– Сэм, это ужасно! Что ты говоришь?
      – Люди не рождаются вновь без цели, Джо. Они возвращаются, чтобы усовершенствоваться или искупить свои грехи.
      – Вздор, – Джим Паксман взглянул на Сэма, не скрывая недовольство. – Я никогда не слышал такого вздора. Если это отголосок прошлых дней, тогда это всего лишь отголосок. Он имеет не больше значения или смысла, чем случайное проигрывание старой пластинки. Эта женщина в каком-то роде выступает в роли инструмента, а… – он пытался подобрать нужное слово.
      – Ты имеешь в виду роль медиума, – вставила задумчиво Венди.
      – Если тебе это угодно, но в этом есть какая-то психическая подоплека, с чем я не согласен. Мы не имеем дело с эктоплазмом или кристаллическими шарами. Мы здесь говорим вовсе не об этом.
      – Неужто? – сказал Ник.
      Все посмотрели на него. Наступило выжидательное молчание.
      Позади них Сара распахнула дверь. Она несла на подносе восемь чашек кофе.
 
      Сэм и Ник вернулись в Корнуолл-Гарденс вместе с Джо. В такси все хранили молчание и, как только они зашли в квартиру, Ник направился к буфету за бутылкой скотча.
      Джо откинулась на софе.
      – Такое впечатление, будто мой мозг пропустили через мясорубку, – сказала она. Она прикрыла глаза рукой. – Разве это не смешно? Я думала, сегодня что-нибудь докажет. Либо то, что у меня галлюцинации и я все выдумываю, или то, что это все на самом деле имеет место, и я являюсь перевоплощением Матильды де Броз, но все же, несмотря на все разговоры, споры и всех этих экспертов, мы не получили никаких доказательств. На самом деле теперь стало даже хуже. Единственное, что им удалось сделать, это заставить меня с ужасом осознать, что существует намного больше теоретических объяснений моего состояния, чем я когда-либо предполагала, и я нахожусь в еще большем смятении.
      – Забудь все, Джо, – Ник присел рядом с ней, вздохнув. – Какого черта тебе нужно было играть роль препарата под микроскопом? Или выставить меня в этой роли. – Он нахмурился.
      – Мы знаем то, во что мы верим. Именно это важно.
      – А во что мы верим? – вставил Сэм.
      – Вот в этом-то и дело. – Джо выпрямилась. Благодаря скотчу, на ее щеках выступил румянец.
      – Я больше ничего не знаю. Только то, что это не только я. Мы все втроем замешаны. Ведь так? – Она перевела взгляд с одного брата на другого.
      – Возможно. – Сэм вышел на балкон и стоял, осматривая площадь. За перилами группа детей играла на траве с огромным пластмассовым мячом в полосочку. Он повернулся, чтобы опереться на балюстраду.
      – Все мы должны испытать в здравом уме и записать детально и беспристрастно то, что происходит. Особенно ты, Джо, если ты все еще хочешь написать книгу обо всем этом. Эта книга будет иметь огромное научное, или оккультное, или историческое, или лингвистическое, или какое-нибудь еще значение. Пусть эксперты Беннета с их аналитическими умами порвут ее на кусочки. С этого момента мы исключаем их из игры. Они нам не нужны. Этот гипнотизер сам по себе, конечно же, дурак. Вы же это понимаете, не так ли? Несмотря на все его дорогие офисы и количество медицинских штучек, он неквалифицированный психиатр.
      Ник приподнял бровь.
      – Он не мог бы называть себя доктором, если бы у него не было квалификации.
      – Он получил квалификацию терапевта в Вене сразу после войны, но насколько я понимаю, у него не было практики ни как врача общего профиля, ни как специалиста до тех пор, пока он не приехал в Англию, где он недолго занимался лечением гипнозом и выдавал себя за эксперта в области откровенно сомнительных дел.
      Ник лениво улыбнулся.
      – Меня поразило то, что о тебе он тоже невысокого мнения.
