Глава 13

ПОЛE

В ожидании решения Трансцендентальных Единств Данло выделили квартиру на семнадцатом уровне города, с видом на широкий и людный бульвар Элиди. Квартира эта, как он вскоре выяснил, ничем не отличалась от других жилищ Ивиюнира; нараинам, как скутарийским нимфам в их кормительных ячейках, много места не требовалось. Здесь, разделенные тонкими перегородками из белого пластика, помещались ванная, туалет, где едва хватало места присесть на корточки, контактная комната почти такого же размера, спальня и варварский пережиток — кухня.

Есть в одиночку Данло всегда считал чем-то постыдным, но нараины придерживались другого мнения. Обществу они предпочитали удобство; проголодавшись, они подавали команду домашним роботам. Те включали на кухне лазерные печки, и через несколько секунд хозяева, расположившись на белых синтетических ковриках в спальне, поглощали в одиночестве невкусную еду машинного приготовления. Это был незавидный образ жизни, но, как сказал Данло Изас Лель, за нараинов жили их роботы.

В свободное время Данло пытался обнаружить в городе хоть какие-то признаки жизни человеческой, но проявления теплого, сочного, плотского быта встречались здесь очень редко.

Нараины не обсуждали в ресторанах свежие новости, не встречались с друзьями в парках, кафе и магазинах. Во всем городе он не нашел ни единого парка или площади, где люди могли бы пообщаться. Он не раз пытался заговаривать с прохожими обоего (трудноопределимого) пола на улицах, но никто не желал вступать с ним в разговор. Все проходили мимо него так же поспешно, как мимо друг друга.

Эта холодная взаимная изоляция поражала, а между тем Данло не чувствовал неприязни друг к другу или прирожденной мизантропии, присущей, например, эталонам из сектора Бодхи Люс. Их необщительность он приписывал скорее застенчивости. Казалось, что их никогда не учили смотреть друг другу в глаза, спрашивать, как дела, улыбаться, смеяться и открывать сердца навстречу сердцам любимых, и радоваться свету, излучаемому душами других людей. Посторонний, прогулявшись по пластиковым тротуарам бульвара Элиди, скорее всего усомнился бы в том, что погруженные в себя существа, спешащие мимо в своих синтетических кимоно, — это люди. Он счел бы их не совсем живыми или, хуже того, решил бы, что они смахивают на роботов больше, чем настоящие роботы. По-своему он был бы прав. Для настоящего нараина пребывание в материальном мире, cap эн гетик, не отождествлялось с подлинной жизнью. Нараины, по существу, жили лишь для того, чтобы поскорее вернуться в свои опрятные квартирки, надеть на себя серебристые шлемы и улечься в контактных комнатах.

Там, в этих темных каморках, лежа друг над другом, как трупы на похоронном корабле, миллионы горожан закрывали глаза и входили в сверкающие пространства Поля, где сливались воедино. Одни искали кибернетического блаженства самадхи, другие — интеграции с высшими существами, немногочисленных третьих интересовал в основном обмен информацией.

Лишь после опасного для жизни общения с группой молодых экстремалов, называвшихся, судя по татуировкам на лицах, Ангелами Смерти Эде, Данло начал понимать нараинов и постигать их парадоксальный образ жизни. Взаимная отчужденность на улицах только усиливала сознание общей цели, которое они испытывали в Поле. Цель эта оставалась для Данло неясной, хотя пару раз ему казалось, что он почти разглядел ее, как белого медведя на морcком льду. Если бы ему разрешили входить в Поле свободно, как любому из нараинов, он мог бы познать эту массовую галлюцинацию во всей ее гордыне и ужасе, но в контактной комнате его квартиры шлема не было. Трансценденталы предоставляли ему полную свободу, за исключением одного, единственно важного ее аспекта. Ему велели ждать решения Трансцендентальных Единств, и он ждал.

