Грязные игры

      А Гургену Амаяковичу нужна теперь трехкомнатная квартира в тихом старом районе, ибо Гурген Амаякович собирается в ближайшем будущем жениться.
      - А зачем три комнаты? - посчитал на пальцах Абашкин.
      - Ужены куча детей - от первых браков, - отрезал Акопов. - Могу я на старости лет получить нормальное жилье, а?
      Теперь, шагая по гулкому галдящему двору, обходя человеческий муравейник, Акопов передернул плечами и мысленно поклялся: никаких уступок Абашкину - только в центре города и только в старом доме. С высокими потолками и толстыми стенами.
      Конспиративная квартира была двухкомнатной, светлой, выходила во двор. В распахнутые окна доносились вопли великовозрастных футболистов и звонкие удары по мячу. Несмотря на стандартную мягкую мебель и занавеси на окнах, квартира выглядела нежилой. Поначалу Акопов не мог решить, откуда это ощущение, а потом понял. Любое жилище несет отпечаток личности хозяев и возраста. Это выдают вещи - картинки на стенах, игрушки, цветы, тапочки у порога, книжка на столе, телефонный счет в раме зеркала в прихожей. Здесь же не было ничеготакого, даже настенного календаря.
      Книжный шкаф зиял пустыми полками, а в солидном серванте пылились разнокалиберные фарфоровые чашки. И бежевое покрывало на широкой тахте, казалось, окаменело с тех пор, как его застилали в последний раз.
      Лишь на кухне, обставленной простенькой мебелью, витали слабые запахи жизни - хлеба, лука, горячего масла.
      - Я как раз решил поужинать, - сказал хозяин. - А заодно и пообедать. Ты как - присоединишься?
      - Не откажусь, - потер руки Акопов.
      - Тогда садись поближе к столу, покроши зелень в салат. Из метро вышел, смотрю - бабуля петрушку продает. Так петрушки захотелось!
      Акопов сполоснул руки под краном, исподтишка поглядывая на хозяина, который увлеченно переворачивал на сковородке шкворчащее мясо. Полковник Рябушев был одним из высокопоставленных чиновников московской милиции. Причем он не всегда сидел "за столом" - побывал со специальными заданиями и в Афгане, и в Вильнюсе, и в Сумгаите. На работу в органы был командирован Управлением еще при Андропове, когда создавалась союзная структура. Последние несколько лет занимался организованной преступностью, и, наверное, никто не знал авторитетов уголовного мира Москвы лучше этого полноватого, добродушного с виду человека с грубыми чертами лица и едва заметным рваным шрамом на скуле, полученным в давней потасовке, когда Рябушев был курсантом Волгоградской высшей школы милиции.
      Нож, которым Акопов крошил петрушку, неизвестный мастер сработал из рессорной стали и отточил до бритвенной остроты. Рукоятка из кругляшей цветной пластмассы являла чудо искусства зоны.
      - В Виннице, в колонии, подарили, - сказал полковник, заметив интерес Акопова к ножу. - Пропадают таланты... И что характерно, считай, голыми руками сделано, без всяких станков - одним пердежным паром. Только ножичками там сейчас не ограничиваются. Они перешли в разряд милых семейных сувениров для командированных менговских шишкарей. В зоне нынче все можно достать - к сожалению, она выходит из-под контроля наших ИТУ. За колючку иной пахан сваливает отдыхать.
      А замначальника колонии по режиму бегает по властям с поручениями вора. Пахан же сидит в персональной камере - с телевизором, кондиционером и факсом. И с личной охраной. Как в кино!
      Рябушев надолго замолчал. Наконец они уселись за стол. На тарелке Акопова оказались два больших куска мяса, истекающих соком. Он посыпал сверху петрушки, взял хлеба.
      - Остограммиться не хочешь? - спросил полковник.
      - На деле не пью, - сказал Акопов с полным ртом.
      - Тогда и я не буду. Про какие дополнительные данные толковал там Юрий Петрович?