      – Да замолчите вы оба, – встала Джо, – почему бы мне не сделать для нас всех салат. Хочется подумать о чем-либо еще ради перемены. Мой ум так устал, так ужасно устал от всего этого, – ее голос слегка дрогнул.
      Бросив взгляд на Сэма, Ник последовал за ней на кухню.
      – Джо, что было со мной у Беннета, – спросил он негромко, – тоже впал в своего рода транс?
      Она посмотрела на него с удивлением:
      – Ты?
      – Да, я, Джо, – он быстро оглянулся через плечо. – Я начинаю думать, что Сэм мог сделать какое-то постгипнотическое внушение.
      – Сэм. – Джо посмотрела на него в упор. – Неужто ты позволил Сэму загипнотизировать себя?
      – Кто это тут обо мне говорит? – Сэм зашел в кухню, неся с собой бутылку скотча.
      – Никто. – Джо посмотрела на него, чувствуя себя неуютно. Она поспешно повернулась к холодильнику и вытащила блюдо с холодным мясом и миску с салатом. Затем она направилась к двери за бутылкой вина.
      – Сэм, штопор находится в ящичке позади тебя. Оставь в покое мой скотч и вместо этого налей нам всем немного вина. Когда ты сказал, улетает твой самолет завтра? – продолжила она поспешно.
      Ник смотрел, как его брат умело вставляет конец штопора в центр пробки. Он хмурился.
      – В одиннадцать. Я собираюсь выехать, как только мы поедим, Джо. Мне кое-что еще нужно будет сделать в офисе до того, как я вернусь домой упаковать вещи.
      Джо взглянула на бутылку оливкового масла в руке.
      – Ты не говорил, как долго тебя не будет, – сказала она. Он не должен был знать, какой одинокой она себя чувствовала при одной мысли о том, что он уедет.
      – По крайней мере, дней десять, – его голос прозвучал мягко.
      – Десять дней позволят Джо разобраться с ее интригами с Ричардом де Клэром, – вставил Сэм, наполняя вином три бокала, тщательно отмеривая равное количество, наклонив и держа их перед собой на уровне глаз.
      – Сэм, – Джо посмотрела на Ника, внезапно испугавшись того, что упоминание этого имени снова вернет его к пугающего образу, который она уже видела. Его лицо застыло, но все же это был Ник. В глубине его глаз не было незнакомца.
      – Она покончила с де Клэром, – сказал Ник спустя какое-то время. Он поднял один из бокалов, – и де Клэр это знает.
      – Знал, Ник, – сказала Джо быстро, – это было очень давно. Ну вот, берите салат и бутылку.
      Сэм наблюдал, как она взяла тарелки из буфета.
      – Ты хочешь проследить эту историю до конца, не так ли Джо, – сказал он негромко, когда за Ником захлопнулась дверь.
 
      Она резко выпрямилась.
      – Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь этого делать. И ты знаешь, почему.
      – Я думаю, что ты это сделаешь. Я не думаю, что ты сможешь остановиться, когда придет время.
      – Ох, поверь мне, я смогу, Сэм. – Джо сжала кулаки. – Ты думаешь, я смогу продолжать, когда Джон повернется против них? Я не хочу знать, что произойдет потом. Ты думаешь, я смогла бы пережить все это – зная то, что Ричард не пошевелил и пальцем, чтобы попытаться спасти ее, несмотря на всю его любовь. А Уильям! Уильям, несмотря на все годы их жизни, на их детей, Уильям предал ее!
      – До этого она первая предала Уильяма, – сказал Сэм резко, – она завела его слишком далеко.
      – Он был хитрецом, – парировала она, – и хвастуном. Было заметно, как Сэм вздрогнул от ее усмешки.
      – Он заплатил за это свое последнее предательство.
      – Он заплатил. Боже мой, как он хотел загладить свою вину! Ты не думаешь, что он хотел вернуться, чтобы спасти ее?
      Позади них Ник распахнул дверь кухни.
