- Дай трубку. Вавакин! А санкцию на посещение сортира тебе не нужно? Нет? Ну и молодец.
      Действуй, действуй!
      Семенцов хотел спать. Но дорога домой и к приятельнице была заказана. Подполковник Панков предупредил: сделаешь дело - линяй подальше. Через несколько дней все утрясется. А куда линять?
      И Семенцов решил, что безопаснее всего укрыться на службе. Последние сутки этот поджарый белобрысый крепыш без особых примет провел в крайнем напряжении. Вместо того, чтобы отдыхать после очередной смены, пришлось следить за генералом Ткачевым. А с утра он мотался на склад в Мытищи.
      Сначала хотел взять с собой "АКСУ", снаряженный разрывными, но остановился на гранатомете.
      Подходящего случая применить его Семенцов так за целый день и не нашел - генерал болтался по самому центру Москвы. Тогда Семенцов отправился поближе к Поваровке, где Ткачев остановился на даче у родственника. Долго караулил на Ленинградском шоссе машину генерала. Наверное, пьет с кемнибудь либо выпрашивает очередные фрикадельки в Министерстве обороны, решил Семенцов. Глаза у него слипались, пришлось принять две таблетки транквилизатора, который давал на некоторое время всплеск физической активности, а потом - вялый "отходняк", вызывающий тошноту и головную боль.
      Уже в сумерках генеральская "Волга" свернула с шоссе в Поваровку. Семенцов не смог разглядеть Ткачева в салоне машины и поехал следом. Успокоился лишь тогда, когда увидел генерала у машины во дворе двухэтажной дачи. Семенцов проехал мимо, постоял в тени, а потом вернулся. Затормозил почти перед воротами дачи, выбрался из "Вольво" и огляделся. Улица была пуста, лишь вдалеке, под фонарем над озером, мельтешили крохотные фигуры, еле слышно бренчала гитара. Отдыхал народ. На верхнем этаже дачи горел свет, по белой занавеске двигалась характерная плотная тень. Семенцов еще раз огляделся. Именно в этот момент его начала фотографировать Людмила Малеванная.
      Он достал из багажника трубу гранатомета, поймал в прицельную рамку светящееся окно с тенью человека и нажал спуск. Хвостатая комета прошила сумерки. Дача вздрогнула, из окон второго этажа выплеснулось грязно-желтое пламя. Удар горячего воздуха вздыбил волосы на голове Семенцова. Он бросил гранатомет на заднее сиденье, пригладил волосы и неспешно поехал в сторону Ленинградского шоссе. На переезде через крохотную, заросшую травой речку Радомлю приостановился и забросил гранатомет в черную, тускло отсвечивающую воду.
      Найдут, если захотят... Но к тому времени это потеряет всякое значение.
      "Вольво" он оставил во дворе на Фестивальной, пересел в собственные "Жигули" девятой модели и покатил на службу, чувствуя, как накатывает "отходняк", от которого во рту появился кислый медный привкус.
      - Рановато! - удивился командир второй роты, сменщик Грибанов. - До развода можно в Питер сгонять. Или бабу найти.
      - Из-за бабы и приехал, - объяснил Семенцов. - Начала права качать. Ну, послал подальше да уехал.
      Грибанов заржал. Такие объяснения он понимал. Сменщик хлопнул Семенцова по плечу:
      - Иди вниз. Скажи ребятам, чтобы не шумели.
      В шесть подниму. Лады?
      - Лады, - зевнул Семенцов.
      А про себя подумал: с какими же скотами приходится работать! Но ничего, скоро все закончится.
      В том числе и его ссылка в этот дурдом, в департамент охраны Верховного Совета. Охраны... Кому нужно охранять этих горлопанов и рвачей? Если честно, то их место не здесь, в БД, а чуть дальше, на стадионе. Только сначала надо колючку на трибунах пробросить. Чтобы народные избранники не сбежали от суда народа.