      - А я и сам не знаю, - честно признался Акопов. - Давай прокрутим все сначала. Если у меня появятся вопросы, растолкуешь в деталях. В досье картинки двухмерные, а мне объем нужен. Понимаешь, что хочу сказать?
      - Хорошо. Кто у нас первым номером? Гоги Рваный. Он же Хананиашвили, он же Гагуа, он же Мамаладзе... Пятьдесят четыре года. Две "ходки" в зону на заре туманной юности. Последние двадцать шесть лет не сидел. Не потому, что перестал нарушать закон, а потому, что резко поумнел и перестал попадаться. Сам работу больше не делает-для этого есть куча хорошо организованных "шестерок".
      Уроженец Сухуми. Жил в Таджикистане, где, кстати, и мотал последний срок. Всплыл в Москве в середине восьмидесятых с деньгами "цеховиков" из Абхазии. Был поначалу, так сказать, их полпредом в столице СССР. Выбивал за взятки фонды, кредиты, льготы для подставных предприятий. Отсюда же его нынешние широкие связи в среде чиновничества.
      Потом занялся собственным делом - камешками и драгметаллами. Но быстро понял, что связываться с государством, имеющим монополию на операции с золотым запасом, слишком рискованно. Тем более что магаданские каналы покупки ворованного золота уже контролировали дельцы с Северного Кавказа чеченцы и ингуши. Группу скупщиков на Колыме так и называли "Ингушзолото". И Рваный занялся бизнесом, который стремительно выходил в лидирующие, наркотики и оружие. Привлекался к следствию как подозреваемый в организации транзита наркосырья из Таджикистана и оптовой перепродажи вооружения, украденного в Закавказье на складах частей Российской Армии.
      В обоих случаях его освобождали из-под стражи.
      Естественно, под дружные аплодисменты "шестерок" Рваного.
      - Кто же ему масть сдавал - следствие или суд? - поинтересовался Акопов.
      - В первом случае обвинение не смогло представить суду убедительные вещественные доказательства, - вздохнул полковник. - А ведь были в деле поначалу! Были и сплыли. Следователь уже вынес постановление о приводе Рваного для дачи показаний, но...
      И полковник поведал печальную историю о том, как таинственным образом бесследно исчезли все вешдоки. О чем можно было разговаривать с Рваным? О погоде? Во втором случае все складывалось серьезнее. На даче, которую снимал Гоги, гэбэшники взяли целый арсенал - машинами вывозили. Следствие собиралось передавать дело в суд, но тут пропали два свидетеля обвинения. Вот так - взяли и пропали! И до сих пор - никаких следов.
      Либо они на Багамах, либо на том свете в шатурских болотах. Без показаний этих свидетелей обвинение не могло подвести Рваного под статьи о преступном сговоре с целью присвоения госимущества в особо крупных размерах и организации группы с целью сбыта краденого в тех же особо крупных. И вот минимальный червонец, который корячился Рваному, то есть десять лет без надежды на амнистию, его миновал. А тут еще адвокаты Гоги сумели доказать, что в сроки, выявленные следствием, он дачей не пользовался и виноват лишь в сделке с субарендой. Не тем, мол, доверился людям... То есть отвечать за арсенал на даче Рваный может лишь в той части, в какой все это касается нарушения договора об аренде.
      Полковник рассказал, как с расширением боевых действий в "горячих точках" Гоги Рваный расширял и свой бизнес. По скромным подсчетам, он контролировал к настоящему времени около сорока процентов нелегального оборота оружия на территории бывшего Советского Союза. Эмиссары Рваного начали обживать рынки Западной Европы и стран развалившегося Варшавского Договора. Речь шла уже не только о пистолетах и автоматах, но о самых современных зенитных комплексах, минометах, установках залпового огня, противотанковых ракетах и даже истребителях. Из базук и минометов, купленных у людей Гоги, палили друг в друга сербы с хорватами. У Рваного целая сеть поставщиков, среди которых немало офицеров и прапорщиков армейских групп и частей. Когда государство перестало стыдиться оружейного бизнеса и открыто признало, что торгует оружием, у многих военнослужащих тоже лопнули моральные подпорки. Тем более что офицерство из достаточно зажиточной касты перешло в категорию малообеспеченной и люмпенизированной части общества.
