8

Мы встретились на пустыре на окраине города. Я не хотел привлекать внимание любопытных ради мальчика и ради самого себя – зачем миру знать, что Песчаный Тигр забыл что такое танец и начинает с азов?

– Рисуй круг, – сказал я.

Темные глаза Набира расширились.

– Я?

Я важно кивнул и объяснил:

– Высокий ранг дает право сваливать на других скучные занятия, такие например, как раскапывание грязи.

Он развел руками.

– Нет… я только хотел сказать… Я думал, что ты сделаешь это сам, чтобы не было ошибки.

– Ну, не так уж трудно нарисовать круг, – заметил я. – Думаю, танцор меча второго ранга сможет с этим справиться.

Я добился чего хотел: Набир вспомнил, что и у него есть ранг, хотя и низкий. Если бы с нами занимался ученик первого ранга, Набир мог бы перепоручить это дело ему.

Но мы были вдвоем, и поэтому Набир взял деревянный меч и спросил меня, какой круг рисовать.

– Для разминки, – ответил я. – Нет смысла начинать танец, если не умеешь правильно двигаться, – мне бы освоиться и в круге для разминки семи шагов в диаметре. – Потом мы перейдем в круг для тренировки, а потом в полный круг для танца… когда я решу, что ты готов.

– Но… – начал было он возражать, но замолчал. Значит из его головы не до конца выветрилось, что такое дисциплина на уроке.

– Я знаю, – кивнул я. – Ты хотел сказать, что вчера танцевал в полном круге. Ну и что? Ты же проиграл, так что будем делать по-моему.

Набир вспыхнул, кивнул и начал аккуратно рисовать в земле круг. Он знал размеры не хуже меня: семь широких шагов в диаметре – круг для разминки, десять – для тренировки, пятнадцать – для танца. У него была твердая рука, благодаря чему линия не сильно виляла. Это несложное дело изучают в первый год обучения: создание ровного круга. Если ученик хочет чего-то добиться, он должен точно знать, где границы круга. Вроде бы нетрудно, но это только на первый взгляд.

Набир закончил и выжидающе посмотрел на меня, не выпуская из рук пыльного клинка.

– Сандалии, – напомнил я, – или ты хочешь дать мне дополнительное преимущество?

Он снова покраснел. Я понимал, как он себя чувствовал – неужели он сам так ничего и не вспомнит? – но нянчиться с ним не собирался. Он должен был забыть, что перед ним великий танцор меча, иначе он просто не сможет заниматься.

Хотя, признаю, такое отношение мальчика мне льстило. Всегда приятно видеть, что на кого-то производит впечатление твое мастерство.

Пусть даже не на Дел.

Набир снял сандалии и бросил их около круга, рядом с его бурнусом, кремовым хитоном и поясом. В одной набедренной повязке, он вдруг оказался тощим Южным пареньком. Темная кожа плотно обтягивала кости, и когда он двигался, видно было как ходят сухожилия. Хотя занятия танцами сделали свое дело: кое-где уже проступали мышцы.

Я задумался и полюбопытствовал:

– А из какого ты племени?

Он напрягся. Щеки Набира медленно краснели, а глаза загорались.

– А это имеет значение? – спросил он и я почувствовал его враждебность. Оставалось только равнодушно пожать плечами.

– В общем-то нет. Я спросил из любопытства. Я знаю много племен, но никак не могу понять, к какому ты принадлежишь. Я не сомневаюсь, что ты родился в пустыне и…

– Да, – оборвал он меня, – но у меня нет племени, Песчаный Тигр… того, которое признало бы меня, – его челюсти напряженно сжались. – Я метис.

– Я часто встречал метисов и среди них было много отличных парней, – я ухмыльнулся. – Да я и сам… может быть. Аиды, ты хотя бы это знаешь.

Набир смотрел на меня через старательно нарисованный круг.

– Ты не знаешь, чистокровный ты или метис?

– И такое бывает, – сухо ответил я. – Может пора заняться делом?

Набир кивнул.

– Что сначала?

– Работа ног.

– Но я занимался этим почти два года назад!

– И ничему не научился, правильно? – ядовито осведомился я и помягче добавил: – Или может ты просто подзабыл.

В своих расчетах я не ошибся. Мои слова заставили мальчика заткнуться.

