Собрание сочинений (Том 4)

      Его ученики обнаружили, что кто-то губит дубы - узкой, незаметной полоской подрезает кору, деревья высыхают, потом легко доказать, что деревья надо спиливать. Поклялись преступников найти. Когда нашли ахнули. Пилить дубы приехал заведующий фермой, человек, любивший говорить высокие слова о патриотизме и гражданском долге.
      Ребята поступили по-ребячьи. Когда пильщики устали и уснули, дети собрали пилу, топоры, бросили в овраг, присыпали землей, на кузове машины написали мелом: "Воры".
      Они совершили свой суд. Но потом испугались, пришли к учителю, отдали ему ключ от машины.
      Самое главное в этой истории - последующее.
      Сухомлинский не испугался, а обрадовался поступку ребят, их поддержал. Он писал потом, что нельзя отмахиваться от справедливого порыва детского сердца - эта "мелочь" формирует гражданина. Справедливость, по Сухомлинскому, для ребенка непременно должна заканчиваться поступком. Он решительно протестует против воспитательского ханжества: мол, зачем так, лучше обратиться к власти, в сельсовет, еще куда, где взрослые вынесут справедливое решение. Воспитанный так человек, записал Василий Александрович, "может научиться управлять чувствами с точки зрения собственной выгоды и удобства. Такие люди страшны и небезопасны: они способны на предательство и вероломство, на них нельзя положиться в сложной обстановке, для них нет ничего доброго и святого".
      Вот такой ответственный вывод, казалось бы, из невинной альтернативы: совершить справедливый поступок самому или предоставить его старшим.
      В сущности, чрезмерная опека старшими подростка или даже уже взрослого инфанта есть не что иное, как отнятие у него права самостоятельных решений даже в собственной судьбе.
      Еще одна бесконечно важная формула Сухомлинского: "Из эмоционального разоружения рождается опасный моральный порок - бессилие, чувство собственной никчемности".
      Нет, не так безопасна эта усердно потливая озабоченность о каждом маломальском шаге любимого чада: она взращивает не ведущего, но ведомого.
      Знание, куда идти, - это, в сущности, главный творческий признак социально зрелой личности.
      * * *
      Один из главных признаков инфантилизма - подражательство, желание следовать стандарту.
      Один из главных признаков зрелости - желание скорей найти самого себя, свою индивидуальность, что еще вовсе не означает "позорного" выделиться.
      Все гоняются за джинсами, надо раздобыть эти джинсы и мне. Все ходят с такой-то прической, такая прическа будет и у меня. В целом нормальное свойство отрочества "быть как все" должно непременно спотыкаться о порожек, после которого начинается: "я должен быть самим собой". Но порожек что-то не встречается. Не отдавая себе в том отчета, инфанты сперва одинаково стригутся, одинаково одеваются, потом слушают одну и ту же музыку и, наконец, одинаково думают.
      А тут есть над чем посоображать. В чем-то, может, одинаковость хороша, но чаще - губительна. Она способна превратить толпу в стадо, особенно когда толпу отличает общая юность, порой равнозначная общей неопытности. Душевной, нравственной неопытности.
      Ведь ежели дать тысяче подростков тысячу книг "Три мушкетера" и этой же тысяче дать возможность прослушать серию одних и тех же музыкальных новинок в их вкусе, результат будет абсолютно разный, и дело вовсе не в существе этого результата, а в многозначности результата чтения и однозначности восприятия так обожаемой ими музыки.
      Что это значит? Только одно. Воспитывать инфанта надо теми средствами, которые способны формировать индивидуальности, множественность индивидуальностей.
      * * *
      Еще одно. Иммунитет к дурному, к негативному. Силен этот иммунитет человек зрел. Слаб иммунитет - слаб человек, еще не созрел. В сущности, устойчивость к дурному есть не что иное, как признак самостоятельности, а значит, индивидуальности.
