В стране слепых

Винс согласно кивнул. Придется заняться «сенатором Гарри», причем в ближайшие дни. Чересчур он принципиален. Винс вздохнул. Он знал, что на эту операцию «двухпартийного» одобрения не получит.

(Сан-Хосе, шт. Калифорния, Ассошиэйтед Пресс)

«Центр контроля компьютерных вирусов рекомендовал сегодня всем университетам и исследовательским центрам поставить свои компьютеры на карантин и очистить их от вируса, свирепствовавшего в общенациональной сети „Дэйта-Нет“ в прошлые среду и четверг и выводившего на терминалы по всей стране ложную и клеветническую информацию. ФБР начало расследование с целью установить, не нарушен ли в данном случае федеральный закон. Оно трактует случившееся как покушение на неприкосновенность компьютерной сети».

Человек, которого он знал под фамилией Бернстайн, посмеиваясь, читал газету.

— Что там такое? — спросил он.

Бернстайн развернул газету на одной из внутренних полос и потряс ее, чтобы расправить страницы. Шелест бумаги был похож на звук шагов по сухим листьям.

— Это ваша подружка, — ответил Бернстайн. — Полюбуйтесь, что она натворила.

(Кейп-Жирардо, шт. Монтана)

— Да, я знаю, Вашингтон это засекретил, но я думал…

Мистер Коппел: Но допустим на минуту, доктор Вейн, что бомонтовская распечатка — это правда. Разве тот факт, что отдельные личности разбогатели, предвидя будущее, не убеждает вас, что такая наука по меньшей мере возможна?

Доктор Вейн: Ничуть, Тед. Успех не требует метода. В стране хватает людей, которые разбогатели, успешно предвидя будущее. На фондовой бирже. На рынке недвижимости. Но мы упускаем из вида, сколько людей разорились, прогнозируя будущее… неудачно. (Смех среди гостей.) По теории вероятности какие-то из множества прогнозов всегда окажутся правильными.

М-р Коппел: Не могли бы вы пояснить…

Д-р Вейн: Пожалуйста. Допустим, я берусь предсказывать пол еще не родившихся детей. За это я беру один доллар, причем в случае ошибки возвращаю его. Все, что от меня требуется, это каждый раз предсказывать мальчика. Мой средний доход составит полдоллара с каждого ребенка, но это не значит, что я буду пользоваться научным методом.

М-р Коппел: Понимаю.

Д-р Вейн: А вот другой, не столь очевидный пример. Во время второй мировой войны Энрико Ферми беседовал с генералом Гровсом о военной истории и разговор зашел о великих полководцах. Доктор Ферми спросил, какой процент генералов можно считать великими полководцами. «Примерно троих из ста», — ответил Гровс. «А как стать великим полководцем?» — «Выиграть пять крупных сражений подряд». — «Хорошо, — сказал Ферми, — допустим, что в большинстве случаев силы противников примерно равны. Вероятность выиграть битву составляет 50%. Две битвы подряд — 25%. Три — 12%. Четыре — 6%. Пять битв подряд — 3%. Так что вы правы, генерал, три из ста. Только это теория вероятности, а не их военные заслуги».

(Литтлтон, шт. Колорадо)

— Я видел ее, — сказал Пат, передавая картофельное пюре. — По-моему, это было за неделю до того, как она исчезла. Я тогда работал в ночную смену на сортировочной рядом с вокзалом Юнион. Она вышла из-под виадука. Не бежала, но шла очень быстро. Она сказала нам, что осматривала дом поблизости и ей показалось, будто за ней кто-то следит.

— Кто-то следит? — Кевин нахмурился и, положив вилку на тарелку, взглянул на брата. — Это было перед тем, как убили Моргана, да?

— Да. И перед тем случаем в парке. Ну, помнишь, со стрельбой.

Кевин задумчиво погладил усы.

— Значит, ты думаешь, у нее крыша поехала еще до этого? У нас в «Ньюс» все говорят, что она свихнулась, потому что Морга убили сразу после того, как он оказал ей какую-то услугу.

