Грязные игры

      - В теории -да.
      - Хорошо, ют тебе практика. По большому счету, мне наплевать, что говорит в течение года премьер-министр о президенте своему пресс-секретарю. Я не собираюсь их шантажировать, использовать записанную неосторожную болтовню. Но когда я захочу узнать приватное мнение премьера о конкретных действиях президента - мне его сообщат. А когда понадобится внушить премьеру мое мнение - его передадут. Ну, для чего устанавливать подслушку в премьерском кабинете или в спальне?
      Да еще операторов сажать на дежурство, пленку изводить... Так и с этими шредерами. Конечно, пожар -лучшее средство от клопов, но какие у нас копятся бумаги для массового уничтожения? Ты их много видел? А сам сколько сочинил? Приехал из командировки, доложил о результатах - и свободен. Я тоже на словах докладываю начальнику. Детали ему не нужны. А потребуются точные цифры или фамилии - спрошу у тебя. То есть каждый должен владеть информацией в том объеме, который необходим для нормальной работы. Не более. Мне не интересно, как Грищенко давит своих жуликов.
      А ему не интересно, каким образом я прикрываю его священную войну. Ничего лишнего! Ни машинок, ни бумаг, ни людей!
      - Насчет людей... В этом я убедился на собственной шкуре. Фигаро здесь, Фигаро там.
      - А что ты хотел? Да, тебе приходится выполнять разнообразную работу. Весьма разнообразную.
      Ну, давай наймем тридцать тысяч курьеров. Однако тогда понадобится старший курьер - распределять задания. Ему понадобятся заместители - по отраслям. И контролеры - проверять, как выполняются задания. И через месяц я буду записываться на прием к старшему курьеру. А он начнет брать взятки, чтобы принять меня вне очереди. Это, брат, трагедия госаппаратов, мечтающих владеть всей информацией и полностью контролировать ее прохождение по вертикали. Бумажки как раз и создаются для контроля. Но чем больше бумаг - тем больше вероятность протечки. А спецслужба тем сильнее, чем меньше о ней знает обыватель. Я тебя убедил?
      - Вполне, Юрий Петрович.
      - Ага. Убедил и утомил. Резюмирую. Пусть лучше в наших кабинетах пыль собирают компьютеры, а не шредеры. От компьютеров хоть польза. Иногда.
      Теперь рассказывай о встрече с нашим публицистом. Правда, оригинал?
      - Не то слово.
      И Толмачев коротко рассказал о предложениях Хоботова.
      - Нормальный ход с газетами и телевидением, - одобрил Савостьянов. Держи руку на пульсе. Теперь скажи: что слышал о Мостовом?
      - О вице-премьере? Молодой, честолюбивый...
      Баллотировался в Верховный Совет по какому-то забайкальскому округу. Курирует вопросы села.
      - Курирует вопросы... Чиновником становишься, Николай Андреевич! Ладно. И это все, что ты знаешь о Мостовом? Не много же... Иди в группу персоналий, пусть копают, как в метро. Надо иметь полное представление об этом скромном любителе села. Его люди, как выясняется, вертятся в Поваровке. Что забыл Мостовой возле дачи Антюфеева? После обеда приедет Акопов. Я отзываю его для нового задания. Познакомишься. Он хороший парень.
      - Мы знакомы, - усмехнулся Толмачев. - Заочно. По телефону.
      25
      "На Дону в целом ситуация с преступностью стабильнее, чем во многих российских регионах. Но обстоятельства требуют активизации усилий по пресечению деятельности прежде всего именно организованных преступных формирований, которые, благодаря связям с правоохранительными органами и властными структурами, представляют особую опасность...
      Увы, органы безопасности пока не добились существенного изменения криминогенной обстановки. Это связано с политизацией части уголовной преступности, проникновением уголовных элементов в некоторые общественные движения".
      Ю. Кузнецов,
      начальник управления МБ РФ
      по Ростовской области
      в интервью В. Бондаренко
      "Шесть терактов с начала года".
      "24",
      1993, 23 марта.
      Седдецкий проснулся оттого, что в кустах неподалеку завозились и закричали птицы. Почти рассвело, с Егорлыка наползали серые клочья тумана, подсвеченные полоской зари.