      Опасен и в то же время типичен для инфанта житейский сюжет, который я бы назвал, может и ненаучно, - эффект картинки.
      Он уже велик ростом, наш дорогой ребенок, относится к себе как к взрослому, того же требуя от окружающих, конфликтует на этой почве, ощущает себя недооцененным, несправедливо угнетенным, а сам живет "картинками". Его будущее представляется ему "картинками", полными высот, признания, осуществления великих целей. Однако о том, что до воображаемой картинки - долгий путь и упорный труд, об этом думать не желает. И худо, когда между воображаемым, чаще всего внушенным близкими с самыми благими намерениями, и правдой жизни, по которой "картинки" можно достичь лишь работой, возникает пропасть, разрыв.
      Это признак бесспорной инфантильности, когда трудности достижения красивой цели рождают обиду, слезы, разочарование, наконец, равнодушие.
      Казалось бы, пустяковая педагогическая клепка между желаемым и путем достижения желания - а как тяжко оборачивается ее отсутствие, ее пропуск.
      * * *
      За забором семейной заботы, чаще всего бездумно услужливой, идущей от лжедобра мысли, что главная задача взрослых быть поводырями зрячего инфанта, может возникнуть - и возникает - немало злых идей.
      Первая среди первых - эгоизм, себялюбие, которое в конце концов и поводырей поставит, коли надо, на колени. Эгоизм же рождает жестокость, рождает индивидуализм. Неумение в сфере самостоятельных поступков приводит постепенно к их нежеланию, равнодушию, а потом и неспособности их совершать. А что лучшего может желать зло?
      Ведь еще Эберхардт - вспомним эпиграф Ясенского - означал:
      "Не бойся врагов - в худшем случае они могут тебя убить.
      Не бойся друзей - в худшем случае они могут тебя предать.
      Бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство".
      Бойся равнодушных. А только равнодушных воспитует зашоривание глаз и бездумность.
      Инфантилизм я бы сравнил со сном, но сном - необычным. Человек спит с открытыми глазами. Он видит добро и зло, но вяло реагирует на них. Он чего-то хочет - самостоятельности, поступков, но охотно от них отказывается: ведь плыть по течению куда проще, чем против течения.
      Чтобы стать гражданином, инфант должен проснуться. Мозг должен среагировать на увиденное и выдать соответственную справедливости реакцию.
      Проснувшись, инфант становится человеком. И все дело в том, когда он просыпается: будучи еще ребенком или став тридцатилетним мужчиной.
      Бывает и так, и этак.
      В жизни нет поступков больших и малых. Собственно, солгав или просто умолчав в микроскопическом проступке ранней поры своей жизни, человек уже совершает акт, формирующий его как личность. Система правдивых поступков делает его личностью. Повторяю: нет поступков больших и малых. "Комсомольская правда" писала несколько лет назад о семье детишек из вологодской деревни. У них умерли мать и отец, ребят хотели устроить в детский дом, но они воспротивились, сохранили семью, помогая друг другу. Старшему, кажется, было лет восемнадцать. Для детей в обстоятельствах, предложенных судьбой, поступок этот был естественной и единственной истиной. Окружающих он поражает мудрой зрелостью.
      Грех в наши дни призывать испытание во излечение болезни. Нет уж, пусть минует детей наших горькая чаша, пусть растут они в благополучии, пусть ходят они в джинсах, коли так нравится это, и пусть, заработав, садятся за руль собственного "Жигуленка". Но пусть твердо знают цену и штанам, и машине, пусть веруют не в лживую, а в подлинную ценность человеческих созидающих рук, пусть решают сами, непременно сами, свою жизнь, исходя из вечного благого посыла, что нет ценности дороже человеческой дружбы, нет богатств дороже богатств искусства и нет дел более важных, чем собственный самостоятельный поступок.
      Ведь мы - и они тоже, наши дети, - живы будущим, нашим наследием, передаваемым в наследство далее, другим.
