Психоисторический кризис

— История. В смысле психоистория? — спросил он с надеждой.

— Нет, клянусь носом Основателя! — Нейрт вывел на стенную панель список задач для новичка, составленный Коном. — Вы не увидите никакой психоистории, пока не доберетесь до Светлого Разума. Сначала придется как следует поработать над сортировкой самых простых исторических событий и привязкой их к причинно-следственной цепи, чтобы научиться предсказывать то, что уже случилось. Тут нет ничего сложного — так, зарядка для ума, задачки, где решение настолько очевидно, что никакая теория прогнозирования и не нужна. Например, экстраполировать будущее какого-нибудь терранского двухпартийного государства докосмической эпохи, во времена, когда главной проблемой была допустимость супружеской измены для политика.

— Звучит как психоистория…

— Нет и еще раз нет! — Нейрт сделал многозначительную паузу. — Математика психоистории в миллион раз сложнее! Там нужно уметь манипулировать ключевыми событиями, чтобы обеспечить исполнение предсказания. Анализ Хейна-Риковы и прочее, и прочее, и прочее… А пока Кон хочет, чтобы вы просто научились моделировать известную и достаточно примитивную историю. Предсказывать прошлое, чтобы рассказать то, что уже известно, — это очень поучительно, но гораздо проще, чем манипулировать будущим, чтобы рассказать то, что требуется!

— А чем занимается Кон, когда не играет во все эти игры?

— Сторожит лавку. Довольно скучная работа. Всеми новыми идеями и проектами занимается Джарс Хейнис. Но таким, как мы с вами, нечего и думать о том, чтобы подобраться к Хейнису.

Эрон молча рассматривал коновский список задач. Нейрт продолжал наставлять новичка.

— Ваш воздушный гид, наверное, рассказывал о многих вещах. Что вам особенно запомнилось?

— Летающий болтун… Я себя чувствовал, как в многомерной вселенной. Атрабы, атуры, локти, градусы, кубические футы, пинты, аршины, скрупулы, граны, дюймы, шекели, фунты, кедеты, часы, таланты… Просто голова кругом идет. Он сказал, что Великая Пирамида была одновременно стандартом длины и времени, причем расстояние с запада на восток измерялось расстоянием, на которое звезды сдвигались за одну секунду, а с севера на юг — разницей между углами кульминации звезды, измеренными на двух разных широтах. Я помню, что шестьдесят обходов вокруг основания Пирамиды — дневной пеший переход, — умноженные на триста шестьдесят, равны половине окружности Терры.

— Ага! Вы обратили внимание на числа! Меры и веса. Теперь ясно, как работает ваш мозг. Я знаю, какая вам нужна задача. — Камбу вызвал на экран карту района, который был колыбелью человечества, где извилистыми линиями разных цветов были обозначены различные древние пути сообщения. — Вы в Азинии изучали законы диффузии?

— Да, конечно. Но я ничего не знаю про социальную диффузию.

— Вот задача Кона. Как стандарты мер и весов распространяются через политические границы? Это происходило здесь на заре цивилизации. — Он очертил рукой восточную часть района Внутреннего моря. — Такое имело место и в Галактике, когда стандарты мер диффундировали во время субсветовой экспансии и стали универсальными задолго до того, как возникла Империя с центром на Светлом Разуме. Каков механизм диффузии?

Эрон взглянул на карту и представил себе, что это влажная поверхность, на которую капнули разноцветными красками: один цвет был «длиной», другой «временем», третий — «весом»… Разноцветные щупальца медленно расползались во все стороны, переплетаясь друг с другом. Но эта аналогия была взята из простой физики и химии. С психодинамикой все сложнее — больше похоже на динамику популяций или даже эволюцию, где стандарты мер играли роль доминантных биологических форм. Непросто.

— А каковы начальные условия?

— Не беспокойтесь пока о деталях. Кону важно знать, что вы будете делать с этими числами. Он хочет понять, как вы мыслите и как будете изворачиваться. Запомните — он никогда не скажет вам, что вам нужно знать, он хочет понять, каким образом вы начнете валять дурака, чтобы решить, как вас лучше потом учить.