      Одно из караульных помещений располагалось во флигеле, во дворе Верховного Совета. Низкий по сравнению с небоскребом БД красноватый коробок флигеля стоял чуть на отшибе, нависая над Глубоким переулком. Семенцов ненавидел своих нынешних сотоварищей, набранных с бору по сосенке. Тут служили бывшие сотрудники КГБ, милиции, уволенные из армии офицеры. В свободное время многие "ковали бабки". Особенно прибыльным бизнесом оказалось получение разрешений на личное оружие. Чеченская гвардия председателя ВС располагалась внутри БД, в одном из помещений цокольного этажа. Москвичи с "гвардейцами" почти не общались.
      Семенцов показал дневальному пропуск и, чувствуя, как наливаются тяжестью веки, спустился по лестнице в душноватую полутьму каптерки. Здесь шел пир горой - за столом с бутылками и закусью трое полуголых парней играли в засаленные карты, азартно шлепали ими по грязной газете. Семенцов почувствовал, как накатывает тошнота. То ли от вида пира, то ли от "отходняка" после транквилизатора. А может, тошноту вызывала спертая атмосфера. Работающему вентилятору успешно сопротивлялся теплый дух казармы - букет из запахов кожзаменителя, оружейной смазки и пота.
      - Все вон! - вяло сказал Семенцов.
      Игроки заворчали, но собрали со стола снедь и потянулись к выходу. Семенцов достал из металлического шкафчика в углу кипу обмундирования, пахнущего хлоркой, соорудил на столе постель и сбросил башмаки. Заснул, несмотря на усталость, не сразу. И спал, судя по всему, недолго.
      Его грубо потрясли за плечо. Он с трудом разлепил глаза и увидел нависающее круглое лицо. Рядом маячила еще одна физиономия - ничем не примечательная.
      - Вставай, Семенцов, вставай!
      - А что, уже пора? - потер он виски и с трудом сел.
      - Пора.
      В тот же миг на его руках защелкнулись наручники. И от колючего холода на запястьях он окончательно пришел в себя.
      - С утра не похмелялись, мужики? - поднял руки Семенцов. - Или дыню давно не получали?
      - Заткнись! - сказал круглолицый и потянул за наручники. - Вперед!
      Семенцов пошарил под столом ногами в поисках башмаков. Круглолицый набросил на скованные руки Семенцова его форменную куртку. Чтобы наручники, значит, не отсвечивали.
      Наверху, рядом с дневальным, переминался с ноги на ногу сменщик Грибанов, корявая рожа.
      Увидев Семенцова, он отвел взгляд. А дневальный даже не посмотрел вслед, словно на его глазах командиров каждый день выводили в наручниках.
      - Я еще вернусь, Грибанов, - сказал Семенцов и сплюнул.
      Он не верил в реальность происходящего. Никто не смел вот так безнаказанно входить в караульное помещение Верховного Совета и нагло арестовывать офицера охраны. Но ведь посмели же!
      Значит... Семенцов лишь передернул плечами от накатившего озноба. За что тут же получил чувствительный тычок между лопатками.
      - Не дергайся! А то - при попытке к бегству...
      Конвоиры быстро протащили его по лужайке между караулкой и оградой и вытолкнули в Глубокий переулок. Неподалеку тихо урчала машина, помигивая подфарниками. В темноте Семенцов не смог определить ее марку. Конвоиры успели распахнуть заднюю дверцу, и тут из кустов живой изгороди метнулись тени. Раздались глухие удары. Подошла еще одна машина. Семенцова забросили в нее. Через мгновение машина вылетела на Краснопресненскую набережную.
      - Хоть бы кто-нибудь, - вздохнул Семенцов, - хоть бы кто-нибудь сказал... Что тут, черт возьми, происходит?
      Ему никто не ответил. Вскоре машина свернула на Садовое кольцо, непривычно пустынное в этот глухой час. Водитель достал коробку радиотелефона.
      - Товарищ подполковник? Нашли пропажу.
      Везем к Небабе. Подождать вас? Есть подождать...
      Семенцов подумал, что где-то уже слышал эту странную фамилию - Небаба. От кого-то из своих?
      Нелепая и нестрашная фамилия почему-то ассоциировалась с опасностью. Семенцов вспомнил человека, пославшего его по следу генерала Ткачева.
