В стране слепых

— Труп.

У нее пробежал мороз по коже, и она остановилась как вкопанная.

— Труп? Чей? — Мысль, что это мог быть Деннис, на мгновение парализовала ее.

— Чей. Хотели бы мы знать. От него остался один скелет. Очень старый, ему не меньше века. Вот здесь у него была аккуратная круглая дырочка. — Ред дотронулся до лба. — А тут, — он похлопал себя по затылку, — дырка побольше с неровными краями.

Сара содрогнулась и обхватила себя руками.

— Как это случилось? — Она вспомнила жуткое чувство, которое испытала в тот вечер в потайной комнате. Ужасное ощущение, что кроме нее в комнате есть еще кто-то, невидимый за пятном света от ее фонаря.

— Как? — Ред пожал плечами. — Карсон ликвидировал свою контору в большой спешке. Была страшная неразбериха. Головорезы Вейла шли по пятам. Может быть, скелет принадлежит кому-то них — тому, кто обнаружил комнату, а может, это был один из наших, кто ее защищал. Какое это теперь имеет значение? Все, кто там был, давно умерли.

Дальше они шли молча, пока не подошли к лифту. Ранчо служило убежищем, которое Ассоциация использовала как учебный центр и для того, чтобы прятать там тех, кто в этом нуждался. Со стороны ранчо выглядело незатейливым деревянным домом, но земля под ним была пронизана целой сетью тоннелей и потайных комнат. Сару разместили в номере люкс на третьем подземном этаже. По пути к лифту Саре и Реду повстречались несколько человек, которые скользнули по ней безразличным взглядом.

— Меня здесь не любят, да? — спросила она, когда дверь лифта за ними закрылась. Последние несколько недель она чувствовала себя неловко в окружении людей, которые если не были ее врагами, то особенного дружелюбия тоже не проявляли.

— За что им вас любить? Ведь вы разрушили их уютный маленький мир. Последние сто лет мы занимались только тем, что богатели, пользуясь умением предсказывать ход исторических процессов. В отличие от «них», мы никому не причиняли зла. И вот благодаря вам мы стоим перед всемогущей чернью голенькие. Как вы думаете, почему я не вернулся на свою работу в Вашингтон? По официальной версии я сломал руку, упав с лошади, и в компьютере городской больницы Денвера имеется подложный файл, который это подтверждает. Но подлинная причина — в том, что у некоторых из моих сослуживцев могут появиться кое-какие подозрения, если они видели в вашей распечатке фамилию, под которой меня знают.

— Может быть, Ассоциация и не причинила никому вреда, — сказала Сара, — но ничего хорошего она тоже никому не сделала.

— «Но как ты тепел, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих», — процитировал Ред Апокалипсис.

— Да, нечто в этом роде.

Звякнул звонок, и лифт остановился на третьем этаже. Они вышли, и двери лифта за ними закрылись.

— Вы тоже ненавидите меня? — внезапно спросила Сара. — За то, что я выдала Общество и Ассоциацию.

Ред задумался.

— Ненавижу? Нет. Вы сделали то, что считали нужным сделать для самосохранения. Я не могу ненавидеть живую систему за то, что она выполняет свою естественную функцию.

Саре захотелось стукнуть его как следует. Живая система! Она ему покажет «живую систему, выполняющую свою естественную функцию»!

— Однако, не забывайте — продолжал Ред, — что, когда они пытались уничтожить вас, они тоже были живой системой, тоже действующей, по их мнению, в интересах самосохранения. Нет, мне просто досадно.

— Досадно?

— Да. Понимаете, прежде чем что-то предпринять, я привык думать о побочных эффектах. Любое действие может иметь неожиданные последствия. Разве не об этом вам сегодня читал лекцию Аарон? Так вот, вы об этом не подумали. О побочных эффектах. В конце концов, когда вы писали свою программу, чтобы расквитаться с Обществом, то наверняка не хотели, чтобы начали громить синагоги.

