Круг - Возвращение «Иглы» (фрагмент)

      Ещё несколько минут после этого все молчали с закрытыми глазами, слушая море и ветер. Первым от этого наваждения очнулся Гранись.
      – Спасибо, мальчики, слушая вас, я словно бы помолодел на десять лет.
      Я открыл глаза и увидел, что Младший подошёл к старику и протянул ему ксою. Тот с опаской взял инструмент, но тут же улыбнулся. Младший помог ему подняться на ноги. Старик поднял инструмент и заиграл что-то очень бодрое и жизнерадостное. Но через минуту снова опустился в кресло:
      – Я уже три года не играл. Спасибо за то, что дали почувствовать, что главную музыку своей жизни я ещё не сыграл.
      – Ещё сыграешь, Зив, - сказал Рив, - как я ещё сделаю главное дело своей жизни. Предлагаю тебе выступить в роли подопытной зверушки при испытании первой очереди нашего нового госпиталя. Туда мы берём добровольцев. Станешь здоровым и двадцатилетним. И мы снова услышим, как ты играешь.
      – Это так неожиданно, советник Альись.
      – Для тебя я по-прежнему Рив, несмотря на то, что ты сам ушёл в музыку без остатка и сманил туда моего старшего внука. А ты для меня по-прежнему лейтенант Гранись, с которым мы прошли Вак. Так что не разводи лишних слов.
      – Есть, не разводить, генерал.
      – Согласен или не согласен быть добровольцем?
      – Согласен, генерал.
      – Ну, то-то же. О времени тебе сообщат дополнительно. Вздумаешь отказаться - считай, что я тебя больше не знаю.
      Слушая всё это, все остальные молчали. А младшие мальчишки вообще неестественно притихли. И только когда Рив "разобрался" со старым музыкантом, Младший и Дар подошли ко мне:
      – Ты обещал нас выслушать.
      – Внимательно слушаю.
      – Эту музыку мы придумали с определённой целью. Может быть, сразу это и не понятно, но мы придумали её для людей Онни.
      Это многое расставило на свои места в нужном порядке. И я тут же согласился с тем, что эта музыка как раз для оннцев. Она призвана помочь им и должна помочь:
      – Целиком и полностью согласен, - улыбнулся я, - Ойс, подтверди, - подтолкнул я мальчишку-оннца. Он заулыбался и закивал, подтверждая сказанное.
      – В таком случае, - продолжил Младший, - мы настаиваем на том, что должны сыграть её на Онни, для оннцев.
      – Ничего не имею против.
      – И ты возьмёшь нас на Онни.
      – Считайте, что места для вас уже зарезервированы. Но в случае Дара должно быть разрешение его родителей. Причём убедить их должен он сам, если считает, что визит на Онни действительно необходим.
      – Больше вопросов не имею, - улыбнулся Младший.
      Прибывшие сюда отбыли в обратном порядке. Желание младших ребят: хоть разочек искупаться, не было удовлетворено. А приказ Рива они и не подумали оспаривать, наверняка знали, что бесполезно. Когда оба дисколёта рванули к небесам, я остался на пляже в компании двух музыкантов.
      Улетевшие оставили нам зонтики, и мы теперь вполне могли и поваляться в тени. Но сначала мы естественно забрались в море, которое после того, как мы пробыли на жаре достаточно долго, показалось нам поистине чудесным. Проплавав до первой усталости, мы устроились на песке под зонтиками. И в это время на пляж снова опустился дисколёт - вернулся Рель.
      По тому, как жадно завыли компрессоры дисколёта, по тому, что Реля слегка покачивало, ну и естественно по тому, что он вернулся так рано, было понятно, что на пути обратно он воспользовался активной орбитой, с перегрузками.
      – Выжал из машины всё, что она мне позволила, - заявил он с улыбкой, - тренировался в полёте по критическим орбитам.
      – С какой целью?
      – Искупаться хочется. - Улыбка Реля стала поистине ослепительной. - А задержись я, ты бы мне снова не позволил.
