Черный смерч

      «Началось!» — подумала Бекки взволнованно.
      Возле качелей в виде самолета Джим познакомил Бекки с Эрлом. Это был рослый, худощавый, пожилой мужчина с лицом темным, будто вылитым из бронзы. Бекки увидела его орлиный нос, тонкие губы, живые, быстрые серые глаза, очень точные движения, а главное, в нем чувствовалась огромная скрытая сила.
      — Рад вас видеть, мисс Бекки Стронг, — сказал этот человек густым, грудным голосом и так крепко пожал руку Бекки, что она хоть и не закричала от боли, но все ее лицо сморщилось в жалкой гримасе.
      — Простите, — сказал мужчина, отдергивая руку. — Очень больно?
      — Не знаете вы своей силы, могучий Эрл, вот что! — заметил Джим.
      — Все скамеечки в парке заняты. Приглашаю! — и Эрл взмахом правой руки указал на остановившуюся кабину качелей, рассчитанную на двоих.
      — Мне придется остаться, — сказал Джим.
      Бекки и Эрл заняли места. Качели взмыли кверху.
      — Вы осведомлены, мисс Бекки Стронг, куда и зачем мы летим?
      — Джим только кое-что рассказал мне. Вы хотите доставить в Индонезию медикаменты для несчастных, пострадавших от воздушных налетов… Деталей не знаю! — отрывисто сказала Бекки, крепко ухватившись за ручки качелей.
      — Официальный мотив моего рейса: я облетываю новый самолет-амфибию «святого дьявола», то есть Мак-Манти. И это так. Маршрут — Индия и обратно, с посадкой на островных аэродромах. Попутно я залечу на Суматру и завезу туда медикаменты. Это уже без ведения Мак-Манти. Медикаменты надо доставить не вообще на Суматру, а в район, пострадавший от голландцев. Это небезопасно. Голландские военные власти не пропускают в этот район ни одного судна и ни одного самолета, даже с таким безобидным грузом, как медикаменты для населения. Они даже объявили денежную награду за голову тех европейцев-докторов, которые из чувства милосердия лечат мирное население этих пострадавших районов. Истребление мирного населения — одна из форм фашистской тотальной войны. Американские руководители голландских войск широко применяли эти зверские методы в Индонезии. Повторяю, помогать мирному населению освобожденных районов небезопасно. Это, в частности, можно видеть на примере четырех моих приятелей, летчиков. Они подрядились доставить на самолете медикаменты. В один из рейсов они совершили вынужденную посадку, и военные голландские власти засадили их за решетку. Этим делом интересуется ФБР. Вот и надо их вызволить из неволи. Ребята они стоящие. Индонезийским патриотам обещали их обменять на пленных из числа голландцев. Тут возможны всякие неожиданности. Я мог бы привести вам множество исторических примеров, начиная с древнейших времен, когда голландские власти нарушали свои обещания и обязательства. Трудно представить себе, какие подлые провокации они устраивали в последние годы, чтобы укрепить свою диктатуру и уничтожить каждого, кто помогает индонезийцам. Поэтому мы очень обеспокоены за судьбу наших приятелей. Сами мы вмешиваться не можем. Это только испортит дело. Вот мы и попросили индонезийских патриотов помочь в освобождении этих четырех летчиков. Для того чтобы предупредить возможные провокации голландцев, нам нужно иметь своего человека в городе для связей.
      — Я выдержу испытание! Я превосходно стреляю! — решительно заявила Бекки.
      — Нет-нет, не путайте! Никакой стрельбы. Это не испытание. Мы обращаемся просто к вашим гражданским чувствам. У меня было немало желающих прокатиться в Индонезию, но я выбрал вас. И вот почему. Вы — дочь лауреата генеральной премии Мак-Манти. Американо-голландские власти в Индонезии вас не тронут. Как и что вам делать, я объясню позже. Сейчас вы полетите со мной на Суматру. Оттуда мы переправим вас на катере в город Джакарту, на Яве. Ваше появление там — результат путешествия, в частности поручение дедушки. Из Индонезии вы можете уехать на пароходе. Повторяю: влияние Мак-Манти таково, что власти вам мстить не будут. Но ни при каких обстоятельствах вы не должны упоминать о нас. Конечно, не исключена возможность разбиться при таком полете, быть убитой в случае обстрела, попасть в плен к предателям своего народа, быть укушенной ядовитой змеей в джунглях, где смерть подстерегает на каждом шагу, и прочее в этом роде. Но Джим так настойчиво рекомендовал вас, что мы, проверив вас, согласились. Может быть, мы делаем ошибку? Скажите сразу.
