Посланец старейшин

День 7. 23.30

Робеспьерр и Румянцев, впрочем, как и прочие главы крупнейших мировых корпораций и политические лидеры держав, просто пугали Алекса. Кто он такой по сравнению с двумя миллиардерами, вместе с ним ужинающими за полночь за одним столом? А испуг его был вызван тем, что они искренне верили в теорию, осуществление которой на практике обязательно повлекло бы крайне тяжелые последствия, вызвало бы хаос, меняющий ход истории на ближайшую тысячу лет.

Простые люди смогут опомниться только тогда, когда они поймут, что оказались в рабстве, которому придана законная форма, и бороться с этим можно, только взявшись за оружие. Только вот бесполезно было объяснять все это монополистам, сидящим напротив и вроде бы слушающим доводы Алекса. Они попросту не слышат его. Как гласит пословица: «Слеп не тот, кто не видит, а тот, кто видеть не хочет».

Разговор в этом духе продолжался за столом уже около часа. Появился официант, поставивший перед каждым из присутствующих по порции утки по-пекински с разнообразными гарнирами, а также несколько бутылок редкого вина и экзотический десерт, включающий фрукты из самых разных уголков мира.

– Вы не хотите понять только одного, – сказал Румянцев. – На самом деле единственное, что нас волнует, – это мир во всем мире. Сами посудите, каково теперь положение. У каждой нации свои цели, их лидеры готовы потворствовать лишь собственному «эго». В ходе истории все конфликты, случавшиеся до сих пор, доказали свою несостоятельность, поскольку по большому счету ничего не изменилось, за исключением политических идеологий, которые тоже так никуда и не привели. Со времен великой Римской империи мир не знает безопасности, а все войны, унесшие многие миллионы жизней, стабильности так и не принесли. Каждая из войн имеет целью навязать противникам собственную философию, но, как вы и сами понимаете, ничего кроме кровопролития они не приносят. Да ладно, пусть люди поклоняются своим богам и идолам, лишь бы это происходило в обстановке всеобщего мира и процветания. Неужели в этих доводах есть какой-то изъян?

– Нет, в принципе с вашими доводами я согласен, – кивнул Алекс, отхлебнув из бокала. – Просто вы не хотите признать, что лишаете обычного человека возможности управлять собственной судьбой, своим успехом, пусть и незначительным, но достигнутым за счет личного упорного труда и учебы. Вы предлагаете перекрыть все каналы, попросту захлопываете перед человеком дверь, поскольку, если он не является членом «Глоба-Линк» – единственной остающейся в мире корпорации, – то больше ему попросту некуда постучаться.

Робеспьерр сделал глоток вина и поставил бокал на стол.

– Всегда останется место для малого бизнеса, хозяин которого упорным трудом и при небольшом везении может купить себе акции «Глоба-Линк», стать акционером и получать свои дивиденды, какими бы незначительными они ни были. Искоренение соревновательности приведет к ликвидации конфликтов в обществе. Мы приглашаем всех, кто достаточно целеустремлен, присоединиться к нам в единой попытке и добиться своей цели. В новом мире будет обеспечена справедливость и свобода для всех. Один мир, один свод законов, которым подчиняются все. Это будущее, Михаил Михайлович. Не будете же вы отрицать, что за этой сухой логикой скрывается еще и бездна чувств. Так почему же вы по-прежнему противитесь такому мирному решению?

– Еще до создания «Глоба-Линк» люди пришли в этот мир, будучи заведомо неравны друг другу, – пояснил Алекс. – Новая аристократия назовет их попросту рабами, рухнет общество, которое проделало столь долгий путь, стремящееся выкарабкаться из грязи.

Их разговор был прерван появлением одного из слуг. Он наклонился и что-то шепнул на ухо Румянцеву.

– Господа, прошу прощения, срочный телефонный звонок. Прошу вас, не стесняйтесь.