      От неудобной позы, в которой он спал, болела шея. Седлецкий с тихим стоном выпрямился на сиденье и посмотрел на Мирзоева, который беззвучно, едва заметно дышал рядом с закрытыми глазами, сведя к переносице черные брови. Наверное, снилась ему разнообразная гадость. Лишь водитель Вася, удобно устроившись в "спалке" за спинками сидений, весело выдувал носом незатейливую птичью трель.
      В кабине было холодно, сыро, воняло соляркой, табаком и потом. Седдецкий посмотрел на свои "Командирские" и выругался сквозь зубы - в это время они должны были подъезжать к Армавиру.
      - Подъем! - крикнул он.
      - О черт! - грустно сказал Мирзоев, словно и не спал вовсе. - А мне только что приснилась Аллочка из ресторана...
      Седлецкий распахнул дверь, вздрогнул от внезапно окатившего холода и вывалился в туман и птичий гомон. Железные стенки фуры покрывали крупные капли росы. Она концентрировалась в ползучие струйки и с тихим шорохом падала в дернину.
      Седдецкий помочился в кустах и побежал на шум реки, высоко вздергивая колени - чтобы согреться.
      Рокот воды в тумане, осязаемое присутствие неподалеку вздыбленной земли на какое-то мгновение напомнили ему другие горы и плеск других вод.
      И неуютно стало ему на камнях прибрежной осыпи, как когда-то в Шаоне перед партизанской ухоронкой. Солнце показалось в мареве, проступили черные волнистые контуры гор. При свете Егорлык оказался узким и мелким здесь он только начинал свой путь к Манычу. Вода в речке была холодной и пахла грозой. Он разделся, вымылся до пояса и побрился, повизгивая от озноба.
      Когда он вернулся к машине, Мирзоев уже развел костерок и устраивал поближе к бледному огню вспоротые банки тушенки, пластал на газете пышный ставропольский каравай и тугое розовое сало.
      - С добрым утром, - сказал Мирзоев. - Мог бы и воды прихватить для чая, Алексей Дмитриевич.
      - Сами сходите, - сказал Седлецкий. - Заодно и умоетесь. А кроме того, некогда чаи гонять. Обойдемся помидорами. Благо их много.
      Мирзоев громыхнул дверью фургона, набрал помидоров в подол рубашки мыть. Пока он ходил на реку, тушенка запарила и заклокотала. Седлецкий сунул палочку в свернутую раковиной полуотрезанную крышку банки получилась сковородка.
      Вася принес штампованные из фольги тарелки и солдатские ложки.
      - Сало будешь, товарищ Билялетдинов? - спросил Седлецкий.
      - Минга чушка керек эмес, - сказал Мирзоев и засмеялся. - Ладно, дай кусочек, пока мулла не видит.
      После завтрака переоделись в летнюю камуфлированную форму с тусклыми звездочками на погонах. У Седлецкого их было по три на каждом. А на рукаве справа красовалась нашивка в виде щита с российским флагом. На фоне флага скалился волк, над мордой зверя было написано "Гвардейская 3-я танковая Темрюкская дивизия", а под мордой - "Мужество и честь".
      - Я тоже такую хочу, - завистливо сказал Вася.
      - Не положено, - сказал Седлецкий. - Эти эмблемы только начинают вводить. И то в боевых частях. А твое занюханное хозуправление еще не придумало, кого сажать на флаг. Может, выйдешь с предложением? В качестве эмблемы очень хорош будет суслик.
      - Почему же суслик? - обиделся за якобы родное хозуправление Вася.
      - Потому что все к себе в норку тянет.
      - Тогда лучше хорек, - сказал Мирзоев. - Он тоже в норку все тянет, но к тому же и воняет.
      Солнце окончательно утвердилось над горизонтом. Туман над долиной пропал, и распахнулись серо-зеленые просторы предгорий. Открыли тайник.
      Пленник сладко спал в ящике, не изменив позы.
      Седлецкий взял наугад одну из папок, добытых Георгадзе в сейфе полковника Адамяна, перелистал, присвистнул.