Чтобы скоротать время, он учил слова и грамматику современного иштвана. К этому его побуждали как досуг, так и необходимость. Здесь, в Ивиюнире, ничто не мешало ему носить с собой образник и пользоваться его лингвистической программой для разговоров с теми немногими, кто соглашался с ним поговорить. На Таннахилле это было бы невозможно. Там использование образа Николаса Дару Эде в качестве переводчика сочли бы кощунством.

— Вас могут убить на месте, — предупреждал Данло Изас Лель. — Достойные Архитекторы отберут у вас образник и разорвут вас на части!

Учить иштван для Данло не составляло особого труда — ведь это был один их правнучатых вариантов древнеанглийского, который Данло выучил еще послушником… Со своей феноменальной памятью он запросто запоминал по тысяче слов каждый день и вскоре обнаружил, что может говорить с нараинами без помощи образника.

Но Эде по-прежнему просил Данло брать его с собой на прогулки, и Данло из странного чувства лояльности соглашался. Правда, теперь, немного освоив язык, он пропускал мимо ушей и перевод Эде, и его нескончаемые, крайне утомительные зловещие предсказания. Настал день, когда трансценденталы прислали за ним ярко-желтого робота. Тот, провезя Данло по бульвару Элиди и другим магистралям, вновь доставил его в святилище трансценденталов. Данло увидел те же коридоры, местами поросшие голубоватым грибком, и тот же зал собраний. На стенах и потолке пылал все тот же фиолетово-красный закат, в центре у красной подушки стоял хромированный чайный сервиз, пустоглазые трансценденталы в золотых шапочках на голых черепах все так же сидели в своих роботах. Только цветы, экзотические оранжево-лазурные цветы в двух пластиковых вазах рядом с подушкой завяли и сделались черными. Трансценденталы, видимо, не заметили этой маленькой смерти. Они наверняка бывали в своих квартирах, чтобы помыться и поесть, но казалось, что они за все это время не двинулись с места.

— Данло ви Соли Рингесс из Невернеса, приветствуем вас, — сказал Изас Лель.

Он предложил Данло остаться в роботе, как равному, как одному из трансценденталов, но Данло снова предпочел подушку и сел на нее, поджав ноги, прямой и безмолвный.

— У нас хорошие новости, — сообщил Изас Лель. — Решение по вашей просьбе относительно контакта с Трансцендентальными Единствами принято.

Взгляд Данло переходил с одного трансцендентала на другого. Большинство из них семерых, очевидно, уже вошли в Поле, чтобы влиться в свои высшие “я”.

— Да? — сказал он.

— Вам разрешено войти в Поле. — Изас Лель, один из всех присутствующих, хотя бы частично сознавал присутствие Данло. — И вы сможете рассказать о своей миссии Трансцендентальным Единствам.

— Благодарю вас. — Данло смотрел на яркие электронные глаза стоящего на полу компьютера и думал о том, какими представляются этой машинной оптике фигуры и краски окружающего мира. Он мог бы задуматься и о том, какими представляются Эде трансценденталы, но это уже не было тайной.

— Не делай этого! — жестикулировала голограмма. — Не позволяй этим паукам завлечь тебя в свою кибернетическую паутину и высосать из тебя разум!

Данло улыбнулся этой органической метафоре и спросил Изаса Леля: — Когда же я смогу встретить с Трансцендентальными Единствами?

— Прямо сейчас. Для этого мы и послали за вами. Но сначала вы должны ознакомиться с топографией Поля. Мы проводим вас, куда нужно.

— Они не могут себе позволить довериться тебе, — показал знаками Эде. — Есть многое, что они захотят от тебя скрыть, и ты им тоже не доверяй.

— Вы будете общаться со мной мысленно, да? — спросил Данло.

— Да, мы сможем обмениваться мыслями, но при условии, что они будут закодированы как слова.

— Понятно.

— Итак, начнем? — спросил Изас Лель.

— Если хотите.