      Вспомнил и тут же постарался забыть. Он чувствовал, что впереди долгие и, может быть, весьма болезненные разговоры о Поваровке.
      Машина свернула на Цветной бульвар и вскоре запетляла по мрачным темным дворам. Семенцов пригляделся. Он слышал, что именно здесь, в путанице узких переулков Самотеки, располагается Управление, о котором даже лихой подполковник Панков, начальник Семенцова, вспоминал неохотно и с явной опаской.
      В подвале с толстыми стенами, за простым канцелярским столом сидел кругленький лысый человек с нержавеющей улыбкой. При виде Семенцова он привстал и чуть поклонился:
      - Старший дознаватель майор Небаба... А вы, значит, и есть тот самый Семенцов?
      - В каком смысле - тот самый?
      - Тот самый, который стрелял из гранатомета по генеральской даче... Существует такое подозрение, уж простите великодушно.
      - Это еще надо доказать, - поморщился Семенцов от накатившей головной боли.
      - Зачем? - поднял реденькие бровки Небаба и повозился, удобнее устраиваясь на стуле с подлокотниками. - Зачем доказывать, золотой вы мой?
      Мы же не в суде, позвольте напомнить.
      - Не в суде. Тем не менее прошу предъявить не подозрения, а более убедительные доказательства моей вины.
      Они помолчали. Семенцов искоса разглядывал странное кресло в углу похожее на зубоврачебное, но с каким-то экраном в подголовнике.
      - Юноша, - вздохнул наконец Небаба, - вы же работали в Комитете государственной нашей безопасности, царствие ему небесное. И ей - тоже... Не верю, что ничего не слышали о конторе, которую я тут имею честь и удовольствие представлять. Скажу по-дружески: мы на фу-фу не берем, жарим только на сливочном масле. Если вы, дорогой коллега и, можно сказать, боевой товарищ, сидите в моем гостеприимном кабинете, то можете не сомневаться: за дело сидите. Улавливаете мою мысль?
      - В общих чертах.
      - Чуть попозже мы все детализируем. Сейчас еще подъедут товарищи, присоединятся к разговору. Пока не поздно, я бы настоятельнейшим образом рекомендовал вам, опять же по-дружески, а не корысти ради, перестать валять дурака. В этом случае вы имеете некоторые шансы выйти отсюда живым и с целыми зубами. Ну, посмотрите на мои зубы, посмотрите! Неужели вам хочется поиметь такую же непривлекательную пасть?
      - Не хочется, - поежился Семенцов. - Но условие остается в силе. Вы доказываете мою вину - я начинаю разговаривать.
      - Зер гут, - кивнул Небаба. - Тогда, с вашего разрешения, подождем остальных.
      Он придвинул к себе керамический стакан с карандашами и начал любовно затачивать их крохотным ножичком. На шестом или седьмом карандаше Семенцов сбился со счета - открылась дверь, и Небаба живо приподнялся за столом. Семенцов покосился: в подвал вошли двое - высокий молодой мужчина в джинсах и тенниске и прихрамывающий пожилой джентльмен. Именно джентльмен - в жемчужного цвета костюме, в вишневых стодолларовых туфлях, в рубашке красно-винного цвета и сером крапчатом галстуке. Короткая стрижка бобриком и седая щетка усов придавали джентльмену вид преуспевающего мафиози из телесериала. За ними в подвал вошел человек с лапищами, похожими на говяжьи ноги. Он нес два стула.
      - Свободен, Потапов, - сказал ему Небаба.
      Савостьянов с Толмачевым уселись у стены,
      слева от Семенцова, так что он видел их боковым зрением. Небаба разложил на столе несколько фотографий.
      - Ну, как наш гость, Иван Павлович? - спросил Савостьянов, закуривая черную сигарету. - Колется или кобенится?
      - Кобенится, Юрий Петрович, - скорбно сложил губы Небаба. - Условия выставляет. Хочет, видите ли, чтобы мы сперва доказали его вину.
      - Может, это справедливо? - спросил генерал. - Докажи, Иван Павлович, поработай, а мы послушаем.
      - Подойдите сюда, Валерий Сергеевич, - сказал Небаба, приподнимая одну из фотографий. - Не станете возражать против утверждения, что на фото ваша задумчивая физиономия?