      - Серьезные бумажки? - спросил Мирзоев.
      - Серьезнее некуда. Ацамян действительно мотался в Ахалкалаки, чтобы выполнить наш заказ на установки залпового огня. И не только в Ахалкалаки. Вообще по этим бумагам можно в какой-то мере представить механику обдираловки в Отдельной армии. Ну и фамилии, естественно, всплывут. А недостающие звенья цепочки поможет восстановить Адамян.
      - Если расколется, - задумчиво сказал Мирзоев.
      - А куда он денется?
      Седлецкий уложил папки в один из чемоданов с "гражданкой", щелкнул замками. Подтолкнул чемоданы поближе к ящику со спящим полковником.
      - Препарат долго действует? - спросил Мирзоев.
      - Восемь часов.
      - Как бы не проснулся в самом интересном месте. Например, на посту ГАИ.
      - Значит, надо добавить. Рискнем, не подохнет - туша вон какая...
      Мирзоев подтянулся, влез в тайник, покопался в медицинской сумке, снарядил шприц.
      - Следующий укол будешь делать ты, Алексей Дмитриевич, - сказал он, закончив инъекцию и спрыгивая наземь.
      - Сделаю, - вздохнул Седлецкий. - Раз уж ты перетрудился.
      - При Васе, при свидетеле, скажи, что следующая очередь - твоя.
      - Моя, моя! А что, по нервишкам бьет? Не ожидал от тебя, Турсун, такой жантильности.
      - Не по нервишкам бьет, дорогой Алексей Дмитриевич, а по обонянию. Пока что наша канарейка облегчилась по-маленькому. А через восемь часов, когда наступит твоя очередь...
      - Я тебя убью! - сказал Седлецкий. - Потом как-нибудь.
      - У меня дома видак есть, - похвастался Вася. - "Шиваки" называется. Ну, фильмы смотрю американские. У них там часто заложников забирают. И я все время думаю: ладно, сидит этот заложник в каком-нибудь подвале или на даче в глухом месте. Руки связаны, рот заклеен. А как он на двор ходит? Ни разу не показали.
      - Да, это, конечно, большое упущение в режиссуре, - сказал Седдецкий. Заводи, Вася.
      Покачиваясь и пофыркивая, словно большой зверь, "КамАЗ" осторожно выполз на дорогу. До поворота на трассу Баку - Ростов оставалось чуть больше двадцати километров.
      Хороша была машина! Мощная, надежная, комфортабельная. Модель 5410. Серебристая фура, игриво названная "Алка", с холодильной установкой на передней стенке, походила на космический модуль. Она уверенно стояла на сдвоенных шасси и вмещала при необходимости до 20 тонн груза. Одно удовольствие было ехать в кабине! Три кресла, спроектированные по последнему слову эргономики, почти горизонтальное рулевое колесо, на котором не уставали руки, приборы управления, до которых можно дотянуться, не меняя положения тела, "спалка" за сиденьями... И емкость для горючего в 240 литров. Этого хватало на пятьсот километров пробега даже при полной загрузке фуры.
      Теперь, ощущая скорость и мощь машины, удобно устроившись у окна, Седдецкий начал понимать, почему на кавказских дорогах предпочитают российские военные тягачи. И еще он допускал, что затея с переправкой Адамяна в рефрижераторе вовсе не сумасшедшая. Поначалу ведь он подумывал использовать военный самолет, но потом решил: свидетелями перевозки полковника могут стать десятки людей - экипаж самолета, техники на аэродромах... Единственное, что сейчас тревожило его в кабине "КамАЗа", это дальняя дорога, на которой могло произойти все что угодно.
      А ровная, блестящая под утренним солнцем дорога раскручивалась и раскручивалась. Водитель Вася попытался сделать свой дом на колесах по возможности уютным. Причем исходил из собственных представлений об уюте и красоте. Над лобовым стеклом висела в два ряда бахрома из вязаных красных шариков - раздражительный сигнал для гаишников. В центре гирлянды покачивалась на тонкой резинке собачка из латекса - неизвестной породы, с бантиком на шее. На панели приборов лыбились похожие на собачку красотки из журналов. Рулевое колесо Вася обмотал красным плюшем, надежным убежищем дорожной пыли. А на рукоятку переключения скоростей навинтил прозрачный шар из плексигласа, в котором полыхала попавшая туда чудесным образом красная роза. Сиденья в машине прикрывала рогожка, плетенная из красных капроновых шнуров. В общем, человек в кабине Васиного сухопутного крейсера должен был чувствовать себя в максимальном комфорте. Для того чтобы Седлецкий с Мирзоевым и вовсе воспарили душой, Вася включил магнитолу.
