Шхуна 'Колумб'

      в той же позе, ожидая, чем все это кончится. Через некоторе время она
      почувствовала, что Марко крепко стиснул ее руку несколько раз всей рукой,
      а затем нажал на нее только большим пальцем. Она не понимала, в чем дело.
      Пожатия продолжались. Это ей что-то напомнило, но что именно? Вот опять он
      сжимает ее руку то всей рукой, то нажимает одним большим пальцем. Между
      пожатиями - определенные интервалы. Так, так... один раз всей рукой, один
      пальцем, один, два всей рукой, интервал; один, два всей рукой, один, два
      пальцем, интервал; один пальцем, один, два всей рукой, интервал; один всей
      рукой, один пальцем... Что же это такое? Ага! Точка, точка, точка,
      интервал. Точка, тире, точка, точка, интервал. Точка, точка, тире,
      интервал. Тире, тире, тире, тире, интервал. Точка, тире, интервал. Точка,
      точка... Теперь она поняла: Марко говорит азбукой Морзе. Так никто их не
      услышит и не увидит. Она, напрягая память, припоминает знаки азбуки Морзе.
      Марко сообщает ей, как допрашивали его и Зорю, и высказывает
      опасение, что их могут не только подслушать, но и как-нибудь незаметно
      подглядеть, и поэтому надо проявить максимальную осторожность. Он
      спрашивает ее о допросе. Люда подробно рассказывает. Она многое сочинила
      насчет военных кораблей, различных перемен на острове и на побережье.
      Спрашивали об отце, о торианите, но она все обсолютно запутала. Только,
      кажется, ей не очень верят. Она согласна с Марком - надо их ввести в
      заблуждение. Но ей тяжело видеть, как с ним обращаются. Марко отвечает,
      что так и должно быть. Все равно погибать. И все же надо бороться - может
      быть, им еще удастся отомстить диверсантам.
      Если Марко погибнет первым, она должна продолжать начатую игру. В
      таком положении это единственный выход. Надо помнить свой долг перед
      Родиной. Сейчас он предлагает начать громкий разговор. Пусть она объясняет
      ему, почему все рассказала, а он в ответ будет ее ругать. Если их
      подслушают, это даже лучше. Она согласна и даже просит, чтобы Марко ее
      побил. В ответ на это Люда чувствует нежное пожатие руки. Это не знак
      Морзе. Это просто дружеское, искреннее пожатие, может быть последнее в
      жизни. У девушки на глазах выступили слезы; слезы зазвенели и в ее голосе,
      когда она начала говорить.
      Если их кто-нибудь подслушивал, то слова, произносимые ею, безусловно
      создавали то впечатление, на которое надеялся Марко.
      - Марко, пойми меня! Ведь от нас не требуют ничего страшного. Нас
      только спрашивают, и мы должны отвечать, иначе нас замучают и убьют. Разве
      то, что мы расскажем, имеет такое уж большое значение? Это же мелочи!
      Важного мы все равно не знаем.
      - Трусиха! - кричал в ответ Марко. - Тебя мало убить!
      - Марко, как они тебя избили! Марко, я боюсь...
      - Молчи! Ну что, что ты там рассказала?
      Люда, всхлипывая, стала рассказывать то, что она говорила на допросе.
      Марко перебивал ее ругательствами и обещаниями жестоко с ней расправиться.
      Так прошло несколько минут. Люда замолчала и, пожимая юноше руку,
      требовала, чтобы он ее побил. Но Марко не отваживался сделать это. Наконец
      он несколько раз замахнулся на нее, но не ударил, кулак его здоровой руки
      прошел мимо ее лица и легко стукнул по стене. Зоря, наблюдая эту сцену,
      воспринимала все всерьез. Она вскочила и обняла Марка, стараясь уберечь
      Люду от удара. Та отвернулась к стене и закричала не своим голосом. В тот
      же миг отворилась дверь, и на пороге появился Анч. За ним стоял тот самый
      матрос, который в коридоре сторожил Марка. Люда повернула к ним лицо,
      обмазанное кровью (она перед этим стукнулась носом об стену и вызвала
      небольшое кровотечение). Это было доказательство вины Марка. Анч, выругав
      его, забрал девушку с собой.
      Снова захлопнулась дверь, и юнга с Зорей остались одни. Марко
      погладил девочку по голове, но она порывисто отвернулась от него. Юноша
      горько улыбнулся: он боялся, что Находка так никогда и не поймет его. Он
      попробовал заговорить, но девочка в ответ лишь смотрела на него с укором.