Эрон тяжело вздохнул. Нейрт рассмеялся.

— Не переживайте так сильно. Когда дело дойдет до серьезной работы по добыче окаменелостей, — он показал на камни, — у вас будут инструменты посерьезнее, чем у древних египтян.

Вскоре молодому подмастерью предстояло встретиться с Хаукумом Коном, чтобы дать формальную клятву верности секретам Братства и получить первую официальную загрузку пама. Он смутно припоминал предостережения о необратимости этой процедуры, но, испытывая священный трепет от самого факта, что он наконец находится на пороге того, к чему так долго стремился, Эрон мало думал об осторожности.

Его провели в отдельную комнату, где стояло роскошно отделанное кресло с высокой спинкой, явно использовавшееся только для ритуальных целей. От подголовника тянулись золоченые щупальца — они извивались и шуршали от нетерпения, почувствовав присутствие пама. Всего лишь машина, не более того. Психоисторик второго ранга Хаукум Кон накинул мантию и вошел, торопясь покончить с формальностями. Эрон ждал с нетерпением, и хотя предстоящая конфирмация не была добровольной, не особо беспокоился. Он слишком горячо стремился получить знания, которых так долго ждал.

Кон подробно и четко изложил условия договора, включающего полное доказательство теоремы Основателя о том, что секретность есть необходимое условие успешности предсказания. Математически все было правильно, и Эрон произнес все нужные слова. Несколько формальных фраз, безусловно, стоили того, что он должен был получить взамен.

Роль священника выполняло кресло-машина. Щупальца обвили голову Эрона, и глубоко в начинку его пама была внедрена квантовая нейронная структура, непроницаемая ни для одного из обычных способов доступа. Эрон уже не смог бы вычленить из своей памяти то, что она сейчас впитывала, равно как и вывести это для всеобщего обозрения в каком-либо читаемом формате — информация растворилась в сознании, как сливки в кофе, и уничтожить ее можно было только вместе с памом в случае исполнения приговора по обвинению в измене.

Когда с ритуальным жертвоприношением было покончено, Эрон решил отдать дань уважения своему старому гандерийскому наставнику и робко изложил свои сомнения, сославшись на историю пифагорейцев, которые также приносили клятву под страхом смерти хранить секреты своей науки. В результате они приобрели репутацию заносчивой элиты, за что в конце концов и поплатились жизнью. Но ирония юного студента ни в коей мере не вывела великого Кона из равновесия. Он добродушно парировал вопрос, предложив посчитать, сколько квадрильонов граждан Галактики знают о теореме Пифагора, но не могут ее доказать. Эрон призадумался: и в самом деле, что могла значить клятва хранить секреты… ну, скажем, геометрии, данная математиком, живущим в колонии обезьян? Он успокоился, да и невежливо было продолжать спор. Но история, рассказанная когда-то Муреком, не выходила у него из головы…

…во времена возрождения Шестнадцатой египетской династии, между ассирийским и персидским завоеванием, греки и их купцы пользовались почетом и уважением. Пифагор, тогда еще просто юноша, искавший приключений, покинул родной остров Самос и отправился в Египет, где провел полжизни в качестве ученика жрецов-космологов, которые закрыли глаза на то, что он грек, оценив его гениальность. Эти жрецы в течение двух тысяч лет изучали геометрию и успели создать сотни различных инструментов, о которых посторонним знать не полагалось. Пифагор был предупрежден, что открытие тайн геометрии непосвященным карается смертной казнью.

Но даже многовековые традиции секретности бессильны перед превратностями судьбы. Персидское завоевание разрушило жреческую общину, и всех ученых отправили в Вавилон и Персеполис для обслуживания персидских астрономических и геодезических проектов. Персия намеревалась покорить весь мир от океана до океана, и специальные отряды короля Камбиса рыскали по свету, выискивая лучших картографов, а это в основном были египетские геометры. Однако Пифагору удалось бежать: сначала на Самос, а потом, на корабле, опережая персидскую армию, в Кротону, греческую колонию в Италии. Там он основал свою собственную тайную школу на основе египетских традиций, модифицированных, правда, типично греческими мечтами о создании нового мирового порядка под властью элиты, составленной из математиков. И до конца своих дней Пифагор настаивал на клятве секретности: математика не предназначалась для темных масс.

