XX

ТАЙНАЯ ОПЕРАЦИЯ

ГОД 14791-й

Эрон торопливо прилаживал дыхательную маску, направляясь на стоянку аэрокаров. Сзади его молча подгонял Мурек Капор. Сегодня наставник был сам на себя не похож: он был странно агрессивен. А может быть, рассуждал Эрон, дело совсем и не в этом — просто сам он слишком сильно нервничает, вот ему и мерещатся повсюду новые опасности. Всего через несколько часов его пам должен оказаться на операционном столе. Мальчик невольно содрогнулся. Нет, все это ерунда! Просто с того вечера, когда он соблазнил девушку своего учителя, ему никак не удается восстановить свою прежнюю самоуверенную манеру поведения с ним. Жаль, что все так получилось. Если бы отец не был таким закоренелым развратником, то, может, и стоило бы прислушаться к его советам относительно секса. А то чего стоили его предупреждения об опасности всяких интрижек, когда он сам то и дело грешил! Таким отцам лучше вообще воздержаться от советов!

Эрону очень хотелось, чтобы Мурек подбодрил его. Он понимал, что менять что-то в паме опасно, и он это делает на свой страх и риск, вопреки советам окружающих. Если отец узнает, то придет в бешенство. Возможно, все, кто отговаривает его от операции, правы, а он делает ошибку. Но с другой стороны, тот, кто хочет вырасти и Добиться чего-то в огромной Галактике, не должен упускать ни единого шанса получить преимущество над другими. Как трудно переживать все это в одиночку! Ну что стоит Муреку просто сказать, что все в порядке, и успокоить его! Но дурацкий пришелец ни за что так не скажет, потому что наверняка знает, знает об их ночи с Немией! Как же он узнал? Немия ни за что бы не призналась! Нет, Мурек просто не может знать, однако знает — это видно по его глазам… Так или иначе, Эрон не собирался ни в чем признаваться. Операции ничто не должно помешать! Но сейчас, когда страшный час неумолимо приближался, ему вдруг стало страшно. Ну пожалуйста, пусть кто-нибудь скажет, что все будет хорошо!

Ветер дул порывами, бросая в лицо колючую снежную крупу. Они подошли к синему четырехместному аэрокару с изменяемой геометрией крыла. Автоматическая система опознала Мурека и пропустила их в кабину. С фотографии, забытой кем-то на панели управления, улыбался младенец. Колпак кабины захлопнулся, заработал воздушный насос, и автоматический голос осведомился о месте назначения.

— Я поведу сам, — сказал Мурек, сбрасывая кислородную маску. Он повернулся к ученику. — Сделаем круг над озером? Мы так и не успели полюбоваться здешними видами.

Эрон не возражал — не хотелось в этот ответственный момент спорить с человеком, от которого так много зависело. Он с сожалением вспомнил о том, как часто дерзил учителю. Мурек резко поднял машину в воздух, и их сильно прижало к креслам. Мальчик невольно стал перечислять имена великих императоров прошлого, моля их о защите. Даже тысячелетия психоистории не смогли до конца искоренить этих древних заклинаний. Наконец он не выдержал и взмолился:

— Может, лучше на автопилоте?

Как странно, что в аэрокаре не предусмотрено защиты от опасного вождения!

— Слишком скучно, — ответил наставник, выравнивая машину высоко над вершинами гор.

Ледяная голубизна озера расстилалась по левую сторону, направо уходили холмы, рассеченные руслами рек. Сквозь облака проглядывали пятна растительности ярко-зеленого ненатурального оттенка. В черном дневном небе сияли сверхъестественно яркие звезды. Все цвета на этой планете были какими-то неправильными. И как только нормальные люди могли поселиться в таком странном мире!

Сумасшедший пилот сделал широкий круг над озером и развернул аэрокар в сторону каменистой равнины. Он не говорил ни слова, только смотрел вперед. Внизу не было никаких признаков цивилизации. Они постепенно снижались, погрузившись в фантастический мир облаков, пока тугие белые вихри не окружили их со всех сторон. Пальцы пришельца — Эрон знал, что они могут двигаться быстрее бластера и писать уравнения быстрее, чем глаза могут их прочитать, — начали ловко орудовать навигационными инструментами, переводя аэрокар в режим автопилотирования, чтобы заняться более срочными делами. Стекло кабины потеряло прозрачность и стало молочно-белым. Они были как цыплята внутри яйца.

