В стране слепых

— Быстро до тебя дошло.

— И как, ничего?

— Ну, я же здесь, верно?

Текс кивнул.

— Я говорил, нечего было беспокоиться. Тех, кто приходит с жалобами, фараоны обычно не проверяют. А даже и проверили бы, — у тебя отпечатки пальцев точно такие же, как у них в картотеке на Глорию Беннет. Мы стараемся ничего не упускать.

Сара никак не могла раскусить Текса Боудина. Он был общительнее, чем Уолт и большинство остальных обитателей Убежища. Он постоянно улыбался и, казалось, получал от жизни не меньшее удовольствие, чем Ред. И все же с ним она не могла чувствовать себя вполне свободно. Не только из-за его небрежной, холодной самоуверенности, граничившей с наглостью. При нем у нее всегда появлялось такое ощущение, словно ее выставили напоказ. Словно он все время присматривается, ждет, что она сделает дальше. Может быть, в этом все дело. Если Ред был похож на актера, плохо знающего роль, то Текс — на зрителя, который ухмыляется про себя при всякой его ошибке. Занимая в Убежище пост заместителя Джейни, он, казалось, перенял от нее частичку ее устрашающей отстраненности.

— Ред считает, что это нападение устраивал не Кеннисон, — сказала она.

Текс подумал.

— Угу. Возможно. А ты как думаешь?

— Не знаю, — помедлив, ответила Сара. Если не Кеннисон, то, может быть, кто-то из его коллег? Они с Редом пришли к выводу, что члены Общества Бэббиджа в этой критической ситуации начинают действовать кто во что горазд.

— Может, это было вообще не нападение. Может, они просто хотели подставить вас обоих, чтобы вами занялись фараоны.

Сара покачала головой.

— Нет, они хотели нас убить. — «Боже, как я могу разговаривать об этом так спокойно? Или уже привыкла?» — Они хотели устроить наезд, чтобы фараоны решили, что это несчастный случай. Мальчишки постоянно гоняют ночью на машинах по этой стоянке. Когда ничего не вышло, они стрельнули три раза, но тут же смотались, потому что не хотели попасться сами.

На лице у Текса появилась волчья ухмылка.

— Да кто это — они? Приятели Кеннисона? Тайная Шестерка? Дочернее общество Тайной Шестерки — то самое, которое вроде бы исчезло? Или… кто там еще? Джимми сейчас докладывает на Совете. Отделение в Атланте нашло чужой файл, так что он решил рассказать все Кэму.

Она протянула ему подкову.

— Ты можешь сказать, с какой это лошади?

Текс осмотрел подкову со всех сторон.

— Та самая? — спросил он.

— С какой лошади?

— Сдается мне, с гнедой. За последний месяц только ее перековывали.

— А кто на ней ездил?

— Конюх дал мне список. Имена и даты. — Он полез левой рукой в карман рубашки, вытащил сложенный в несколько раз листок бумаги и протянул Саре. Она взяла его и начала читать, разыскивая единственную дату, которая ее интересовала.

Она нашла ее и грустно усмехнулась.

— Не было гвоздя…

— Что-что? — переспросил Текс, нахмурившись.

Она отобрала у него подкову и взвесила на руке, держа открытым концом вверх.

— Вот так — к счастью, — сказала она.

— Как вы это делаете? — спросил Умник.

Уолтер Половски вздохнул.

— Пусти меня, малец, я тебе покажу.

Вместе со стулом он подъехал к клавиатуре. Сара стояла сзади и смотрела ему через плечо, прихлебывая из банки диетический лимонад. На экране монитора была видна сложная фигура, похожая на дерево — это называлось у них «взвешенный диграф» — и заполненная крохотными кружочками, стрелками и логическими блоками. «А, старая знакомая — „схема-почемучка“, только тут она с высшим образованием».

— Что-то неладно? — спросила она.

Половски мотнул головой.

— Не-а.

— Мне всегда не по себе, — сказал Умник, — когда кто-нибудь вот так стоит и смотрит через плечо.