      – Эй, вы двое, что случилось с ужином?
      – Нет, – Джо даже не слышала его, – нет, я не думаю, что он хотел, он бы и гроша не дал за что-нибудь, кроме своей собственной шкуры. Не забывай, что он также допустил смерть своего сына. Его старшего сына!
      Сэм прищурился.
      – Его сын! Уилл не был его сыном. Уилл был внебрачным ребенком этого глупца де Клэра. Внебрачный, к тому же рожденный в результате кровосмешения.
      – Сэм! – закричал Ник, – прекрати это.
      Сэм проигнорировал его окрик. Он не отрывал своих глаз от лица Джо.
      – Ты знаешь, за кого вышла маленькая Мэтти де Клэр? Нет, не за Реджинальда, не за добропорядочного, честного, прямолинейного Реджинальда, так похожего на своего отца. Нет, ты позволила ей выйти замуж за Уилла! Ты позволила ей выйти замуж за своего собственного брата!
      – Нет! – закричала Джо, – Нет, это ложь! Уилл был чистокровным сыном Уильяма.
      – Я тебе не верю. Матильда была шлюхой. Она заслужила свою смерть.
      – Сэм, замолчи! – Ник посмотрел на брата.
      – Ублюдок, оставь это в покое, ты слышишь?
      Неожиданно Сэм улыбнулся.
      – Да, конечно, извините. Я был нетактичен. – Он тяжело дышал.
      – Да, почему бы нам не поужинать? В любом случае, сейчас уже не важно то, что случилось восемьсот лет назад, не так ли?
      Ужин прошел в тишине. Почти не притронувшись к еде, Джо отставила тарелку и играла бокалом вина. Сразу после восьми Ник встал.
      – Я должен идти, Джо. – Он взял ее руки, когда она тоже встала. – Береги себя, хорошо?
      Джо слабо улыбнулась.
      – Конечно, не беспокойся обо мне.
      – Если ты захочешь поговорить со мной, у Джима будет мой номер телефона в офисе. Я налажу с ними связь, как только доберусь до Нью-Йорка. Ты хочешь, чтобы я тебе позвонил?
      Она отрицательно покачала головой.
      – Забудь меня на десять дней, Ник, займись своей работой. Мы увидимся, когда ты вернешься.
      Он пристально смотрел на нее в течение какого-то времени напряженным взглядом своих голубых глаз, затем нежно поцеловал в лоб.
      – Сэм будет здесь, чтобы позаботиться о тебе, не забывай это, если он тебе понадобится.
      Сэм все еще сидел. Он снова медленно наполнил свой бокал, наблюдая, как Джо неожиданно вскинула руки и обвила их вокруг шеи Ника.
      Он нахмурился.
      – Мы увидимся попозже здесь же, Ник, – сказал он.
      – Ты не идешь сейчас со мной? – Ник аккуратно высвободился из объятий. В его голосе прозвучала нотка предостережения, и он взглянул на брата. – Мне нужно сказать Джо пару слов.
      –  Нет, – этому непроизвольному ответу Джо трудно было найти объяснение. Его жесткость удивила даже ее.
      – Я имею в виду не сейчас, Сэм, пожалуйста. Я так устала. Мне бы хотелось побыть сегодня вечером в одиночестве, если ты не возражаешь.
      – Я не задержу тебя надолго, – Сэм не двигался.
      Ник положил руки на спинку стула Сэма.
      – Пойдем, ты же видишь, Джо хочет, чтобы мы оба ушли.
      – Она передумает, – Сэм взглянул на Джо с улыбкой. – Еще чашечку кофе, затем я уйду, если вы этого желаете. Я обещаю.
      Она прильнула к Нику на какое-то время на лестничной площадке и стояла, наблюдая, как он спускается вниз по лестнице, затем медленно отвернулась.
      – Ты действительно хочешь кофе?
      – Пожалуйста.
      Сэм собрал все тарелки вместе, унес их на кухню и прислонился к стене, наблюдая, как Джо готовит растворимый кофе.