      Пробудить сознание в своем наследнике, подвигнуть его к поступку непременно доброму - значит помочь ему стать гражданином.
      Быстрее или дольше, в этом, собственно, и есть главный признак болезни инфантилизма.
      Пробудить быстрее означает не только помочь.
      Это означает еще - доверить.
      * * *
      Но все-таки, есть он, рецепт, - как поскорей миновать детскость? Дело-то ведь серьезное!
      Куда как серьезное. Уже энциклопедический словарь поместил точную научную формулировку этого явления. Звучит значительно: "Инфантилизм особенность психического склада личности, обнаруживающей черты, свойственные более раннему возрасту: эмоциональную неустойчивость, незрелость суждений, капризность и подчиняемость".
      Так. А выход?
      Человек устроен таким образом, что всегда-то он ищет один-единственный выход. А если их много, как в муравейнике, если их тысячи и ни один неповторим, тогда как?
      Но есть же что-то общее, какой-то такой единый знаменатель?
      Есть. Я приведу здесь три письма, лишь три выхода из тысячи. Во всех трех есть что-то неуловимо общее. Думаю, это нежелание жить по-прежнему. Обретение необходимых простых истин.
      Можно найти себя, включив на полную мощность ум, силу, интеллект. Можно повзрослеть, ответив за другого. Можно, пожалев слабого, близкого, например мать. Можно найти себя, обретя дело, которое дорого тебе. И правда - тысячи можно!
      Но вот лишь три из них.
      ПЕРВОЕ "МОЖНО"
      "Я кончил школу хорошо, можно сказать, даже очень хорошо, но никуда не поступил. Туда, куда хотел, отговорили, мол, конкурс большой, а куда рекомендовали - пошел без всякого желания и провалился. Нет, не подумайте, что я кого-то виню. Нет и еще раз нет! Только сам виноват.
      Потом пошел работать. Работа была неквалифицированная и тяжелая. Но этого я никогда не боялся и с удовольствием ворочал куски рельсов и бетонные плиты... Получал деньги, вроде все нормально, но пришла весна. Встретился с такими же молодыми парнями, как и я, познакомился. Походили на концерты знаменитого ансамбля, посидели в барах, и что же я узнал?
      Не ворочая железа, не сбивая пальцы о плиты бетона, они гребут денег в три раза больше. Появилась и у меня такая перспектива, и вот тут я смалодушничал в какой уже раз. Погнался за легким заработком (джинсы, пластинки, куртки) и бросил свою работу. Чуть-чуть не вылетел оттуда по статье, спасло то, что несовершеннолетний. И вот веселое время. Деньги, бары, музыка, девушки... Но мне понадобилось очень много времени, прежде чем я понял, что нету жизни. Она проходит мимо. Проходит со всеми людьми, спешащими на работу, с фотографиями в журналах счастливых ребят, добывающих уголь, сеющих хлеб, строящих дома... Я же просыпался в полдень, потом где-нибудь завтракал и шлялся, шлялся по Москве из конца в конец...
      Мама плакала, а я обещал ей начать нормальную рабочую жизнь, она успокаивалась, и все продолжалось, как и было. Потом вроде стал готовиться к экзаменам в институт, мама думала выпросить отсрочку от призыва в армию... Но тут я представил, что станет со мной, если я поступлю в институт. Учеба учебой, но друзья-товарищи останутся и дела прекратить будет трудно. Короче, меня стала пугать жизнь в этом городе, и я пошел в военкомат. Сейчас уже год, как я служу в Забайкальском военном округе.
      Могу смело сказать: я нашел то, чего мне не хватало. Ведь на первых порах в армии приходится очень сложно и очень трудно. Здесь надо пересилить себя, спрятать в себя свою гордыню и выполнять все то, что там, дома, казалось просто смешным. Я страшно рад, что служу в армии. Я узнал радость труда, познал настоящую дружбу, когда ты готов отдать все для товарища.