Пат пожал плечами.

— Не знаю. Только занятно это — встретишь кого-то, тогда я даже не сразу вспомнил ее имя, а спустя пару недель оказывается, что это знаменитость.

— Знаменитая преступница, — поправил его Кевин. Он снова взял вилку, но есть не стал и покачал головой.

— Концы с концами тут никак не сходятся, — сказал он. — Я, правда, не виделся с ней с тех пор, как она ушла из газеты, но я знал ее. И Моргана знал. Вся эта история совсем не в их духе. А Морган перед самой смертью просил передать Саре очень странные слова.

— Все перемываете косточки бедной Саре? — спросила вошедшая Кэти.

— Ты сказал, что она осматривала дом? Какой именно?

Пат пожал плечами.

— Убей, не знаю. Она не сказала.

Кевин задумался.

— О чем это вы? — повторила его жена.

— О Пулитцеровской премии, — сказал Кевин.

— Но я не желаю становиться кем-то другим?

Ред Мелоун сидел на верхней перекладине изгороди и, глядя на пасущихся в загоне лошадей, с наслаждением вдыхал горный воздух. Его левое плечо было туго перебинтовано, а рука висела на перевязи. Чтобы не свалиться, он зацепился носками туфель за нижнюю перекладину. Ласковый ветер с гор трепал его рубашку и волнами раскачивал траву на пастбище. Табунок кобылиц пасся у самой изгороди в дальнем конце загона. Неподалеку от них держался жеребец, который подозрительно поглядывал на Реда.

Услышав слова Сары Бомонт, подошедшей сзади, он не обернулся.

— Никто не желает, — ответил он.

— Но никому из вас и не приходится, — резко сказала она.

Ред наконец обернулся и посмотрел на нее, удивленный, как она может быть настолько слепа. Сара была одета по-ковбойски — джинсы в обтяжку и клетчатая рубашка. Белая соломенная стетсоновская шляпа резко оттеняла ее темную кожу. Сам Ред был по-прежнему в городской одежде. Он снова повернулся к лошадям.

— Иногда приходится, — сказал он. — Время от времени.

Сара облокотилась на изгородь рядом с ним, подперев подбородок руками. Ред взглянул на нее сверху вниз. Она с мрачным видом смотрела на лошадей.

— Черт возьми, Ред, — сказала она. — Я потратила годы, чтобы стать тем, кто я есть. Я вкалывала, как проклятая. Поверьте, это было нелегко, но меня вполне устраивает, какой я стала!

— Значит, вам повезло. Большинство из нас не отказалось бы коренным образом изменить свою жизнь, если бы это было возможно. Чем вы недовольны? В вашем новом обличье вы будете богаты, вам не о чем будет беспокоиться. Мы своих не бросаем. Конечно, придется сделать небольшую пластическую операцию. Может быть, слегка осветлить кожу. Вас собственная мать не узнает.

Глаза Сары потухли, она опустила голову.

— Она и сейчас бы меня не узнала, — тихо сказала Сара.

Ред хотел было сказать: «Ну, тогда тем более», — но почувствовал, что говорить этого не следует. Он увидел, что жеребец неожиданно встрепенулся и запрядал ушами, как сдвоенной радарной антенной. Потом он пробежал рысью несколько шагов, поднялся на пригорок в дальнем конце загона и застыл как статуя, глядя в сторону гор. Через некоторое время он успокоился и вернулся на свое место рядом с табуном кобыл. «Интересно, что это он учуял там, в горах?» — подумал Ред.

— Это будет вам же на благо, Сара, — сказал он, помолчав. — Разве вы не смотрели последние новости? Не успели вы разнести по всему свету тайну Общества Бэббиджа, как дикторы теленовостей принялись рвать вас в клочья. «Паранойя» и «психическая неустойчивость» — самые ласковые слова в их устах. Так почему бы вам не стать кем-то другим? Оставаться Сарой Бомонт в наши дни не сулит большой радости.