      Время тянулось необычайно медленно. Наконец дверь открылась, и
      знакомый уже пленникам матрос поставил перед ними тарелки с едой и хлеб.
      При этом он как будто ненароком толкнул Марка. А когда тот обратил на него
      внимание, показал глазами на хлебницу. После этого матрос повернулся и
      вышел в коридор, старательно заперев за собою дверь.
      Как ни измучился Марко за этот день, но здоровый организм победил
      все, и у него проснулся волчий аппетит.
      Он приглашал и Зорю попробовать угощение, но девочка хлебнула одну
      ложку и больше есть не стала.
      - Что будет - увидим, а пока надо поесть, - говорил ей Марко.
      Но Зоря протестующе покачала головой, давая понять, что есть не
      будет.
      Разламывая хлеб, Марко вспомнил, что матрос как будто намеренно
      выразительно показывал на него глазами. Марко осмотрел хлебницу. Она была
      покрыта белой салфеткой, а под салфеткой что-то лежало. Юнга снял салфетку
      и увидал несколько маленьких листков бумаги и коротенький обломок
      карандаша.
      На одном из листков, перегнутом пополам, было что-то написано
      по-английски. Он вспомнил свои попытки заговорить в коридоре с этим
      матросом. Тогда конвоир не ответил, но вопрос "который час" показал, что
      он знает английский язык. Юнга стал разбирать написанное. Английский язык
      он знал слабо и потому перевел только кое-что, а об остальном догадался из
      контекста, да и то после долгих размышлений.
      "Вы герой! Вас ждет смерть. Помочь вам я не могу. Но я вам
      сочувствую. Если хотите написать письмо родителям или товарищам, я сумею
      его переслать по указанному вами адресу. Будьте осторожны, вас
      подслушивают. Ваш друг".
      Итак, здесь, на пиратском корабле, есть человек, который ему
      сочувствует. Неизвестный друг... Конечно, это и есть матрос, только что
      принесший им обед. А может быть, это провокация? Но какие у него основания
      так думать? Тогда ему подсунули бы записку, написанную не по-английски, а
      по-русски... И потом, наверняка обещали бы свободу. А здесь ничего
      подобного! Неизвестный друг сочувствует, но помочь не может. Ясно, он
      здесь один. И обещает ему только передать письмо родителям и друзьям.
      Посмертное письмо!.. Значит, он должен умереть...
      От этой мысли аппетит у Марка сразу пропал.
      Что же делать? Надо спешить - ведь каждую минуту сюда может зайти Анч
      или кто-нибудь другой, и тогда пропадет возможность послать свое последнее
      письмо. Марко решительно отодвинул еду и принялся писать. Ему хотелось
      рассказать обо всех событиях, обо всем, что с ними произошло, написать о
      героизме девушек, о своих мыслях и чувствах. О, для последнего в жизни
      письма, особенно когда не хочется умирать, нужно много времени!
      Но Марко не знал, сколько времени он сможет писать, и потому должен
      был спешить. Вот его письмо:
      "Мои любимые и дорогие! Я должен умереть. Вернее, все мы должны
      умереть. Нас захватили враги, подошедшие к Лебединому острову на подводной
      лодке. Мы умираем с мыслями о вас, о Лебедином острове, о "Колумбе", о
      нашей Родине. Это письмо, кроме меня, подписывает Зоря Находка. Ваш
      Марко".
      Он быстро сунул карандашик в руку Зори. Потом Марко написал адрес,
      скрутил письмо в тоненькую трубочку и вместе с карандашом положил обратно
      в салфетку. Записку матроса он еще раз пробежал глазами, смял и проглотил.
      Едва он кончил, как дверь открылась. Вошел Анч, а из-за его спины
      показалось хмурое и напряженное лицо матроса. Казалось, матросу стало
      легче, когда ни он, ни Анч ничего особенного в поведении пленных не
      заметили. Матрос забрал тарелки и хлебницу и ушел, унося спрятанное в
      салфетке письмо.
      Анч посмотрел на пленных и сказал:
      - Командир лодки дает вам еще два часа на размышления. Если вы не
      согласитесь сообщить точные сведения, которые от вас требуются, можете
      считать свою жизнь прожитой. - Он помолчал и добавил: - Марко Завирюха,
      может быть вы теперь согласны говорить?
