:

— Будьте вы прокляты! Люди не марионетки!

— Разве я это говорил? Вы меня не слушаете. Я только сказал, что мы пропагандируем и вознаграждаем нужное нам поведение. Мы никого не принуждаем. Но люди не дураки. Если они думают, что то или иное поведение принесет им выгоду, то можно предсказать, какой процент из них добровольно поведет себя именно так. Вот почему мы держим столько своих людей в средствах массовой информации — редакторов, спичрайтеров, режиссеров телепрограмм — словом, тех, кто остается за кадром. Чтобы быть уверенными, что будут пропагандироваться нужные мемы. А все остальное — дело свободного выбора. — Он широко улыбнулся. — Статистика работает только тогда, когда люди могут свободно выбирать. А кроме того, — добавил он тоном обвинителя, — разве не для того же самого служит коммерческая реклама? Или проповеди? Разве не тем же занимается любой начальник? Не стараются ли все они поощрить определенную манеру поведения, обещая награду?

Сара прикусила язык. Все верно. Только в какой момент право поощрять превращается в право принуждать? Конечно, такой способ манипулирования людьми помягче, чем голая сила, но результат во многом тот же. А сила имеет хотя бы то преимущество, что ею пользуются по-честному, в открытую.

Ред немного помолчал, потом бросил быстрый взгляд на часы и вздохнул.

— Нечего ответить, верно? Потому что на Мэдисон-авеню[21] делают то же самое. Только у нас получается лучше: мы знаем, какое именно поведение нужно поощрять. Понимаете, это далеко не всегда очевидно. И вот здесь на первый план выходит теория Бэббиджа. Она помогает нам определить, на какие кнопки нажимать. Видите ли, каждое действие вызывает непредвиденные побочные последствия. Например, эмансипация образованных белых женщин привела к безработице среди необразованных чернокожих мужчин. И неважно, что этого никто не хотел! — быстро сказал он, видя, что она собирается возразить. — В конце концов, защитники оборонного бюджета совсем не имели в виду отдать весь внутренний рынок бытовой электроники на откуп японцам. Но так случилось, когда сливки наших инженерных талантов перешли в оборонную и космическую промышленность. Одним инженером больше работает над бомбой — значит, одним меньше занимается телевизорами и стереомагнитофонами.

— Ну и каков же вывод? — холодно возразила она. — Значит, зря женщинам дали права? Значит, надо было урезать расходы на оборону?

Ред махнул рукой и презрительно хмыкнул.

— Не городите чушь. Просто, предпринимая желательное вам действие, вы не думаете, что оно может иметь и нежелательные последствия. А если на то пошло, то и плохие поступки могут иметь положительные результаты, которые сказываются со временем. Скажите-ка мне, кто оказался сейчас в лучшем положении — потомки тех негров, которых самым жестоким образом похитили и продали в рабство, или потомки тех, кто остался на родине?

— Работорговля аморальна! — воскликнула она.

— Разве я об этом говорил? Мораль здесь вообще ни при чем. Смотрите, я родился американцем, и я благодарен судьбе, но я не могу ее благодарить за то, что миллионы людей умерли от голода в Ирландии или в трюмах плавучих гробов, пытаясь добраться сюда. Дело не в том, что хорошо, а что плохо, что справедливо, а что нет. Систему это не интересует. Измените один из ее компонентов, и она непременно прореагирует — возможно, спустя много лет, и так, как вы совсем не ожидали. И как вам вовсе не понравится. Вот это и есть наша работа. Обычно мы добиваемся именно таких побочных, скрытых последствий, которые на первый взгляд отнюдь не являются целью воздействия. К тому же я говорил, что теперь мы занимаемся только тонкой корректировкой.

— Великолепно. Просто грандиозно. Вы с вашими приятелями изменяете человеческие судьбы, но никто не должен волноваться, потому что вы изменяете их только чуть-чуть!

— Без регулировки даже приборы не работают.

— Нет. Не лезьте в чужие судьбы.

— Ах, laissez faire? Вы мне напоминаете теоретиков бизнеса или «зеленых». У вас тоже укоренился этот мем — «Не нужно вмешиваться».

Саре не понравилось, как он это сказал. Его слова прозвучали так, будто все свои убеждения она подцепила от других, словно заразную болезнь.

— Преднамеренное вмешательство человека делает события противоестественными, — сказала она. — Оно разрушает экономику и экологическое равновесие. Исторический процесс должен течь свободно. Как река. — Она взмахнула рукой.

