Корабль во фьорде - Оружие скальда

Туман понемногу рассеивался, и стало видно, что уже вечереет.

— Нет, это не Скарпнэс! — бормотал Эвар, самый лучший знаток этих мест.

— Уже и то утешает! — отозвался Хьёрт.

— Веселого мало, ярл. Нас занесло в такое место, что немногим лучше Скарпнэса. Это Ньёрдэнгер! Луга Ньёрда!

— Вот как? — Хьёрт подошел поближе, и Ингитора последовала за ним. О Лугах Ньёрда слышали многие, но мало кому случалось их видеть. — Давно хотелось мне узнать, существуют ли они на свете в самом деле или только рождаются в головах удалых мореходов после третьей чаши пива!

— Здесь Ньёрд пасет своих быков? — спросила Ингитора у Эвара. — Это правда?

— Вон там, видишь, темнеет мыс! — Эвар показал ей в сторону берега, но Ингитора не могла ничего толком разобрать. — Это Пастбищная Гора, Бетаберга. Ее все корабли, если кого занесет сюда, стараются обходить стороной. За ней и лежат Луга Ньёрда. Уже темнеет…

— Да, уже темнеет! — К ним подошел один из хирдманов. — Ты не забыл, Хьёрт, что у нас поврежден руль? Нам надо к берегу, и как можно скорее!

— Мы туда и гребем! — отозвался Хьёрт. — Смотри, берег совсем близко.

Эвар тревожно закусил губу. Он лучше всех знал, что руль поврежден и плыть так дальше нельзя. Да и «Козла» они потеряли во время шторма. Он не мог возражать против очевидной необходимости пристать к берегу, но все же с детства привычный страх перед этими местами был силен.

— Да, уже темнеет! — сказал он, не сводя глаз с темной вершины Бетаберги. «Серебряный Ворон» уже так приблизился к берегу, что Пастбищная Гора была хорошо видна. — Когда темнеет, Ньёрд выгоняет своих быков пастись на эти луга. Потому они запретны для людей. Здесь и раньше, до войны, никто не смел пасти свою скотину. Теперь пастбища Ньёрда даже увеличились, стада его разрослись.

— Уж верно, ни у одного конунга нет такой скотины, как у Ньёрда, а? — спросил Ормкель.

— Да. — Эвар кивнул. — Его стада неисчислимы, как морские волны. Быки его огромны, каждым можно накормить полсотни человек. Но трогать их нельзя, ты и сам понимаешь.

— А я слышал, что у Бергвида на плечах шкура одного из Ньёрдовых быков, — сказал Хьёрт. — Как же он ее раздобыл?

— Рассказывают, что Ньёрд позволил Бергвиду убить одного из этих быков. Но не рассказывают, какую жертву за это принес Бергвид, — ответил Эвар. И на корабле повисла тишина, нарушаемая только скрипом весел и плеском воды. Каждому стало жутко в глубине души. И даже самым любопытным захотелось, чтобы рассказы о стадах бога морей, которые по ночам пасутся на Лугах Ньёрда, оказались выдумкой болтунов.

«Серебряный Ворон» царапнул днищем по песку. Он шел медленно-медленно, как будто крался. Даже Эвар никогда не приставал к берегу возле Лугов Ньёрда и совершенно его не знал.

— Не вижу ни единого тролля! — бранился вполголоса Хьёрт, держась за одно из кормовых весел. Он не знал занятия хуже, чем с поломанным рулем подбираться к незнакомому берегу почти в полной темноте. — Эвар! Какое тут дно, ты не знаешь? Хоть бы берег увидеть!

Мечтали увидеть во мраке

брата Суль мореходы!

Иначе грозит нам гибель

на черных камнях у Ньёрда!

— печально проговорила Ингитора. Из-за темноты и пережитого во время бури страха ей все вокруг казалось каким-то ненастоящим, как во сне. Она даже не понимала, спит она или нет.

Слушая ее стихи, хирдманы оглядывались на нее, и лица их показались бы Ингиторе странными, если бы она могла их разглядеть. Весь мир вокруг будто стал ненастоящим. Но хирдманы думали, что именно она, Дева-Скальд, наворожила это море, тихо светящееся серо-голубым жемчужным цветом, эти темные скалы и клочья тумана. Ощущение чуда исходило от нее. Люди не знали, что Ингитора светится отраженным светом хромого альва.