Все это Эрон держал при себе. Ему нравился Хаукум Кон, но в то же время было немного не по себе от странного кресла со щупальцами и всех этих обетов, подкрепленных техническими ухищрениями. Но, впрочем, это не имело в его глазах большого значения. Он перешагнул наконец через священный порог!

XXXIV

МОДЕЛЬ

ГОД 14798-й

Мои исследования древней метрологии приводят к двум главным выводам: во-первых, метрология была порождена практической деятельностью интернационального класса купцов античного мира, а во-вторых, она послужила основой для формирования рационального научного мировоззрения.

Ливио Катулло Стеччини (умер в 1979 году терранской эры)

По мере того как исследования аэродинамики древней «летающей крепости» продвигались вперед, Эрон просиживал ночи напролет, пытаясь проанализировать задачу о диффузии мер и весов с точки зрения психоистории. Трудность состояла не только в том, чтобы освоить огромный объем совершенно новой математики, разом загруженный в его пам, но и в том, чтобы поставить себя на место чуждых ему людей, затерянных на дне океана времени. Эрон старался строго придерживаться правил теории Основателя, но построить уравнения, корректно описывающие ситуацию, никак не удавалось. Он продолжал мыслить как физик. Пытаясь избавиться от затверженных шаблонов, предпринимал долгие прогулки по пустыне и даже иногда снимал пам (крепко сжимая его в руках). В такие моменты его сознание обретало детскую непосредственность, и в то же время все внутри сжималось в ужасе от сложности окружающей жизни. Тем не менее прием работал, обеспечивая ему необходимую перспективу и позволяя глядеть на мир глазами терранских сапиенсов, только что слезших с дерева.

Дыша ночным воздухом Терры, Эрон проникался духом первых жителей долины Нила. Над ним сиял звездами купол небосвода, который был примерно в шестьдесят раз выше самой высокой горы и медленно поворачивался вокруг своей оси, символизируя тайну и могущество. Движение звезд заключало в себе секреты жизни и смерти, командуя неподвижной земле, когда ей пробуждаться и цвести, а когда чахнуть и умирать. Ра определял продолжительность солнечного дня, а Тот — лунного месяца, блуждающие звезды двигались по сложным орбитам, передавая зашифрованные послания, а кометы появлялись ниоткуда, без всякой системы, сея хаос.

Иногда Эроном овладевало беспокойное желание увидеть горы, из-за которых поднимаются звезды, чтобы проверить правдивость слухов о зарытых сокровищах, о чудесах, о кипящих жизнью городах, о странных людях, об ужасном океане. Иногда он вдруг представлял себе, что мечтает оказаться вне досягаемости враждебного клана, члены которого поклялись убить его, путешествовал вместе с купеческим караваном или пастухами, перегоняющими стада, или был ремесленником и бродил по городам, продавая свои изделия. Купец, ремесленник и землемер могли легко передвигаться на дальние расстояния. В Эроне еще не угас беспокойный дух кочевника. Он знал много историй, которые рассказывал в чужих странах, и еще больше приносил домой. В древнем мире путешествия и обмен рассказами были единственной формой обмена информацией.

После прогулок, полных воображаемых приключений, Эрон садился за компьютер и воплощал свои приступы вдохновения в уравнения и проводил долгие часы, выискивая внутренние противоречия, выстраивая логические ряды и исправляя ошибки. А потом снова отправлялся бродить под звездами.

В течение веков египтяне думали о том, как, укладывая камни в структуру, ориентированную на какое-либо небесное событие, можно предсказать повторение этого события. Знание привело к появлению множества календарей, которые позволяли определять день, месяц, сезон и год. Простые кучи камней сменились обелисками и колодцами, измеряющими высоту и положение солнца по его тени. Затем появились храмы, сложенные из обожженных на солнце кирпичей и расположенные так, чтобы в определенный момент года звездный свет, преломляясь, заставлял сверкать драгоценный камень, спрятанный в секретной камере с крошечным окошком-щелью. Вспышка! Значит, приближается разлив Нила. Ставить везде камни-метки постепенно стало какой-то манией. Они превратились в символы тайного знания и тайной власти, и трогать их никому не дозволялось под страхом смерти.