      – Это зависело бы от того, на сколько ты задержался. Валяй.
      – Кого валять?
      – Иди, купайся, пока я не передумал.
      – Айда, ребята! - крикнул он, на ходу сбрасывая форму.
      Младший, а следом за ним и Дар, тоже кинулись в море. Я же остался наблюдать за ними с берега. Сначала они вволю подурачились. Потом принялись учить Дара технике плавания, и, как я понял, не без успеха.
      А ещё через пятнадцать минут на пляж опустился второй дисколёт. Рив открыл кабину, но, не выбираясь, крикнул мне:
      – Командир, собирайся. Рэй попросил подбросить тебя к нему.
      – Что-то случилось?
      – Да нет, тревоги не объявлялось. Он просит, а не требует. А молодёжь тут оставь, пусть порезвится немножко.
      Я подозвал уже успевшего выскочить из воды Реля.
      – Рядовой Альись-Стрельцов, остаёшься здесь за старшего. Отвечаешь за безопасность. Расписание - на твоё усмотрение, но не забудь до вечера отвезти Дара домой, Младшего - туда же, если он того пожелает.
      – Что-то случилось?
      – Рэй хочет со мной побеседовать.
      – Когда сам я должен вернуться?
      – Утром. Потребуешься раньше - найдём и вызовем.
      Рив вёл дисколёт очень аккуратно и осторожно.
      – Что всё-таки случилось?
      – Вопрос личного характера, он сам всё скажет.
      – Ладно, не хочешь, не объясняй.
      – А если бы и хотел, думаешь, мне он всё рассказал. Темнит, как всегда. Можешь вызвать его на связь и расспросить.
      – Как-нибудь потерплю, а то всё равно толку не будет.
      – Я тоже так считаю.
      – Ну и ладно… Кстати, хочу спросить. Этот старый музыкант - Зив Гранись. Не мог я его видеть ещё тогда.
      – Ты его видел, но только раз. Тогда, в Ваке, он был в той группе, что освободила вас. Он вообще-то командовал взводом моей охраны. Но, насколько помню, шлема он тогда так и не снимал, так что в лицо ты его не видел, не силься вспомнить.
      – Ошибаешься, был ещё космодром, день вакской атаки.
      – Ах да, конечно.
      – Как он из военного стал музыкантом.
      – А как я стал администратором.
      – По собственному желанию?
      Рив кивнул:
      – После вакской атаки он перевёлся в одну из элитных частей, которые первыми атаковали Вак, был тяжело ранен - повреждения позвоночника, провалялся в госпитале почти что год, практически полностью восстановился. Я вернул его на прежнее место. Но как только Вак был повержен, подал рапорт об отставке, как из армии, так и из СК, хотя последнего тогда не делал никто. Сейчас он майор в отставке.
      – Ты называл его лейтенантом.
      – Он для меня всегда им и останется… Может быть, он тогда был прав, не буду осуждать его за то. Может быть, музыкант Гранись и тогда был важнее для Латы, чем лейтенант Гранись. Но именно этот человек сделал из пятнадцатилетнего Сола музыканта. Из мальчишки, который до этого буквально бредил небом и космосом, который водил мой личный реактивник лучше меня самого, при моём-то опыте… что уж тут говорить.
      – За это ты на него и в обиде?
      – Можно и так сказать… Хотя сейчас точно и не знаю.
      – И ты ничего не говорил про это?
      – Не пришлось к слову.
      – Насколько я помню, ты высказывался о Соле исключительно в полупренебрежительном тоне.
      – Ну и что бы изменилось, если бы я сказал раньше?
      – Моё отношение.
      – Стало бы более предвзятым.
      – Может быть более объективным.
      – Всё равно это бы ничего не изменило.
      – Я остаюсь при своём мнении.
      – Твоё право.
      Рив явно не желал продолжения этого разговора. Для чего увеличил тягу двигателей, переводя машину с суборбиты на моторный круг. Через восемь минут мы уже были в диск-ангаре "Иглы".
