Грязные игры

      В углу стоял белый металлический стол, по обе стороны от него две табуретки, привинченные к полу. Вдоль стены - обычный процедурный топчан, обтянутый розовой клеенкой. На топчане и сидели два дюжих санитара, в четыре глаза наблюдая за полковником Адамяном. Спеленутый в смирительную рубашку, тот занимал табуретку перед столом.
      В кабинет вошли доктор Акульшин, Небаба, его подручный Потапов и молодой врач из службы безопасности Управления. Остальных Савостьянов увел в комнату, смежную с физиотерапевтическим кабинетом. Он нажал панельку рядом с электрическим выключателем - часть обшивки стены сдвинулась, обнажив одностороннее зеркало. Теперь до Адамяна, казалось, можно было дотронуться.
      Полковник Адамян не брился более двух суток, и лицо у него словно обсыпало угольной пылью.
      Воспаленные глаза угрюмо уставились в стену.
      - Ну что, гадина... - пробормотал Савостьянов, усаживаясь в кресло перед зеркалом. - Вот и встретились.
      Он заметил предостерегающий взгляд Толмачева и сказал:
      - Не бойся, там ничего не слышно. Амы все услышим.
      Генерал включил динамик.
      - ...сухость во рту, и вы дадите обычной воды, - закончил наставление главврач.
      Акулышш положил на стол коробку с ампулами и вышел, прихватив двоих санитаров. Небаба устроился на другой табуретке, рассортировал перед собой собственный джентльменский набор - диктофон, стопку бумаги и карандаши.
      - Развяжи его, Потапов. Будем начинать...
      - А укольчик? - спросил молодой врач.
      - Пока не надо. Будем надеяться, что Рафаэль Левонович окажет нам любезность и побеседует вполне добровольно и доверительно.
      - С какой стати? - поднял голову Адамян и принялся растирать сильные руки, освобожденные от тенет смирительной рубашки. - С какой стати я буду с вами говорить? Да еще доверительно. Вы же не поп и не лечащий врач...
      - Действительно, - согласился Небаба. - Не поп и не врач. Я всего лишь старший дознаватель службы безопасности Управления. Разрешите по этому поводу представиться: майор Небаба.
      - Вот оно что! - задумчиво сказал Адамян. - Значит, все-таки Управление... А я поначалу грешил на своих заклятых друзей из другого ведомства.
      - Из Минобороны, надо полагать? - сочувственно спросил Небаба. Воистину - это ваши заклятые друзья. Сейчас вас разыскивает вся их контрразведка. Все службы на ушах стоят. Сколько вы там миллиончиков увели у своих друзей? Ну, не стесняйтесь!
      - Это ваши люди увели, а не я.
      - Не важно. Грешат-то на вас, Рафаэль Левонович. С вас собираются скальп снимать. Вот тут я нечаянно факсик раздобыл, полюбопытствуйте...
      Адамян взял скрученную в трубку глянцевую бумажку факса. Глянул. В глазах его запрыгали буковки: "...предпринять все усилия к розыску и задержанию..."
      - Ваши друзья, - продолжал Небаба, - прочесывают Кавказ, Закавказье и сопредельные страны.
      А вы тут, в столице нашей Родины, где искать будут в самую последнюю очередь. Так что времени для беседы у нас навалом. Побеседуем?
      - Было бы о чем! - буркнул Адамян.
      - А я вопросничек составил, чтобы не распыляться на посторонние темы. Не возражаете? Ну и славно. Вопрос первый: при каких обстоятельствах вы вступили в сговор с покойным генералом Ткачевым?
      - С... с покойным? - выпучил глаза Адамян.
      - Хороший вопрос, - похвалил Небабу генерал за зеркалом. - Обратите внимание, друзья, как эта бестия спала с лица. Адамян до последней минуты был уверен, что сможет торговаться с нами до тех пор, пока его не разыщет и не вытащит Ткачев.
      - Но ведь Ткачев еще жив, - сказал Седлецкий.
      - А-а! - отмахнулся Савостьянов. - Разве это жизнь...