Чужестранцы, в основном шумерские купцы и семитские скотоводы, приносили и уносили с собой новые идеи. Храмы постепенно стали местом обитания жрецов, чье любопытство питало дух исследования, который в свою очередь увеличивал их знания и власть. Жрецы стали экспертами по нумерологии теней и научились предсказывать равноденствия и даже судьбы людей. На стенах своих обсерватории они рисовали картинки и писали тексты, которые были не чем иным, как мнемоническими фантазиями, подпорками для памяти, позволявшими запоминать все возраставшее количество фактов, которое уже трудно было запомнить простому смертному. Сами истории были не важны, имела значение лишь их структура.

В один из вечеров Эрон бродил по пустыне в сопровождении воображаемого ученика, рассказывая ему о зловещих приключениях демонической звезды, которая вспыхивала каждые три дня, излучая проклятие, и потому должна оставаться безымянной, чтобы люди не могли случайно привлечь ее внимание. Всего требовалось запомнить девятьсот звезд, и вся информация о них была закодирована в менее чем шестидесяти повествовательных эпизодах. Некоторые звезды были путеводными, другие помогали предсказывать повторяющиеся события, а часть помогала находить другие звезды.

Во время ночных бдений в ангаре рядом с «летающей крепостью» Эрон отлаживал и тестировал свою психоисторическую программу, одновременно усложняя ее и уточняя параметры. Но уже очень скоро она начала жить своей собственной жизнью в воображаемом прошлом, самостоятельно исправляя большинство внутренних ошибок и питаясь одним электричеством. Эрон все чаще и чаще запускал программу и оставлял в покое, предоставляя ей самой получать результаты, а затем шел заниматься другой работой.

Между тем инженеры, отвечавшие за реконструкцию коновского воздушного чудовища, с нетерпением ожидали от Эрона необходимой информации. В его задачу входило расшифровать точную метрику, в соответствии с которой был построен древний боевой корабль, без чего реконструкция не могла начаться всерьез. Он ежедневно готовил срезы окаменелостей и затем тщательно измерял сохранившиеся детали или их отпечатки, занося затем данные в компьютер и делая поправку на геологическое давление, а также химическую диффузию и атомное замещение. После начиналась статистическая обработка результатов, отбраковка случайных погрешностей и, наконец, сортировка деталей по типам, размерам и назначению.

Одновременно, сам по себе, шел психоисторический компьютерный расчет. Вмешательство Эрона требовалось редко. Искусственное древнее общество жило в ускоренном виртуальном времени: новые единицы измерения возникали, жили и умирали, города-государства закладывались, росли и превращались в пыль, империи рождались и рушились. Каждый вечер перед сном Эрон проверял результаты очередного виртуального столетия, и каждый раз ему было немного страшно. Иногда и в самом деле какой-то из параметров оказывался недостаточно точным, и тогда приходилось стирать одно или несколько столетий реконструированной истории и возвращать стрелки виртуальных часов назад. Споры вокруг мер и весов разрешались и снова возникали. Какой мерой пользоваться для выполнения условий сделки? В чем измерять длину или ширину участка земли? Это были главные вопросы, возникавшие в виртуальном обществе. Наводнения уносили старые камни-метки, храмовые жезлы, служившие местными единицами длины, изнашивались, пустые тыквы, измерявшие объем, разбивались. Размер туфли царя менялся после каждого цареубийства, переворота или просто смерти. Мошенники подменяли меры, чтобы разбогатеть. Владельцы земли придумывали особые способы измерений, чтобы удовлетворить свою алчность.

