Черный смерч

      — Пожалуй, теперь нас не пустят в Индонезию, — сказал Егор, когда они вышли на улицу.
      Сапегин согласился с ним.
      Как только закрылась дверь за советскими делегатами, прокурор поднял телефонную трубку.
      — Луи, — сказал он Дрэйку, — в это дело вмешалось советское посольство. Придется вернуть этого русского парня или представить заявление от него, что он просит устроить его на работу в Институте Стронга, но это он должен будет подтвердить устно Сапегину в моем присутствии. Иначе от Сапегина не отделаешься. — Услышав ответ, прокурор криво усмехнулся и сказал: — Ну хорошо, действуй. Я разрешу им остаться еще на несколько дней.

* * *

      В саду отеля собрались профессор Сапегин, Егор и Анатолий.
      — Несколько начальных фраз в звукозаписи, если это не хорошая подделка, сказаны голосом Романа, — заметил взволнованно профессор, остальное — фальшивка. Но почему и когда он сказал первые фразы?
      — Мне кажется, я вспомнил, — сказал Егор. — Обрывки этого разговора я слышал на пароходе, когда Ромка сцепился с фоторепортером, у которого, очевидно, был карманный аппарат типа диктофона или парлографа. Ну, а потом кто-то за Романа договорил. Подделка под голос.
      — Если сопоставить все звенья цепи событий, — начал Сапегин, — то налицо организованная провокация. Сначала провокационная выходка фоторепортера, чтобы вызвать Романа на ответную реплику. Затем интервью Анабеллы Мак-Манти у молодого советского ученого, и при этом обязательно у Романа. Затем последующая публикация в газетах всех интервью, кроме Романа. О самом факте интервью газеты упомянули. К нескольким подлинным фразам Романа добавили девяносто процентов лжи и использовали против нас. Теперь вы понимаете, какая здесь нужна выдержка и бдительность! Будем выручать Романа. Надеюсь, он держит себя, как подобает советскому человеку.
      — За Ромку я ручаюсь, — уверенно сказал Егор.
      — Я тоже! — горячо откликнулся Анатолий.
      Прибыл представитель советского посольства. Несмотря на все принятые меры, разыскать Романа Крестьянинова в тот день не удалось. От мэра города звонили регулярно каждый час, сообщая о розысках, предпринятых полицией.
      — По-видимому, он захвачен гангстерами, — заявил прокурор представителю советского посольства. — Мы не теряем надежды разыскать его не далее чем через несколько дней.
      Профессор Сапегин знал о тесной связи гангстеров с официальными лицами, и обещание вернуть Крестьянинова хотя бы через несколько дней показалось ему почти реальным. Но это только умножило усилия представителя посольства и Сапегина поскорее найти Крестьянинова. Обо всем случившемся Сапегин дал интервью корреспондентам газет и просил помочь. На другой день в газетах появилось сообщение об исчезновении Романа Крестьянинова и отчет о заседании конгресса, якобы возмущенного выступлением Сапегина.
      Профессор и Егор направились в зал заседаний. Здесь их ожидал новый сюрприз. Заседание было отменено, хотя об этом не предупредили. Президент академии Мак-Манти объявил, что для участников конгресса устраивается десятидневная поездка по США для ознакомления с американскими методами борьбы с вредителями, а также для того, чтобы дать время съехаться остальным участникам конгресса.
      — Они хотят сгладить впечатление от моего выступления, — сказал Сапегин.
      Сапегин не ошибался. Не кто иной, как Пирсон, распорядился сделать десятидневный перерыв и вызвать двести «своих» ученых на конгресс, чтобы организовать контрнаступление. Дрэйк получил приказ «любым путем выжать» все наиболее интересные сведения из участников конгресса и постараться завербовать их для помощи институту за границей.
      Для участников конгресса была намечена широкая увеселительная программа.