Румянцев вместе со слугой ушел, а Робеспьерр снова глотнул вина.

– Ваше намерение голосовать против помешает становлению общества равных возможностей для всех трудящихся, – сказал он. – Создание одной, единой корпорации гарантирует мирное сосуществование всех народов.

– Да, но только по установленному набору правил. И определять их будет «Глоба-Линк». Несогласие же с ними некоторых политических партий, стран или личностей немедленно навлечет на них карательные санкции.

– Согласен, нет в мире совершенства. Но взгляните сами, каково положение дел сейчас. Неужели не ясно, что мир, пройдя столь долгий путь, желает улучшения. Людей не устраивает постоянная борьба за власть, когда одна группа политиканов отбирает ее у другой. Согласитесь, наверняка есть путь и получше.

– Ну да, вроде фиксированных цен, чтобы бедные всегда оставались бедными.

– Бедные всегда остаются бедными и будут оставаться таковыми дальше, за исключением, может быть, одного на тысячу, который вытянет счастливый билет, давая надежду себе подобным. Именно корпорации заправляют финансами, занимаются производством товаров и предоставлением услуг, создают общий знаменатель для всех, готовых трудиться не покладая рук. Нет, Михаил Михайлович, перемены необходимы, и если вы можете предложить нечто лучшее, мы вас внимательнейшим образом выслушаем.

– Как вы верно заметили, совершенства в мире не существует, и в ваших рассуждениях есть определенная логика, но все равно для тех, кто родился вне системы «Глоба-Линк», это означает своего рода рабство. Разве у Гитлера и Наполеона не было на этот счет своих теорий?

– Но ведь они думали только о себе, варились в собственном соку. Это были совершенно приземленные правители, планировавшие уничтожение сотен миллионов людей, которые мешали осуществлению их целей. Лично я считаю, что такая аналогия неуместна. Впрочем, вы ничем не лучше их, поскольку хотите воспользоваться доставшейся вам властью для изменения хода исторического развития, переделки всего общества, формировавшегося многие тысячелетия.

Вернулся Румянцев с бутылкой коньяка, сел за стол и придвинул чистые коньячные рюмки.

– Прошу прощения, что прерываю вас, – извинился он, с явным удовольствием начиная разливать коньяк по рюмкам. – Между прочим, этот коньяк из собственных погребов Наполеона, – при этих словах Робеспьерр лишь недоверчиво усмехнулся. – Во всем мире осталось только четыре таких бутылки, причем местонахождение остальных трех является тщательно охраняемой тайной.

– Михаил Михайлович как раз пытался втолковать мне, что «Глоба-Линк», по его мнению, чем-то сродни нацизму и вообще тоталитаризму, поскольку она создает единую власть над всем миром.

– Единую власть – да, согласен, – кивнул Румянцев, любуясь янтарным напитком. – Но в случае с Гитлером все решал один человек. У нас же предполагается принимать решения коллегиально, на совете директоров, который будет переизбираться раз в два года.

– В плане руководства, возможно, и да, – сказал Алекс. – Но сам принцип власти остается прежним. Я считаю, что такой режим очень скоро покажет свою суть, предоставляя блага лишь избранным.

– Да разве не так оно и было испокон веку? – заметил Румянцев. – Сама по себе «Глоба-Линк» – система куда более честная и справедливая, чем все те, которые создавались в мире в течение последних шести тысяч лет. Неужели в ходе нашей беседы вы этого так и не уяснили?

– Я приехал сюда не только затем, чтобы выслушать ваши доводы, но и попытаться переубедить вас. Впрочем, похоже, мне это не удалось.

– Думаю, со временем вы все же примете нашу точку зрения. И крайне желательно, чтобы это произошло еще до начала женевского совещания, – заметил Робеспьерр.

Румянцев, наконец, завершил священнодействие и отставил бутылку в сторону.

– Предлагаю тост за то, чтобы мир становился все лучше, независимо от того, каким путем пойдет история.