— Да, это грязная работа, — холодно заметила Сара, — но кто-то должен ее делать. — Она повернулась и посмотрела ему в глаза. — А как бы вы поступили на моем месте?

Ред взглянул на нее, отвел глаза и пожал плечами.

— Так же, наверное.

— Кто-то пытался меня убить, — продолжала она, как будто рассуждая вслух. — Я и понятия не имела, за что. Поэтому я начала разбираться, пока все не выяснила. И знаете, что самое смешное?

— Нет, и что же?

— Если бы они оставили меня в покое, я никогда бы не натолкнулась на их гнусную маленькую тайну.

В этом Ред сомневался.

— Может, да, а может, нет. Женевьева Вейл не слишком умна и легко впадает в истерику. Но скажите мне вот что. Что бы вы сделали с Сарой Бомонт, окажись вы на их месте?

Она нахмурилась.

— Я никогда не оказалась бы на их месте.

— Это нечестный ответ.

— И вопрос нечестный! Скорее я могу представить себя членом Ку-Клукс-Клана.

— Вы должны согласиться, что у них были основания опасаться.

— Что? У ваших людей тоже. Но вы-то не пытались меня убить.

Ред поморщился и, опустив глаза, принялся рассеянно потирать раненую руку.

— Нет, но мы поступили еще более жестоко.

— Да, вы втоптали в грязь мое доброе имя. Кто сообщил всему миру, что это я устроила распечатку? Те файлы распечатывались анонимно, значит, кто-то навел на меня газетчиков. Теперь они поливают грязью того, кто принес дурную весть, чтобы никто не прислушался к самой вести. Старый прием.

— Зато надежный. Как вы думаете, почему мы им до сих пор пользуемся? Черт побери, это же в наших интересах! Я не больше, чем они, стремлюсь попасть в лапы разъяренной толпы. Почему бы нам не постараться замолчать эту вашу весть?

— Потому что это правда!

Он молча пожал плечами, не затрудняя себя ответом.

— И еще потому, что это все равно бесполезно! — продолжала настаивать Сара. — Мне наплевать, сколько «кротов» вы насажали в газетные редакции и в полицию. Вам все равно не удастся закрыть глаза и заткнуть уши всем людям. Моя программа будет постоянно распечатывать ваши и их файлы до тех пор, пока не кто-нибудь не догадается, как ее убить. Слишком много людей получат возможность их прочесть. На каждую сотню человек, которые будут над этим смеяться, найдется один, кто задумается. И не забывайте про бизнесменов и политиков.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Почему именно о них?

— Подумайте об их уязвленной гордости. Подумайте, как долго они верили, что это они тянут за ниточки! Им не понравится, если они окажутся всего лишь переменными в ваших клиологических уравнениях.

Ред едва заметно улыбнулся.

— Переменные — это чересчур громко сказано. Так, эпифеномены промежуточных структур. Разве вы не ходите на подготовительные курсы?

Увидев, какое выражение появилось на лице Сары, Ред расхохотался.

— Аарон большой оригинал, я с вами согласен. Он на тысячу лет старше всех остальных. Он все видел и все испытал дважды. Помню, еще когда меня принимали в Ассоциацию… — Он заметил, что Сара насторожилась, и напомнил себе, что она пока еще не завербована окончательно. — Когда принимали меня, он уже тогда был стар, как Мафусаил. — Ред усмехнулся. — Ходят слухи, что он — один из Основателей, который решил задержаться, чтобы проконтролировать, выполняется ли их замысел.

— Вы делаете вид, будто не поняли, что я хотела сказать.

— А вы что-то хотели сказать? — У него на лице появилась деланно добродушная улыбка.

— Да. Даже если один человек из ста заинтересуется тем, что раскрыл мой «червь», то это уже тысячи людей по всей стране. Пытаться растоптать меня бесполезно. Это абсолютно ничего не изменит!