Она остановилась как вкопанная, вытаращив на него глаза. Ред по инерции сделал еще несколько шагов, прежде чем это заметил. Он повернулся и посмотрел на Сару.

— Что вы несете? — спросила она.

— Вы замечали, как какая-нибудь новость или слух искажаются при передаче от человека к человеку? Это меметический дрейф, вызываемый мутациями мемов.

— Ближе к делу!

— Своей распечаткой вы пустили в свет такой слух. Множество людей получили распечатку и прочли. Множество других людей кое-что слышали о том, что в ней было, а остальные слышали то, что те о ней слышали. Понимаете? Сейчас уже наберется огромное количество людей, до которых дошли только смутные слухи о тайном заговоре с целью управлять ходом истории. А кто эти заговорщики? Да конечно же евреи. Или масоны. Или Ватикан. Или розенкрейцеры. Можете выбрать козла отпущения по своему вкусу. Сегодня в новостях передали, что неонацисты и куклуксклановцы разгромили несколько синагог на северо-западе и на юге. Телефонные звонки на телевидение подтвердили, что это было сделано «в ответ на тайный заговор».

— Нет! Это неправда! Я никогда этого не говорила! Посмотрите на меня. Что-что, а науськивать правых экстремистов…

— Я-то знаю. Но-это все те же наши старые знакомые — побочные эффекты. Вот почему сто лет назад Брейди Куинн ввел свое правило: «Изучай, но не предпринимай прямых действий». Даже когда хочешь сделать добро: в конечном итоге ты можешь причинить вред.

— Но тогда почему вы…

Они подошли к двери ее номера. Ред вернул ей книги. Затем неожиданно обнял ее здоровой рукой, прижал к себе, приблизил губами к ее щеке, но вместо того, чтобы поцеловать, прошептал:

— Встретимся вечером. В девять. У лошадиного загона. — Потом отпустил ее и зашагал прочь по коридору.

Сара смотрела ему вслед, пока он не исчез в лифте. Потом подняла руку и дотронулась до щеки, куда ее чуть не поцеловал Ред.

Джереми смотрел, как низенькая толстая преподавательница истории пыхтит своей трубкой из кукурузного початка, пуская к потолку колечки дыма. Через окно за ее спиной был виден студенческий городок Денверского университета. По дорожкам между корпусами уныло брели несколько одиноких студентов с книгами под мышкой. Был разгар лета, и большинство учащихся проходило курс загара на пляжах Калифорнии и Флориды.

— Да, мистер Коллингвуд, я помню визит вашего друга. Это было, знаете ли, довольно необычно, когда о консультации попросил не студент. И вопросы у него были довольно странные.

Джереми нетерпеливо подался вперед.

— Я уже рассказал вам, что с ним случилось и что потом произошло в нашей квартире. Я уверен, он был замешан во что-то… Ну, во что-то опасное. Я просмотрел его записи о встречах за прошлый месяц, и только свидание с вами показалось мне примечательным. Вот я и подумал, что, может быть, здесь ключ к разгадке.

— Ключ к разгадке? — Профессор Гвиннет Ллуэлин подняла брови. — Дорогой мой, я не думаю, что людей давят машинами за их интерес к истории! Боюсь, вы взяли неверный след, мистер Коллингвуд. Мистера Френча интересовала лишь информация о нескольких исторических событиях. Я ему помогла, как сумела, и он распрощался. Я уверена, что с ним произошел несчастный случай и ничего более.

Джереми почему-то почувствовал разочарование. Конечно, он понимал, что ждать многого от этой встречи бессмысленно. И тем не менее все это выглядело довольно странно. Ведь Деннис никогда не проявлял ни малейшего интереса к истории. По крайней мере, если не считать чтения бестселлеров на исторические темы, эта область была ему совершенно чужда. Кроме того, слишком точно совпадало время: несчастье случилось сразу после этой встречи. Джереми надеялся, что, возможно…

Он неохотно кивнул.