      Для того чтобы всё же разрядить обстановку, Рив полушутливо отдал мне честь, улыбнулся и спросил:
      – Разрешите вас сопровождать?
      – Разрешаю… И не обижайся.
      – Я и не обижаюсь.
      – Спасибо.
      Сделав шаг по направлению к лифту, я громко спросил:
      – Рэй, где мы на этот раз будем беседовать?
      – Иди в рубку, мы тут тебя ждём.
      Я не стал уточнять, что он имел в виду, говоря "мы", через несколько секунд сам всё увижу.
      Рэй сидел в кресле в "своём" продолжении рубки. А с этой стороны, неловко устроившись на краешке кресла, сидел мальчишка лет десяти-одиннадцати, нервно подёргивающий и поправляющий висящую на левом плече куртку. Этого мальчишку я видел в "Эйкане", когда приглашал собеседников для Эйка, он и тогда выделялся этой самой курткой на плече. Тогда я его не пригласил. Сейчас же, присмотревшись к мальчишке внимательно, я нашёл в его облике знакомые черты.
      – Привет, командир, - сказал Рэй, словно бы не он говорил со мной лишь минуту назад.
      – Привет, Рэй. Представь нашего гостя.
      – Это Дорверит Фусись, сын полковника Фусись.
      – Здравствуй, Дор. Я правильно догадался, ты сильно похож на отца, - сказал я, протягивая мальчишке руку.
      Он резковато соскочил с кресла. Так, что куртка на плече не удержалась и скатилась на пол. Под курткой не было руки. Не то, что не было совсем, но то, что было, рукой назвать было трудно. Нет, это не какие-то последствия травмы, это отзвуки последней войны.
      Я постарался не подать виду, мальчишка тоже. Он пожал мне руку и только потом поднял куртку и снова повесил на плечо, скрывая своё уродство. Но он явно был напряжён.
      – Я знал твоего отца, Дор. Не настолько хорошо, как хотел бы. Мы вместе воевали на Онни. И ему я обязан жизнью.
      Мальчишка смущённо кивнул, но так ничего и не сказал. Повернувшись к Рэю, я попросил:
      – Выкладывай по порядку.
      Рэй же кивнул Риву:
      – Начни ты.
      – Полковник Фусись был кремирован и похоронен после нашего первого возвращения на Лату. Я присутствовал на церемонии. Там же и увидел в первый раз его сына. Именно я организовал для него место в "Эйкане", как для сына погибшего героя. Может быть немного погрешив перед правилами, но действуя по духу. Рэй, ты это хотел услышать?
      Рэй кивнул, потом щёлкнул пальцами, и рядом с ним материализовался Эйк:
      – А вы мне и не говорили, что возвращение Реля - секретная информация.
      – Она не секретная, такая масса людей об этом знает. Но и не из тех, которые выкладываются во всеобщий доступ.
      – Я и не выкладывал. Просто рассказал ребятам, когда они спрашивали меня, что это за парень, с которым я до них беседовал.
      – Возвращение Реля было жестом отчаяния, шансы на успех были минимальными. И это при том, что информации было практически достаточно. При том, что от самого Реля оставалось хоть что-то живое.
      – Но ведь в принципе это возможно. Пример Реля - разве не доказательство? Шанс есть, каким бы минимальным он ни был.
      – Шанс воссоздать нечто неполноценное, уродливое и страдающее.
      Кажется, я начал понимать, о чём это они. Но всё равно, пусть скажут сами:
      – Стоп. А теперь по порядку, не перебивая и конкретно.
      Слово естественно взял Рэй:
      – Беседуя с ребятами, Эйк рассказал им, каким образом был возвращён из небытия Рель, со многими подробностями, и позволил себе помечтать о том, что скоро можно будет вообще возвращать покинувших нас навсегда. Ребята оказались молодцами, настоящими латянами, не стали больше ничего расспрашивать, а уж тем более - просить.
      Мальчишка в это время почти весь залился краской, я даже не знал, что вообще можно так краснеть, настолько сильно и почти равномерно.
