Легенды о Тигре и Дел (№3) - Создатель меча

Пора возвращаться домой, сказал я.

Но сказал про себя.

Горячая еда, огненный амнит и теплые пожелания окружающих словно сговорились сделать все, чтобы усыпить меня во время праздничного угощения. Вечерний воздух становился все холоднее и поверх новой шерстяной одежды я накинул две шкуры. Я сидел как меховой бугорок на третьей шкуре и время от времени умудрялся разодрать веки, пока Халвар услаждал слух собравшихся – на Высокогорном – рассказом о моих подвигах.

Вернее наших подвигах, участие Дел не осталось без внимания.

– Не засыпай, – зашипела она с соседней шкуры.

– Я пытаюсь. Аиды, баска… а чего ты ожидала? Разве ты не устала после всего, что случилось?

– Нет, – отрезала она, – я слишком молода для этого.

Я решил не отвечать на ее выпад, поскольку был слишком уверен, что она врет. Может конечно Дел еще не засыпала, но в том, что все у нее болело, я не сомневался. Это было заметно по ее скованным движениям, по неестественной позе.

– И сколько еще нам нужно здесь просидеть?

– Пока не закончится празднование, – Дел вполуха слушала Халвара и разговаривала со мной. – Мы поели и теперь Халвар пересказывает людям все, что услышал от нас. Когда он закончит, все споют песню освобождения, а потом все будут сидеть, вспоминать рассказ Халвара, восхищаться им и пить за твое здоровье, – она помолчала, внимательно рассматривая меня. – Но поскольку стоит на тебя раз взглянуть, и сразу становится ясно, что ты этого не вынесешь, может тебе разрешат уйти.

Я кивнул, подавляя зевок. Это отняло у меня весь остаток сил.

Халвар сказал что-то Дел, глядя на меня. Дел выслушала Главу и из вежливости перевела мне его слова – я уловил может одно слово из двадцати: песня.

Я кивнул.

– Пусть поют. Я слушаю.

Дел бросила на меня неодобрительный взгляд и быстро ответила. Глава усмехнулся, повернулся к жителям деревни, укутанным в теплые меха, и объявил что-то. И снова я увидел как люди побежали за музыкальными инструментами.

Я сидел – вежливая улыбка застыла на лице – и пытался изобразить полную заинтересованность песней. Мое собственное пение хотя и помогло покончить с Чоса Деи, не повлияло на мою нелюбовь к музыке. Музыку я по-прежнему считал шумом, хотя готов был признать, что в этом шуме была определенная система. Я думаю, любителям пение жителей Ясаа-Ден показалось бы приятным.

Дел-то не скрывала удовольствия. Она сидела, завернувшись в белые шкуры, глаза ее пристально смотрели в пространство, она совсем забылась в музыке. Может в грезах она вернулась в детство, где ее родня так же собиралась чтобы спеть. И я вдруг задумался, а пела ли Дел кому-нибудь кроме меча?

Когда песня закончилась, Халвар снова повернулся к нам и что-то сказал. На этот раз даже Дел растерялась.

– Что? – спросил я приподнимаясь.

– Сейчас придет святой, чтобы бросить кости Оракула.

– Старик любит азартные игры?

Дел отмахнулась.

– Нет… Он будет бросать кости так, как делали в древности, чтобы узнать будущее. Это теперь люди бросают их на деньги.

Я хотел выдать еще один комментарий, но появился святой. Он остановился перед нами, поклонился и сел на шкуру, аккуратно разложенную Халваром. Он был ОЧЕНЬ старым, чаще всего такими и бывают святые, чья жизнь наполнена чрезмерным количеством ритуалов. Я вспомнил шукара Салсет

– он тоже был чем-то вроде святого или колдуна – и задумался, похожи ли обычаи Севера на обычаи Юга.

Старик – седой, голубоглазый, дрожащий – видимо чего-то ждал. Какой-то юноша принес низкий треножник и осторожно поставил его перед стариком. На трех ножках лежала тарелка из полированного золота. Ободок, слегка выгибавшийся вверх, покрывали Северные руны.