      — Я понимаю, на что иду, — сказала Бекки тихо. — Я никогда не забуду, как молодчики Мак-Манти расправлялись со старым Томом, как травили моего отца и как мы с Джимом убегали… И если отец заблуждается, веря в надсоциальную, аполитичную науку, то я уже не ребенок. Я поняла многое. Я пыталась переубедить отца, боролась за отца против влияния матери, но пока ничего не вышло. Я добьюсь своего! Но отца сейчас нет, и я с радостью буду бороться против зла, за наш американский народ, за Америку, которую не будут превращать в пустыню… за мир на земле, за демократию. Мое желание поехать — не каприз девчонки. Я просто ненавижу лицемерие, ханжество и ничтожество окружающих меня. Я очень прошу верить мне!
      Джим, ожидавший их возле качелей, увидел, как остановилась их кабина. Эрл уплатил, и кабина-самолет снова двинулась.
      «Разговор серьезный», — мысленно отметил Джим, отошел и сел на скамейку.
      — Мы повезем на самолете медикаменты индонезийским патриотам, — сказал Эрл, когда кабина взлетела. — Если бы мы попались, то сказали бы, что решили подработать и взялись доставить ящики с неизвестным нам содержимым, но, судя по хорошей оплате, — контрабандным грузом. Хозяин его — неизвестный нам босс-контрабандист. Ему все равно, кому и что продавать. Лишь бы бизнес, запомните это!
      — Усвоила, — сказала Бекки с улыбкой.
      — С погодой неважно, — продолжал Эрл. — Радио обещает дождь и шторм. Но лететь все же придется. Самолет ждет с грузом, а на аэродроме шныряют сыщики. Отсюда выедем двумя машинами. В первой поедете вы с Джимом, во второй — я и Франк.
      — Франк едет?
      — Да, и привезет вам вещи. Должен был лететь и Поль, но он получает новый самолет. Что вы, Бекки, знаете об Индонезии?
      Девушка смутилась. Школьные знания были довольно туманны.
      — Ну, это тропики, — начала она, — и там ряд островов: Ява, Суматра, Борнео и мелкие. Там водятся тигры, масса змей, есть обезьяны, попугаи, растут пальмы. Потом храмы замечательной архитектуры, например Боро-Бадур… Везде дебри страшные, непроходимые… Райские птицы, театр теней…
      — Ну, а кто там живет? — иронически улыбаясь, спросил Эрл.
      — Живут там малайцы, а… — Бекки запнулась, стараясь вспомнить. Тут ей помог виденный фильм. — Да! — воскликнула она. — Там еще живут даяки, и стреляют они из сумпитанов — это полые бамбуковые трубки, через которые выдувают отравленные стрелы.
      — Сумпитаны! Райские птицы! Театр теней! — не скрывая иронии, повторил Эрл. — И чему вас только учил Стронг! Если уж говорить, то Индонезия — это несколько тысяч больших и малых островов, которые больше Голландии в пятьдесят шесть раз. Они тянутся с запада на восток на пять тысяч километров. Это — морские и воздушные пути всемирного стратегического значения.
      Это острова — Большие Зондские, куда входят Суматра, Ява, Мадура, Борнео и Целебес; вторая группа — Малые Зондские, к востоку от Явы; третья группа — Молуккские острова, к востоку от Целебеса, и западная часть Новой Гвинеи. Вы говорите о непроходимых лесах… Есть там, конечно, и «римба», продолжал Эрл. — Так называются девственные леса на Суматре, где главная неприятность не тигры, не змеи, а огромная масса пиявок, и особенно неприятны зеленые.