      Спасибо, Миша, Рая,
      Что жизнь пошла другая...
      затянул под гитару неустойчивый ресторанный тенор.
      - Отставить! - поморщился Седлецкий.
      - Так это же Звездинский! - сказал Вася.
      - Да хоть ...динский, - отмахнулся Седдецкий. - Заткни его.
      Записи шансонье Вася выключил, но в отместку поймал какую-то веселую радиостанцию, где натужно-бодрая блатная скороговорка ведущих перемежалась с воплями негритянских рок-ансамблей.
      Перед поворотом на трассу Баку - Ростов их притормозили у бетонной коробки поста ГАИ. К машине вразвалку подошел младший лейтенант лет тридцати. Несмотря на ранний час, темные влажные разводы пятнали форму под мышками и пот орошал его одутловатое лицо. Вася неторопливо открыл дверь машины и посмотрел свысока на потного милиционера.
      - Чего везете, воины? - спросил младший лейтенант.
      Водитель протянул накладные.
      - Ага, - глубокомысленно покивал гаишник. - Помидоры. А где разрешение на вывоз?
      - Какое разрешение? - спросил Седлецкий через голову Васи.
      - Разрешение краевого управления заготовок...
      На такое количество груза обязательно нужна бумага.
      - Послушай, командир, - вздохнул Седлецкий. - Нас никто не предупредил, что понадобится какое-то дурацкое разрешение!
      - Вы называете дурацким решение краевых властей? - удивился младший лейтенант. - Очень интересно.
      - Ну, не дурацким... Извините. Это же не наша вина, что мы не в курсе здешнего законотворчества.
      - О-о! - пригляделся наконец к Седлецкому младший лейтенант. - Вон у нас какие грамотные прапоры... Ну-ка, попрошу всех выйти!
      - Позвони в краевую администрацию, лейтенант! - с раздражением сказал Седлецкий. - Спроси Сарану. Он тебе все объяснит. Ведь для армии везем овощ, для солдат!
      - Не буду никому звонить, - сказал лейтенант и оглянулся.
      Подошел еще один гаишник. На толстом животе у него болтался автомат.
      - Выходите, - с заметной угрозой сказал офицер. - Или вас два раза приглашать?
      Выбрались вояки из кабины на дорогу. Глупо все складывалось. Мимо прогудел первый автобус на Черкесск. И на трассе Баку - Ростов закипало движение. Солнце отсвечивало в стеклах пролетавших машин. В кустах возле поста ГАИ орали воробьи. А бравые прапорщики Российской Армии послушно строились перед младшим лейтенантом милиции.
      - Извините, - сказал Седлецкий. - Может, вы и вправду из милиции. А может, из банды. Вон в газетах рассказывают чуть ли не каждый день... как бандиты, переодевшись в милицейскую форму, щупают на дорогах дальнобойщиков.
      Младший лейтенант поморщился, почесал пальцем затылок под фуражкой, но подначку проигнорировал.
      - Чего везем? - спросил он довольно миролюбиво.
      - Так помидоры же! - буркнул Вася. - Глухой, что ли, командир?
      - Понятно, что помидоры. А под помидорами чего?
      - А чего там может быть?
      - Не знаю... Может, самопальная чеченская водка. Может, неучтенные стволы. Мало ли чего можно напихать в такую дуру! Ладно. Пошли смотреть.
      Вася повел младшего лейтенанта к двери фуры.
      Гаишник с автоматом на пузе бдительно следил за Седлецким и Мирзоевым, словно боялся, что они впрыгнут в кабину и унесутся в сияющую даль, давя всех на пути и поливая дорогу самопальной водкой.