      Ну а если по какой-нибудь причине ты не можешь быть призванным в армию, то сделай то, что делали уже очень многие люди в самый ответственный момент, - пересиль себя.
      Ты же мужик. Вот что надо всегда помнить. Можно не быть смелым, но не иметь силы воли нельзя.
      Это страшное слово - инфантилизм и страшная проблема. Понятно желание родителей, чтобы дети лучше жили. Но к этому можно идти по-разному. То, что не дали (то ли не сумели, то ли не успели) мне родители, дала армия. И за это я благодарен ей! Огромное спасибо!!!
      Что сказать, конечно, трудно оторваться от всего привычного и рвануть куда-нибудь работать. Но решать-то надо. Решать, ведь жизнь, она предъявляет свои требования. И в один прекрасный день понадобятся решения быстрые и важные. А они не придут. Потому что не из чего приходить. Нет опыта, простого трудового опыта. Это самое худшее.
      Извините за столь сумбурное и сбивчивое письмо.
      А. Н., Чита".
      ВТОРОЕ "МОЖНО"
      "Мальчики и девочки в свои семнадцать сейчас почти всегда выглядят как дяди и тети внешне (акселерация?), а чуть копни глубже - часто ну такая неподготовленность к взрослой жизни: безответственность (неумение и нежелание отвечать за свои поступки), пассивность, приспособленчество, черствость, бездушие, да мало ли еще...
      Но откуда все это вдруг берется? Да и берется ли вдруг?
      Часто приходится слышать: вот вы, молодежь, горя не видели... И это ставится чуть ли не в упрек. А разве только при виде горя люди становятся добрее? Разве не рядом с прекрасными бабушками, дедушками, мамами, папами, не рядом с прекрасными близкими людьми вырастают эти носители черствости, бездушия, у которых доброта есть где-то внутри, но она в зачаточном еще состоянии? Будет ли она со временем развиваться? И не пытались ли родные своими делами отгородиться от подростка, как бы говоря: вот тебе все, что необходимо, вот одежда, обувь, еда, вот тебе деньги, - только будь таким, каким мы хотели тебя видеть, и не причиняй нам хлопот...
      Разве может возвысить человека такое "добро" - сначала "достать" престижную путевку на "престижный" курорт, а потом напоминать об этом при каждом удобном и неудобном случае? Вот, мол, бери, пользуйся, но помни... Вряд ли такое "добро" сделает доброе. Скорее будет наоборот.
      Может сложиться впечатление, что я всю вину пытаюсь свалить на взрослых. Нет.
      Молодежь инфантильна? Может быть. Мы многого не умеем. Но не правы и те "непререкаемые авторитеты", которые утверждают полную нашу несостоятельность в смысле гражданственности. Мы не видели горя, не мерзли в окопах и не провожали в последний путь самых близких, самых родных. И только потому мы хуже? Но кто знает, как поведут себя все эти инфантильные, несостоятельные, беспомощные мальчики и девочки в тяжелую минуту?
      Я недаром взяла в кавычки слова "непререкаемые авторитеты" - нельзя судить людей только по тому, что они никогда не знали ни горя, ни тягот войны.
      И еще. Дети получают в школе необходимые знания - математика, физика, литература, много всего. Детей учат музыке, рисованию. Дети занимаются спортом - их учат быть сильными, красивыми. А вот доброте, сочувствию (умению вместе чувствовать, сопереживать), такту, ответственности, наконец, могут научить только близкие люди. Не формально близкие, а те, кому веришь безоговорочно, кто понимает тебя, кто не только хочет видеть тебя настоящим Человеком, но и растит в тебе этого Человека.
