Лучи жизни

      Утро "черного вторника" еще не предвещало шторма. Но вскоре по всем залам и коридорам биржи, по всем маклерским конторам поползли зловещие слухи. "Лига спасения" начинает действовать. Чьюз отказался от всякого соглашения с Докпуллером. Промышленники будут удалены из лиги. Уже к новому урожаю лига выбросит на рынок огромные количества пшеницы и мяса по невероятно дешевой цене. Чьюз открывает новые консервные заводы. Продукция будет производиться "лучами жизни". Благодаря дешевизне собственного сырья и простоте производства новая консервная промышленность будет вне конкуренции. Чьюз даст дешевый табак, дешевое вино и пиво, дешевый сахар. Он колоссально увеличит урожаи хлопка и льна, новые текстильные фабрики лиги завалят рынок неслыханно дешевыми товарами. Обилие скота даст массу дешевой кожи и шерсти. Чьюз даст дешевый каучук и резину. Чьюз уничтожит все болезни и тем самым покончит с фармацевтической промышленностью... Чьюз... Чьюз... Чьюз...
      Вслед за слухами на бирже появились огромные партии акций, которые уже никто не хотел покупать.
      Первыми дрогнули акции "Всеобщей пищевой компании" Блэйка и "Генеральной пшеничной компании" Ваттена - им прежде всего угрожал Чьюз. Мясной и хлебный короли не хотели, однако, сдаваться: курсы их акций упали на три-пять пунктов и остановились - агенты Блэйка и Ваттена начали усиленно их скупать. Но вдруг на рынок обрушился всесокрушающий водопад "пищевых" и "пшеничных". В этом ужасающем потоке, как щепки, завертелись бессильные спасители и, захваченные беснующимся водоворотом, пошли на дно. Все, кто имел "пшеничные" и "пищевые", пожелали от них избавиться. Но уже трещали акции и других компаний консервных, текстильных, обувных, табачных... Непоколебимо держались только стальные, нефтяные, автомобильные, железнодорожные...
      Через полчаса шторм усилился. "Пищевые" и "пшеничные" стремительно летели вниз. Они уже потеряли по тридцать пунктов и не думали останавливаться. За ними догоняя и обгоняя их, мчались табачные, пивные, консервные... Резина, каучук, текстиль, кожа, обувь катастрофически падали. Даже химия, грозная химия сдала на несколько пунктов. Увлекаемые общим падением, заколебались наконец и стальные, нефтяные, автомобильные гиганты. Паника становилась всеобщей.
      Землетрясение, наводнение, эпидемия чумы - все это было ничто перед беснующимся залом биржи, перед сумасшедшим смешением голов, рук, криков, цифр. Состояния разрушались в одну секунду. Цифры, сменявшиеся на доске с пулеметной скоростью, как из пулемета убивали сотни людей для того, чтобы через минуту снова убить их. Здесь умирали не один раз, а много раз подряд.
      Главный комитет биржи собрался на секретное заседание. Но ничего секретного не получилось - весть о заседании прокатилась по всем уголкам биржи и только усилила всеобщий переполох.
      А со всего города, как волны, уже устремлялись к бирже тысячи мелких держателей акций. Они мчались на авто, велосипедах, троллейбусах, они телефонировали, телеграфировали маклерским конторам: продать, продать, продать... Продать все... Продать, пока хоть что-нибудь дают...
      К закрытию биржи разгром был полный. Множество компаний помельче фактически перестало существовать. Тысячи мелких держателей были разорены.
      Биржевой комитет закрыл биржу на два дня.
      23. Изнанка теории
      Быстро разбогатеть - над разрешением этой задачи бьются в этот момент пятьдесят тысяч молодых людей... Вам приходится пожирать друг друга, как паукам в банке - ведь пятидесяти тысяч тепленьких местечек нет.
      О. Бальзак. "Отец Горио"
      Несколько мгновений Петер неподвижно сидел у телефона, стараясь понять, что случилось. Но так ничего и не понял.
      Он отер холодный пот со лба, выскочил на улицу и купил газету. Ему почти ничего не было известно об изобретениях профессора Чьюза, и он никак не мог понять, какое отношение они имели к нему, Петеру Гуду.