Словно откликнувшись на ее призыв, из-за облаков появилась луна. И люди ахнули, увидев внезапно море и берег, озаренные ярким бело-золотистым светом. Полная луна была огромной и сияла, как позолоченное блюдо. Она была так велика, словно Луга Ньёрда находились гораздо ближе к ней, чем вся остальная земля. А может, так оно и было.

Но теперь можно было подходить к берегу без опаски — все прибрежные камни стали видны. Скоро Эвар заприметил удобное для стоянки место, «Серебряный Ворон» был вытащен на берег. Лунный свет так ярко заливал берег, что даже костра разводить не понадобилось. Только вот большую часть припасов смыло в море во время шторма, и каждому досталось совсем немного хлеба и вяленого мяса. Наломав веток и надрав по охапке травы, хирдманы стали укладываться спать. Ингитора подсела к Эвару.

— А где же они — быки Ньёрда? — стала расспрашивать она. — Ты говоришь, он пасет их где-то близко?

— Куда уж ближе! — Эвар приподнялся на локте и оглянулся на близкий пригорок. — Вот с того бугра видно Луга Ньёрда. Послушай — быки уже вышли.

Но Ингитора слышала только шум волн, правда, очень громкий и какой-то плотный, как будто волны качались у нее под самым ухом.

— Это они! — сказал Эвар, тоже прислушиваясь. — Их много-много, и у всех такие черные спины, без единого пятнышка, и луна блестит на рогах. За ночь они съедят всю траву до самой земли, а за день она вырастет снова.

— Я хочу на них посмотреть! — сказала Ингитора. — Не каждый день оказываешься вблизи таких чудес! Я никогда себе не прощу, если побываю так близко от Ньёрдовых стад и даже не попытаюсь взглянуть на них!

Она ждала, что Эвар станет отговаривать ее, но он только пожал плечами, вылез из-под плаща и стал натягивать сапоги. Он тоже ждал от Девы-Скальда странностей и причуд и радовался, что они оказались довольно безобидными.

— Посмотреть на них можно, — говорил он, расправляя влажные сапоги и затягивая ремешки под коленями. — От этого большого вреда не бывает. Если не подходить к ним близко, они сами не тронут.

Услышав, куда собрались Ингитора и Эвар, еще несколько человек захотело пойти с ними. Собрался и Ормкель. Он, как подозревала Ингитора, покинул свою охапку веток вовсе не ради морских быков, а чтобы не терять ее из виду. Неужели он боится, что она убежит? Куда на Квиттинге можно убежать? Только к троллям. И не затем она сама пошла в этот поход, чтобы отступить с полдороги.

Эвар шел первым, за ним Ингитора и Хальт, потом еще несколько хирдманов. Последним шел Ормкель. Луна ярко светила.

— Мне будет о чем складывать стихи! — радовалась по пути Ингитора. — Если я хоть однажды увижу морских быков, мне всегда будет о чем рассказать!

Они поднялись на невысокий холм, замыкавший прибрежную долину. Глянув вниз, Ингитора ахнула,кое-кто из мужчин тоже не сдержал возгласа. Вся долина внизу, огромная, бескрайняя, была полна могучих черных спин. Вся долина шевелилась, двигалась, шумно дышала. Огромные черные быки, каждый вдвое больше обычных, паслись на лунной траве, и луна блестела на их огромных крутых рогах. Сами они казались похожими на волны, а лунный свет придавал стадам призрачный, ненастоящий вид. Над долиной висело сопенье, хруст травы под тяжелыми копытами.

— Вот это да! Расскажу — не поверят! — восклицали хирдманы. — Во сне не приснится!

— А мяса-то! — протянул Ормкель, озадаченно почесывая в затылке. Ингитора бросила на него беглый насмешливый взгляд — надо же, нашлось на свете хоть что-то, способное удивить Неспящего Глаза. — Ну и туши! Да таким не пятьдесят человек накормить можно, а все сто!

— Особенно если они уже поели в другом месте! — насмешливо окончил один из хирдманов. — Но пятьдесят можно, это верно!

