Реквием по Хомо Сапиенс (№3) - Экстр

Данло обвел взглядом других трансценденталов и всех людей, стоящих на летном поле. Никто из них, подумал он, не стал бы умирать за абстрактное, запрограммированное компьютером единство. Но если бы они когда-нибудь вышли из своих темных квартир и своих сюрреальностей и увидели друг друга такими, как есть, они, возможно, согласились бы умереть друг за друга — за их общую, совместную, чудесную жизнь. И пока это время не наступит, все они будут несчастны, боязливы и бесконечно одиноки, как Лиесвир Ивиосс.

— Ты вернешься к нам? — повторила она.

Данло, не желая говорить неправду, с печальной улыбкой покачал головой:

— Нет. Сожалею, но нет.

— Я тоже сожалею. — Она собрала все свое мужество и улыбнулась ему в ответ. — Тем не менее я желаю тебе удачи. Мы все желаем.

Она поклонилась Данло, а все трансценденталы и все нараины, сколько их было на космодроме, поклонились следом за ней и сказали хором:

— Желаем удачи.

Изас Лель простился с Данло последним.

— Мы все желаем тебе счастливого пути, Данло ви Соли Рингесс. Ты не только наш эмиссар — ты наш друг.

Данло приказал корабельному люку открыться. Поднимаясь в темную кабину, где ему опять предстояло встретиться со всеми опасностями мультиплекса, он испытал приступ страха перед будущим. Ему казалось, что он смотрит сквозь темный пластик покрытия, сквозь город Ивиюнир, сквозь почву планеты внизу, сквозь пески времени — и видит, как пылает среди звезд Экстра кроваво-красная звезда Нового Алюмита.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ИЗБРАННИКИ БОГА

Глава 16

ТАННАХИЛЛ

Эде сопрягся со вселенной, и преобразился, и увидел, что лик Бога есть его лик. Тогда лжебоги, дьяволы хакра из самых темных глубин космоса и самых дальних пределов времени, увидели, что сделал Эде, и возревновали. И обратили они взоры свои к Богу, возжелав бесконечного света, но Бог, узрев их спесь, поразил их слепотой. Ибо вот древнейшее учение, и вот мудрость. Нет Бога, кроме Бога; Бог един, и другого быть не может.

Алгоритм “Сопряжения”

На огромных просторах космоса две звезды, разделенные тремя десятками световых лет, расположены так близко, как только возможно для звезд, однако переход от одной к другой часто оказывается нелегкой задачей. Для корабля, идущего в реальном пространстве на скорости, равной половине скорости света, такое путешествие заняло бы семьдесят лет человеческой жизни. Для пилота, переходящего от звезды к звезде почти мгновенно, оно занимает только миг — или вечность.

Данло, плавая в темной кабине своего корабля, размышлял над этой проблемой. Он шел через мерцающий мультиплекс, решал свои теоремы и вычислял маршрут, который позволил бы ему открыть окно у не слишком далекой звезды Таннахилла. При этом он часто думал о Великой Теореме. Много лет назад его отец доказал, что от любой звезды галактики можно вычислить прямой маршрут к любой другой. И это действительно возможно, но найти такой маршрут очень трудно.

Трудность эта определяется не одним расстоянием. Топология мультиплекса — странная вещь, и порой бывает легче преодолеть тысячу световых лет от Детесхалуна до Двойной Радуги, чем попасть к ближнему солнцу, горящему, как бело-голубой световой шар в соседском окне. Казалось бы, что до звезды Таннахилла рукой подать, но Данло пришлось долго напрягать свои руки и ум, прежде чем он дотянулся до нее.

Был однажды пилот, который возвращался из дальних странствий к семье и друзьям. Это случилось больше пяти тысяч лет назад на Арсите, еще до того, как Орден перебрался в Невернес. Пилот, Чиа Ли Чен, вышел из мультиплекса у соседней звезды. От Арсит Люс, сияющей, как маяк, его отделяло каких-нибудь восемь триллионов миль реального пространства. Он чуть не плакал от счастья и, уходя обратно в мультиплекс, был уверен, что доберется до родной звезды за пару секунд реального времени.