      Современная Ява — не храм Боро-Бадур. Это сельскохозяйственная индустрия сахара, кофе, чая, хины, каучука, индиго и табака. Это колония, где богатства страны находятся в руках иностранных капиталистов, где население заставляют работать на паразитирующие сословия. Пуля, предатели народа, миссионеры, ростовщики, водка и опиум — вот главные средства, при помощи которых империалисты пытаются держать в подчинении народ.
      Индонезийский народ — способный, выдержанный, гордый и добродушный, но с врагами он умеет бороться упорно. На Яве — наибольшая плотность населения. А вы: «везде страшные дебри»! Многолюдные яванские города и села тянутся вдоль всех дорог, поднимаются на горы. Поселки расположились даже возле кратеров вулканов.
      — Но вы не дали мне договорить, — вмешалась Бекки и продолжала скороговоркой: — Я знаю, что в 1947 году был организован контрреволюционный переворот, а в 1948 году было спровоцировано восстание в Мадиуне. Там захватили группу лидеров коммунистической партии и профсоюзов Индонезии Амира Шарифуддина, Мусо, Сурипно, Дарусмана и расстреляли. И в городе Мадиуне есть братские кладбища, и на памятнике написано: «Бороться до победы»…
      Эрл кивнул головой и сказал:
      — Так лучше. Ничего, Бекки, пока мы будем лететь, вы узнаете об Индонезии в сто раз больше, чем узнали в школе. Итак, вы, Бекки Стронг, превратитесь в юношу Тома из авиационного экипажа. Таким вы станете, садясь в самолет и по прилете на место, до тех пор, пока мы не прибудем куда надо. Что касается Джима, то официально он действует как коммерческий агент вашего дедушки Вильяма Гильбура и как рекламный агент фирмы «Юнайтед Фрут и Компания». Вы в курсе этого?
      — Ах да, что-то насчет экономической войны… — ответила Бекки.
      — Да, именно так. Американская фирма «Юнайтед Фрут» — это государство в государствах, она не только покупает фрукты, она имеет более 120 тысяч гектаров банановых плантаций, до 40 тысяч гектаров сахарного тростника, 54 тысячи гектаров плантаций какао, свой торговый флот и прочее. Но имеется конкурент — английский мыловаренный трест «Северс брозерс», входящий в трест «Юниливерс»; он тоже имеет собственные огромные плантации, торговый флот, торговых агентов и так далее. Первая компания хочет съесть вторую. Попросту говоря, Джим будет помогать взрывать благосостояние «Северс брозерс». Таких, как он, там будет немало. Джиму, как служащему «Юнайтед Фрут», хозяева, сами не зная этого, помогут в нашем деле.
      В небе загрохотал гром.
      — Пора ехать, — сказал Эрл вставая.
      Бекки вышла из кабины. Джим взял ее под руку и повел к выходу. Эрл исчез в толпе.
      — Ну как? — спросил Джим.
      — Какой волевой человек! — восторженно отозвалась Бекки.
      На улице Джим пошел влево, поглядывая на номера автомобилей, стоявших у тротуара. У серого «форда» он остановился и ключом открыл дверцу. Бекки бурно вздохнула. «Началось!» — еще раз подумала она.

4

      Машина выехала за город. Бекки думала о предстоящей поездке. Джим молчал. Крупные капли дождя барабанили по крыше автомобиля. Вскоре начался ливень. Фары освещали мутную пелену водяного тумана, поднявшуюся над шоссе.
      — Льет, как на Яве, — заметил Джим.
      — Там именно так?
      — Сильнее. Каждый день потоп. А к вечеру будто и не было дождя. Если два дня там нет дождя, листья вянут. Если дождя нет две недели — это катастрофа.
      — О пиявках могучий Эрл не преувеличил? — поинтересовалась Бекки, боявшаяся всего, что ползает.
      — Ага! Девочка испугалась и кричит «мама»!
      — И вовсе не девочка! — вспылила Бекки. — Что за дурацкая привычка говорить со мной насмешливо! Вечно несерьезное отношение!
      — А как я должен относиться?