      Он помчался к Джеку. Он умолял его объяснить, что случилось. Джек рассказал, но это было все то же, что он уже прочел в газете. Нет, он хотел знать, как Джек мог ошибиться, как он мог не предвидеть... А он так ему верил, отдал ему все деньги - свои и чужие, да, да, чужие! - все поставил на карту, вплоть до самой жизни! И все только потому, что верил Джеку. Какое же право Джек имел не предвидеть...
      - Черт его мог предвидеть, этого Чьюза! - угрюмо сказал Джек. - Все было учтено и все было бы так, как я говорил, если бы не вылез этот старикан. Никто его в игру не приглашал.
      Петер продолжал жаловаться. В конце концов, Джек разозлился.
      - Ты-то сам где был? Что я тебе - нянька?.. Я все-таки сумел спустить часть акций; чего же ты зевал?
      - Ты же сам сказал, что наша игра только в четверг.
      - Когда имеешь дело с биржей, всегда будь начеку. Я несколько раз звонил к тебе. Где же ты пропадал?
      Петер рассказал о своей охоте за дочкой хозяина - он не мог отказать ей поехать за город, иначе потерял бы ее.
      - За двумя зайцами погонишься... Хозяйская дочка - заяц, конечно, жирный. Но охотой и свиданиями занимайся в те часы, когда биржа закрыта. Ты нарушил принципы теории Докпуллера и наказан за это.
      - А ты? - со злобой спросил Петер. - Ты не ездил за город с девочкой и все-таки разорился. При чем же здесь теория?
      - Ты и меня подвел. Пойми, акции так упали, что внесенных нами в обеспечение двадцати процентов стало недостаточно. Будь ты в городе, мы опять прихватили бы у хозяина - и акции остались бы за нами. Убежден, что через день-другой паника уляжется и акции снова полезут вверх... Мы свое взяли бы! А из-за тебя и твоей девчонки пострадал и я. Хорошо еще, что большую часть своих акций я успел спустить. Хоть нет дохода, но и убытки не так уж велики. А у тебя остались деньги?
      - Я все вложил в акции, - простонал Петер.
      - Ты разорен.
      - Не только разорен - тюрьма, тюрьма! Ведь деньги чужие!
      - Ничем не могу тебе помочь, - сухо сказал Джек.
      - Нет, можешь, можешь! - Петер схватил приятеля за плечо. - Слушай, Джек, ты сам говоришь, что твои убытки невелики. Ты должен помочь мне вернуть долг хозяину. Я заработаю и отдам тебе!
      - А откуда ты взял, что я вообще собираюсь возвращать то, что ты называешь долгом?
      Петер отшатнулся.
      - У тебя же остались деньги. Ты сам сказал.
      - Не отрицаю, - не обращая внимания на волнение Петера, спокойно сказал Джек. - И случись все так, как мы ожидали, я вернул бы тебе деньги. А теперь, сам рассуди, какой в этом смысл? Когда ты там отработаешь? Ни моей, ни твоей жизни на это не хватит. Нет, способности у тебя не те. Мой совет - поскорей удирай подальше!
      - Деньги из кассы взял не ты, а я, - ожесточаясь, возразил Петер. - Если уж удирать, так почему же не с деньгами? Ради чего я должен оставить их тебе? Они мои по праву!
      - Ну, положим, мое право не хуже твоего! - усмехнулся Джек.
      Петер понял, что таким путем он ничего не добьется.
      - Джек, вспомни, ведь мы - друзья! - Он порывисто схватил друга за руку. Сколько раз я помогал тебе! Сколько раз доставал деньги!
      - А разве не я все время вытаскивал тебя, - сухо ответил Джек. - И разве я не возвращал тебе деньги, да еще с такими процентами, каких нигде не дают?
      - Верно, Джек! Так будь же честным до конца.
      - Пойми сам - в этом нет никакого смысла! Ты выпал из игры, понимаешь, совсем выпал. Ну, верну я тебе деньги, все равно их слишком мало, чтобы начинать все сызнова. Да и лет тебе уже порядочно. А главное, способностей у тебя нет. Кроме того, тебя скорее всего поймают. Значит, деньги напрасно пропадут, а тебе - опять-таки тюрьма.