      ...Однажды моя мама спросила у одного из моих друзей, почему его мама не попыталась устроить свою личную жизнь. Он чуть ли не возмущенно ответил: "Но у нее есть я!.." Он принимает как должное то, что его молодая, красивая, добрая мама не имеет права ни на какую больше жизнь, кроме заботы о нем, тревоги за него. Сейчас этот мой товарищ женат, у него своя семья, своя, отдельная от матери, жизнь. Он получил от близкого человека все, что ему было нужно. Но нужна ли была ему та жертва? Он никогда об этом не задумывался. Его этому не научили.
      Страшно, когда человек остается в душевном одиночестве. Почему-то, когда нет веры в кого-то одного, когда нет близкого, умного друга, постепенно теряешь веру в остальных людей. Когда в одиночестве остается подросток, ему еще тяжелее. Может быть, он не будет злым, жестоким. Но добрым он тоже не будет.
      X. 3., 21 год, Уфа".
      ТРЕТЬЕ "МОЖНО"
      "После школы ничего не хотелось делать - ни работать, ни учиться. Понимала, что так нельзя, дома ломала голову, куда пойти. Сама ничего не придумала и по настоянию мамы поступила в кулинарное училище. Два года училась через пень-колоду, но профессию приобрела. И год ходила на работу, как на каторгу. Уйти бы с этой работы, но и ни к чему другому душа не лежала. Потом уволилась и три месяца ходила в "безработных". Мать "запилила". Немного стало мне потруднее - не было денег даже на кино, не получала обновок. А в общем, все было неплохо: сытно ела, обута-одета и крыша над головой. Потребности в работе не было. С близкими все в порядке: все деды-бабки работали, мама на пенсии и продолжает работать. А мне было все неинтересно до тех пор, пока не попробовала самостоятельности.
      В двадцать лет уехала на другой конец Союза временно поработать, да так и осталась там. Нашла дело по душе, появилась цель в жизни, главное, узнала цену копейке. Обо всем надо было заботиться самой, не было надо мной опекуна, и я сразу повзрослела.
      Сейчас у меня семья, муж хорошо зарабатывает. Особой нужды в моей зарплате нет, получаю я мало. Но работу я не брошу, хотя, как и любая другая женщина, задыхаюсь от недостатка времени, в кино лишний раз некогда сходить, домашняя работа закружила. И не потому, как говорят, что на работе иная атмосфера, общение с коллегами (или как еще можно назвать?), а просто уже ощущаешь потребность в труде.
      И сейчас я могу сказать, откуда истоки инфантилизма - от родительской чрезмерной любви, от всепрощения. В таких случаях надо отдаляться детям подальше от дома, поискать себя без чьей-либо помощи. А мамы и папы стараются всеми правдами и неправдами втиснуть свое чадо в институт. Не понимая, что этим самым задерживают выход из стадии инфантилизма.
      Б. Н., 30 лет, Владивосток".
      Кому-то может показаться, что три выхода из тысяч слишком уж организационно-конкретны: уйти в армию, уехать на Восток, научиться сочувствовать, сопереживать; есть, мол, в этом некий наивный прагматизм, что ли, излишняя практичность исхода - не совет ли, не тот ли искомый общий рецепт, коего, как утверждал Сухомлинский, нет и быть не может.
      Далек от этой мысли.
      Повторю: исходов множество, болезнь излечима самыми разными способами. Важно помнить об одном - лечение это должно избегать как "пере", так и "недо". Пережимы и недоработки чреваты осложнениями. Берясь лечить инфантилизм, важно, как и при всякой другой болезни, вовремя поставить точный диагноз. А дальше - действовать. Учителям, воспитателям и прежде всего родным.
      Считается, что любовь к дитяти не может быть глупой. Увы, может быть. Но выберем иное слово - неразумной, и эта формулировка не кажется такой уж неприемлемой.
      Против неразумной, слепой, ничего окрест не замечающей любви - во имя любви осознанной, мудрой, желающей добра и ведущей к праведному поступку вот, пожалуй, единственно возможный и действительно общий для всего сущего совет.
      А сущее это - отец и дочь, мать и сын, даже если речь идет о чужих детях и родителях других детей.