Ред рассмеялся. Он хохотал, закинув голову и шлепая себя по коленям.

— Что здесь смешного? — спросила она с подозрением.

— То, что люди вроде вас считают поведение человека противоестественным. А что же такое, по-вашему, история, мисс Бомонт? Не что иное, как постоянное вмешательство человека! Люди вечно пытаются либо изменить ход истории, либо воспрепятствовать его изменениям. Наполеон, Иисус Христос, доктор Кинг — все они имели собственное видение будущего и пытались сделать так, чтобы оно наступило. Да вы и сами делаете то, в чем обвиняете нас.

Она почувствовала, как у нее загорелись щеки.

— Не поняла вашей шутки.

Он поманил ее пальцем.

— Ну-ка, расскажите еще раз, что вы там задумали сделать с Эмерсон-стрит? Вы же пытаетесь изменить историю Капитолийского холма, разве нет? Вы покупаете и продаете дома, чтобы изменить характер его заселения. Вы вмешиваетесь в жизнь людей, не спросив их и даже не поставив в известность. А захотят ли местные жители иметь соседями ваших новых господ? Может, им нравится, как они живут сейчас.

— Минуту…

Но он не дал ей выговорить ни слова:

— И вы делаете это втихомолку ради собственной выгоды — в точности как мы, — потому что, узнай кто-то о ваших планах, они не состоятся, и вы не заработаете кучу денег. Единственная разница между тем, что делаете вы и что делаем мы, — в том, что мы работаем лучше! Мы пользуемся статистикой и научными методами. Но подправить историю пытается каждый человек, причем ежедневно. Так что не надо при мне залезать на пьедестал высокой морали. Подумайте, морально ли вмешиваться в историю невежественно и наугад? Лучше ли действовать вслепую?

— Я имела в виду совсем другое, — с трудом выговорила она.

Он скрестил руки на груди.

— В самом деле? Интересно узнать.

— Мы, все остальные, не убиваем людей!

Он застыл неподвижно, потом кивнул.

— Здесь вы правы, — признался он. — Хотя я мог бы возразить, что попытки играть с историей вслепую угробили столько людей, сколько «им» и не снилось. Уже давно дела Общества обстоят неладно, очень неладно. — Он потер руки. — Послушайте, когда Кроуфорд и все остальные основывали Общество Бэббиджа, они вовсе не имели в виду того, что происходит сейчас. Вспомните, ведь они пытались спасти мир.

— Очень мило с их стороны, — едко заметила Сара.

Мелоун был явно задет.

— Да, пытались, — настойчиво повторил он. — Нет, я не говорю, что никто при этом не пострадал. Люди из-за них гибли. Взять хотя бы войну между штатами… Мы до сих пор не разобрались, почему она случилась. Что-то было упущено в уравнениях. Но люди так или иначе умирают. Только в редких случаях Основатели считали нужным устранять отдельных лиц.

— Обратитесь в Ватикан. Может быть, их канонизируют.

Он поджал губы.

— Я их не оправдываю. В любом случае они не были святыми. Они делали то, что считали необходимым; и это нередко причиняло им страдания. Они никогда не санкционировали устранение кого-нибудь просто так или ради самосохранения. Все делалось во имя лучшего будущего. Чтобы предотвратить то, что они предвидели. А Женевьева… она совсем другая.

— Женевьева? Женевьева Вейл?

Он бросил на нее пронзительный взгляд.

— Да. Вижу, вы и о ней слыхали. Она — «их» председатель. Честно говоря, мне кажется, она не совсем нормальна. По-моему, угроза разоблачения довела ее до сумасшествия. И виновата ее мать. Эта старая сука никогда ничего не скрывала от дочки, даже когда та была еще ребенком. Женевьеве стали везде чудиться озверелые толпы, которые врываются к ним в дом, чтобы разорвать их на куски, потому что узнали мамочкин секрет. Ее мать была слишком ленива, чтобы пользоваться другими методами воспитания, кроме страха. «Делай так, как я сказала, иначе все расскажу газетчикам, и нас убьют». Представляете себе, каково это слушать шестилетнему ребенку?

— По-вашему, я должна ей сочувствовать из-за ее трудного детства? Простите, не хочу. — Но Сара не могла не представить себе крошечную девочку, которая боится иметь друзей, боится сказать лишнее, которая живет в постоянном страхе разоблачения чего-то такого, чего она не понимает и к чему не имеет отношения. — Ее мать была злая и глупая женщина. Лучше бы она била дочку.

