Грязные игры

      Отчет буду держать.
      - А почему не в тюрьме?
      - Не заработал еще срок, - поежился замминистра. - Между прочим... Что это ваш обнаглел?
      Как по грибы собрался, честное слово. Зато вы, Юрий Петрович, молодцом...
      Главный переворотчик с завистью оглядел "иконостас" Савостьянова.
      - Не ожидал, не ожидал... Где столько добра нахватали? Больше, чем у нашего министра!
      Савостьянов хотел сказать что-нибудь резкое.
      Вроде того, что министрами становятся не по количеству орденских планок. Хотя, может быть, этот критерий не так уж плох... Но не успел сказать ничего, потому что в этот момент Мостовой постучал карандашом по столу.
      - Будем начинать, товарищи? Повестку не объявляю, все мы и так знаем, зачем собрались. Сначала предлагаю заслушать информацию заместителя министра обороны. Нет возражений? Хорошо.
      Прошу, Федор Васильевич... Можете с места, у нас демократия.
      Генерал тем не менее поднялся, пыхтя и гремя стулом. Ухватился за спинку, словно за трибуну, и прокашлялся:
      - Ну, так... В ноябре месяце прошлого года приехал ко мне Поляков. Ну, заместитель министра внешней торговли, если кто не в курсе. Моя дочка одно время была за его сыном замужем. Короче говоря, сват. Хоть и бывший. Ну, Поляков мне и говорит: есть мнение. Надо, значит, обсудить. Ну, поехали ко мне на дачу. А уж потом пригласили Антюфеева, как свояка Ткачева. Замминистра внутренних дел тоже дал согласие.
      С большим видимым удовольствием генерал десять минут сыпал фамилиями и датами. Наверное, он стоил своих друзей... Особенно подробно заместитель министра обороны рассказал, как доложил о предложении Полякова "куда следует". Интересно, подумал Савостьянов, успел ли он первым доложить... И почувствовал, как поднимается в нем волна гадливости.
      Наконец Мостовой поблагодарил генерала за стриптиз и предоставил слово министру тяжелого и среднего машиностроения, грузному плешивому человеку с густыми бровями и белоснежными керамическими челюстями.
      - Вы знаете, какого рода продукцию выпускает наша отрасль, - веско начал тот. - Именно поэтому, думаю, ко мне и обратились, других поводов я не давал.
      - Как же, как же, - пробормотал замминистра обороны, смахивая пот с багрового лба. - Не давал он повода... Во, брешет, как собаку чешет!
      Министр услышал эту реплику, покосился на генерала-жабу, но сбить себя с мысли не позволил:
      - Как честный человек и лояльный чиновник...
      В таком духе выступали и остальные. Они все оказались честными людьми и лояльными чиновниками. Только благодаря их честности, лояльности и широте мышления удалось задавить гидру переворота. Брови у Савостьянова полезли вверх и наконец надолго утвердились на запредельной высоте. Словно подслушав его мысли, начальник Управления шепнул Савостьянову:
      - Видал миндал? А наша контора, стало быть, просто так мимо бежала и зашла - хором пописать.
      - Виктор Константинович, - укоризненно улыбнулся Мостовой и стукнул карандашом, - мы дадим вам слово, дадим...
      Почти все выступили, включая и косноязычного министра внутренних дел. Первый вице-премьер предоставил слово заместителю министра МГБ Шляпникову - сутулому верзиле с отечным лицом и большими, похожими на радары, красными ушами.
      - Информация по Полякову и остальным нами была оперативно проверена, тихо начал Шляпников, словно боялся чрезмерно расходовать голосовые связки. - К сожалению, прежний министр госбезопасности не придал ей особого значения.
      Только после моих настойчивых обращений об информации было доложено руководству страны.
      - И этот брешет, - снова шепнул Савостьянову сосед. - Некогда им было настойчиво обращаться - они Баранникова подсиживали.