      Через минуту Вася с лейтенантом вернулись. Водитель был мрачен. Перехватив взгляд Седлецкого, он выразительно потер пальцы. Интересно, подумал Седлецкий, сколько дать?..
      - Предъявляйте разрешение - и можете ехать, - сказал младший лейтенант и снял фуражку, обнажив застенчивую молодую лысинку. - Ты гляди, жара какая, спасу нет... А ведь только солнце встало.
      Что днем будет!
      - Сейчас поищу разрешение, - усмехнулся Седлецкий. - Оно, наверное, в бардачке завалялось.
      - Слушай, командир, - вдруг сказал Мирзоев. - У тебя связь с городом есть?
      - Куда звонить собрался?
      - Твоему начальнику. Расскажу, как ты нас, защитников родины, на бакшиш раскалываешь.
      - Какой еще бакшиш, товарищ прапорщик?
      - Знаешь, Алексей Дмитриевич, - повернулся Мирзоев к Седлецкому, - я слушал и думал: когда же проснется совесть у этого, так сказать, милиционера?.. Нет, не проснулась. При вывозке сельхозпродуктов в больших количествах за пределы края нужны лишь документы, подтверждающие, что помидоры, например, не украдены, а куплены. Для нас никакой справки не нужно - в документах ясно сказано, где и с какой целью проведены закупки.
      - Тогда поехали, - буркнул Седлецкий. - Не мог раньше просветить, юрисконсульт?
      - А ты не спрашивал, - пожал плечами Мирзоев.
      Младший лейтенант косо надел фуражку и попытался что-то сказать, но Седлецкий отмахнулся:
      - Молчи! Знаешь, почему у нас милицию не любят? Потому что в ней есть такие говнюки, как ты.
      Не успели отъехать по трассе от поста ГАИ, как сзади послышалось завывание милицейской сирены. Вася посмотрел в зеркало и вздохнул:
      - Менты гонятся... Во насели!
      Шустрый милицейский "жигуленок" с мигалкой и сиреной обогнал рефрижератор и остановился у обочины. На дорогу выпрыгнул давешний младший лейтенант. Он улыбался еще издали.
      - Чую, придется прорываться с боем, - сказал Седлецкий. - Вон как лыбится. Наверняка очередную гадость придумал. Нет, в нашей веселой стране ничего нельзя планировать. Обязательно в самый неподходящий момент вылезет из кустов младший милицейский лейтенант и спросит: а чего вы тут, ребята, делаете?
      Но Седлецкий ошибся.
      Светски улыбаясь, младший лейтенант сказал:
      - Кажется, у вас холодильная установка не включена. Когда мы с водилой в фуру заглядывали, я думал: сейчас холодненького нюхну. А то жара, спасу нет. Но холода не было.
      - Забыл, блин! - хлопнул себя по лбу Вася. - Спасибо, командир...
      - Из спасибы не напьешься.
      - На! - Седлецкий протянул в окно пригоршню смятых купюр. - На, родной! Доволен?
      Младший лейтенант разгладил деньги, сложил и сунул в карман. Сплюнул на колесо "КамАЗа" и с достоинством пошел к своему "жигуленку". Вася резко взял с места.
      До Армавира доехали без задержек. Перед мостом через Уруп стоял скромный зеленый "уазик"
      военной автоинспекции. Облокотясь на капот, зевал молодой старлей в тщательно подогнанной форме.
      - Кажись, нас дожидает, - сказал Вася. - Вон поворот на Армавир. А вон речка. Как и договаривались.
      "КамАЗ" притормозил около машины ВАИ.
      Седлецкий выбрался на дорогу и представился.
      - Ну, мужики! - раздраженно сказал старлей. - Я уж тут почти три часа припухаю.
      - Виноват, товарищ старший лейтенант! - прогнулся Седлецкий. - Милиция прицепилась.
      - Полетели, полетели, - сказал старлей, строго оглядывая "КамАЗ". Хотел бы я знать, что вы туда напихали? Из-за чего такой шухер?
      - Сами удивляемся, - пожал плечами Седлецкий. - Нам ведь только приказали доставить груз.