— Что ж, тогда прошу прощения, что побеспокоил вас, нагрянув без предварительного звонка. Не буду больше мешать вашим… — Он замялся: а что делают преподаватели во время каникул? — …вашим занятиям.

Джереми попрощался, попятился к выходу и закрыл за собой дверь. В коридоре он остановился на секунду, устало прикрыв глаза. Кого он из себя изображает? Джереми Коллингвуд в роли частного детектива! Смешно. Хуже того, нелепо! И все-таки он должен был выяснить — и Деннисе и об обыске в их квартире. Он сунул руки в карманы и поплелся по коридору.

Однако не успел он подойти к выходу на улицу, как услышал, что его окликают. Джереми обернулся и увидел, что к нему спешит Ллуэлин, делая рукой знак вернуться. Ее полнота, к его удивлению, не мешала этой женщине двигаться очень грациозно.

— Я что-то забыл? — спросил он, подойдя.

— Нет, — ответила она. — Давайте вернемся ко мне в кабинет, я вам все объясню.

Когда они снова вошли в кабинет, Джереми увидел, что телефонная трубка снята и разобрана. Рядом лежал включенный магнитофон, его выход был присоединен к микрофону, вынутому из трубки, проводом с зажимами. Джереми перевел взгляд с этой самодельной конструкции на преподавательницу. У Ллуэлин был встревоженный и хмурый вид.

— Вы знаете, что это такое, мистер Коллингвуд? — Она указала на телефонную трубку.

Джереми покорно осмотрел трубку, но увидел только какие-то железные штуки и провода. Он покачал головой.

— Я не разбираюсь в технике. Никогда раньше даже не видел, что у телефона внутри.

— Я видела, мистер Коллингвуд, но дело не в этом. Вот эта штука здесь лишняя. Это «жучок». Он подслушивает и передает каждое слово, произнесенное в этой комнате. Если не присоединить к нему магнитофон. Кто бы сейчас ни подслушивал на другом конце, он слышит обычный рабочий день в кабинете историка: как я читаю, печатаю на машинке, раскуриваю трубку, и так далее. — Она вынула трубку изо рта и улыбнулась. — Немудреная штука, но мне нравится.

Джереми вопросительно поднял бровь.

— Когда-то в молодости я примыкала к студентам-радикалам, — пояснила преподавательница. — Наверное, я и сейчас ближе к радикалам, и это может кое-кому очень не нравиться. Но как бы то ни было, я давным-давно научилась узнавать, когда мой телефон подслушивают. — Она бросила взгляд на «жучок». — Хотела бы я знать, кто всадил его и почему. Я обнаружила его с месяц назад, вскоре после встречи с вашим другом. Тогда мне и в голову не пришло связать эти события, пока не появились вы и не рассказали об обыске в вашей квартире. Слишком много совпадений, а я никогда не, любила совпадений. — Она пожала плечами и села за стол. Подавшись вперед, она ткнула в сторону Джереми чубуком трубки. — Итак, мистер Коллингвуд, давайте немного побеседуем.

Два часа спустя Джереми шагал взад и вперед по комнате, а Ллуэлин делала пометки в желтом блокноте, каким обычно пользуются юристы.

— Давайте посмотрим, что у нас вышло, — сказала она, листая блокнот. — Ваш друг показал мне клочок бумаги, который он где-то нашел. На листке был перечень дат и событий. Он случайно не говорил вам, откуда его взял? Нет? Мне тоже. Или говорил, но я не запомнила. Я ему сказала, что, по-моему, там были перечислены поворотные точки истории… То есть не совсем поворотные точки, а как это называется у физиков? — Она неопределенно помахала рукой в воздухе. — Точка приложения сил? Да, точки приложения сил. Такие моменты, когда усилия сравнительно небольшого числа людей непропорционально сильно повлияли на последующие события.

— «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир», — процитировал Джереми.