Пальцы Половски забегали по клавиатуре.

— Видишь? Надо, чтобы параметры гамма и каппа обошли полный круг. По полному обороту гаммы на каждое приращение каппы. — Половски решительно ткнул пальцем в клавишу возврата и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди и глядя на экран. — Понял, Босу орт?

Умник кивнул.

— А она? — показал он пальцем на Сару.

Половски взглянул в ее сторону.

— Она обойдется и без моей помощи.

Сара улыбнулась ему, но он не ответил улыбкой. «Ну и черт с ним», — подумала Сара и снова вгляделась в экран. Босуорт выделил один из кружочков, и на экране открылось окно, где он был показан во всех подробностях. «15.05.07. Потопление „Лузитании“.

— То самое, — сказала она. — Это было у Денниса в перечне.

Босуорт кивнул, перевел курсор на соседний кружок и развернул в окно и его. В окне было написано: «Германское посольство обзванивает пассажиров „Лузитании“, рекомендуя им сдать билеты, и публикует в нью-йоркских газетах объявление о своем намерении потопить судно».

Он перешел в меню и отыскал команду «Изменение фактов». Потом выделил «Лузитанию» и перевел часть логических блоков в режим отрицания. Фигура на экране замигала, одни кружочки погасли, другие поменялись местами, вместо них появились новые. Само собой открылось окно с надписью: «Выделенные события после изменения фактов».

Сара присела на стул и стала читать список, появившийся в окне. Даты и события в нем шли двумя параллельными колонками, которые как будто почти не отличались друг от друга, за исключением одного: теперь, когда факты подверглись изменению, аналоги реальных событий происходили позже, чем в действительности. Войска США прибыли на подкрепление союзников только в мае 1918 года, почти на год позже, чем на самом деле, и уже после того, как вовсю развернулось наступление Гинденбурга. А из условий перемирия, заключенного в марте 1919 года, явствовало, что война закончилась «вничью».

Половски оглянулся на Сару через плечо.

— Это то, что тебе было нужно?

— Я сама не знаю, что мне было нужно. Ничего не могу понять. Зачем немцам понадобилось топить пассажирский лайнер, пусть даже он вез военное снаряжение? Глупость какая-то. Ведь из-за этого мы раньше вступили в войну.

— А им было все равно, вступим мы в войну или нет, — сказал Половски. — Немцы считали нашу армию немногим сильнее румынской, а Гинденбург собирался довести дело до конца еще до того, как на фронте появятся американцы.

Сара показала на список в окне.

— Им бы это и удалось, если бы они не потопили «Лузитанию».

Половски раздраженно взмахнул рукой.

— Ну конечно, мы-то это знаем, но ведь у них не было клиологов, которые могли бы это им подсказать.

Сара ничего не ответила, и наступило долгое молчание. Наконец Половски повернулся к экрану и сморщился от досады.

— Чушь какая-то, — сказал он.

Умник не сводил глаз то с него, то с нее.

— А что?

Половски взглянул на него.

— Подумай сам, парень!

Рот у Умника сам собой раскрылся и стал похож на букву «о».

— Ну конечно! — сказала Сара. — В Европе ученые не глупее, чем в Америке. Даже здесь Кроуфорд был не единственным.

Половски вздохнул.

— Да. Да, я знаю. А вот этот малец в самом деле нашел документы, которые относятся к Шестерке. Во всяком случае, к самому ее началу. — Он снова с гримасой досады взглянул на экран. — Только это не больше чем предположение. Даже если какое-то событие стало поворотной точкой, это не значит, что именно так и было запланировано. Каждое действие влечет за собой определенные последствия, но это не значит, что оно было намеренным.

— Мои действия, как правило, намеренны, — сухо заметила Сара.