— Может быть. Но если вы истекаете кровью от смертельной раны, разве вы не попытаетесь все равно остановить кровотечение? Живые системы всегда защищают себя. Разве я как-то вам об этом не говорил? Это автоматическая реакция, ни ненависти, ни мстительности тут нет. По крайней мере с нашей стороны. Когда вы писали эту программу, вы не знали о нас. Вам было известно лишь то, что они пытались вас убить. Что они убили других, включая кое-кого из ваших друзей. Вы тоже живая система…

— Спасибо.

— …И мы не виним вас за то, что вы защищали себя. Да, мы дискредитировали вашу распечатку. Мы погубили ваше доброе имя. Прошу за это прощения. Но в качестве компенсации мы предлагаем вам новое имя.

— Хорошенькая сделка.

— Неплохая. Гораздо лучшая, чем предлагают большинству людей. Послушайте, чего вы хотите больше всего, вот прямо сейчас?

— Вернуться в свою старую жизнь.

Ред чуть не растерялся — такая тоска прозвучала в ее голосе. Он почувствовал, что не может смотреть ей в глаза.

— Это невозможно. Вы отказались от нее в тот момент, когда решили запустить своего «червя». Попросите о чем-нибудь еще.

— Хорошо. Я хочу уничтожить их. Я хочу найти Денниса и сделать им больно за то, что они сделали с нами.

Ред кивнул.

— Прекрасно. Я тоже этого хочу. Вы это знаете. Почему же вы не хотите присоединиться к нам?

Она покачала головой.

— Мне не нравятся ваши методы.

— Вы же знаете, что они собираются сделать с людьми? Я ведь говорил вам, верно?

— О, конечно. Они пытаются превратить нас в домашних животных. Сделать более примитивными. Превратить в послушных технорабов. Достаточно сообразительных, чтобы понимать приказы, и достаточно образованных, чтобы их выполнять.

Он почувствовал озлобление в ее голосе и удивился — как же она не может определить собственную позицию.

— Неужели вы не хотите бороться с этим? Я хочу. Вот почему я создал собственную группу в рамках Ассоциации. Мы должны начать сражение с ними. Забыть правило Куинна.

— Цель оправдывает средства, да?

— А разве нет? Вы хотите, чтобы людей превратили в домашних животных?

— Нет, черт возьми! Но разве вы не понимаете, Ред? Средства становятся целью! Зачем они хотят одомашнить нас? Чтобы мы стали более предсказуемыми, легче укладывались в их уравнения. Чтобы их проклятая арифметика стала проще! Если вы с вашей группой встанете на тот же путь, то через сколько времени вы начнете преследовать такие же цели?

— Через сто двадцать лет, — ответил он. — Плюс-минус восемь лет.

Сара пристально посмотрела на него.

— Я вас совсем не знаю, — сказала она.

«Мы сами себя не знаем, — подумал он. — Не надо бы мне столько болтать. Особенно с ней и особенно об этом. Но она права насчет средств, которые становятся целью. Именно поэтому она так мне нужна. У нее есть чутье».

— Прошу прощения, — сказал он. — Не подумайте, что это просто легкомыслие. Я имел в виду, что мы-должны начать бой с ними прямо сейчас, не откладывая. Опасность, которую вы заметили, действительно существует, но только в будущем. У нас есть время заняться ею потом.

Сара снова покачала головой.

— Нет, все не так просто. Сама мысль о том, чтобы пытаться манипулировать людьми…

— Опять вы за свое? Вы ведь знаете, я тут же соглашусь с вами, если вы покажете мне, чем клиология отличается от того, что люди делают каждый день, полагаясь лишь на смекалку и интуицию. Или вы хотите поставить нам в вину наш успех? Скажите, чем мы отличаемся от правительства, или рекламного агентства, или общества защиты животных? Разве каждый не пропагандирует взгляды, в которые верит? Разве это преступление — дальше видеть и правильнее оценивать последствия? — Ред не мог понять, говорит ли в Саре упрямство, или она действительно этого не видит. — Будущее — не что иное, как разветвленное дерево возможных вариантов, и решение, принятое сегодня, подрезает многие его ветви на годы вперед, аннулируя одни варианты и создавая другие. Иногда действие, казавшееся в свое время наимудрейшим, задним числом оказывается грандиознейшей глупостью. Знать, какие ветви могут пострадать по недосмотру, более чем важно, это жизненно необходимо. И те, кто способен видеть дальше, обязан предостерегать остальных от неверных шагов. Разве не так?