Где же взять единую меру? Где бог мер и весов, против слова которого никто не решится возражать? И все же люди жили под одним и тем же солнцем, спали под одним и тем же звездным небосводом, сеяли и убирали урожай, ориентируясь на одни и те же равноденствия. Речной поток можно было перегородить дамбой, реку переплыть, врага убить, шторм переждать в укрытии. Даже чуму можно было пережить. Но ничья рука не могла остановить или нарушить вращение небес, и каждая звезда обязательно каждый год возвращалась в одно и то же место в одно и то же время. И каждый кочевник знал, что центр вращения небесного купола поднимается все выше, если двигаться по направлению течения Нила.

Иногда заходил Кон. Он торопил Эрона, желая поскорее поднять в воздух свой мифический корабль. Как и предсказывал Нейрт, он не спрашивал о проблемах психоисторической математики и не давал никаких советов. Инженеры также не давали покоя юному студенту. Чтобы они отвязались, он должен был дать им хотя бы приблизительную величину фута. Может, где-нибудь есть хоть какая-то ссылка, древний технический справочник, хоть что-нибудь! Короче, когда Эрон наконец дождался появления на посадочной площадке Универсального Робота Россума № 26, он сразу же бросился к нему.

— Ты говорил, что знаешь все, — сказал он, мрачно глядя на приборную доску.

— Это преувеличение.

— Кон отдал тебе на хранение все исторические документы, ведь так?

— Хозяин знает мою слабость. Я страшно люблю читать. Вот только что, по пути сюда, закончил собрание сочинений Чарльза Диккенса. У этих терранцев просто нет совести — когда придумываешь прошлое, надо хотя бы чуть-чуть знать его историю. Вы бы только видели, как этот Чарльз надувает своих читателей! Он наполняет Лондон каменного века всеми видами технологии, которых тогда и в помине не было. Но я должен признать, что читать это интересно. И вообще, не стоит требовать от авторов чрезмерной исторической точности. Кстати, не могли бы вы помочь мне понять кое-что из диккенсовского юмора? А если у вас есть свободный денек, мы могли бы слетать посмотреть на Лондонский холм. Просто потрясающе! Они раскопали целый квадратный километр на глубину вплоть До слоя, относящегося к тридцать второму тысячелетию — терранской эры, конечно, галактической здесь никто не понимает. Марсаллийские артефакты…

— Мне нужен технический материал по древним системам мер — очень древним. Все, что угодно, вплоть до обрывков, отдельных страниц и рукописей в кувшинах.

— М-м-м… только имейте в виду, что хозяин просто загрузил мне информацию прямо из архивов Светлого Разума без какой-либо сортировки. У меня не было времени все разбирать. Я посмотрю, но не могу гарантировать, что найду, даже если информация у меня и есть. Я родился, в эру, когда порядка на виртуальном рабочем столе ни у кого не было, и эти привычки, увы, так и сидят во мне. Так мы куда-нибудь летим?

— Просто покрутимся в небе немного, чтобы полюбоваться закатом. Может, полетаем над Нилом. Я хотел бы посмотреть, какой он ночью.

В воздухе Россум № 26 решил уточнить задание.

— Технические данные, говорите?

— Сухие цифры. Переводные таблицы. В основном меня интересуют меры длины — то, чем могли пользоваться строители воздушных кораблей. Если, конечно, они умели читать. Я знаю, что римляне умели, но не уверен, что Америндия достигла таких высот цивилизации.

— А какая эпоха вас интересует?

— Кон говорит, что это примерно 59400 год до галактической эры, причем окно довольно узкое: Америндия не продержалась долго. Пара военных побед, потом полное забвение.

— Ничего себе… Такая древность! Я тогда еще под стол пешком ходил и мало что помню. Если что-то и знаю о тех временах, то только из книг.

— Вот как?

— Сейчас мой любимый доисторический автор — Диккенс. Он вечно говорит о фунтах, шиллингах и пенсах, да еще об унциях и стоунах, но, к сожалению, я не встретил ничего об аэронавтике. Бритты тогда использовали лошадей так что, я думаю, это не то тысячелетие, что вам нужно… Летающие лошади были у греков, но не у лондонских джентльменов. Единственная терранская мера длины, о которой я что-то знаю, это метр.