Половски недовольно хмыкнул.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Всегда есть какие-нибудь необъяснимые аномалии. — Он ткнул пальцем в экран с кружочками и логическими блоками. — В этой диаграмме миллионы единичных событий. Некоторые из них с неизбежностью должны быть маловероятными. Это как игра в дротики. Какова вероятность, что дротик случайно попадет в данную точку? На мишени бесконечное число точек, верно? Так что вероятность равна единице, деленной на бесконечность, то есть нулю. Априори ее вообще не существует. И все же… — он направил палец на Сару, чтобы подчеркнуть свою мысль. — И все же куда-то дротик должен попасть! В этом все дело. Потом мы смотрим, куда он попал, удивляемся, как мала была вероятность, и делаем вывод, что в эту точку целились намеренно.

— Но когда мы видим, что дротики раз за разом ложатся вокруг одной и той же точки, то не исключено, что они все-таки были нацелены в нее намеренно. Может быть, тот, кто их бросает, хорошо набил руку.

Сару охватило раздражение. А не нарочно Половски валяет дурака? Логические рассуждения нравятся нам только тогда, когда нам нравится результат. А если он нам не нравится, мы начинаем ко всему придираться. Когда католическая церковь канонизирует своих святых, она всегда назначает «адвоката Дьявола», чтобы тот приводил аргументы против канонизации. Может быть, Уолтер тоже возражает нарочно?

— Представим себе, что некая группа хочет поражения Германии. Возможно, та самая, которая убедила фон Клюка в 1914-м повернуть свои армии, не дойдя до Парижа. Но тогда не обойтись без американских войск. И поэтому они каким-то образом уговорили командование потопить пассажирский лайнер. — «И вместе с ним тысячу штатских — мужчин, женщин и детей». Она зло стиснула зубы. — А тем временем… — она ткнула пальцем в соседний кружок. — Тем временем какая-то другая группа хочет обеспечить победу Германии, пытаясь удержать американских граждан от поездки на «Лузитании».

Половски посмотрел на нее.

— И сколько групп ты рассчитываешь обнаружить?

— Столько, сколько их было, — ответила она.

— Не забудьте про Жоффра и Вивиани[49], — вмешался Босуорт, прочитав то, что было написано в окне, в которое он развернул еще один кружок. — Тут говорится, что Вильсон не собирался посылать войска раньше весны восемнадцатого года. Он хотел использовать кадровых военных, чтобы обучить национальную гвардию и только что созданную национальную армию. Но французы уговорили его послать экспедиционный корпус сразу же.

Половски скривился.

— У тебя получается, что Жоффр и Вивиани состояли в тайном клиологическом обществе.

Сара покачала головой.

— Всякое целенаправленное поведение порождает определенные ряды событий, а факторный анализ позволяет нам их распознать. Но ведь поведение каждого человека всегда целенаправленно. Если бы мы могли проанализировать события достаточно детально, то обнаружили бы, что каждый человек, живший когда-либо на Земле, представлял собой клиологический фактор. — Перед глазами Сары вдруг появилась ее комната — та, прежняя, которой ей больше никогда не увидеть, — и Ред, сидящий на диване и убеждающий ее, что и она и все остальные «играют с историей». Тогда она ему не поверила, а теперь поняла, что он был прав. Где-то в глубине ее мозга билась какая-то неясная мысль, но она никак не могла ее уловить. — Следы Общества Бэббиджа и Тайной Шестерки отличаются от остальных только одним — они проявляются не в прямых последствиях, а в косвенных.

— Да разве последствия, всех наших действий всегда такие, как мы хотим? — Половски покачал головой. — Три миллиарда клиологических обществ? Джимми будет в восторге. — Он провел рукой по лицу и взглянул на Умника. — А ты что об этом думаешь?

— А почему вы меня спрашиваете? Я ведь тут дурачок.

— И все-таки?

Юноша пожал плечами.

— Ну ладно. Я думаю, что она права.

— Ты думаешь, что она права. Прекрасно. — Половски снова покачал головой. — Они будут просто в восторге.

Дверь компьютерной комнаты открылась, и Сара обернулась, думая, что это Ред. Но это был всего лишь Текс Боудин. Войдя в комнату, он остановился, обвел всех ленивым взглядом, сдвинул на затылок ковбойскую шляпу и прислонился к стене, сунув большие пальцы за ремень.