Сара молчала, угрюмо разглядывая лошадей. Наконец она вздохнула.

— Если я решу присоединиться к вам, — сказала она, не глядя на него, — вы поможете мне разыскать Денниса?

«Нет, она просто невозможная женщина. Могла бы и спасибо сказать за то, что вышла из этой передряги целой и невредимой. Чего нельзя сказать обо мне». Ред потрогал пальцами повязку, почувствовав под ними воспаленную плоть и укол боли в мышцах. Он вспомнил, как выстрел отбросил его на развалины стены. Ему повезло. Помимо своей воли он подумал о Джексонвилле. Только там дело кончилось иначе. А здесь Сара спасла ему жизнь. Он перед ней в долгу. Китаец сказал бы, что теперь он ее раб.

— Нет, — ответил он, и она удивленно вскинула на него глаза. — Нет, — повторил он. — Я помогу вам разыскать Денниса независимо от того, присоединитесь вы к нам или нет. — Он подождал, не скажет ли она чего-нибудь, чувствуя себя все неуютнее под ее взглядом. — Я не допущу, чтобы кто-то вступил в наше братство по принуждению, — пояснил он. — Я хочу, чтобы вы это сделали по собственной доброй воле. Вы можете принять новое обличье или не принимать. Вы можете присоединиться к нам или нет. В обоих случаях вы должны решить сами. Но я помогу вам найти Денниса. Это касается только нас двоих.

Ред отвел глаза. «Похоже, я вещаю, как напыщенный идиот». Он надеялся, что Сара не станет над ним смеяться.

Смеяться она не стала, только удивленно покачала головой.

— Я совсем вас не знаю, — снова сказала она.

— С вами хорошо обращаются? — спросил он после паузы.

Сара пожала плечами.

— Пожаловаться не могу.

— Да нет, можете. Только это ничего не изменит.

Она молчала, а Ред гадал, о чем она сейчас думает. Потом она вздохнула.

— Нет, не изменит. — Она осторожно дотронулась до его руки. — Как плечо?

— Спасибо, получше. Только онемело немного. — Он попробовал подвигать рукой. — Гипс скоро снимут. Но я больше никогда не смогу играть на скрипке. — Сара бросила на него удивленный взгляд. — Впрочем, я и раньше не мог, — добавил он с серьезным видом.

Сара фыркнула. Они молча наблюдали за лошадьми. Одна из кобыл отбежала от табуна и понеслась галопом по холмистому лугу. Ред любовался ее красотой, изящными движениями ее ног, игрой мышц под кожей. Жеребец пустился вслед за беглянкой, и, покусывая ее за бока, погнал обратно к табуну. Ред взглянул сверху вниз на Сару, и ему вдруг захотелось сбить с нее шляпу и взъерошить ей волосы. «Интересно, что бы она сделала?» Он прищурился и посмотрел в небо. Над ними кружил орел. «Черт, так недолго потерять равновесие и свалиться с забора. Хорош я тогда буду».

Сара показала на лошадей.

— Как вы думаете, почему они это делают?

Ред посмотрел на нее, потом на лошадей.

— Что делают?

— Почему, имея перед собой целый луг, они тянутся сквозь изгородь, чтобы пощипать траву на той стороне?

Он пожал плечами.

— Может, там она и в самом деле сочнее. Почем я знаю? Я вообще не разбираюсь, что делается на этих фермах.

— На ранчо, — поправила его Сара. — Я тоже не разбираюсь, но думаю, что знаю причину.

— Да? И в чем же она?

— Наверное, они просто не любят изгородей.

Вернувшись в свою квартиру, Джереми Коллингвуд меньше чем через час убедился, что здесь был обыск, а вскоре понял, что приходили дважды.