— Да, Архимед. — Она рассеянно постучала ручкой по блокноту. — В тот раз я не придала этому особого значения. Понимаете, между историками не прекращается спор по поводу роли личности и роли масс. И я приняла этот перечень за чью-то попытку доказать влияние личностей на ход истории. — Она поджала губы и продолжала: — А теперь я узнала от вас, что мистер Френч работал с той самой Сарой Бомонт, без которой в последнее время не обходится ни один выпуск новостей. Боюсь, что я не уделяю много внимания телевидению. Как историка последние новости меня не интересуют. Подлинную историю нельзя втиснуть в лихие заголовки. Конечно, я слышала, что она утверждает. Эта история о тайном заговоре… — Ллуэлин замолчала и лукаво усмехнулась. — Как будто заговоры бывают явными. Как шутят у нас на факультете, раскрытие тайных заговоров превратилось в процветающий бизнес. Не проходит и дня, чтобы кто-то не объявил об очередном заговоре — заговор против Кеннеди, заговор против Линкольна, заговор международных банкиров. Чаще всего это, конечно, чушь, на которую со временем просто перестанут обращать внимание. Но в данном случае, если есть какая-то связь с перечнем вашего друга…

— Да, возможно, все так и было. И в данном случае заговор действительно существует. Я, правда, не знаю подробностей, но, насколько я понял, какая бы там ни была информация, она попала в редакции всех газет и во все полицейские участки страны.

— Гм-м. Хотела бы я это почитать. Наверное, раздобыть копию распечатки нетрудно. А ее содержание подскажет нам, насколько все серьезно. — Ллуэлин, нахмурившись, забарабанила пальцами по столу. — У меня есть кое-какие деньги, полученные по гранту, — сказала она, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к Джереми. — Я планировала истратить их на другие исследования, но… — Она положила ручку на стол. — Надо будет поговорить с деканом, — объявила она. — Думаю, что нам удастся собрать рабочую группу. Привлечь самых крупных специалистов со всей страны. И либо подтвердить то, что говорится в бомонтовской распечатке, либо окончательно ее похоронить.

Джереми старался сделать вид, что это ему интересно. Преподавательницу увело далеко в сторону. Ее интересует перечень Денниса, а не то, что с ним случилось. Деннис для нее мелочь, то ли дело наука история! Джереми пришла в голову мысль: можно ли вообще заниматься историей, не интересуясь людьми, для которых это сама жизнь? Подумав, он решил, что можно. Слишком легко представить себе прошлое как некую абстракцию. Германия сделала то-то, Франция то-то. Как будто страны обладают свободой воли. Впрочем, чтобы Ллуэлин ни выяснила по поводу предполагаемого заговора, это, возможно, как-то прояснит случившееся с Деннисом. Может быть, стоит принять участие в этой работе, разумеется, неофициально. Ллуэлин наверняка не откажется передавать ему информацию, которая будет касаться Денниса.

Как будто прочитав его мысли, профессор Ллуэлин нацелилась в него чубуком трубки.

— Вот что я вам скажу. Я хочу сделать, вас администратором этой исследовательской программы. Кажется, вы бухгалтер-ревизор, не так ли? Вот и взяли бы на себя финансовую часть, пока академики будут парить в облаках, размышляя о мировых проблемах. Согласны?

— Ну, я…

— Послушайте, мистер Коллингвуд, если с вашим другом действительно произошло нечто большее, чем несчастный случай, то только из-за того, что он связан с делом Бомонт. Так что единственный способ разрешить ваши сомнения — это решить всю проблему в целом.

«Пожалуйста, братец Лис, делай со мной что хочешь, только не бросай в терновый куст».

— Хорошо, я думаю, что смогу найти для вас время. Сейчас у налоговой службы мертвый сезон. Работа с декларациями завершена, конец квартала далеко. И к тому же… — Джереми замолчал, пораженный: он и не догадывался, что принимает все это так близко к сердцу.

— Что «к тому же»? — переспросила Ллуэлин.