      - Если я и без денег удеру, меня тоже могут поймать, - возразил Петер.
      - Зато денег не поймают, - спокойно ответил Джек. И вдруг, точно впервые заметив расстроенное лицо товарища, взял его за руку и сказал самым сердечным тоном: - Петер, ты не должен на меня дуться! Право же это справедливо. Сам понимаешь, мои способности лучше твоих. Я все-таки выбьюсь, а у тебя деньги пропадут... Дай же руку, не сердись! Я вовсе не хотел твоего краха. Сколько раз я звонил к тебе! Я исполнил свой долг. Пойми: не человек собирает деньги, а деньги выбирают человека.
      - Ты не друг! - со страшной злобой закричал Петер, вырывая руку у пытавшегося пожать ее Джека. - Ты... - Петер запнулся, и вдруг, вспомнив, крикнул: - сверхчеловек! Да, да, сверхчеловек! Для тебя ни добра, ни чести, ни дружбы - ничего нет. Обобрать друга, а потом голого выбросить на улицу!..
      - Это ты напрасно! - обиженно возразил Джек. - Я дам тебе денег на первое время.
      Он достал пачку билетов. Но Петер выхватил их и швырнул ему в лицо.
      - На тебе, сверхчеловек! - яростно крикнул он и, не оглядываясь, выбежал из комнаты.
      24. Собачонка на бульваре
      Что такое liberte? Свобода... Когда можно делать все, что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все, что угодно, а тот, с которым делают все, что угодно.
      Ф. Достоевский. "Зимние заметки о летних впечатлениях"
      Петер плохо помнил, как он выскочил от Джека, куда пошел... Когда к нему вернулась способность соображать, он увидел, что без всякой цели бредет по чахлому бульвару на одной из городских окраин. Как он сюда попал? Было уже совсем темно, вероятно, далеко за полночь. Он присел на скамейку и сидел там, пока не продрог. Оставаться на бульваре было невозможно: Петера пугал не столько холод, сколько полицейский, который уже начинал к нему присматриваться. Ехать домой? Нельзя. У него больше нет дома...
      Огненные круги фонарей расплывались в грязном тумане. Иззябшие деревья, как мокрые собаки, стряхивали с себя редкие капли. Сырость пронизывала Петера насквозь; казалось, она проникла до костей. Он почувствовал, что дрожит мелкой противной дрожью.
      С трудом поднявшись со скамейки, он побрел искать гостиницу. Грязные переулки, ободранные дома, редкие прохожие - куда он забрался?
      Наконец он нашел дешевые номера. Маленькая комнатка с отклеившимися обоями, с окном, выходящим в мрачный колодец двора... О, для него и это хорошо! Он и на это уже не имеет права!
      Всю ночь Петер не спал. То неподвижно сидел, уставившись на цветочки полинялых обоев, то бегал взад и вперед по комнате. Все рухнуло... Жизнь вдруг опустела. Разве ради достижения цели он не отказался от всего - от счастья, от любви, от Эммы, от матери. Так почему же он ничего не получил взамен? Кто в этом виноват?
      Под утро он пылал неистощимой злобой к Джеку. Вот кто виноват! Это он толкнул его на неверный путь, а потом ограбил в тяжелую минуту. Петеру казалось, что именно Джек посоветовал ему бросить Эмму и мать.
      А теперь, когда он, Петер, должен погибнуть, Джек будет преуспевать. "У тебя нет таких способностей, как у меня". Джек сказал это тоном, в котором явно слышались насмешка и презренье. Так нет же, черт возьми, он заставит его вернуть деньги. Со злобной радостью Петер представлял себе, как Джек упадет перед ним на колени и будет молить о пощаде. "Сверхчеловек!"
      Петер с трудом дождался рассвета и, расплатившись, выбежал из гостиницы. На последние деньги он купил маленький револьвер и патроны. Пока Петер ехал, он сто раз убил Джека и вполне насладился местью. Его воображение рисовало самые соблазнительные картины мести, и каждая из них кончалась тем, что он забирал у Джека деньги и безжалостно убивал его.