Такое элементарное занятие как отработка передвижений по кругу пошло на пользу нам обоим. Правильная работа ног лежит в основе танцев мечей, это часть фундамента, который должен быть надежным, если ты собираешься хоть чему-то научиться и заниматься дальше. Неловкость в круге может позволить себе только человек, который не хочет долго жить, и поэтому не стоит жалеть о времени, потраченном на элементарные упражнения, если в будущем эти несколько часов в день, проведенные за отработкой движений в круге, могут спасти тебе жизнь.

Я был уже очень опытным танцором меча, когда перестал включать в ежедневные занятия отработку передвижений в круге. Дел и я, до нашего танца в Стаал-Уста, тренировались вместе каждый день, или почти каждый. Работой ног в отдельности мы не занимались, потому что для нас за много лет она стала привычной, она была естественной частью тренировки, но Набиру было далеко до Дел. Чтобы сделать из него настоящего танцора меча, занятия с ним нужно было начинать с элементарного, с самых основ.

Ну, если можно так сказать. СТОЛЬКО времени я конечно не мог на него потратить. Я танцор меча, а не шодо; лишних лет на учеников у меня не было. Аиды, да и лишних дней не было. Дел наверняка заявит, что мы отправляемся в Искандар как только почувствует, что тренировки с Аббу ей больше не нужны.

А значит из практических занятий с Набиром я должен был вытянуть все, что мог. И из этого, в свою очередь, легко было сделать вывод, что тренироваться я должен был с большими нагрузками чем те, к которым я привык когда был здоров.

Когда в конце концов я решил, что на сегодня хватит, пот с нас обоих тек ручьями. Харкихал – пограничный городок, от него несколько дней пути до пустыни, весна только начиналась, а даже на Юге в начале весны прохладно, но мы взмокли так, что я задыхался от запаха пота. Мне снова нужно было мыться.

Он стоял в центре круга, удовлетворенно кивая и пошатываясь от усталости. Мокрые волосы прилипли к черепу, а у шеи с завитков стекали капли.

– Хорошо, – выдохнул он, – хорошо.

Ну может ему и было хорошо. А у меня все болело.

– Теперь я вспоминаю некоторые замечания шодо, он бросал их вскользь, а я пропускал мимо ушей. Он говорил, что есть большая разница между царапиной на ребрах и разрезом в боку.

Ему легче, подумал я. А я три месяца назад получил и то, и другое. И от одного и того же меча.

Я только кивнул. Я стоял, положив руки на бедра, сжимая в одном кулаке деревянный меч, и пытался выровнять дыхание.

– Что ж, Песчаный Тигр, это новый… истойя?

Дребезжащий мужской голос, это явно не Дел. Я резко повернулся и тут же пожалел об этом. Рядом с кругом стоял Аббу Бенсир. Около него лежала моя одежда и Северная яватма в покрытых рунами ножнах из дерева кадда и кожи.

Значит в промежутке между вчера и сегодня он успел выучить Северное слово. Он-то конечно ожидал, что я пойду в контратаку, и я очень постарался сдержаться.

– Новый меч, новая перевязь, – спокойно закончил я.

– Бедный старина Разящий… – Аббу покачал головой. – Сильный, должно быть, был удар. В конце концов, не часто чуле удается завоевать свободу, и уж совсем чудо, что такой чула получает меч, благословенный шодо… И увидеть этот меч разбитым… – Аббу снова покачал головой.

Краем глаза я заметил, как Набир напрягся, услышав слово чула. Я выразительно приподнял одно плечо.

– Новый меч лучше.

– Правда? – Аббу Бенсир посмотрел на рукоять, поднимавшуюся над устьем ножен. – Сразу видно, что Северный. А я-то думал, что человек, рожденный в пустыне, такой как ты, никогда не прикоснется к чужому мечу.

– Все мы меняемся, – равнодушно заметил я. – Мы становимся старше, немного мудрее… мы учимся не судить о людях и предметах по месту рождения, языку, полу…

– Правда? – ухмыльнулся Аббу. – Должен признать, что ты прав. Да, Песчаный Тигр, женщина гораздо лучше, чем я ожидал, но все же я многому могу обучить ее.

– Подожди пока она разогреется, – я показал ему зубы. – А еще лучше, подожди пока она запоет.