      - Мне нечего отвечать.
      - А ты, Находка?
      Девочка молча отвернулась к стене.
      - Ну, что ж, считайте тогда секунды оставшихся часов. - Анч запер за
      собою дверь.
      Марко обнял Зорю, и она склонила голову ему на плечо. Юнга думал о
      Люде. Где она? Останется ли в живых? Вряд ли. Ведь она не дала ни одного
      верного ответа.
      - Марко! - прошептала Зоря ему на ухо. - Что делать?
      - Главное, Зоренька, не пугайся, - так же тихо ответил ей Марко. - Мы
      покажем, что не боимся смерти. Что бы они ни делали, не говори ни слова!
      - А Люда?
      Губы Марко едва шевельнулись, и Зоря скорее догадалась, чем услышала:
      - Она героиня... Ее ждет то же самое...
      Глава XIV
      Л Ю Д А  П Р О С И Т  С В И Д А Н И Я
      Конец дня Люда провела в маленькой каюте с одной койкой. Туда ее
      проводил Анч. Он обещал жестоко наказать Марка, успокаивал ее и уверял,
      что он и командир корабля сделают все, чтобы она как следует отдохнула и
      вообще чувствовала себя как можно лучше. Он даже напомнил ей, как славно
      они танцевали на рыбачьем празднике.
      Девушка просила Анча не делать зла Марку, привести к ней Находку и не
      разлучать их. Анч обещал побеседовать об этом с командиром и высказал
      надежду, что тот разрешит, если Люда будет послушна. Он зажег в каюте
      электричество и вышел, оставив девушку одну.
      Осматривая каюту, Люда решила, что в ней, очевидно, жил кто-то из
      командного состава подводного корабля, возможно сам Анч. В каюте стояла
      откидная пружинная койка, около нее - сундучок с бельем, плюшевым одеялом,
      одной пуховой и несколькими надувными резиновыми подушками. Люда подумала,
      что они одновременно могут служить спасательными поплавками. Кроме того, в
      каюте были зеркало, откидной умывальник электрический вентилятор, столик,
      полочка для книг и вещей. В углу стоял маленький запертый шкаф. Ящик в
      столике тоже был заперт. Люда сразу осмотрела все, не нашла ничего
      интересного, откинула койку, надула резиновую подушку и легла.
      Ей не спалось. Ныло все тело, болели ноги, голова, она ощущала
      усталость, как после недели непосильного физического труда. Люда думала о
      будущем, но не могла представить его себе. Она погибнет, ее не выпустят
      отсюда живой, но если уж погибать, то не удастся ли ей пустить на дно и
      весь этот пиратский корабль? О, если бы ей пробыть здесь еще хоть
      некоторое время вместе с Марком! Вдвоем они безусловно придумали бы
      что-нибудь! А может быть, им еще удастся спастись?
      Вспомнился рассказ Зори о смерти рыбного инспектора и Тимофия
      Бойчука. Их, должно быть, захватили эти же пираты. Наверное, допрашивали,
      а потом убили. Зоря рассказывала, что на них не нашли никаких следов
      насильственной смерти. Они утонули. То есть их утопили. Вероятно, пираты
      вообще топят своих пленных. Только едва ли они просто выбрасывают их из
      лодки, не принимая никаких других мер, - ведь если бы это было так, то
      Тимофий Бойчук наверняка доплыл бы до берега. Если же его так быстро
      выбросило море, значит утопили его близко от острова. Верно, там же, в
      бухте, где его и захватили.
      Наконец девушка заснула. Это был короткий, тяжелый и неспокойный сон.
      Ей снилось, что кто-то неведомый, страшный нападает на нее, а она не может
      даже пошевельнуться для своей защиты... Она знала, что это только сон,
      хотела проснуться и не могла.
      Наконец Люда проснулась. В каюте никого не было. Девушка повернулась
      на бок и так лежала, пока не принесли еду. Есть не хотелось, но она
      заставила себя поесть, зная, что надо беречь силы.
      Во время обеда она почувствовала, как лодка вздрогнула. Легкое
      дрожание под палубой свидетельствовало о работе электромоторов. Судно
      снялось с грунта и куда-то пошло, очевидно всплывая на поверхность.
      Когда у Люды забирали тарелки, она слышала сквозь отворенную дверь
      чей-то голос, произнесший в коридоре:
      - Глубина тридцать семь метров!