      - Я не верю, - сказал Адамян. - На пушку берете! Генерал был здоров как бык.
      Небаба достал из конверта кучу фотографий и разложил на столе. Адамян некоторое время молча их разглядывал: обгоревший верхний этаж дачи, Ткачев на носилках, изуродованное, едва узнаваемое лицо командарма.
      - Поймите, полковник, - проникновенно сказал Небаба, - мятеж провалился. Ваши друзья прячут концы в воду. Ткачева убрали. Очередь за вами.
      Неужели вам не хочется, даже ввиду неопределенности собственной дальнейшей судьбы, заставить поплясать на горячей сковородке вероломных компаньонов?
      Адамян долго молчал. Потом показал на коробку с ампулами и на Потапова с врачом:
      - Уберите... все это.
      Небаба дал знак врачу уйти.
      - А мордоворот останется? - спросил Адамян.
      - Останется. Смотрите на него, полковник, как на обычное пресс-папье.
      - Ладно... Гарантий, естественно, вы дать не можете? Мол, чином не вышел. Не так ли?
      - Так, - кивнул Небаба. - Но шанс у вас появляется. Трибунал может учесть ваше чистосердечное признание. Впрочем, совсем необязательно доводить дело до трибунала. Вы ведь потому и находитесь здесь, в психоневрологической лечебнице, а не в тюрьме. Увольнение из армии по причине нервного расстройства лучше, чем увольнение из жизни по причине двух подрасстрельных статей.
      - Лучше, - вздохнул Адамян. - Вы необычайно убедительны, майор. Вероятно, мы сможем договориться. И все же мне нужны гарантии. А то выдоите досуха, а потом шлепнете. У вас не заржавеет.
      - Выдоить мы сможем вас и без гарантий, - сказал Небаба. - Руководство приказало передать вам: добровольная информация пойдет в обмен на сносное содержание в сей юдоли скорби. В противном случае - шприц, невеселый разговор и рукава на спине... Плюс аминазин три раза в день - чтобы воспрепятствовать сексуальным сновидениям.
      - Повторяю, вы весьма убедительны... Ну а вдруг ваше начальство все-таки захочет участвовать в допросе? Я ведь могу сообщить очень важную информацию, решения по которой надо принимать быстро. Не хотелось бы играть в испорченный телефон.
      - Хорошо, - встал Небаба. - Я сообщу начальству о вашей просьбе.
      Он вошел в смежную комнату.
      - Посиди, Иван Павлович, - похлопал по соседнему креслу Савостьянов. Передохни, понаблюдай...
      Между тем Адамян в кабинете физиотерапии повернулся на табурете и начал методично осматриваться. Потапову это не понравилось. Он начал потеть от напряженной работы мысли и через пару минут решительно прогудел:
      - Лицом к стене!
      Адамян, однако, не спешил подчиниться.
      - Слушай, ты, бегемот, - сказал он тихо. - Помоги сорваться отсюда! Я кое-что придумал. Получишь полмиллиона.
      - Чего? - удивился Потапов.
      - Чего, чего... Долларов! "Зеленых". Это большие деньги, дружок. Даже для меня. Ну как? По рукам?
      - Зачем? - спросил Потапов после небольшой паузы.
      - Тьфу, идиот! - разочарованно вздохнул Адамян. - Это не меня, а тебя надо здесь запереть и ключ выбросить...
      - Молодец, - сказал за стеной Савостьянов. - Хоть и большая сволочь, а молодец. Не падает духом, до последней минуты барахтается. Сильная воля.
      - Да уж, - пробормотал Седлецкий. - Он мне, Юрий Петрович, чуть голову не проломил, целеустремленный.
      - Ладно, Иван Павлович, - сказал генерал. - Иди, трудись.
      Небаба вернулся на рабочее место. Потапов, возмущенно вращая глазами, ткнул пальцем в Адамяна.
      - Тут это... товарищ майор! Он тут, значит...
      - Отставить, - сказал Небаба. - После доложишь.