      — Вы бы могли сделать мне предложение, объясниться в любви! — вдруг выпалила Бекки и тут только поняла, что сказала.
      Первым ее желанием было закричать: «Нет, нет, я пошутила!» Смех Джима оскорбил бы ее безмерно. Последовала пауза. Момент, когда все можно было обратить в шутку, был упущен. Бекки была смущена. Затем ею овладело упрямое желание добиться ответа. Она почувствовала, к своему удивлению, что ответ ей не безразличен.
      — Что же вы молчите? — вдруг рассердилась она.
      — У вас нет более преданного человека, чем я! — отрывисто, словно подбирая слова, ответил Джим. — Но я плохая находка для девушки, — продолжал он с необычной серьезностью. — Я даже не смог бы рассказывать вам, что я делаю и где я бываю, а вы — я знаю вас — никогда не будете мириться с обманом. У вас хоть и капризная, порывистая, но очень честная и цельная натура. Свои обещания вы выполняете, даже с излишней щепетильностью… Я же участвую в Большой Борьбе…
      — Но почему же тогда вы ухаживали за мной? — возмутилась Бекки. — Разве это не обман? Разве вы не стремились понравиться мне?
      — Без обиды? — спросил Джим. (Бекки молча кивнула головой.) Он помолчал, а потом сказал: — Я делал это ради Аллена Стронга.
      — Моего отца?
      — Да! Мы хотели его спасти от лап Мак-Манти и Луи Дрэйка. Имея дело с сатаной, он мог бы считать себя в большей безопасности. А в их руках он может стать страшным оружием…
      — Отец?!
      — Да! Он верит в аполитичность науки, и это его смертный приговор. Но мы опоздали.
      — Значит, наша встреча в тире и ваш интерес к моим успехам…
      — Да, это все для того, чтобы познакомиться с вами, а через вас и с вашим отцом.
      — Но вы рисковали головой в ту ночь, когда напали куклуксклановцы.
      — Ради вашего отца и, таким образом, ради спасения человечества.
      — Вы спасали меня?
      — Ради вашего отца… Но я переоценил себя… Ваше обаяние…
      — Не вздумайте объясняться в любви! — со смешком, в котором слышались слезы, предупредила Бекки.
      — Я не понимаю… — начал Джим.
      — Ну, вот и хорошо! — оборвала его Бекки и подумала: «Вот ты и притих».
      — Может быть, вам неприятно будет ехать со мной? — спросил Джим.
      — Какой вы мальчишка, Джим! — сказала Бекки, раздосадованная не на шутку. — Разве исполнение долга не выше личных недоразумений и взаимных обид? Я была о вас лучшего мнения.
      — Вы же обещали без обид!
      — Вы хорошо высекли мою гордость. Я слишком привыкла, что мной должны восхищаться. Благодарю. Конечно, вы не находка для девушки. Вы, по-видимому, решили, что вы первый, к кому я неравнодушна. Вот недогадливый шутник!
      Джим резко повернулся к ней.
      — Следите за дорогой! — крикнула Бекки.
      — Правильно, Бекки, клевещите на себя, обманывайте, — сказал Джим, внимательно посмотрев в огорченное лицо девушки.
      Бекки промолчала. Дождь усилился.
      — А ведь я дура! — вдруг сказала Бекки, засмеявшись, и положила руку на руку Джима, державшую руль. — Забудьте эту глупую болтовню, я обещаю вам, что она больше не повторится.
      — Значит, друзья? — спросил Джим.
      — Согласна, — ответила Бекки. — Условие: всегда быть откровенным. Никаких обманов. Лучше предупредите, что не можете сказать. У меня сердце разрывается, когда я думаю об отце. Джим, вы поможете мне спасти его по возвращении из Индонезии?
      — Конечно, — ответил Джим. — Если будем живы.
      Бекки с испугом взглянула на него. Джим расхохотался.
      Ливень не прекращался. Водопады обрушивались с неба. Мутные реки дождевой воды мчались в канавах по краям шоссе. Иногда машина на всем ходу проскакивала огромные лужи, затоплявшие дорогу в низинах. Вода перекатывалась через верх машины. Ехать стало почти невозможно.