— Слышишь, парень! — окликнул Ормкель Эвара. — А такую скотину можно простым ножом завалить?

— Если у кого-то хватит смелости подойти к такому быку с ножом, то отчего же нет? — ответил квитт. — Но я бы не пошел, хоть дай мне за это две марки серебра. Он растопчет любого, как былинку.

— И сожрет! — добавил кто-то.

Стоило представить себя рядом с одним из этих быков, как по спине пробегала морозная дрожь — растопчет и не заметит.

— Еще поглядим, кто кого сожрет! — отозвался Ормкель. Его задевали всякие, даже шутливые сомнения в его доблести. — Я не говорю про девок, которые лезут куда не надо, а мужчина с хорошим клинком справится и не с такой зверюгой!

— А потом по нем поставят славный поминальный камень! — насмешливо подхватила Ингитора, даже и не подумав обидеться. — Жаль только, что сам он не сумеет прочесть на нем похвалу себе. «Со славой погиб, растоптанный быком». Такого мне еще не приходилось встречать!

— Пойдемте-ка спать! — сказал Эвар. — Нам завтра придется идти в лес искать новый руль. А в эти леса лучше ходить со свежей головой.

Ингитора уже не слушала мужчин. На память ей пришел Эгвальд. Может быть, и он ночевал здесь неподалеку. Может быть, и он смотрел ночью на эти шевелящиеся спины, стоя на том же самом месте, где она стоит сейчас. О чем он думал тогда? Ингиторе хотелось, чтобы он думал о ней. И обещанные стихи о виденном чуде не складывались в ее мыслях.

Ночью кто-то вдруг осторожно тронул Ингитору за плечо. Она не привыкла спать на земле, поэтому сон ее был чуток и она сразу проснулась. Небо было темно-серым, указывая на то, что большая часть ночи уже позади. Над ней склонился Хальт.

— Что такое? — тревожно прошептала она.

Хальт приложил палец к губам.

— Пойдем со мной, флинна, я покажу тебе кое-что занятное! — прошептал он в ответ. — Не буди никого.

Ингитора поднялась, оправила волосы, торопливо обулась. Было очень холодно, луна скрылась, но с неба сочился мягкий сумеречный свет. Можно было разглядеть горные цепи Квиттинга, шумящее море.

— Идем! — Хальт поманил ее за собой туда же, где они были вчера, — на холм.

Ингитора пошла за ним. Море черных бычьих спин все так же волновалось внизу, подтверждая, что вчерашнее зрелище вовсе не было сном. Но теперь быки беспокоились, двигались быстрее, рыли землю копытами. Иногда один или другой поднимал голову, увенчанную тяжелыми круто изогнутыми рогами, и над долиной разливался тягучий, глухой и протяжный рев, похожий на голос бури. Ингитора дрожала от предутреннего холода и от тревожного возбуждения. Вчера, ночью, под золотым светом луны, зрелище морских стад казалось волшебным, сказочным, это было любопытно и совсем не страшно. Но сейчас, в трезвом сером свете наступающего рассвета, вид чудовищных быков ужасал. Слишком ясно это зрелище говорило о том, куда они попали!

На вершине холма Хальт остановился и взял Ингитору за руку.

— Нам лучше сесть на землю, — приглушенным голосом сказал он. — А не то нас увидят. Я не знаю, что тогда будет, но боюсь, что ничего хорошего.

— Кто нас увидит? — прошептала она, дрожа и послушно садясь на землю рядом с альвом.

— Хорошо, что у тебя зеленый плащ, — прошептал Хальт в ответ. — Они не очень-то хорошо видят на земле.

— Да кто?

— Тссс! — Хальт кивнул ей на море.

Ингитора глянула и сама себе зажала рот, чтобы не кричать от ужаса. В призрачном рассветном свете она увидела, как из морских глубин поднимаются две огромные фигуры. Сначала она видела головы с длинными, спутанными черными волосами, грубые лица с большими, слабо светящимися зелеными глазами. Вот показались плечи — великаны широким шагом приближались к берегу. Ингиторе захотелось лечь на землю и закрыть голову краем плаща.