      - Есть! - с облегчением сказал Потапов.
      Небаба сделал скорбную мину и повернулся к Адамяну.
      - К нашему обоюдному сожалению, начальство не сочло возможным выслушать вас, полковник.
      Мало того, мне намекнули, причем в довольно грубой форме, что я получаю денежное содержание...
      скромное, замечу, по нынешним временам, именно за беседы с такими, как вы. И я вынужден был признать последний довод основательным.
      - Жаль, что и у вас начальство тупое, - вяло сказал Ддамян. - Вероятно, умного началйства не бывает. Придется нам самим договариваться. Есть только маленькая просьба... Я хочу нормально поесть.
      - Это можно, - кивнул Небаба. - Спешить некуда. Что вам принести?
      - Мяса, коньяку и чаю.
      - Потапов, распорядись! Чаю не надо - у меня кофе есть.
      - Мяса, чаю, коньяку... - пробормотал Потапов, выходя.
      - А закурить нет?
      Небаба достал жеваную пачку "Примы" и боевой китайский термос.
      - Да-а, - протянул Адамян, разминая сигарету. - Денежное содержание... Я вас понимаю. Сам сидел на таком содержании. Но вы же умный человек, майор! Пока нет этого тупого парня, хочу сделать деловое предложение: вытаскиваете меня отсюда и получаете полмиллиона долларов.
      - Полмиллиона! - поразился Небаба. - Странные у вас расценки, позвольте заметить.
      - Почему странные? За мою голову азербайджанцы давали пятьдесят тысяч. Я даю вдесятеро больше!
      - И все же... Потапову, лейтенанту, вы тоже предлагали полмиллиона. Ая все-таки майор. Или у вас больше денег нет?
      Адамян обвел взглядом кабинет и усмехнулся:
      - Подслушивали... А я губы раскатал. Хорошо.
      Миллион!
      - А что я с ним буду делать, с вашим миллионом? Бесов тешить? Зачем вы так рветесь отсюда, полковник? За этими решетками ваша жизнь не стоит и копейки. Не хочу грех на душу принимать.
      Так что давайте выкинем из головы дурные мысли и начнем продуктивно работать. Первый вопрос помните?
      - Помню, - ссутулился Адамян. - Может, весь список зачитаете? Чтобы мне не повторяться.
      Какой второй вопрос?
      - Второй вопрос такой: кто спровоцировал наступление на Лачин во время переговоров по Карабаху? Ну, что скисли, полковник? Боюсь, от всего списка у вас случится несварение желудка.
      - А мы можем задавать вопросы? - спросил Толмачев у Савостьянова.
      - На здоровье. Записывайте, товарищи, ваши вопросы. Потом Небабе передадим.
      Вошел Потапов с тарелкой и стаканом. На тарелке лежала вываренная досиня куриная нога и кусочек хлебца, а в стакане, на самом донышке, плескалось нечто бурое.
      - И это мясо? - горестно спросил Адамян. - И это коньяк?
      - Во всяком случае, не рыба, - терпеливо объяснил Небаба. - А насчет коньяка... Я в нем, извините великодушно, не разбираюсь. Предпочитаю водку. К тому же мы не в ресторане и не можем попросить книгу жалоб.
      Адамян придвинул дары полковника Акулыпина, проглотил их мигом и вытер рот.
      - Включайте свою машинку, майор.
      - Она давно работает, - успокоил его Небаба.
      - Сначала, - сказал полковник в диктофон, - я, Адамян Рафаэль Левонович, начальник особого отдела Отдельной армии, хочу сделать заявление для следственных органов. Делаю его добровольно, без всякого принуждения со стороны дознавателя Небабы и требую учесть как явку с повинной.
      - Ну, наглец! - восхитился Савостьянов.
      Мирзоев с Седледким переглянулись и засмеялись.
      Допрос продолжался почти три часа. Для службы безопасности Управления новым в показаниях Адамяна были некоторые фамилии и отдельные детали мятежа. Но именно эти мелочи наконец позволили сложить всю картину.