      – Но и в тайне не держали. И Дор узнал от них всё. Когда же наконец-то и ему подошла очередь поговорить с Эйком, он спросил прямо, можно ли восстановить его отца, погибшего на Онни. И Эйк, ни о чём не задумываясь, сказал, что принципиально это возможно. И Дор воспользовался правом просьбы.
      О праве просьбы я знал. Уже знал. Потомок погибшего в бою героя имел право на просьбу. Но лишь в том случае, если она была направлена на спасение чьей-либо жизни. Отказать в выполнении этой просьбы было бы для латянина равносильно потере лица, уважения окружающих и доброго имени.
      – Он хочет, чтобы мы вернули его отца.
      – Отказать мы не имеем права, - сказал я.
      – Но имеем право просить отказаться от просьбы.
      – Ты считаешь, что реализовать данную просьбу невозможно?
      – Шансы лишь теоретические. И даже теоретически они невелики. Одно дело - восстановить часть воспоминаний и личности четырнадцатилетнего. И совсем другое - целиком и полностью восстановить личность сорокалетнего, с нуля. Во-первых, для этого не набрать информации, она уже рассеялась. Уже нет многих людей, которые его знали. Много, чего нет, много, чего вообще невозможно восстановить. А откуда мы узнаем, что было важным, а что - неважным. Может быть самое важное было скрыто ото всех. И что мы получим в результате? Совершенно другую личность, во многом неполноценную, во многом противоречивую и почти наверняка страдающую от этого… Дор, твой отец погиб, прими это, мы не в силах его вернуть.
      – Но мы же можем хотя бы попытаться, - снова влез Эйк.
      – В таком деле нужно или делать или не делать, пытаться нельзя.
      – Ты абсолютно уверен в том, что сейчас сказал?
      – Да, командир. Я за такое не возьмусь… Если конечно ты мне не прикажешь.
      – Дор, ты всё слышал. Я не могу отказать тебе в этой просьбе. Но скорее всего ничего уже нельзя вернуть. Твой отец умер героем, стоит ли заставлять его ещё и страдать. Мы не сможем полноценно восстановить его. Поэтому я прошу тебя отказаться от просьбы.
      Мальчишка опустил глаза:
      – Я думал, что… ну, хоть как-то… ну, вообще, хоть как-то… Это ведь так страшно - никогда… Мама постарела… Ну, может быть всё-таки можно?
      – Пока это не в наших силах, как бы нам того ни хотелось. Я сам бы хотел, чтобы полковник вернулся, но…
      – Я отказываюсь от просьбы, - сказал мальчишка с выступившими на глазах слезами, - я ничего не прошу.
      Рив взял мальчишку за плечо и увёл из рубки. Я же сел в кресло и спросил Рэя:
      – Ты говорил только правду?
      – Ничего кроме неё. Мне и самому жаль. Слишком многое пришлось бы делать искусственным. Но тогда это был бы совершенно другой человек. Не хотелось бы просто так творить совершенно новую человеческую личность.
      – Понятно… Спасибо за откровенность.
      – Не за что, командир.
      – Эйк, постарайся быть поосторожнее в своих беседах. Не стоит сеять напрасные надежды. Они могут разбередить старую боль и породить новую. Ты понял?
      Эйк кивнул. Он был по-настоящему серьёзен:
      – Постараюсь впредь всегда просчитывать последствия своих слов и своих действий.
      – Можешь идти, - негромко сказал ему Рэй.
      На душе у меня было тяжело. Я только что безжалостно разрушил надежду мальчишки на возвращение отца оттуда, откуда не возвращаются. К тому же, я сам почти что обещал полковнику, что он вернётся с Онни.
      – Если бы в тебе был образ какого-либо человека, ты сумел бы восстановить его?
      – Сейчас - практически без малейших проблем. Даже если бы это был старый образ. Было бы лишь восполнение недостающей памяти. Даже неполное восстановление не разрушило бы личности.
      – Не стирай ни один из тех образов, что ты создаёшь. Для кого-то это может оказаться единственным шансом.