      Но когда он, наконец, примчался к квартире Джека, на стук вышла незнакомая толстуха с двумя пузырями вместо щек и двумя пузырями вместо подбородка и шеи. Она сказала, что господин Пеккоуртер еще вчера вечером уехал неизвестно куда. "Не может быть!" - воскликнул ошеломленный Петер. Впрочем, он уже сообразил, что иначе и быть не могло. "Вы что же мне не верите? Я - хозяйка!" - обиженно сказала толстуха, надув свои пузыри, и ввела его в квартиру. Комнаты были совершенно пусты. Петеру показалось, что в глазах женщины промелькнула усмешка. С каким удовольствием он влепил бы в ее жирную физиономию заряд, предназначенный Джеку! Но, несмотря на душивший его гнев, Петер все-таки понял, что это было бы просто глупо.
      Когда он вышел из квартиры Джека, ярость его вдруг погасла. Он почувствовал себя затравленным и жалким. Может быть, женщина и не смеялась над ним, но Джек наверняка смеется. Где он? Подпрыгивает сейчас на подушках автомобиля или вагона и посмеивается над Петером. И, конечно, он прав: да, Петер, ты показал себя дураком, куда тебе тягаться с Джеком!
      Петер почувствовал, что ослабел. Он подумал, что сейчас упадет, и все эти машины, автобусы, троллейбусы - весь этот хищный город с ревом пронесется по нему, и во всем мире не найдется никого, кто пожалел бы его. Никто даже не заметит, что его раздавили.
      Но его не раздавили. Он добрался до сквера и, ощущая мерзкую слабость в коленях, опустился на мокрую от тумана скамью. Сейчас он чувствовал себя несчастным даже не потому, что потерял все, что имел и хотел иметь, а потому, что до его горя никому не было никакого дела. Он совершенно один. Ни матери, ни Эммы - никого...
      Маленькая лохматая собачонка, продрогшая, с поджатым хвостом, выскочила из-под скамьи и, готовая бежать, испуганно уставилась на него. "Чего боишься? - сказал он. - Я не сильней тебя". Но собачонка, испугавшись голоса, убежала.
      Внезапно ему захотелось поднять голову и жалобно, безнадежно, по-собачьи заскулить...
      25. Волны добираются до тихого острова
      ...После краха на Уолл-стрит в 1929 г... число самоубийств среди прежних богачей выросло с такой быстротой, что страховым обществам пришлось пересмотреть свои статистические расчеты.
      Дж. Дэвис. "Капитализм и его культура"
      Вероятно, единственным человеком в стране, который ничего не слышал о биржевом шторме, бушевавшем в течение всего "черного вторника", был его виновник профессор Чьюз. Запершись в своей лаборатории, он продолжал поиски Z-лучей.
      В среду утром позвонил Уиппль. Он подозревал, что Чьюз ничего не знает, и все же удивился, убедившись в этом. Он рассказал профессору о том, что произошло. Теперь в свою очередь удивился Чьюз. Но стоило ему снова погрузиться в работу, как он моментально забыл обо всей этой глупой истории. В стране, потрясенной ударами жестокой бури, особняк ученого был единственным тихим островом, куда не добрались разрушительные волны...
      Под вечер Чьюз решил поехать к Луизе и Джо. Он уже шел к выходу, когда Роберт доложил о посетителе. Имя его решительно ничего не говорило профессору. Он приказал сообщить, что уезжает.
      Когда он спускался с крыльца к ожидавшей его машине, из-за угла дома, прихрамывая, поспешно вышел молодой человек. Заикаясь и путаясь, он просил извинения и умолял выслушать его.
      - Вам сказали, я уезжаю, - сердито отрезал Чьюз.
      - Умоляю вас, выслушайте меня, - прерывающимся голосом повторил молодой человек. - Несколько минут... Завтра будет поздно...
      Чьюз оглянулся. Лицо молодого человека выражало крайнее возбуждение.
      - Что вам угодно? - сказал ученый, немного смягчаясь. - Только, пожалуйста, быстрее. Мне надо ехать.