      Цель переворота, назначенного на четвертое августа, заключалась в отстранении от руководства влиятельной части президентского окружения. Вторым этапом, после захвата власти, должна была стать изоляция самого президента. Чтобы не будоражить общественное мнение, президента оставили бы исполнять свои обязанности, лишив возможности принимать самостоятельные решения. Он даже продолжал бы выезжать за границу для встреч с лидерами западных стран, памятуя о том, что члены его семьи остаются в России на положении заложников.
      В случае успеха участники мятежа надеялись блокировать всю информацию, прекратить все начатые и не допустить возможные следственные мероприятия по незаконным операциям на Кавказе и в других "горячих точках". Речь шла о торговле оружием, о квотах на вывоз сырья, о размещении на заграничных счетах крупных денежных средств.
      После переворота предстояло активизировать противостояние на Северном Кавказе, вплоть до открытого вооруженного конфликта между республиками и федеральными властями. Причем эту войну можно было объяснить как вынужденную меру, направленную на преодоление последствий близорукой национальной политики прежних кремлевских постояльцев. Главная же цель войны - списать на нее растранжиренные ранее бюджетные средства, переданную незаконным формированиям военную технику и проданную по демпинговым ценам нефть. Подготовлен план уничтожения при боевых действиях нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий в республиках Северного Кавказа. Их послевоенное восстановление позволило бы иметь еще один бездонный канал не только для сокрытия прежних хищений, но и для совершения новых.
      Естественно, участники переворота понимали, что эти далеко идущие планы могли сработать лишь в неразберихе, в постоянном изменении формы управления страной, при выдвижении во власть того самого коррумпированного чиновничества, которое помогало главарям переворота грабить Россию и армию. Поэтому были готовы мероприятия по уничтожению всех прежних властных структур, включая Верховный Совет и правительство.
      Короче говоря, пожар - лучшее средство не только от клопов, но и от ревизии.
      Наконец Адамян выдохся. Небаба разлил остатки кофе: Адамяну - в стакан, себе - в крышку термоса.
      - Ваша повесть, полковник, весьма похожа на правду... Откуда только вы так хорошо все знаете?
      - Я не просто мелкая сошка, а военный координатор по Закавказью будущего правительственного совета. Генерал Ткачев, царствие ему небесное, в качестве военного министра должен был стать моим непосредственным начальником.
      - Товарищ генерал-майор. - Мирзоев тронул за локоть Савостьянова. - Не слишком ли старательно он стучит? Ведь не врет. Во всяком случае, в том, что нам с Седлецким известно.
      - А что ему остается? - пожал плечами генерал. - Понимает ведь, что на мятеже можно поставить крест. И тут выигрывает тот, кто быстрее сдаст остальных. Тем более Адамян уверен, что Ткачев мертв.
      Словно подслушав этот разговор, Небаба сказал:
      - Ценю вашу откровенность, Рафаэль Левонович. Приятно было побеседовать.
      - Да ладно вам... Я потому так откровенен, если хотите знать, что не придаю особого значения своим показаниям. Собственную жизнь спасаю. И меня потом правильно поймут. Готов поспорить на что угодно, хоть на миллион, который вы с таким благородным негодованием отвергли... через неделю выйду отсюда. Ну, через месяц. Уляжется пыль - и выйду.
      - Мечтать никогда не вредно, - сказал Небаба.
      - Вы хоть понимаете до конца, на ко го замахнулись? Ни хрена вы не понимаете... Вы же сейчас только сверху траву дергаете. А корни - глубоко в земле. Эх, майор!.. Вашими руками одни пауки давят других. А победившим паукам мы завтра понадобимся снова. И вы будете нужны, и я! Так что, как ни крути, мы остаемся по одну сторону баррикады.
      - Возможно, - угрюмо сказал Небаба. - Только я, в отличие от вас, не куски за баррикадой сшибаю, а исполняю свой долг. И в этом заключается апологиа про вита, если хоть что-нибудь понимаете в латыни.