      Затем лодка останавливалась и снова трогалась в путь. Иногда Люде
      казалось, что она поднимается, может быть даже всплывает, а потом вновь
      погружается. Девушка заснула вторично и, верно, на этот раз спала долго
      когда ее разбудили, она чувствовала прилив свежих сил.
      Разбудил ее матрос и знаками приказал идти за ним. Девушка подошла к
      зеркалу поправить растрепанные волосы и помятое платье. Благодаря сухому
      воздуху и высокой температуре в лодке платье высохло. Матрос вышел за
      дверь. Стоя перед зеркалом, девушка увидала в нем отражение полочки над
      койкой. Там лежало несколько резиновых подушек. На одной из них Люда
      спала. Воспользовавшись отсутствием матроса, она быстро обернулась,
      схватила одну из подушек, свернула ее и спрятала под платье. Потом
      причесалась гребешком, который лежал перед зеркалом. Через две минуты
      матрос снова вошел и движением головы приказал идти за ним. Девушка вышла
      в коридор, конвоир запер дверь и повел ее к знакомой уже каюте командира.
      Прежде чем ее впустили, пришлось немного подождать в коридоре. Как она и
      ожидала, в каюте были командир и Анч.
      - Садитесь, пожалуйста, уважаемая Людмила Андреевна, - весьма вежливо
      обратился к ней переводчик.
      Люда села.
      - Командир нашего корабля просит выразить вам благодарность за ваше
      поведение. Вы сразу поняли нас и не стали на путь молчания и возражений.
      Видите, мы тоже стараемся относиться к вам как можно лучше, но освободить
      вас пока нельзя. Вероятно, вы волнуетесь об отце. Так же, надо думать, как
      он о вас. Командир разрешает вам написать отцу письмо.
      Люда удивленно и настороженно слушала Анча. Что кроется под этой
      любезностью?
      - Мне можно написать в письме все, что я захочу?
      - Да, за одним исключением: ни одного слова об этом корабле и о людях
      на нем.
      - Позвольте, о чём же я могу писать?
      - Вы можете писать обо всех своих чувствах, спрашивать о домашних
      делах, наконец о том, что вам угрожает опасность, что вы попали в очень
      неприятнее положение. Только ничего не пишите о своем местопребывании.
      Кажется, достаточно?
      - Да, спасибо. Я подумаю.
      - А о чем же, собственно, вам думать?
      - В моем положении нелегко написать такое письмо... я должна написать
      так, чтобы вы его пропустили, но мне ведь хочется все-таки сказать что-то
      о себе...
      - О, я вас понимаю! Если хотите, я могу помочь вам составить письмо.
      Кстати, вот что... Если вы напишите отцу, чтобы он немедленно выехал в
      Лузаны повидаться с вами, то... вы тем самым избавите его от смертельной
      опасности, которая угрожает ему в эти дни на острове... и... не обманете
      его: к тому времени все кончится и вы действительно с ним увидитесь.
      Анч обернулся к командиру, чтобы передать ему свой разговор с Людой.
      Девушка смотрела на них непонимающими глазами. Она очень боялась
      выдать каким-нибудь движением или взглядом, что понимает их. Посмотрев на
      того и на другого, она опустила глаза и, глядя себе под ноги, мысленно
      переводила то, что они говорили.
      - Кажется, здесь будет легче, чем там, - сказал командир.
      - Возможно, - ответил Анч. - Хоть я и не ожидал от нее такой
      покорности и страха перед нами.
      - А с теми надо кончать.
      - Тем же способом?
      - Это лучший способ, но в данном случае, если мальчика принесет к
      берегу, могут обратить внимание на характер ранений. Я думаю, мы их еще до
      утра выбросим в открытое море. Они в таком состоянии, что в десять минут
      пойдут ко дну.
      - Но трупы в конце концов может принести к берегу?
      - Следов избиения к этому времени никто не различит, а больше мы им
      физических неприятностей причинять не будем, - улыбаясь, пояснил Анчу
      командир.
      Люда чувствовала, как у нее тяжелеет голова; ей хотелось крикнуть: "Я
      понимаю вас! Убивайте меня вместе с моими товарищами! Все равно ничего не
      добьетесь!" Но, напрягая всю волю, она сдержалась. Не надо показывать, что
      она понимает их. Не время выражать свои чувства. Если бы Марко знал, он
      вполне одобрил бы ее поведение.