      - Вроде моя, - пригляделся Семенцов.
      - Как вы полагаете, где мы взяли это мгновенное фото?
      - Вероятно, в архиве, - пожал плечами Семенцов.
      Небаба обвел мягким карандашом участок на снимке.
      - Это фрагмент вашей рубашки. Отчетливо виднеется пятно камуфляжа в виде птички. Уголок воротника характерно загнут. А теперь посмотрите на свою рубашку. Очки не нужны? Вот пятнышко в виде птички, вот Замятина на воротнике. Фото не из архива, его сделали пять часов назад.
      - Это моя любимая рубашка, - усмехнулся Семенцов. - А потом я холостяк. Стирать некому, вот и ношу, не снимая.
      - Браво, браво! - сказал генерал.
      - Это лишь часть кадра, - терпеливо сказал Небаба. - А вот снимок, если можно так выразиться, а натюрель...
      Теперь Семенцов увидел себя стоящим рядом с "Вольво". Хорошо просматривалась труба гранатомета, которую он держал в руках.
      - Номер машины на снимке реконструирован компьютером. Сама машина найдена на Фестивальной улице. В салоне скатаны ваши пальчики. Отпечатки сверены по картотеке КГБ. Какие еще нужны доказательства вашего недавнего сольного выступления в Поваровке?
      - Пожалуй, никаких, - согласился Семенцов. - Хорошая работа... Мы не знали, что дача в Поваровке под колпаком.
      - Кто - мы? - резко спросил Савостьянов.
      - Мы... Люди, которым поставили задачу остановить Ткачева.
      - Совсем интересно, - сказал генерал. - Не поверите, Валерий Сергеевич, но и мы занимались тем же - останавливали генерала Ткачева. Только не такими радикальными средствами. И дело почти довели до конца. А тут появляется Семенцов - в роли ангела смерти Азраила! Если называть вещи своими именами, то ты, Валерий Сергеевич, ты, сынок, лично ты обосрал мне большую операцию.
      Как полагаешь, Семенцов, имею я теперь право узнать, кто тебя послал пустить кровя Ткачеву? Ты же обещал заговорить, если докажем твою причастность к этому вонючему делу!
      - А я и говорю... В Поваровку поехал по собственной инициативе, не дождавшись Ткачева на трассе.
      - Хорошо, а на трассу кто послал? - заревел Савостьянов.
      - Мой непосредственный начальник.
      - Неправда ваша, - кротко сказал Небаба. - Руководитель департамента охраны Верховного Совета - осторожный человек и такими неэквивалентными делами заниматься не станет.
      - Мой непосредственный начальник работает в Министерстве безопасности Российской Федерации. А департамент... Для многих - это хорошее прикрытие. В том числе и для меня.
      - Выходит, основное место вашей службы - Министерство безопасности? уточнил Толмачев.
      - Именно так.
      - Тогда просветите, Валерий Сергеевич, - попросил Небаба, - с какой целью эта уважаемая организация запланировала сделать карачун генералу Ткачеву?
      - Вы спрашиваете о цели, - пожал плечами Семенцов. - Я же выступал в качестве средства.
      Согласитесь, это не одно и то же. Что касается цели, на этот вопрос может ответить лишь мой непосредственный начальник. Если захочет, естественно. Но могу допустить, что и он не знает.
      - Давай у него спросим, - предложил Савостьянов.
      - Без меня, - поднял руки Семенцов. - Я брал определенные обязательства, поступая на службу в Комитет государственной безопасности. Не важно, как он теперь называется... За службу получаю зарплату, звания и выслугу к пенсии. В интересующем вас случае действовал по приказу, который обязан был выполнить, не обсуждая. Поэтому и фамилию начальника, и его действия обсуждать тоже не собираюсь.
      - Но вы же понимаете, миленький, - вздохнул Небаба, - у нас есть средства развязать вам язык.
      И он кивнул на странное кресло в углу.
      - Понимаю, - согласился Семенцов. - В любой работе существуют неприятные издержки.