— Это не то. Метр терранцам навязали завоеватели с Эты Куминги в 47-м тысячелетии до г.э. Однако эти упрямцы до сих пор держатся за свои 86400 несчастных секунд. Терра всегда последней принимала какие бы то ни было стандарты. А мой окаменевший аэрокар построили задолго до всего этого.

— Извините, сэр! Метр — чисто терранская мера! Он восходит к тем мифическим временам, когда телескоп был еще только изобретен и представлял собой стеклянный шар, закрепленный в медной трубке.

— У тебя, случайно, не замыкание? — рассмеялся Эрон.

— Спросите любого терранца!

— Ха! Эти точно подтвердят, что изобрели все на свете! Я бы уступил им звездный корабль, убийство и поэзию — но больше ничего!

— Позвольте мне обосновать мое утверждение. Перед вами на приборной панели находится экран с навигационными инструментами. Вы умеете ими пользоваться?

— Не хуже, чем ты, старая развалина!

— Тогда вычислите, пожалуйста, расстояние между полюсом этой планеты и экватором!

В результате расчета у Эрона получилось удивительно круглое число.

— Десять миллионов одна тысяча девятьсот восемьдесят семь метров!

— Именно так. И должно было быть в точности десять миллионов, но у них, очевидно, были проблемы с их обезьяньими мозгами и стеклянными шарами в трубке. Вас никогда не удивляло, почему метр определяется как 9192631770 длин волн цезия, а не полных десять миллиардов? Да потому, что сначала появился он, а потом уже интерферометры — вот почему! И чему вас только в школе учат!

Эрон был потрясен. Астрономическая мера длины все это время лежала прямо у него под ногами! Тот самый метр, который не только вытеснил царские носы и ступни, но и покорил всю Галактику! Он улыбнулся. Как приятно лететь высоко над рекой и наблюдать, как она лениво течет на север от диких пустынь экваториальной зоны к Внутреннему морю. Метр наверняка изобрели именно в Египте! А теперь метр был повсюду: человеческий рост измерялся в сантиметрах, длина волны света — в нанометрах, дальность гиперскачка — в лигах, то есть в десятках петаметров. Подумать только, через столько тысячелетий человечество, расселившееся по всей Галактике, по-прежнему измеряет все расстояния — от гигантских космических до крошечных квантовых, — сравнивая их с одной десятимиллионной частью расстояния от Северного полюса до экватора Терры!

Небо поворачивалось много дней подряд, но Эрон не замечал этого. Он был погружен в работу. Как бы он ни менял параметры своей компьютерной модели, все равно в результате астрономическая мера длины решительно вытесняла в конкурентной борьбе все остальные. Было удивительно наблюдать, как быстро она распространяется по торговым путям виртуальной карты. Она добралась до удаленных островов в Западном океане задолго до того, как обитатели восточного побережья Внутреннего моря узнали об их существовании. Эта мера была созвучна человеческой культуре с ее тяготением к определенности, стабильности и росту, в то время как меры случайные типа длины локтя смертного царя распространялись плохо и очень скоро предавались забвению.

Но каким инструментом измерялось время? Эрон понял это, наблюдая как-то раз вечером, при полной луне, как покачивается на ветру подвесной горшок с цветами. Существовал только один периодический механизм, который человек каменного века мог сделать своими руками и который заключал в себе точность, равную точности движения звездного неба, — маятник! Он мог быть одновременно и стандартом длины, и часовым механизмом, настроенным в резонанс с небесным ритмом. Более того, здесь даже ничего не надо было изобретать! Во время ежегодных разливов Нила камни-указатели неизбежно подмывались и сдвигались. Их устанавливали на место, используя геометрические методы, а для определения вертикальности служила свинцовая гирька, подвешенная на шнурке. Гирька имела обыкновение качаться, и не надо было большого ума, чтобы заметить, что чем длиннее шнурок, тем медленнее она качается. Оставалось лишь провести численную калибровку частот колебаний — и часы готовы, причем очень точные часы!