      – Я и так ничего не стираю. Все они в мёртвом архиве. Все вы в их числе.
      – Не стоит ли для полной гарантии сделать записи на внешние носители.
      – Ты считаешь это необходимым?
      – Похоже, что уже считаю.
      – Хорошо, начинаю синтез кристаллов.
      – Рив отвёл мальчика в "Эйкан"?
      – Нет, они сейчас беседуют в кают-компании. Тебе нужен Рив?
      – Не особо. Сколько у нас в госпитале резервных контейнеров?
      – Четыре, как и всегда.
      – Какова частота и нагрузка их использования?
      – Практически не используются. Два раза по одному контейнеру. Хочешь положить этого парня в госпиталь немедленно?
      – И перепоручить его профессиональному психологу в твоём лице.
      – Плохой из меня психолог. Ну да ладно, веди. Местных докторов я сам предупрежу.
      В кают-компании Рив разговаривал с мальчишкой, как со взрослым, корректно и подробно объясняя ему причины нашего отказа. Делая то, что по идее должен был сделать я, но я бы наверно так не смог. Меня они заметили, но разговора не прервали. Пока наконец-то мальчишка не сказал:
      – Я всё прекрасно понимаю. Спасибо вам, советник. Разрешите мне вернуться в "Эйкан".
      – Хорошо, я тебя провожу.
      – Погодите, - сказал я, - возвращаться не нужно. - Там уже считают, что Дорверит находится на излечении. Пойдём со мной, контейнер в госпитале уже ждёт.
      – Но моя очередь ещё…
      – Вне очереди, в резервный контейнер.
      – Я не знаю, это… неудобно.
      – Там ты получше пообщаешься с Рэем и Эйком.
      – Хотят ли они этого.
      – Разумеется, - почти что не соврал я.
      – Ну, ладно.
      Резервные контейнеры находились в самом крайнем ряду, на верхнем ярусе. Мальчишка наблюдал за действующими чуть ли не с испугом, хотя они и не были прозрачными, в отличие от тех контейнеров, что готовятся для нового госпиталя. Хорошо ещё, что забрался в контейнер без испуга. Закончив с ним, я вернулся к Риву.
      – Чувствую себя, словно и в самом деле потерял лицо.
      – Да, право просьбы, - вздохнул Рив, - за последние полвека им не воспользовался ни один латянин. Этот мальчик погорячился… и сам понял это.
      – Я не о том. Его отец погиб, спасая меня. А я даже не подумал о том, чтобы навестить его семью… Сказать им…
      – Это было бы излишне, Вик, поверь мне. Здесь не Земля, здесь Лата. Я не буду тебе всего объяснять, просто поверь мне.
      – И всё-таки немного поясни.
      – Это воспринялось бы как навязывание помощи, которую нельзя не принять… Полковник же просто исполнял свой долг, ничего личного.
      – Не вполне уверен в этом.
      – Тем не менее, это следует воспринимать именно так. Иначе всем будет лишь тяжелее: и им, и тебе. Поверь мне.
      – Может быть и так, но на душе тяжело.
      – Не одному тебе… Правильно, что загнал парня в контейнер… Парня гораздо тяжелее. А там Рэй с ним разберётся.
      – Полковник ни словом не обмолвился, что у него с сыном такое.
      – А зачем ему было об этом говорить? Чтобы ты его пожалел, помог вместо того, чтобы помочь тому, кто в помощи нуждается во стократ сильнее? Между просим, у нас на Лате сейчас такое не считается чересчур сильным уродством. С таким можно вполне полноценно жить. Механопротез, и вперёд.
      – Почему же он сейчас без протеза?
      – Это только взрослые могут носить их почти постоянно, а для детей их нужно регулярно менять. У него как раз пришло то время, когда старая железяка стала маловатой.
      – Рив, ты раздражён.
      – Знаю, - вздохнул он, - не ожидал я, что мальчишка воспользуется правом просьбы по отношению к тебе. Не откажись он от неё, пришлось бы выполнять, чем бы это выполнение ни закончилось.