— Сочувствовать? — встрепенулся Ред. — Нет. Понять — может быть, чтобы, если когда-нибудь вам представится случай ее убить, вы бы это сделали без злобы и ненависти. Кеннисон и другие сами ее побаиваются. Но ее семейство так долго занималось вербовкой новых сотрудников, что теперь все они ее послушные слуги. Думаю, что Вейлы сознательно вели искусственный отбор. Еще ее прадед понял, что, владея методами Общества, можно манипулировать самим Обществом. Безжалостный мерзавец. Ума не приложу, как он сам попал в Общество. И все бы сошло ему с рук, если бы не Куинн. Куинн и Карсон предвидели заговор внутри Общества. Конечно, они не могли знать, что его возглавит именно Вейл. Это было на много лет раньше. Гровнор Вейл тогда еще даже не вступил в Общество. Но неизбежность заговора следовала из их расчетов. И они приняли меры, чтобы как-то сохранить остатки Общества. Когда старый Айзек Шелтон узнал об этом от Куинна, у него просто разбилось сердце.

Зазвонил телефон, и оба вздрогнули. Сара перевела взгляд с аппарата на Мелоуна.

— Возьмите трубку, — проговорила она. — Вы же ждали звонка.

Он вопросительно поднял бровь. Она показала на его наручные часы.

— Вы каждую минуту смотрели на часы. Идите ответьте.

Ред прошел на кухню и снял трубку настенного телефона. Некоторое время он слушал молча. Потом улыбнулся и отвесил ей поклон. Но не успел он выпрямиться, как улыбка на его лице застыла и сменилась удивлением. Он повернулся к ней спиной, и она услышала, как он шепотом сказал:

— Повторите.

Сара не знала, что услышал Ред, но это явно было что-то явно неожиданное для него. Сейчас он на ходу меняет свои планы. Планы, которые касаются ее. Что теперь ей делать? Ред ей симпатичен, и слова его звучали резонно, но поддаваться она не собиралась. Или все-таки позволить ему решать за нее? Она вспомнила, что в гараже ее ждет машина, загруженная всем необходимым и готовая к отъезду.

Ред повесил трубку и с мрачным видом повернулся к ней.

— Ваш друг исчез. В больнице его нет, и в больничном компьютере он не числится. Если верить их записям, он вообще не поступал в приемный покой.

Ее словно обдало холодным душем. Разговор с Редом и злость, которую он у нее вызвал, лишь приглушили боль, как новокаиновая блокада. А теперь она вернулась к реальности, и у нее перехватило дыхание.

— Деннис? Но его же привезли туда! Джерри звонил в больницу! Он лежал в реанимации! — Ей почему-то казалось, что, пока Деннис в больнице, ему ничего не грозит. Во рту у нее появился горький привкус. Несмотря на все заверения Реда, они все-таки добрались до Денниса. Ред бормотал какие-то извинения, но она его не слушала. Слишком много потрясений пришлось на ее долю. Слишком много.

Чья-то рука потрясла ее за плечо, и она подняла голову. Ред стоял перед ней.

— Вставайте, — услышала она его голос. — Планы изменились. Надо уходить.

Внезапно в ней проснулась подозрительность. Мистер Мяу потерся об ее ногу, и она, нагнувшись, взяла его на — руки. Кот устроился у нее на согнутой руке, и она машинально погладила его — наверное, слишком сильно, потому что он вывернулся.

— Что вы имеете в виду? Куда уходить?

— Куда же еще, разумеется, к нам. Мы встречаемся с Джейни у замка на горе Фалкон. Оттуда она вас проводит.

Куда он ее тащит? Не слишком ли это отдает мелодрамой?

Он поднял руки в примирительном жесте.

— Джейни сама выбрала место. Это недалеко отсюда, и о нем мало кто знает.

— А если я с вами не пойду?

— Как хотите. Мы никогда не препятствуем свободному выбору. Вы можете пойти с нами, а можете оставаться здесь, пока вас не убьют.

— Что и говорить, свободный выбор, — пробормотала она про себя.

При виде ее хорошо снаряженного «блейзера» Ред рассмеялся.

— Там, куда мы направляемся, все это барахло вам не понадобится.

— Я еще не решила, поеду ли с вами, — ответила Сара. — Это не единственное место, куда я могу уехать.