      Особенно дружеские отношения у Рваного сложились с командованием Отдельной армии. Начальник особого отдела Дцамян напрямую связан с "экспедиторами" Гоги. Служебное положение позволяет ему прикрывать все незаконные операции с оружием и техникой.
      - Я читал об этом в обзорном отчете, - сказал Акопов. - А что Гоги любит? Водку, селедку, девочек, пинг-понг? Должен же он что-то любить, кроме денег?
      - И водку любит, и селедку, и девочек, - усмехнулся полковник. - А пинг-понг ему заменяет баня. В Краснопресненских бывает два-три раза в неделю. Гудит часами. С месяц назад, например, очень весело мылся с генералом Ткачевым, командующим Отдельной армией.
      - Тогда поговорим о деталях... В какое время приезжает в бани, сколько человек сопровождают, на каких тачках, где их оставляют?
      Полковник достал компьютерную распечатку.
      - Здесь вся информация. Запомнишь?
      Через несколько минут Акопов вернул листки.
      - Готово. Второй номер?
      - Федя Монастырский. Из славянской группировки. Игорный бизнес, контроль авторемонтных станций, сеть кафе и ресторанов. Почти легальное дело, большие деньги и большая дружба с людьми из властных структур, вплоть до правоохранительных. Никакого отношения к заговору, в отличие от Рваного, не имеет. Ненасытная утроба -и только.
      - Понял, - кивнул Акопов. - Голова для счета.
      - Вот именно, - сказал Рябушев. - Отдаю Федю по одной причине - его дружеские объятия кое для кого становятся слишком тесными. А взять на горячем не можем. Также, как и Рваного.
      - А что любит этот друг больших людей?
      - Пожрать любит. На Алексеевской есть кафе "Ласточка". Тихий уголок, готовят прекрасно. Монастырский почти каждый вечер здесь ужинает.
      У него свой кабинет. За столом решает самые щепетильные вопросы. Обычно Федю пасут две гориллы.
      Возле двери в кабинет, со стороны общего зала, у них свой столик.
      - Значит, Федя в кабинете один?
      - Нет. Как правило, с гостями. С нужными людьми. Или со своим бухгалтером Кругловым. Федя зовет его министром финансов. Вот фото Круглова.
      Между прочим, закончил аспирантуру Плехановки... Ученик нынешнего председателя Верховного Совета.
      - План кафе имеется?
      - Вот, держи.
      - Кто третий?
      - Дуся Алмаз. Крестник Лаврентия Павловича - вышел после первой отсидки по амнистии пятьдесят третьего года. Правда, вскоре снова загремел. И утихомирился только после того, как получил мощный и устойчивый радикулит. Живет на природе, на даче в Донине - это по Горьковской дороге. Повар, врач, массажистка и десяток мордоворотов. На старости лет Дуся подался в политику.
      Наверное, хочет в будущем баллотироваться в Верховный Совет. Пока же на деньги от рэкета ларьков и грузоперевозок финансирует радикальные движения. И на всякий случай - некоторых чиновников.
      Причем, что любопытно, среди них немало участников заговора. Совпадение?
      - Не понимаю, - задумчиво сказал Акопов. - Не понимаю, зачем эти лезут?
      - Чиновники?
      - Нет, воры в законе. Если допустить, что заговор удастся, то Рваного и Алмаза новые власти непременно посадят. Или застрелят при попытке к бегству. Или удавят втихаря.
      - Тут ты не прав, - сказал Рябушев. - Не будут их убирать при попытке к бегству. Наоборот, устроят показательный процесс, объяснят народу, как замечательно начали бороться с организованной преступностью, в отличие от предыдущих товарищей.
      Эта самая преступность теперь долго будет красной тряпкой, которой возбуждают толпу перед выборами или после переворотов.
      - Пусть так. Но неужели воры не догадываются, куда суют головы?