Я прищурился.

– Ты кажется говорила, что в Ясаа-Ден не найдется и пары медных монет?

– Именно монет, – согласилась Дел. – Это подставка Оракула и блюдо. Они есть в каждой деревне… конечно если их не украли или не выменяли, – Дел пожала плечами. – Старые традиции приносятся в жертву, если от их гибели зависит выживание людей.

Из складок меховой одежды старик вытащил кожаный мешочек и осторожно развязал шнурок. Содержимое мешочка он высыпал на ладонь: пригоршню отполированных камней. Полупрозрачные, жемчужно-белые камешки раскатились по ладони, отливая зеленым, красным и голубым. Один камень был черным, но в глубине его светилось столько цветов, что я не смог в них разобраться.

Я нахмурился.

– Но ведь это не настоящие кости. Это камни. Кости Оракула должны быть из настоящих костей.

– Это кости земли, – сказала Дел. – Им придали форму и отполировали.

Я хмыкнул.

– Может быть, но с такими костями я еще дела не имел.

– Конечно, – согласилась Дел. – В отличие от тех, с которыми ты имел дело эти действуют.

Я открыл рот, чтобы запротестовать – вот еще, новости – но промолчал. Хотя я и не верил в предсказания, я точно знал, что Дел бросит мне в лицо, вздумай я сказать что-то грубое о старике и его камнях. Она напомнит о Чоса Деи, которого и сама считала сказкой, пока он чуть не убил ее.

И я решил не давать ей шанса высказаться.

Старик бросил камни на золотое блюдо. Как и следовало ожидать, они зазвенели и покатились, образовывая случайные узоры. Хотя человек, использовавший камни для предсказания, ни за что бы не назвал получившиеся узоры случайными. Это даже я знал.

Старик бросал камни семь раз, прежде чем заговорил. Произнес он только одно слово.

После которого пришла очередь Дел нахмуриться.

– Джихади, – повторил старик.

Дел взглянула на Халвара, словно меня рядом не было.

– Я не понимаю.

Халвар, озадаченный не меньше чем Дел, покачал головой.

– Джихади, – снова сказал старик и собрал камни в руку.

Все жители деревни растерянно смотрели на святого. Они-то конечно ожидали мудрых слов или обещаний грядущего процветания, а вместо этого святой Ясаа-Ден произнес слово, которое ни один из них не знал.

– Джихади, – спокойно сказал я, – это Южное слово.

– Южное? – Дел нахмурилась сильнее. – Почему? При чем здесь Южное слово?

– Точнее это Пустынный, а не Южный… Видимо это связано с моим присутствием, я ведь Южанин, – я мягко улыбнулся. – Хотя зная, что означает это слово, я сомневаюсь, что оно относится ко мне лично, – я усмехнулся, потом пожал плечами. – Он должно быть имеет в виду что-то другое или кого-то другого. Он стар, в конце концов, а это просто симпатичные камешки.

– Почему? – подозрительно спросила Дел. – Что такое джихади?

– Мессия, – ответил я.

Косы ударили по плечам, когда она резко повернулась к святому. Дел задала вопрос вежливо, но я уловил нотки сомнения. Дел просила разъяснений.

Старик охотно еще раз кинул камни, и снова они застыли, образовав узоры, которые ничего мне не говорили.

Старик изучил их и кивнул.

– Джихади, – повторил он, а потом добавил что-то на Высокогорном, закончив другим Пустынным словом.

– Искандар? – тут же переспросил я. – А какое отношение ко всему этому имеет Искандар?

Дел посмотрела на меня.

– Я даже не знаю, что это такое.

– Старая история, – раздраженно бросил я. – Искандар это место, названное в честь человека, который предположительно был Мессией. Я не знаю, сколько правды в этой сказке… сама представляешь, в какую небылицу может превратиться самая заурядная история, – я перехватил ее взгляд и понял, что она тоже подумала о Чоса Деи. – В любом случае, Искандар – место, где этот самый мессия встретил смерть.