Но по несчастной случайности его корабль попал в редкую Галливарову трубу, которая увела его на двадцать тысяч световых лет к ядру галактики, точно кусок дерева, несомый океанским штормом. Ли Чену понадобилось больше ста лет, чтобы снова вернуться домой, к звездам рукава Лебедя. Там он узнал, что жена его давно умерла, а его правнуки расселились по дюжине других миров. Предание гласит, что Чиа Ли Чен стал первым пилотом, который покончил с собой, направив свой корабль прямо в красную звезду Арсита.

Все пилоты должны когда-нибудь вернуться домой, думал Данло. Но где он, этот дом?

Во время опасного перехода к Таннахиллу Данло часто вспоминались обледеневшие шпили Невернеса и женщина, которую он любил, и он часто думал о возвращении домой. Вернуться в город Света для пилота проще всего во вселенной.

Канторы, облаченные в серые мантии, в математической гордыне своей провозгласили звезду Невернеса топологическим узлом галактики. В пространстве близ этого прохладного желтого солнца сходятся миллиарды каналов мультиплекса, и поэтому Невернес всегда был центром величайшей звездной цивилизации человечества. “Все каналы ведут в Невернес”, — говорили пилоты. Данло вспоминал эту поговорку в черном чреве своего корабля. Он помнил каждый из многих тысяч каналов, которые привели его к звездам Экстра. Он даже смог бы, пожалуй, вернуться по тем же каналам назад. Или нашел бы новые маршруты, новые каналы — а может быть, на него снизошло бы озарение, он проник бы в тайну Великой Теоремы и вышел к Невернесу за один маршрут.

Но сейчас, пробираясь через красивое и бурное подпространство Экстра, он молился лишь о том, чтобы не разделить судьбу Чиа Ли Чена и выйти к звезде Таннахилла за несколько быстрых переходов. Так и вышло. Был один напряженный момент, когда он чуть не открыл окно в бесконечное дерево решений, и другой, когда корабль начал соскальзывать по обратному серпантину. Если не считать этих едва не случившихся катастроф, путешествие было легким. Как выяснилось позже, попасть на Таннахилл оказалось гораздо легче, чем покинуть его.

Во время пути Данло больше всего волновала не опасность, а тайна. Недалеко от Алюмит Люс он нашел красный гигант, который назвал Хариатта Савель, или Гневное Солнце. Именно там, выбираясь из вращающегося плотного пространства связанного с этой звездой, он заметил, что за ним снова идет другой корабль. Этот корабль, как и во время их головоломного путешествия в Твердь, всегда держался на границе радиуса сходимости. Данло начинал сомневаться, реален ли он. Реально ли это — идти через мультиплекс с такой точностью, чтобы всегда оставаться за пределами сектора местонахождения “Снежной совы”? Чужой корабль казался столь же нематериальным, как струйка дыма на ветру или образ, воспроизведенный в кибернетическом поле.

Возможно, этот таинственный корабль — всего лишь отражение его собственного. Пертурбации, производимые кораблем в мультиплексе, расшифровать дьявольски трудно, поэтому математические миражи и иллюзии всегда возможны. А вот то, что Малаклипс Красное Кольцо на корабле “Красный дракон” прошел вслед за ним полгалактики, представлялось Данло почти невозможным, и все же он чувствовала, что так оно и есть.

Чутье, говорящее ему, что за ним следят, было первобытным, животным и очень острым. В детстве он видел, как голодная чайка иногда следует за снежной совой, чтобы поживиться остатками того, что непременно добудет белая хищница.

Данло предполагал, что воин-поэт по-прежнему надеется, что он приведет его к своему отцу (а может быть, у Малаклипса есть и другие, еще более зловещие, цели). Он страшился их будущей встречи — но за себя, как ни странно, почти не боялся.