      - Догадываются. Однако надеются, что великая криминальная революция поможет въехать на плечах заговорщиков в настоящую власть. Легализует и бизнес, и их особы. Между прочим, Рваного с Алмазом мне жалко.
      - Не понял! - поднял брови Акопов.
      - Жалко. Их можно было просчитывать. Представь себе стихийное бедствие... К примеру, гололед зимой. Надо запастись песочком и посыпать на самых опасных участках. Полностью устранить аварии нельзя, но сократить их, и довольно значительно, можно. Так и со старыми авторитетами. Они хоть как-то контролируют ситуацию, с ними есть возможность договориться. На смену им идут новые, молодые. Настоящие волки. Эти не разговаривают. Сначала стреляют. Никаких сантиментов, никаких намеков на воровскую солидарность и честь.
      - А ты договаривался?
      - Со старыми - да. С новыми - ни разу. Поэтому, брат, возьми и четвертого. Из моей личной заначки. Тоже в качестве головы для счета. С Юрием Петровичем мы эту деталь обговорили.
      - Кто?
      - Игорь Балабанов, для своих - Балабан. Бывший чемпион Союза по штанге в полусреднем весе.
      Спортсмен, красавец, без компьютера ни шагу. Деловые связи в Канаде и в Штатах. Специалист по отмыванию денег, по операциям с цветными металлами. Есть недоказанные эпизоды с оружейным плутонием. Взять не можем уничтожает и конкурентов, и всех потенциальных свидетелей.
      - Пожалуй, с него и начну, - сказал Акопов после некоторого размышления. - Вторым пойдет либо Рваный, либо Алмаз. В целом же все будет выглядеть как начало войны старых с молодыми. Ты мне сам подсказал этот ход.
      - Неплохо, - согласился Рябушев. - Вот и готовая версия для моих начальников.
      Длинный летний день догорал. Фонари на Ореховом бульваре еще не зажигались, но дорога опустела, и многочисленные ларьки возле станции "Красногвардейская" уже были закрыты. Акопов успел купить в лавчонке, похожей на собачью будку, бутылку "пепси" - после жирного наперченного мяса, которым его угошал полковник Рябушев, очень хотелось пить. Только поднес бутылку ко рту - толкнули. "Пепси" пролилась за пазуху.
      - Извините, - буркнул толкнувший и сунул деньги сидельцу лавки. - Две пачки "Мальборо", пожалуйста.
      Взял сигареты и повернулся к Акопову.
      - Еще раз извините, боялся - не успею.
      - Тебе надо называться не Толмачевым, а Толкачевым, - пошутил Акопов, вытирая носовым платком грудь.
      - Вот так встреча! - удивился Толмачев. - Впрочем... У тебя же здесь свидание. Нормально прошло?
      - Нормально. А ты что здесь делаешь?
      - Живу, - пожал плечами Толмачев.
      Он расковырял пачку сигарет, протянул Акопову. Тот лишь отмахнулся. Отошли от киоска, присели на бетонный парапет, ограждающий вход на станцию метро. Толмачев закурил. Синий дым встал столбиком в спокойном воздухе.
      - Вообще-то здесь хорошо. Просторно. Не то что на Тишинке. Я там в прошлом году жил.
      - А где?
      - В Малом Тишинском переулке.
      - Значит, это твою бывшую нору предлагал мне Абашкин! - засмеялся Акопов. - Я ж пока без квартиры. Ладно. Побегу. На электричку надо успеть.
      Толмачев достал из портфеля сводное расписание, полистал.
      - Не успеешь. Отсюда до Ленинградского вокзала - минут сорок. А последняя электричка до Поваровки уходит через полчаса. Арифметика! Так что пошли ко мне. Пошли, пошли!
      Акопов заколебался:
      - Неудобно. Дома-то что скажут?
      - А кому говорить?