— Куда мы летим? — Неужели Мурек решил отменить операцию?

Наставник лишь улыбнулся, раскрыл ладонь и показал ему крошечный приборчик размером с пуговицу.

— Он подавляет датчики движения в твоем паме. Не бойся, это не вредно. Тебе не стоит знать, куда мы летим, — то, что мы собираемся делать, не совсем законно.

Эрон так оробел, что не смел возражать. Всю дорогу ему не терпелось задать один вопрос, но выговорить имя Немии в присутствии Мурека было слишком страшно.

— Немия там будет? — решился он наконец.

Ей он теперь доверял больше, чем своему спутнику-пришельцу.

— Нет. Немия уважает закон. Операцию будет делать Ригон, он справится, не беспокойся. — Мурек помолчал. — Погоди, я немного почитаю.

Его взгляд застыл. Некоторое время ослепительно белое спокойствие яичной скорлупы нарушалось лишь свистом турбин да редкими воздушными ямами.

Эрон попытался отвлечься от тревожных мыслей и представить себе города и древние имперские руины, над которыми они пролетали, но мог думать только об обнаженном теле Немии. Оно стояло перед глазами, как живое. Он приказал картинке исчезнуть, но пам лишь увеличил разрешение и стал поворачивать ее, давая возможность рассмотреть получше.

Наконец наставник вышел из ступора и толкнул мальчика локтем.

— Ну как? Ты что-то затих…

— Нормально.

— Нервничаешь?

— Нет.

Эрон чувствовал присутствие Немии на заднем сиденье, но старался не поворачивать головы. Он твердо знал, что ее там быть не может.

— В чем дело? Скажи.

— Все в порядке.

— Я просто уточнил предварительные процедуры. Очень важно, чтобы перед операцией ты был в спокойном состоянии. Я предвидел, что с этим будут проблемы, и захватил с собой аппарат, который поможет тебе успокоиться.

— Да я спокоен! — раздраженно воскликнул Эрон.

— Спокойствие — это когда не орут. Позволь мне напомнить тебе кое-что. Защита пама срабатывает, если твой мозг возбужден в результате внутреннего конфликта или внешнего влияния. И если при этом отключить от твоего тела преобразователи пама, то потом, после обратного подключения, он постарается компенсировать все изменения, которые обнаружит. Все происходит автоматически; и если не принять меры предосторожности, то твой пам просто-напросто сотрет все, что сделает Ригон. Так что позволь мне надеть на тебя вот это.

— Что это? — испуганно воскликнул Эрон, увидев, как Мурек достает из-под сиденья изящный кожаный футляр. Один из предметов, содержащихся в нем, был подозрительно похож на шлем. — Я не дам сканировать мой мозг!

— Нет, что ты, он всего лишь регистрирует твои эмоции. Никаких психозондов, не бойся — да твой пам просто не позволил бы такого. Это гораздо более примитивный прибор.

При упоминании психозонда сердце Эрона взволнованно застучало, и он представил себе, как ухмыляющийся Капор, узнав о них с Немией все, нажимает секретную кнопку и сбрасывает его через люк в полу прямо в облака. В ужасе он дал зарок больше никогда не спать с женщиной и молча потряс головой, давая понять пришельцу, что ни за что не позволит надеть на себя эту штуку. Одновременно он попытался изгнать из головы все мысли, но пальцы Немии продолжали сладострастно ласкать его подбородок.

Мурек нахмурился, не желая применять насилие.

— Ты должен сделать это, паренек, иначе никакой операции не будет.

— Ты хочешь убить меня!

— Физиодетектор работает на микровольтах, так что успокойся — никакой опасности нет. Он лишь записывает изменения температуры в различных точках мозга, сопротивление кожи и гормональный уровень. — На пальцах Эрона защелкнулись кольца датчиков, шлем оказался на голове. Теперь он был беззащитен! — Гляди-ка, — пробормотал монстр-пришелец, глядя на миниатюрный экран, — а ты довольно сильно возбужден…

— Подожди, я сейчас расслаблюсь.

Элитное подразделение полиции мысли уже защищало подбородок Эрона от пальцев Немии, взявшись за руки и образовав барьер на расстоянии пяти сантиметров от его лица. Но в этот момент… он почувствовал легчайшее прикосновение — рука Немии медленно поползла вверх по внутренней стороне бедра. О Космос! Только не это! Он схватил ее за руку и, оторвав от себя, с силой толкнул вниз, в клубящуюся белую бездну, не забыв снабдить воображаемым парашютом. Еще восемь крошечных обнаженных Немий дружно затанцевали прямо на приборной доске.