— Не бойся! — чуть слышно шепнул ей Хальт. — Они сюда не смотрят! Они считают быков. Это дочери Эгира. Они всегда выходят по две. Я не знаю их имен.

Ингитора застыла. Великанши были уже на берегу и широко махали сильными руками, загоняя черных быков в море. От их движений поднимался соленый ветер, полный густым запахом морских водорослей, из которых были сотканы их широкие свободные одежды. Великанши тяжело ступали, и Ингитора чувствовала, как земля слабо содрогается. Взрослый мужчина едва достал бы до колен каждой из них. С их густых волос текла вода, вся долина была мокрой. Всплеск и Волна, Бурун и Прибой — мореходы часто упоминали дочерей Эгира в своих стихах, и сама Ингитора тоже. Но теперь она не думала, что хоть раз наберется духа назвать их имена. Эти две огромные фигуры на равнине, по колено в черном шевелящемся стаде, казались ей страшным сном.

Черные быки Ньёрда один за другим бежали с берега в море и пропадали, их черные блестящие спины сливались с темной водой и исчезали в волнах. Дольше всего были видны белые кончики рогов, но и они вдруг становились клочками морской пены. Последний бык замешкался, одна из великанш схватила его за рога и со смехом швырнула в воду. Следом за стадом великанши вступили в море. Заходя все глубже, они били руками по воде, подгоняя в стойла свои неисчислимые стада. Вот их головы скрылись вдали от берега, и все пропало. Только буруны ходили там, и Ингиторе мерещились гривы их чёрных волос, колеблемые волнами. На прибрежном песке глубоко отпечатались следы от сотен огромных копыт. Но волны прилива жадно лизали берег, смывая следы. Скоро все исчезнет. А трава, до земли съеденная в пустой долине, с первыми же лучами солнца оживет и потянется к свету.

Вернувшись на стоянку, Ингитора больше не легла — она не смогла бы заснуть, ее била дрожь. Это был вовсе не тот мир, который открывал ей Хальт. Темный мир морских глубин был холоден и страшен. Теперь она боялась оглянуться на море, не хотела даже думать о том, что вскоре им придется плыть дальше, довериться стихии, где хозяйки — эти чудовищные великанши.

Хальт сбросил с лица капюшон и улыбнулся ей. Но Ингитора не смогла ответить на его улыбку. Это он научил ее видеть то, что недоступно другим, и ощущать небывалое острее и ярче, чем живой мир вокруг. И если она когда-нибудь сойдет с ума, в этом тоже будет виноват хромой альв.

Наутро почти все мужчины, доев остатки хлеба, отправились в лес. Они звали с собой и Ингитору, но она отказалась, сказав, что не выспалась и лучше посидит возле корабля. После того, что она видела перед рассветом, весь полуостров казался ей страшным, полным таинственных и враждебных сил. Площадка берега между Ньёрдовыми Лугами и темнеющим бором была ей уже привычна, хоть немного обжита, и здесь казалось безопаснее.

Только однажды Хальту удалось выманить ее на пригорок, где краснели россыпи перезрелой земляники. Увидев полянку, Ингитора ахнула. Крупные багровые ягоды с желтыми крапинками семян усеивали землю так густо, что из-под них было едва видно листья.Опустившись на колени, Ингитора стала торопливо собирать ягоды и отправлять их в рот. Она была голодна,а дочь богатого хельда не привыкла к голоду. За завтраком ей досталось совсем немного хлеба, и другой еды не ожидалось до тех пор, пока мужчины не вернутся с охоты и не принесут какой-нибудь дичи.

— Хочешь? — Через некоторое время она вспомнила о Хальте и протянула ему несколько крупных ягод на ладони.

Хромой альв сидел на земле среди земляничных листьев и с усмешкой наблюдал за ней. Сейчас его лицо снова было правильно и красиво, плечи развернулись, голова поднялась. Он как будто сбросил с себя уродливый облик старого раба, как тесную бедную одежду, и отдыхал от нее. И Ингиторе вдруг стало опять так хорошо и спокойно рядом с ним, тревожные впечатления от тяжелого пути, шторма, Ньёрдовых быков, дочерей Эгира и неизвестности впереди растаяли. Она почувствовала себя дома на этой поляне.