— Хорошо. Закройте глаза, и я провожу вас к Трансцендентальным Единствам.

Свет в зале померк, и Данло закрыл глаза. Послушником он часто бывал в темных, наполненных паром ячейках библиотеки, где погружался в бассейн с теплой соленой водой и мысленно подключался к информационным массивам Ордена.

Пурпурные нейросканеры, под которыми он плавал, считывали электрохимические процессы его мозга. Сейчас он находился в очень похожем состоянии. Его окружали те же мрак и тишина, но ему недоставало почти полного отключения всех внешних чувств, которое он испытывал в библиотечных бассейнах. Он предполагал, что компьютеры за мерцалевыми стенами этого зала генерируют гораздо более мощное логическое поле, чем маленькие органические ячейки библиотеки. В сущности, весь зал собраний был чем-то вроде библиотечной ячейки или даже цефического шлема, только намного, намного больше. Орден мог позволить себе такую технику разве что в нуль-камерах башни цефиков, но принцип ее действия был Данло не так уж чужд. Как только он закрыл глаза, компьютеры начали подавать образы прямо на зрительный участок коры его мозга. В зале стоял сплошной мрак, но внутри него зажегся свет, появились звук, изображение, цвет, направление, и перед Данло открылось Поле.

“Все в порядке, пилот? Вам удобно? ” Сканирующие компьютеры считывали слова, возникающие в речевых центрах мозга Изаса Леля. Другие компьютеры кодировали эти слова в электрические импульсы, которые подавали на внутреннее ухо Данло, и Данло “слышал” у себя в голове скрипучий голос Изаса Леля.

“Да, спасибо, все хорошо”.

“Вы можете двигаться? Если да, попробуем один из информационных массивов — все равно какой”.

Данло, сидящий на подушке в тихом зале с закрытыми глазами, понял, что это тест, и улыбнулся: движение через информационные массивы — самый элементарный из кибернетических навыков. Цефики его Ордена называли это чувство движения “поиском”. Даже дети умели находить нужную им информацию в кибернетических пространствах.

“Я имею доступ во все ваши массивы? Или некоторые остаются закрытыми?”

“Во все, пилот. Мы за свободную информацию”.

“Понятно”.

“Но в астрономические массивы я попрошу вас не входить”.

“Хорошо, не стану, раз вы просите”.

“Кроме них, можете выбирать любой”.

“Я могу выбирать любой источник из тех, которые смогу обнаружить?”

“Что это значит?”

”Лучший способ спрятать источник — это поместить его в океан”.

“Мудрая мысль, пилот”.

“Ну что вы”.

“Очень мудрая. Но хватит ли у вас мудрости найти то, что вы ищите? Скоро мы это увидим”.

Данло мысленно двинулся вперед, словно жаждущий через пустыню. Он перевалил через спекшуюся от солнца, каменистую виртуальную дюну, надеясь найти по ту сторону чистый, холодный водоем, но то, что он увидел, напоминало скорее океан с мутной, соленой, непригодной для питья водой.

“Итак, пилот?”

Человек способен усвоить только определенное количество информации. Разве может кто-нибудь выпить море? Нет — и дорогу в нем тоже найти не сможет без помощи компаса или ярких звезд. Даже мастер-цефик окажется слепым и беспомощным, если бросить его в хаотическое информационное пространство. Но ни одно человеческое общество не собирало триллионы битов информации только для того, чтобы слить их в огромный общий массив. Информацию, чтобы она могла приносить пользу, всегда отбирают, ранжируют, делают понятной, кодируют, обрабатывают, систематизируют. А люди со своим человеческим мозгом, почти одинаково устроенным у всех — от эталонов Бодхи Люс до полубогов из Туманности Ири, — систематизируют информацию всего несколькими основными способами. Мастер-библиотекарь Элия Джезаитис сказал однажды Данло, что каждая информационная система имеет собственную логику, а мыслить логически Данло — как пилот Ордена — уж как-нибудь умел. Логика служит ключом к любым информационным секретам — логика и различные кибернетические чувства, которые развили в Данло его наставники, когда он много лет назад диким юнцом явился в Невернес.