      Предгорье кончилось. Зеленые холмы постепенно отступили, и вокруг машины поплыла бурая равнина, расчерченная прямоугольниками желтых убранных полей, черной пашни и светло-зеленых овощных плантаций. В поймах мелких рек овощевники, окруженные белесыми прозрачными вербами и пирамидальными тополями, наступали на серые высокие тростники. В поле двигались машины и крохотные людские фигурки - рабочий день разгорался.
      Показался Кропоткин - разбросанный малоэтажный город на кубанском берегу. Вдали над садами поднимались вяло дымящие трубы. Едва кончился город, Седледкий неожиданно задремал, а когда открыл глаза от солнца, они миновали последние строения на окраине Тихорецка.
      - Расскажи что-нибудь, Турсун, - зевнул Седлецкий. - А то опять засну.
      - Ну и спи, - сказал Мирзоев. - Что я тебе, телевизор?
      - Тогда я почитаю стихи, - пригрозил Седлецкий.
      - Если собственные, то мне, думаю, лучше выйти.
      - Не бойся, - вздохнул Седлецкий, - я пишу только отчеты.
      И он начал размеренно читать "Скифов". Мирзоев каменно уснул на третьей или четвертой строфе. А Вася неожиданно резко затормозил, потряс головой и попросил:
      - Не надо! Уже руль не держу от вашего ля-ля.
      Как гипноз!
      - Дикари, - с грустью обронил Седлецкий.
      Вася начал рассказывать содержание крутого полицейского фильма, который недавно крутил по своему видику. Этого хватило надолго - с причмокиванием, меканьем и матерными междометиями-до станицы Кущевской.
      - Почти двенадцать часов, - вдруг прервал свою сагу Вася. - Ползем, как на кобыле. Может, пообедаем? Тут есть одна забегаловка.
      - Через два часа - Ростов, - сказал Седлецкий. - Там и пообедаем.
      Зеленый "уазик", бегущий впереди, остановился. Вася тоже затормозил. Седлецкий с Мирзоевым выбрались размяться.
      - Осталось тридцать километров, - сказал старлей из ВАИ. - А потом начинается Ростовская область. Так что я поехал назад.
      Он помялся, в глазах мелькнуло чисто детское любопытство.
      - Намекните хоть, что везете, мужики! А то я себя дураком чувствую. Клянусь, никто не узнает!
      - Ну, если клянешься... - хмыкнул Седлецкий. - Пошли.
      Старлей осмотрел штабеля ящиков и понимающе кивнул:
      - Хорошо замаскировали. А за помидорами что?
      - Помидоры, - шепнул Седлецкий. - Только очень большие.
      Он прихватил ближайший ящик с багровыми плодами сорта "бычье сердце" и отнес к "уазику".
      И дальше полетела степь, неуловимо меняясь от зелено-желтой к желто-зеленой. Теперь до самой Москвы они ехали без сопровождения. Седлецкий просил армавирского коллегу прикрыть машину только потому, что начальный их путь пролегал по территории дислокации Отдельной армии. Мало ли что... Вдруг Георгадзе передумает!
      Дорога была однообразной. Горячий ветер из степи, настоянный на чабреце, не успевал сушить мокрую кожу.
      - Скучно-то как, - сказал Седлецкий, зевая. - И это называется спецзадание...
      - Сейчас тебя повеселят, - показал вдаль Мирзоев. - Артисты дожидаются.
      Впереди показался казачий разъезд. Вася не доехал до него с десяток метров и затормозил. Некоторое время они разглядывали друг друга. Экипированы казаки были пестро - в летней камуфляжной форме с лампасами, с красными широкими погонами, в синих, похожих на милицейские, фуражках с алыми околышами. Правда, вместо лихих ахалтекинцев или дончаков под казаками были заседланы "Явы" и "Ямахи", ревущие на всю степь. А в центре этой механизированной конницы, как кобыла среди жеребят, стояла пропыленная серая "Волга".
      - Земляки! - вздохнул Седлецкий и взялся за ручку двери.
      - Только не возникай, - сказал Мирзоев. - Будь с народом попроще.
      Седлецкий вышел на шоссе, расправил плечи и гаркнул:
      - Здорово, станишники! Кого стреваете?