      Все в мире рядом, а подлинное добро распространяется от одних к другим, от старших к младшим и наоборот, соединяя всех нас в единое целое.
      В Л А С Т Ь В Е Щ Е Й,
      И Л И
      П О В Е С Т Ь О Н Е Н А Й Д Е Н Н Ы Х И Д Е А Л А Х
      ПРЕЛЮДИЯ О МЕРЕ ИСКРЕННОСТИ И ПЕДАГОГИКЕ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА
      Вначале - о мере искренности. О праве на педагогику - не только педагога.
      О воспитателях неодушевленных, сила воздействия которых убедительнее всяких слов, - о вещах, о деньгах, о ценностях материальных, которые порождают новое в моральном - в отношениях между людьми.
      Так вот, о мере искренности.
      Познание души ребенка, отрока, юноши - не есть педагогическая цель. Цель всякого воспитания - формирование личности, идейной убежденности, а значит, зрелой, гармоничной, честной и работящей. Познание характера и его душевных глубин лишь фундамент, на котором строится личность ученика умелыми руками и сердцем учителя. А мера искренности - пароль на право входа в эту душу.
      Понятие, прямо скажем, из деликатнейших и полностью зависит только от взрослого - от его осторожности, такта, чувства предела.
      Юные люди доверяют только умнейшим, да и то в них сызмала существует порог откровенности, черта, за которой ученик или уклоняется от ответа, или говорит полуправду, или произносит то, что от него ждут, на самом деле думая совсем иное.
      Глубоко убежден: если учитель ощутил порог откровенности, если понял - мера искренности исчерпана, следует тотчас остановиться в любых наступательных действиях; остановиться, чтобы задуматься - как идти дальше и надо ли идти вообще. Чувство, интуиция, тонкость без всякого преодоления барьеров откровенности подскажут настоящему воспитателю ответ на незаданный вопрос, укажут путь для дальнейшего движения.
      Эти соображения - для замкнутого коллектива: класс - учитель, сын родители.
      Но воспитание - это сила, способная воздействовать на человека и в разомкнутом пространстве. Человека ведь воспитывает все: истина, услышанная в трамвае, пример, поданный кем-то на улице, статья в газете, спектакль в театре, книга, прочитанная в библиотеке.
      Педагогика окружающей человеческой среды, общественных контактов, педагогика жизненных ситуаций сплошь да рядом вступает в соревнование с педагогикой школьной и семейной, смело опрокидывая их устои, перечеркивая достигнутое, отрицая доказанное, внося смятение в неокрепшую душу подростка.
      Чаще всего растущий человек отмалчивается, и сколько нужно любви, внимания, душевного интереса ближних - отца, матери, учителя, - чтобы увидеть перемены в нем, чтобы услышать их неслышный голос, чтобы понять, где нужно прибавить сил и энергии и восстановить утраченное равновесие разновеликих истин.
      Но иногда в поиске истины - и не так редко - растущий человек обращается к разомкнутому пространству.
      Со стороны вроде пишет в никуда.
      Разве анонимное письмо в редакцию, общественную организацию, к писателю - письмо кому-то? Ответа же не будет, раз письмо без обратного адреса. Да если и с адресом - какой глубины и убежденности придет обратный ответ, коли речь идет не о жалобе, а о деле нравственном, всеобщем, что ли?
      И тем не менее письма такие идут.
      И чем наивнее, неиспорченнее человек, тем больше верит он в ответ разомкнутого пространства, в ответ, который, как кажется ему, он непременно получит - не здесь, так там, не так, но иначе.
      И здесь следует сказать об ответственности разомкнутого пространства. Но вначале два слова - о его структуре.
      Разомкнутое пространство, а другими словами, весь окружающий мир, пожалуй, можно поделить на две части - организованную, выражаясь модными словами, ангажированную, и менее организованную, а то и вовсе безответственную, но тем не менее тоже ангажированную, иначе говоря, тоже служащую тем или иным целям. Хотя не вполне осознанно.