      - Вырисовывалась на первый взгляд ситуация шестьдесят четвертого года, когда ряд членов Политбюро во главе с Брежневым организовал отставку Хрущева, - продолжал Шляпников. - Нами было предложено арестовать руководителей заговора. Однако товарищ Мостовой, в то время вицепремьер и член рабочей группы при президенте, надо отдать ему должное... Он дальше нас посмотрел, в чем я сегодня еще раз убедился. Владимир СавельеВич предложил взять путч под колпак и предоставить событиям развиваться. Естественно, до определенного порога и сугубо под нашим контролем.
      Это позволяло выявить не только непосредственных участников заговора, но и сочувствующих. Короче говоря, весь потенциал мятежа.
      - Чтобы говно всплыло! - прокомментировал заместитель министра обороны.
      Шляпников поморщился, словно вступил в вышеупомянутую субстанцию, потом криво улыбнулся:
      - В общем, Федор Васильевич выразился грубовато, по-солдатски... Но верно, в принципе. Постепенно мы выявили весь потенциал путча, его, так сказать, материальную базу и ресурсы. Оказалось, что зараза проникла во все эшелоны нашего общества - от рядовых граждан, одурманенных национал-патриотической риторикой, до министерских кабинетов. Я еще раз хочу выразить признательность Владимиру Савельевичу... Если бы мы поторопились, отсекая руководителей переворота, то упустили бы очень многие аспекты.
      "Вы только сверху щиплете, а корни глубоко", - вспомнил Савостьянов слова Адамяна на допросе. Врет Шляпников. Врет или пытается убедить сам себя.
      - Стратегия, предложенная Владимиром Савельевичем, позволила использовать многих невольных участников переворота в роли катализатора событий. Я говорю, например, о том же Федоре Васильевиче, который помог нам сгруппировать преступный генералитет. События оставались под нашим контролем, и в любой момент мы могли приступить к ликвидации мятежа.
      - А если могли, - гулко сказал начальник Управления, - то зачем столько времени Муму на поводке водили да мучили?
      - Простите, кого... водили? - поперхнулся Шляпников.
      - Муму. Собачку такую. Надо было сразу утопить!
      Шляпников оглянулся на Мостового. Тот промолчал. Дальше заместитель министра МГБ заговорил совсем скучно, коротко перечислив мероприятия своей службы. И с облегчением сел.
      - Хорошо, - с некоторым напряжением в голосе сказал Мостовой. Послушаем Виктора Константиновича.
      Генерал-полковник встал, оглядел присутствующих, почесал букву на широкой груди.
      - Слушал я вас, господа хорошие и товарищи дорогие, слушал и думал: о чем же новом можно доложить такому представительному и такому информированному собранию? Оказывается, мне и говорить не о чем. И правильно. Это же вы были заняты интеллектуальной работой - катализировали события, отслеживали потенциал... А наше Управление, грубая мускульная сила, только петли затягивало.
      Так что отчитываться не буду, увольте. У меня накопилось много разнообразных вопросов. Например.
      Если рядовые участники переворота были одурманены национал-патриотической риторикой, то каким наркотиком пользовались переворотчики в министерских кабинетах? Тут Шляпников не пояснил. Вопросов, повторяю, куча, но не волнуйтесь.
      Задавать их не собираюсь. Никто из вас откровенно не ответит. К тому же я и так знаю ответы. Большое спасибо за внимание.
      Собрание некоторое время ошарашенно молчало. Мостовой пришел в себя первым - сказалась выучка проведения пленумов и прочих партийных мордобоев.
      - Виктор Константинович, конечно, поскромничал, изображая подчиненное ему Управление как грубую мускульную силу... Мы знаем, что это не так, и отдаем должное великолепной работе специалистов Управления. Расставляя точки, сразу скажу: подавлением путча мы на три четверти обязаны Управлению.
      - Счетовод! - прошипел начальник Управления Савостьянову. - Посмотри на остальные рожи...