Алекс взял рюмку, втянул носом чудесный аромат, в душе будучи наполовину согласен с тостом. Сделав глоток, он поставил рюмку и удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Я явился сюда, чтобы попытаться переубедить вас, зная, что именно вы вместе с Раймондом Брукманном стоите у истоков «Глоба-Линк». Надеюсь, мне все же удалось заронить в ваши умы хоть тень сомнения в необходимости столь поспешного голосования. Наверное, подобную проблему все же стоит сначала обсудить с лучшими умами человечества.

– Кстати, с этими умами мы уже советовались, и все их возражения были внимательнейшим образом выслушаны и учтены, – сказал Румянцев. – Должен сказать, что некоторые из их соображений оказались весьма серьезными. Но, в конце концов, они хорошенько подумали и встали на ту точку зрения, которой придерживаемся мы и крупнейшие мировые лидеры, руководители Соединенных Штатов, России, Китая, Евросоюза, НАТО. Но вы, насколько мы понимаем, продолжаете пребывать в заблуждении. Ваше право голоса в решении столь важного для всего мира вопроса создает опасный прецедент.

Алекс знал, что главное не имена, а политические посты. Теперь все, что прозвучало за этим столом, было записано на пленку.

– Опасный для кого? – спросил он. – Уж, конечно, не для Уолл-Стрит и других мировых бирж.

– Очень жаль, – сказал Румянцев. – Мы считали вас вполне разумным человеком. Но теперь я понимаю, что мы ошибались. Вы твердо решили уничтожить то, что мы создавали с таким трудом. Друг мой, это было вашей ошибкой. К сожалению, ваше решение невозможно рассматривать иначе, как крайне вредное.

Какие-то нотки в голосе Румянцева – как будто Филиппов уже проголосовал против – насторожили Алекса. Он лихорадочно пытался оценить ситуацию, но мозг работал недостаточно быстро. Алекс только теперь заметил, что они так и не притронулись к коньяку, а просто ждали, когда напиток подействует на гостя. И теперь он вдруг ощутил подступающую дурноту, которая начала подниматься из желудка, захватывая мозг. Тело больше не слушалось, в коньяк явно было подмешано какое-то сильное средство. Окружающее стало медленно вращаться перед глазами, наконец, ясность мысли и вовсе покинула его.

Алекс попытался было встать, опершись руками о стол, но ноги стали как ватные. Он был бессилен что-либо предпринять. Напротив маячили два расплывчатых пятна, лица Румянцева и Робеспьера, а потом все поглотила темнота.

Алекс потерял сознание.

* * *

Рене Шометт бросил взгляд на часы, висящие в вестибюле гранд-отеля «Европа». Было 11.55 вечера. Он подошел к стойке портье, осведомился, в каком номере проживает Алексей Иванов, и сообщил, что у них назначена встреча. Портье снял трубку и стал звонить в номер, а Рене тем временем ждал, оглядывая вестибюль, ярко освещенный старинными люстрами. Вскоре портье положил трубку.

– Прошу прощения, господин Шометт, но господина Иванова в номере нет.

Рене такого никак не ожидал.

– Ничего не понимаю. Ведь именно на это время у нас с ним была назначена встреча.

– Если он не смог явиться к назначенному сроку, вы можете подождать его в номере, – портье нажал кнопку интеркома. – Дежурный!

Как из-под земли возник молодой человек в униформе, украшенной позументами.

– Проводи господина Шометта в номер господина Иванова, да, в триста четвертый, и отопри ему дверь, – велел портье молодому человеку, вручая ему ключ.

– Спасибо, – поблагодарил Рене.

С «дипломатом» в руке он последовал за своим провожатым к лифту. Из ресторана доносилась громкая музыка. Они в молчании поднялись на третий этаж, по толстой ковровой дорожке дошли до триста четвертого номера, и молодой человек отпер дверь.