— Что это? — спросил безжалостный инквизитор, заметив всплески на своем экране.

— Ничего. Это не имеет отношения к операции.

— Ясно. Ты беспокоишься? Что-то, о чем ты мне не рассказывал? — Последовала пауза. — Вот оно!

— Что ты имеешь в виду?

— Большой всплеск.

— Так ты все-таки читаешь мои мысли!

— Нет-нет! Я просто хочу, чтобы ты успокоился перед операцией.

Эрон промолчал. Монстр-пришелец тоже ничего не говорил — только сидел, глядя на мальчика, и ждал ответа, готовясь то ли броситься на него, то ли спустить в люк.

— Мне нельзя говорить, — неловко произнес наконец Эрон.

— Ах, вот оно что! Гандерийские табу! Расскажи мне о них, я так до конца и не разобрался: очень сложная система.

— Я не могу рассказывать таким, как ты, — насупился Эрон. — Вы все время вынюхиваете. Вынюхиваете и лезете туда, куда вам не положено!

— А своему отцу ты мог бы рассказать?

— Я пытался, но он всегда ускользал, как змея. Он слишком хорошо умеет менять тему разговора. А может, он и прав…

— И от какой темы он уходил?

Эрон пожал плечами. Допрос зашел слишком далеко. Он почувствовал, что его разум сопротивляется, выдвигая барьеры, — думать становилось все труднее. Вот и хорошо!

— Так. Я вижу барьеры. Но нам все равно придется преодолеть их, прежде чем начать операцию. Думай о том, что я не твой отец, и ты всегда мог поговорить со мной откровенно. Моя машина сейчас начнет читать тебе отдельные слоги и объединять их в слова, каждый раз проверяя твою эмоциональную реакцию. Отвечать ничего не надо, просто слушай.

Эрон готов был взбунтоваться. Он и не собирался ничего отвечать! Он просто прикажет паму полностью расслабить сознание и все! Машина начала произносить слоги, делая между ними паузы, как будто раздумывала. Интересно, какой у нее интеллект? Через какое-то время между слогами начали появляться слова, иногда повторяясь. Эрон чувствовал себя мишенью. Когда слово попадало в цель, оно вызывало характерную химическую реакцию и регистрировалось. Постепенно попадания становились все более частыми, а слова — более точными. Опасно точными… Чувствовалось, что с каждым попаданием машина узнавала что-то новое. Мурек молча сидел и внимательно смотрел на экран, лицо его было непроницаемо. Наконец машина, похоже, нашла то, что искала: в цель попадало каждое слово. «Секрет». Пауза. «Связь». Пауза. «Секс». Пауза. «Немия». Пауза.

Капор-монстр медленно отвел взгляд от зловещего аппарата и уставился на свою жертву. Эрон почувствовал, что пойман. Спасения нет! Он сделал попытку объясниться, но не смог — губы шевелились, но слова не получались. Странно! То же самое случилось, когда он был с Немией…

— Хорошо, — сказал монстр неожиданно мягко. — У нас есть с чего начать. Все упирается в твое понимание того, что такое секрет. Ты не можешь выдавать секреты — это командная установка. Давай сделаем так: скажи мне теперь что-нибудь, что не является секретом!

— На Агандере голубое небо.

Эрон был рад, что еще хотя бы способен к членораздельной речи.

— Так. Еще что-нибудь.

— Ты злишься на меня и готов нажать кнопку люка, который подо мной. — Звучало глупо. — Я знаю, что подо мной нет люка.

— Эрон, я родом совсем из других мест, чем ты. Я не злюсь на тебя. Я твой друг, и всего через несколько вахт мы вместе отправимся на Дальний Мир и ты поступишь в Азинийскую школу. Немия полетит с нами, ты ей нравишься. Мне пока не нужны твои секреты, я хочу знать твое определение секрета. Подумай! Как твой разум отличает секрет от не-секрета?

— Хватит с меня дурацких вопросов! — рассмеялся Эрон, хотя едва сдерживал слезы.

Будь он проклят, если заплачет! Мурек взглянул на экран.

— Например, не секрет то, что ты сейчас хочешь плакать.