Дел внимательно смотрела на меня.

– Он был убит? Казнен?

Я ухмыльнулся.

– Это было бы слишком романтично. Его ударила по голове собственная лошадь и через десять дней он умер. Поэтому и сомневаются в его подлинности – настоящий мессия не мог умереть из-за такой ерунды, – я пожал плечами. – Вообще-то я об этом мало знаю, я всегда пропускал мимо ушей подобные сказки, но я слышал, что на смертном ложе он обещал вернуться. Все это случилось сотни лет назад. Искандар теперь в руинах, и я не верю в джихади, о котором говорил этот старик.

Дел хмурилась так, что брови сошлись у переносицы.

– Он говорит, что мы отправимся туда.

– В Искандар? – я даже не потрудился скрыть улыбку. – Значит у старика песчаная болезнь.

Дел пожевала губу.

– Если Аджани там…

– Его там нет, я обещаю, баска… От Искандара остались одни руины, там никто не живет. Даже Аджани туда не пойдет, если конечно он не любитель пообщаться с привидениями.

– Тогда почему святой это сказал?

Рассудительно осмотрев собравшихся Северян, я сформулировал ответ в вежливой форме.

– Видишь ли, иногда люди пытаются защитить сделанные ими высказывания настаивая на их правдивости, хотя на самом деле все обстоит совсем по-другому.

– Он не врет, – объявила Дел.

Я даже вздрогнул. Я так старательно подбирал слова, а Дел выложила все напрямик.

– Конечно не врет, – согласился я. – Разве я говорил, что он врет?

– Ты сказал…

– Я сказал, что все люди ошибаются. Надеюсь больше предсказаний не будет? Мы можем идти спать?

Дел повернулась к святому и сказала что-то на Высокогорном. Он тут же бросил камни и прочитал получившийся узор.

– Ну? – вмешался я, не дождавшись перевода.

– Оракул, – сказала она.

– А это кости Оракула…

– Нет, не кости… Оракул. Появился человек, который предсказывает приход джихади, – Дел смотрела куда-то сквозь меня. – Он не мужчина и не женщина, – она нахмурилась. – Этого я не понимаю.

– А никто и не ждал, что ты поймешь, баска. Все продумано: чтобы добиться объяснений, надо заплатить, – я улыбнулся святому, уважительно склонил голову и повторил эти действия в сторону Халвара. – Теперь-то мы можем пойти спать?

Дел не скрывала своего раздражения.

– Тигр, я клянусь… ты стал стариком. Куда ушли времена, когда ты мог просиживать ночами, лакая амнит и рассказывая байки в кантинах.

– Я встретил тебя, – парировал я. – Я связался с тобой и, в аиды, меня лупили больше раз, чем я могу сосчитать, – я медленно поднялся и поплотнее обернул шкуры вокруг плеч. – Такой ответ тебя удовлетворит?

Захваченная врасплох Дел ничего не сказала. Я пошел спать.

Я проснулся в полной темноте и сел, опираясь на руку. Меч, лежавший рядом со мной, светился. Он был красным, как овеваемые ветром угли, и горячим как горн кузнеца. Горячим как огонь Чоса Деи во внутренностях дракона.

– Нет, – четко сказал я и обхватил рукоять.

Я собрал все силы, чтобы отразить атаку, потом меня начало трясти. Виной был не жар меча, а сила, вздымавшаяся в нем. Грубая, враждебная сила, не поддававшаяся контролю.

– Нет, – снова сказал я, поднимаясь на колени. Шкуры с меня упали. На мне не осталось ничего, кроме позаимствованных у Халвара штанов. На Севере я успел понять, что под мехом теплее спать раздетым, но в Ясаа-Ден пришлось изменить привычке. Хотя кроме нас с Дел в доме никого не было, спать голым в чужом жилище казалось мне невежливым.

Сила пробежала по моим ладоням, добралась до локтей, от нее заболели плечи.