      Книга, театр, фильм, конечно же, относятся к первой части и, если говорить про нашу жизнь, служат добру.
      Но словоизлияния подвыпившего мужичка в трамвае, задиристое поведение ватаги подростков на улице, грубость в очереди, площадная бесцензурность, рвачество, спекуляция, пьянство, превращение жизни в сплошную гонку за престижным барахлом суть педагогика отрицательного свойства, тот самый дурной пример, который заразителен и который во многих конкретных ситуациях способен вселить сомнение в идеи добра.
      Не надо, однако, думать, что, обращаясь к разомкнутому пространству, растущий человек обращается лишь только к организованной части окружающего его мира, хотя письма адресованы именно туда - не станешь же писать пьяному старикану, который произнес свою тираду в трамвайном вагоне и сгинул в неизвестность. Да, человек, адресуясь к организованной части разомкнутого пространства, обращается к нему в целом. И организованный мир должен дать ему ответ, в том числе за мир неорганизованный - за весь мир.
      На этом пока остановимся, подчеркнув одно важное обстоятельство: анонимное обращение к окружающему миру чаще всего отличается одной особенностью - предельной искренностью. Искренностью до дна.
      Говорить здесь о мере искренности не приходится, потому что, собственно, инициативное обращение подростка ко всему миру, как правило, носит характер исповеди предельной откровенности.
      Иначе говоря, подросток никогда - или почти никогда - не откроется так учителю или родителям, как открывается он в исповеди, не рассчитанной на конкретный ответ.
      И все же - психологический парадокс - безусловно рассчитанной на него.
      Можно сделать вывод: воспитательное воздействие разомкнутого пространства, педагогики окружающего мира, иначе говоря, педагогика в широком понимании этого слова имеет возможность более глубинного, более искреннего - за порогом барьера искренности - познания ребенка, подростка, юноши. И в более широком смысле - познания детства, отрочества, юности, самых неясных их мест, самых сложных их противоречий, которые порой отражают и общественные противоречия того или иного этапа.
      Так создается поле для действия не одной лишь профессиональной педагогики. Возникает право - и обязанность - на воспитание педагогики общественной, народной. Не зря же кино и книга, телевидение и газета смело становятся - без чьих-либо санкций - непосредственной педагогической силой. И сила их воздействия ничуть не меньше, чем опыт профессионального воспитателя.
      Впрочем, это лишь прелюдия к одному юношескому откровению.
      Письмо Игоря - без адреса, и, значит, он не ждет ответа.
      Но можно ли промолчать, прочитав его?
      ПИСЬМО, ТРЕБУЮЩЕЕ ОТВЕТА
      "В наше - даже в мое - время возникло новое выражение: эквивалентная дружба. Дескать, ты мне, а я тебе, потому и дружим. А коли ты мне ничего дать не способен, чего же мне с тобой дружить, с какой стати? Можно найти друзей повыгоднее. Ну и что из этого?
      Проблемой вещей хороших, импортных сейчас никого не удивишь. Кстати, хорошие книги сейчас тоже относятся к разряду вещей. Но вещи вещами, а желание хорошо одеться есть у каждого человека. Для молодежи - это просто важная часть жизни. Например: старая проблема с джинсами. Как были ходовым товаром для спекулянтов, так и остались. Но вот вопрос: откуда они их берут? Не думайте, что они их привозят из-за тридевяти земель. Постоянные "толкачи" просто имеют хороших знакомых среди "крупных рыб" импортных баз, ОРСов. Или вот, скажем, купил у меня сосед машину "Волга" за 9000 р., теперь она уже 15000 р. Пусть я получаю в среднем 174 р. в месяц, пусть трачу на еду 50 р. в месяц. Чтобы накопить деньги на машину, мне нужно работать 11,5 лет. А если учесть, что нужно одеваться, отдыхать, купить другие вещи? Срок возрастет до 25 лет - Уз жизни. Но вот глядишь кругом все покупают что-то очень дорогое. А ведь и тебе тоже хочется. Духовной пищей никого не удивишь, да и где взять ее? Книги с рук дорогие. Откуда люди берут деньги, не с неба же? Заработаны честным трудом? Нет!