Он остановился в передней, чтобы снять шляпу и перчатки и поставить зонтик в подставку. Не успел он этого сделать, как его охватило тревожное чувство, как будто что-то не так. Нахмурившись, он прошелся по квартире и не заметил ничего необычного. Он приписал это ощущение нервному состоянию, в котором находился после несчастного случая с Деннисом.

Несчастный случай.

Бедный Деннис. И ведь он, Джереми, был там, когда это произошло. За всю свою жизнь он ни разу не был свидетелем чего-нибудь подобного. И уж во всяком случае смерти или увечья. Его потрясло то, как это внезапно и неожиданно случилось. Они шли по тротуару, обсуждая только что увиденную пьесу, как вдруг Денниса подбросило в воздух, а машина унеслась прочь по Арапахо-стрит. И эта бессильная, расслабленная поза, в которой лежал Деннис… При этом воспоминании Джереми содрогнулся. Шум автомобильного мотора и визг автомобильных покрышек по асфальту до сих пор заставляли его резко оборачиваться с замирающим сердцем.

На кухне он смешал себе мартини с водкой, пять к одному. Взбалтывая в кувшине водку и сухой вермут со льдом, он рассеянно мурлыкал себе под нос и наполнил до краев два стакана прежде, чем сообразил, что делает.

Некоторое время он остолбенело смотрел на стаканы. Ему стало страшно — как срабатывает привычка, как прошлое напоминает о себе, словно неожиданной пощечиной! Ведь он хотел налить только один стакан. Для Денниса теперь единственный способ выпить — это внутривенно, если вообще ему дают выпить, в чем Джереми сомневался.

Он поставил кувшин на стол. В нем звякнули льдышки. Джереми посмотрел на свою руку и вцепился в край стола, чтобы унять дрожь. Деннис обязательно поправится. Никто из докторов в этом не сомневается. Правда, был один неприятный момент, когда в больнице обнаружилась путаница в записях, и ему сказали, что Денниса там нет, что он к ним вообще не поступал. Сначала Джереми подумал — это значит, что Деннис умер. И действительно, палата, куда он бросился бегом по коридору, оказалась пустой. Но вчера его заверили по телефону, что случилось недоразумение и что Деннис получает необходимое лечение, но никаких посетителей к нему еще не пускают.

А пока незачем наливать по два стакана. Джереми аккуратно перелил содержимое второго обратно в кувшин. Но тут он сообразил, что к тому времени, когда ему захочется выпить еще, если это случится, лед растает и безбожно разбавит коктейль. Пришлось вылить весь кувшин в раковину. Жаль, конечно, но что поделаешь.

Прежде чем заняться остальными делами, он вымыл и вытер кувшин и лишний стакан, потом убрал их на место. Они с Деннисом снимали эту квартиру на двоих, а Деннис отличался исключительной аккуратностью и в одежде, и в манерах. У всякой вещи свое место. Сам Джереми был бухгалтер-ревизор, аккуратист по натуре, и его привычки имели много общего с привычками Денниса.

Он прошел со стаканом в гостиную, собираясь включить кабельный канал, постоянно передающий новости, но посредине комнаты к нему вернулось чувство, как будто он попал не в свою квартиру. Он нахмурился и оглядел комнату более внимательно, чем в первый раз, когда только пришел. Его взгляд скользил по буфету, секретеру, креслам, дивану…

Диванные подушки лежали не так! Он нашел подставку для стакана и поставил его на сервант. Желтая подушка оказалась здесь, а оранжевая там.

Он переложил их на свои места. Но после того, как первое проявление беспорядка он заметил случайно, остальное само бросилось в глаза. Из ящика секретера торчал уголок бумаги. Джереми открыл ящик и увидел, что канцелярские принадлежности разложены в полном порядке, но в другом порядке. Боже, и картина Мондриана висит на стене вверх ногами! И кресла стоят не на своих местах. Он опустился на четвереньки и пальцами стал ощупывать ворс ковра. Да, вот они — прежние вмятины от ножек.