      - Заостряю ваше внимание на слове "потенциал", - продолжал Мостовой, потряхивая чубчиком. - Наши секьюрити недаром употребляли его сегодня столь часто. Понимаете, товарищи... Проще всего было, обнаружив заговор, обезглавить его. Но где гарантия, что подобное не повторится? Такой гарантии нет. Болезнь не надо загонять вглубь. Ее надо лечить. Если необходимо, то и хирургическим путем. Именно с этой целью, теперь можно сказать прямо, мы фактически инициировали переворот.
      Нам удалось задействовать все ресурсы путча, подтолкнуть заговорщиков к активным шагам. На сегодняшний момент ресурсы заговорщиков полностью исчерпаны. Мы добились успеха малой кровью.
      Конечно, остались те, кто в заговоре напрямую не участвовал, но идейно его обосновал. Вы знаете, о ком я говорю. Эти люди пока укрываются за депутатскими значками в стенах "Белого дома". Но хочу вас заверить, что их роль в раздувании антипрезидентской истерии не пройдет незамеченной. И безнаказанной...
      Теперь Мостовой был другим. Куда подевался улыбчивый свойский партаппаратчик! У него даже складки возле рта проступили, как у бульдога.
      - От лица руководства страны благодарю все службы, задействованные в мероприятиях по ликвидации заговора, всех, кто словом и делом помог уцелеть молодой российской демократии. Конечно, не все прошло так, как хотелось бы. Были сбои, товарищи. Некоторые посамовольничали, прямо скажем, особенно когда убирали генерала Ткачева. Он мог бы многое рассказать. Пропал полковник Адамян, правая рука Ткачева. Если его до сих пор не нашли, то это либо неумение работать, либо еще хуже.
      Погиб при неясных обстоятельствах и полковник Перов, о чем я тоже говорю с сожалением. Благодаря его гибели кое-кто сможет уйти от ответственности.
      Савостьянов огляделся. На некоторых лицах, пока Мостовой перечислял потери в стане заговорщиков, проступило не сожаление, а облегчение.
      - В целом же все службы сработали профессионально, продемонстрировали верность задачам укрепления государства. Думаю, мы поступим правильно, если не станем... широко пропагандировать наши достижения в области подавления заговоров.
      Будет достаточно рассредоточить... участников. Кого - на пенсию, кого в Забайкальский округ. Там тоже люди нужны. А теперь прошу внимания! Президент, как вы знаете, вчера вечером улетел в Лондон. Премьер отдыхает в Сочи. На мою долю выпала почетная, но тяжелая обязанность поставить точку в подавлении мятежа. Сегодня в час "Ч" должны выступить подразделения мятежников. Включите мониторы!
      Ряды экранов за спиной Мостового засветились. Первый вице-премьер посмотрел на часы.
      - На Чкаловский аэродром садится воздушнодесантная дивизия генерала Мухина... Так. Прибыли герои!
      На экранах мониторов из темноты беззвучно выплыли черные туши "Илов". Вспыхнули прожектора, самолеты на фоне ночи показались пятнистыми гусеницами. По пандусам побежали крохотные фигурки, выстраивающиеся на рулежной дорожке.
      - Аэродром полностью окружен? - спросил Мостовой.
      - Так точно! - пророкотал из динамика чей-то голос.
      И экраны словно взорвались шумом: рев моторов, выкрики, топот заполнили строгий оперативный зал ЗКП. Мелькнули коробки бронетранспортеров. С треском взвилась ракета. Фигурки у самолетов замельтешили. Оператор дал максимальное приближение.
      - Предлагаю сложить оружие! - пролаял, раздваиваясь, далекий голос. Предлагаю сложить оружие!
      - Да не так... - пробормотал Мостовой. - Включите передающую установку!
      И закричал, отстукивая карандашом концы фраз:
      - Воины! Десантники! К вам обращается правительство России. Ваши командиры - преступники! Они забыли о долге перед народом. Они втягивают вас в кровавую политическую игру. Помните: наша армия вне политики! Не помогайте развязывать гражданскую войну! Складывайте оружие - и никто не будет наказан. Обещаю это от имени правительства. Вы окружены танками. Даю пять минут на размышление. Пять минут. После этого поступит приказ на уничтожение. Время пошло!