      И они двинулись от станции через двор, потом через пустырь, по широким натоптанным тропкам в зарослях пижмы, шапки которой еще желтели в надвигающихся сумерках. Здоровенный черный ньюфаундленд подбежал к Акопову, обнюхал и побежал в траву, где прилег грузный мужчина в летах, неухоженный, с трехдневной щетиной на щеках.
      - Это Нюшка, симпатичная псина, - представил собаку Толмачев. - На шестом этаже живет.
      А это Глорий Георгиевич Пронин. Писатель.
      - Хозяин?
      - Нет, Нюшкин приятель.
      Пронин приветственно помахал рукою, пребывая в позе римского патриция в бане.
      - Присоединяйтесь, - сказал писатель из травы. - Пока есть к чему. - И продемонстрировал початую бутылку вина.
      Толмачев отмахнулся.
      - А почему на метро катаешься? - полюбопытствовал Акопов. - Разве тебе не полагается разгонная машина?
      - Полагается, но у меня же своя есть, да вот колодки начало клинить. А заняться некогда.
      - Так сообщи в техотдел! И срок дай - три часа.
      На колодки более чем достаточно.
      - Ты не понял, - вздохнул Толмачев. - Машина моя. Личная.
      - Ну, ты даешь! А если тебе в метро ноги оторвут? Это по какой статье расходов пойдет? По личной или государственной? Еще один большевик на мою голову...
      У самого дома их настиг ровный тяжелый гул.
      - А говоришь - тихо тут, - сказал Акопов.
      - Иногда гудят. Грунт возят. Достраивают метродепо.
      - Это не грунт возят, - сказал Акопов, прислушиваясь. - По-моему, это броня идет.
      Они побежали от подъезда к углу дома по заросшему бурьяном газону. Зрелище, открывшееся им, потрясало. Широкой улицей Мусы Джалиля, мимо липовых аллей, мимо скверов, забитых легковушками и собаками, стремительно шла колонна боевых машин пехоты, раскрашенных под лягушачью кожу. Из плоских башен торчали зачехленные стволы.
      В такт движению покачивались антенные штыри.
      Облачка выхлопов скручивались в сизую ленту, которая висела над пустынной дорогой в теплом воздухе позднего вечера.
      - Неужели опоздали? - пробормотал Акопов.
      27
      "Политическая борьба в России достигла критической точки. Фаза сопротивления исчерпала себя, потому традиционная оппозиция (лишь эмоциональная, лишь протестантская) - исчерпала себя.
      Период сопротивления закончился, начинается период национального восстания".
      Программа национал-большевистской партии.
      2 мая 1993г.
      "Разваливаются не только объединения и части, но уже и виды Вооруженных Сил. Флота, по сути дела, у России практически нет. Ракетные войска крайне непропорционально сокращаются. Авиация и ПВО катастрофически теряют квалификацию...
      Зато генералов в Российской Армии стало значительно больше, чем их было в Советских Вооруженных Силах".
      С. Турченко.
      "Мы стоим по грудь в трясине".
      "Советская Россия",
      1993, 17 июня.
      Генерал задерживался. В присутственные дни он обычно приходил ровно кдевяти. На сей раз Толмачев успел разложить заметки надень, поработать с компьютером и даже перехватить в буфете кофе с рогаликом. Подумав, он взял еще чашечку, потому что чувствовал себя неважно. Не выспался - почти всю ночь вспоминали с Акоповым жизнь, в которой оказалось немало пересечений и общих знакомых.
      А когда дело коснулось Сурханабада, решили выпить, ибо в той прошлогодней истории оба чудом остались живы.
      Акопов позвонил в одиннадцатом часу.
      - Шеф на месте? Странно... Передай ему, что заболел Савченко. Пусть даст команду поискать замену. Ты-то сам как? Головка не бо-бо?
      - Кофейком отбиваюсь, - засмеялся Толмачев. - А кто такой Савченко?
      - Из моей новой команды. Хороший исполнитель. Жалко, что свалился с температурой. Представляешь, у мужика ангина! В сорок-то лет...
      - Исполнитель? А что он исполняет?
      - Русские народные песни. Ну и дремучий ты, брат! Узнал что-нибудь о вчерашней броне?