Его обдало холодом, который зародился где-то в желудке и растекся по конечностям. Ведь не сам же он переставил все в своих собственных комнатах! Здесь кто-то был. Кто-то тщательно и методично обыскал квартиру, а потом постарался придать всему прежний вид.

Но почему? На подгибающихся ногах Джереми шагнул к своему любимому креслу и повалился в него. Обычный вор или взломщик едва ли стал бы заботиться о том, чтобы уничтожить следы своего пребывания. Почему было так необходимо не только обыскать квартиру, но и скрыть сам факт обыска? Что они здесь искали? Что-нибудь пропало?

Повинуясь безотчетному чувству, он поднялся и осмотрел картину Мондриана. Да, это подлинник. Но если даже этого не взяли, неужели вор унес что-то менее ценное? Не исключено. Картина висела вверх ногами, значит вор неспособен оценить геометрический стиль Мондриана, а возможно, просто не знал ее ценности.

Он внимательно осмотрел всю квартиру. Серебро на месте, драгоценности тоже. И наличность, не слишком хитро спрятанная в нижнем ящике.

Успокоившись, что ничего ценного не пропало, он вернулся в кресло. Сложив ладони, как на молитве, он оперся подбородком на кончики пальцев. Взлом без ограбления.

Надо ли сообщить в полицию? Джереми закусил губу. Он даже не сумеет доказать, что в квартире кто-то побывал. Ему не поверят. «Подушки лежали не в том месте дивана? Полноте, мистер Коллингвуд». Никто не знает, насколько аккуратен был Деннис. Никто. Ответом будут только сальные ухмылки и прозрачные намеки.

И все-таки он должен с кем-нибудь поделиться. С кем-нибудь, кто помог бы ему понять, в чем дело. Сам он в таких делах профан. Если бы ему дали колонки цифр или гроссбух со счетами, он мигом бы разобрался, что к чему. Но, читая детективные книжки, что, впрочем, случалось редко, он вплоть до последней страницы никогда не мог вычислить преступника. А теперь настоящая детективная история приключилась прямо у него в гостиной. К кому обратиться за помощью? Деннис отпадает, к нему пока не пускают.

Есть еще эта Бомонт, с которой Деннис иногда работал. Для женщины она действительно довольно сносная особа, не кривляка, как большинство из них. Деннис ее очень уважал.

Но Бомонт скрылась, исчезла без следа, и по телевизору о ней говорят ужасные вещи. Что именно она натворила, телевизионщики толком не сообщают, но явно убеждены, что это нечто отвратительное. Недозволенное проникновение в чужие базы данных или что-то в этом роде.

Все это слишком сложно. Зачем кому-то понадобилось обыскивать его квартиру, а потом тратить силы, чтобы снова навести прежний порядок, и притом испортить все дело, расставив вещи неправильно? Внимательному человеку не составило бы труда вернуть все на свои места. Если только…

«Здесь были двое. Конечно двое!» Джереми поднял голову и уставился в стену. Тот, кто наводил порядок, расставил вещи неправильно, потому что застал комнату уже в беспорядке. Неудивительно, что он наделал ошибок. Большинство людей не запоминает, как у них лежат канцелярские принадлежности в ящике или подушки на диване. Самое страшное — то, как много вещей они расставили правильно!

Это вообще не укладывалось у него в голове. Взломщика, заметающего следы, Джереми еще мог себе представить. Но почему второй взломщик постарался уничтожить следы первого? И почему они ничего не взяли? По крайней мере, насколько ему известно.

Могло ли это иметь какое-то отношение к Деннису? И к несчастному случаю? Чем больше он думал, тем меньше все, что произошло, казалось ему случайностью. Услышав, как взвизгнули покрышки, Джереми обернулся, и в тот момент у него возникло смутное впечатление, что мгновением раньше автомобиль специально свернул в их сторону. Не был ли Деннис втянут во что-то незаконное?

А если подумать, то разве не исчезла Бомонт в тот же день, когда сбили Денниса? Когда это было? Почти две недели назад. Она позвонила, спросила Денниса, и Джереми рассказал ей, что случилось, но ее, похоже, это не очень удивило.