Аббу этого не услышал, он рассматривал мои ребра. Перед тренировкой, как и Набир, я снял хитон и бурнус и остался в одной набедренной повязке, которая не скрывала ни один из шрамов, заработанных за девятнадцать лет занятий танцами и ни один из рубцов, полученных за шестнадцать лет рабства. И ни один из следов когтей песчаного тигра, который своей смертью выкупил мою свободу.

Но все это Аббу видел и раньше – в круге танцор меча носит только набедренную повязку. История моей жизни не была секретом и скрыть я ничего не мог даже если бы захотел, потому что каждый шрам говорил за себя.

Все их он видел и раньше. Аббу рассматривал то, что появилось совсем недавно: уродливый, багровый рубец, оставленный Бореал.

Он быстро взглянул мне в лицо.

– Вижу, – задумчиво заметил он.

– Позволь мне догадаться, – сухо сказал я. – Ты собираешься пригласить меня в круг.

Аббу покачал головой.

– Нет. Когда мы встретимся, ты будешь тем человеком, которого я видел восемнадцать месяцев назад. Я не хочу пользоваться твоей слабостью после… этого, – он нахмурился и черные брови сошлись у переносицы. – Не многие пережили бы такое.

– Очень великодушно с твоей стороны, – сообщил я.

Пришла очередь Аббу показать зубы.

– Да уж, – и он снова нахмурился и посмотрел на зажившую рану. – Ты был на Севере, – сказал он. – Все говорили, что ты ушел на Севере.

– Да, на Севере, – я пожал плечами, – ну и что? Я не знаю ни одного танцора меча, который долго жил бы на одном месте.

Аббу неопределенно махнул рукой.

– Конечно… Но я слышал рассказы о Северной магии… и Северных мечах… – он внимательно и хмуро посмотрел на меня. – Сталь РЕЖЕТ, – тихо добавил он, – она не сжигает. От нее не появляются волдыри. Она не сжигает кожу.

Она не сожгла, она заморозила. И в этом мне повезло. Баньши-укус Бореал вырвал из меня кусок такой величины, что в получившуюся дыру легко вошел бы кулак, но ледяная сталь заморозила кровь и внутренние ткани, спасая меня от невосполнимой потери крови. Яватма не задела жизненно важных органов, хвала валхайлу. Проткни меня Дел обычным Южным клинком, даже не задев жизненных центров, я бы до смерти истек кровью в круге.

– Ну и что? – снова спросил я. – Рана заживет.

– Ты не понимаешь? – упорствовал Аббу. – Если меч мог сделать это в круге…

– Нет, – прямо сказал я, не оставив места сомнению. – Пусть круг останется таким, каким мы его знаем.

– Танцор меча с клинком, способным на такое, получил бы хорошую плату золотом, драгоценностями, шелками… – Аббу пожал плечами. – Да он сам мог бы назначать цену.

– А может и получить собственный домейн? – я ухмыльнулся. – Поверь, Аббу, оно того не стоит.

Он снова посмотрел на мои вещи: на рукоять чужого меча, на чужие руны, обхватывающие ножны от широкого устья до отделанного медью наконечника.

– Яватма, – выдохнул он, старательно выговаривая каждый слог. – Она произнесла это слово. Только один раз, но сказала так, что не забудешь. – Аббу отвернулся от меча и заставил себя посмотреть мне в глаза. – Как один танцор меча другого, как ученик, обучавшийся у того же шодо, я прошу разрешения познакомиться с твоим мечом.

Это было высокопарное формальное обращение; ритуал, выполняемый каждым танцором меча, который хотел коснуться чужого оружия. Может мы и были убийцами, чаще всего против этого нечего было возразить, но настоящий танцор никогда не забывал, что такое этикет. И кое-кто из нас его даже выполнял.

Набир, который из собственного понятия о вежливости остался в круге, чтобы не мешать двум опытным танцорам вести разговор, теперь подошел поближе. Он уже встречался с обнаженным клинком Дел. Думаю, у него было прав не меньше, чем у Аббу расспросить меня о Северном оружии.

– А вы с Дел тренировались со сталью? Своими собственными клинками?

Аббу удивленно посмотрел на меня.

– Конечно.

– Значит ты видел ее яватму.

– Видел, но не трогал, – он криво улыбнулся. – Что-то в ней… не позволило мне это.

Я покосился на Набира. Мальчик не сводил глаз с рукояти, сверкавшей в солнечных лучах. Сам клинок был спрятан в покрытые рунами ножны.