      - Понимаю, - усмехнулся Адамян. - Три курса юридического как-никак. Только это слабое оправдание жизни - долг. Это значит, вся жизнь проходит в долг. Вся жизнь! А рядом другие становятся кредиторами жизни. Будущее в этой стране за теми, кто уважает деньги. Скучно, майор! Устал я от вас...
      - И я от вас тоже, позвольте заметить со всевозможным моим смирением, устал. Потапов, позови санитаров!
      В приемной начальника Управления, небольшой унылой комнате с серыми стенами и зашторенными окнами толкался народ и приглушенно, как на похоронах, разговаривал.
      Акопов пожал руку Толмачеву, взглянул на часы и вздохнул:
      - Не знаешь, совещаловка надолго затянется?
      - Думаю, на час-полтора. Куда торопишься?
      - Хотел Людмилу повидать. Ей отпуск дали на две недели - в Ставрополь собралась. Да чувствую, не успею.
      - Серьезно у вас завертелось? - подмигнул Толмачев.
      - Серьезнее некуда, - слабо улыбнулся Акопов. - Последний шанс, Коля... Не женюсь сейчас - помру холостым.
      Подошел, светя лошадиными зубами, полковник Кардапольцев.
      - Ну, как тут, в высоких сферах, Николай Андреевич? Пообвыкся? Назад не тянет?
      - Тянет, - признался Толмачев. - Иногда даже снится, как с Олейниковым ругаюсь.
      - Приходи ругаться наяву. Шаповалова от нас совсем забрали, должность свободна. Звезду схватил - и подавай Бог ноги!
      - Договорились... Еще одну схвачу - попрошу перевод.
      Кардапольцев хохотнул, погрозил пальцем и вернулся к своим. Из кабинета начальника Управления выглянул референт, полковник Кабышев, поманил Толмачева:
      - Твой где? Начинать пора...
      Прихрамывая, торопливо вошел Савостьянов.
      В расстегнутой ширинке гордо, как флотский вымпел, трепыхался уголок рубашки. Толмачев успел перехватить генерала сразу за дверью. Смех и грех.
      За столом у начальника все не уместились - взяли стулья в приемной. Только сейчас Толмачев по-настоящему понял, какая громадная машина была запущена тогда, в конце апреля. Ведь за каждым человеком, сидящим в кабинете, маячили группы, отделы, подразделения... За короткий срок службы референтом у Савостьянова Толмачев со многими из них познакомился, но большинство до сих пор не знал даже в лицо.
      "Разбор полетов" затянулся, хотя все выступали коротко. Наконец начальник Управления взял заключительное слово. Акопов поймал взгляд Толмачева и развел руками.
      - Значит, не согласен с критикой? - спросил в этот момент начальник Управления. - Ну, чего ручки растопырил?
      - Обидно, товарищ генерал-полковник, - нашелся Акопов, который слушал речь начальника не слишком внимательно.
      - Повторяю, Акопов, персональное тебе спасибо, но все-таки перестарался ты, брат. Ворье замочил хорошо, грамотно. Надо было по этой схеме поработать и с чиновниками. А ты спектакли устроил!
      Тут и взрыв газа, и автокатастрофа, и утопление по пьяной лавочке... Не было времени на такие сюжеты!
      - Вы же сами, товарищ генерал-полковник, приказали, чтобы все выглядело естественно.
      - Естественно выглядели бы дырки в голове, - отмахнулся начальник Управления. - Намек для мафии и урок остальным... Ну ладно. В целом мы сработали на четверку с плюсом. Большую гадюку задавили. Подождем, когда новая вылупится. А пока подготовь приказ, Юрий Петрович, отметь людей. Вопросы есть?
      - Неужели все кончилось? - тихо, хоть это услышали все, спросил Седлецкий. - Как-то скромно прошло, незаметно, а?
      - А зачем нам фейерверки? - в свою очередь, спросил начальник Управления. - Пусть другие пускают ракеты да хлопушки... А у нас нормальная профессиональная работа. Утром народ проснется - и не догадается, что пережил очередной переворот. Только так и надо действовать. Все свободны. Спасибо, ребята, за службу!