8

      Роман Крестьянинов был похищен. Оглушенный ударом пистолета по голове, он очнулся в машине. Его руки были скованы наручниками. В машине сидели «тип» и еще двое. Часа через два машина остановилась. Сопротивляющегося Романа опять так сильно ударили по голове, что он потерял сознание. Придя в себя, он увидел того же «типа» с расплющенным носом и изуродованными ушами, который держал у его носа флакон с нашатырным спиртом. Роман чихнул и отстранил флакон.
      — Вот мы и в порядке! — услышал Роман чей-то голос.
      Он повернул голову и увидел Луи Дрэйка. «Король» сельского хозяйства сидел в кресле и занимался тем, что пускал табачные кольца.
      Роман мгновенно припомнил все случившееся, опустил ноги и сел. Голова его, что называется, разламывалась от боли. Он притронулся к затылку, и пальцы нащупали бинт.
      Луи Дрэйк с любопытством смотрел на юношу.
      — Это насилие! Я требую свободы! — сказал Роман.
      — У меня есть для вас блестящий бизнес, — услышал Роман.
      Он оглянулся и увидел незнакомого человека, улыбавшегося ему самым дружеским образом. Все в этом человеке располагало: открытое, честное лицо, прямой взгляд больших глаз и полная приязни улыбка.
      Роман быстро оглядел комнату. Она напоминала электротехническую лабораторию. От высокого кресла, в котором сидел незнакомец, тянулись провода к электроусилителям — большим шкафам с изображением мертвой головы. А над креслом высился металлический колпак.
      — Электрический стул? — презрительно спросил Роман.
      — Мое предложение, которому позавидовал бы любой ученый, заключается вот в чем… — продолжал незнакомец.
      Тоном привычного оратора в пространной речи он обещал Роману все блага мира. В обмен он просил у Романа только его дружбу. Юноша, сразу понявший, какого сорта эта «дружба», все же попросил уточнить, чего именно от него хотят. Объяснение последовало. Если отбросить все завуалированные, дипломатические выражения, то от Романа требовали измены своему народу, своей Родине.
      — Неужели, — спросил Роман, — во мне есть что-то такое, что подает вам надежду на успех подобного предложения?
      — Вы и так подложили свинью своей делегации. Ее сегодня высылают из Америки, — заявил Луи Дрэйк и кивнул Юному Бобу.
      Тот подал Роману газету с его выступлением на приеме у Мак-Манти. Потом его заставили выслушать звукозапись этого выступления. Роман возмутился и ужаснулся. Он вспомнил свою ссору с фоторепортером. Это были первые слова записи. Остальное было сказано тем, чей голос был очень похож на его.
      — Чисто сработано! — сказал Роман.
      — Девяносто девять процентов поверили, и в том числе профессор Сапегин, — отозвался Луи Дрэйк, пуская в потолок очередное табачное кольцо.
      Обычно вспыльчивый, Роман на этот раз держался с подчеркнутой выдержкой и хладнокровием. Все предложения «американского гостеприимства» он отверг и потребовал вызвать советского посла.
      — Я же говорил тебе, Пат! — с безнадежным видом сказал Дрэйк Пату Рушпету.
      О чем именно он говорил, Дрэйк не пояснил, но это было и так понятно.
      — Ну что же, — сказал Пат Рушпет, хлопая ладонями по ручкам кресла. Покажем гостю сюрприз «БЧ».
      Дрэйк кивнул Юному Бобу. Тот вышел.
      Где-то поблизости раздался громкий крик. Дверь распахнулась, четверо мужчин втащили человека. На лице его были следы побоев, глаза блуждали.
      — Да я же свой! — кричал он. — Я своими руками ухлопал десятка два коммунистов! Да ради бога!
      — Это один из моих людей, он много болтает, — холодно заметил Луи Дрэйк.
      Мужчину усадили в кресло, привязали ремнями руки и ноги, а на голове укрепили шлем.
      — Бросьте эти шутки! Юный Боб, чего ты смотришь! — кричал привязанный.
      Но Юный Боб не шевельнулся.