Он, насупившись, кивнул.

— Может быть, но я предлагаю самый разумный выход.

— Это вы так говорите.

— Мой фургон водопроводчика вызовет меньше подозрений.

— А мой джип в Колорадо вообще не вызовет подозрений.

— Я не о том. Они наверняка уже знают все ваши машины.

Еще немного, и ее терпение лопнет. Этот Ред ведет себя так, будто все случившееся — какая-то игра.

— Хватит нести этот вздор про вас и про них! — выпалила она. — «Они» — это Общество Бэббиджа, а «вы»… Кто такие «вы»? Ассоциация утопических изысканий?

— Да, — кивнул он. — Но мы никогда не называем их Обществом Бэббиджа. Люди наподобие Кроуфорда, Шелтона и Хэммондтона исповедовали самые высокие идеалы. Гровнор Вейл испоганил эти идеалы. Сегодня от первоначальных мемов Общества практически ничего не осталось.

«Исповедовали самые высокие идеалы», — повторила про себя Сара. Пытались спасти мир и между делом развязали гражданскую войну. Наверное, этим и плохи самые высокие идеалы. С таких высот судьбы обычных людей кажутся мелкими и незначительными.

— Пусть будет по-вашему, — сказала она. — Но я оставляю за собой право решать самой. — Она села в кабину «блейзера» и захлопнула дверцу. Мистер Мяу вспрыгнул на свое обычное место под лобовым стеклом. Купив машину, Сара сняла верхнюю панель над приборным щитком и устроила там нечто вроде гнезда для кота.

— Может, еще увидимся, — бросила она Реду и нажала на кнопку, открывавшую ворота, потом завела мотор и включила заднюю передачу. Но не успела она выехать, как Ред распахнул правую дверцу и на ходу плюхнулся на сиденье рядом с Сарой.

Она резко затормозила и повернулась к нему. Он застегивал привязной ремень.

— Что вы делаете?

— Ну, если вы не желаете ехать со мной, — рассудительно заметил он, — то мне остается ехать с вами. Может быть, мне удастся ответить еще на кое-какие ваши вопросы. А может быть, я все-таки смогу убедить вас отправиться в замок Фалкон. Джейни чертовски обозлится, если мы там не покажемся.

— Как бы мне не умереть от жалости. Кстати, кто такая вообще эта Джейни? Ваша жена?

Ред ошеломленно взглянул на Сару.

— Жена? Моя? Вы шутите? Я предпочитаю свободу и независимость. Нет, Джейн Адамс Хэч — управляющая нашим секретным убежищем в здешних краях. Она убеждена, что вы захотите присоединиться к нашим.

Повернувшись на сиденье и глядя назад, Сара осторожно выезжала задним ходом на Футхилл-роуд по крутому немощеному спуску.

— То, что «они» — не наши, я уже знаю, — сказала она ему через плечо. — Но не уверена, что вы — наши.

— Мы — враги ваших врагов, — ответил Ред.

— Это еще не значит, что вы мои друзья. Вы ведь занимаетесь тем же самым, что и Общество Бэббиджа? Просто вы действуете не так беспощадно.

Выехав на Футхилл-роуд, Сара посмотрела в обе стороны. На всей улице было видно лишь несколько автомобилей, стоявших на обочине возле домов. Она переключила передачу и повернула в сторону Элридж-стрит.

— Знаете, — сказал Ред после недолгого молчания, — бурные реки кажутся безобидными, только если вы живете не в низовьях.

В первое мгновение она не могла понять, о чем он, но потом вспомнила, как сама сравнила историю с бурной рекой.

— Но если вы перегородите реку плотиной, чтобы уберечь тех, кто живет в низовьях, — возразила она, — вы затопите тех, кто живет выше по течению.

— Когда речь идет о реке истории, выбирать не приходится. Нравится вам это или нет, но все мы вынуждены жить в низовье.

— Не играйте словами. Вы понимаете, о чем я говорю.

Он пожал плечами.

— Конечно понимаю. Но в этом все дело. Если вы перегородите реку, то затопите тех, кто живет в верховье. Если вы ее не перегородите, то утонут живущие в низовье. Что бы вы ни выбрали, все равно кто-то пострадает. Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц.

— Вы рассуждаете, как повар. А что, если вы сами окажетесь на месте одного из яиц? Все эти разговоры об интересах общества — а как насчет прав личности? Разве общество имеет право попирать их?