– Благодарю, – сказал Рене и вручил парню пятидесятирублевую купюру.

– Спасибо, – кивнул коридорный и отправился обратно к лифту.

Рене между тем вошел в номер Алексея и запер за собой дверь. Как ни странно, но ничто в номере не говорило о том, что постоялец собирался ложиться спать. Кровать была не застелена, в ванной нет свежих полотенец. Рене уселся на диван и огляделся. Пустующий номер производил какое-то гнетущее впечатление. Почему же Алексей до сих пор не вернулся от Румянцева? Может, он все еще там?

День выдался тяжелый, и Шометт страшно устал. Нужно было найти стенографистку для записи завтрашнего разговора со Светланой Нармоновой, а потом договориться с нотариусом. Еще предстояло подготовить кое-какие официальные бумаги и набросать список вопросов. От еды и вина, выпитого в кафе на канале Грибоедова, его разморило, и он почувствовал, что вот-вот заснет. Рене встал, сходил в ванную, умылся холодной водой и взглянул на свое усталое лицо в зеркале над раковиной. Может быть, это старость подкрадывается куда быстрее, чем он рассчитывал? Может, это связано с нависшей над миром опасностью и неожиданными убийствами американского посла и главнокомандующего силами НАТО? Не говоря уже об аресте Елены и вынужденном бегстве Алексея ради спасения своей жизни.

Все это произошло слишком быстро, и Рене чувствовал, что опасность нарастает. Новые морщинки на лице появились совсем недавно, раньше их не было.

Похоже, к норме все уже никогда не вернется.

Он отвлекся от этих нерадостных размышлений и попытался трезво обдумать происходящее. Потом, повинуясь какому-то подсознательному порыву, взял трубку и, назвав номер, попросил телефонистку связать его с дачей Румянцева. Буквально через полминуты Шометт услышал гудки на другом конце линии, а потом трубку взяли.

– Дача господина Румянцева, – послышался мужской голос.

– Это Рене Шометт, коллега Михаила Филиппова. У господина Филиппова была назначена встреча с господином Румянцевым, но он так до сих пор и не вернулся в отель, где мы должны были с ним увидеться. Он, случайно, еще не у вас?

– Простите, о ком вы спрашиваете?

– О Михаиле Филиппове.

Наступила пауза.

– Прошу прощения, – снова послышался тот же голос, – но сегодня вечером никакого Михаила Филиппова здесь не было.

– Должно быть, это какая-то ошибка. С кем я говорю?

– Я коллега господина Румянцева, Андре Робеспьерр. Я провел с господином Румянцевым весь вечер, но Михаила Филиппова в гостях у него не было.

– Это совершенно невозможно, сэр, – возразил Рене. – А я не мог бы поговорить с самим господином Румянцевым?

– Секундочку…

На самом деле прошло, должно быть, секунд двадцать.

– Румянцев слушает. Коллега сообщил мне, что вы заблуждаетесь по поводу якобы пребывающего у меня гостя по имени Михаил Филиппов. Боюсь, это какая-то ошибка. Я вообще не знаю человека с таким именем. Жаль, что ваш приятель так подвел вас. Уверен, что он все же появится и все вам объяснит.

– Понятно, – пробормотал Шометт. – Извините за беспокойство.

– Ничего страшного. Спокойной ночи.

Только Румянцев положил трубку, как телефон зазвонил снова. Это оказалась Светлана Нармонова, которая тут же поведала боссу о состоявшемся сегодня разговоре с адвокатом, с которым у нее назначена еще одна встреча завтра утром у него в отеле.

– Он из Чикаго, – продолжала она, – и я должна предоставить ему юридически заверенные сведения о своей личности. Точно не знаю, о какой сумме идет речь, но, во всяком случае, о миллионах!

– А обо мне он ничего не спрашивал?

– Только просил, чтобы вы тоже заверили бумаги.