И вот он (что было неизбежно, быть может) вышел к Таннахиллу. Настал счастливый день, когда он увидел далеко под собой этот затерянный, легендарный мир. Телескопы и собственные острые глаза открыли ему сквозь рваные облака атмосферы невероятное зрелище. Таннахилл был планетой больших океанов и массивных континентов, но Данло видел, что его воды почти мертвы. Мелкие моря были забиты тиной и серо-зелеными водорослями, более глубокие — загрязнены ацетиленом, бензином и прочими искусственными химикалиями. Загрязнение зашло так далеко, что океаны приобрели уродливую окраску, как будто в них напустили зачерняющего масла: преобладали ядовитого зеленые, грязно-розовые и тускло-серые, напоминающие обмороженную кожу, цвета. В столь же плачевном состоянии находилась и атмосфера. Компьютерный анализ выявил серу, галогены и даже фунгициды. Данло не мог понять, как и чем дышат животные в лесах Таннахилла, но потом, тщательно исследовав всю планету, убедился, что лесов на ней нет. И фауны тоже — ничего крупнее червей или насекомых, которые еще могли обитать на редких участках открытой почвы.

Три больших континента Таннахилла, опоясывающие экватор, были целиком отданы человеку. И что за жилища строили себе эти люди! За все свои странствия Данло еще ни разу не встречал ничего похожего на то, что сделали со своим миром Архитекторы. Всю планету — за исключением самых высоких гор и пустынь — они застроили закрытыми городами.

Это выглядело так, будто они задумали создать несколько сотен аркологий, как на Новом Алюмите, но потом строительство вышло из-под контроля, и города стали разрастаться, как раковые клетки, пока не слились в одну всепланетную пластмассовую опухоль.

Никогда еще Данло не видел такого необратимого нарушения природного равновесия. Столь преступное и безумное дело он мог назвать только одним словом: шайда. Ему вспомнилась строка из Песни Жизни, которую однажды прочел ему дед: “Шайда — это крик мира, потерявшего душу”. Но Таннахилл потерял не только душу: он лишился деревьев, рек, скал и свежего ветра, который был его дыханием. В сущности, этот огромный конгломерат с населением, насчитывающим тысячу двести миллиардов, утратил самую жизнь.

“Шайда — человек, убивающий то, что не может вернуть к жизни”.

Совершая облет Таннахилла, Данло погрузился в воспоминания о других народах и других местах. Он мог бы провести в таких раздумьях много дней, но вскоре Архитекторы послали ему лазерный запрос: Сообщите, пожалуйста, кто вы и откуда прибыли.

Архитекторы должны были понимать, что Данло не имеет отношения ни к одному из семидесяти двух миров в секторе Известных Звезд. Все эти миры заселяли Архитекторы Старой Церкви, а их освященная церковью техника не могла создать такого чуда, как легкий корабль. И все эти миры похожи на Таннахилл, думал Данло. Они задыхаются под тяжестью человеческого населения.

Данло сообщил, что он пилот Ордена и эмиссар нараинов с Нового Алюмита, после чего связь прервалась надолго. Данло ждал, настороженный и внимательный, как мастер заншина, который медленно кружит около противника, ожидая удобного случая.

— Они наверняка пригласят тебя на посадку, пилот.

В темноте кабины мерцал призрачной свет, похожий на рой светящихся кахинских мух в пещере. Голографический Эде, послушный своему мастер-алгоритму, не мог не предостеречь Данло об опасности.

— Помни: они ничего не смогут тебе сделать, пока ты не совершишь эту самую посадку.

Через некоторое время голос в передатчике запросил у Данло более подробную информацию относительно Ордена Мистических Математиков, Невернеса и Цивилизованных Миров. Данло в ответ досконально описал свой путь через рукава Стрельца и Ориона, упомянул, что остановился на Новом Алюмите, и сказал, что прибыл на Таннахилл для мирных переговоров.