      – Не настоящий? – спросил он лениво. Он слегка улыбнулся уголками рта.
      – Это займет слишком много времени, – сказала Джо через плечо. – На самом деле, Сэм, я слишком устала для разговоров.
      Она резко повернулась и посмотрела на него.
      – Сэм…
      Он приподнял бровь.
      – Ник… – она замялась. – Ты гипнотизировал Ника?
      Сэм улыбнулся.
      – Ты задаешь странный вопрос.
      – Но это правда?
      – Поставь чайник на секунду и посмотри на меня.
      – Я готовлю кофе.
      – Поставь его, Джо.
      Она медленно повиновалась. Затем посмотрела на него.
      – Сэм…
      – Вот так, Джо. Закрой глаза на время, расслабься. Ты не можешь этому сопротивляться. Ты ничего не можешь поделать, не так ли? Ты уже спишь и путешествуешь назад в прошлое. Вот так.
      Сэм стоял, пристально глядя на нее какое-то время. Затем подошел, взял ее за руку и вывел в небольшой коридор. Поворот направо увел бы их в переднюю часть дома, гостиную с открытой балконной дверью. Слева была спальня с примыкающей к ней ванной.
      Он повернул налево. В спальне он усадил Джо на край кровати, затем подошел к окнам и задернул тяжелые портьеры. Он включил лампу. Она отбрасывала странные смешанные тени, вечерние лучи все еще пробивались сквозь складки тяжелого материала, высвечивая золотые клинышки на пепельно-розовом ковре.
      Сэм сложил руки.
      – Итак, моя госпожа, ты знаешь, кто я?
      Джо бессмысленно покачала головой.
      – Я твой муж, мадам.
      – Уильям? – Она слегка отклонила голову, будто пытаясь избежать яркого света.
      – Уильям. – Он не пошевелился. – И у нас с тобой впереди целая ночь, чтобы напомнить тебе о твоих обязанностях перед мужем.
      Джо уставилась на него тревожным неподвижным взглядом.
      – Мои обязанности? О каких обязанностях ты хочешь напомнить мне, мой господин? – сказала она презрительным тоном.
      Сэм улыбнулся.
      – Всему свое время, но сначала я хочу задать тебе вопрос. Подожди. Мне нужно кое-что принести. Жди здесь, пока я не вернусь.
 
      Матильда посмотрела вслед уходящему Уильяму. Он захлопнул тяжелую дубовую дверь спальни, и она слышала, как стучали его шпоры о камни, пока он удалялся. Она вздрогнула. Узкие окна спальни уходили на север, и закрывающие их створки не спасали от холода. Матильда приблизилась к огромному камину, кутаясь в меховую накидку. У нее начинало ломить кости, как всегда бывало зимой, и она чувствовала, как ее душа кричала в поисках спасения в весеннем солнце. Должно быть, она начинает стареть. За чем пошел Уильям? Она устало наклонилась и, взяв из корзины сухую, покрытую мхом яблоневую ветвь, бросила ее в огонь. Это сразу же наполнило комнату ароматом, и она закрыла глаза, пытаясь представить, что ей тепло.
      Уильям вернулся почти сразу. Он распахнул дверь и встал напротив нее. Его лицо было непроницаемым, а в глазах затаилась новая злость. Она вздохнула и заставила себя улыбнуться.
      – Что вы желаете спросить у меня, Уильям? Давайте быстренько об этом поговорим, затем мы сможем спуститься в большой зал, где намного теплее.
      Что он прятал за спиной? Она с удивлением посмотрела на него. Испытывая как обычно странную смесь насмешки, страха, терпимости и даже, возможно, небольшой привязанности. Но его так сложно было любить, этого человека, за которым она была замужем уже столько лет.
      Уильям медленно протянул руку, которую держал за спиной. В ней было резное распятие из слоновой кости. Она отстранилась, задержав дыханье, узнав в нем распятие из ниши в башне, где оно хранилось в раке для ювелирных изделий. По преданию, оно было вырезано из кости давно умершего кельтского святого.