— К тому же то, что случилось с Деннисом, куда важнее всего, чем я обычно занимаюсь. Если кто-то пытался убить его один раз, можно ли считать его в безопасности сейчас?

— Гм-м. Нет, полагаю, что нет. — На лице Ллуэлин неожиданно появилась растерянность. — Знаете, похоже, что копаться в этом деле будет не совсем безопасно.

В голосе ее звучало удивление и, пожалуй, некоторое удовольствие.

— Да, — рассудительно сказал Джереми. — Денниса сбила машина, в Бомонт стреляли в самом центре города…

— А теперь она исчезла.

Джереми кивнул.

— Либо убита, либо прячется. И еще один ее приятель, этот репортер.

— Граймз. По-моему, его имя тоже упоминали в связи с этим делом о заговоре. Говорили о каких-то его файлах. Знаете… — Ллуэлин взяла со стола ручку и принялась вертеть ее в пальцах. — Насколько я помню, в перечне вашего друга было три или четыре убийства. Не знаю, как они связаны с другими событиями из перечня, но…

У Джереми перехватило дыхание.

— Это тоже люди, которые узнали о заговоре?

— Возможно. Я не помню подробностей, только один-два пункта из перечня. Я ведь видела его только однажды, в тот раз. Но мне кажется, что даты убийств относятся к прошлому веку. — Она вздрогнула. — Если это заговор, то бог знает, как долго он существует.

Ллуэлин взглянула на Джереми, вдруг остановившегося посредине комнаты:

— Что с вами?

— Перечень! Вот что, может быть, похитили. Я его специально не искал, но не помню, чтобы он мне попадался на глаза, когда я осматривал квартиру. — Он беспомощно развел руками. — Деннис может знать, куда он его спрятал, но пока к нему не пускают посетителей.

— Ну, с этим можно что-то сделать, — сказала профессор Ллуэлин. Она немного подумала, потом встала из-за стола и выколотила пепел из трубки. — Что ж, давайте возьмемся за дело.

— Возьмемся за дело? За какое дело?

— Я сказала, что пару пунктов из перечня вашего друга я помню. Это, может быть, и немного, но это пока все, что у нас есть. Сейчас мы зайдем к одному моему знакомому с филологического факультета. Он может нам помочь.

— Филолог? Каким образом?

— О, он специалист по Амброзу Бирсу. У него самое большое в стране собрание литературы о нем. Меня это интересует, разумеется, только потому, что я сию минуту решила написать статью о Бирсе в связи с мексиканской революцией. Вас-то Бирс должен интересовать, поскольку о его исчезновении говорится в перечне мистера Френча, но упоминать об этом вам необязательно.

Она помолчала и, прежде чем отсоединить магнитофон от телефонной трубки, добавила:

— Да, еще одно. Когда вернетесь домой, проверьте ваши телефонные аппараты. Мне кажется, если первый грабитель хотел что-то унести — скорее всего, перечень, — то второй мог кое-что оставить.

До своего офиса Кеннисон добрался почти в полдень и был вынужден пройти сквозь строй репортеров. Едва открылась дверь лифта, как на него обрушилась, одновременно дюжина вопросов, слившихся в невнятный говор, и фейерверком замелькали фотовспышки. Кеннисон с неприступным видом шагнул в коридор, где репортеры окружили его со всех сторон. «Как загонщики вокруг дичи», — подумал Кеннисон. На секунду у него мелькнула дикая мысль, что они вот-вот столкнут его в шахту лифта, — точно так предки теснили мамонтов к краю обрыва. Он невольно обернулся и почувствовал странное облегчение при виде закрытых дверей лифта.

Снова повернувшись к журналистам, он одернул жилет и поправил галстук.