Вслед за этим его собеседник, который представился как посвященный Хонон эн ли Ивиов из Орнис-Олоруна, предложил Данло посадить корабль на космодроме близ побережья крупнейшего таннахиллского континента. Данло, ориентируясь на посылаемый с планеты сигнал, повел корабль вниз. Уже темнело, и край Таннахилла погружался в ночь, но он без труда провел “Снежную сову” сквозь слои атмосферы. Зона, именуемая Орнис-Олоруном, занимала пятидесятимильный промежуток между горной цепью и отравленным океаном.

Когда-то, тысячу лет назад, Орнис-Олорун был главным городом Таннахилла, прекрасной жемчужиной, украшающей белые пляжи побережья. С годами он разросся на север и на юг, на триста миль вдоль берега, и на запад, где он протянул пластиковые щупальца к горам, соединившись с Эштарой, Канюком и другими городами, стоявшими в местности, некогда называвшейся Золотой равниной. У этих гор со снежными вершинами и помещался космодром.

Летное поле, как в Ивиюнире и других городах Нового Алюмита, было построено из композиционных пластмасс на крыше города, уходящего почти на полмили в небо. Вечер был ясный, и вдали виднелись космодромы других городов, отмеченные вспышками красного ракетного пламени. Вспышки озаряли ночь непрестанно: многие Достойные Архитекторы с Известных Звезд совершали паломничество на Таннахилл, и не меньшее количество Архитекторов бежало с Таннахилла в поисках новых миров. Кто бы упрекнул их за это? Воздух над морем имел пурпурный оттенок под влиянием толуидина и других хлоридов, горы на западе, освещенные заходящим солнцем, светились адской мареновой рыжиной. Данло любил посещать далекие миры и ступать по земле новых планет, но сегодня его снедало отчаяние, и он чувствовал, что ноги его не коснутся ничего, кроме твердого серого пластика.

Согласно указаниям, он приземлился на освещенном участке близ центра поля. Некоторое время он медленно плыл вдоль посадочной полосы, рассматривая другие летательные аппараты. Впереди, как белый пузырь, торчала надстройка диаметром в четверть мили. Двери в этот гостевой карантин, как назвал его Ионон Ивиов, были открыты. “Снежная сова” прошла внутрь, огромные створки задвинулись за ней, и Данло спросил себя, кто же он, собственно, — почетный гость или арестант.

Вы можете сойти с корабля.

Данло открыл люк кабины и спустился на белый пластиковый пол. Корабль герметически закрылся за ним. Данло стоял долго, щурясь и зажимая ладонью левую сторону лба. Где-то под куполом горели резким болезненным светом шаровые лампы. Привыкнув к яркому освещению, Данло стал оглядываться по сторонам. Белизной, отсутствием окон и округлой формой этот странный гостевой дом напоминал снежную хижину, но он был чудовищно огромен, и ему недоставало органической интимности снеговых стен. Здесь не было ни спальных шкур, ни рыбной ямы, ни сушилки для мокрой одежды, ни горючих камней, наполняющих помещение мягким желтым светом.

Все это заменяли машины или произведенные ими предметы: динамики, сборочные устройства, хинун-колеса. Роботы, иные с половину корабля величиной, стояли вдоль стен, ожидая команды невидимого мастер-компьютера. Обычно они, вероятно, использовались для разгрузки, заправки и ремонта челноков, приходящих из ближнего космоса. Одна из моделей выгружала только экзотические товары и людей, но “Снежная сова” не нуждалась в таких услугах. Она стояла, устремив свой нос в центр купола, всегда готовая снова взмыть к звездам. Данло с гордостью думал, что это первый легкий корабль, почтивший Таннахилл своим прибытием.

Мы просим вас остаться в карантине несколько дней, пока не будут готовы анализы. Надеемся, что вам здесь удобно.