Улыбаясь, Хальт взял ее руку, поднес ко рту, съел ягоды и зачем-то лизнул ладонь Ингиторы.

— Ты чего? — Она отняла руку, подумав, что он опять хочет как-то посмеяться над ней.

— Ничего! — ответил Хальт, глядя ей в глаза своими бесцветно-бездонными глазами. — Просто я заметил, что очень привык к тебе. Там, в Альвхейме, есть очень красивые девы… — Взгляд Хальта вдруг прошил Ингитору насквозь и унесся куда-то, куда она не могла последовать за ним даже мыслью. — Очень красивые… — повторил Хальт. — Но я уже не так часто их вспоминаю. Когда я уверен в тебе, мне не хочется назад в Альвхейм.

Ингитора опустила глаза. Ей было приятно слышать это, но слова Хальта наполнили ее каким-то тревожным, почти болезненным чувством. Она знала, что красива, знатна, умна, что даже сын конунга хочет взять ее в жены и никому его выбор не кажется недостойным. Но альв! Он — существо иного мира, высшего, недоступного смертным. Никогда Хальт не будет любить ее так, как умеет любить человек. В любви человека заключена его вечность — а альвы вечны и так. Никогда она не станет светом жизни и сердцем мира для альва. Никогда им не быть счастливыми простым человеческим счастьем, потому что один из них — не человек. Он не может спуститься к ней, она не может подняться к нему. Они могут встретиться на середине, спеть вместе несколько песен, а потом дороги их неминуемо разойдутся. Сколько продлится их встреча? Для дочери земного мира это время может составить целую жизнь.А для альва? Для него это один день, который назавтра уже будет прожит и забыт.

— Никогда не видела столько земляники, — пробормотала Ингитора, пытаясь заставить себя думать о другом. — Вот хоть в чем-то этот дурной полуостров умеет творить добрые чудеса!

— Ничего чудесного! — спокойно сказал Хальт и выпустил ее руку. — В местах, где не бывает людей, всегда много дичи и ягод.

В местах, где не бывает людей! На память Ингиторе снова пришли быки Ньёрда и чудовищные фигуры морских великанш. Ей стало страшно. Стряхнув с подола приставшие травинки, она заторопила Хальта назад, к стоянке, где виднелся на песке «Серебряный Ворон», а вокруг сидело с десяток хирдманов.

Ходившие за бревном вернулись к полудню и под руководством Хьёрта принялись вытесывать новый руль. Стук топоров подбодрил Ингитору, и она стала надеяться, что уже скоро «Серебряный Ворон» будет снова спущен на воду и они уплывут от этого места. Сам Торвард, конунг фьяллей, вызывал у нее почти теплые чувства по сравнению с морскими великаншами и всеми пугающими чудесами Квиттинга. Ингитора уже мечтала о том дне, когда увидит Аскргорд и крону ясеня над крышей хозяйского дома, как о возвращении в родной дом. Образы дочерей Эгира она гнала прочь — не стоит думать о них тому, кто собирается в будущем плавать по морю. Ее бросало в дрожь при мысли о том, что придется провести на этом берегу еще одну ночь.Ведь перед рассветом чудовищные хозяйки подводных глубин снова выйдут на берег загонять домой свои стада! Ингиторе хотелось бы как-нибудь зарыться в землю, чтобы ее случайно не нашел взгляд их огромных глаз, слабо светящихся зеленым блеском.

Охотники вернулись перед самыми сумерками. Они пришли с пустыми руками. То и дело им мерещился то заяц, то куропатка, то кабан или олень. Но все стрелы и копья были потеряны впустую, и ни одной стрелы они потом не нашли.

— Тролли унесли! — бранились хирдманы. — Тролли унесли, я вам говорю! В последний раз я потерял стрелу в десять лет, и отец так меня отодрал, что с тех пор мои стрелы сами прыгают мне в руки! А тут их сожрали тролли и хюльдры!

Но не меньше потери стрел огорчало отсутствие добычи. О съеденном утром хлебе не осталось и памяти, а запасов больше не было никаких. Все, чего должно было хватить до самого Аскргорда, смыло вчерашним штормом.