— Так вот вы где, — сказал он.

— Вот мы где, — ответил Половски. — Мы с утра тут. А в чем дело?

— Совещание. Как только кончат Ред с Кэмом.

— Что за совещание? — спросил Половски. — Почему мне ничего не сказали?

Текс посмотрел на него.

— Вот я тебе и говорю.

«Как же Ред ухитрился это провернуть?» — подумала Сара. Даже она, человек здесь новый, видела, что Уолт и Текс друг друга недолюбливают, что Норриса Уолт считает психом-недоумком, а тот думает, что все это только компьютерные игры.

Ей пришло в голову, что извне, наверное, всякая группа представляется неразрывным целым, наделенным единой волей. Тайная Шестерка хочет того-то, Общество Бэббиджа сделало то-то. Такое впечатление только усиливается, если группа получает собственное имя. Например, «рабочий класс». Или «Англия». Но изнутри видно, какая это сущая чепуха. Всякая группа — это котел, где кипят личные эмоции, соперничество, амбиции. Люди могут объединиться вокруг одного общего дела — скажем, свергнуть царя или Бурбонов; но что дальше? Их единство неизменно разбивается о жестокую реальность личных распрей.

Ред хочет добиться отмены правила Куинна. Он хочет, чтобы Ассоциация отказалась от пассивного выжидания, выступила против попыток Общества создать послушную нацию технорабов. Текс и Уолт — и другие, кого она еще не знала, — встали на его сторону, но действительно ли у них общая цель? Они единодушны в том, что больше нельзя плыть по течению; но единодушны ли они в том, куда проложить курс? Сама она так близка к Реду, насколько это вообще возможно. Они спасли друг другу жизнь, это сблизило их сильнее, чем сближает любовь. Но даже она не разделяет его цель. Нельзя выступать против манипулирования людьми, противопоставляя ему такое же манипулирование. Нужно отказаться от всякого манипулирования вообще.

Она посмотрела на Уолта, потом на Текса. Если даже она так настроена, то что говорить о других? Какие личные амбиции они скрывают? После революций всегда происходят перевороты. Ред — мечтатель; но мечтателей в конце концов всегда оттирают в сторону, и их место занимают обыкновенные честолюбцы. Спросите Троцкого. Спросите Робеспьера или Че Гевару. Спросите Сун Ятсена или Бисмарка. Спросите, в конце концов, Бренди Куинна.

Текс кивнул в сторону Сары.

— Нашла, что искала?

Сара бросила взгляд на экран с новой диаграммой.

— Да. Боюсь, что да. В Европе по меньшей мере пять подков, которые наверняка выковало не Общество Бэббиджа. И на Шестерку это не похоже, судя по всему, что мы о ней знаем.

— Вот не хватало забот, — буркнул Текс и потряс головой. — Такая была простая жизнь, и вот на тебе — теперь, похоже, не обойтись без целой программы.

— Немного похоже на фарс, правда? — заметила Сара. На фарс? Нет, на театр абсурда! Как будто все это выдумал Сартр. Каждый скрывает от остальных один и тот же секрет.

Никакого манипулирования! Она дала такую клятву, когда искала в лесу Мистера Мяу в тот страшный вечер на горе Фалкон. Больше никакого манипулирования! Пора покончить и с Обществом, и с Ассоциацией. А теперь еще и с Шестеркой, и с ее отродьем, и кто знает, с кем еще?

Решение, конечно, благородное. Но ведь клиология и ее методы все равно существуют. Ящик Пандоры уже открыт. Можно ли сделать так, чтобы больше никто не воспользовался инструментом, который в ходу уже не одно поколение? Можно ли хотя бы узнать, не пользуется ли им кто-нибудь сейчас? Методы клиологии могут использоваться исподволь, на протяжении десятилетий. «Мы слишком привыкли к быстрым переменам, — подумала она. — Мы торжественно отмечаем эфемерные капризы моды, но не видим тенденций, которые проявятся только в следующих поколениях. Клиологи не спешат: результаты их действий подступают незаметно, как морской прилив. И к тому же клиологов слишком много».