      Торопясь, заикаясь, глотая слова, незнакомец стал что-то говорить. Чьюз мог только разобрать, что речь снова идет о биржевом крахе.
      - Опять биржа! - воскликнул он с омерзением. - Не хочу слушать!..
      И он повернулся к машине. Но незнакомец, схватив его за рукав пальто, продолжал говорить. Профессор ничего не понял: тут были и умершая от туберкулеза мать, и брошенная невеста, и биржевой крах. Молодой человек играл, потерял деньги, и их почему-то обязан был возвратить он, профессор Чьюз.
      - Господин профессор, это мечта всей моей жизни! - быстро и горячо говорил незнакомец. Глаза его горели, лицо нервно подергивалось. - Ваши изобретения разорили меня. Мне грозит тюрьма. Ведь вы же так богаты - что вам стоит вернуть мне деньги!
      - Вы с ума сошли! - крикнул ученый, выходя из себя. - Пустите! - он вырвал рукав из цепких пальцев незнакомца и шагнул в машину. - Поехали, Джон! приказал он шоферу.
      - Ах, так! - крикнул взбешенный незнакомец. Он отступил на шаг и выхватил револьвер. В то же мгновение раздался выстрел.
      Джон уже давно приглядывался к странному посетителю. Уловив его движение, он резко рванул автомобиль. Не успев сесть, Чьюз свалился на сиденье. И сейчас же, резко затормозив, Джон выскочил из машины. Незнакомец, прихрамывая, бежал к воротам.
      - Ах ты, негодяй! - закричал шофер и бросился вдогонку.
      Оглушенный профессор встал, открыл дверцу и выглянул наружу. Он ничего не понимал: почему бежит незнакомец, зачем гонится за ним Джон? Он не слышал выстрела, потому что упал и ударился головой о сиденье...
      Незнакомец хромал и не мог быстро бежать, Джон настигал его. Навстречу, из-за ворот, бежал дворник. Из сада, наперерез бегущему, спешил Роберт. Все пути незнакомцу были отрезаны. Внезапно он остановился и обернулся; Чьюз, дальнозоркий, как все старики, увидел в его руках револьвер.
      - Осторожно, Джон! - закричал он, предостерегая шофера.
      Когда Джон почти вплотную подбежал к незнакомцу, тот поднял револьвер и выстрелил... себе в грудь. Чьюз выскочил из машины и бросился к нему с быстротой, на которую были способны его старые ноги.
      Незнакомец лежал с закрытыми глазами. Убедившись в том, что он еще дышит, Чьюз приказал перенести его в дом и исследовал рану. Пуля попала в область сердца. Самоубийца потерял много крови. Он был без сознания. Сердце работало с перебоями. Чьюз сделал перевязку и распорядился позвонить в "скорую помощь", в полицию и Уипплю."
      Что за сумасшедший день! - растерянно думал он, сидя около самоубийцы. Неужели он стрелял в меня?"
      Чьюз ничего не понимал. Он изобрел средство, которое должно было принести великие блага человечеству. Почему же в него стреляют?
      26. Принципы "Свободы"
      Трижды убийца - убивающий мысль.
      Р. Роллан. "Кола Брюньон"
      Уиппль был поражен биржевым крахом, выстрел же Гуда прозвучал для него как удар грома. Вызывать Уиппля Чьюзу не пришлось: он и так ехал к профессору, и если бы поспел на пять минут раньше, то стал бы свидетелем разыгравшихся событий. Теперь же установить истину было очень трудно: Джон уверял, что незнакомец стрелял в профессора, Чьюз, правда, не совсем уверенно, отрицал это. Порывшись в карманах самоубийцы, Уиппль извлек записную книжку и установил его имя, фамилию, адрес.
      Машина "скорой помощи" явилась одновременно с полицией. Незнакомца, который так и не пришел в себя, увезли. Чьюз и Джон дали разноречивые показания. Роберт и дворник вообще ничего не могли сказать: они подоспели к развязке. Револьвер был тщательно исследован: в нем не хватало двух патронов.
      - Ясно, что он стрелял в профессора, - заметил Уиппль.