      Мостовой картинно сорвал с руки часы на металлическом браслете и с лязгом положил на стол перед собой. Совещание замерло. Казалось, эти часы, крохотные на бесконечной поверхности стола, грохочут на все подземелье.
      - А если они не согласятся... сложить? - пробормотал кто-то, шумно сглатывая слюну.
      - Уговаривать не будем, - равнодушно сказал Мостовой.
      Но костяшки на его пальцах, цепляющихся за крышку стола, побелели от напряжения. Там ведь дивизия, подумал Савостьянов. Дивизия, которая может наделать очень много шума, очень... Почему же о н и довели игру до такой опасной черты? Это циничная, безответственная авантюра. Если десантники пойдут на прорыв, то остановить их удастся в лучшем случае на подступах к Кремлю. Какие танки, Господи!..
      - Первый, Первый! Они сдаются.
      - Хорошо. - Мостовой начал медленно надевать браслет с часами. - Где Мухин?
      - Он... кажется, застрелился, - помялся невидимый информатор. - Да. Тут подтверждают, что генерал застрелился.
      - Ладно, - сказал Мостовой. - Отбой связи.
      Экраны погасли. Многие за столом вздохнули с облегчением. Теперь все смотрели на первого вицепремьера со смесью угодливости и опаски.
      - Остались небольшие проблемы с танковой частью, авиаполком и мотострелковой дивизией, - ровным голосом сказал Мостовой. - Но они сейчас решаются. Через час, думаю, получу доклад о полной нормализации обстановки вокруг Москвы. Что ж, товарищи, поработали мы с хорошей отдачей, время позднее. Так что все свободны. Кроме представителей Управления, ГРУ, МГБ и МВД. Присаживайтесь поближе, товарищи. Можете курить.
      Полчаса первый вице-премьер, детально разбирая уроки путча, доказывал необходимость объединения спецслужб в одно ведомство. Видно, он давно знал, что будет курировать силовые министерства, и заранее обкатал все доводы, какие нашел его сильный изворотливый ум.
      - Ведь можем хорошо работать, если дружно! - закончил он. - Без ревности, без подсидки... Ну, какие будут соображения?
      - Я не готов их высказывать, - первым нарушил молчание начальник ГРУ. Это серьезный вопрос. Особенно если учитывать специфику нашего ведомства.
      - Надо сначала доложить руководству, - уклончиво сказал Шляпников. Министр - человек новый...
      - Так помогите ему сориентироваться! - раздраженно сказал Мостовой.
      - А чего мы тут митингуем? - спросил, словно кашу пожевал, министр внутренних дел. - Решение об объединении идет от Совета безопасности. Не надо митинговать. Надо исполнять.
      - Я тоже так думаю, - с одобрением посмотрел на МВД Мостовой.
      - А я так не думаю, - сказал начальник Управления. - Мало того, я категорически против объединения, даже если это решение десяти Советов безопасности.
      - Почему? - искренне удивился Мостовой.
      - Долго объяснять, - сказал генерал-полковник и откровенно зевнул.
      - Мы не торопимся. - Первый вице-премьер расслабил узел галстука.
      - Отару рбычно охраняют несколько собак, - усмехнулся начальник Управления. - Какая активнее служит, та и получает от чабана лучшие косточки. А одной собаке, даже самой проворной, со стадом не управиться. Могу изложить свои соображения письменно.
      - Присоединяюсь, - сказал начальник ГРУ.
      Мостовой нахмурился, побарабанил пальцами по столу и вздохнул примирительно:
      - Два дня хватит? Только прошу - без этой вашей... зоологии. И заранее смиритесь, Виктор Константинович, с тем, что Совет не станет менять решение. Ну что ж... До свидания, товарищи. Еще раз спасибо за службу.