Она попыталась расправить плечи. А в самом ли деле их так много? И тут она вспомнила, что на дне ящика Пандоры все-таки осталась Надежда.

В бесконечной ночи зазвучал голос, похожий на далекий звон колокола. Он плыл во тьме, медленно кувыркаясь, а в беззвездном небе с хохотом гримасничали красно-оранжевые дьявольские маски. Одна из них, ослепительно яркая, начала раздуваться, пока не заняла собой все небо, от горизонта до горизонта. Позади нее всплыла и раскрылась, как цветок, другая. И еще одна. Бесконечная вереница их уходила вдаль, превращаясь в точку. И все они пытались что-то сказать ему громыхающим басом, но он никак не мог понять, что.

— Джерри, Джерри, вы меня слышите?

Его веки дрогнули, ударил ослепительный свет, и он снова со стоном зажмурил глаза.

— По-моему, пришел в себя, — сказал голос.

Хорошо бы этот голос оставил его в покое! Так тихо и спокойно было в этой тьме, так приятно было плыть по течению… Но дьявольская маска то сжималась, то снова раздувалась в такт ударам огромного молота у него в ушах. Он через силу заставил себя раскрыть глаза.

Свет все еще был слишком ярким. Он отвернулся и уткнулся лицом в мягкую, прохладную подушку.

— Где я?

— В Мемориальной больнице Портера.

Джереми чуть приоткрыл глаза и увидел, что над ним парит лицо Джима Донга. Голова Джима была перевязана, лицо в синяках.

Джереми с трудом сел в постели. В комнате пахло антисептиками и свежими простынями. Все вокруг медленно плыло по кругу. Голова болела, в ушах стоял шум. Он увидел, что у кровати сидит Херкимер Вейн с забинтованной грудью под пиджаком и повязкой на левой руке.

На стуле у стены сидела Гвинн Ллуэлин, стиснув руки на коленях. На щеках у нее блестели слезы. Джереми ткнул пальцем в ее сторону.

— Вы умерли.

Вейн заморгал глазами.

— Надеюсь, что нет.

— Но… Взрыв… Конференц-зал…

Вейн покачал головой.

— Нет. Погибли все остальные.

— Все остальные, — повторил за ним Джереми. Все до единого. Разорваны в клочья, как тряпичные куклы. Он попытался с грустью подумать о Джеффе, Пенни, Генри, о других, но не почувствовал ничего, кроме огромной радости от того, что не оказался в их числе. Он снова взглянул на Гвинн.

— Все, кроме вас, — сказал он.

Она смутилась.

— Я вышла помыть руки.

— Это был взрыв газа, — осторожно сказал Донг. — В теленовостях говорили, что из-за халатности.

— Утечка? — Он вспомнил грохот взрыва, сильнейший удар, подбросивший его в воздух, качнувшиеся стены и расщепленные двери. Будь они немного тоньше…

— Сегодня утром допрашивали Бренду, — сказала Ллуэлин. — Она смутно помнит, что как будто когда-то говорила хозяйственникам про запах газа. И что давала заявку на ремонт.

— Значит, Бренда уцелела?

— Мелкие ушибы и царапины, — сказал Донг. — Она свалилась под стол, это ее спасло. Ей повезло. Нам всем повезло.

— Да, — сказал Джереми. — Ведь мы все должны были находиться в той комнате.

Он обвел всех глазами и понял, что они это прекрасно знают. Вейн медленно потер руки. Ллуэлин смотрела на Донга, который отошел от кровати и тоже уселся у стены, откинув назад голову и закрыв глаза.

— Кто-нибудь из вас верит, что это был несчастный случай? — спросил Джереми.

Ллуэлин медленно покачала головой. Вейн мрачно взглянул на него.