      - Здорово, коли не шутишь, - отозвался один из казаков - кривоногий, щуплый, с азиатскими скулами и редкими усами; на погонах у него блестело по две звездочки. - Кого надо, того и стреваем.
      Откуда следуете? Шо везете?
      - Со Ставрополя следуем, хорунжий, - вытер лоб Седлецкий. - А везем боеприпасы для войска.
      - Шо за боеприпасы?
      - Для столовой гвардейской Третьей танковой Темрюкской дивизии, отрапортовал Седлецкий и показал нашивку на рукаве. - Аида, глянешь.
      Казаки посмотрели в распахнутую дверь фуры и загоготали:
      - Славные боеприпасы! Чисто противотанковые!
      - Ты, старшой, мабугь, тутошний?
      - Тутошний, - подтвердил Седлецкий. - С города Ростова, с Александровки. В Молочном переулке жил до призыва.
      - Тю! - заулыбался хорунжий. - А я с Сельмаша. С Зеленодольской. Почти соседи! До дому-то заедешь?
      - Обязательно, - кивнул Седлецкий.
      - Ну, как там, в Ставрополе? Чечня не давит?
      - Вроде нет.
      - А мы тут чечню держим, - вздохнул хорунжий. - Милиция не совладала. Чечня грошенятами потрясет, ну, милиция - лапки кверху/ Руководство, слышь, и попросило казаков подержать дорогу.
      Опять, значит, мы при деле. Так что не обижайся, земеля.
      - Чего ж обижаться - службу справляешь.
      Возьми хлопцам помидорок. Возьми, возьми! Это из моей личной заначки не сомневайся. Билялетдинов!
      Мирзоев подбежал на рысях и вытянулся.
      - Обеспечь казаков доппайком.
      - Есть! - Мирзоев вытянул ящик, а за ним другой.
      - Значит, до самой Москвы едешь? - спросил хорунжий. - Что там, наверху, про казаков брешут?
      Сулили-то много.
      - Ничего не брешут, - отмахнулся Седлецкий. - Сулили, да посулы пролили. За власть дерутся. А у казака воля - на конце шашки. Смекаешь?
      - А то нет! Ладно. Еще трошки потерпим, а там разберемся. Разберемся!
      И опять полетела под колеса дорога. Несколько раз их останавливали одиночные автомобилисты и спрашивали, не из Дагестана ли путь держат.
      - Интересно, что они с этим Дагестаном носятся? - удивился в конце концов Мирзоев.
      - Дальнобойщики оттуда тряпки везут, - объяснил Вася. - Ченч делают.
      - А ты вправду из этой... Александровки? - спросил у Седлецкого через некоторое время Мирзоев.
      - Да, - неохотно буркнул Седлецкий. - Давно не был дома... Родителей уже нет, а с братьями не очень родичаемся.
      Знакомые пошли места, даже сердце чуть-чуть защемило от воспоминаний. Речка Кагальник, Азовский канал, Батайск... И часу не прошло, как они расстались с казачьим разъездом, а уже показались на правом берегу широкого Дона белые дома и зеленые пятна парков. Под Аксайским мостом шел вверх теплоход. В Цимлу, наверное, спешил и дальше - в Волгоград или в Москву. В легких блескучих волнах мелькали головы и загорелые плечи. Отдыхал народ.
      - Может, искупнемся, начальники? - спросил Вася. - По-быстрому, а?
      - Отставить, -тиховздохнул Седлецкий.
      На проспекте 40-летия Победы, неподалеку от родного дома Седлецкого, они заправили машину и сами заправились в небольшой уютной закусочной.
      Дальше понеслись, не мешкая. Надо было побыстрее выбираться из города, пока в своем ящике не очнулся полковник Адамян.
      Их остановили перед постом ГАИ - уже на Новочеркасском повороте. Сумрачный пожилой капитан проверил документы и спросил:
      - Ночью тоже собираетесь следовать?
      - Обязательно, - сказал Седлецкий. - Нам нужно быстрее.
      - Быстро только кошки... сами знаете. А слепыми родятся. Ох, воины, держите ушки на макушке! Ночью не останавливайтесь нигде. Ну а как остановят... Запомните: наши, милицейские, ночью посреди дороги не тормозят. А если тормозят - значит, не наши.