      Они очутились на темном и пустынном в этот поздний час Рождественском бульваре.
      - Обмыть бы надо это дело! - сказал Акопов, помахивая бумажником. Душа горит.
      - Поддерживаю, - сказал Мирзоев. - Голосую двумя руками.
      - Ну, не знаю... - сказал Седлецкий. - Я за рулем.
      - Ничего, - сказал Толмачев. - Возьмем разгонную машину.
      - Я - пас, - вздохнул Небаба. - И так желудок в узел сворачивается. На одних нервах столько времени... язва, ети ее мать! Так что без меня, без меня. Считайте, мысленно с вами.
      Он пожал всем руки и поплелся к метро "Цветной бульвар".
      Помолчали, проводили взглядами сутулую фигуру старшего дознавателя. Седлецкий, колеблясь, сказал:
      - Двенадцатый час... Куда мы ополночь пойдем?
      - Свинья грязь найдет, - засмеялся Акопов.
      - Все, - сказал Толмачев - Беру командование на себя. Народу осталось как раз на один кузов.
      Ждите!
      Через минуту он махнул из затормозившей "Волги":
      - Загружаемся!
      И поехали они в бар к Юрику...
      Там, как и год назад, выли барды из динамиков, ритмично колыхались волны табачного дыма, а старичок-лошадник обмывал очередной выигрыш на бегах. Юрик выскочил из-за стойки, чтобы обнять Толмачева.
      - Ну, Коля! Сто лет не видел. Где тусовался?
      - Отдыхал. - Толмачев сложил из пальцев решеточку. - Вот, пришли с корешами обмыть возвращение.
      Юрик оглядел сподвижников Толмачева и зябко поежился:
      - Крутые мужики...
      - Крутые - спасу нет. За каждым - мокруха... Так что мы у тебя посидим, Юрок. Не обессудь, если задержимся. Не обидим.
      - Какие разговоры, Коля! - взмахнул Юрик салфеткой. - Да хоть до утра заседайте. Идите в уголок. Тут мне японского виски завезли...
      - Японского не надо, - поморщился Толмачев. - Найди-ка русской водки, брат!
      Оставшись с Савостьяновым, начальник Управления подмигнул своему заместителю:
      - Еще пьешь "Эгриси"?
      - По такой жаре... Из бумажных стаканчиков?
      Не откажусь.
      Но выпить им не дали. Забренькал телефон правительственной связи. Начальник Управления покосился на часы, пожал плечами и нажал кнопку громкой трансляции.
      - Добрый вечер, Виктор Константинович...
      Это Мостовой говорит.
      - Слушаю вас, Владимир... э... Степанович, - поморщился генерал-полковник.
      - Савельевич я, - вздохнул Мостовой.
      - Ну, извините.
      - Ничего. Начнем плотнее общаться - вы не станете пугать меня с премьером...
      - А вы полагаете - начнем? В смысле - общаться? Да еще и плотнее?
      - Начнем. Хочу поставить вас в известность, Виктор Константинович... Сегодня указом президента я назначен первым заместителем председателя правительства. Буду курировать экономику. Кроме того, президент ввел меня в Совет безопасности в качестве номинального заместителя секретаря. Хотя такой должности формально не существует, но...
      сами понимаете.
      - А что вы собираетесь курировать в Совете безопасности, Владимир Савельевич? Или это секрет?
      - От вас у меня нет секретов. В Совете безопасности я буду работать с силовыми структурами.
      В том числе с вами.
      - Поздравляю, - без энтузиазма в голосе сказал генерал-полковник. - А общаться когда начнем?
      - Прямо сегодня, - сказал Мостовой. - Вы знаете, где находится запасной командный пункт Московского округа? Ну, на Каширке? Впрочем, у кого я спрашиваю... Жду вас, Виктор Константинович, на ЗКП. Достаточно часа, чтобы добраться?
      Да, еще... Прихватите и вашего заместителя. Того генерала, который курировал спецоперацию. До встречи.