Данло взглянул на образник у себя в руках. Образ на время уступил место изображению посвященного Хонона эн ли Ивиова. Хонон, если верить голографическому портрету, был маленьким, подозрительно настроенным человеком, не лишенным, однако, обходительности, опыта и проницательности. Говорил он быстро, и его голос лился из образника, как высокие ноты флейты.

Вы найдете здесь пищу и прохладительные напитки. Если захотите поговорить или получить какую-либо информацию, можете вызвать меня в любое время.

В дальнем конце карантина Данло обнаружил широкий помост, представлявший собой нечто вроде жилого помещения. Там помещались кровать, санузел, сенсорный аппарат, обеденный стол и разнообразные статуи Николаса Дару Эде, изваянные из какого-то плотного белого пластика. Имелась, кроме того, паутинная арфа с золотыми струнами и образник, производящий мелодии более духовного свойства. Архитекторы в отличие от нараинов придавали большое значение физическим удобствам и обеспечивали своим гостям даже гимнастику. К спальному сектору примыкал спортивный с тренажером-дорожкой, по которой можно было шагать сутками, не продвинувшись ни на дюйм, и пластмассовым деревом для лазания, доходившим до самого купола. Был даже бассейн, но Данло, при всей своей любви к купанию, не стал в него заходить, потому что вода воняла хлором. Воздух тоже был плохой.

Данло, сосредоточившись на здешних запахах, различил гидроксилы, пропилен, стирен и разные аминокислоты. Запахи делились на просто неприятные, вроде кетонов и меркаптанов, и опасные, как бензин, толуол и прочие ароматические гидроуглероды. Если бы Данло мог, он перестал бы дышать на весь период своего пребывания на Таннахилле. Но за невозможностью этого он взошел на помост, поиграл на флейте и съел что-то странное, поданное ему роботом.

Когда он помылся и отдохнул, явились другие роботы с иглами, чтобы взять у него кровь. Они взяли также образцы кожи, слюну, ушную серу, лимфу, мочу и даже кал, который Данло оставил для них в унитазе. Со спермой, однако, вышла заминка, и еще Данло пришлось сделать большое усилие, чтобы позволить закрыть себе рот пленкой, в которую ему следовало дохнуть. Дыхание человека священно, и его нельзя помещать в пластиковый мешочек; оно должно свободно струиться над землей и снегом, сливаясь с великим дыханием мира.

Он проделал все, что от него требовалось, и Хонон эн ли Ивиов снова появился над образником, чтобы поблагодарить его.

Уверен, что эти меры предосторожности вам понятны, Данло ей Соли Рингесс. Мы должны опасаться инфекций.

Несколько дней спустя, когда биологи подтвердили, что в организме Данло не содержится бактерий, вирусов и фрагментов ДНК, опасных для таннахиллцев, посвященный Хонон пригласил его в Койвунеймин, или Ассамблею Старейшин, — правящий орган Вселенской Кибернетической Церкви. В преддверии этого долгожданного момента Данло подстриг бороду и расчесал густые черные волосы, сильно отросшие за время его путешествия в Экстр. Он облачился в черную шелковую форму, предписанную Орденом для всех официальных церемоний, начистил до зеркального блеска черные кожаные сапоги и отполировал порядком загрязнившиеся пилотское кольцо. Он не любил никуда выходить без своей шакухачи и поэтому спрятал флейту в карман брюк. Вооружившись таким образом перед встречей с людьми, от которых могла зависеть его судьба, он взял свой образник. Он, как любой таннахиллский Архитектор, мог носить эту шкатулку с собой повсюду.

Мы пришлем за вами чоч.

С этими словами Хонон Ивиов привел в движение один из пяти старых чочей, стоявших в карантине. Тот въехал по ступенькам прямо на помост и распахнул дверцы, чтобы Данло мог войти. Данло очень не хотелось залезать в эту пластиковую коробку: чоч в отличие от ярких и открытых транспортных роботов Ивиюнира был закрыт и окрашен в свинцово-серый цвет. Дверцы закрылись за ним, усугубив его чувство несвободы.