— Прошу прощения, — произнес он, — но я по-прежнему ничего не могу сказать по поводу обвинений, выдвинутых этой сумасшедшей. Более того, я удивлен, что некоторые из вас воспринимают ее серьезно. — Он слегка улыбнулся. — Мне кажется, вам следовало бы обратиться за интервью к психиатрам, а не в компанию, изучающую общественное мнение. — С противоположного конца коридора на него смотрела дверь «Кеннисон Демографикс». Как бы он хотел оказаться сейчас за ней, подальше от этой толпы!

— Как прошло заседание в пятницу?

Вопрос его неприятно поразил, но вида он не подал. Черт бы побрал Вейл — приспичило ей собрать Совет! Он повернулся к корреспонденту «Кроникл».

— Простите, какое заседание?

— «Чикаго Сан-Таймс» взяла под наблюдение особняк Женевьевы Вейл. Ну, той женщины, которая, как считают, возглавляет это тайное общество. Долгое время вообще ничего не происходило, а потом появилась полиция и прогнала их.

— Весьма сенсационное событие, я полагаю.

— Правильно полагаете. Так вот, зачем приехала полиция и почему их прогнала? Кто-то в верхах потянул за ниточку, верно? Ладно, они уехали, но не совсем, а сделали круг и вернулись обратно, и знаете, что они увидели? Около десятка лимузинов, которые отъехали от дома. Стекла у машин были такие же черные, как душа налогового инспектора. А их номера…

Кеннисон не смог удержаться:

— Ну, и что номера?

— Занятная получилась штука. Репортеры были слишком далеко и сумели записать только три номера. Но эти три автомобиля они выследили.

— Ну и?..

— Один зарегистрирован за агентством по прокату, но там клянутся, что эту машину в тот день никто не нанимал, и кроме того, это малолитражка, а не лимузин. А два других номера, согласно компьютерным данным, не существуют в природе.

Кеннисон презрительно фыркнул.

— Очевидно, ваши коллеги неправильно записали номера.

— Ну да. Так вот, очень любопытно, что все эти богачи встречаются подобным образом. Как будто действительно существует тайное общество и все остальное.

— Господа, я не знаком с этой Женевьевой Вейл. Я даже никогда о ней не слышал, пока та психически ненормальная женщина не выдвинула свои ничем не подтвержденные, безответственные обвинения. Однако я не сомневаюсь, что если мисс Вейл так богата, как о ней говорят, то она несомненно знакома с другими богатыми людьми и даже может пригласить их к себе на обед. Она также может настолько высоко ценить свое право на личную жизнь, чтобы не позволять незнакомым людям болтаться около своих ворот. Все это едва ли говорит о существовании тайного общества.

— А где вы были в выходные? — спросил репортер «Пчелы».

— В своем рыбацком домике в Мэне, если вы считаете, что это вас касается.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

Кеннисон сделал вид, что не слышал этого вопроса.

— Это ваше официальное заявление, мистер Кеннисон? — Вопрос задал корреспондент «Таймс» по Западному побережью.

Кеннисон отрицательно покачал головой.

— Я не делаю никаких официальных заявлений. Я не придаю значения всему этому грязному делу и призываю вас поступить так же. Я удивлен, — презрительно добавил он, — что такая респектабельная газета, как «Таймс», копается в истории, более подходящей для первой полосы «Нэшнл Инкуайрер».