      Человек в белом халате включил рубильник. Стрелки на контрольных приборах дрогнули и поползли. Человек в кресле рванулся. Он трепетал и дергался, умолял и ругался. Потом он замер, широко раскрыв рот. Из глаз его постепенно исчезало сознательное выражение, в них появилось что-то тупое, животное.
      — Объясните русскому, док, — сказал Дрэйк врачу.
      — Медицине известны случаи потери памяти, — начал тот, кого назвали доктором. — Человек в результате некоторых видов контузии забывает, кто он, все свое прошлое, друзей, привязанности. Человек нормально ест, нормально спит, неплохо работает.
      — Работает! — громко повторил Дрэйк.
      — Но умственная деятельность его несколько притуплена. Впрочем, бывают разные степени. В данном случае мы искусственно создаем потерю памяти. И это на всю жизнь. Человек за десять-пятнадцать минут теряет самого себя.
      Мужчину отвязали. Дрэйк приказал ему встать. Тот встал. На все вопросы о его имени, месяце, числе, о родных и прошлом он отмалчивался и только хмурил лоб. Он дрожал. Дрэйк распорядился увести его.
      — Для родных, — сказал Дрэйк, когда они остались втроем, — этот человек заболел легкой формой «негритянской», или «фермерской», болезни. Есть более тяжелая форма «негритянской болезни». Это распад красных кровяных шариков, вызванный в результате воздействия атомного процесса… А к вам, Крестьянинов, если вы будете упорствовать, мы не будем применять «НБ-4001», мы вас не будем убивать. Для вас — вот этот аппарат «БЧ», что означает условное обозначение процесса: «биэлектрическое число». — Дрэйк решительно встал, швырнул сигарету на пол и подошел к Роману. С его лица исчезло искусственное спокойствие. Да и речь его изменилась. — Брось канителиться! зло сказал он. — И не таких покупали. Чего ломаешься! Только лошади денег не берут!
      Роман, не терпевший угроз, так недвусмысленно посмотрел на Дрэйка, что тот отскочил со словами «ну-ну», и в его руке появился пистолет. Роман остался сидеть. Дрэйк разжал пальцы, и пистолет исчез в его рукаве.
      — Все-таки, Крестьянинов, вы должны обратить внимание на то, что я с вами очень откровенен, — опять перейдя на прежний тон, сказал Дрэйк.
      — Я вас за язык не тянул! — в тон ему отозвался Роман.
      — Я показал вам секрет того, что мы называем «БЧ». Никто, кроме своих, не знает этой тайны. Для чужака, если он узнал это, есть только два выхода: или стать нашим единомышленником, или… — Дрэйк сделал многозначительную паузу, — или стать живым трупом, или…
      — Или? — спросил Роман, вознегодовавший при одном только упоминании о «единомышленнике».
      — Или превратиться в пар! — резко сказал Дрэйк. — Видите, я и этого не скрываю от вас. Желаете посмотреть процесс превращения в пар?
      — Не надо. Я видел кинофильмы об Освенцимском лагере и представляю себе.
      — То были детские игрушки! — усмехнулся Дрэйк. — Ну что, договоримся? Выбросьте на свалку всякие ваши идеи! Завтра утром мы еще побеседуем. А пока у вас целая ночь для размышлений.
      Романа вывели во двор и заперли в небольшой, совершенно пустой комнате. Стены и пол были обиты кожаными подушками. Самоубийца не мог бы разбить о них себе голову.
      Для Романа Крестьянинова это была самая значительная ночь в его жизни. Как быть — в этом для юноши не было сомнений. Яркие образы юных советских патриотов все время стояли у него перед глазами. Но он хотел умереть так, чтобы его смерть не была бесполезной, а помогла общему делу разоблачения поджигателей войны. Вот чего он хотел!