В чоче, однако, имелись окна, и Данло, сидя на мягком сиденье и вдыхая молекулы кремния и нейлона, обнаружил, что может наблюдать окружающее. Сначала смотреть было особенно не на что, но потом чоч выехал через шлюз и серию других дверей в коридор, ведущий к гравитационному лифту. Претерпев стремительное падение, Данло оказался на одной из боковых улиц Орнис-Олоруна и увидел людей в белых и коричневых кимоно. Поскольку Николос Дару Эде в свое время употреблял священный джамбул — наркотик, способствующий видениям и выпадению волос, все Архитекторы брили себе головы в память о его самопожертвовании. Но поскольку столь явное подражание Эде считалось кощунством, они покрывали свои голые черепа коричневыми шапочками-добрами.

Данло испытывал неловкость от того, что он видит всех этих людей в кимоно и смешных шапочках, а они его — нет.

Окна чоча, сделанные из зеркального пластика, защищали пассажиров от любопытных глаз прохожих. Добраться до невидимого пассажира тоже было непросто: корпус обеспечивал почти полную защиту от лазерных лучей, снарядов и взрывов. В чочах такого образца передвигались по небезопасным улицам Орнис-Олоруна все старейшины, послы и прочие именитые личности.

— Остерегайся наемных убийц, — просигнализировал Эде в полумраке салона. При всем уединении, которое как будто обеспечивал чоч, Данло полагал, что вслух им лучше не разговаривать.

— Везде, где есть бронированный транспорт, — показал Эде. , — есть и убийцы.

Данло признал, что это правда. Впрочем, наемные убийцы существовали почти во всех человеческих обществах, особенно таких неблагополучных, как таннахиллское. Следуя в своем безопасном экипаже на встречу с Койвунеймином, Данло видел признаки этого неблагополучия повсюду. Во-первых — и в последних, здесь было слишком много народу. Люди сновали по улицам миллионами, как муравьи по своим подземным ходам. Улицы Орнис-Олоруна, темные, узкие, не знающие солнечного света, действительно напоминали ходы муравейника.

Тысячу лет назад они, возможно, были так же просторны и полны воздуха, как бульвары Ивиюнира. Но Архитекторы, не знающие ограничений в деторождении, нуждались в каждом кубическом дюйме своего огромного города. Все парки и площадки для игр постепенно уступили место новым пластмассовым многоэтажкам, и строительство продолжалось уже над самыми улицами.

Новые здания лепились в каких-нибудь пятнадцати футах над головами прохожих, заполняя свободное некогда пространство между разными уровнями города. Кое-где на Таннахилле, например, в Иви-Олоруне, улицы сделались так темны и извилисты, что видимость на них составляла не более четырехсот футов. Из-за этого пагубного строительства многие Архитекторы не знали, что значит смотреть вдаль. Вопреки своей религии, учившей, что предназначение человека — это выход в бесконечные просторы вселенной, в повседневной жизни они имели дело только с замкнутыми горизонтами. Это вызывало жестокий конфликт между чувством и разумом, между верой и тем, правду чего подтверждали глаза и сердца.

Но что такое, в сущности, правда? Данло думал об этом, сидя в своем чоче. Из всех магистралей Орнис-Олоруна эта полоса серого пластика между космодромом и Храмом, где заседал Койвунеймин, была самой широкой и самой прямой, но от скученности и она не спасала.

Большинство Архитекторов, которых видел Данло, переносили толкотню стойко. Одетые в чистые белые кимоно, бережно прижимая к животам свои образники, они ловко держались на плаву в человеческой реке, которая несла их, как кусочки протоплазмы. Они не извинялись, толкая других, но реальность жизни в аркологии поневоле вынуждала их пренебрегать элементарными нормами общения. В толпе, где столкновения случались с той же частотой, как у молекул нагретого газа в закрытом сосуде, говорить каждую минуту “извините” было столь же утомительно, как и бесполезно. Одни Архитекторы мирились с этой вынужденной грубостью, как с неизбежностью, но на лицах других читались обида, ожесточение и возмущение.