      – Возьми его.
      – Зачем? – она еще сильнее обернула мантию вокруг себя.
      – Возьми его в руку.
      Неохотно она протянула руку и взяла распятие. Оно было неестественно холодным.
      – Теперь, – выдохнул он, – теперь я хочу, чтобы ты дала клятву.
      Она побледнела.
      – Какую клятву?
      – Одну из самых священных клятв. Я хочу, чтобы ты поклялась на этом распятии, которое ты держишь в руке, что Уильям, твой старший ребенок, является моим сыном.
      Она посмотрела на него.
      – Конечно, он твой сын.
      – Ты можешь поклясться?
      Она посмотрела на причудливо изрезанную слоновую кость в ее руке, украшенный крест, измученную искаженную фигуру мужчины в предсмертной агонии. Медленно она поднесла распятие к губам и поцеловала его.
      – Я клянусь, – прошептала она.
      Уильям глубоко вздохнул.
      – Итак, – сказал он, – ты сказала правду. Он не является незаконнорожденным сыном де Клэра.
      Она вскинула глаза, и он увидел, как краска прилила к ее бледной коже. Это длилось какое-то время, а затем все прошло, и она стала такой же белой, как распятие, которое она до этого поднесла к губам.
      – Ты поклялась!
      – Уильям – твой сын, я клянусь перед Господом и Святой девой Марией.
      – А другие, как насчет других? – Он приблизился к ней на шаг и схватил за запястье. Он поднес распятие к ее глазам.
      – Поклянись, поклянись и за других!
      – Джайлз и Реджинальд – твои. Разве ты этого не видишь по их облику и поведению? Они оба сыновья своего отца.
      – А девочки? – его голос замер.
      – Маргарет – твоя. И Изабелла тоже, – она неожиданно опустила глаза, не выдержав его взгляда.
      – Но не Тильда? – его голос был едва слышен, – моя маленькая Матильда – ребенок де Клэра? – он сжал ее пальцы вокруг распятья, пока резьба не впилась в ладони. – Это так? – вскрикнул он внезапно.
      Отчаянно она попыталась оттолкнуть его.
      – Да! – закричала она. – Да, она была ребенком Ричарда, да простит меня Господь.
      Уильям расхохотался. Это был зловещий смех.
      – Итак, великий союз с Рисом – всего лишь фикция.
      – Ты не должен говорить ему, – Матильда бросилась вперед и поймала его руку. – Ради Бога, Уильям, ты не должен говорить ему! – Она всхлипнула. Уронив его руку, она закружилась по полу в поисках распятия. Она схватила его и бросила ему. – Обещай мне, что не скажешь ему! Он убьет ее!
      Уильям улыбнулся.
      – Да, на самом деле, плод твоего распутства с де Клэром.
      Она дрожала. Меховая накидка, распахнувшись, упала.
      – Пожалуйста, обещай мне, что ты не скажешь лорду Рису, Уильям! Обещай!
      – В данный момент было бы сумасшествием ему это говорить, – сказал задумчиво Уильям, – и я буду хранить молчание ради нашего общего блага. Пока это останется секретом между мной и моей женой, – он хладнокровно улыбнулся. – Что касается будущего, мы посмотрим.
      Он потянулся, чтобы взять распятие из ее руки. Поцеловав, он с благоговеньем положил его на стол, затем он повернулся снова к ней и скинул мех с ее плеч.
      – Мы так редко бываем одни, моя дорогая. Я думаю, пора показать и мне хотя бы часть той страсти, которую ты с такой готовностью даришь другим.
      Он осторожно снял ее голубое платье и отправил его вслед за накидкой. Затем повернул ее равнодушное тело и принялся развязывать ее корсет. Она сильно дрожала.
      – Пожалуйста, Уильям, не сейчас, так холодно.
      – Мы согреем друг друга очень скоро. – Он повернулся и крикнул через плечо: – Эмрис! Эмрис… Ты помнишь Эмриса, нашего слепого музыканта?