— В новостях упоминалось Общество Бэббиджа. Они сказали, что мы занимались изучением бомонтовской распечатки, но что газ подтекал еще до того, как была образована группа.

Джереми обменялся взглядом с Ллуэлин.

— Если это подтверждают документы, значит, так оно и есть.

Он почувствовал, что в его голосе прозвучала горечь.

— На группы в Стэнфорде и Чикаго никто не покушался, — добавил Вейн.

— Никто, — сказал Донг. Он открыл глаза и вызывающе посмотрел на них. — Но там не было Джима Тран Донга, который занимался математической стороной дела, верно? Как и положено гуманитариям, они не подумали о математике. — Он отвел глаза в сторону. — И, как выяснилось, правильно сделали.

— Это была глупость, — задумчиво произнес Вейн. — Подложить бомбу. Большая глупость. Как бы ни объясняли это официально, обязательно возникнут подозрения. — Он потряс головой. — Как могло так долго просуществовать Общество, которое делает такие глупости?

— Я бы не стал называть это просто глупостью, — парировал Джереми.

Вейн взглянул на него.

— Глупость и злоба не исключают друг друга, — сказал он. — Часто они связаны.

— Что, Вейн, продолжаем умные рассуждения? — саркастически заметил Донг.

— А никому из вас не пришло в голову, — вмешалась Ллуэлин, — что мы четверо, кто уцелел после первого покушения, неминуемо становимся мишенью для следующей попытки? И что это та самая больница, из которой исчез Деннис Френч?

Она нервно сжимала и разжимала кулаки.

— Я почти ни о чем другом и не думал с тех пор, как пришел в себя, — сказал Донг.

Сердце у Джереми забилось чаще. Они придут за ним сюда. Он знал это. Стоит только подождать, и они придут и утащат его туда же, куда утащили Денниса.

— Они знают, где мы, — сказал он.

Вейн встал и принялся ходить взад и вперед по комнате. Джереми видел, что на лбу у него выступили капельки пота. Он то и дело опасливо озирался по сторонам. Правой рукой он растирал пальцы левой, торчавшие из-под повязки.

— Мы должны что-то сделать, — сказала Ллуэлин.

Вейн остановился недалеко от двери и провел здоровой рукой по металлической дверной раме.

— Вас не найдут, — сказал он наконец.

Донг бесстрастно смотрел на него. Ллуэлин поджала губы.

— Как вы можете это говорить, Херкимер? Мы тут просто живая мишень.

— Я хочу сказать, что вас здесь не найдут. — Он повернулся к ней. — В больничных документах написано, что вы погибли при взрыве.

Наступило молчание — каждый пытался осмыслить его слова.

— Хитро придумано, — сказал наконец Джереми. — А вы не боитесь слишком часто прибегать к этому способу?

Вейн со слабой улыбкой взглянул на него и смущенно сказал:

— Не судите нас слишком строго. Мы к таким вещам не очень привыкли.

Ллуэлин удивленно посмотрела на них и спросила:

— О чем вы говорите?

Джереми кивнул в сторону Херкимера Вейна.

— Я полагаю, что ваш приятель — агент Общества Бэббиджа.

Вейн поднял брови.

— О боже мой, конечно нет!

Казалось, он шокирован.

— Джереми, на что вы намекаете?

— Он намекает на то, — жестко сказал Донг, — что доктор Вейн знает больше, чем говорит. — Он повернулся к историку. — Он намекает на то, что доктор Вейн чертовски удачно устроил так, чтобы задержаться и не войти в ту комнату.

Вейн нахмурился.

— А я с таким же успехом мог бы указать на то, что и вы, и мистер Коллингвуд тоже задержались и не вошли в ту комнату. И что доктор Ллуэлин удачно вышла из нее как раз вовремя. Если бы у меня был более подозрительный характер…

Гвинн резко поднялась со стула.