      Коньяк они все-таки выпили - без тостов и восклицаний. Восклицать почему-то не хотелось.
      - Поехали, куратор, - вздохнул начальник Управления. - За какое место тебя прихватить?
      - Мне нужно минут десять, - поднялся Савостьянов. - Переодеться хочу. Давненько не хаживал к высокому начальству в мундире.
      - Как знаешь, - сказал начальник. - А я поеду в джинсах. И в сандалетах. Наглецов сразу надо ставить на место.
      32
      "В ситуации, когда система государственной власти в России находится в расшатанном состоянии, любой акт применения военной силы может быть чреват неожиданностями. Политическая обстановка меняется столь стремительно, что принятие решений в применении карательных санкций может быть осуществлено в одних условиях, а их реализация будет происходить уже в других. Поэтому силу оружия нужно использовать как можно более осмотрительно, не допуская излишней жестокости, а главное, необходимо находить при этом поддержку хотя бы одной из противоборствующих сторон.
      В таком случае применение войск будет оправдываться в массовом сознании не только ссылками на закон, но и необходимостью восстановления справедливости. Самое же главное - и этому учит опыт истории - заключается в последовательности действий: если принято решение о применении силы, то оно должно быть выполнено любой ценой. Громкие заявления политиков, за которыми не следуют реальные действия, наносят непоправимый урон авторитету государственной власти..."
      "Политика России на Кавказе".
      Фрагменты конфиденциального доклада,
      "Кто есть кто",
      1993, № 6.
      Шоссе довольно оживленно и ночью, особенно в районе станции метро "Каширская". В тусклом свете редких фонарей несутся навстречу друг другу два автомобильных потока, где, словно крупные бревна, проплывают автобусы и грузовики. Если едешь от центра города, то видишь, как за "Каширской" от шоссе в сторону Царицына протянулся Пролетарский проспект. Трасса сразу же ныряет в широкую пойму речки Чертановки, пологие берега которой заросли редким чахлым кустарником. Саму речку перед Пролетарским проспектом завели в коллектор, и она, пройдя долгий путь под новостройками и дорогами, выныривает из-под земли, только чтобы влиться в полноводную Москву.
      Тут и днем не на чем остановиться взгляду - тянется и тянется унылое, сирое пространство. Сплошные задворки. Вдалеке на горе белеют дома у Каширского шоссе. Здесь же - пустыри, поделенные на большие и маленькие загоны. В одних поднимаются ржавые трубы, в других торчат, похожие на трухлявые грибы, склады и сторожки. В третьих вообще ничего нет, кроме огороженной пустоты. На первый взгляд захватил кто-то кусок земли, обнес его высоченным забором из бетонных плит с колючей проволокой поверху, а теперь размышляет - то ли начинать строиться, то ли картошку сажать.
      К одному из таких участков и подкатила бронированная "Волга" начальника Управления. Полукилометровое асфальтированное ответвление от дороги упиралось в серые металлические ворота. Едва машина подъехала к ним, ворота чуть раздвинулись.
      Вышел сержант в камуфляже, заглянул в салон и удивился. На переднем сиденье застыл, словно перед фотографом, худой генерал-майор в летней форме со щитом из орденских планок. А на заднем сиденье... Перечитав удостоверение в третий раз, сержант убедился, что хипповатый пожилой дядька и есть тот самый инспектор Министерства обороны, на машину которого был заказан пропуск. Сержант вернул удостоверение и открыл ворота на роликах. "Волга" проехала еще с полсотни метров и очутилась перед длинным металлическим ангаром.
      За ним в темноте проступал частокол мачт с растяжками - антенное поле.
      Еще одни ворота, еще один удивленный сержант - и машина въехала в ангар. Здесь горели бестеневые ртутные лампы и было светло, как днем.
      Половину ангара занимали коробки воздуховодов, энергоблоки и мастерские. На другой половине располагалась автостоянка. Кроме нескольких армейских "КамАЗов" с пеленгаторными станциями, видны были престижные иномарки с правительственными номерами.