      - Ага, - сказал Савостьянов. - Вроде кубика пентотала... А еще лучше сапогом по яйцам.
      - Информация, полученная под пыткой, мало стоит, - сказал Семенцов. Хотя в этом случае человек не нарушает долг.
      Он улыбнулся. Обескураженный Небаба, почесывая лысину карандашом, посмотрел на генерала.
      Тот встал.
      - Ладно. Давай зайдем с другого бока. Чем докажешь, что служишь в Министерстве безопасности?
      - Удостоверение спрятано в дверце "Жигулей".
      Машина на стоянке перед БД. Назвать номер?
      - Не надо. Верю на слово. Теперь вдумайся...
      Фамилия начальника твоего, честно говоря, меня не интересует. Ее можно узнать по телефону. Не хочу говорить о деталях теракта. Вообще - о твоем участии в нем.
      - Так для чего же я тут сижу? - засмеялся Семенцов.
      - Для дружеской беседы... О цели устранения генерала Ткачева ты не знаешь. Допускаю. Но ведь разговоры об этом ходили! Не в безвоздушном пространстве живем. Какая-то картина у тебя сложилась? Расскажи о собственных ощущениях, о своем отношении ко всему. Твои мысли - твой товар. Ну, смелее!
      Семенцов некоторое время размышлял.
      - Уговорили. Действительно, кое-что я слышал. И кое о чем догадывался. Полагаю, что генерал Ткачев имел отношение к перевороту. Поскольку МБ располагает информацией о готовящемся мятеже, то некоторые контрмеры, безусловно, были приняты. Думаю, моя акция - в ряду этих мер.
      - Логично, - кивнул Савостьянов. - Ты выполнил приказ... Кто и почему тебя арестовал? Милиция? Вряд ли... Какие еще соображения?
      - Скорей всего люди генерала Шляпникова, заместителя министра безопасности. Зачем - не знаю.
      - Может, Шляпников сам участвует в заговоре?
      - Допускаю, - сухо сказал Семенцов. - Он из МВД переведен... Атам наш комитет никогда не жаловали.
      - Ну, спасибо за откровенность, Семенцов.
      У кого еще есть вопросы?
      - У меня, - сказал Толмачев. - Вас подстраховывали в Поваровке, Семенцов?
      - Нет. Я работаю самостоятельно.
      - Вы убеждены, что контрмеры ограничатся только устранением генерала Ткачева?
      - Спросите об этом у руководства.
      Повисло молчание. Потом генерал спросил:
      - Что будем делать с этим праведником?
      - Предлагаю отпустить, - сказал Толмачев.
      - Не всех еще взорвал? - вздохнул Небаба.
      - А что! - прищурился Савостьянов. - Это мысль...
      Он похлопал Семенцова по плечу.
      - Куда отвезти, сынок?
      - К любой станции метро.
      - Постарайся больше не попадаться. А еще лучше - переходи к нам. Профессионалу могу обещать интересную работу.
      - Любезность за любезность... Вполне возможно, вам всем скоро придется трудоустраиваться.
      Приходите - замолвлю словечко.
      Небаба молча нажал звонок. Вскоре те же оперативники, что отбили Семенцова у людей генерала Шляпникова, везли его по предутренней Москве.
      Светало. Еще в подвале ему завязали глаза. Косынку сдернули лишь на Садовом кольце. Семенцов помассировал веки и спросил:
      - Что ж раньше глаза не завязывали?
      - Думали, они тебе больше не понадобятся, - откровенно сказал водитель. - На, закури!
      - Спасибо. Лучше дай анальгина. Голова разламывается.
      Водитель порылся в бардачке, достал фляжку из нержавейки.
      - Сойдет вместо анальгина?
      Семенцов принюхался к коньяку.
      - Сойдет!
      И сделал несколько мощных глотков. У станции "Маяковская" его выпустили. До начала работы метро оставалось полчаса.
      Савостьянов закурил египетскую сигарету, постучал ею по диктофону и сказал Небабе:
      - Сделай распечатку, Иван Павлович. Только побыстрее. С утра пойду к начальству.
      - Сделаю, Юрий Петрович. Кофейку не желаете?