– Да провались ты в аиды, – выдохнул я. – Прошлый раз я победил тебя, сделаю это и сейчас.

Было больно. Аиды, как же больно… но я не собирался сдаваться. Я упрямый.

Чоса Деи это не понравилось. Я чувствовал как он в мече проверяет границы своей тюрьмы. Интересно, знал ли он что случилось, где он оказался; понял ли, что он мертв. Для такого человека как Чоса, привыкшего красть и жизни, и магию, ужасом будет обнаружить, что его собственную жизнь, а с ней и умение переделывать вещи, похитили.

Он снова проверил клинок. Я собрал всю силу воли, почувствовал возрастающее любопытство, стремление понять.

И ощутил, как Самиэль пытается вернуть себе магию, которую отбирал у него волшебник.

Сколько еще? Мысли скользили как-то смутно. Сколько еще это будет продолжаться?

Сила заколебалась, потом неожиданно вернулась обратно в меч по моим онемевшим рукам. Я медленно разжал пальцы и опустил оружие. Меня трясло, пот стекал по лицу и ребрам.

Подул ветерок и я понял, что промерз до костей. Дрожа с ног до головы, я снова забрался под шкуры, жадно впитывая остатки тепла. Я прижал мех к подбородку, попытался расслабить мышцы. Дрожь не унималась и я зажал ладони между коленями, ожидая, когда же наступит облегчение.

На мое левое плечо опустилась чья-то рука, хотя я едва мог чувствовать прикосновение через шкуры.

– Тигр… с тобой все в порядке?

Я вздохнул, наполняя воздухом и грудь, и живот, так же старательно выдохнул и попытался ответить ровно.

– Я думал ты еще там, с Халваром и остальными.

– Уже очень поздно, почти рассвет. Я проспала несколько часов.

Часов. Значит она видела, что случилось.

– С тобой все в порядке? – повторила она.

– Оставь меня в покое, – попросил я. – Дай мне заснуть.

– Ты дрожишь. Тебе холодно?

– Иди спать, Дел. Из-за тебя я не могу заснуть.

Грубость подействовала. Рука убралась. Через секунду отошла и Дел, чтобы забраться под свои шкуры, разложенные в трех футах от моих.

Я дрожал, покрывался испариной, старался расслабить руки, которые настойчиво пытались задергаться в судорогах. Я чувствовал как напряжение сжимает плечи, спускается ниже, скручивает спину. Я не хотел биться в судорогах… аиды, как же мне от этого удержаться… Лучше бы меня ударили ножом, по крайней мере такая боль мне знакома.

Собраться, собраться… очень медленно дрожь убывала. Я развел колени, освободил руки и почувствовал как ослабли сухожилия. Страшная боль от подступавших судорог медленно ушла из спины и плеч и наконец-то я смог полностью расслабиться. Облегчение переполнило всего меня.

Я не удержался и вздохнул с облегчением, потом перекатился на левый бок, поправляя шкуры, и обнаружил, что Дел смотрит на меня.

Она сидела на одеялах, скрестив ноги и завернувшись в одну шкуру. В доме было темно, светились лишь тлеющие угли, но бледные волосы и совсем белое лицо отражали этот слабый свет. Я очень хорошо видел ее лицо. И то, что оно выражало.

– Что случилось? – прохрипел я.

Она ответила не сразу, словно в этот момент была где-то далеко. Она просто внимательно, сосредоточенно смотрела на мое лицо.

Я повторил настойчивее:

– В чем дело?

В голубых глазах что-то заблестело.

– Я была неправа, – сказала она.

Я уставился на нее, лишившись дара речи.

– Я была неправа, – повторила она.

И по ее лицу потекли слезы.

– Неправа, – выдавила она. – Все мои причины – ерунда, все извинения

– ерунда. Ради собственного эгоизма я предала твое доверие.