      — Надо позвонить по телефону о том, что мы опаздываем, — сказал Джим, указывая на заправочную станцию, видневшуюся справа.
      — И возьмем информацию о состоянии шоссе впереди, — предложила Бекки.
      Джим подвел машину вплотную к дому заправочной станции. Он позвал. Никто не ответил. Не ожидая приглашения, они вошли.
      — Алло! — громко крикнул Джим, но никто не отозвался. — Есть кто-нибудь?
      Он открыл дверь и заглянул в комнату. Там никого не было. Следующая комната была пуста. В третьей комнате на столе стоял телефон.
      — Здесь телефон, Бекки! — крикнул Джим.

5

      — Телефон! — услышал Джим радостный возглас.
      В комнату вбежал молодой человек. Он был без шляпы. Костюм его промок насквозь. Он тяжело дышал. Ботинки его были облеплены глиной — видимо, он бежал по полю. Но не это поразило Джима. Молодой человек был смертельно бледен и досадливым движением тер окровавленный лоб, как будто припоминал что-то. Его красивое лицо было искажено гримасой, видимо от сильной головной боли. И, что самое странное, Джиму показалось, что выражение глаз незнакомца все время меняется: то взгляд его был безжизненным, то наполнялся огнем и тогда блистал умом и энергией.
      Молодой человек схватил трубку телефона.
      — Город! — попросил он. Казалось, он напрягает свою память. — Сейчас, сейчас… Ну и болит голова! — бормотал он и вдруг громко и радостно воскликнул: — Чикаго!
      После этого усилия глаза его погасли, и он осторожно коснулся левой рукой лба. Волосы над левым ухом были в крови.
      В трубке послышался голос телефонистки. Молодой человек не отвечал. Все же, по-видимому, вопрос телефонистки дошел до его сознания. Пальцы, сжимавшие лоб, побелели от напряжения. Потом в его глазах сверкнул проблеск сознания, и он обрел прежнюю живость:
      — Да-да, срочно отель «Атлантик»… Комнату советской делегации на Международном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями растений! Что? Нет? В другом городе? Каком? Ах, да-да, так…
      Молодой человек снова увял. Он бессильно, в полной апатии, опустился на стул. Телефонную трубку он забыл положить на рычаг и продолжал сжимать ее в руке. Сгорбленный, подавленный, сидел он, уставившись в одну точку.
      Джим и Бекки переглянулись.
      — Не могу ли я помочь? — предложил Джим. — Вы ранены в голову… Перевязать?
      Незнакомец не ответил, словно не расслышал.
      Издалека донеслись злобный лай собак и голоса. Молодой человек вскочил, как будто его ударило электрическим током. С необычайной живостью и энергией принялся он вызывать станцию. От его былой апатии не осталось и следа. Он страшно волновался. Хлопнула дверь, ведшая во двор. Незнакомец испуганно отпрянул к окну, потом к телефону.
      — Бекки, задержите их, — прошептал Джим.
      — Сан-Франциско, Сан-Франциско! — закричал молодой человек в трубку. Что? Смыло провода? Оборвало? А радиотелефон? Не работает во время грозы? Незнакомец оглянулся на дверь, потом на окно и бросил трубку. — Неужели я снова попаду к гангстерам!
      — Верьте, я честный человек! Сюда нас загнал ливень. Долг каждого порядочного человека помочь жертве гангстеров, и поэтому я хочу вам помочь. Чем я могу помочь вам? Решайтесь быстрее — через минуту будет поздно.
      Незнакомец поднял голову. На его лице появилось выражение отчаянной решимости. Он выхватил из кармана конверт и сунул его Джиму.
      — Передайте это профессору Сапегину, — прошептал он, — главе советской делегации на Международном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями растений. Только ему! В конверте секрет «биэлектрического числа». Скажите, что передал Роман Крестьянинов, что он был захвачен гангстерами Дрэйка и пытается спастись.
      Молодой человек не договорил. Лай собак раздался уже в соседней комнате.
      — Едем! — крикнул Джим и увлек юношу за собой к двери, выходившей на шоссе.
      Через несколько секунд ливень скрыл из виду мчавшуюся машину.