      - Пока нет. Не у кого.
      - Значит, не забудь! Савченко.
      Едва он положил трубку, заявился Савостьянов.
      Толмачев захлопал глазами - он впервые видел генерала в таком наряде. Даже пальцами пощелкал, пытаясь поточнее определить - в каком. И нашел единственное определение - в непотребном... Поношенная форма с погонами подполковника и с эмблемами инженерных войск. Очки в хлипкой металлической оправе. Сбившийся набок форменный галстук. Растоптанные туфли. Этакий затруханный саперишка, высидевший перед пенсией на складе две звезды без всякой надежды на третью.
      - Здорово, помощничек, - сказал генерал. - Как тут, на хозяйстве? Что, язык проглотил?
      - Просто у вас, Юрий Петрович, не совсем обычный вид.
      - В кошкин дом ездил, - отмахнулся Савостьянов.
      Так он, неизвестно почему, называл Министерство обороны.
      - Светиться в штатском там глупо, а генералов и без меня хватает. Через пять минут заходи. Пошепчемся.
      Ровно через пять минут Толмачев вошел в кабинет Савостьянова. Генерал уже переоделся. Голубые джинсы, пестрая гавайка и золотая цепь на шее. Стареющий гшейбой. Усы у него торчали воинственно, а карие глазки светились задором.
      - Все-таки, Толмачев, мы вставили дыню этим гугенотам! Достань из шкафчика коньяк. Надо обмыть нашу очередную победу. Не лей много - еще к начальнику идти. Ну-с, давай поздравим друг друга:
      приказ о передислокации Отдельной армии отменен!
      - Совсем отменен? - удивился Толмачев.
      Генерал пригубил коньяк, закурил черную египетскую сигарету и сказал добродушно:
      - В великом русском языке, великом потому, что он очень гибок, есть все же несколько жестких глаголов, которые однозначно обозначают окончательное действие. К таким глаголам относится и "отменять". То есть похерить, закрыть дело, зарубить, поставить точку и выбросить к свиньям собачьим.
      Если Савостьянов начинал упражняться в риторике, значит, он действительно находился в хорошем настроении.
      - Приказ отменен. Не буду распространяться, чего это нам стоило... Но отменен. И в этом, Толмачев, есть часть твоей работы. Возбужденное общественное мнение весьма подорвало потуги наших гауляйтеров.
      - Не очень-то я верю в силу общественного мнения, - вздохнул Толмачев. - И вы, Юрий Петрович, тоже. В калужской администрации, между прочим, губернатор мне прямо сказал: солдат в области размещать негде, но возьмем. Авось подкормимся от Минобороны, коли Минсельхоз не хочет кормить. Вот вам и общественное мнение. Уверен, что вы приводили более существенные аргументы против передислокации армии, нежели какое-то анонимное мнение с мест.
      - Да уж, - кивнул генерал. - Были аргументы.
      Показал нашу последнюю разведсводку по Северному Кавказу. И на ее основе доказал, что после вывода Отдельной армии из Ставрополья нам придется буквально через месяц поднимать весь СКВО, чтобы остановить продвижение бандформирований на Минводы и Кубань.
      - Может, с этого и следовало начинать - с разведсводки? - спросил Толмачев. - А не гонять меня по Нечерноземной полосе?
      - Ты отрабатывал запасной вариант, - подмигнул Савостьянов. - А запас карман не тянет. Отдельную армию от Москвы отсекли. Денежки у Ткачева отыграли. Спекулянта его главного, Адамяна, захомутали. Теперь дождемся конца работы группы Акопова. И можно рапортовать.
      - Кстати, Юрий Петрович... Акопов просил заменить Савченко. У него ангина.
      - Ах ты, черт! - задумался генерал. - Жалко.
      Очень хороший исполнитель.
      - Я спрашивал, но Акопов не ответил... Что такое исполнитель, Юрий Петрович?
      - Человек, который исполняет приговоры.
      - Палач, что ли? - неуверенно спросил Толмачев.