      - Желаю. У тебя в загашнике всегда хороший кофе.
      Небаба достал огромный китайский термос, поставил перед гостями чашки. Толмачев выпил кофе с удовольствием. Тяжесть в голове чуть уменьшилась.
      - Ну, Иван Павлович, доволен разговором? - спросил Савостьянов, блаженствуя с чашкой.
      - Нет, - вздохнул Небаба. - Какая же это беседа... Если мне будет позволено высказать свое мнение, товарищ генерал-майор, я не уловил, какой вообще был смысл спрашивать этого мальчика о его ощущениях и прочих эмоциях? Из эмоций протокола не сошьешь.
      - Ах, Иван Павлович, - потянулся генерал. - Консерватор ты, брат! Этот мальчик сказал больше, чем ты смог бы из него вытянуть. Хоть ты и мастер!
      Подумай: он фактически признал, что МБ проводит в Москве серию терактов. И это запротоколировано! Под такое признание можно много чего подверстать. Мы узнали также, что в МБ неоднозначно воспринимают жесткую линию по отношению к мятежникам.
      - И еще мы узнали, - пробормотал Толмачев, - что кто-то надеется под прикрытием подавления мятежа потеснить нас. Недаром же он проговорился... о трудоустройстве! Значит, ветер носит мечты и вожделения.
      - Ничего, - похлопал его по руке Савостьянов. - Мечтать не вредно. Их много было на нашем веку, мечтателей-то. И где они все?
      На Рождественский бульвар вернулись при полном солнце. Вскоре доставили аккуратную распечатку беседы с Семенцовым. Генерал прочитал ее и сложил в черную папку.
      Тут раздался телефонный звонок. Савостьянов послушал и закрыл трубку ладонью.
      - Быстро на запись!
      Толмачев снял отводную трубку, отрегулировал записывающее устройство. Щелкнуло.
      - Я тебя слушаю, Лозгачев, - сказал Савостьянов. - Ты почему не спишь? Совещаловку ведешь?
      - Уже провел. Уже навешал тем, кто упустил взрывника. Скажи своим головорезам, Юрий Петрович, чтобы вели себя повежливее. Мы же не на фронте, честное слово!
      - Присылай своих ребят к нам на стажировку! - хохотнул Савостьянов. - А про какого взрывника речь?
      - Да ладно тебе, Юрий Петрович... - с обидой сказал Лозгачев. - По его душу и звоню. Помоги, будь так любезен!
      - Ага, "помоги"... А почему я тебе должен помогать? Ты за мной хвосты пускаешь, а я тебе - помогай?
      - Ну, когда это было... И то сказать, для порядка хвост пустил.
      - Еще скажи: для моей безопасности! Ладно.
      Зачем тебе нужен взрывник?
      - Не мне, Юрий Петрович. Начальству.
      - Которому? Шляпникову, что ли?
      - Ему.
      - В интересное время живем, Лозгачев. Один посылает человека на задание, другой готов ему за это задницу разорвать. Ну и раздрай у вас в конторе, полный раскардаш!
      - И неудивительно... Нас же недавно организовали. Есть бардачок, конечно. Но это болезни роста.
      - Бывают такие болезни, Лозгачев, которые до старости не проходят, до самого сдоху. Болезнь Дауна, например. Она же олигофрения. А без мозгов нельзя работать.
      - Без тебя знаю, не топчись на мозолях, Юрий Петрович... Отдай парня!
      - Отдам. В обмен на информацию. Кто его посылал?
      - Панков, - вздохнул Лозгачев. - Ты его, наверное, не помнишь. Он в Девятом управлении работал.
      - Помню, - сказал Савостьянов. - Худой такой, жуковатый. Значит, переквалифицировался Панков. Сначала обеспечивал безопасность головке государства, а теперь теракты затевает. Откровенно скажу, Лозгачев: переквалификация даром не проходит. Человек в таком случае, знаешь ли...
      - Не тяни, Юрий Петрович! Мне в девять на доклад к директору. Хотелось бы до того времени поговорить с пареньком. Шляпников однозначно запретил акцию, а Панков...
      - Не думаю, что Панков принимал решение сам.