      В комнату вошли японец и Юный Боб. Бандит тащил за руку Бекки.
      — Признавайся, почему ты не пускала нас? Где беглец? — грозно сказал Юный Боб.
      — И вы получите сто долларов, — добавил японец.
      — Я не знаю, о ком вы спрашиваете, — сказала Бекки.
      Юный Боб молча подошел и уперся пистолетом в бок Бекки. Левой рукой он показал на пятна крови.
      — Сейчас же отойди, или тебе придется плохо! — предупредила Бекки, опуская руку в сумочку.
      Дверь приоткрылась, и в комнату вошел человек. Японец и Юный Боб подобрались, как солдаты при появлении генерала. Вновь прибывший был одет в непромокаемый плащ. Капюшон закрывал его голову, скрывая лицо. Все же Бекки рассмотрела его темные навыкате глаза и мясистые, чувственные губы.
      — Кто вы? — спросил он, внимательно оглядывая ее.
      — Пусть ваш бандит опустит пистолет, — сказала Бекки. — Я дочь Аллена Стронга.
      Человек сделал знак рукой, и Юный Боб опустил пистолет. Кивок головы и оба бандита быстро покинули комнату.
      — Я не знал, что у нашего лауреата такая очаровательная дочь.
      — Мой шофер сбился с дороги в этот ливень.
      — Я Луи Дрэйк. Ваш отец служит у меня.
      — Знаю, — сказала Бекки. — Вы король сельского хозяйства. Ваши люди грубо накинулись на меня.
      — Пусть это недоразумение вас больше не волнует. Но где ваша машина и шофер? Почему здесь кровь?
      — Он поехал проверить дорогу впереди.
      — Куда вы едете?
      — В гости к дедушке.
      — Надеюсь опять увидеть вас, мисс Стронг!
      С этими словами Луи Дрэйк вежливо поклонился и, мягко ступая, вышел.
      «Какой страшный человек!» — подумала Бекки.
      Луи Дрэйк снова появился со своими спутниками. Они втроем тщательно обыскали весь дом и ушли. Через час приехали хозяин этой газолиновой станции и механик. Их вызывали по телефону к двум машинам, потерпевшим аварию на мосту. Еще через час приехал Джим. Он молча, кивком головы, пригласил Бекки следовать за собой. Только отъехав от дома, Джим сказал:
      — Все в порядке. Он будет доставлен по назначению, но не очень прямым путем, чтобы его снова не захватили гангстеры. На обратной дороге меня уже два раза останавливали.
      Джим был очень весел. Больше всего он радовался тому, что удалось узнать секрет «БЧ», и рассказал об этом Бекки.
      Машину несколько раз останавливали и осматривали. Бекки тревожила судьба советского ученого.
      — А мы-то удивлялись, — сказал Джим, — почему «негритянской болезнью», как по заказу, заболевают прогрессивные граждане! Друзья Эрла установили, что смертельная форма этой болезни вызывается специальным аппаратом «НБ-4001». Происходит замедленная цепная атомная реакция, и присутствующие в помещении подвергаются усиленной радиации. При этой болезни красные кровяные шарики распадаются…
      — Но ведь это убийство! — закричала Бекки.
      — Конечно, массовое убийство.
      — Но почему же их не остановят?
      — А сейчас все американские газеты и радиокомпании только и делают, что призывают к новой войне. Монополисты на все способны. Выдвинули же они проект умерщвления людей, чтобы сократить народонаселение, так как, по их словам, всех нельзя прокормить. Мы живые свидетели заката капитализма. А теперь они придумали еще новый аппарат — «БЧ».
      Джим так рассердился, что замолчал. Дождь прекратился, только шум стекавшей воды нарушал послегрозовую тишину.

6

      Показался большой аэродром, освещенный прожекторами. На нем стояло много самолетов.
      — Одевайтесь скорее! — остановив машину, сказал Джим. — Я забыл… Вот, наденьте все это. — Он сунул Бекки сверток.
      Она пересела на заднее сиденье и раскрыла пакет. Там были теплый комбинезон, ботинки и шлем. Бекки быстро оделась. Они подъехали к стоянке машин, и Бекки пошла вслед за Джимом.