      - Ну, начитался сказок! Исполнитель - и все.
      - А чьи приговоры он исполняет?
      - Наши. Твои, мои, Акопова.
      - Тогда речь идет об убийстве.
      - Можно и так посмотреть. Убийство. Но в общих интересах, как в хирургии, когда отторгается безнадежно больной орган. Потом поговорим подробнее. А сейчас - по теме.
      - По теме... В "Известиях" статья Козорезова.
      Бывшего диссидента. Теперь он преподает в Литинституте. Пишет политические романы-версии.
      Козорезов упрекает президента в попустительстве правым и пророчит переворот. В "Правде" лежит интервью режиссера Болтухина. Несет по кочкам всю президентскую рать и тоже предрекает скорый путч. Но силами демократов-плутократов, позабывших Бога и Родину. Оба слова с большой буквы.
      В воскресенье на первом канале пройдет сюжет о работе Центра социологических исследований с комментариями опроса граждан на предмет переворота.
      - Прекрасно, Николай Андреевич, хорошо поработал, - сказал Савостьянов. - Значит, наш публицист Хоботов отрабатывает свои сребреники на всю катушку. Что со справкой на Мостового?
      - Выявляются интересные детали. С одной стороны - несколько крупных региональных банков, с другой - национал-радикалы. В том числе - Маркашов. Посредине - Мостовой. И стоит он на плечах десятка генералов Агропрома. Вот такая коротко картинка. А подробнее, если позволите...
      Толмачев подошел к генеральскому компьютеру. Вскоре Савостьянов вглядывался в спокойное широкоскулое лицо на дисплее, под которым распечатывался длинный текст.
      - Красавец... - пробормотал он. - Ему очень идет седая прядка в чубчике. Небось бабешки стонут... Ну-с, покажи, Николай Андреевич, что ты нарыл на этого красавчика!
      Через десять минут генерал закурил и сказал:
      - Ничего себе - детали! В правительстве держится особняком. Почему? Много фанаберии или его всерьез не воспринимают коллеги? Разберись.
      Теперь о неформальных контактах Мостового.
      С чего бы это вице-премьер так задружился с первым заместителем министра внутренних дел?
      - У нас в деревне говорили, - усмехнулся Толмачев, - при чем тут милиция, если кони дохнут!
      При чем тут сельское хозяйство, которое курирует Мостовой, и внутренние войска, которыми командует первый зам?
      - Внутренние войска... Это интересно! Выучки, прямо скажем, маловато, но зато они мобильны, хорошо структурированы. Дислокация - от Чукотки до Пскова. И по составу... Дети гор! Сказали: стреляй - будут стрелять. В кого угодно. Определенно за встречами Мостового с генералом Гурьевым чтото кроется. Особенно если учесть, что Гурьев - участник поваровских посиделок. Или он и вашим, и нашим служит, или представляет в ткачевской банде интересы Мостового. Копай на вице-премьера дальше. И глубже. Вполне возможно, нам придется очень серьезно заняться этим крестьянином.
      Как по-твоему, Николай Андреевич, тянет Мостовой на роль Брута?
      - Не тянет. Тут напрашивается другая аналогия. Скорей это Вителлий.
      - Ну-ну... Если Ткачев успеет побывать Отоном! Ладно. Пора к начальнику. Вопросы есть?
      - Есть. Вы ничего не можете сказать о передвижении бронетехники в городе?
      - Бронетехники? Этого не может быть. Парадов не предвидится, а если где-то и перегоняют коробки, то только в пределах дислокации частей.
      - Тем не менее вчера в двадцать три часа с минутами мы с майором Акоповым видели собственными глазами два десятка БМП на улице Джалиля.
      - Интересно... Сегодня я узнал, что в Минобороны подготовлено решение о переброске в Подмосковье дивизии ВДВ из Рязани. Воины будут помогать убирать картошку.
      - Ну а боевую броню в этом случае направляют на уборку морковки?
      - Вот тебе номер, дозвонись насчет бронетехники, пока я буду у начальника.