      Все направились к выходу. Лишь начальник Управления остался на месте, сосредоточенно дымя сигаретой. Глядя на него, вернулся и Савостьянов.
      - Хотите что-то спросить, Виктор Константинович? - устало сказал Мостовой.
      - Хочу, - кивнул начальник Управления. - Президент знает о мятеже?
      Вице-премьер посмотрел на своего начальника охраны, застывшего в двери, и отмахнулся:
      - Погуляйте там... минут несколько. Итак, знает ли президент о мятеже? Ну конечно же, знает!
      - В деталях?
      - Не понимаю, Виктор Константинович... Чем вызваны подобные вопросы?
      - Служба такая, - пожал широкими плечами генерал-полковник. - Значит, деталей президент не знает. Неинтересно ему? Или в детали не вдается, когда докладываете?
      - У президента есть более важные проблемы, - сказал Мостовой. - И если он будет вдаваться во все детали...
      - Какие же проблемы для президента могут быть важнее проблемы удержать под собой свое кресло? Очень мне это любопытно.
      - Виктор Константинович... Разговор приобретает странный характер. Мне не нравится ваш тон.
      И вообще... Этот вызывающий внешний вид! Вы что себе позволяете?
      - Ага, в таком разрезе, - встал начальник Управления. - Жаль. Я думал, вы умный, Владимир...
      да, Савельевич. А вы, оказывается, не умный. Просто хитрожопый. Думаю, писать бумаги по поводу объединения служб я не буду. Не хочу, знаете ли, время терять. Пошли, Савостьянов.
      - Нет уж, погодите! - раздраженно сказал Мостовой. - Не много ли на себя берете, Виктор Константинович? Может, устали от службы?
      - Это предложение отставки?
      - И такой вариант не исключается.
      Начальник Управления подошел поближе к первому вице-премьеру, с интересом осмотрел его и тихо сказал:
      - А другие варианты... Назвать номера счетов в Цюрихе? Не слишком ли поспешно вы их набиваете, а? Могут неправильно понять такую торопливость. Или рассказатьгв каком отеле останавливается ваша жена в Нью-Йорке? Роскошный отель, конечно, но вульгарный. И небезопасный. Говорят, в том районе много сексуальных маньяков.
      Мостовой задохнулся и после долгого молчания проговорил:
      - Это шантаж?
      - Нет, любезный Владимир Савельевич. Вы и понятия не имеете, что такое настоящий шантаж.
      А мои действия - нормальное тыловое обеспечение. Ну, вылезли вы там из Читы, ну, сели в высокое кресло... Сидите, не дергайтесь, не дразните больших пастушеских собак! Ладно? Надеюсь, мы еще поработаем. Еще - в смысле, пока вы сидите в своем кресле.
      И начальник Управления пошел к выходу. Савостьянов поправил фуражку, отдал честь Мостовому и двинулся за начальником. На душе было погано.
      - Не очень круто посолил? - спросил он в машине.
      - Я же говорил: наглецов надо ставить на место, сразу и навсегда, отмахнулся генерал-полковник. - Как же мы его проглядели, Юрий Петрович? Быстро мальчик взорлил... И ход хороший - телевизор показать! Чтобы все знали, кто в доме хозяин.
      Они молчали почти до Таганки. Потом начальник Управления спросил:
      - Ты не заметил ничего странного? Ну, в докладах всей этой братии?
      - Заметил, - сказал Савостьянов. - Сведения о подготовке путча они получили, впрочем, как и мы, аж в ноябре, но к активным действиям приступили только в конце апреля.
      - Вот-вот! Почему же полгода телились?
      - Ждали, куда кривая вывезет. Варианты просчитывали.
      - Вряд ли. Скорей всего загоняли в заговорщики всех, от кого хотели по каким-то причинам избавиться. Они-то, нынешние победители, и есть настоящие переворотчики. Да-да! Пока мы отгоняли от курятника хорьков, туда забралась лиса. И вместо внешнего переворота тихо-мирно произошел внутренний. Дворцовый. Главная цель путча достигнута - они в Кремле.