      – Загрузили бы Эйка расхлёбывать последствия своей болтовни.
      – Да, он бы расхлебал, так что всем нам потом не расхлебать, - улыбнулся Рив, - хотя этот железный мальчишка взрослеет не по дням, а по часам… Ладно, хватит об этом.
      – Хватит, так хватит. Кстати, так и не спросил, что там у тебя получилось с синтезаторами?
      – Первый образец собрали, с горем пополам, со второй попытки. Гоняют на испытаниях, пока вроде бы всё нормально. Если так же нормально закончится, можно будет устанавливать в госпиталь.
      – Быстрей бы уж запустить госпиталь в полном объёме.
      – Все этого хотят… Но не все могут в этом деле помочь. Кстати, мой сын Ол покинул работу в Центральном Госпитале. Говорит, что имеет договорённость с тобой, собирает группу.
      – Я знаю, он убедил меня. Или ты считаешь, что твой сын не прав?
      – Наверно всё же прав. Хотя поступил он довольно резковато.
      – Насколько я понял, он больше учёный, чем просто врач. А именно я, вбросив вам медицинскую информацию, почти под корень зарубил медицинскую науку.
      – Понимаю. Кстати, ещё, этих юных музыкантов ты и в самом деле собрался взять на Онни?
      – Разумеется, я же пообещал.
      Самую первую, экспериментальную секцию нового госпиталя мы запустили через неделю. В госпитале было смонтировано уже несколько сотен контейнеров, но для первого, экспериментального лечения было задействовано лишь пятьдесят. Это превышало обещанные Эйку Рэем двадцать. Главным образом потому, что Эйк сдал виртуальный экзамен на более чем отлично, был допущен в качестве генерального экзамена к работе в действующем госпитале "Иглы", где справился с работой ничуть не хуже самого Рэя. И вот это лечение будет для него по сути дела выпускным экзаменом.
      Добровольцами для первого лечения были преимущественно пожилые люди, не такие старики, как тот же маэстро Гранись, но уже перевалившие зрелую пору. Хотя несколько человек было как раз зрелого возраста, а несколько - вообще молодыми. Мужчин и женщин было поровну. Но вот спектр болезней был очень широк, хотя преобладали в нём естественно различные последствия последней войны.
      Начавшиеся испытания ничуть не затормозили работы по строительству госпиталя. Они продолжались с прежней скоростью. Мастерские "Иглы" в хорошем темпе выдавали лечебные контейнеры. Синтезаторы, хоть и на основе узлов, сделанных на всё той же "Игле", тоже изготовлялись, и был ощутимый прогресс в узлах, сделанных на Лате - не хватало самой малости, и было ясно, что скоро и эти оставшиеся препятствия будут преодолены.
      Рэй постоянно контролировал Эйка, поэтому мы оставались привязанными к Лате. И это время мы старались использовать по максимуму, максимально загружая мастерские и максимально полно подготавливая груз для Онни.
      Через две недели было подготовлено первое расширение для Эйка, изготовленное как киберцентром Латы, так и спецлабораторией "Иглы". Это был метрового размера куб модуля с подвешенным внутри шаром кристаллосхем.
      С подключением не стали тянуть. На несколько минут Рэй освободил Эйка от работы. И этого времени оказалось достаточно, чтобы расширение оказалось подключенным, а Эйк протестировал его работу. Он оказался очень доволен возросшими возможностями и тут же захотел ещё несколько таких же. А обещание, что новые расширения будут уже скоро, заставило его радоваться.
      А участвовавший в разработке и изготовлении расширителя Рэй тут же загорелся и рассчитал расширитель для себя. Это была очень интересная работа. Рэй использовал при проектировании всё то, что изобрёл за время своего существования, те элементы, что он сумел выудить и понять из найденного на Яоте зонда-крошки. В проекте он использовал то место на корабле, где размещался тот кибермозг, который сейчас был перенесён в госпиталь и который занимал сейчас Эйк. Максимальный диаметр шара кристаллосхем, который можно было бы разместить в нём, составлял только два с половиной метра. Но изготовленный по новейшей технологии кибермозг, меньший рэева на полметра, должен был превзойти его по производительности в полсотни раз как минимум.