Прошло какое-то время, прежде чем я сумел выдавить сквозь сжавшееся горло:

– Ради Калле…

– Я была неправа, – объявила Дел. – Дочь это дочь, и ради нее можно пожертвовать многим, но использовать тебя так, как это сделала я, превратить тебя в плату… – ее голос сорвался и она тяжело сглотнула. – Я сделала с тобой примерно то же, что Аджани сделал со мной. Он отобрал у меня свободу… а я пыталась отобрать свободу у тебя.

У меня появилось множество ответов и каждый готов был опровергнуть сказанную ею правду, оправдать все ее поступки, чтобы ей стало легче, чтобы она больше не плакала, чтобы я не чувствовал себя виноватым, хотя мне не в чем было себя винить.

Но я не стал ее успокаивать. Поддаться порыву означало бы помочь ей позабыть свою вину.

Я глубоко вздохнул.

– Да, – сказал я, – ты была неправа.

Голос был Дел был совсем пустым.

– Это единственный поступок в моей жизни, которого я должна стыдиться. Я убивала людей, много людей. Людей, которые вставала на моем пути, в круге или вне его. Я не сожалею ни об одной из этих смертей, они были необходимы. Но того, что я сделала в Стаал-Уста, можно было избежать. Я не имела права предлагать им эту сделку. Я не имела права распоряжаться чужой жизнью.

– Ты не имела права, – повторил я.

Дел шумно вздохнула.

– Если ты хочешь, чтобы я ушла, я уйду. Ты закончил свое дело, выполнил свое обещание. Теперь я должна выполнить свое. Мне нужно закончить песню. Ты не обязан преследовать Аджани.

Да, не обязан. И никогда не был обязан. Но я разделял ненависть Дел к этому человеку.

Я представил, каково мне будет снова ехать одному. Только жеребец и я. Никаких женских сложностей, никакой жажды мести, никакой одержимости. Я буду спокойно ездить по Югу, отыскивая работу, и так пройдет остаток моей жизни. Каждый день я буду стареть, сам того не сознавая.

Не будет Северной баски, с которой можно провести время за спором или в круге.

Я прочистил горло.

– Ну, мне все равно нечем заняться.

– После всего, что я сделала…

– Забудем.

Я ответил резко, прямо, небрежно. Этого было достаточно. Мы не умели выражать свои чувства красивыми словами.

Дел поправила шкуры и снова легла на одеяла. Она лежала ко мне спиной, на левом боку.

– Я рада, – сказала она.

Я вспоминал наш разговор и меня переполняли переживания, но я был слишком измучен мечом, а бурные эмоции отнимали слишком много сил. Дел сделала свое признание, Дел выполнила задачу, которую я возложил на нее. Мне оставалось только закрыть глаза и, расслабившись, уплыть. Свалиться в темноту. Вместо боли пришло облегчение, соблазн сна манил, манил, манил…

Приятно было уплывать в сон, застыть на краю вихря… ожидая начала падения…

– Ты не старый, – сказала Дел. Очень тихо, но ясно.

Сон на мгновение отступил. Я улыбнулся и снова потянулся к нему. Возвращаюсь домой, подумал я и соскользнул с края мира.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

– Тигр, – сказала Дел, – ты свистишь.

– Нет.

– Сейчас нет. Но только что ты свистел.

– У меня нет привычки свистеть, баска… свист слишком напоминает музыку.

– Свист и есть музыка, – отметила она. – Именно этим ты и занимался.

– Послушай, – терпеливо сказал я, – я никогда не напеваю, не мурлыкаю, не насвистываю. Я не занимаюсь ничем, что хотя бы отдаленно связано с музыкой.

– Потому что у тебя нет слуха. Но это не значит, что ты не можешь делать что-то подобное. Чаще всего люди не любят чем-то заниматься только из-за того, что делать это не умеют, – она помолчала. – Как например в твоем случае.

– А почему я должен свистеть? Я никогда этого не делал.

– Потому что благодаря Кантеада и твоей яватме ты стал лучше понимать, какую силу скрывает музыка… и может быть потому что ты счастлив.