Репортеры принялись выкрикивать новые вопросы, но он растолкал их и, рванув дверь своего офиса, проскользнул в спасительное укрытие. Дверь за ним захлопнулась, заглушив шум снаружи. На мгновение он прислонился к двери. На лбу у него выступила испарина, и он вынул из кармана платок, чтобы ее стереть. «Этим дело не кончится, — подумал он. — Нет, не кончится. Они будут копать и копать. Здесь какой-нибудь сыщик, там какой-нибудь репортеришко. А может быть, и агенты правительственных служб. Любые очевидные меры защиты — вроде порчи всех национальных баз данных, чтобы ликвидировать всякое упоминание о Брейди Куинне, — принесут не больше пользы, чем приносили до сих пор. Слишком много существует записей. И слишком много их хранится вне национальной сети, а даже те, что в сети, — всего лишь копии бумажных архивов, которые хранятся где-то еще. К тому же попытка испортить все базы данных выдаст нас с головой. Похоже, единственная возможная тактика — это то, что предложил Винсент Торино. Но и это требует тщательной проработки. Затопить сеть заведомо ложными данными — это может показаться слишком явной попыткой замаскироваться. Никто так не бросается в глаза, как человек, который спешит в укрытие. Так получилось с этими номерами машин, черт бы их взял! Пришлось воспользоваться поддельными номерами, чтобы нельзя было выследить, чьи это машины. Но в такой ситуации сам факт, что номера были поддельные, выглядел еще подозрительнее. Хотела этого Бомонт или нет, но она поставила нас в такое положение, что единственный возможный курс действий — ничего не предпринимать. Любое активное действие в конечном итоге только подтвердит ее обвинения».

Кеннисон почувствовал, что все глядят на него с удивлением, и выпрямился.

— Проклятые газетчики, — пробормотал он в оправдание.

Клерки и операторы молча сочувственно закивали. С тех пор как разразился скандал, ко всем им уже приставали с расспросами. Кеннисон знал, что никто из них не выдал ничего важного по той простой причине, что никто ничего не знал. Все они работали только на «Кеннисон Демографикс», а не на Общество. Все, за исключением его помощницы, Пруденс Бейкер. И Ночной Смены, разумеется.

Ключ к анализу и управлению ходом истории — «траекторией системы» — надежная информация о состоянии этой системы. Не располагая ею, действовать нельзя — по крайней мере успешно. Вот зачем понадобилась его фирма. Никто не станет расспрашивать, зачем фирмы по выяснению общественного мнения задают странные вопросы. Проще всего предположить, что они действуют по заказу какой-нибудь компании или политической партии. И «Кеннисон Демографикс» действительно выполняла массу такой работы «на стороне». Но любая обзорная информация, для кого бы ее ни собирали, становилась ценным сырьем, которое перерабатывало в своих целях Общество. Кеннисон любил сравнивать свою фирму с мельницей. Подобно старинным водяным мельницам, которые размалывали зерно в муку, она превращала сырые данные в полезную информацию.

На протяжении целого столетия Общество с трудом добывало информацию, извлекая ее по крохам из официальных отчетов и получая от своих «кротов», внедренных в правительственные и деловые круги. Затем, пятьдесят лет назад, отец Кеннисона основал фирму как дочернее предприятие Общества, и тогда сбор и обработка информации приобрели более систематический характер. Впервые стало возможно собирать серьезные статистические данные в национальном масштабе по ключевым переменным. Старик оказал неоценимые услуги Гэлбрейту и Военно-промышленному совету и помог им наладить централизованное планирование экономики в годы войны, а попутно наладил прямые связи Общества с правительственным аппаратом. С тех пор надежность и точность прогнозов Общества возросли в четыре раза. Это сделало его отца, а потом и его самого, весьма важными персонами в Обществе.

Теперь все это оказалось под угрозой. Все, о чем мечтал и что в поте лица создал его отец, все, что продолжал строить он, теперь рассыпается, как карточный домик. И во всем виноваты Бомонт и Вейл!

Временами он мечтал, чтобы Общества вообще не существовало или чтобы «К.Д.» от него не зависела. Эти чертовы братья и сестры нуждаются в нем гораздо больше, чем он — в них!

Теперь об этом оставалось только мечтать. Никакой возможности последовать примеру Куинна не было. Нет, конечно, он мог исчезнуть — на этот случай он специально обзавелся маской некоего Флетчера Окса, — но захватить с собой «К.Д.» невозможно, а своей властью он был обязан именно «К.Д». Уже не в первый раз ему пришло в голову, что это связывает его по рукам и ногам. Власть — палка о двух концах.