      Роману принесли вечернюю газету. Крупным шрифтом было напечатано интервью профессора Сапегина, отрекавшегося от него, Романа, как врага народа. Первые минуты после прочтения интервью были ужасны. Но, подумав, он понял, что это фальшивка. Роман страдал, понимая, что доставляет своим друзьям огромное беспокойство. Без конца проклинал он себя за свою несдержанность в разговоре с фоторепортером. Это была преступная неосторожность, которую использовали враги. Кроме того, Роман не выполнил требования профессора Сапегина — позвать на помощь в случае нападения. Его утешало только то, что ему удалась уловка с пустым портфелем и что о биологической бомбе, наверно, знает весь мир. Но больше всего его угнетала мысль, что он может умереть бесполезно, в то время как он знает сущность этого страшного средства уничтожения людей — «БЧ», и не может избавить от него человечество. Всю ночь он провел, не смыкая глаз, строя планы, как предупредить людей о грозящей им беде.

9

      Утром в камеру вошел Луи Дрэйк. Он привез с собой какого-то пожилого, обрюзгшего мужчину. Этот мужчина сидел молча и испытующе смотрел на Романа.
      Луи Дрэйк протянул руку для пожатия, но Роман не подал своей. Дрэйк не смутился. Он развалился в кресле и тоже молча уставился на Романа.
      — У нас есть шикарные изобретения, — начал Луи Дрэйк, — изобретения, не имеющие авторов. Я могу подарить вам первенство открытия.
      — Красть чужие идеи! — возмутился Роман. — Обратились не по адресу!
      — Я дал бы вам миллион долларов на научную работу. На вас бы работали сотни научных работников. Вы бы двигали мировую науку вперед.
      — Чтобы грабить плодородие почвы и превращать цветущие страны в пустыни? — стараясь не кричать, спросил Роман.
      — У нас все самое совершенное!
      — Это вам так кажется. Да дело не в качестве стали, из которой сделан нож, как сказал один ученый, а в том, у кого он в руках: у хирурга, спасающего больного от смерти, или в руках убийцы!
      — Это намек? — иронически спросил Луи Дрэйк.
      — Нет, это прямое указание на ваши гангстерские приемы в мировом масштабе!
      — Один наш ученый, — сказал Дрэйк, — открыл способ переводить микробы в вирусы, а вирусы — в кристаллы и обратно. Скажи мне, птенчик, «да», и все газеты напишут, что это твое монопольное изобретение.
      — Вы опоздали! Открытие, о котором вы говорите, принадлежит советским ученым.
      — Вот здорово! Значит, у нас одинаковые изобретения! — с живостью отозвался Луи Дрэйк. — А как вы переводите микробов в вирусы и вирусы в кристаллы? Э?
      — Я вижу, вас это очень интересует?
      — Не очень! — воскликнул Дрэйк слишком поспешно.
      — Ну понятно! — насмешливо отозвался Роман. — Вы же сказали, что все это уже известно вашим ученым.
      — Известно! — раздраженно сказал Дрэйк. — Но я хочу узнать ваш патент. И, не в силах сдержать себя, он заорал: — А ну, выкладывай, и живо!
      Его выводил из себя этот мальчишка, державший себя так, как будто он, а не Дрэйк, был хозяин положения. Если бы не задание Пирсона «выжать» из парня все, что можно, любыми средствами, он бы прикончил Романа.
      Роман так яростно посмотрел на Луи Дрэйка, что тот снова поспешно вынул пистолет.
      — Я скажу одно! — с ненавистью крикнул Роман. — Вы бандиты, бандиты во всем! Я никогда не буду изменником! Лучше смерть! — Он замолчал, переводя дух и еле сдерживая себя, чтобы не ударить Луи Дрэйка.
      — Как ваши психологические наблюдения, Ван-Вик? — спросил Дрэйк. Удастся подружиться с этим парнем?
      Тот, покачав головой, сказал: «Безнадежно», и вышел из комнаты.
      — К черту все эти переходы микробов в вирусы и обратно! — сказал Дрэйк. — Или вы раскроете мне все карты, то есть все, что нас интересует в советской науке, или я не Луи Дрэйк…
      — Безнадежно! — в тон Ван-Вику ответил Роман и рассмеялся.
      — Или вы мне раскроете секрет, — продолжал Дрэйк, — или Сапегин получит ваш живой труп! Ну? Вам, мальчишке, я предлагаю командовать вместе со мной! Я предлагаю вам власть! Славу! Деньги! Все! Ну?