      Она не оглянулась. Прижимая платье к груди, она услышала, как позади нее открылась и затем снова затворилась дверь. Спустя длившееся какое-то время молчание, в комнате полились первые едва слышные звуки флейты, поднимаясь в темную окутанную дымом высь. Она вздрогнула, когда холодные руки Уильяма вырвали платье из ее стиснутых рук и бросили его на пол.
      – Итак, – прошептал он, – вот ты стоишь, обнаженная телом и душой, – он глубоко и прерывисто вздохнул, – распусти волосы.
      По какой-то причине она не могла не повиноваться ему. Неуверенно она дотронулась руками до вуали и вытащила шпильки, которые держали ее. Она высвободила косы, все еще длинные и насыщенного золотисто-каштанового цвета, лишь с несколькими серебряными волосками, и начала их медленно распускать, чувствуя потоки воздуха, которые шли от двери по направлению к камину, вызывая мелкую дрожь. Она так и не взглянула на музыканта.
      Уильям наблюдал в молчании, как она распускала волосы. Они упали ей на плечи, покрыли ее бледную грудь, струясь живой бронзой в отблеске огня.
      Он еще раз вздохнул и взялся за брошь, которая удерживала его накидку.
      – У тебя до сих пор тело девушки, несмотря на всех детей, которых ты выносила, – законнорожденные или незаконно, они не оставили на тебе печать.
      Он положил руку на ее живот.
      Она резко отстранилась, ее глаза загорелись безмолвной и внезапной ненавистью. Он расхохотался:
      – Да, ты меня ненавидишь, но ты обязана подчиняться мне, дорогая! Я твой муж. – Вслед за накидкой он уронил камзол.
      – Ты обязана подчиняться мне, Матильда, потому что у меня есть ключ к твоему рассудку.
      Она сглотнула.
      – Вы сошли с ума, мой господин.
      Как будто освободившись от какого-то колдовства, она неожиданно поняла, что может двигаться. Повернувшись, она подобрала свою меховую накидку и завернулась в нее, пока богатый каштановый мех не покрыл ее от кончиков пальцев до подбородка.
      – У вас нет ключей к моему рассудку!
      – Нет, есть.
      Музыка резко оборвалась, Уильям поднес руку к ее лицу.
      – Сбрось накидку, Матильда. Вот так.
      Он улыбнулся, в то время как она без эмоций поняла, что повинуется ему.
      – А теперь на колени.
      В гневе она открыла рот, чтобы возмутиться, но возражения остались невысказанными. С трудом понимая, что она делает, она опустилась на богатый мех и посмотрела снизу вверх на него. Отблески огня играли на ее бледной коже, и он стал медленно раздеваться. Она видела коренастое обнаженное тело, грудь с треугольником седеющих волос, заостренным книзу. Крепкие мускулистые бедра, белые уродливые шрамы, один на левом бедре, другой на левом плече. Она редко видела его обнаженным. Хотя все обычно спали раздетыми, завернувшись в покрывала и меха, или лежали, растянувшись на грубых льняных простынях, она всегда укутывалась покрывалами, когда это было возможно, и всегда крепко зажмуривала глаза. Теперь деваться было некуда. Какая-то сила воли в нем, казалось, заставляла ее держать глаза открытыми, не сводя взгляда с его тела. Нервно ее взгляд скользнул на восставшую плоть, – на мускулистые руки в шрамах, которые могли удерживать ее так безжалостно, пока он использовал ее. Она дерзко сжала кулаки, наконец-то встретившись с ним взглядом. Он улыбнулся.
      – Ляг, жена. Вот здесь, на полу.
      – Нет, – выдохнула она, собирая последние остатки сил, чтобы противостоять ему. – Нет, мой господин, я не сделаю этого. Тебе нравится обращаться со мной как со шлюхой, но я твоя настоящая жена, верная тебе много лет. Если я должна уступить тебе, то только на супружеской постели.