      Едва начальник Управления с заместителем выбрались из "Волги", подскочил чернявый капитан, отдал честь Савостьянову:
      - Здравия желаю, товарищ генерал-майор! Приказано сопроводить.
      И повел их к бетонному блоку с лифтовыми шахтами. Лифт как лифт, даже зеркало в кабине оказалось - узкое, на уровне лица. Под зеркалом на коричневом пластике белела царапина: "ДМБ-92.
      Вася. ВГРД".
      - Привет из Волгограда, - расшифровал клинопись начальник. - Не удержался от эмоций дембель Вася...
      Капитан дипломатично промолчал. Они опустились, как прикинул Савостьянов, метров на пятнадцать - шахта прорезала древние отложения на косогоре до самого материка. Вскоре капитан повел их по узкому сумрачному коридору с неровными бетонными стенами, по которым тянулись связки кабелей. Начальник Управления заметил, как Савостьянов, сосредоточенно глядя вперед, шевелит губами, и спросил:
      - Молишься, что ли, Юрий Петрович?
      - Повороты считаю, - сказал Савостьянов.
      - Не мучайся, выведу. Бывал здесь пару раз.
      - А другого, более удобного, места для совешаловки не нашлось?
      - Здесь связь хорошая. Наверное, это и повлияло на выбор.
      Наконец добрались до тяжелой двери с ручкойбарашком. Капитан нажал несколько раз кнопку рядом и отступил в сторону. Барашек повернулся.
      Загудела гидравлика, дверь из слоеного броневого листа со свинцовыми прокладками величественно распахнулась.
      - Осторожно, ступеньки! - предупредил капитан.
      Оперативный зал ЗКП походил на любое такое помещение в крупной воинской части: в углу - длинный стол с рельефом местности, в половину стены над ним - прозрачный планшет, за которым по тонким лестницам обычно ползают планшетисты. Часть другой стены бьиа отдана блокам телемониторов. Под их экранами темнела дверь рубки спутниковой связи.
      Посреди зала поблескивал лаком обычный длинный стол для совещаний, окруженный стульями из гнутых металлических трубок, обтянутых черным кожзаменителем. Большинство стульев было занято. Во главе стола сидел молодой мужчина в сером костюме при полосатом галстуке, туго затянутом под кадыком. Простоватое лицо с вислым носом и толстыми губами казалось не лишенным отпечатка мысли благодаря летящему непокорному, успевшему поседеть чубчику.
      Это и был Мостовой, с прошлого вечера первый вице-премьер правительства.
      - Проходите, товарищи, - повел он короткопалой мужицкой ладонью. Садитесь, будем начинать.
      Пока начальник Управления и его заместитель шли к столу, собравшиеся молча разглядывали вновь прибывших - кто с любопытством, кто с настороженностью, а кто и с плохо скрытой враждебностью.
      Два десятка человек собралось за столом.
      И почти всех Савостьянов знал, хотя многих и не ожидал встретить именно здесь. Министр тяжелого и среднего машиностроения, начальник Генштаба, начальник ГРУ, министр внутренних дел, командующий МВО, начальник Главного управления охраны... Были здесь и "заказчики" Управления - Александр Яковлевич, еще больше напоминающий старую грустную сову, и Эдуард Геннадьевич в невообразимо элегантном костюме, которому не хватало только белой бабочки, чтобы отправиться прямиком в Парижскую оперу.
      Среди мундиров и строгих костюмов начальник Управления смотрелся, словно попугай в стае галок:
      в голубых линялых джинсах, в желтой футболке с малиновой буквой М на груди и цифрой 13 во всю спину. На ногах начальника пришлепывали в ходу сандалеты без задников, из которых светились голые круглые пятки.
      Соседом Савостьянова оказался заместитель министра обороны, похожий на жабу. От него разило потом.
      - Вы-то, Федор Васильевич, какого хрена тут делаете? - брезгливо спросил Савостьянов.
      - Ну как же! - заквохтал, изображая смех, заместитель министра. - Я же главный переворотчик!