Однажды, когда Данло остановился перед выступающим фасадом ресторана, сердитый молодой человек плюнул в окошко и запустил в машину куском пластика. Кроме этого, он сделал в сторону Данло непристойный жест и выкрикнул ругательное слово, обозначающее запрещенный вид контакта с компьютером. Данло очень этому удивился. Возможно, молодой человек знает, что в этом чоче едет пилот Ордена и эмиссар нараинов? Возможно, все Архитекторы на улице об этом знают?

Многие мужчины, женщины и дети смотрели на бешеного юнца с опаской, как на пластиковую бомбу, но никто не пытался одернуть его или как-то ему помешать. Они просто стояли, глядя на чоч так, будто их глаза могли расплавить зеркальные окна. Они не видели Данло, но он чувствовал их взгляды на себе, и мятежный дух толпы проникал в него, затрагивая что-то глубоко внутри.

Эти люди постоянно страдали и терпели лишения. Настоящего голода на Таннахилле не было, но многие в толпе казались голодными и слишком худыми. И больными тоже. Такие болезни, вероятно, существовали только на Таннахилле: Данло никогда прежде не видел подобных признаков.

У маленького мальчика, который держался за подол материнского кимоно, незрячие глаза заросли каким-то пенистым грибком. Кожа у многих была синеватого оттенка, как будто в них гнездилась какая-то инфекция — возможно, разновидность плесени, покрывавшей фасады домов. Если эта поросль способна проесть армированный пластик, что же говорить о человеческой плоти, и без того уже изъеденной мечтами и отчаянием?

Их численность давит, думал Данло. Такой народ способен стать опасным врагом.

После долгой езды мимо бесконечных магазинов и изможденных лиц толпа, если это возможно, стала еще плотнее. Данло почувствовал, что приближается к Храму. Улица сомкнулась вокруг него, как темное ущелье, но в следующий момент чоч въехал в Новый Город и наконец-то вырвался на простор.

Здесь вроде бы стояли настоящие здания. Большие и белые, они не сливались в одну массу, словно подтаявшие от сильного нагрева. Они формировали ровные кварталы, разграниченные широкими зелеными бульварами. Данло поразился, увидев здесь деревья. Он не ожидал встретить такое чудо в этом мрачном городе, как не ожидал и яркого света, который струился на треугольные листья этих экзотических деревьев, называвшихся “муршин”.

Весь Новый Город покрывал купол, сделанный из клария или какого-то другого прозрачного пластика. Такие же купола Данло видел в городах Ярконы и других Цивилизованных Миров.

Сквозь купол виднелось сернистое небо Таннахилла, а далеко на востоке блестела стальная полоса океана. Несмотря на уродливые краски этого великолепного когда-то пейзажа, Данло был благодарен, что ему открылся хоть какой-то вид на естественную среду.

Вот оно — лучшее, что есть в этом скверном месте, подумал он. Вот где помещается душа Таннахилла.

Но даже и здесь, на нулевом уровне Нового Города, под прозрачным куполом, Данло видел следы разлада. Памятник Костосу Олоруну у входа в маленький парк какой-то хулиган или осквернитель святынь опалил лазером, выплавив у статуи глаза и обезобразив внушительный картофелеобразный нос. Вонь озона и горелого пластика до сих пор висела в воздухе.

Народу на улице по-прежнему было слишком много. Большей частью это были пилигримы в свеженьких кимоно, прибывшие из отдаленных зон Таннахилла или из других миров Известных Звезд. Но в толпе попадались и чтецы, и посвященные, и даже мрачнолицые старейшины Койвунеймина, идущие в Храм по делу.