      Командир нажал кнопку звонка, и вошел матрос. Ему приказали привести
      пленного. Анч обратился к Люде:
      - Ну, вы можете идти писать письмо. Я провожу вас.
      - Вы обещали, - сказала Люда, - перевести ко мне Находку.
      - Находку? Ах, да, в самом деле. Командир не возражает дать вам
      свидание с нею. Поболтайте с девочкой, уговорите ее изменить свое
      поведение. Если она это сделает, ее поместят вместе с вами.
      - А когда ее можно повидать?
      - Можно и сейчас.
      Потом, повернувшись к командиру и думая, что Люда не понимает его,
      добавил:
      - Устрою ей последнее свидание.
      В коридоре стоял Марко. Видя, что за ними следит Анч, юноша
      отвернулся от Люды.
      Анч проводил девушку в каюту, где находилась Зоря, и подруги остались
      одни.
      Глава XV
      С И Н И Й  П А К Е Т
      Возвращаясь, шпион приказал Марку зайти с ним в командирскую каюту.
      Командира в каюте не было. Он, очевидно, вышел в рубку, оставив ведущую
      туда дверь открытой. Марко посмотрел в дверь и подумал, что, вероятно, уже
      ночь или, может быть, лодка опустилась глубоко в воду. За иллюминаторами
      была полная темнота. Чувствовалось, что судно ускорило ход.
      Анч сел в кресло командира и обратился к Марку с явной издевкой:
      - Итак, мой герой, прошло два часа. Сейчас произойдет наша последняя
      беседа. Надеюсь, вы за это время подумали о своем поведении и передумали?
      А?
      - Да, я думал, - промолвил Марко, - вам ничего не удастся вытянуть из
      меня. Возможно, это мой последний час, но ваш последний час тоже близок.
      За меня сумеют отомстить.
      - Оставьте, юноша, красивые слова. Лучше послушайте меня. Вы,
      конечно, знали тех двух людей с Лебединого острова, которые недавно
      погибли. Одного из них звали Тимофий Бойчук. Обоих уже нет. Но вы ничего
      не знаете про их последние минуты. Первого утопили, как мышь: голову
      погрузили в воду, а двое матросов держали его за ноги. Мне пришлось
      возиться с его головой. Он прыгал, как дельфин. Вероятно, он выпил немало
      морской воды, а это, вы знаете, не очень вкусный напиток. О, мы с ним
      возились больше пяти минут, пока желудок его набрал достаточно балласта, а
      из груди вышел весь воздух. Потом он погрузился без задержки. А Бойчука мы
      засунули в мешок. Он учинил дебош, и потом я не нашел на кителе одной
      пуговицы. Другую, позднее, кажется, оторвали вы, молодой человек. Но как
      только мы его запаковали, работа стала легкой. Мы бросили его в воду на
      несколько минут, а потом вытащили неподвижную тушу, чтобы выбросить ее из
      мешка. Этот мешок сохраняется у меня как память. Показать его вам?
      - Подлец!
      - Не ругайтесь, не поможет. Ваше последнее слово?
      В этот момент подводная лодка неожиданно остановилась. Анч и Марко по
      инерции качнулись в одну сторону. Из командирской рубки доносился
      тревожный разговор. Анч поднялся, подошел к полураскрытой двери и,
      повернувшись к Марку спиной, что-то спросил.
      Юнга не знал, что командир подводной лодки неожиданно остановил ее,
      встревоженный сообщением своих гидрофонистов. Они услышали шум парохода с
      сильной машиной и очень быстрым ходом. Скорость и направление корабля,
      обозначенные шумопеленгаторами, не подходили ни к одному курсу грузовых
      или пассажирских пароходов. Может быть, это военный корабль. На всякий
      случай пираты решили остановиться. Но особенно их поразило то, что почти
      одновременно с этим затих и шум корабля. Такая случайность показалась им
      подозрительной. И командир решил отлежаться на дне, наблюдая за шумом с
      помощью гидрофонов. Лодка залегла на глубине ста сорока пяти метров.
      Пока Анч разговаривал с теми, кто был в центральном посту управления,
      Марко осматривался по сторонам, ища возможности спастись. Ему хотелось
      найти какое-нибудь оружие, схватить его и уничтожить шпиона и "рыжего". Но
      единственным предметом, отдаленно напоминавшим оружие, был костяной нож
      для разрезывания бумаги. Кроме него, на столе лежали три или четыре
      книжки, стопка бумаг, карандаши, маленькая шкатулка, которой раньше Марко
      не видал. Она была открыта, и в ней виднелись бумаги; вероятно, командир
      просматривал их, когда его вызвали в центральный пост управления. Он, не
      закрыв шкатулки, выскочил в рубку и задержался там.