      - Поспешное заключение, - возразил полицейский агент.
      Чьюз был очень расстроен, но поездки к Луизе и Джо не отменил. Наоборот, сейчас ему не хотелось оставаться в своем особняке: Уиппль, коротко протелефонировав в редакцию о случившемся, поспешил на квартиру к Гуду. Через полчаса он уже интервьюировал господина Крэпа, хозяина той фабрики, где служил Петер Гуд. Хозяин метал громы и молнии: его старший кассир два дня тому назад сбежал и, как показала проверка кассы, прихватил с собою изрядную сумму.
      Уипплю все стало ясно: Гуд украл деньги, проигрался на бирже и стрелял в Чьюза. Уиппль помчался в редакцию.
      Керри принял новую сенсацию без энтузиазма.
      - Не надо торопиться, - сказал он. - Я не уверен в том, что Гуд стрелял в Чьюза.
      - Это несомненно! - воскликнул Уиппль.
      - Однако вы сами говорите, что Чьюз не слышал выстрела.
      - Потому что он в этот момент упал и сильно ударился. Но шофер...
      - Шофер не в счет. Подождем результатов следствия.
      - А другие газеты...
      - Будьте спокойны, - улыбнулся редактор. - Другие газеты сообщат то же, что и мы: бедный молодой человек в результате изобретения Чьюза потерял все свои деньги, скопленные ценою многолетних лишений. В виде протеста он решил застрелиться на глазах виновника своего несчастья. Очень трогательный случай! Публика оценит...
      - Напоминаю, господин редактор, что деньги бедный молодой человек не скопил, а украл в хозяйской кассе.
      - Нет, Уиппль, - раздраженно сказал Керри, - из вас никогда не получится хороший журналист. Неужели из-за этой детали мы будем портить всю историю?
      - Другие газеты...
      - Не беспокойтесь, там тоже сидят журналисты...
      - Хозяин поднимет шум... Сумма порядочная.
      - Пустяки! С хозяином легче всего договориться.
      - Зачем это все, господин редактор? Почему бы не сообщить, как было в действительности? Все-таки мы - "Свобода".
      - Бросьте ребячиться! Свобода, свобода!.. Я не знаю никакой другой свободы, кроме свободы понимать под этим словом то, что мне нужно.
      - То есть лгать! - воскликнул Уиппль с таким жаром, что Керри невольно улыбнулся.
      - Уиппль, вы, кажется, принимаете меня за читателя?
      - "Свобода" и ложь - нечего сказать, хорошее сочетание!
      - Ах, юноша, как вы боитесь слов! - добродушно усмехаясь, сказал Керри. В жизни есть только две возможности: обманывать или быть обманутым. Выбирайте!
      Видя, что Уиппль снова готов возразить, редактор замахал руками:
      - Молчите, молчите! Наперед знаю все, что вы скажете. Сам был молодым... А пожил - поумнел, все понял. А вот вы не понимаете. Ради чего вы, собственно, хлопочете? Кому она нужна, ваша правда? Кто у вас просит ее?
      - То есть как это? - опешил Уиппль. - Каждый хочет правды.
      - Да откуда вы взяли? Совсем не правды хотят люди, а покоя, удобной жизни... Так сумейте же придумать правду, удобную для них и для себя!
      - Интересная философия! - не то иронически, не то всерьез сказал Уиппль. Неужели же, господин редактор, все, что вы сказали, - правда?
      - Несомненно!
      - Ага! Я поймал вас. Ведь вот нашли же вы для себя правду и даже мне ее проповедуете! Или это тоже обман?
      - Нет, Уиппль, это настоящая правда. Дело в том, что на свете есть единственная правда и заключается она в том, что на свете правды нет.
      - Может быть, вы и правы, господин редактор. Только вот беда: обман раньше или позже раскрывается.
      - Не всегда. Ну, а если раскрылся один обман, значит, нужен другой, и только.
      - Больше не поверят!
      - Пустяки! Способность человека верить неискоренима. Ведь верить на слово гораздо проще, чем рассуждать. Вы, медики, учите, что человек мыслит мозгом. Чепуха! Человек толпы думает ушами.