      - Пожалуй, ты прав, - вздохнул Савостьянов. - Не могу отказать Мостовому в стратегическом мышлении... Спровоцировали всех, кто был не согласен с курсом президента. Натравили на них нас. А чтобы не шибко бегали, нацепили на ноги вместо гири МГБ. Затеяли передислокацию армии, даже банки отдали! Чтобы мы, сражаясь на три фронта, забыли о четвертом. И ведь забыли! Глупыми становимся? Или старыми?
      - Отваливать надо, - сказал начальник Управления. - У меня дом на Азове. Буду рыбу ловить да Бога славить.
      - Это минутная слабость, Виктор. Помнишь, ты говорил: главное в игре держать непроницаемую морду. Зря, конечно, ты так раскрылся перед этим хлыщом... Труднее будет работать. Но еще не вечер. Карты только сдали. Не люблю, когда мне нахально срут в галоши...
      - Значит, хочешь еще послужить его превосходительству господину первому вице-премьеру?
      - Хочу, - кивнул Савостьянов. - Есть одна домашняя заготовка. Лишь бы чего не случилось. Ведь недаром он кулачонками сучил в сторону Верховного Совета. По моим сведениям, собираются разгонять батальон охраны. Семенцов предупредил. Тот самый мальчик, который замочил Ткачева. Перспективный, кстати, мальчик.
      - Ладно. Займись пока этой линией, Юрий Петрович. Если еще не поздно...
      33
      "Никогда ни одна реформа в России не оканчивалась полностью успешно, ни одна не достигала поставленных целей и задач. А это еще хуже, чем если бы этих реформ не было вообще. Ибо сорванная, не доведенная до конца реформа отбрасывает страну, общество в ситуацию худшую, чем была до ее начала... Мы, к несчастью, знаем это лучше других народов. Любое реформаторское усилие в России неизбежно приводило к расколу, поляризации общества. Реформы ни разу не выступали у нас как общенациональная идея...
      После танковой стрельбы на площади Свободной России динамика всех политических процессов в стране резко усилилась, но еще более возросла неопределенность их направленности".
      Н. Злобин.
      "Куда мы? С кем мы ?"
      "Литературная газета",
      1993, 10 ноября.
      Быстро промчалось лето, как будто и не было его. Дни стояли еще солнечные, но в воздухе явственно чувствовался холод. Словно за горизонтом рос огромный ледник, медленно сжимаясь вокруг Москвы.
      Елизавета Григорьевна надела толстый плащ, хоть ехать предстояло всего лишь с Остоженки на Пресню. Калининский проспект за Садовым кольцом был перегорожен сварными решетками и крытыми грузовиками, у которых переминались хмурые, в касках и бронежилетах солдаты. А может, милиционеры - не разберешь.
      - Поезжай отсюда с Богом, отец, - сказал один из них Седлецкому. - А то либо тачку побьют, либо, извините, морду.
      - В чем все-таки дело? - расстроился Седдецкий. - Мы на новоселье едем, тут ближе...
      - Поезжайте отсюда, - повторил солдат, оглядываясь. - Если не хотите неприятностей...
      Седлецкий вернулся в машину, газанул и почти на месте развернулся. Нарушая все правила, пересек по диагонали кольцо и поехал в сторону площади Восстания.
      Елизавета Григорьевна вздохнула:
      - Говорила же, надо было ехать на метро.
      Седлецкий промолчал. Изрядно поколесил вокруг высотного здания, пока наконец не проехал глухими и грязными дворами в Большой Девятинский. Сразу за церковью Девяти мучеников показался нужный дом. Пятиэтажный, темный от древней московской копоти, с арочными оконцами и балконами на причудливых, как в тереме, столбах.
      В тесном дворе торчало одно-единственное дерево с желтой листвой. Вокруг дерева табунились легковушки. Кое-как нашел место для парковки, закрыл машину. Из багажника достал огромную картонную коробку с немецким кухонным комбайном и огляделся.