Да, я был счастлив. Я был счастлив постоянно с того момента, как услышал признание Дел, и стал еще счастливее с тех пор, как высокогорья сменились предгорьями, а предгорья пограничными землями. И часа не пройдет, как мы навсегда оставим Север.

Но я и не подозревал, что от радости даже начал свистеть.

Я глубоко вздохнул и удовлетворенно выдохнул.

– Чувствуешь какой воздух, баска… хороший, чистый. И между прочим теплый… Больше никаких отмороженных легких.

– Да, – согласилась она, – больше никаких отмороженных легких… Теперь мы сможем дышать Южным воздухом и то, что не отморозили сжечь.

Я только усмехнулся, кивнул и поехал дальше. Хорошо было снова на жеребце съезжать с холмов в заросшие кустарником пограничные земли между Севером и Харкихалом. Было так хорошо, что я даже не обращал внимания на угрюмое молчание Дел или сухую иронию ее тона когда она все же заговаривала. Я думал только об одном – с каждым шагом мы приближались к границе, к дому. К теплу, солнцу и песку. К кантинам и акиви. Ко всему тому, что я так хорошо изучил за последние двадцать с лишним лет моей жизни, как только сумел выбраться в этот мир.

– Смотри, – показал я, – вот и граница, – не ожидая ответа, я сжал бока жеребца и гнедой галопом пролетел то небольшое расстояние, которое еще отделяло меня от Юга. Я заставил жеребца пройти каменную пирамиду, потом развернул его и остановил, поджидая Дел. Ее мерин преодолевал ту же дистанцию пристойным шагом.

Или это было неохотой, а не пристойностью?

– Давай, Дел, – позвал я. – Грунт хороший, пусть твой чалый пробежится.

Но она заставила его идти. Точно до пирамиды. Там она его остановила, соскочила на землю и обернула повод вокруг каменного выступа. Не сказав ни слова, Дел отошла в сторону и повернулась ко мне спиной, глядя точно на Север.

А-а. Снова за свое.

Я нетерпеливо наблюдал как она вынимает меч, кладет клинок и рукоять на ладони, потом поднимает меч над головой, словно предлагая его своим богам. И я снова вспомнил ночь, когда Дел создала палитру всех цветов мира и раскрасила небо радугой. Ночь, когда я понял, что она не мертва, что я не убил ее.

Нетерпение спало. Дел прощалась со своим прошлым и настоящим. Нет больше Стаал-Уста, нет Калле, нет знакомой жизни. Насколько я был счастлив снова видеть Юг, настолько ей тяжело было расставаться с Севером. Хотя ее и выгнали из Обители, которую Дел считала своим домом.

Жеребец переступил, протестуя против бездействия. Я задержал его, натянув поводья и посоветовав потерпеть. Для разнообразия он обратил внимание и на мои пожелания, но развернул голову настолько, насколько мог развернуть ее, посмотрел в сторону все еще невидимого Харкихала и заржал. С чувством.

– Я знаю, – сказал я ему. – Подожди еще пару минут… Ты же можешь подождать, даже если тебе это не нравится.

Гнедой помотал головой, потанцевал и махнул хвостом. А ведь я уже давно собирался его отрезать. Я вспомнил об этом сразу, как только концы жесткого конского волоса хлестнули меня по бедру.

– Продолжай в том же духе, – предложил я. – Вот отрежу тебе твои гехетти, что тогда будешь делать?

Дел вернулась к чалому, сняла повод с камня и повела мерина ко мне. Она по-прежнему сжимала рукоять обнаженного меча и кажется убирать меч не собиралась.

Я нахмурился, придержал жеребца, заметив, что он уже готов поприветствовать чалого укусом, хотел задать вопрос, но Дел меня опередила.

– Пора, – просто сказала она.

Мои брови приподнялись.

– Что пора?

Солнечный свет отразился от клинка Бореал.

– Пора, – повторила Дел, – встретиться в круге.

Последний раз на эту тему мы говорили три недели назад, незадолго до того, как добрались до Ясаа-Ден. Дел не вспоминала о тренировках, а я радовался. И надеялся, что буду радоваться этому вечно.