      - Знаете, господин редактор, после всего, что вы сказали, я никак не могу взять в толк: чем же мы тогда отличаемся, например, от "Горячих новостей"?
      - Мы - радикальная газета, - с гордостью ответил Керри. - Наш читатель требователен. Он не переварит "Горячих новостей". Мы должны дать...
      - Диетическую ложь?
      Керри поморщился.
      - Вы безнадежны, Уиппль, - сказал он. - Если бы вы были настоящим журналистом, вы поняли бы, как сейчас кстати эта история.
      - Выстрел в Чьюза кстати?
      - Раз он не достиг цели, значит - некстати, - холодно возразил Керри. - Но выстрел Гуда в себя - очень кстати. Мы сделаем из него прекрасную мелодраму! Мелодрама и сенсация вместе! - в полном восторге воскликнул редактор. - Боже мой, да о чем еще может мечтать журналист? Мне стыдно, Уиппль, что сотрудник моей газеты этого не понимает!
      27. Цена славы
      Жизнь... Что я сделал из нее? Бессмысленно так говорить! Я должен бы сказать: что сделала из меня жизнь?
      Р. Роллан. "Робеспьер"
      Петер Гуд не жалел, что стрелял в себя. Лежа в большой белой комнате, он жалел только о том, что промахнулся. Как было бы хорошо не открывать глаз, ни о чем не думать. Так не хотелось думать... Петер часто впадал в полузабытье, но даже и придя в себя продолжал лежать с закрытыми глазами. Это избавляло его от необходимости видеть мир, в который у него не было никакого желания возвращаться.
      Как-то, открыв глаза, Петер увидел перед собой лицо хозяина.
      - Не волнуйтесь, Гуд, вам вредно, - ласково сказал хозяин. - Я пришел навестить вас. Как вы себя чувствуете?
      - Ах, господин Крэп, - прошептал Петер, - я очень виноват перед вами.
      - Повторяю, Гуд, успокойтесь! Вы решительно ни в чем передо мной не виноваты...
      - Но деньги... Я должен был выиграть наверняка. Я вернул бы, если бы не этот крах...
      - Я вас не понимаю, - возразил хозяин. - Никаких денег вы у меня не брали. Наличность кассы в полном порядке. Пожалуйста, запомните это.
      Петер ничего не понимал. Может быть, это продолжение бреда? Так, значит, ему не грозит тюрьма? Но он стрелял в знаменитого ученого. Нет, все равно тюрьма!
      - Все равно тюрьма... - тяжело вздохнул он. - Я стрелял в Чьюза.
      - Что вы, мой милый, - снова возразил хозяин. - Вы стреляли только в себя. Ни в кого больше.
      - Но...
      - Никаких "но"! Вам вредно волноваться и спорить. Молчите!
      - Но...
      - Сам Чьюз вовсе не обвиняет вас в покушении. Да и кто этому поверит: вы разговаривали с ним лицом к лицу - и вдруг промахнулись с такого близкого расстояния.
      Петер все больше изумлялся.
      Хозяин тем временем развернул перед ним газету.
      - Не следовало бы вас сегодня волновать, - улыбаясь, сказал он. - Но так уж и быть, - смотрите!
      И Петер узнал, что он герой. Герой! Так прямо и было напечатано в газете. Это он вступился за попранные Чьюзом интересы бедных маленьких людей. Выстрелом в сердце он протестовал против того разорения, какое принесло этим людям открытие Чьюза.
      В газете не было ни слова о том, что он стрелял в Чьюза. Наоборот, Чьюз заявлял, что он слышал только один выстрел, направленный незнакомцем в себя.
      - Убедились? Так не путайте же! Когда вы поправитесь, вас, конечно, навестит следователь...
      - А разве я поправлюсь? - спросил Петер. В нем вдруг проснулась надежда.
      - А почему же нет? Конечно.
      - Но сердце... Мне кажется, из него вытекла вся кровь.
      - Пустяки! Я пригласил сюда профессора Вирма, он творит чудеса...