      — Ваши слова звучат для меня, как бред сумасшедшего. Вы грозите мне физической смертью и прельщаете смертью моральной. Предатель не живет! И вы, агрогангстер в мировом масштабе, вы сами себе роете могилу! Вы грабите плодородие, создававшееся веками.
      — А что мне плодородие, подумаешь! — Луи Дрэйк закурил и жадно затянулся. — Истощатся поля Северной Америки — я брошу их, как уже сделал это в центральной части страны, и буду собирать урожай в Южной Америке. А истощатся там, переберусь в Африку, в Австралию, на острова, в Европу… На наш с тобой век хватит!.. Ну как? В последний раз спрашиваю!
      — Нет, — ответил Роман Крестьянинов.
      И это было его последнее слово, но повторять его заставили много раз в течение двух дней, так как Луи Дрэйк не терял надежды, что Роман передумает.
      Роман и не думал о предложении Дрэйка. Ответ мог быть только один, и он уже дал его. Роман мысленно был со своими друзьями. Он вспоминал последние дни в Москве и Люду — подругу их детства, в которую они все, юноши, были влюблены, хоть и скрывали это друг от друга и от нее. Больше всего мучила Романа мысль о том, что будут думать о нем на родине. Какая память останется о нем! Неужели люди Дрэйка сумеют выдать его за изменника? Как связаться со своими? Роман никак не мог найти выхода, но найти нужно было во что бы то ни стало.

10

      На третий день утром к Роману вошли Дрэйк и Юный Боб.
      — Услышу я наконец разумный ответ? — спросил Дрэйк. — С одним таким же, как ты, упрямцем мне пришлось немало повозиться. А все-таки одумался старик.
      Роман решил хитрить, чтобы выиграть время. Ведь не было ни одного случая, чтобы Советская страна не пыталась спасти своего гражданина. Для этого нужно время. Время работало на него.
      Но у Дрэйка уже истек срок, отпущенный ему на Крестьянинова. Прокурор требовал выдачи советского парня.
      — Я думаю, — спокойно сказал Роман.
      — Так-то лучше. Старик Вильям Гильбур тоже вначале все думал, думал и наконец согласился на все мои предложения. Это тот Гильбур, что приглашал всю вашу компанию на обед к себе.
      — Помню, — отозвался Роман. — А он разве ваш?
      — А как же! У него бы ты и попался мне. Мои ребята ведь давно на тебя нацелились.
      — Почему именно на меня?
      Дрэйк спохватился, что наговорил лишнего, и насмешливо сказал:
      — Глаза понравились… Тут есть одна бумажонка. Ты там черкни внизу и все.
      Роман взял отпечатанный на машинке листок. Это было готовое заявление от его имени с просьбой предоставить ему работу в Институте Стронга.
      — Подумаю, — обещал Роман и сунул бумажку в карман.
      — Сколько же ты будешь думать?
      — Завтра скажу.
      — Э, нет! Так дело не делается, — возразил Дрэйк. — Ты уже думал, парень, или хитришь?
      Дрэйк прошелся по комнате. Он начинал сердиться. Уж не собирается ли этот мальчишка провести его?
      — Чтобы твой котелок быстрее варил, — сказал Дрэйк, — мы его подогреем. Посадим тебя в кресло «БЧ» и каждый час будем включать ток на десять секунд. А каждый последующий час будем прибавлять еще десять. Значит, первый час — десять, второй — двадцать, третий — тридцать секунд. Только долго думать не советую — память вышибет. Это хуже петли на шее. Час на размышления! До свиданья, моя прелесть!
      Дрэйк ушел.
      Через час к Роману вошли «тип» с приплюснутым носом и с ним двое. Роман отказался подписать заявление. Они вывели его во двор. Шумел ветер. Дышать было трудно.
      Опять бушевала пыльная буря. Юный Боб ругался. Ветер вихрился и бил пылью в глаза.