      Гаражи сваривали из металлического листа. Несколько рядов темно-зеленых неприступных скворечников для машин торчали посреди бывшего сквера, наискосок от дома. На крыше одной такой цитадели два полуголых человека обивали молотками железо. Резкий надоедливый звук метался между домами.
      - Особенно хорошо на экваторе, - сказал Толмачев, глядя в окно. - Сорок градусов тепла днем и тридцать - ночью. И так - круглый год.
      Он стоял у окна в одних трусах, и ветер с улицы сушил потные плечи. Баночное пиво сильно горчило. День кончался.
      - На экваторе хорошо, - согласилась Полина. - Пальто не нужно.
      - Да, - сказал Толмачев. - Ни пальто, ни шубы. Только трусы.
      - Главное, чтобы рядом была вода, - сказала Полина. - Берег моря. Или океана.
      - Лучше океана, - вздохнул Толмачев. - Чтобы хоть с одной стороны был открытый горизонт.
      Он подошел к книжному шкафу и достал "Атлас офицера", изданный военно-топографическим управлением в 1984 году. На развороте страниц 178 и 179 красовалась желто-зеленая карта Западной Африки.
      - В Нигерию не хочу, - пробормотал Толмачев. - Там то и дело перевороты. Габон - другое дело. Тихо-мирно. Два города на побережье Гвинейского залива. Один называется Либревиль, другой - Порт-Жантиль. У тебя как с французским?
      Никак... У меня тоже. Жаль. Эти города почти на экваторе. Тогда придется ехать в Экваториальную Гвинею. Страна так себе. Территория половина Московской области. Зато тут говорят по-испански.
      Очень простой язык.
      - А ты его учил?
      Он не успел ответить. Затрезвонил телефон.
      - Машину за тобой послал, - сказал Савостьянов без предисловий. - Минут через тридцать выходи к подъезду.
      - Что случилось? - досадливо спросил Толмачев и оглянулся на Полину.
      Она сидела в кресле с жестянкой пива, свернувшись, как кошка.
      - Случилось, - равнодушно сказал генерал. - Только что стреляли в Упрямого.
      Толмачев положил трубку и сказал Полине:
      - У нас, киска, есть полчаса. До Гвинейского залива не доберемся, но кое-что успеем.
      В кабинете Савостьянова уже сидел начальник опергруппы полковник Вавакин - угрюмый дылда с квадратным затылком. Сквозь короткую шерсть на голове просвечивала розовая детская кожа. Вавакин деликатно отгонял ладонью, похожей на экскаваторный ковш, табачный дым, волнами наплывавший от генеральского стола.
      Савостьянов, увидев входящего Толмачева, ткнул в дисплей:
      - Наши наблюдатели, к счастью, зафиксировали стрелявшего и его машину. Необходимо найти стрелка до того, как на него выйдут другие. Ты, Николай Андреевич, будешь координировать поиски.
      Вавакин, доложи детали. И помните, ребята, срок жесткий - найти до утра. До утра! Эта стрельба может спровоцировать события, к которым мы пока не готовы.
      28
      "До половины "сборов" рэкетиров, по мнению компетентных специалистов МВД России, идет на подкуп должностных лиц... Российская милиция впервые за 20 лет подвела итога по таким показателям, как коррупция, организованная и вооруженная преступность (так называемые бандформирования), и философским взглядом окинула проблему сращивания общеуголовной и экономической преступности... ГУОП МВД изобличило за 9 месяцев прошлого года 1027 банд, а количество группировок, равно как и их численность, вопреки всему имеет тенденцию к росту".
      А. Кириков
      "Унас берут по-сицилийски".
      "24",
      1993, 22 января.
      Раскаленная, кое-где рассеченная перелогами степь кружилась вокруг машины. Серые лесополосы на взгорбках вдоль трассы почти не задерживали горячий ветер, который завывал в открытых окнах "КамАЗа". В желтых полях за лесополосами работали комбайны. Дорога на съездах в поле была усыпана зерном. Солнце сваливалось на вторую половину длинного дневного пути.