      "Может быть, здесь что-нибудь важное", - подумал юнга и,
      удостоверившись, что на него никто не смотрит, протянул руку к шкатулке.
      Минута была напряженная: когда пальцы коснулись бумаг, у юноши прервалось
      дыхание. Он почувствовал, что сжал какой-то плотный пакет. В тишине
      раздавался громкий разговор между Анчем и командиром лодки. Командир
      что-то рассказывал отрывистыми, короткими фразами. Шпион перебил его
      вопросом и сделал движение, как будто намеревался повернуться. Рука Марко
      с пакетом в ярком синем конверте в этот миг висела в воздухе над столом.
      Юнга отдернул руку и спрятал конверт под стол, а сам снова уставился на
      стену. Анч действительно обернулся, посмотрел на пленного, но, не заметив
      никаких изменений в его позе, снова продолжал свой разговор. Марко еще
      несколько секунд интересовался висевшей на стене картиной неизвестного
      художника, потом обернулся к Анчу. Тот снова стоял к нему спиной. И синий
      пакет быстро исчез под сорочкой Марко. "Возможно, мой труп прибьет к
      берегу, - подумал он, - а бумаги некоторое время могут сохраняться. Этот
      пакет и мое письмо, переданное матросу, всё объяснят".
      Вскоре Анч вернулся к пленному. Вслед за ним вошел командир. Они
      заняли свои обычные места. Анч в последний раз предложил Марку дать
      правдивые ответы на вопросы.
      - То, что говорит Люда Ананьева, вы подтверждаете?
      - Нет, это неправда!
      - Ну, все понятно. Значит, вы думаете, что погибнете героем, что о
      вас сложат песни, легенды, что вы добудете себе бессмертную славу? - Шпион
      засмеялся.
      Он перевел свои слова командиру, и тот тоже захихикал.
      - Но никто не узнает, как вы погибли. Даже когда найдут ваш труп, то
      просто-напросто решат, что неосторожный юноша утонул в море. Закопают, и
      всё. Крышка!
      Анч издевался над юнгой. Командир лодки не понимал слов шпиона, но
      догадывался о них по выражению лица Анча и саркастически улыбался.
      Юнга, сжав зубы, выслушал врагов, а потом, выпрямившись, сказал:
      - Ошибаетесь, господа, о моей смерти узнают скоро и заплатят как
      следует.
      - Ха-ха-ха! - смеялся Анч. - Откуда узнают? - И он что-то сказал
      командиру.
      Последний выдвинул из стола ящик, вытащил оттуда какую-то бумажку и
      подал ее Анчу. Анч, развернув ее, стал читать, растягивая слова:
      "Мои любимые и дорогие! Я должен..."
      Кровь ударила Марку в голову, и он бросился на Анча. Но шпион заранее
      вооружился кастетом. Он ударил пленника по переносице, а вбежавший в каюту
      матрос схватил юнгу за руки и ловким приемом заломил их назад.
      - Горяч, - насмешливо проговорил Анч, - но все же мы дочитаем.
      Матрос затянул веревкой руки юнги и, бросив его на стул, стал рядом.
      Шпион дочитал письмо, издеваясь над каждым словом. Но Марко быстро поборол
      свою ярость. Он твердо решил сохранить спокойствие и равнодушие, не
      отвечать ни на какие вопросы, быть хладнокровным и немым, как рыба, не
      обращать никакого внимания на своих мучителей. Он думал о том, как это
      письмо попало в руки Анча и командира лодки. Неужели тот матрос с добрым
      лицом проявил неосторожность и потерял это письмо? Или, может быть, у него
      нашли эту бумажку? Что ждет его?
      Юнгу вывели со связанными руками в коридор и повели в то помещение,
      где держали вместе с Находкой. Проходя по коридору, он почувствовал на
      себе чей-то взгляд. Это смотрел на него матрос с "добрым" лицом. Он...
      улыбался, и его лицо стало Марку нестерпимо отвратительным.
      - Провокатор! - крикнул мальчик и плюнул ему в глаза.