“Вы колеблетесь, пилот. Это ошеломляет, не так ли?”

Какой-то момент Данло действительно колебался. Перед ним струились бесконечные информационные потоки, закодированные разными способами. Часть информации была организована так, чтобы восприниматься физическими чувствами.

Данло с закрытыми глазами видел первую таннахиллскую аркологию и другие исторические картины; видел живописный портрет Лилианы Нараи и молекулярные фото смертоносных вирусов Трачанга. Он слышал молитву собравшихся в храме Архитекторов и сотни голосов, звучащих нестройно, как крики узников, томящихся в темной пещере. Каждый голос пытался рассказать о чем-то своем, от конструирования информационных вирусов до Трансцендентальной Программы.

Он чувствовал запахи — запахи роз, чеснока и горелого пластика. Все это были иллюзорные, виртуальные ощущения, и Данло давно уже научился воспринимать такого рода информацию. Усвоил он и то, что слишком глубокое погружение в симуляцию — это очень медленный и неэффективный способ получения знаний. Для быстрого продвижения по информационным массивам нужно уметь расшифровывать информацию, закодированную в символах. Величайшим достижением Ордена, возможно, была разработка универсального синтаксиса, представляющего любые сведения в виде трехмерных символов, которые грамматики называют идеопластами.

Но нараины, очевидно, не знали этого метода. В Поле Нового Алюмита слова низались в предложения, и целые гирлянды предложений располагались в линейном порядке, как в устной речи. При этом каждое слово было представлено не собственным красивым идеопластом, а символами, изображающими его отдельные звуки. Подобный способ передачи слов и мыслей был простым, но примитивным, варварским. По сравнению с высоким искусством расшифровки идеопластов это было все равно что тащиться по замерзшему морю на снегоступах вместо того, чтобы мчаться на буере со скоростью сто миль в час. Но простота многое искупала: даже ребенок или кибернетический дебил мог читать информацию, записанную таким образом.

“Пилот?”

Данло, словно талло, сидящая в горном гнезде, наслаждался остротой своего зрения. Под ним, как ледовый ландшафт, простиралось коллективное знание нараинов и ста поколений Вселенской Кибернетической Церкви. В этом и заключается красота всякой системы: если воспринимать логически организованную информацию правильно, ее потоки застывают и превращаются в снежинки, замерзшие водопады, кристаллические горы.

В Данло кибернетическое восприятие было развито сильно и глубоко. Он обладал хорошим чувством ши, мастер-чувством, позволяющим видеть связь между информацией и знанием, между знанием и мудростью. Ши помогло ему пробовать кристаллы информации на язык и по их сладкому или горькому вкусу определять, какими путями ему двигаться в этом Поле.

Полезны были также чувства иконики, синтаксиса и гештальта, когда информация вдруг сама собой заполняет мозг, как радужный мыльный пузырь. А еще, разумеется, фрактальность и фуга. В Поле непременно должны иметься окна — прозрачные участки информации, открывающиеся в другие участки, окно за окном, один кристальный переплет за другим, слой за слоем. Цефик и даже тот, кто прошел обучение у цефиков, способен проходить через эти окна со скоростью пилота в мультиплексе.

“Возможно, вы еще не готовы к контакту с Трансцендентальными Единствами”.

Тогда Данло пришел в движение. Он, можно сказать, летел над замерзшими реками информации, то и дело снижаясь, как снежная сова, преследующая увертливого птенца китикеша. Буквы нараинского алфавита — всего тридцать одна, — соединенные в пары и в десятки, мелькали перед его внутренним взором, как миллионы ярких ракушек вдоль линии прилива. Снижаясь и читая, он пронесся над полем биологической истории. Ему страстно хотелось издать торжествующий крик и схватить когтями какой-нибудь факт, какой-нибудь ключ, способный привести его к средству против чумного вируса. Но ничего такого ему не попадалось. Он прошел сквозь много окон и обыскал самые невероятные области наподобие эвристики или биографических материалов, но желанное знание все так же ускользало от него. Возможно, такого средства вовсе не существовало, возможно, Изас Лель сказал правду и нараины ничего не знали о нем.