Эрон разразился рыданиями, сам удивившись силе своей реакции, но уже через несколько мгновений взял себя в руки и спокойно процитировал определение из словаря, найдя его в паме:

— Секрет — то, что известно одному человеку или группе людей и намеренно скрывается от других.

— Недостаточно, — настаивал учитель. — Как ты узнаешь, что скрывать от других, а что им рассказывать? В чем состоит твоя система правил? Без нее никаких секретов быть не может.

Эрон задумался.

— Это что-то вроде защиты. Секрет предохраняет информацию от использования против тебя или против кого-то, кто находится под твоей защитой. Но не всегда просто определить: надо знать, что может повредить людям. — Он поднял глаза на пришельца. — То, что не вредит тебе, может повредить другим.

— Может быть.

Затем наставник затеял игру с чередующимися вопросами. Сначала Эрон должен был вспомнить что-то, что не было секретом, и рассказать об этом. Потом снова порыться в памяти и откопать там какой-нибудь страшный секрет, который надо было сохранить во что бы то ни стало, как бы ни хотелось с кем-то поделиться. Об этом секрете Эрон должен был просто молча поразмышлять. Так, двигаясь взад-вперед и переходя от рассказа к молчанию, от болтовни к секрету, от веселых шуток — к воспоминаниям о похождениях отца, за которым он шпионил, от веселой пирушки на дне рождения у приятеля к тайным интимным играм с его маленькой сестрой, Эрон достиг состояния, когда форма секретов стала настолько определенной, что они практически перестали быть секретами. Тени негде спрятаться на сильном солнце. Мир тайн раскрылся. Эрон внезапно рассмеялся, его охватило радостное возбуждение: странная игра с вопросами, похожими на качающуюся стрелку метронома, открыла перед ним психологическую вселенную, где секреты больше не были невидимыми. Ему представился утопический мир, бесконечно далекий от мрачных гандерийских табу, где люди могли говорить обо всем, что чувствовали и видели. Насколько лучше была бы такая Галактика! Вот как ему хотелось бы построить свою жизнь! Но что думает об этом его старший наставник? Ведь это единственный человек, который выслушивал и понимал его. Эрону вдруг страстно захотелось убедить его в своей правоте, и он пустился в многословные объяснения, размахивая руками.

Пришелец внимательно слушал, не говоря ни слова. Наконец на лице его появилась высокомерная улыбка.

— Подумай об этом сам, паренек. Я могу лишь сделать одно довольно циничное замечание.

— Так ты не поможешь мне? Ну да, я и забыл — ты ведь всего лишь еще один ретроград со старомодными идеями!

— Все равно, выслушай мой совет. Тебя никто не заставляет ему следовать.

— И не последую, не надейся!

— Но выслушаешь?

— Может быть.

— Твоя беда в том, что ты все слишком упрощаешь. Не самый страшный грех во вселенной — новое всегда наивно и просто. Даже жизнь на планете появляется сперва в простейшей форме, и может выжить лишь в благоприятной парниковой среде. На Ньюхадре жизнь погибала пять раз, прежде чем окончательно пустила корни. Ты когда-нибудь играл в шахматы?

— Да, да, знаю, — раздраженно махнул рукой Эрон. — Сначала они кажутся сложными, а потом все оказывается совсем просто. Достаточно правильно построить нападение и защиту, и твой король останется цел. Если оба игрока знают алгоритм, всегда получается ничья. Шахматы мне надоели уже в шесть лет.

— Вот именно. Хорошо, когда все просто, но только если не слишком. Давай рассмотрим понятие секрета рационально, добавив туда немного сложности — для пользы дела. На чем основаны секреты, что делает их возможными?

— Замки и сейфы.

Наставник-тиран никак не отреагировал, и Эрон понял, что его шутливый ответ здесь неуместен. От вопроса, похоже, нельзя было уйти, и он настроил пам на причинно-следственный поиск.

Что делает секреты возможными?

—  Способность обмениваться информацией? — предположил он.

— Ну… пожалуй. — Учитель кивнул, но не слишком довольно. — Понятно, что без этого в секретах просто нет необходимости. Но зачем кому-то, если он может общаться, держать информацию в секрете? Мне нужен мотив.

— Потому что этот кто-то совсем спятил и хочет усложнить свою жизнь!

Кровожадный монстр ухмыльнулся и сделал наконец долгожданный выпад.

— А давай предположим, малыш, что некий симпатичный повеса увел девушку у злобного великана, который любит резать глотки мелким людишкам, которые его раздражают. Неужели наш повеса не захочет держать свою связь в секрете?