      Глава XVI
      В Ы С Т Р Е Л  Т О Р П Е Д О Й
      Правобортный слухач на гидрофоне сообщил в центральный пост
      управления лодкой, что снова слышит шум винтов парохода. Направление судна
      то же, что и раньше. Командир лодки тотчас же вышел из своей каюты в
      рубку. Там дежурил и его помощник. Командир занял свое место, осветил
      перед собою карту моря и, надев телефонные наушники, с помощью переводного
      телефонного аппарата связался со всеми частями подводного корабля, и в
      первую очередь - с гидрофонами. Какой-то пароход со скоростью, большой для
      коммерческих судов, но недостаточной для боевых кораблей, приближался к
      ним. Следуя за показаниями шумопеленгатора, можно было установить, что
      этот пароход идет не по прямой линии. Его движение было зигзагообразно, то
      есть он периодически менял курс, как это делает пароход, опасаясь
      торпедирования, или тральщик, выбирающий мины, или, наконец, миноносец,
      когда он в дополнение ко всем этим заданиям проводит в море разведку.
      За спиной командира стоял Анч. Он хоть и не принадлежал к экипажу
      корабля, но пользовался привилегированным положением как представитель
      специальной разведывательной службы.
      - Что там? - спрашивал он. - Какие-нибудь новости?
      Командир отмечал на карте движение парохода, который приближался к
      ним.
      - Девять из десяти, что над нами военный корабль, - сказал он. - Я бы
      охотно всплыл и послал ему порцию взрывчатки, но его прежняя скорость и
      эти маневры наводят на некоторые сомнения...
      - А что такое?
      - Вероятнее всего - это миноносец, наш страшнейший враг. Если он
      подозревает, что вблизи есть подводная лодка, или если даже проводит
      учебное плавание, то может наделать нам бед.
      - Долго мы простоим?
      - Пока этот корабль не отойдет на значительное расстояние. Иначе он
      может подслушать нас своими гидрофонами.
      Шумопеленгаторы и обычные гидрофоны показывали увеличение скорости и
      приближение неизвестного судна. Но пиратский командир оставался спокойным.
      Сто сорок пять метров - достаточный слой воды, чтобы спрятать подводную
      лодку, если она неподвижна. В таком случае ее можно найти только с помощью
      разведки инфракрасными лучами. Но, принимая во внимание сложность и
      новизну этого способа, командир был уверен, что миноносец такую разведку
      провести не сможет.
      Вот неизвестный корабль совсем близко... Указатели шумопеленгаторной
      установки на таком близком расстоянии уже не могут определить его
      местонахождение. Стрелки начинают танцевать, как стрелки компаса во время
      магнитной бури. Командир лодки хмурится. Минуту назад он был совершенно
      спокоен, но теперь закралась тревога: а что, если этот корабль все-таки
      имеет специальное оборудование для разведки инфракрасными лучами? Вот
      сейчас он пройдет над лодкой и, определив ее местонахождение, сбросит
      глубинные бомбы. Тогда не спасут и сто сорок пять метров! Наоборот, на
      такой глубине бомба, если даже и не попадет в лодку, а взорвется
      поблизости, может повредить судно так, что нельзя будет подняться на
      поверхность.
      Уже без всяких приборов было слышно, как корабль проходил над лодкой.
      Лопасти его винтов гребли воду. Но вскоре после этого шум стал затихать.
      Пароход прошел и направился куда-то дальше тем же переменным курсом. А
      пиратская подводная лодка спокойно лежала на дне, ожидая, пока совсем
      исчезнет шум.
      Наконец настал желанный момент. Гидрофоны не улавливали ни звука.
      - Малый ход! - скомандовал командир своему помощнику. - Руль глубины
      вниз!
      Заработали электромоторы, и лодка поползла по грунту. Рулевой
      повернул ручку руля, и лодка пошла вверх. Вот она всплыла на перископную
      глубину. Чтобы подняться выше, надо было открыть баллоны со сжатым
      воздухом или вытеснить им воду из балластных цистерн. На поверхность
      подняли перископ, но в нем едва отражались звезды. Командир приказал
      радисту прослушать эфир. Наступил час принимать шифрованные сообщения,
      передаваемые надводной базой. Это был пароход, маневрировавший далеко в
      море. Он часто менял окраску и названия. По одним документам он шел в
      порты Советского Союза, по другим, наоборот, шел оттуда. И те и другие
      документы были фальшивые, заготовленные заранее. На самом же деле пароход
      служил передаточным пунктом между пиратской лодкой и ее хозяевами,