      - Я тебе и так много наговорил, Юрий Петрович.
      - Спасибочки. Теперь моя очередь говорить.
      Вот, говорю: отпустил я парня.
      - Ни хрена себе информация! Без ножа режешь, Юрий Петрович!
      - Отпустил, - повторил Савостьянов с некоторым злорадством. - А что?.. Парень - просто молодец. Своих не сдал, держался - дай Бог нам всем в его положении. Так что ищи, Лозгачев, коли он тебе нужен. Будь здоров.
      Савостьянов бросил трубку и сказал Толмачеву:
      - Поезжай домой - отоспись. К двум часам жди машину. Поедем в один дурдом. Туда должны доставить Адамяна.
      - А разве Седлецкий привезет его не к нам?
      - Здесь не гостиница. Пусть гниет в дурдоме!
      Он вошел в квартиру и почувствовал вкусные запахи. На кухне звякала посуда и бормотал телевизор. Полина посмотрела на Толмачева и засмеялась:
      - Интересная у тебя работа! Ночная, романтическая... Ты где на самом деле работаешь? В банде или в милиции?
      - В милиции, в милиции, - пробормотал Толмачев, стаскивая пропотевшую тенниску. - Если кто-то кое-где у нас порой, как говорится...
      - Я так и думала, - сказала Полина с явным облегчением. - Завтракать будешь?
      - Потом, - сказал он и побрел в комнату, к постели.
      31
      "Начало военных действий может привести к крупномасштабной кавказской войне, где на стороне Северной Осетии будут воевать российские войска и казаки, а на стороне Ингушетии - Чечня, Дагестан, Кабардино-Балкария и т. д. Впрочем, может быть, такая война кому-то нужна? Дудаеву, например, или московским радикалам..."
      С. Э. Ш. "Табло".
      "День",
      1993, 8-14 августа, №31.
      Вася довез их до гаража Управления, где Седлецкий загрузил багажник своей застоявшейся "Волги" помидорами. Потом они с Мирзоевым поехали на склад группы внедрения, сдали военную форму и гражданскую одежду. Переоделись в свое, в костюмы и башмаки, которые оставляли на складе в конце апреля.
      Учитывая, что температура в Москве теперь приближалась в поддень к двадцатипятиградусной отметке, в машине было жарковато. И весьма. Даже при опущенных стеклах. Вскоре выяснилось, что на московских улицах лучше потеть в закупоренной машине... На Садовом кольце рядом оказался "КамАЗ",.очень похожий на тот, в котором они еще совсем недавно путешествовали. Перед зеленым сигналом светофора "КамАЗ" рванул с места и выпустил в салон "Волги" облако выхлопа - сгоревшей солярки. Всю остальную дорогу до Остоженки Седлецкий с Мирзоевым кашляли и отплевывались, проклиная хулигана из "КамАЗа".
      Дома у Седлецкого оказалась теща, спаниельша Мальвина и кошка Венерка. Остальная женская часть семьи блаженствовала в Понизовке, в бывшем русском Крыму, отданном хлебосольным Никитой Хрущевым не менее хлебосольной Украине.
      Теща на радостях всплакнула на груди единственного зятя, а потом вытерла слезы, пригляделась и всплеснула руками:
      - Господи, где ж вы так изгваздались, путешественники? У вас там, на Кавказе, воды нету, что ли?
      - В поезде не было воды, - соврал, не моргнув глазом, Седлецкий.
      Помылись, побрились, сели за стол и славно угостились, чем Бог послал, лишь на огромное блюдо с помидорным салатом, к огорчению хозяйки, даже не посмотрели. Приелись, стало быть, помидорки... И бутылку старого коньяка, которую теща торжественно, как хрупкий букет, водрузила на стол, не тронули.
      - Нам еще работать сегодня, - объяснил Седлецкий. - Отчет поедем писать о проделанной работе.
      - Девчата вчера звонили из Крыма, - сказала теща. - Купаются, загорают, всем довольны. Фрукты, правда, дорогие. Как у нас тут... Обратные билеты купили.
      - Замечательно! - с воодушевлением сказал Седлецкий. - Про меня не спрашивали?