Нельзя говорить, что такой-то информации не существует, пока не откроешь все окна и не прочешешь все массивы с тщательностью китикеша, ищущего в снегу червей, — но Данло с каждый ссылкой на этиологию чумного вируса все больше убеждался, что нараинов эта страшная болезнь поставила в тупик точно так же, как биологов Ордена.

Возможно, какой-нибудь подпольный вирусолог и записал где-нибудь, как влияет совокупность таких-то лекарств на вирус, внедрившийся в геном человека. Возможно, это знание и завалялось в каком-нибудь потайном кармане, на какой-нибудь дальней делянке большого Поля. Если так, то Данло мог посвятить поиску годы и все равно ничего не найти. Даже мастер-библиотекарь вряд ли сумел бы раскопать нечто подобное.

После долгого полета над ледяными горами информации Данло осознал это и прекратил поиск. Прекратил и сел отдохнуть на ветке дерева решений, высоко над сверкающими полями и покрытыми льдом ручьями.

“А, вот вы где, пилот”.

Голос, звучащий в голове у Данло, был всего лишь компьютерной симуляцией, не имеющей отношения к работе сердца и легких Изаса Леля, но легкое придыхание создавало иллюзию, что Изас Лель запыхался, следуя за Данло в его диком полете.

“Вы заблудились? Мне показалось, что вы идете сквозь окна просто так, наугад”.

“Нет… я не заблудился”.

“Вы уверены? Невозможно считывать информацию с такой скоростью”.

“Если вашему народу средство от чумы известно, то я его не нашел”.

Данло рассказал, в каких массивах вел поиск, и, кажется, убедил Изаса Леля в том, что не потерял ориентации.

“Вы удивляете меня, пилот. В вашем Ордене все такие талантливые информатики?”

“Многие”.

“Похоже, нам есть чему у вас поучиться”.

“Это правда. А нам есть чему поучиться у вас”.

“Можно только надеяться. Вы еще не общались с нашим народом, не говоря уж о Трансцендентальных Единствах. Не хотите ли оставить информационные массивы и познакомиться с нашей подлинной жизнью?”

“Не сейчас. Если можно, я хотел бы узнать еще кое-что”.

Сказав (или подумав) это, Данло соскочил с ветки и снова заскользил над Полем, выхватывая лакомые кусочки там и тут, как морской ястреб, ловящий рыбу в океане. Порой он в поисках мудрости нырял довольно глубоко в нараинскую поэзию или эсхатологию, и мечта нараинского народа немного приоткрылась ему. Для нараинов Бог был не только трансцендентальной реальностью, существующей где-то во вселенной, но и живой силой, излившейся во вселенную в момент своего рождения. Их целью было воссоздать Бога из этой космической стихии; в этом они видели себя партнерами Эде, более того — архитекторами его божественной сущности. Каким именно образом нараины надеялись воссоздать Бога Эде, Данло вскоре предстояло узнать.

“Пилот?”

Данло обогатился и другими знаниями. Особый интерес вызвал у него “Оредоло” — эпос, повествующий об исходе нараинов с Таннахилла. А также один детский стишок. А еще — Данло откопал это в одном из фантастических массивов — картина Известных Звезд, сделанная на Ивиенденхалле близ горячего голубого гиганта, где нараины остановились двести лет назад перед путешествием к Новому Алюмиту. Из этих трех источников Данло, как он надеялся, почерпнул всю информацию, необходимую для установления координат звезд Таннахилла: Он готов был запечатлеть эту информацию в своей памяти с помощью внутреннего зрительного поля, где имелись все краски от кобальта до киновари. Он видел перед собой эти звезды — а потом картина сменилась яркой вспышкой, как будто одна из звезд превратилась в сверхновую.