      — Где ты шляешься, Том? — грозно крикнул ей летчик Эрл, стоявший возле огромного самолета-амфибии вместе со служащим аэродрома.
      — Исполнял ваше поручение, да дождь задержал, — ответила Бекки.
      Джим влез в самолет последним. Здесь уже были Франк и Викки.
      — И вы, Франк? — спросила Бекки.
      — Я — сменный летчик и бортмеханик. Я навестил Джонсона, — сказал Франк. — Его семья уже находится в безопасном месте. Но мы условились, что он не будет говорить о случившемся.
      — Ох, спасибо, Франк! — И Бекки схватила его за руки.
      — Да я-то при чем! — удивился Франк. — Я — крошечный винтик в огромном двигателе.
      Бекки очень была рада, что Франк тоже едет. Он передал ей чемодан с вещами. Эрл сел на место пилота. Моторы заревели.
      — Вы штурман? — опять искренне удивилась Бекки, глядя на Джима, занявшего штурманское место.
      — Имеющий военные награды за работу на «летающих крепостях»! — добавил с веселой гордостью Джим.
      Бекки взволнованно рассказала о секрете «БЧ». Джим дополнил ее рассказ подробностями.
      — Теперь моей женушке можно не беспокоиться, — сказал развеселившийся Франк. — После того как ее спас Поль от хулиганов и я отправил ее домой, Руфи угрожали, что если она не перестанет выступать за мир, то наверняка заболеет «негритянской болезнью».
      — Вот и еще одно изуверское оружие разоблачено, — сказал Эрл и сел за руль.
      Моторы заревели сильнее, и самолет покатился.
      — Прощайтесь с детством! — крикнул Джим на ухо Бекки и сделал вид, что вытирает рукавом слезы.
      Бекки повторила его движение. Самолет разворачивался в воздухе. «Авиационные части», — прочитала Бекки надпись на деревянных ящиках, стоявших в проходах. Внутри самолет был шикарно отделан красным деревом, цветной резиной, кожей и пластмассой.
      — Бекки, ложитесь спать! — посоветовал Джим. — Ночью ничего не увидите, а утром я разбужу вас. Будет остановка на островной авиационной базе. Там ваше дело — молчать и не вылезать из машины.
      Джим откинул мягкое кресло, и Бекки легла. Спать ей не хотелось.
      — Хорошо? — спросил Джим и, сев на кресло рядом, похлопал по резиновому матрацу.
      — Вполне, — ответила Бекки.
      — Хорошо будет держать на волнах, — пояснил Джим, — когда самолет упадет в океан и утонет.
      Бекки погрозила ему кулаком и повернулась на другой бок. «Ну и пусть, решила она. — Будь что будет».

7

      Максим Иванович, Егор и Анатолий только краем уха услышали радиопередачу в фойе зала. Они очень спешили. Выходя, Сапегин распорядился:
      — Анатолий, дождись Романа, поезжайте в отель и ждите меня в номере. Никуда не отлучайтесь! Ты, Егор, со мной!
      Максим Иванович вместе с Егором пришли в кабинет президента академии и, не сообщая о том, что одна из биобомб находится в портфеле Егора, попросили срочно вызвать судью штата, прокурора и журналистов, чтобы сделать им заявление.
      Прошло немало времени, пока приехали судья штата и прокурор; журналисты собрались быстрее.
      «Биби» — так уже прозвали корреспонденты «ББ», биобомбу — была выставлена для обозрения, чтобы стать достоянием широкой гласности. Ее осмотрели прокурор, судья штата и корреспонденты. «Биби» была заснята со всех сторон и только тогда передана прокуратуре. Забегая вперед, надо сказать, что ни одного снимка с «ББ», принесенной Егором, не появилось в печати. Зато прокурор вручил Сапегину газету с изложением антиамериканского выступления Романа Крестьянинова на приеме у Мак-Манти.