— Прекратите, Херкимер! — В голосе ее прозвучало раздражение. — Это оскорбительно. Мы все здесь друзья. — Она отвернулась к стене, делая вид, что разглядывает циферблаты приборов, и продолжала: — Когда взрыв потряс здание, я бросилась назад и… и там просто бойня была. — Она снова повернулась к ним, и Джереми увидел, что ее раскрасневшееся лицо залито слезами. — Херкимер, вас ударило дверью. Хотите, я вам расскажу, как выглядела другая сторона этой двери? Чем она была намазана, как бутерброд маслом? Я говорю «чем», потому что разобрать, кем это было раньше, не мог бы уже никто.

Вейн побелел и отвернулся.

— Не надо.

Донг, сидевший с опущенной головой, сказал:

— Примите мои извинения, доктор Вейн. Мне не следовало так легко бросаться обвинением в массовом убийстве.

Джереми заметил, что от самого обвинения Джим не отказался. Он с трудом сел прямо.

— Тем не менее мы знаем, как безжалостно Общество Бэббиджа. Они убивают всех, кто близко подходит к их тайне. На прошлой неделе я объявил, что доктор Донг сделает сообщение о результатах своего математического анализа сегодня…

— Вчера, — перебила его Гвинн.

— Ну, вчера. И вскоре после того, как мы должны были войти в эту комнату, там происходит взрыв. Мне представляется очевидным, что кто-то не хотел, чтобы мы слышали сообщение доктора Донга.

— Кто-то из тех, кто был в комнате?

Вейн посмотрел на нее.

— Да, Гвинн. Кто-то из тех, кто был в комнате. Кто еще мог знать о сообщении доктора Дон… Джима? И, очевидно, кто-то из тех, кто остался в живых. Не думаю, чтобы кто-нибудь по собственной воле вздумал таким способом лишиться жизни.

Джереми почувствовал, что у него закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Наверное, от контузии. Или от одной мысли о том, что кто-то может пожертвовать жизнью ради абстракции. Как те террористы на Ближнем Востоке, которые разгоняются на автомобиле, набитом взрывчаткой, и направляют его в цель. Или как тот человек в парке, который стрелял в Сару Бомонт. Джереми никогда не понимал фанатиков. Фанатизм заставляет людей вести себя иррационально, а иррациональное поведение непредсказуемо и опасно.

— Ты понимаешь, что говоришь, Херкимер? Ты говоришь, что один из нас — член Общества Бэббиджа. Что один из нас подложил эту бомбу или помог ее подложить. Что один из нас убил наших друзей.

— Это были мои и ваши друзья, Гвинн. Давние сослуживцы. Коллеги. Но Джереми был с ними почти незнаком. А доктор Донг вообще незнаком.

Донг вскочил с места, опрокинув стул.

— Если бы я не хотел, чтобы до вас дошла суть этих математических моделей, я мог бы в своем сообщении просто ее утаить. Или совсем не делать никакого сообщения. Если бы я не пришел к Гвинн с этим предложением, вообще ничего бы не произошло.

Наступило молчание.

— Вообще ничего бы не произошло… — шепотом повторил Донг, нащупал стул и снова сел.

— Нет, Джим, это все же могли быть вы, — не унимался Вейн. — Чтобы выяснить, что мы знаем или о чем догадываемся, вы должны были так или иначе принять участие в работе группы. Но вы математик, и у вас был только один благовидный предлог.

Донг сердито взглянул на него, но промолчал.

Джереми рассмеялся. Все повернулись к нему.

— А как насчет меня, Херкимер? Как вы можете изобразить злодеем меня? Люди из Общества Бэббиджа совершили нападение на моего ближайшего друга, а потом похитили его. Ну-ка, сделайте из меня главного героя вашего сценария. Попробуйте!

Вейн с улыбкой развел руками.