      Петер вдруг почувствовал, что он безумно хочет жить. Значит, не все потеряно. Тюрьма не грозит. Что же случилось? Он все отлично помнит: как брал деньги, как стрелял... Но кругом почему-то не хотят этого знать. Даже сам Чьюз не хочет. Почему? Этого Петер не понимал. Но это, в конце концов, неважно. Только бы поправиться!
      На следующий день он чувствовал себя гораздо лучше. Да и как могло быть иначе, когда столько людей думали о нем и любили его! Мэри принесла ему большой букет хризантем. Теперь он уже не сомневался в том, что она станет его женой. Газеты помещали портреты Петера Гуда, называя его героем. То-то удивляется теперь Джек! Пусть позавидует его славе!
      В больницу явился следователь. Он был очень любезен. Собственно, дело достаточно ясно, но закон требует, чтобы был допрошен и господин Гуд. Он, следователь, надеется, что господин Гуд чувствует себя лучше. Впрочем, он задаст лишь несколько самых необходимых вопросов. Итак, каковы причины, побудившие господина Гуда стрелять в себя?
      Петер коротко, но в драматических тонах изложил свою жизнь. Понятно, он умолчал о Джеке и об операциях, предпринятых вместе с ним, а также, помня наставления хозяина, о "займе" и выстреле в Чьюза.
      Следователь заинтересовался, каким образом у господина Гуда оказался револьвер. Петер рассказал. Отлично. Куда же пошел господин Гуд из магазина? Петер сказал, что сначала он хотел сразу же покончить с собой, но потом решил поговорить с профессором Чьюзом, так как считал его и считает (подчеркнул он) виновником своего несчастья.
      Твердо ли помнит господин Гуд, что из магазина он направился прямо к профессору Чьюзу? Не был ли он где-нибудь еще до этого?
      Петер смутился. Неужели следователь знает о Джеке и о том, что револьвер предназначался для него?
      - Может быть, вы забыли, у вас сейчас болезненное состояние... Вспомните!..
      Петер молчал.
      - Вы купили револьвер. Откуда вы знали, исправно ли он бьет?
      - Магазин и фирма первоклассные...
      - Конечно, конечно, - согласился следователь, как показалось Петеру, с неудовольствием. - Но все-таки естественно проверить только что купленную вещь...
      Наконец-то Петер понял. Боже, какой он дурак!
      - Да, да, господин следователь, я вспомнил, - заторопился он. - Я ушел за город, в лес, и там, на лоне природы, хотел покончить с собой. Я вынул револьвер, зарядил его и выстрелил вверх. Он был исправен. Но когда я стрелял, то увидел зеленые вершины деревьев, голубое небо, и мне стало жалко убивать себя. Вот тогда-то я и решил поговорить с Чьюзом. Мне казалось справедливым, чтобы он вернул мне то, что отняло его изобретение...
      - Теперь мне ясно, почему в вашем револьвере не хватает как раз двух патронов, - с явным удовлетворением сказал следователь. - Но, может быть, вы все-таки стреляли в профессора Чьюза? Дело в том, что его шофер утверждает именно это.
      - Какая клевета! - возмущенно воскликнул Петер.
      - Да, поскольку сам профессор Чьюз не подтверждает этой версии, можно было бы на ней и не останавливаться.
      Петер снова вспомнил советы хозяина.
      - Мало того, что это клевета, но еще и глупая! - решительно сказал он. Ведь я говорил с профессором Чьюзом лицом к лицу - как тут можно промахнуться? Кроме того, как мог Чьюз не слышать выстрела?
      - Не волнуйтесь, господин Гуд, - успокаивающе сказал следователь, - мы достаточно опытны, чтобы сопоставить все факты.
      Он любезно улыбнулся Петеру и дал ему подписать протокол допроса.
      В тот же день к Петеру явилась группа журналистов. Уже более уверенно, даже с некоторым пафосом, Петер развернул перед ними ту же картину, какую нарисовал следователю. Вечером он имел удовольствие прочесть ее в газетах. Его переживания были изображены художественно, с большим мастерством.
      Снова явился хозяин. Он похвалил Петера за показания следователю. Но теперь Гуд должен удовлетворить требованиям народной совести.