– Знаешь, Светлана, все это очень странно, да и время какое-то совсем неподходящее. Кстати, а он предъявил тебе какие-нибудь документы, удостоверяющие его личность?

– Ну конечно! Он настоящий джентльмен с самыми утонченными манерами. Мы должны встретиться с ним и с нотариусом у него в отеле и оформить все необходимые документы. Суд рассмотрит их в конфиденциальном порядке, так что можно будет избежать уплаты налогов. Короче, тогда вся сумма достанется мне целиком.

– Да, я знаю, это довольно распространенная практика, чтобы не кормить чиновников.

– Так ты будешь?

Он на мгновение задумался.

– Хорошо, завтра в десять в гранд-отеле «Европа». Как его зовут?

– Шометт. Рене Шометт. Я встречу тебя в вестибюле.

– Да. Послушаем, что нам скажет этот твой Шометт.

Румянцев положил трубку, обдумывая все то, что он только что услышал от Светланы, потом они с Робеспьерром без лишних слов встали, прошли по длинному коридору и, распахнув дверь, вошли в комнату. Алекс лежал на кровати в совершенно одурманенном состоянии. Зрачки его были расширены, глаза остекленели, из правого уголка рта стекала струйка слюны. Время от времени он мотал головой из стороны в сторону, было ясно, что сейчас его сознание полностью выключено. Когда они вошли, он пробормотал что-то нечленораздельное.

У кровати сидел врач. Ему было лет шестьдесят с небольшим, голову украшали редкие седые волосы, из-под халата выпирал изрядный животик. Сейчас доктор склонился над Алексом, пытаясь разобрать, что тот бормочет. Но, услышав, что кто-то пришел, он поднял голову и отрицательно покачал головой.

– Боюсь, этот человек бесполезен, – сообщил врач. – Либо он ничего не знает, либо наркотик на него просто не подействовал, что для любого человеческого организма практически невероятно. Единственное, что он мне поведал, так это историю о своей поездке в Архангельск и о стычке с Жан-Жаком в Плесецке.

– Нет, ему известно гораздо больше, – сказал Робеспьерр. – Вообще, как-то даже странно, что он выдает именно ту информацию, которой мы и так уже располагаем.

– Под такой дозой он никак не в состоянии себя контролировать.

Робеспьерр недоуменно взглянул на Румянцева. Тот немного помолчал, потом обернулся к доктору.

– Ладно, готовьте его к последнему путешествию.

Ошарашенный Шометт буквально рухнул в кресло. В голове у него все еще звучал негромкий голос Румянцева. Сказать, что дело нечисто, значило ничего не сказать. Творилось что-то очень подозрительное, только непонятно было, что же теперь делать! Может, они вообще уже прикончили Алексея? А может, он просто не сумел добраться до дачи и с минуты на минуту появится на пороге номера?

Рене нужно было как следует все продумать, поскольку события развивались вовсе не так, как он рассчитывал. Как же ему поступить? Во-первых, Алексей наверняка не угодил в лапы ФСБ, поскольку был слишком умен, чтобы они сумели его обыграть. Во-вторых, он точно был на даче Румянцева и, скорее всего, по-прежнему пребывает там в качестве пленника.

Само собой, Алексей располагал какой-то необходимой им информацией, значит, его не убьют, но используют все возможные средства, чтобы заставить его заговорить. Впрочем, их наверняка ждет разочарование – не так много ему было известно, только они этого не знают. В-третьих, скорее всего дача Румянцева представляла собой настоящую крепость, и шансы проникнуть туда и вызволить Алексея были практически нулевыми. В-четвертых, Шометт не мог отправиться в СВР и все им рассказать, поскольку Михаил Филиппов находился в списках разыскиваемых и на сотрудничество спецслужбы рассчитывать не приходилось. Да и сам Христенко был в опасности. Он с самого начала, с момента испытаний на сибирском полигоне, находился в контакте с Алексеем.