— Я надеюсь, ты еще не наточил нож? Или уже точишь?

— Я не очень злобный великан.

Эрон решил не развивать тему.

— А если воспитание и всеобщая любовь смягчили сердце всем злобным великанам? Тогда ничего скрывать и не нужно.

— Ну, ладно, пойду тебе навстречу. Пусть мы волшебным образом перенеслись в твою возвышенную и добрую вселенную, где никто ничего не скрывает. В таком открытом обществе никто не будет думать о последствиях своей болтовни. Кто станет копаться в психологии и переживать, что его слова больно ранят кого-то? Кто станет разбираться, не окажет ли новая научная информация разрушительное воздействие? Во всей галактике будет править единая догма: любая информация есть благо и должна свободно распространяться независимо от последствий.

— Так оно и есть! — воскликнул Эрон.

— А так ли это? Смотря для кого. Помнишь, прошлой весной, в замке правителя, мы с тобой отдыхали от занятий и играли в карты? Ты тогда сидел с совершенно непроницаемым лицом, скрывая от меня, что у тебя в руках Топор Милосердия, Топор и Камень, Палач и Варвар. — Мурек рассмеялся. — И ты, плут, до конца хранил свой секрет и потом убил все мои сильные карты!

— Так ты хочешь, чтобы я хранил секреты? — возмущенно воскликнул Эрон. — Я делаю это всю жизнь! Ненавижу их!

— Ни то, ни другое. Твоя идеальная галактика, свободная от секретов, — лишь «белая» версия другой, «черной» галактики, где ни о чем думать тоже не нужно, потому что там, наоборот, все является секретом! Если любая информация опасна и должна скрываться, независимо от последствий, то в обществе правит безумие. Это социальный порядок для ленивых. Даже машина, совсем лишенная памяти, будет неизменно принимать в таком обществе абсолютно правильное решение: молчать при любых обстоятельствах. Опять-таки слишком просто. Такая «черная» галактика превратится в сообщество животных!

— Значит, мне следует раскрывать секреты и в то же время хранить их! — саркастически заметил Эрон, разводя руками. — Напоминает известную пьесу об императоре Стейнисе Осторожном, я нашел ее в моей «Краткой истории». Там в самом начале императору присылают медный ларец, в котором находится что-то страшно важное для всей Империи. Он поднимает ларец к звездам и произносит: «Сказать или не сказать?» Потом в ходе пьесы гибнет его флот, убивают министров, жена кончает жизнь самоубийством, враги ликуют, а он до самого конца своего правления так и не может решить, что ему делать.

— Стейнису Осторожному не хватало рассудительности.

Эрон нервно поправил шлем. Кольца датчиков на его пальцах регистрировали сопротивление кожи.

— Ригон говорил мне, что молодые люди умнее стариков. Значит, я умнее тебя? Наверное, он дурачил меня.

— Вот именно. Как бы мы, молодые, ни пыжились, по части рассудительности старики дадут нам сто очков вперед. Юноша размахивает мечом направо и налево, не разбираясь. Мастер, конечно, может показать ему некоторые приемы, но научить по-настоящему, как и когда ударить, способен только опыт. Предположим, ты нашел истину где-нибудь под камнем, и никто больше ее не знает. Станешь ты говорить о ней или промолчишь? Здесь нужна именно рассудительность, нужна мудрость. А возможно, ты выставишь на свет лишь ее кусочек, а остальное спрячешь? И какая часть истины может быть использована против тебя? Только мудрость способна дать ответ. Под давлением обстоятельств ты можешь солгать. Ложь будет иметь последствия. Какие? Будет это ложь во благо или во зло? Все очень и очень непросто. Выбалтывать же все и всегда из принципа — ложная простота, так же как если ты все и всегда держишь в секрете.

— Ладно, хватит пережевывать! Я хочу делать дело, а не выслушивать твои бесконечные лекции. Мы уже на месте?

Эрон показал на стекло кабины, по-прежнему молочно-белое.

— Если ты делаешь дело, — язвительно произнес наставник, — то не мешает знать, как его делать правильно.

— Когда я стану психоисториком, то буду знать!

Мурек улыбнулся:

— И сохранишь при этом рассудительность двенадцатилетнего?

— Вопрос с подвохом, — уклончиво сказал Эрон. Взглянув на слепые окна кабины и фото ребенка на приборной доске, он наклонил голову и прислушался. — Мы начали делать круги. Я чувствую это и без пама.