Я посмотрел на рукоять моей собственной яватмы, спокойно ехавшей около моего левого колена в позаимствованных ножнах, прикрепленных к седлу. Халвар был настолько щедр, что отдал мне ножны, в которых держал свой старый бронзовый меч. Я взял их неохотно. Это были только ножны, а не ножны-с-перевязью, к которым я привык, но меч нужно было в чем-то везти. Я не мог тащить с собой голый клинок.

– Нет, – сказал я.

Лоб Дел прорезали морщинки.

– Ты еще боишь…

– Ты не знаешь этот меч.

Она посмотрела на рукоять, обдумала мои слова, тихо вздохнула и героически попыталась проявить терпение.

– Мне нужно тренироваться, Тигр. И тебе тоже. Если мы хотим что-то зарабатывать на жизнь пока будем искать Аджани, нам нужно снова войти в форму. Нам нужно танцевать в круге, чтобы восстановить согласованность, силу, выносливость…

– Я знаю, – сказал я, – и ты совершенно права. Но я не войду с тобой в круг пока Чоса в этом мече.

– Но ты можешь контролировать силу меча, ты можешь сдерживать его, я это видела. И не только в ту ночь в доме Халвара, но и несколько раз по дороге…

– …и именно из-за того, что я узнал за эти несколько раз сейчас я отказываюсь, – объявил я. – Этот меч нелегко было сдерживать и до того, как я повторно напоил его кровью Чоса Деи… ты действительно думаешь, что я рискну тем минимальным контролем, которым над ним обладаю ради тренировки с тобой? – я покачал головой. – Чоса Деи нужен был твой меч, он хотел выдавить магию из твоей яватмы, изменить ее, переделать для своих целей, и я чувствую, что он не отказался от своих намерений.

Дел даже не удалось скрыть испуг.

– Но как он может… – не закончив фразу, она покачала головой. – Он в мече, Тигр.

– И ты, не зная на что он способен, действительно хочешь рискнуть, позволив ему встретиться с Бореал?

– Я не думаю… – она замолчала, нахмурилась, пристально посмотрела на рукоять Самиэля, поднимавшуюся около моего левого колена, жестом признала мою правоту. – Может быть. Может если твой и мой мечи когда-нибудь встретятся, Чоса украдет магию моей яватмы, а потом… – она снова замолчала. Я почувствовал, что наконец-то она все поняла. – Если он соединит твою и мою магию, что может произойти? Каким человеком он может стать?

Я покачал головой.

– Нельзя даже представить, что может случиться. Твоя яватма отличается от других, баска, ты и сама об этом знаешь, хотя мало говоришь. Я понял это, посмотрев на другие кровные клинки. Теперь я знаю как из делают и что происходит у них внутри, – я пожал плечами. – Ты напоила свою яватму кровью Балдура и завершила ритуалы, закрепив свои пакты с богами, перед которыми так благоговеешь. Потом ты спела свою песню о нужде и мести, которые кроме тебя никто не мог прочувствовать, – я пристально посмотрел на нее. – Я думаю, от этого твоя яватма стала сильнее любого кровного клинка.

Дел ничего не сказала. Тишина была яснее ответа.

– Когда я повторно напоил ее, – я коснулся рукояти моей яватмы, – когда я наконец-то призвал ее по всем правилам, как ты и объясняла, я спел о своем, о вещах, которые близки и понятны только мне, как и ты когда-то. Поэтому мой меч, как и твой, тоже отличается от других яватм, только в нем Чоса Деи, а не пакты с богами, – я покачал головой. – Я еще не понял все это до конца и может никогда не пойму, но я знаю, что жар и холод нельзя соединить. Они не прекратят войну, пока один из них не победит. Наверное это касается и наших мечей.

– Но произошла ошибка… – взволнованно сказала Дел. – Этого не должно было случиться… в Стаал-Уста нас учат, что повторно поить меч запрещено.