— Дочери Эгира жуют наш хлеб и варят кашу из нашего ячменя! — ворчал Хьёрт, не замечая, что Ингитора вздрогнула при его словах. — А мы тут пропадаем! Эй, Эвар! Говорят, квитты едят какой-то съедобный мох? Может, ты умеешь его искать?

— Умею, но в этих местах его нет! — грустно ответил кормчий. — Я уже искал его днем. Здешний мох пригоден только для лосей.

— Так где же хоть один лось, сожри его Нидхёгг!

— Мы тут дохнем с голоду, а совсем скоро рядом будет пастись целое стадо отличных жирных быков! — прорычал Ормкель. От голода он стал таким свирепым, что даже друзья-фьялли не решались к нему подступиться.

Эвар оглянулся на него как на безумного, надеясь, что ярл шутит. Но вид у того был вовсе не шутливый.

— Не говори так! — сказал ему квитт. — А то кто нибудь примет твои слова всерьез.

— Ха! Так я и говорю всерьез! Ты меня не знаешь, парень, а фьялли никогда не звали меня шутником!

— Тогда ты обезумел! — в тревоге воскликнул Эвар. — Забудь об этом!

— Как же забыть, когда у меня в животе ревет голодный дракон! Ты все тут знаешь, квитт, так расскажи мне, где можно достать мяса! И учти — фьялли не едят никакого мха! Мы не козы!

Мужчины глухо одобрительно загудели. Ложиться спать голодными и плыть голодными дальше никому не хотелось.

— У нас впереди еще почти пять дней плавания вдоль Квиттинга! — заговорили хирдманы. — Будь тут хоть какое жилье, там можно было бы достать хлеба, купить корову или рыбы. А у нас впереди одни леса, не лучше этого! И сеть унесло! Теперь Ранн присоединит ее к своим снастям и будет ловить утопленников!

— И нигде в другом месте не гуляет такая скотина! — продолжал Ормкель. — Здесь есть хоть эти быки, а дальше одни тролли!

— И троллятину храбрые фьялли тоже не едят! — хмуро пробормотала Ингитора. От вкуса земляники осталось одно воспоминание, она тоже очень хотела есть. И понимала, что мужчины, весь день проведшие в тяжелой работе, проголодались еще сильнее. Еще когда она была маленькой девочкой, мать учила ее, что мужчин нельзя оставлять голодными — от этого они делаются злее драконов и отбиваются от рук.

— Подождите, может, еще что-то попалось! — пытался остановить товарищей Эвар. — Мы же поставили одну сеть! Здесь много рыбы!

В сеть и правда кое-что попалось. Но маленькие кусочки рыбы только раздразнили голод уставших мужчин. Снова и снова кто-то заговаривал о быках Ньёрда.

— Да, славно было бы рассказать об этом! — поговаривали хирдманы. — Не каждый может похвастаться, что угощался мясом из стад самого бога морей!

— Должно быть, у этих быков вкусное мясо!

— Да оно воняет рыбой, вроде тюленьего. Они же у себя на дне едят водоросли.

— Я однажды ел белого медведя, так он страх как воняет рыбой.

— Я бы и от такого сейчас не отказался.

— Хальт, да что же это? — в тревоге шептала Ингитора на ухо своему скорченному рабу. — Они ведь сейчас уговорят друг друга поймать быка! Что с нами тогда будет? Смотри, уже луна всходит!

В самом деле, на берегу стемнело, над морем плыли серые густые облака, а в просветах между ними золотилось сияние луны. Луна над Квиттингом, как видно, обладала особой силой.

— Помолчите! — прикрикнул один из хирдманов. — Давайте послушаем, здесь ли они.

Мужчины прекратили разговоры и прислушались. Море сегодня было не спокойнее, чем вчера, тяжелые валы с ревом бились о берег. И в гуле волн люди различали поблизости топот, дыхание сотен огромных быков.

— Ну так что — есть тут мужчины, или вы предпочтете смерть голодной крысы? — спросил Ормкель, поднимаясь на ноги.

— Да ты не в самом ли деле собрался за быком? — обеспокоенно спросил Хьёрт. — Неспящий Глаз! Опомнись! Это стада бога, а ты не бог и даже не его потомок.