— Мы уже на месте, но не сядем, пока я не дам команду.

— Я что, еще не успокоился?

— Уже почти. Послушай меня, Эрон. Когда отказывают правила, все, что у тебя остается, — умение рассуждать. Ничто не убьет тебя быстрее, чем комбинация неверных правил и отсутствия рассудительности. Заметь, ни одно правило не может быть применимо к любым ситуациям. Это относится и к правилам насчет секретности. — Он взглянул на экран физиодетектора. — Как ты себя чувствуешь?

Эрон прислушался к своим эмоциям.

— Отлично. Я только что вынес суждение двенадцатилетнего: ты не злобный великан. Извини, что я приударил за Немией.

— Значит, у тебя есть правило, которое указывает, когда надо извиняться? — криво усмехнулся Мурек.

— Ну как, я достаточно спокоен?

— Судя по прибору, успокаиваешься.

— Значит, мы можем садиться?

— Погоди, есть еще один, последний момент. Мы много говорили о секретах, и ты сильно облегчил свою совесть. Очень хорошо. Это было необходимо для успеха операции. — Мурек дал команду на посадку. — Но я еще хочу задать тебе головоломную задачку, чтобы ты подумал над ней по дороге в Азинию и там, в ее древних стенах. Она как раз на тему секретов и рассудительности.

— Ты никогда не упустишь случая завершить лекцию какой-нибудь задачкой! Может, попробуешь хоть иногда без этого обходиться, чтобы больше походить на нормального человека?

— В то время как ты перестанешь быть человеком, превратившись в психоисторика…

Эрон дружески пихнул его:

— Ладно, давай! За тобой последний выстрел. Еще один я выдержу.

— Психоисторики дают обет служить человечеству. Они клянутся, что сохранят в тайне свои методы предсказания будущего, и при том исходят из того, что эти методы, будучи обнародованы, потеряют силу и наступит всеобщий хаос, так?

— Да, верно.

— Вот пример: если преступник знает, что на месте преступления будет полиция, то он совершит преступление в другом месте, а полиция, зная, что он знает… в общем, все очень запутывается. — Мурек повернулся, снял с Эрона шлем и датчики и посмотрел ученику прямо в глаза. — Есть одно очень неприятное побочное следствие этой «благородной» клятвы хранить тайну: сообщество психоисториков представляет собой элиту такую же самовластную, как старый императорский двор, а мы, как низшие существа, зависим от их милости, на которую никак не можем повлиять. Но — и это очень большое «но» — обет хранить тайну ты должен будешь принять до того, как станешь психоисториком и будешь знать достаточно, чтобы принять сознательное решение, и потому твоя клятва будет вынужденной, а не добровольной.

— А ты хочешь, чтобы я не торопился и принял решение потом?

— Это не мое дело, я только веду машину.

Мурек нажал что-то, и стекло кабины вновь стало прозрачным. Они пикировали прямо в узкую горную долину. Эрон едва успел оглянуться вокруг, как аэрокар уже приземлился и вкатился в ангар.

— Но они не примут меня, если я откажусь давать клятву!

— Скорее всего нет.

— Я могу сделать вид…

— В этом нет необходимости. Любой обет можно потом, по зрелом рассуждении, пересмотреть — если, конечно, ты к тому времени не станешь рабом принятых правил.

Колпак кабины открылся. Перед ними на полосатом черно-желтом полу ангара стоял Ригон. На его татуированном лице играла сияющая улыбка. Протянув руку, он помог мальчику спуститься.

— Где мы? — спросил Эрон, нетерпеливо оглядываясь и пытаясь что-то рассмотреть, пока высокие двери ангара окончательно не захлопнулись.

— Тебе это знать ни к чему, — ответил Мурек, провожая его по боковому коридору к шахте левитатора. — Необходимый секрет, — усмехнулся он.

Поднявшись наверх, все трое сняли одежду и прошли сквозь очищающий барьер, после чего их тела обволокли специальные стерильные костюмы. Операционная была освещена тусклым красным светом — более высокие частоты могли повредить чувствительные квантронные компоненты. Усадив Эрона в кресло, с него осторожно сняли пам, затем подключили мозг мальчика к единой информационной сети, объединявшей все приборы в комнате. Никто не произнес ни слова — впечатление было, что эту процедуру он проходил ежедневно.