      - А чего спрашивать... - вздохнула теща и покосилась на Мирзоева, чужого человека. - Жив, здоров, дома. И хорошо, и ладно.
      Во втором часу начали собираться. Седлецкий дал Мирзоеву свою рубашку голубую в полоску.
      Рукава оказались длинноваты, и Мирзоев их закатал.
      Психоневрологическая лечебница № 16/11 располагалась в парковом массиве, неподалеку от того места, где Варшавское шоссе пересекает кольцевую автостраду. Территорию лечебницы окружала высоченная кованая ограда, по верху которой была проброшена сигнальная проводка. С внешней стороны вплотную к ограде когда-то высадили кусты боярышника. Со временем они превратились в почти непролазный вал из прочных разлапистых ветвей с толстыми колючками.
      За старой оградой был сад из старых яблонь и слив, шпалеры сирени. По весне здесь буйно цвели деревья, и участь несчастных обитателей психлечебницы казалась не такой безнадежной. В самом центре вертограда располагался белый двухэтажный особняк в виде буквы П. В сороковые и пятидесятые годы здесь находился санаторий для офицеров НКВД. Теперь в крыльях здания размещались палаты для нервнобольных, а в двух фронтальных этажах - кабинеты врачей и процедурные.
      Главврачом здесь служил полковник Акулышш, прикомандированный к Управлению еще при Андропове. Это был крепкий кряжистый старик с непроницаемым серым лицом, чуть тронутым на висках пигментными пятнами. Отдаленно он походил на маршала Жукова.
      Из окна своего кабинета на втором этаже Акульшин увидел, как у проходной затормозили две "Волги". Охранник, предупрежденный главврачом, открыл калитку в высоких воротах, и внушительная группа гостей показалась на широкой, посыпанной керамзитом дорожке, которая вела к центральному входу. Акулыпин нажал кнопку селектора и сказал:
      - Новенького, поступившего сегодня, проводите в кабинет физиотерапии. Спецперсонал не нужен.
      Он уже высмотрел в приближающейся группе лысого толстячка-дознавателя, его бессменного подручного, похожего на ожившую трансформаторную будку, и врача из службы безопасности. Они изредка приезжали в лечебницу побеседовать с некоторыми пациентами. Спецттерсонал им не требовался никогда. Сами управлялись.
      Психоневрологическая лечебница считалась местом удобным и надежным. Здесь люди, которых судить было невыгодно, а убивать рано, хранились, как консервы в холодильнике. В основном это были клиенты Управления. А в недавние времена Акульшин не отказывал в дружеских услугах и своей прежней конторе - принимал постояльцев от КГБ.
      Ласковый телок двух маток сосет, хотя меньше всего полковник походил на телка.
      Савостьянов со своим воинством переступил порог, и кабинет главврача стал тесен. Давненько у меня не было так оживленно, подумал полковник, здороваясь с гостями.
      - Чайку прикажете, Юрий Петрович? С баранками, а?
      - Спасибо, Михаил Александрович. Лучше потом, не в спешке. Нам бы сначала потолковать с больным Адамяном. Каку него со здоровьицем?
      - Нормально. Беседовать будете по обычной схеме? Тогда спускайтесь. Его уже привели. Кстати, мне тут достали... совершенно новый препарат. Никаких побочных эффектов и следов в организме, но релаксация после него полнейшая. Попробуем?
      - Вам, ученым, все бы экспериментировать, - засмеялся Савостьянов. - Я не против. Лишь бы наша свинка пела.
      - Запоет, - заверил Акульшин. - Как в опере.
      Кабинет физиотерапии ничем не отличался от прочих лечебных кабинетов. Были тут контрастные ванны, душ Шарко, кресло-центрифуга, установки электрофореза и дарсонвализации, рама для растягивания, именуемая в просторечии "дыбой", и прочие прелести активной терапии. Бежевая кафельная плитка по стенам и на полу придавала кабинету нарядный вид. Портили впечатление закрашенные белой краской окна, забранные толстой решеткой.
      Впрочем, большинство пациентов полковника Акульшина не обращали внимания на цветовую гамму помещения.