Кеннисон сел за стол. Положив руки ладонями вниз и растопырив пальцы, он несколько секунд изо всех сил давил на поверхность стола. Потом расслабился и позволил себе минуту-другую полюбоваться видом из окна на панораму города от башни Койт-Тауэр до Испанского форта. Через пролив Голден-Гейт полз с океана туман, и Кеннисону на мгновение захотелось очутиться на своей яхте, ловить крупную рыбу и позабыть обо всех заботах. Он со вздохом повернулся и взял верхнюю из стопки входящих бумаг. Секретарша принесла ему кофе в крошечной фарфоровой чашечке. Кеннисон поблагодарил и поинтересовался бейсбольными успехами ее сына. Она ответила, что все прекрасно, и вышла, а он стал просматривать заключительную часть отчета, заставляя себя сосредоточиться на текущей работе.

Его кабинет был обставлен без затей. Простой деревянный стол и вращающееся кресло. Этажерка, где были разбросаны бумаги и журналы с торчащими закладками. Небольшой круглый стол для совещаний. Из оборудования — телекомпьютерный центр «EPIC», простой и функциональный, дорогой, но не вызывающий. Кабинет производил на каждого, кто сюда входил, определенное впечатление: здесь занимаются делом, честно и всерьез. На подсознание можно воздействовать не только словами, но и зрительными стимулами.

Отчет касался результатов опроса общественного мнения об исходе будущих президентских выборов. Взгляд Кеннисона выхватывал из текста основные данные. Численность выборки. Ее состав. Стандартная ошибка. С учетом предыдущих опросов вырисовывалась довольно четкая картина. Важно не то, кто именно через год победит на выборах. Важно знать это заранее — тогда члены Общества смогут удачно вложить свои средства и влияние. Кеннисон пометил отчет в углу условным значком, чтобы Пруденс передала копию Ночной Смене. Имея надежные данные о том, сколько приверженцев у каждого кандидата, и зная, какими деньгами и каким влиянием на средства массовой информации он располагает, Ночная Смена может смоделировать выборы и предсказать соотношение голосов, которые подадут за кандидатов. Кеннисон и сам мог бы это сделать. Он даже помнил уравнение, которое выучил еще в юности:

dф/dt = A(X-Y) + AxXo — AyYo — aф,

где Х и Y — число голосов за каждого из двух кандидатов. Нехитрое уравнение, основанное исключительно на теории психологических стимулов и реакций, но тем не менее исключительно мощное. При условии, что кто-нибудь сумеет очень точно измерить переменные и коэффициенты. Кто-нибудь вроде «К.Д.»

Неожиданно Кеннисон почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял голову и вздрогнул, увидев Алана Селкирка, который, глядя на него в упор, стоял в дверях кабинета.

— Да, Алан?

— Могу я поговорить с вами, мистер Кеннисон?

— Конечно. Проходите и садитесь.

Селкирк так и сделал, прикрыв за собой дверь кабинета. Кеннисон ждал, что он скажет.

Алан Селкирк был британец — точнее, шотландец, — и молодой талантливый статистик. Пять лет назад он приехал в США, чтобы изучать в «Кеннисон Демографикс» новую теорию статистики. Когда диверсия Бомонт разрушила компьютерную систему «К.Д.», все программисты и операторы фирмы растерялись, один лишь Селкирк воспринял это как личное оскорбление. Потребовалось несколько недель работы с последней автоматически сохраненной памятью, чтобы частично восстановить функционирование системы, но даже таким путем они не сумели спасти данные некоторых текущих исследований и были вынуждены заплатить неустойку тем клиентам, которые так и не получат заказанных обзоров рынка.

Селкирк объявил, что намерен лично выследить и уничтожить «червя», запущенного Бомонт. Кеннисона это встревожило. Ему не очень хотелось, чтобы рядовые сотрудники знали слишком много о системе «К.Д.» Но и разумного повода запретить Селкирку этот крестовый поход он не видел. Что бы там ни клеветала Бомонт, все-таки «червь» проник в базу данных «К.Д.» и серьезно ее повредил.