      И что самое интересное, такой кибермозг мы вполне могли бы изготовить, если бы потратили год работы спецлаборатории. А между прочим, Рэю очень хотелось бы осуществить этот проект.
      Когда первое лечение в новом госпитале закончилось, мы уже практически изнывали в ожидании. Лечение же закончилось успешно. Кардинальное омоложение было применено только для Зиверита Гранись, и он оставался в контейнере. Остальные же вышли из них здоровыми и значительно помолодевшими.
      Выпускной экзамен был засчитан Эйку на "отлично", но только после того, как Рэй провёл полное и личное обследование всех пациентов. Сразу же после этого в новый госпиталь была принята первая тысяча пациентов, юных обитателей "Эйкана". А госпиталь на "Игле" должен был постепенно разгрузиться.
      Нас ждала Онни, мы и так опаздывали туда с очередным рейсом. Едва был свёрнут канал связи между Рэем и новым госпиталем, я поднял звездолёт и, пожелав Эйку успехов, перебросил корабль на космическую базу, где он встал под погрузку.
      Погрузка была начата без малейшего промедления. Я же оказался на время свободен. Нужно было слетать в Лотел за нашими музыкантами. Я уже знал, что Дар получил от родителей разрешение отправиться с нами на Онни, об этом Младший не замедлил сообщить мне. Я прибыл в Лотел без предупреждения, но меня уже ждали.
      Информация о том, что "Игла" встала под погрузку, не была секретной и прошла по телевидению. Ребята ждали меня во дворе, несмотря на то, что был вечер, а на улице стоял лёгкий морозец.
      – Ну вот, я никому ничего не сообщал, а вы ждёте. Привет, ребята.
      – Здравствуйте, капитан, - сказал Дар, - мы в новостях увидели, как и "Иглы" вылетел дисколёт, а он, - кивок в сторону Младшего, - сказал, что это ты, и что ты летишь сюда прямым маршрутом.
      Младший хитро улыбался:
      – Вы каждый по-своему дисколёт водите, я запомнил. Ты нас сейчас заберёшь?
      – Сейчас. Потом может и времени не остаться. Послезавтра утром вылет, на Онни ждут уже лишнюю неделю. Вы готовы?
      – Ага, готовы.
      – А ты, Дар, не боишься?
      – Да вроде бы нет.
      – Тогда пойдём, пообщаемся с твоими родителями.
      Разговор получился довольно скомканным. Из него я понял, что разрешение Дару далось нелегко. Если его отец не был особенно против, хотя и не понимал до конца зачем, скорее относился к этому, как к своего рода экскурсии. То мать, понимая зачем, была против, даже просто представив расстояние, отделяющее Лату от Онни. Но это и не удивительно, на то она и мать. Мне пришлось серьёзно пообещать, что я лично присмотрю за её сыном.
      Ещё она попыталась всучить ему с собой в дорогу целую кучу вещей. И успокоилась лишь после того, как я заявил, что синтезаторы звездолёта полностью исправны и способны обеспечить находящихся на нём всем необходимым, естественно включая в себя пищу, одежду и предметы личной гигиены.
      Но Дар вздохнул облегчённо только после того, как оказался в кабине дисколёта. Он наверно всё ещё не до конца верил в то, что его отпустили, причём даже не на море, а на другую планету, ещё недавно практически недоступную.
      Едва я поднял дисколёт в воздух, как они вдвоём попросили, чтобы я показал им строящиеся латянские межпланетные корабли. Время у нас было, и я решил не отказывать им в этой просьбе.