      И сейчас я уже не верю ни в какие нравственные устои. Была у меня девушка из очень обеспеченной семьи. Знакомые у них все - "шишки". Отец ее прямо сказал: "Не ходи с ней, она тебе не пара, оборванец". А через неделю я ее увидел в машине одного пацана. Понимаете, папа ему на 16 лет подарил "Москвич". Мне на 16 лет "Москвич" не подарили. Не думайте, у меня есть и отец и мать. Но сейчас жизнь дорожает. Денег хватает в обрез. Тут не до "Москвичей".
      С тех пор я злой на людей и могу совершить все, любой поступок. Я не верю, что кто-то стоит на истинно нравственной, бойцовской позиции. Я не верю людям.
      Игорь Т., Уфа".
      СМЕЩЕНИЕ ЦЕЛИ, ИЛИ НЕОДУШЕВЛЕННЫЕ ПЕДАГОГИ
      1
      Люди, родившиеся до войны, хорошо помнят первые послевоенные радости: коммерческие магазины, где подороже можно было купить сладостей ребятишкам и масла, отмену карточек и хлеб досыта, вместо ордеров на одежонку даже детям - рулоны добротной мануфактуры: чистая шерсть, чистый шелк. Жили в коммуналках - на кухне десяток керогазов, но каждая обнова в каждой комнатенке - событие для кухни, для рассуждений и обсуждений: если лучше становилось одним - это было обещание и другим.
      Про свары коммунальных кухонь мы знаем немало смешного и драматичного еще по книгам Зощенко, а вот про их доброту и соучастие, помощь и душевность, людское тепло и отзывчивость, про знание каждым печалей и радостей другого - про это настала пора задуматься теперь. Они дорогого стоят.
      Отдельные квартиры той давней порой почитались блаженством едва ли не высшим, имевший отдельную всегда был лицом значительным, с особыми заслугами, - известный генерал, народный артист, крупный ученый. Им не завидовали - их признавали. Как не может народ жить без красивой мечты, так не может он жить без известных ученых, артистов и генералов.
      Все было проще. И каждый знал, как звать по имени-отчеству хозяек шумливых керогазов на общей кухне. Имела ли коммуналка свою педагогику? Еще какую! И двор большого дома, как двор дома маленького, имел свою педагогику, отличную от двора, где жило мало людей.
      Глупо было утверждать, что скученность и общежитие рождают лишь положительные эмоции, повторяю, об этом уже сказал Зощенко. Если уж враждовали, то до крайних степеней. И война между двумя соседями не приносила лавров, зато с лихвой - всеобщего посмешища. Так что, когда жилья стало прибывать, никто не держался за осточертевшие коммуналки.
      И вот - если не все, то большинство - рассыпались по отдельным квартирам, как по сотам. И вдруг обнаружилось: кое-что теряется. И кое-что возникает.
      Теряется знание друг о друге, желание, а то и возможность помочь: в чужой монастырь со своим уставом не лезь, не так ли? Да еще коли дверь заперта. Теряется простая возможность - поговорить о пустяках, о заботах. Уходит добрососедство - за него держатся разве что старушки, которые по давней привычке выходят со своими стульями на воздух, к подъезду большого дома. Но старушки помирают, а молодым некогда познакомиться, потолковать, зайти друг к другу. Имен и фамилий соседей маловато кто знает.
      А что возникает?
      Отчужденность. Безразличие становится признаком хорошего тона. Местом сходки и рассуждений становится не общая кухня, а работа, институт, школьный класс.
      2
      Разобщенность и растущее благополучие порождают новое - состязание на иную тему.