Вздохнув, я вышел из круга, уронил деревянный меч для тренировки на кучку шелка, подобрал перевязь, знаком подозвал Набира и Северная сталь выскользнула под лучи Южного солнца. Я бросил перевязь и ножны, а потом показал клинок во всю длину, уложив его на левую руку, а правой держа рукоять.

Солнечный свет стекал по рунам как вода. Чистое сияние слепило.

Только в одном месте оно меркло.

– А что с ним случилось? – спросил Набир. – Почему кончик обуглился?

Обуглился. Хотел бы я, чтобы он обуглился… Но выражение Набир подобрал точное: клинок выглядел так, будто около пяти дюймов его побывали в пожаре.

Ну, можно сказать, что и побывали. Только огнем был Чоса Деи.

– Такой же как у нее, – уверенно заключил Аббу и, подумав, кивнул. – Значит это правда. В Северных мечах действительно скрыта магия.

– Не во всех. В мече Дел – да, уж можешь мне поверить. А этот… с ним еще не все ясно, в этом тоже можешь поверить мне на слово.

– Можно? – Аббу протянул руку.

Я ухмыльнулся.

– Ему бы это не понравилось.

– Ему это кому? – уточнил Аббу. – Кому бы не понравилось?

– Ему. Мечу.

Аббу уставился на меня.

– Ты хочешь сказать, что этот меч что-то чувствует?

– В некотором роде, – я отодвинул рукоять, заметив, что рука Аббу уже готова ухватиться за нее. – Ну-у… Я не давал тебе разрешения, – я быстро наклонился, подобрал перевязь, убрал в ножны меч, а перевязь повесил на сгиб левой руки. – Поверь мне на слово, Аббу… лучше тебе этого не знать.

Его лицо побагровело, зрачки расширились так, что бледно-карие глаза стали черными.

– Ты оскорбляешь меня этим идиотским…

– Я не собирался наносить тебе оскорбление, – перебил я его. – Поверь, Аббу, тебе действительно лучше не знать.

– Я и так уже знаю слишком много, – рявкнул он. – Я знаю, что ты ездил на Север и отморозил себе мозги, и там же из тебя вытащили кишки, – Аббу одарил меня презрительным взглядом и еще раз посмотрел на шрам от меча Дел. – И у меня есть дела поважнее, чем стоять здесь и слушать, как ты несешь бред.

– Так не слушай, – спокойно предложил я, чем не исправил его настроения.

Аббу пробормотал что-то себе под нос на языке Пустыни, который я понимал – и говорил на нем – не хуже, чем он, потом развернулся на пятках и умаршировал прочь. Черный хитон заструился за его спиной.

Я вздохнул.

– Ну ладно, все остались живы. Наша взаимная любовь не уменьшилась.

Набир со странным выражением лица смотрел как я наклонился, чтобы подобрать деревянный клинок, ботинки, хитон и пояс. Дождавшись, пока я закончу рассортировывать вещи, он спросил:

– Это правда?

– Что правда?

– Это, – он кивнул на мой меч. – Он живой?

Я не засмеялся только потому что понял, какую обиду нанес бы этим Набиру. Я изо всех сил старался не улыбнуться.

– Внутри этого меча волшебник, – серьезно сказал я.

Набир долго молчал, а потом кивнул.

– Я так и думал.

Я уже открыл рот, но не нашел, что сказать. Я пытался не расхохотаться – слишком уж серьезно и по-деловому отнесся Набир к моему заявлению.

В конце концов я выдавил безобидную улыбку, при этом торопливо отворачиваясь от круга. От Набира.

– Верь не всему, что слышишь.

– Дело не в словах, – сказал он. – Я это видел.

Я просто окаменел. А потом медленно обернулся.

– Видел?

Набир кивнул.

– Ты очень хотел убедить Аббу, что врешь. Ты знал, что он тебе не поверит, так и получилось. Он ушел, решив, что ты дурак или у тебя песчаная болезнь, а что еще думать о человеке, который говорит, что его меч живой, – Набир пожал плечами. – Я тоже слышал твои слова, но я заметил, что ты при этом делал, – он улыбнулся. – Или вернее что ты не делал.

Теперь он МЕНЯ заинтриговал.

– И что же я не делал?