      Романа ввели в лабораторию. «Тип» молча указал пистолетом на белую табуретку, стоявшую в углу комнаты.
      Роман ожидал всяких «сюрпризов». Табуретка казалась самой обыкновенной. Чтобы убедиться в отсутствии скрытой электропроводки, Роман, усаживаясь, намеренно сдвинул табуретку с места. В том месте, где ножки касались пола, не было ничего металлического, что могло бы служить электрическими контактами.
      «Тип» сразу же рассеял недоумение Романа. Прежде всего он отослал двух стражей с приказом: «А ну-ка, тащите того сюда!»
      А затем обратился к Роману:
      — Тебе, парень, дается последний шанс. Прежде чем твои мозги «поджарить», это проделают на одном строптивом индейце. Один раз ты уже это видел, но тот не объяснял, что он чувствует, когда пускают электрический ток, а этот расскажет… Заставим рассказывать! Будем делать паузы. Понимаешь… босс надеется, что ты поумнеешь… Я этого не думаю: ты кремень. Мне наплевать, что ты решишь, а вот боссу не все равно. Ты, парень, понравился боссу. Другой на твоем месте уже давно был бы там…Гангстер для ясности провел пальцем по своей шее и показал вверх.
      — А как этот аппарат действует? — вдруг спросил Роман.
      Гангстер сел на электрический стул и облокотился на ручку.
      — Интересуешься? — насмешливо спросил он. — Мне поручили тебе объяснить, что чувствует человек. А насчет того, как устроен аппарат, какие там импульсы, я сам не знаю. Слыхал, что длина волн под стать тем, которые излучает человеческий мозг. Не люблю я многословия! чертова работа объяснять переживания, а надо… Впрочем, скоро сам узнаешь, если не передумаешь… Значит, так: сначала тебя ударит током, и все поплывет перед глазами. А потом начнет болеть голова, да еще как! Если и была у тебя милая, то ты даже имя ее забудешь. И родных забудешь. И друзей забудешь. Даже как тебя самого звать, забудешь. И все, что было до сих пор, забудешь… Самого себя забудешь! А вот делать детали на станке, это ты сможешь. Тяжести носить тоже сможешь. Даже задачи решать… Так что обдумывать ты сможешь ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы поджарить мозги этому беспокойному индейцу. Его сейчас приведут. А когда его обработают, настанет твой черед!
      Долго еще «стращал» Юный Боб, развалившись на электрическом стуле. Роман слушал его и не скрывал усмешки.
      Наконец дверь открылась, и те же два гангстера ввели пленника. Он был на голову выше их, широк в плечах и производил впечатление очень сильного, но поразительно спокойного человека. Последнему впечатлению способствовали его прямой взгляд и равномерная поступь. У него были черные волосы, темное от загара продолговатое лицо и тонкие губы.
      Руки пленника, как заметил Роман, когда индейца подвели к стулу, были за спиной заключены в стальные кандалы.
      — Придется снять кандалы, — неуверенно сказал один из гангстеров.
      — Иначе не удастся привязать ремнями каждую из рук к ручкам стула, — с беспокойством в голосе подтвердил второй.
      — Ну и снимайте! — приказал «тип» и, поняв беспокойство гангстеров, громко сказал: — А если красный двинется, я всажу ему пулю в правый глаз!
      Гангстер стал около Романа.
      Все, что произошло дальше, заняло несколько секунд. Роман даже не смог уловить начала — так это было стремительно. Он видел, как сняли с рук индейца стальные кандалы, в следующую секунду тело одного из гангстеров взметнулось в руках индейца на воздух, сшибло с ног «типа», стоявшего в трех шагах от Романа. Второй гангстер был поражен ножом.
      «Тип» вскочил и выстрелил в индейца. У того в руках был нож, видимо выхваченный у одного из гангстеров. Индеец прыгнул вперед, но после второго выстрела упал на колени.
      Роман понял, что следующая пуля достанется ему. А разве он, Роман, не имеет права на самозащиту при покушении гангстеров на его жизнь? Конечно, имеет. Решение созрело мгновенно. Роман вскочил, схватил табурет, на котором сидел, за ножку и ударил «типа» по голове. Гангстер рухнул.