      Латянские межпланетники строились на орбите. Они не были предназначены для посадок на планеты. В центре строительства была большая орбитальная станция. С ней были состыкованы строящиеся корабли. Кораблей было шесть, но только два из них были более-менее достроены. Один - тот, который вернулся на внезапную модернизацию. Она заключалась в модернизации двигателей, которая немного увеличивала их мощность и намного - надёжность. Ну и полная переделка системы защиты от радиации. Второй корабль тоже уже достраивался, но уже без переделок, а сразу с необходимой модернизацией. Остальные корабли были в разной степени готовности, если на третьем не было разве что двигателей, то на шестом был единственно, что не доделанный до конца корпус.
      Двигатели на этих кораблях были плазменные. Источники энергии - латянские реакторы-преобразователи. Конечно, запас характеристической скорости для таких двигателей был намного меньше, чем для тех же ионных, но тяга намного больше. Эти корабли уже не во всём походили на земные корабли второй половины двадцать первого века, но всё же во многом напоминали их. На таких в принципе уже можно было лететь даже во внешние области планетной системы.
      Я провёл дисколёт в нескольких десятках метров от этой орбитальной верфи, естественно предварительно связавшись с ней по радио и предупредив о нашем пролёте. Мальчишки вдоволь налюбовались этой стройкой. Когда же мы начали удаляться от станции, с неё вызвали меня:
      – Капитан Стрельцов, уж если вы всё равно здесь, не могли бы вы забрать на планету одного человека?
      – Что-то случилось?
      – У нас тут травмированный, а челнок будет только завтра.
      – Насколько серьёзно?
      – Черепно-мозговая травма.
      – Ясно. Свободен ли большой гермошлюз?
      – Да.
      – Открывайте. На нас нет скафандров.
      Гермошлюз станции хоть и назывался большим, но дисколёт вместил лишь с большим трудом. Да и само шлюзование отняло почти четверть часа. Приказав мальчишкам оставаться на своих местах, сам я покинул кабину. Воздух в шлюзе был холодным и сухим. Хорошо ещё, что внутренний люк шлюза был открыт без промедления - меня приглашали проплыть внутрь станции, что я и проделал.
      Меня встретил уже знакомый по предыдущему визиту сюда координатор:
      – Здравия желаю, капитан.
      – Здравствуй, Орн. Кто пострадал? Кто-то из монтажников?
      – Нет, не из монтажников, командир Первого. Тренировались с экипажем. Врезался головой в переборку. Трещина в черепе со всеми сопутствующими "прелестями". Ему бы нужно в госпиталь побыстрее, пока не начались последствия.
      – Полковник Исонэ? Мне он показался очень ответственным профессионалом.
      – Подробностей я не знаю, но думаю, что от случайностей не застрахован никто… А случиться может всякое.
      – Где он?
      – Сейчас будет здесь.
      Уже через полминуты травмированный был доставлен к шлюзу. Один из доставлявших его людей был медиком, и он без всяких приветствий и предисловий выпалил:
      – Какие у вас перегрузки при спуске?
      – Можно обойтись вовсе без перегрузок.
      – Это очень хорошо. Вибрации?
      – Тоже можно обойтись.
      – Замечательно, просто замечательно.
      – Да ничего страшного, доктор, - сказал сам травмированный, - мне бы просто немного отдохнуть и всё.
      – Молчите, больной, здесь решаю я. У вас дырка в черепе, а вы - отдохнуть. Впрочем, отдохнёте - это точно. Месяц-два - это уж я вам гарантирую. Капитан, куда размещать больного?
      Я махнул рукой, приглашая следовать за мной. Воспользовавшись преимуществами невесомости, мы опустили полковника в кабину (если бы здесь была тяжесть, к кабине было бы не подступиться) и зафиксировали в кресле.
      Далее без заминок отшлюзовались и вышли в космос. Только тогда я спросил у полковника:
      – Дин, как себя чувствуешь?
      – Нормально.
      – А как на самом деле? Я спрашиваю не из праздного любопытства.
      – Паршиво, - вздохнул он, - голова звенит и кружится… Но самое главное - обидно. До первого полёт всего ничего… а меня в госпиталь… От подготовки отстранят, хорошо, если не навсегда.
      – Постараюсь тебе помочь, а сейчас лучше помолчи.