– Но мне выбирать не пришлось, разве не так?

– Конечно… я не виню тебя, – Дел все еще хмурилась. – Я думаю о причине, почему меч может выпить крови только один раз. Представь танцора меча, который раз за разом будет поить свою яватму. Он сможет «собирать» силу своих врагов как Чоса Деи собирал магию, переделывая вещи, – Дел посмотрела на мой меч. – Такой мужчина – или такая женщина – может забыть о чести и обещаниях и стать наркоманом, только вместо наркотика ему нужно будет постоянно убивать и поить меч, чтобы получить еще силы.

– Ты хочешь сказать, что только обычай удерживает танцоров мечей с яватмами от того, чтобы не напоить меч каждый раз, когда совершается убийство?

– Обычай, – кивнула Дел. – И честь.

Я не смог подавить смешок.

– Ничего себе контроль! Значит любой танцор меча, больной и уставший от всех ваших обычаев и кодекса чести, мог бы стать отступником? Разъезжать по Северу и Югу и раз за разом поить свою яватму?

– Никто не осмелится..

– Почему нет? – прервал я ее. – Что его остановит? Какая серьезная причина, кроме вбитой привычки его от этого удержит?

– Танцор меча, который осмелился бы на такое, был бы формально осужден вока и объявлен изгоем, – уверенно сказала Дел, – клинком без имени. На него была бы наложена повинность меча Стаал-Уста и любой танцор меча должен был бы наказать его, бросив ему вызов.

Я поцокал языком в ответ на ее слова в притворном отчаянии.

– Какая ужасающая перспектива, баска. Страшно так, что хочется нырнуть в постель и с головой залезть под одеяло.

К ее лицу прилила кровь.

– Только из-за того, что на Юге ни у кого нет чести или никто не желает знать, что такое ответственность…

– Дело не в этом, – вмешался я, – я говорю о другом. Эти мечи опасны. К магии, которая превращает нормальный меч в вещь, наполненную силой и способную высасывать душу из человека, нельзя относиться легкомысленно. В злых руках яватма может стать разрушительным оружием, – я сардонически улыбнулся. – И все же, несмотря на такую угрозу, ан-кайдины Стаал-Уста продолжают раздавать их, – я поерзал в седле. – Не слишком мудро, Делила.

– Только кайдины получают яватмы, или те, кто достигнув вершины мастерства выбирают путь танцоров мечей, – она пожала плечами. – К моменту выбора в чести ан-истойя уже никто не сомневается, поэтому они и получают высокий ранг. Они проходят отбор. За годы обучения кодекс чести Стаал-Уста входит в их кровь. И к яватмам относятся совсем не легкомысленно, Тигр. Вока не даст кровный клинок, пока не убедится, что он – или она – знает, как нужно обращаться с силой, и не будет уверен, что ан-истойя не нарушит кодекс чести.

– Дел, – мягко сказал я, – у меня есть яватма.

Удар попал в цель. Дел долго смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Потом она раздраженно отмахнулась.

– Да, есть, но только потому что ты доказал, что достоин ее.

– Достоин? Разве не я напоил меч повторно?

Она открыла рот, чтобы ответить, но не нашла что сказать. Она нахмурилась сильнее и морщины на лбу пролегли глубже. Всегда тяжело видеть как превращаются в ничто убеждения с которыми человек прожил всю жизнь. Я, например, с детства привык не верить в магию.

– Дел, – спокойно сказал я, – я не собираюсь поить ее снова, если это тебя беспокоит. И я постараюсь никогда больше не вызывать эту штуку к жизни – я танцор меча, а не волшебник. Я просто хочу объяснить, насколько опасно раздавать такую силу свободно или с очень небольшими ограничениями. Честь это одно, баска – и я не сомневаюсь, что она высоко ценится в Стаал-Уста – но не все в мире понимают ее ценность. Большинство людей – а может и каждый – ни на минуту не задумаются, использовать ли преимущество, имеющееся под рукой, если речь идет о жизни и смерти.