“Пилот!”

Теперь его окутывал сплошной мрак. Поле сделалось темным, как космос у Старого Морбио. Данло понял, что контакт прерван и что его выкинули из Поля, как пчелы выкидывают из улья осу. Он открыл глаза и оказался в столь же темном зале собраний. Голограмма Эде на полу несла свой дозор, как мать, ожидающая сына с войны. Мерцалевый купол светился тусклым оранжевым заревом, как будто солнце наконец-то зашло, и трансценденталы сидели полукругом в своих роботах. У всех, кроме Изаса Леля, глаза были закрыты; их контакт с Полем, очевидно, не прерывался. Но Изас Лель смотрел на Данло с трепетом человека, в первый раз увидевшего скутари.

— Да вы просто гений, пилот, — сказал он.

— Я почти поймал это. Эти звезды на расстоянии многих световых лет. Еще момент и…

— Вы обещали мне не входить в астрономические массивы — и сдержали слово, верно?

— Да.

— Где же вы тогда нашли эту проекцию?

Данло рассказал о забытом фантастическом массиве и о своем намерении восстановить звездную карту по трем источникам.

— Это не запретная информация — просто спрятанная, — сказал он в заключение.

— Не запретная, а спрятанная — это надо запомнить.

— Извините меня.

— За что? Вы своего слова не нарушали.

— Я придерживался буквы, но не духа.

Глаза Изаса Леля прямо-таки вспыхнули в полумраке зала.

— Странный вы человек, Данло ви Соли Рингесс. Жесткий к себе самому.

— Правда есть правда.

— Внутренне жесткий.

— Как же иначе?

— Мало ли как. К себе можно относиться по-разному — и к другим тоже, как вы скоро увидите.

— Что вы имеете в виду?

— Когда мы вернемся в Поле, вы увидите, как много людей питает к вам теплые чувства.

— Вы разрешите мне вернуться туда? Правда?

— Решение уже принято. Только не надо больше исследовать информационные массивы, хорошо?

Данло помолчал и сказал: — Хорошо.

— Вот и прекрасно. Почему бы нам тогда не отправиться в ассоциативное пространство? Вам будет полезно пообщаться с нашим народом перед встречей с Трансцендентальными Единствами.

— Как скажете, — улыбнулся Данло.

В зале снова сделалось совершенно темно, и Данло снова вошел в Поле, но теперь его встретил там не свет и не горы информации, а голоса. Очень много голосов — может быть, миллиард. Они вопили, орали и детонировали, сливаясь в сплошной рев, — такой звук могла бы издавать толпа, собравшаяся на каком-нибудь огромном катке.

Но в этом гуле слышались и слова, звучные, как удары колокола, и обрывки фраз; они смешивались, как вылитые в воду краски, и порой приобретали смысл: … если Бог Эде в системе где элиди говорят да наемные убийцы возьмут грибок на семнадцатом уровне зацвел Единство в точке омега разделяет все разговоры истинных Нараинских Единств вы слышали как много образцов жизни божественно красиво в каком смысле фацила Тадео Ахараньи безумен или божественно безумен за убийство этого намана Данло ей Соли Рингесса в рукаве Стрельца где умирают ивиомилы Старой Церкви уничтожают все прекрасное когда контактируют с жизнями Бога я о Боге ничего не знаю а Фаниас говорит не верю что семья убита когда матери рожают сами и единственная угроза что они уйдут к Богу и все это время…

“Пилот? ” Голос Изаса Леля прозвучал громко и ясно, как арфа, перекрывающая все прочие инструменты.

“Пилот, вы взяли слишком высоко”.

“Да, я знаю”.