      Роман подбежал к индейцу. Тот умирал. Путь к двери был свободен. Роман приоткрыл дверь и выглянул.
      Черная буря бушевала вовсю. Было плохо видно. Слышались раскаты грома. Роман вышел во двор и пошел в сторону, противоположную воротам. Пыль засыпала глаза. Дышать было трудно. Натыкаясь на деревья, Роман побежал через небольшой парк и очутился перед высокой стеной.
      Гладкая бетонная, она была метров шесть высоты. Что же делать? Что делать? Хотя черная буря и загнала сторожей в помещение, но все же вряд ли ему удастся выйти через ворота. Даже пробовать не стоит. Какая насмешка судьбы! Спастись от электрического стула и не суметь перелезть через стену!
      Роман бросил взгляд вдоль стены вправо, влево. Ветви деревьев мешали видеть. И вдруг его осенило. Он вспомнил, как однажды в детстве дерево помогло ему с товарищами взобраться на отвесную скалу. Сознание опасности удесятеряет силы, и Роман быстро влез на дерево, ветви которого нависали над стеной. Вскоре он был на стене. Перед ним было поле, темнели деревья; далеко-далеко впереди бежал луч света. «Шоссе!» — решил Роман.
      На гребне стены была укрепленная колючая проволока. Раздумывать долго не приходилось, каждую минуту могла начаться погоня. Роман быстро перешагнул проволоку и прыгнул вниз. Брюки зацепились за колючую проволоку, и его рвануло в сторону. Все расчеты прыжка были нарушены. Роман всем телом тяжело упал на землю, а головой ударился о каменный выступ стены так, что потерял сознание.
      Очнулся Роман под холодными струями дождя. Вначале он не мог сообразить, где он и что с ним. Затем вспомнил и захотел вскочить, но смог только с трудом подняться. Голова кружилась. Он почувствовал сильную слабость и опустился на землю. Но мысль об опасности и о том, что он владеет секретом «БЧ», придала ему силы. Он с трудом поднялся и пошел от стены в направлении шоссе. Каждый шаг болезненным ударом отдавался в голове. Роман не знал, как долго он шел, а потом бежал… Он споткнулся и упал и потом падал довольно часто. Уже в пути он догадался перевязать голову платком, чтобы остановить кровь, струившуюся из раны над левым ухом. Вскоре он потерял этот платок. Большая потеря крови обессилила его. И все же в период затишья от дождя он вынул записную книжку и в нескольких фразах записал на страничке, что с ним произошло. То же самое он написал на отдельном листке бумаги и сунул в конверт. Этот конверт он спрятал в другой карман. Он боялся, что секрет «БЧ» будет утерян, если он изнеможет и умрет. Но этого не должно случиться! Он обязан вернуться, обязан!
      Повеяло прохладой, сверкнула молния, и снова разразилась гроза. Роман опять опомнился. Сквозь дождь он услышал позади далекий лай собак. Он бежал к шоссе; ноги скользили, на ботинки налипла грязь. А сзади все ближе и настойчивее слышался лай собак. Роман, преодолевая быстрые потоки мутной воды, карабкался по размытым оврагам, крутым, как горные склоны. Наконец он увидел дом у шоссе.
      — Где телефон, где телефон? — крикнул Роман, вбегая в комнату.
      Там стояла девушка.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава XV
Римба

1

      Бекки проснулась. Было до странности тихо. Она вскочила и открыла дверцу. Струя накаленного солнцем воздуха обдала ее лицо. Самолет стоял на сером бетонном аэродроме. Не далее чем в ста метрах синел океан. Девушка обрадовалась остановке и начала было спускаться по лесенке, но вспомнила напутствие Джима — не выходить из кабины. Она влезла на сиденье летчика и посмотрела вокруг сквозь застекленный нос самолета.