      ...Они находились в дороге вот уже девять часов.
      А проехали меньше четырехсот километров. Впереди было еще почти девятьсот.
      26
      "Сильные мафиози все равно появятся. Они вырастут. Они уже есть. Они расправляют крылья.
      Можно не только догадываться, но быть уверенным, кто это будет. Они нам известны. Пройдет не так уж много времени, и они станут мощными сильными лидерами. Иное дело - кто будет регулировать проблему крепнущей мафии: они сами или сюда как-то включится государство? Какими способами?.. Если государство, будучи не в состоянии бороться с ними, с их помощью устраняет более мелкие группы, - это приведет к еще более серьезным проблемам".
      С. Донцов в интервью М. Дейчу
      "Мафия бессмертна".
      "Известия",
      1993, 6 августа.
      - Я хочу с ним поговорить, - сказал Акопов.
      - Зачем? - удивился Савостьянов. - Он ведь и так сделал полнейшее досье. Не хватает, может быть, только размера обуви твоих будущих клиентов.
      - Деталей мне и не хватает, - сказал Акопов. - Вроде размеров обуви.
      - Ну, как знаешь, - буркнул Савостьянов, потянувшись к телефону. - Беда с вами, мастерами...
      Договорился он быстро. Положил трубку и сказал:
      - Сегодня с девятнадцати до двадцати часов ждет на Елецкой. Вот адрес. Запомнил?
      ...Дом был громадным - настоящий лабиринт из нескольких состыкованных корпусов в шестнадцать этажей, со сквозными арками с улицы во двор.
      В таких домах хорошо держать конспиративную квартиру - не успеешь примелькаться, не познакомишься с соседями. Если специально не захочешь, конечно. Массивная громада дома, как титанический крепостной вал, прикрывала довольно широкий двор, заставленный качелями, песочницами и легковыми машинами разной степени побитости и помытости. На огороженной сетью площадке в центре двора орали взрослые мужики - они пинали мяч на зависть мальчишкам, обсевшим самодельные, криво сваренные из труб ворота.
      По узким разбитым дорожкам полуголые молодые мамаши и бабушки возили в колясках голеньких младенцев. А совсем древние старушки восседали на скамьях присяжных в тени подъездов.
      Жара стояла - такая жара, какая случается в Москве в конце июля, когда ветер на несколько дней заворачивает с юго-запада и доносит до столицы сухой и мутный воздух из лесостепной зоны за Окой.
      Акопов впервые попал в этот новый район, выстроенный на месте какой-то деревни. Район напоминал полуостров - с трех сторон его окружали глубокие и широкие овраги с остатками березовых рощиц по склонам, овраги, в которых, вероятно, еще недавно текли ручьи. Теперь на дне желтела грязь, засосавшая всяческий металлолом. Самый широкий овраг пересыпали длинной дамбой с дорогой поверху. По этой дороге Акопов и шел от станции метро "Красногвардейская" на Елецкую улицу.
      По пути от Рождественского бульвара на эту окраину Акопов думал не о новом и весьма неожиданном задании, а о Людмиле. Он был уверен, что они расстаются ненадолго. Так ей и сказал:
      - До встречи! Вот закончим это дело...
      - Да, - живо перебила она. - Да. Вот закончим...
      Теперь он вдруг подумал, что старая скрипучая дача на окраине грязного неказистого поселка была два с лишним месяца его единственным настоящим домом. Теперь надо будет привыкать к новому жилищу. Абашкин, начальник коммунально-бытовой службы, предложил две однокомнатные квартиры - одну на Тишинской, другую где-то у черта на куличках, в Кунцеве. Акопов от обеих отказался.
      Абашкин начал скулить: мол, он не волшебник и не жулик из префектуры, чтобы держать в заначке на выбор дефицитные однокомнатные квартиры, которые их сиятельство, то есть Гурген Амаякович, будет перетряхивать, как корова сено. На что Гурген Амаякович сказал, что однокомнатную квартиру Абашкин может оставить за собой на тот случай, если его выгонит жена - за невыносимое занудство.