      Сапегин заявил, что это фальшивка уже по одному тому, что советский гражданин может критически относиться к форме правления и режиму страны, но оскорблять ее народ не будет. Он начал вслух вспоминать все сказанное Романом на приеме. Но прокурор не дал ему договорить и пригласил поехать с ним, чтобы убедиться собственными ушами в подлинности звукозаписи.
      Вскоре Сапегин и не отходивший от него ни на шаг Егор Смоленский сидели в кабинете прокурора.
      При первых же звуках голоса, записанного на пленку, Сапегин побледнел. Он сразу узнал голос своего помощника. «Да, это говорил Роман, но когда и зачем?» — недоумевал Сапегин.
      — Теперь, — сказал прокурор, — вы можете убедиться, что газеты в точности воспроизвели весь текст без искажений.
      Профессор был так потрясен, что не понял очень настойчивого желания Егора прослушать запись еще раз. Прокурор пожал плечами, но приказал повторить. После первых же обличительных фраз Романа Егор, глядя в глаза профессору, вдруг предостерегающе поднял палец. При первом прослушивании Сапегин не обратил внимания на изменившийся оттенок в тембре голоса. Он отнес это за счет дефектов записи. Сейчас профессор явственно различил разницу в тембре. Если первые фразы и были сказаны Романом, то середину и конец договорил за него хорошо подобранный дублер.
      — Это фальшивка! — уверенно заявил Сапегин.
      Прокурора это отнюдь не смутило. Он потребовал доказательств.
      — Вы можете спросить об этом у самого Романа Крестьянинова. Кроме того, были свидетели разговора на приеме у Мак-Манти.
      На вопрос, кого он может указать, Сапегин назвал Анабеллу Мак-Манти, Пирсона, Лифкена, профессора де Бризиона, себя, Егора и Анатолия. Прокурор отвел свидетельские показания Сапегина и его друзей, как лиц заинтересованных, и тут же позвонил Пирсону.
      Во время разговора с Пирсоном Сапегин держал вторую телефонную трубку и был удивлен, когда Пирсон самым наглым образом подтвердил правдивость газетного сообщения. Запрошенный де Бризион трусливо сослался на то, что «не слышал». От звонка к Лифкену и Анабелле Мак-Манти Сапегин отказался и, в свою очередь, сказал, что заявления Пирсона и его единомышленников, как заинтересованных сторон, не могут быть приняты во внимание. Сапегин снова объявил радиопередачу грубой фальшивкой, предложил вызвать Романа и заставить его проговорить весь текст записи, после чего сравнить обе записи. Как ни странно, но прокурор согласился.
      Сапегин позвонил в отель и узнал от Анатолия, что Роман Крестьянинов исчез. Анатолий так и сказал:
      — Ромка исчез. Я искал его в зале и везде, но не нашел. В отель он не приходил и не звонил, как условились.
      Профессор, зная исполнительность Крестьянинова, тотчас же сообщил об этом прокурору и попросил помочь ему поскорее разыскать Романа.
      — Это в моих интересах! — торжественно заявил прокурор. — Вряд ли чужестранцы, оскорбляющие страну, могут рассчитывать на гостеприимство. В связи с вашим выступлением, профессор, я прошу вас всех зарегистрироваться, как агентов иностранного государства, использующих свободу слова в нашей стране для агитации и пропаганды.
      — Наша делегация, — сказал Сапегин, — покинет пределы вашей «гостеприимной» страны только в полном составе. Потрудитесь возвратить Романа Крестьянинова!
      — Можно подумать, что мы его похитили! Берегитесь оскорбить меня!
      — Тем лучше, что у вас в стране нет ни одного случая похищения детей… Нет гангстеров, похищающих людей, чтобы получить выкуп или уничтожить их…
      — Я уверен, что ваш Крестьянинов околачивается где-нибудь в баре и скоро вернется! — сердито сказал прокурор.
      — Я хочу верить вашему слову, что Роман Крестьянинов скоро вернется, отозвался Сапегин.
      — Можете верить, — буркнул прокурор и встал.
      Не обращая внимания на то, что прокурор явно хотел от него отделаться, Сапегин позвонил в советское посольство, сообщил о происшествии и передал трубку прокурору. Последний отвечал вежливо, но уклончиво.