— Я просто пытаюсь реконструировать историю. Те же факты, но другие объяснения. Вы хотите, чтобы я сделал вас главным героем? Пожалуйста. Этот Деннис Френч никогда не был вашим другом, а только удобным прикрытием. — Он жестом остановил Джереми, который хотел возразить. — Вы можете утверждать иное, вы можете изобразить обиду, но откуда мы знаем, что вы говорите правду? Мы видим только ваши действия, а не мотивы. Как только вы поняли, что на уме у Сары Бомонт и у вашего сожителя, вы приняли меры, чтобы устранить их и всех других, с кем они могли общаться. А к Гвинн вы пришли для того, чтобы выяснить, что сказал ей мистер Френч.

Джереми стало не по себе. Это выглядело вполне правдоподобно. Все могло быть именно так, и только он знал, как было на самом деле. Он видел, что Гвинн смотрит на него с тревогой. Как легко перетолковать факты!

— А как насчет группы? — спросил он. — Зачем бы я допустил, чтобы она ее создала?

Вейн пожал плечами.

— Ну, скажем, для того, чтобы узнать, кто еще из историков принял бомонтовскую распечатку всерьез. Как по-вашему, почему я так старался показать, что сам не придаю ей такого значения? Я уверен, что и в Стэнфорде, и в Чикаго тоже есть ваши агенты.

— Херкимер, — сказала Ллуэлин, — вы сами верите в то, что говорите?

— Нет. Конечно нет. Но я стараюсь быть объективным. Хотите услышать сценарий, где главным героем будете вы?

Ллуэлин пристально посмотрела на него.

— Нет.

— Ага. Вот видите? Каждый из нас может подозревать всех других. Каждый может не спать ночи, размышляя, кто из остальных убийца. — Он потряс головой. — Банда братьев.

— Но ведь вы позаботились о том, чтобы скрыть, что мы находимся здесь, в больнице, — напомнил Джереми.

— Элементарная предосторожность. В конце концов, из этого может ничего и не выйти. Те врачи, кто в этом участвовал, получили солидные взятки, а кое-кто из них, возможно, и сам понимает, что это нужно хранить в тайне. И все же… — он пожал плечами. — Рано или поздно кто-нибудь может проговориться. Но пока тех, кто погиб, не ищут.

— Пока, — повторил Джереми. — Но что нам теперь делать? Куда направиться? Очевидно, домой вернуться никто из нас не может. — Он мельком подумал о своих вещах — о книгах, Мондриане, хрустале. Что будет с ними? Кому они достанутся? Ему и в голову не приходило писать завещание, а родственников у него не было. Ну что ж, все это уже в прошлом. Тот, кто в таких обстоятельствах не готов без всякой жалости расстаться со своим имуществом, не готов продолжать жить. Будем живы, появится и имущество, но имущество не вернет жизни. Он вспомнил старую комическую сценку: «Кошелек или жизнь», — говорит грабитель; «Погоди, я подумаю!» — отвечает комик. Джереми решил, что тут на самом деле нет ничего смешного. — Если мы официально погибли, то кто мы теперь?

При мысли о том, что с прошлым покончено, он почему-то почувствовал странное оживление, у него появилось непривычное ощущение свободы.

Вейн оглядел всех, сунул здоровую руку в карман и опустил голову.

— За последние два дня в этой больнице умерло четыре человека. Ни у кого из них нет близких родственников — все приезжие. Нужные исправления в документах сделаны. Теперь вы — это они, а они — это вы.

— Когда мои братья и сестры придут за моим телом, — возразил Донг, — они увидят, что это не я.

Джереми покачал головой. За его телом никто не придет. Нужно ли считать, что ему повезло? Или наоборот?

Вейн ссутулился.

— Это временная мера, всего лишь уловка, чтобы нам благополучно покинуть больницу. Умершие были того же пола, но не того же возраста и, в одном случае, не той же расы. — Он пожал плечами. — Теперь, когда Джереми пришел в себя, нужно действовать быстро. Все устроено.

— Все устроено? — переспросил Джереми. — Кем?

Вейн взглянул на него, но ничего не ответил.

— Если, как вы говорите, вы не из Общества Бэббиджа, — настаивал Джереми, — то откуда вы? В распечатке упоминалось еще одно общество. То, которое откололось.