Чушь! Он просто фантазирует без всяких оснований.

А чем занимался Деннис всю ту неделю перед несчастным случаем? Джереми залез во внутренний карман пиджака, достал оттуда записную книжку и перелистал ее. Они с Деннисом часто записывали друг для друга напоминания о деловых свиданиях. Джереми даже почувствовал легкое удовлетворение оттого, как ловко он это придумал. Может быть, у него все-таки есть задатки детектива. Вот! День, когда случилось несчастье. Они с Деннисом были в городском культурном центре на новой постановке «Веера леди Уиндермир». Мысль пойти в театр принадлежала Джереми, так что в известном смысле вина за несчастье лежит на нем. Если бы они…

«Нет! Я не позволю себе попасться в эту ловушку!» Джереми заставил себя успокоиться и снова занялся записной книжкой.

Ага, вот оно что: в тот самый день Деннис должен был встретиться за ленчем с человеком по имени Морган Граймз. Граймз? Имя казалось странно знакомым. Джереми недавно его слышал. По телевизору? Или встречал в газете? В газете, точно! Граймз — тот журналист, которого убили из-за наркотиков.

Словно ледяная рука стиснула его сердце. Деннис и этот Граймз виделись за ленчем, а на следующий день один из них был зарезан, а другой сбит машиной. Чуть позже звонит Бомонт, явно не в себе, реагирует странно, а затем исчезает. Джереми неожиданно вспомнил, что еще раньше в нее стрелял какой-то сумасшедший в городском парке. Деннис очень разволновался, когда Джереми показал ему в газете репортаж об этом. А не Граймз ли случаем написал его?

Внезапно ему представилось, что его всюду подстерегает невидимая опасность. Вокруг погибают люди, порой едва ему знакомые, а сегодня кто-то добрался и до него, перетряхнул его собственную квартиру. Вне себя от волнения, с дрожью где-то в глубине груди, он листал блокнот в поисках еще каких-нибудь намеков на то, чем занимался Деннис.

Дэниел Кеннисон сидел, развалившись в кожаном кресле с высокой спинкой, положив руки на подлокотники. Он сложил ладони вместе и обвел взглядом всех сидевших за длинным столом красного дерева. «Ничего себе компания», — с отвращением подумал он. Остальные члены Совета встревоженно щебетали, трепыхались, вертели во все стороны головами, как птички вокруг потревоженного гнезда. Идиоты! Кеннисон стиснул зубы, сдерживаясь. Он еще раз бегло обвел глазами стол и встретился взглядом с Гретхен Пейдж, смотревшей на него в упор. Она одарила его ледяной улыбкой, он ответил такой же, только температура ее была еще на несколько градусов ниже.

«Сборище проклятых кретинов. Нашли время пререкаться и интриговать, когда все, ради чего мы трудились, вот-вот пойдет прахом. На тонущем „Титанике“ тоже пытались откачать воду из трюма ведрами. Основатели умерли бы от стыда».

У него не было сомнений, что дело Бомонт Женевьева Вейл провалила от начала и до конца. Ударилась в панику — ее обычная первая реакция на любые трудности — и заразила паникой остальных членов Совета. Конечно, Чужак был близок к раскрытию тайны, но нельзя было сразу делать вывод, что Бомонт и есть Чужак. Он пытался убедить их, что она просто из случайных любопытных. Может быть, он тоже ошибался, но теперь, задним числом, ясно, что он был гораздо ближе к истине, чем госпожа председательница.

«Поспешишь — людей насмешишь, мадам председательница», — подумал он. Однако не он, а она сидит во главе стола, расфуфыренная и накрашенная, как голливудская статистка, и с невозмутимым видом распределяет вину на всех, кроме самой себя. Ни тени раскаяния на ее костистом лице фотомодели. Сказала бы: «Это я виновата. Я все испортила», — чтобы остальные перестали указывать друг на друга пальцем и занялись спасением Общества. Но до этого, как он подозревал, никогда не дойдет.