      - Алексей Дмитриевич! - Акопов махал с узкого балкона. - Поднимайтесь! Третий этаж.
      В подъезде царил полумрак. Старинный лифт с металлическими решетчатыми дверями лязгнул, казалось, на всю Москву и поплыл вверх. Елизавета Григорьевна судорожно сжала в руках сумочку.
      - Не психуй, Лизок, - улыбнулся одними глазами Седлецкий. - Это очень хорошие люди. Вот увидишь.
      - Я не психую, я волнуюсь. В гостях сто лет не была. Между прочим, благодаря тебе.
      У лифта дожидался Акопов - в темном костюме с ярким галстуком и в клетчатых домашних тапочках. Седлецкий посмотрел на тапочки и засмеялся...
      Сначала они обошли квартиру - большую, с высокими потолками, еще пустую и гулкую. Недавно ее белили и красили, циклевали тут полы, меняли трубы, и все равно в трех комнатах, в узком длинном коридоре словно витали тени нескольких поколений, родившихся здесь, выросших и состарившихся... Седлецкие как бы попали в собственную квартиру, только после ремонта, о котором они столько мечтали и который столько лет откладывали.
      В спальне стояла огромная белая арабская кровать, в детской - тренажер с чугунными противовесами, а в гостиной - стол под льняной скатертью, уставленный бутылками и закусками. Елизавета Григорьевна присоединилась к женщинам на кухне - Людмила с Полиной, которую привез Толмачев, заканчивали приготовление праздничного ужина. Тут же вертелся и Мирзоев, надзирающий за пловом.
      Седлецкий поманил его из кухни:
      - Турсун, пошли покурим...
      - Ты же знаешь, не курю, - отмахнулся Мирзоев.
      - Я сказал: пошли!
      На балкон они вышли вчетвером. В щель между двумя домами виднелись Москва-река и угол "Белого дома".
      - Не вовремя ты затеял новоселье, - вздохнул Седлецкий. -Туттакое намечается...
      - А в этой стране что-то всегда намечается, - с досадой сказал Акопов. - Тут все не вовремя. Даже жить!
      - Зачем тебе тренажер? - спросил Толмачев.
      - Чтоб ты спрашивал...
      Вечер опускался тихий и сырой. Неясный шум доносился со стороны "Белого дома".
      - Все митингуют? - кивнул в сторону реки Мирзоев.
      - Да уж, - сказал Седлецкий. - В Кремле настроены самым решительным образом. Штурм ожидается в самые ближайшие дни.
      - С ума посходили, - сказал Мирзоев. - Это же самоубийство! Кто за ними пойдет?
      - Мы и пойдем, - сказал Толмачев. - Зарплату нашему брату прибавили. Почти в два раза. Надо же отрабатывать содержание.
      - Я не пойду, - сказал Акопов. - Я вообще на пенсию собираюсь. Жена теперь у меня есть, квартира - вот она... Напложу детей и постараюсь воспитать у них чувство отвращения к политике.
      - Молчи, Цицерон, - сказал Седлецкий. -Тебе такую пенсию устроят - небо с овчинку покажется. Подполковника дали? Дали! Вот и служи.
      - Кстати, Коля, - повернулся Акопов к Толмачеву. - Не худо бы озвучить приказ по Управлению.
      А то слухами питаемся, как последние обыватели.
      - Приказ еще не подписан, - сказал Толмачев. - Вот вернется из госпиталя начальник...
      - А он вернется? - спросил Мирзоев. - Мне кто-то сказал дипломатическая болезнь у Виктора Константиновича. Не хочет ввязываться в свару.
      - Все-то мы знаем, - отмахнулся Толмачев, разглядывая кончик тлеющей сигареты. - Ладно, озвучу приказ. А то ведь выпить спокойно не дадите, репьи... Значит, так. За личное мужество. Довольны? То-то. А с вами, Алексей Дмитриевич, разговор особый. Открывается вакансия на новый отдел. Кавказский. Поскольку вы теперь полковник... И учитывая ваш опыт в Шаоне, откровенно говоря...