      На этом островном аэродроме стояло много самолетов типа «летающая крепость», а в заливе виднелись военные корабли и гидропланы. Бекки очень хотелось выкупаться в океане, но она ограничилась умыванием из крана в самолете. Затем она снова села на сиденье пилота и увидела своих попутчиков.
      Высокий Эрл, плотный круглолицый Франк, худощавый Джим и стройный Викки направлялись к самолету в сопровождении какого-то чиновника в белых трусах, безрукавке и белом тропическом шлеме. Бекки легла в кресло и притворилась спящей.
      — Воздушная трасса на Формозу очень оживленная, — услышала она незнакомый голос. — В океане вы встретите три плавающие авиабазы… Значит, прямым сообщением в Индию?
      — Наипрямейшим, — подтвердил Эрл.
      — Не сядьте случайно у красных в Китае.
      — Постараемся! — ответил Эрл.
      В наступившей тишине послышался шелест плотной бумаги. «Доллары», подумала Бекки. Чиновник ушел.
      Вскоре самолет опять летел над океаном. Темные пятна отмелей остались далеко позади. Под самолетом, сколько видел глаз, потянулись похожие на серый смушек просторы. На горизонте они терялись в голубоватой дымке. Два парохода казались маленькими мухами на просторной темно-синей скатерти.
      Джим показал пальцем в окно. Вначале Бекки ничего не заметила.
      — Гидроплан «Чайна-клипер» с Формозы! — сказал Джим и показал пальцем.
      Под ними летел большой самолет. Второй такой же пролетел левее. Бекки проводила их взглядом. Вид необъятных океанских просторов рождал страх. Бекки подавила невольный вздох и отодвинулась от окна. Она обхватила руками ящик с медикаментами, находившийся на уровне ее головы, и прижалась щекой к шершавой доске.
      Вот летит она, Бекки Стронг, в Индонезию… и кто знает, чем все это может кончиться… Немножко страшно… Неведомый путь, неведомый край, предстоящие опасные приключения… Собственно, они уже начались… Но может ли она безоговорочно довериться своим компаньонам? Ведь она знает двух из них только по именам… Бекки даже усмехнулась от сознания нелепости подобного предположения. Она уже летит, значит она доверилась.
      «Кто ради блага народов, ради борьбы за вечный мир во всем мире борется с „железной пятой“ финансовых заправил, жаждущих войны?» — задала себе вопрос Бекки. И мысленно ответила: «Конечно, честные люди. И ради этого они отказались от личных удобств, чтобы вершить героические дела». Ну что же, если Бекки знает только Джима и Франка, она узнает и остальных.
      Бекки подняла голову и, стараясь не выказать любопытства, молча принялась изучать своих спутников, чтобы составить себе более точное представление о каждом.
      Эрл сидел в кабине пилота, и оттуда виднелись только его спина, плечо и профиль. Эрла за поразительное сходство с изображением вождя индейцев в одной из ее любимых детских книг Бекки мысленно прозвала «Эрл — орел прерий». Он был скуп и точен в движениях, без надобности не вступал в разговор, а если говорил, то очень обстоятельно; и что самое странное: у него были почти всегда широко открытые немигающие глаза, он только изредка прищуривался. Все это придавало всей его мускулистой, ширококостной, но подтянутой фигуре выражение настороженности. За время знакомства с Бекки он ни разу не улыбнулся.
      Зато Франк был полной противоположностью Эрлу. Рослый, широкий в плечах, с бритой головой и круглым, чисто выбритым обветренным лицом, он оказался очень веселым человеком в путешествии. Франка будто подменили: и следа не осталось от его строгости. Сейчас он шагал взад и вперед в узком проходе меж ящиков, напевая под нос известные мелодии на слова собственной импровизации.
      Худощавый Викки, с изящным продолговатым лицом и черными усиками, напоминал киноактера. Викки сидел на месте штурмана с наушниками от радиоаппарата. Бекки все время чувствовала на себе его излишне пристальный и восхищенный взгляд. Она уже несколько раз с немым протестом оглядывалась на него. Викки мгновенно отводил глаза в сторону, делая вид, что очень занят радио.