Данло снова прибег к своему чувству фрактальности и опустился в ассоциативном пространстве чуть ниже, где общий разговор нараинов растекался на отдельные потоки. Это было все равно что наблюдать охряно-зеленые континенты планеты из космоса, а потом пойти на посадку. Единый гул начал дробиться, и Данло понял, что разговоров здесь не меньше, чем на Старой Земле стран. Каждая страна говорила по-своему, но все разговоры ассоциировались с общей темой.

В одной стране нараинские провидцы (или мечтатели) сосредоточились на эсхатологии, в соседней вдохновенные трансценденталы говорили о непостижимой природе Бога Эде. Третья страна вся состояла из водопадов, цветов и певчих птиц — там исполняли музыку и говорили о ней. В четвертой, сухой и голой, как пустыня, обитало всего несколько тысяч лингвистов-пуристов. Они препарировали слова, обнажая различные виды нибво — таким термином в Алгоритме обозначаются пустые и бесцельные теологические дебаты. Каждую миллисекунду один из этих лингвистов совершал вылазку в другую страну, ловил отдельную струйку Разговора и предупреждал своих соплеменников, чтобы те говорили поосторожнее. Мало кто, впрочем, обращал на них внимание, особенно обитатели одной странной местности, где разговорная флора напоминала деревца бонсай, — там занимались только тем, что шутили.

В любой из этих стран, а в Поле их были тысячи, постоянно велись симпозиумы, семинары и дебаты. Еще ниже жили индивидуальные голоса, которые размышляли, спорили, плакали, смеялись, исповедовались, шептались, жаловались и молились. Войдя в ассоциативное пространство, любой нараин, будь то мужчина, женщина или ребенок, мог посетить любую из этих стран или просто послушать чью-нибудь блестящую беседу — так бабочка влетает в комнату, полную людей, и слушает, о чем они говорят.

“Где вы хотели бы побывать, пилот?”

Данло всегда мечтал побывать везде или, вернее, оказаться в центре всего, чтобы увидеть вселенную такой, как она есть. Но он не находил центра здесь, во вселенной Поля, где миллионы людей пряли серебряные нити слов и сплетали сеть Разговора.

Он стал улавливать отдельные нити, посвященные злобе дня, то есть прибытию на Новый Алюмит пилота по имени Данло ви Соли Рингесс. Нараинов, по-видимому, очень интересовала его жизнь — не стилизованная формальная жизнь одного из контактеров Поля, а реальная (или нереальная) жизнь человека, выросшего “эн гетик”, сидевшего у костров в пещерах, ездившего на коньках по ледяным улицам и водившего среди звезд алмазный корабль.

Долгое время, измеряемое моментами обмена информацией, Данло слушал, как нараины обсуждают его путешествие в поисках Таннахилла. Вскоре он осознал, что Изас Лель тоже это слушает. Затем трансцендентал обратился к нему — вернее, направил свои мысли в компьютеры Поля, чтобы те могли генерировать слова, слышные одному Данло: “Вы теперь знаменитость, пилот. Почти все на Новом Алюмйте знают вас по имени”.

“Правда?”

“И очень многие хотят с вами поговорить. А вы хотите?” Данло помолчал, обдумывая, как будет говорить с нараинами. Для этого он, по совету Изаса Леля, должен был не просто открыть рот и позволить мыслям-словам излиться, как Божий глас из облаков — ему следовало послать свое “я” в информационные потоки Поля. Иными словами, ему предлагалось воплотиться в кибернетическую персону, в символическое существо, столь же реальное в Поле, как тиф, прыгнувший прямо из леса в полную людей комнату.

“Вам ведь уже случалось воспроизводиться прежде, верно?”

“Да”.

“Почему бы вам не сделать того же теперь?”

Данло, сидя на мягкой подушке в зале собраний, слышал у себя в уме бесчисленные голоса, слышал свое дыхание, стук своего сердца и улыбался, вспоминая этиологию глагола “воспроизводить”.