Не приходилось рассчитывать и на помощь ЦРУ, поскольку они сами разыскивали Алексея Иванова у себя в Вашингтоне. Кроме того, к делу вполне уже мог быть подключен и Интерпол. Конечно, всегда можно обратиться непосредственно к Ротштейну и рассказать ему всю историю, втянув в нее таким образом и Чета Форсайта. С другой стороны, это могло навести на Форсайта определенные подозрения, а он в данный момент был необходим Алексею в качестве союзника. Да, самым неразумным было бы хоть как-то подставить Форсайта.

В заговоре вместе с правительствами были завязаны могущественные корпорации с многомиллиардными капиталами. Именно они являлись инициаторами голосования в Женеве, и Рене не видел реальных причин, могущих помешать зловещему заговору по воцарению «Глоба-Линк», если только в дело не вмешаются мировые СМИ. А задействовать их еще только предстояло. Рене не желал, да, впрочем, и не мог подвергать этот план ни малейшей опасности, иначе все их усилия пойдут прахом. Так что же делать? Неужели остается рассчитывать только на то, что Алексею как-то удалось пробраться в Финляндию?

Но тут усталость стала брать свое, глаза закрылись, и Шометт крепко проспал остаток ночи.

Глава 15

ПОБЕГ

День 8. 9.20

Сайяф сидел в пассажирской кабине позади пилота, накрепко пристегнутый к креслу. Порывы ветра, то и дело бьющие в фюзеляж, сотрясали и все его тело, а порой и перебивали дыхание. Может быть, причиной тому была не столько нехватка воздуха, сколько взвинченные нервы.

Это был первый этап девятичасового перелета, сейчас Сайяф впервые увидел голубые-преголубые небеса, которые вскоре окрасились в фиолетовые тона, а потом и вовсе почернели. Еще никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего столь прекрасного и в то же время столь простого – день, переходящий в ночь, а потом обратное превращение. Солнце медленно взошло на востоке, и тут состоялась первая посадка для дозаправки. Это было в городе Фесе, на территории Марокко. Ожидая, когда из небесной выси вынырнет двухмоторный самолет, возле полосы расположилась команда техников.

Именно здесь Сайяф впервые получил возможность умыться, сходить в уборную и, после утренней молитвы в соседней мечети, позавтракать фигами и чаем. Местные вожди приветствовали Сайяфа с большим уважением, как старого товарища, занимая его рассказами о былых сражениях в давным-давно прошедших войнах. Он знал, что следующая посадка для дозаправки будет в Тенерифе, на Канарских островах. Там, на небольшом аэродроме, имелось все необходимое: еда, сигареты и самое главное – время, достаточное, чтобы спокойно совершить второй намаз из пяти.

Вскоре они с пилотом уже снова были в самолете. Взлет прошел без сучка, без задоринки. «Да, пилот, пожалуй, хорош, – подумал Сайяф, – несмотря на то, что парнишке еще нет и девятнадцати». Юноша хорошо служил делу, и его пассажир, к которому он относился с большим уважением и почетом, тоже не ударит лицом в грязь. Солнце было уже почти в зените, пот заливал глаза. Перелет казался бесконечным, и Сайяф старался не вспоминать о погибших друзьях, которых было так много. Он никогда не думал, что Атлантический океан столь широк, столь бесконечен. Время от времени на сверкающей под солнцем глади воды появлялись точки – корабли, также пересекающие океан.

За долгие часы полета ему так и не довелось увидеть ни единого военного самолета, и это явно было знамением Аллаха. Те же немногие, что встретились, были обычными пассажирскими лайнерами с написанными на борту названиями авиакомпаний, которые он не раз видел по телевизору. Он подумал о пассажирах этих огромных машин, направляющихся в разные концы света, в дальние страны, где их ждали родные и близкие. Большие лайнеры вскоре становились крохотной точкой, а потом и вовсе исчезали.