— Не тебе разбирать мой род! — грубо ответил Ормкель. — Я голоден как волк. Может, ваш богатый конунг не очень-то щедро вас кормит и вам не привыкать сидеть со втянутым животом. А мы в Аскргорде не привыкли голодать!

— Может, Хьёрт, большой беды и не будет, — заговорили хирдманы. — Ньёрд — не жадный бог.

— Ведь ему достался наш хлеб, ячмень, вяленое мясо! — подхватил другой. — Он получил свою жертву. Пусть теперь и нам даст немножко.

— Мы сохраним все кости, положим их в шкуру и бросим в море! И на дне этот бык снова оживет!

— Правильно! Это ты верно сказал, Гаут! Бык опять оживет! Главное — не трогать костей.

Доводы всегда быстро приходят на помощь тому, кто очень хочет в чем-то себя убедить. Уже через некоторое время мужчины горячо спорили, каким оружием лучше убить быка. И в увлечении спора многие надеялись, что это дело возьмет на себя кто-нибудь другой. Bce-таки поднять руку на собственность бога, несмотря на смытый хлеб, было страшно.

— Понятно, ни один нож не достанет до его горла! — громко рассуждал Ормкель. — Нужно копьем! У меня есть хорошее копье, оно ни разу не подводило меня в битве. Не подведет и сейчас. Пора идти! Идемте со мной все! Тащить такую тушу будет нелегко. А если кому страшно, пусть остается собирать хворост длякостра! Скоро будем жарить мясо!

— Да послушайте меня! — отчаянно закричала Ингитора, видя, что Ормкель всех убедил. Она боялась, что ее не будут слушать, но не могла промолчать. Все повернулись к ней, недоумевая, что такое там придумала женщина и зачем отвлекает их от важного дела.

— Вы не знаете! — продолжала Ингитора. — Ведь перед рассветом две великанши выйдут из моря считать быков и загонять их в стойла! Они заметят, что одного не хватает! Что тогда будет с нами, подумайте!

— Великанши? — первым опомнившись, переспросил Ормкель. — Какие великанши?

— Дочери Эгира!

— С чего ты взяла, что они выйдут считать быков?

— Я сама видела их!

— Видела? — воскликнуло разом несколько голосов. — Где?

— Да здесь! — Ингитора в негодовании топнула ногой. — С того же холма, сегодня перед рассветом. Я видела двух великанш, и каждый из вас перед ними не больше чем котенок! Они растопчут нас всех!

На лицах мужчин было недоумение. И кажется, Эвар единственный поверил ей.

— Все знают, что Ньёрд пасет здесь своих быков! — сказал Ормкель. — Но никто не слышал, чтобы дочери Эгира служили у него пастушками и выходили загонять скотину! Никто еще их не видел.

— А я видела! Ты что, Неспящий Глаз, не веришь мне?

Ормкель презрительно повел плечами. Никакая женщина не помешала бы ему выполнить задуманное, и тем более зловредная Дева-Скальд.

Хирдманы молчали, посматривали то на Ормкеля, то на Ингитору. Конечно, никто из них не позволил бы женщине руководить собой, но Ингитора ведь была Девой-Скальдом. Может быть, и правда ее глазам открыто то, что скрыто от остальных.

— Так что — слэтты слушаются бабья? — презрительно спросил Ормкель. — Ей приснилось что-то, а вы и развесили уши! Да вы не храбрее зайца!

— Мы пойдем с тобой, Ормкель! — ответило ему сразу несколько голосов. — Где твое копье?

— Не верите! — с не меньшим презрением воскликнула Ингитора. — Ну, как знаете! Кто предостерег, тот не виноват!

— Да ведь у Ингиторы есть волшебная цепь! — сообразил один из слэттов. — С этой цепью все наше племя уже сколько лет ловит рыбу и бьет тюленей! С ней удачна любая морская охота! И значит, на морских быков тоже!

— Тогда пусть флинна даст нам ее! — додумался один из фьяллей.

— Это правильно! — одобрило несколько голосов. — Для такой охоты не повредит! Пусть Ормкель наденет ее, чтобы ему было больше удачи!

— Хоть попользуемся напоследок! — проворчал кто-то. — Ведь обратно мы поплывем, знают Норны, уже без этой цепи!