Это прославленное здание было самым большим в Новом Городе. Оно занимало центр огромной площади в самом конце бесконечного бульвара, по которому Данло ехал сейчас. Даже на таком расстоянии Храм был виден хорошо. Он имел форму куба, и его стены, ограненные, как драгоценный камень, отражали свет. Архитекторы, вечно опасающиеся взрывных устройств, выстроили его из белого кевалина, пластика почти столь же редкого и прочного, как алмаз.

Другие здания в этом районе, за исключением дворца Верховного Архитектора, были менее грандиозны. Они группировались вокруг Храма на пять миль во всех направлениях, как мелкие небесные тела вокруг звезды. Здесь располагались дома посвященных Архитекторов, отели, общественные залы и различные церковные учреждения. Вокруг Храма, в окружении пурпурных деревьев бене и настоящих травяных лужаек, стояли резиденции старейшин, Дом Вечности, Мавзолей Эде и дворец главы церкви. Данло заметил верно: именно здесь помещалась душа Таннахилла и древней церкви, уничтожающей звезды.

Они мечтают о Старой Земле, подумал Данло, глядя на траву, фиалки и другие виды земной флоры. Все люди о ней мечтают.

Бульвар, по которому он ехал, выходил, как и одиннадцать других, на широкий проспект, переходящий в площадь вокруг Храма. Собор ограждала стена из белого кевалина, и двенадцать ворот в ней смотрели на четыре стороны света. Обычному чочу или пилигриму было не так-то легко проникнуть внутрь, но Данло, подъехавшего к одним из западных ворот, пропустили беспрепятственно, и ни один из роботов или остроглазых храмовых охранников ни о чем его не спросил. Он благополучно проследовал и через внешние ворота, и через внутреннее лазерное ограждение, поставленное, чтобы испепелить любого, кто вздумал бы прорваться к Храму силой или хитростью.

Чоч, миновав газон с купами деревьев бене, въехал на дорожку, ведущую прямо к ступеням Храма, и здесь наконец остановился. Двери наверху распахнулись, как белые крылья чайки. Когда черные сапоги Данло ступили на белую дорожку, его тут же окружила охрана — крепкие молодые люди, почти с него ростом, в просторных кимоно из белого кевалинового волокна. Прикрытый этой лазероустойчивой тканью и человеческими телами Данло начал восхождение по ступеням Храма. Один из охранников, одноглазый и с сильно обожженным лицом, представился как Николос Суливи и сказал:

— Добро пожаловать, Данло ви Соли Рингесс. Мы проводим вас в зал заседаний.

И вот Данло вступил в великий Таннахиллский Храм. Размеры преддверия его ошеломили. Здесь, как на Утрадесе и в храме на Земле Эде, стояли статуи Николоса Дару Эде и пластмассовые скамейки для отдыха и созерцания фресок со сценами жизни этого величайшего из людей. В промежутках размещались фонтаны, холодные световые шары и различные виды священных компьютеров. В число последних входили, разумеется, многочисленные анализаторы для проверки ДНК Достойных Архитекторов, желающих войти в Храм. Данло видел оредоло, изображающие исход Старой Церкви в Экстр, голографические стенды, молитвенные кольца, мнемонические кабины и священные реликвии первого Алюмитского храма в огромных клариевых витринах.

Данло, хорошо чувствующий пространство, был почти уверен, что в этом преддверии мог бы поместиться целиком самый большой из утрадесских храмов. Атмосфера святости вызывала у него растерянность, а сам воздух душил его, как пластиковое одеяло, и затруднял зрение. Ему вспомнился собор, который его друг Бардо приобрел в Невернесе. Стоять на настоящих гранитных плитах — совсем не то что быть закупоренным в пластмассовой коробке. Здесь отсутствовало всякое чувство органики, и даже голоса отражались от стен как-то не так.

Данло снова одолело ощущение, будто он находится внутри чудовищно огромного компьютера. Мерцающие огни, информационные устройства, запрограммированное почтение на лицах Архитекторов — всё казалось ему искусственным и нереальным.