– Ты так и не позволил ему коснуться меча, – тихо сказал Набир.

Я равнодушно пожал плечами.

– Мне просто не нравится, когда другие трогают мой меч.

– А можно мне?

– Нет. По той же причине.

Темные глаза Набира смотрели твердо.

– Ученик – шодо, я с уважением прошу…

– Нет, – повторил я, понимая, что он меня поймал. – Мы не настоящие ученик и шодо, поэтому формальное обращение не действует.

Черты его молодого лица можно было назвать даже грубыми. На Юге есть племена, ведущие очень дикий образ жизни, и это отражается на их внешности. Может Набир и был рожден метисом, но в нем чувствовалась присущая Пендже свирепость. И она сильно изменяла его.

– Если формальное обращение не действует, – спокойно сказал он, – я больше не танцую с тобой.

– Не танцуешь?

– Нет. Это ТЕБЕ нужно танцевать со мной, – Набир улыбнулся с обманчивой невинностью. – Ты помогаешь не мне, Песчаный Тигр, ты помогаешь себе. Ты медлительный, скованный и неловкий из-за раны, и ты боишься, что уже никогда не сможешь танцевать с такими, как Аббу Бенсир. И если ты не можешь…

– Хорошо, – перебил я его, – ты прав. Да, я не в форме. Я медлительный, скованный и неловкий, и все мое тело болит как в аидах. Но я ЗАСЛУЖИЛ боль, Набир… заслужил медлительность, скованность, неуклюжесть, а у тебя все это просто от рождения.

Это был не комплимент. Но Набир нанес слишком глубокую рану, избавляясь от своего страха передо мной.

– Значит, – мягко начал он, – ты решил заточить затупившийся клинок и новый точильный камень и снова получить острие.

– А тебе не все равно? – спросил я. – Ты ведь тоже извлекаешь из этого пользу.

Набир кивнул.

– Да, но ты бы мог спросить и меня.

Я слабо вздохнул.

– Мог бы. Но ты поймешь, когда доживешь до моих лет, что гордость может толкнуть человека на странные слова и поступки.

– Ты Песчаный Тигр, – сказал он с выразительной простотой и этим заставил меня застыдиться.

– Я был рабом, – тихо заговорил я. – Ты слышал, что сказал Аббу: чула. И я был чуть младше тебя, когда получил свободу. Поверь мне, Набир, эти годы не прошли бесследно и не забылись, хотя я уже много лет свободен.

– Конечно, – очень мягко согласился он.

Я тяжело вздохнул и потер лоб, скрытый под мокрыми волосами.

– Послушай, – сказал я. – Дело в том, что я не могу назвать тебе имя моего меча, а пока ты не знаешь имя, ты не можешь его коснуться. Мне жаль, Набир… но я повторю тебе то же, что услышал от меня Аббу: лучше тебе всего этого не знать.

– Значит в этом секрет? В его имени?

– Частично – да, – согласился я. – Остальное я не расскажу, – я отвернулся. – Ты идешь? Выпьем акиви?

Он подошел ко мне, хмуро глядя себе под ноги, и с усилием выдавил:

– А я действительно медлительный, скованный и неуклюжий?

Я подумал не соврать ли, но обманывать Набира не хотелось. Он заслуживал правды.

– Да. Но все изменится, – я ухмыльнулся. – Еще несколько кругов со мной, и ты будешь бесспорным наследником Песчаного Тигра.

Улыбка Набира была вялой, но теплой.

– Это не так уж плохо.

– Если не приводит к неприятностям, – я хлопнул его по спине. – А как тебе та девочка из кантины?

Набир воздержался от ответа. Значит либо красавица понравилась ему так, что он слов не находил, либо у него не хватило мужества.

Ну ладно, пусть пройдет время… молодая мужественность бывает и неуклюжей.

9

Набир кинул на меня тревожный взгляд поверх наших клинков.

– Она не выйдет за меня замуж.

Произведенный фразой эффект удивил даже Набира. Я выпрямился из низкой стойки и, нахмурившись, опустил меч.

– Кто не… – я моргнул. – Та девчонка из кантины?

Набир кивнул и тоже опустил свой деревянный меч. Глаза его стали свирепыми.

Интересное он выбрал время, подумал я, чтобы поделиться горем. Тренировка была в самом разгаре, уже два дня мы занимались в круге в десять шагов.