Ингитора прижала к себе цепь. Сначала она хотела отказать наотрез — Хеймир конунг доверил ей свое сокровище не для того, чтобы она отдала его горластому фьяллю для этой безумной охоты на Ньёрдовых быков. Но хирдманы хором уговаривали ее, и она заколебалась. Ормкель совсем ей не нравился, но она вовсе не хотела, чтобы морские быки подняли его на рога или растоптали, — тогда и Торвард конунг будет не очень-то расположен, когда она станет разговаривать с ним о выкупе.

Поколебавшись, Ингитора собрала волосы, чтобы не зацепились, и стянула с шеи золотую цепь.

— Бери! — Она протянула сокровище Ормкелю. — Только смотри — вернешь, когда я скажу. А не то я тебя так ославлю…

Она мстительно сощурила глаза, а Ормкель негодующе дернул бородой.

— Ты о чем, женщина? Про меня никто еще не говорил, что я взял чужое!

— И учти — если быки тебя все-таки растопчут, эта цепь не станет твоим погребальным даром!

Но этот нелепый выпад Ормкель даже не удостоил ответом.

Вскоре почти все хирдманы вслед за Ормкелем отправились в обход холма, чтобы выйти прямо в долину Лугов Ньёрда. Рядом с Ингиторой остался только Эвар. Дева-Скальд сидела злая, поджав губы, словно собиралась всю жизнь больше не произносить ни слова. Люди сами не умеют видеть и не верят тем, кто видит. А тот, кто видит больше других, вместо благодарности получает одни насмешки.

— Может, они и правы! — утешал ее Эвар, сам, однако, не веря в свои слова. — Ньёрд не жадный бог. У него много быков — что ему один? А если они вернут целыми кости и шкуру, то, может, и правда все обойдется…

— А ты будешь есть этого быка? — сердито спросила Ингитора.

— Ни боже мой! — в ужасе воскликнул Эвар. И замолчал, поняв, что выдал свои настоящие чувства. Хорошо еще, что никто из мужчин не слышал.

Ветер с моря далеко разносил по берегу запах дыма и жареного мяса, за десятилетия почти позабытый этими дикими местами. В ночной темноте огонь костра, разожженного людьми, был виден издалека. Пламя горело яркими отблесками в желтых глазах огромного волка. Маленькая ведьма стояла рядом с ним на опушке ельника, шагах в ста от береговой площадки. В лесу было совершенно темно, от костра ее невозможно было увидеть, она же все видела достаточно хорошо. Ее зеленые глаза и желтые волчьи поблескивали во мраке, как две пары заблудившихся светлячков.

Положив руку на мохнатый загривок верного товарища, Дагейда ласково перебирала серую шерсть и разговаривала то ли с волком, то ли сама с собой. Слишком редко ей случалось иметь других собеседников.

— Посмотри туда, Жадный! — бормотала она, не сводя глаз с костра и ясно различая каждого из сидящих там, каждую кость с бычьим мясом в руках у хирдманов. — Опять здесь люди! И как они веселы, довольны! Наелись до отвала! Такие сожрали бы и Аудумлу, и Сэхримнира, попадись только они им на пути! Уж как мы с тобой стараемся отвадить их отсюда! Даже самому Ньёрду это оказалось не под силу. Люди — такие жадные создания, им постоянно всего мало! Они всегда пытаются схватить гораздо больше, чем могут съесть! Когда-нибудь это их погубит! Принюхайся!

Подняв голову и даже привстав на цыпочки, маленькая ведьма потянула носом воздух. Жадный чуть шире раскрыл пасть, словно улыбнулся. Он уже давно все унюхал.

— Они жарят мясо! — сказала Дагейда. — Припомни, Жадный, мы с тобой когда-нибудь ели жареное мясо? Я — да, один раз… Когда ходила на усадьбу Стюрмира конунга. Я тогда еще была маленькая. Я не хотела есть, но кюна Далла уж очень меня боялась и очень хотела угостить. Бедная кюна Далла! Она кончила жизнь в рабстве, и никто ей не помог! А ты, мой Жадный, хочешь жареного мяса? Мы можем напугать их, чтобы они разбежались и оставили нам свою добычу!