О таких вещах Сайяф задумывался впервые. Большую часть жизни он провел в пустыне, в хижине из камня и песка, и совершенно не представлял, насколько велика эта планета и как же по-разному живут люди в разных краях. Но все изменилось, когда явились американцы со своими бомбами и начали стирать с лица земли горные деревушки, убивая детей и обрабатывая города оружием точного наведения, которое одинаково хорошо разрушало и пещеры, и мечети. Муллы предупреждали, что все это обязательно произойдет, как только империалистический Запад решит сокрушить истинно верующих. Так оно и случилось, но не было забыто. У Сайяфа тоже будет свой звездный час, как и у любого правоверного, даже беднейшего из бедных. И с каждой минутой своего путешествия он к этому часу приближался. Следующую посадку самолет совершил на небольшой полосе в Кайенне, во французской Гвиане, где их снова поджидала команда техников. Здесь Сайяфу был предоставлен ночлег – палатка и походная койка. Перед тем как отойти ко сну, он совершил последний из пяти намазов, а потом отдал должное горячему чаю и рыбе, выловленной неподалеку от Острова Дьявола – знаменитой французской тюрьмы, теперь превращенной исключительно в достопримечательность для туристов. Рыбы было полным-полно, и Сайяфа угощали от души. Он ел у костра, вместе с воинами Аллаха, курил и смеялся, слушая веселые истории, рассказываемые за едой. Остаток полета над океаном был недолгим, и вскоре они совершили посадку на крошечном секретном аэродроме в Бразилии, в Фоз-до-Игуасу, в районе трех границ, откуда были явственно видны дымы костров, на которых готовили себе еду парагвайцы. Сайяфа тут же усадили в небольшой катер и доставили на тайную базу, спрятавшуюся выше по реке. Всю дорогу капитан беспокоился, как бы им по пути не попасть под огонь снайперов наркоторговцев, доставляющих тюки с марихуаной к побережью для дальнейшей отправки в Америку.

Катер прошел под мостом Международной Дружбы и вскоре оказался в городке Сиудад-дель-Эсте, что означает «Город на Востоке», расположенном в самом центре района трех границ, где сходились рубежи Аргентины, Бразилии и Парагвая. Вот уже на протяжении почти тридцати лет город служил оперативной базой контрабандистов, фальшивомонетчиков и прочих столь же достойных лиц. Теперь же, когда «Хезболла» стала щедро финансировать террористические организации, здесь появились и базы исламистов. Американскому ЦРУ и британской МИ-6 было отлично известно о том, что здесь творится, но ничего поделать с этим они не могли. Переброска Сайяфа теперь была уже наполовину осуществлена.

Значит, вскоре он получит окончательные инструкции.

* * *

День 8. 9.40

Шометт неожиданно открыл глаза и увидел за окнами яркий солнечный свет. Он заснул, сидя в кресле. Рене бросил взгляд на часы. Светлана Нармонова должна была появиться через двадцать минут. Он встал и покачнулся. Алексей так и не вернулся со встречи с Румянцевым. Для верности Шометт заглянул в спальню. В постели явно никто не спал, тем не менее покрывало было отброшено. Кто-то здесь явно побывал. Он быстро заглянул в ванную и увидел, что полотенца там висят свежие. Что же происходит? Вернувшись в гостиную, он взял трубку, связался с портье и спросил, не появлялся ли ночью Алексей Иванов.

– Да, судя по записям, он здесь был, – ответил портье. – А в три часа ночи выписался.

– Но это невозможно!

– Сожалею, но это была не моя смена.

– А откуда ваш коллега мог знать, что это именно Иванов?

– Этого я не знаю. Вот здесь есть пометка, что номер на всякий случай подготовлен к приему нового клиента.

– Это Рене Шометт. Я говорю из того самого номера… из номера, который мне сейчас просто необходим. Через пять минут я спущусь и сниму его официально.