      - Мне бы не хотелось бросать институт, - вздохнул Седлецкий.
      - Начальство что-нибудь придумает, - пожал плечами Толмачев. - У матросов есть вопросы?
      - Есть, - сказал Акопов. - Ты только без звездочки остался?
      - Только без звездочки, - успокоил его Толмачев.
      - Мужички! - заглянула на балкон Людмила, румяная от плиты. - Все готово. Прошу к столу.
      От "Белого дома" донесся сухой треск автоматных очередей. Акопов вошел в комнату последним и плотно закрыл дверь, отсекая этот треск.
      Удалось новоселье. Борщ, вареники, рыбные пироги, мясо, тушенное со сладким перцем и чесноком, сырники в сметане... Много секретов казачьей кухни вспомнила Людмила. Елизавета Григорьевна, откушав всего понемножку, шепнула Седлецкому:
      - Голодной смерти твой Акопов может не бояться.
      Подали плов - личный вклад Мирзоева в застолье. Седлецкий встал с рюмкой.
      - Я хотел бы предложить тост...
      И тут в дверь позвонили - долго и настойчиво.
      - Может, генерал все-таки пришел? - пробормотал Акопов, поднимаясь.
      Вскоре он выглянул из прихожей и поманил Людмилу. У двери переминался высокий худой парень.
      Лицо его было залито кровью, и рукавом светлой куртки он безуспешно пытался ее стереть.
      - Говорит, за ним гонятся, - объяснил Акопов.
      - Гонятся! - подтвердил парень. - Там, у Баррикадной, такое... Можно умыться? А то в метро не пустят. Кровь, черт!..
      - А почему же гонятся? - удивилась Людмила. - Что вы натворили?
      - Ну... начали нас дубинками бить. А я взял кирпич!
      - Булыжник - оружие пролетариата, - заметил Седлецкий, входя в прихожую. - Вы его сначала перевяжите, а потом допрашивайте.
      За ним появилась Полина. Всплеснула руками и принесла тряпку - затирать кровавые подтеки на светло-желтом медовом паркете. Потом оглянулась на дверь в гостиную и сказала:
      - Давно хотела спросить, Алексей Дмитриевич... Вы ведь у Толмачева как старший брат. Скажите честно, чем занимается Николай? Он же мне предложение сделал. Понимаете? И я должна знать...
      Седлецкий пожал плечами и хотел сначала отделаться шуткой. Но потом вспомнил колючие вопросы Елизаветы Григорьевны - примерно такие же вопросы.
      - Твой Николай работает референтом. И это все, что пока нужно знать. Если любишь - верь ему.
      Когда-нибудь, может, узнаешь больше.
      Акоповы вывели парня из ванной. На голове у него белела повязка. Парень с тревогой смотрел на входную дверь и прислушивался к неясным шумам на улице.
      - Не бойся, - постарался приободрить парня Седлецкий. - Ворвутся сюда выкинем. Вон нас сколько, мужиков!
      - Там тоже было много... мужиков, - вздохнул парень. - А побежали. Дубинок испугались. Я тут во все двери стучал. И никто не открыл! Спасибо вам.
      Он ушел. Гости вернулись к столу.
      - Господи, что же это делается? - спросила Полина.
      - Переворот делается, - сказал Толмачев и залпом выпил из своей рюмки.
      Долго молчали. Потом Акопов включил телевизор, который стоял просто на полу - не успели купить тумбу. Как раз началась программа новостей.
      - Экстремистски настроенные элементы... - Диктор не поднимал глаз от шпаргалки. - Силы правопорядка были вынуждены, учитывая сложившуюся ситуацию...
      - Выключи к черту! - сказал Седлецкий Акопову. - Тошно...
      Они долго сидели в каком-то странном оцепенении. А за окном сгущалась промозглая беззвездная ночь.
      - И все же у меня есть тост! - наконец упрямо сказал Седлецкий.