      – Верная? – усмехнулся он неожиданно. – Ты предала меня с де Клэром. А с кем еще, интересно? – Он посмотрел на нее, вдруг задумавшись над этим.
      Она опустила глаза, и он рассмеялся.
      – Вину можно прочесть в твоих глазах? Кто он был? Один мужчина? Два? Сотня?
      – Всего один, мой господин.
      Почему она ему отвечает? Казалось, будто какая-то сила заставила ее дать ответ.
      – И кто же он был?
      – Тот, кому ты сам меня отдал, мой господин, – выпалила она, – и я не спала с ним по собственному желанию. Я клянусь в этом перед Богом.
      Уильям приподнял бровь.
      – И кем же был этот жаждущий поклонник?
      – Принц Джон, – ответила она шепотом.
      – Та-ак! – гнев окрасил его щеки. – Итак, ты королевская шлюха. Где же Джон овладел тобой? На кровати, обрамленной золоченой тканью? Не важно. Для меня ты будешь лежать на полу, где тебе и место.
      Он наклонился и подобрал широкий кожаный ремень, сброшенный вместе с одеждой.
      – Ложись, Матильда, или я устрою тебе порку, которую ты заслуживаешь.
      Позади них снова неожиданно заиграла музыка, легко и едва слышно, будто за пределами этой темной комнаты, этих горящих свечей в канделябрах и этого горько-сладкого дыма, идущего от камина. Снаружи над холмами, гоня потоки под бегущими облаками, стонал ветер – жуткий, унылый звук, такой же одинокий, как вой голодного волка.
      Матильда не двигалась. Она презрительно прищурила глаза.
      – Ты так легко прибегаешь к жестокости. Ты похож на зверя, мой господин. Что ты не можешь взять, то ты разрушаешь.
      Она увидела, как его рука сжала кожаный ремень и почувствовала внезапный страх, но не шевельнулась.
      – Я часто думала, почему ты меня никогда не бил, – сказала она, задумавшись, – Ты часто хотел это сделать. Она улыбнулась ему. – Ты просто не смел.
      Он взглянул сверху вниз в ее насмешливые золотисто-зеленые глаза. Колдунья. Ведьма. Знала ли она, что он ее боится? Он крепче стиснул рукой ремень, с трудом сдерживаясь, чтобы не перекреститься. Он должен был овладеть ею сейчас, пока желание было сильно, пока его гнев питал его. Отхлестать и овладеть ею, и видит Бог, он еще не слишком стар, чтобы стать отцом еще одного ребенка, законорожденного, который смог бы заменить девчонку, которую он отправил в Уэльс.
      Он приблизился, его рука поднялась, и он со всей силой, которая была в нем, хлестнул ее по плечам.
      Он услышал, как при ударе воздух со свистом вышел из ее легких, но помимо этого она не произнесла ни звука. На какой-то момент он увидел в ее глазах страх, потом ярость, и когда он занес руку для второго удара, она запрокинула голову и рассмеялась. В ее голосе была насмешка, и услышав его, он почувствовал, что его желание пропадает и наконец совсем умирает. Его плечи покрылись гусиной кожей. С проклятьями он выронил ремень и наклонился за своей одеждой.
      – Пусть будет так, – выдохнул он, – пока ты можешь смеяться, моя госпожа, ты можешь призывать всех демонов, которые защищают тебя, насмехаться надо мной, но я буду смеяться последним. Оставайся здесь, оставайся в своем замке, моя госпожа! Оставайся в прошлом и зализывай свои раны. Оставайся там!
      Он перебросил накидку через плечо и вышел из комнаты. С высохшими глазами, Матильда поднялась на ноги. Она подобрала свою одежду и плотно укуталась в нее, пытаясь остановить внезапную мучительную дрожь, которая охватила ее тело. Затем устало забралась на кровать и с головой укрылась одеялом. Только сейчас она поняла, что в темном углу около окна до сих пор едва слышно звучит музыка.

30