Он положил трубку, взял свой «дипломат», спустился вниз и снял номер на сутки. После этого он быстро вернулся, чтобы успеть подготовиться к встрече. Нотариус и стенографистка должны были появиться в одиннадцать. До прихода самой Светланы оставалось всего несколько минут. Разговор с ней надо будет построить так, чтобы узнать имена людей, участвующих в заговоре. Это самое главное.

Уже не оставалось времени прикидывать, что могло случиться с Алексеем на даче Румянцева. Рене снял наплечную кобуру с «кольтом-44», снова отправился в ванную и посмотрелся в зеркало. Лицо его было все еще довольно несвежим. Он быстро принял душ и на скорую руку побрился. Ну, теперь, пожалуй, вид у него стал более деловой. Кожа все еще горела от жестких струек душа, Рене насухо вытерся и быстро оделся, потом вернулся в гостиную и еще раз проверил, все ли в порядке. У него в распоряжении оставалось семь минут.

Он придвинул письменный стол поближе к дивану, переставил кресло. Это заняло около двух минут. Затем Шометт снова надел кобуру и сунул «кольт» на место. На случай, если придется воспользоваться оружием, он для тренировки несколько раз выхватил и снова спрятал его. У него вдруг появилось чувство, что Светлана Нармонова придет не одна. Все шло вопреки плану. Рене снова взглянул на часы. Почти десять утра.

Он начал волноваться, еще раз окинул взглядом комнату, и тут раздался стук в дверь, который как-то не вписывался в общую картину. Интересно, почему портье не сообщил по телефону, что к нему гости? За годы службы в «Сюрте» он стал чуять подвох за версту. Сейчас был как раз такой случай.

Стук повторился.

Он вытащил «кольт», подошел к двери, чуть приоткрыл ее. За дверью стояла Светлана Нармонова, а у нее за спиной маячил Владимир Румянцев. Сам Румянцев! Шометт сразу узнал его по фотографиям, неоднократно виденным в газетах. Что он здесь делает?

– Доброе утро, госпожа Нармонова, рад видеть вас, господин Румянцев. Прошу вас, входите.

– Благодарю, – ответила она.

Шометт широко открыл дверь и, встав за ней, дождался, пока они войдут. Румянцев задержался на пороге, быстро огляделся и кивнул кому-то, дожидающемуся в коридоре. Держа руку в кармане, в номер вошел его охранник Буклер. Шометт неожиданно захлопнул за ними дверь и ткнул стволом в Буклера.

– Эй, ты, – рявкнул он. – А ну-ка вынь руку из кармана, только очень медленно!

Буклер медленно вытащил руку из кармана, костяшки его пальцев побелели от напряжения. Шометт вынул у него из кармана пистолет и обратился к Нармоновой:

– Видите мой кожаный портфель? Внутри лежит веревка. Начинайте их связывать. Сначала этого, -он кивнул на Буклера. – Сперва руки, потом ноги. Быстрее! Я объясню, как завязывать узлы.

Нармонова, до смерти перепуганная, буквально лишилась дара речи и без колебаний повиновалась приказаниям Шометта. Через десять минут Румянцев и Буклер уже сидели на стульях, связанные по рукам и ногам. Рене проверил веревки, завязанные, согласно его указаниям, особыми узлами. Если связанный человек начинал пытаться высвободиться, они затягивались сильнее.

– Зачем вы это сделали? – явно паникуя, спросила Светлана Шометта.

– Слишком долго объяснять, – он указал на кресло. – Садитесь!

Она села, и Шометт связал ей руки и ноги так же, как она до этого упаковала своих сопровождающих. Из коридора послышались голоса каких-то явно подвыпивших бизнесменов на отдыхе. Потом они утихли, эти люди явно скрылись у себя в номере. Снова стало тихо, и Рене постепенно начал успокаиваться.

– Мы предполагаем, что вы друг Филиппова, -наконец заговорил Румянцев, поняв, что Шометт уже почти спокоен и его палец на спусковом крючке не трясется.