Эрон лихорадочно рылся в доступной ему литературе, однако даже самые лучшие из старинных судовых библиотек были очень скупы в отношении истории древних терранских измерительных стандартов. Он пытался найти данные о футе, на основе которого была построена «летающая крепость», но фут, по-видимому, также был вытеснен вездесущим метром — возможно, после того, как космический корабль, построенный без помощи метрической системы, потерпел крушение при полете на Марс. Пока статистические данные Эрона давали величину фута в интервале 30,42—30,5 сантиметра. А не был ли странный фут также астрономически определенной мерой? Ведь модель определенно указывала, что только такие меры могли быть хотя бы относительно устойчивыми. Эрон настроил пам на поиск возможных вариантов расчета, дающих меру длины в этом интервале величин. Так, посмотрим. В году 365 дней. Древние делили круг, так же как и небосвод, на 360 частей. И если верить роботу-книголюбу, египтяне любили считать в десятках и тысячах. Теперь, если разделить число метров в одном градусе широты в районе Лондонского холма на 365000, то получается величина 30,479 сантиметра, что вполне укладывается в статистический интервал. Хорошо, это вполне возможно! Дадим инженерам, в качестве предварительного значения фута, 30,48 сантиметра! Это даст им возможность продолжить работу — по крайней мере до тех пор, пока не появятся более точные данные.

Вскоре психоисторическую модель предстояло показывать адмиралу, однако Эрон очень волновался. Она выдавала совершенно нелогичные на первый взгляд вещи — например, астрономов, которые умели измерять, но еще не научились писать! Нельзя же пытаться все запомнить, даже с помощью мнемонических картинок! Как вообще можно жить неграмотным? Сам он научился читать и писать еще до того, как получил пам. Так что же на самом деле описывают чертовы уравнения? Конечно, во времена, когда человеку нужно запоминать лишь героические саги и сказки, без письменности можно и обойтись. Каждый крестьянин знал наизусть по крайней мере два десятка историй, услышанных от деда: о том, как возник мир, или почему у петуха такой хвост. Но когда дело дошло до подсчета овец, брусков золота, порций ячменя, суммы налогов или количества грунта, которое надо извлечь из канала, все изменилось. Как подсчитать, сколько еще дней должен трудиться арендатор на поле землевладельца, или сколько мер пшеницы отдать за тот или иной объем пива, чтобы никто никого не надул? Изобретение письменности стало естественным следствием переполнения критического объема информации, который мог запомнить один человек. Вот что говорили уравнения. Сначала развивались методы измерений. Потом — письменность.

Модель генерировала сотни различных мер длины и объема, необходимых человеку каменного века, которые возникали, распространялись, сливались и конкурировали между собой, в основном за счет торговли. Роль купцов-посредников, которые способствовали стандартизации мер на обширных территориях, была чрезвычайно велика.

Модель четко демонстрировала, что невнимание к стандартам приводит к фатальным последствиям. Когда Эрон, играя роль бога, вводил искусственные параметры, которые приводили к хаотическому изменению стандартов, экономический коллапс виртуального общества наступал всегда.

Между тем инженеры уже начали воспроизводить отдельные части фюзеляжа, гидравлические насосы, электропереключатели и прочие детали копии. Узнав об этом, Кон появился во всем блеске своей новой формы. К своему удивлению, Эрон увидел на нем бронзовые и кожаные доспехи римского центуриона. Он старался не попадаться адмиралу на глаза, чтобы не пришлось раньше времени показывать модель, но тот, похоже, интересовался лишь механикой своего воздушного корабля. Однако когда Эрон уже было совсем уверился, что избежал страшной встречи, Кон сам подошел к нему.

— Нам надо поговорить, — сказал он сурово, сверля Эрона взглядом, как командир новобранца.

Поднявшись по крутой лесенке в офис, адмирал сел. Это был дурной знак — значит останется надолго.

— Вы хотите, чтобы я доложил о своей психомодели, сэр? — Эрон сильно нервничал. — Она работает, но выдает несколько странные результаты, в которых я еще не разобрался.

Кон поднял руку.

— Только когда вы будете готовы. Не раньше! — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть свои слова. — У меня есть для вас новое задание. Разумеется, в дополнение к вашим прочим обязанностям.

Эрон и так не знал, где взять лишнее время. Он уже и не помнил, когда высыпался. Но отказаться было нельзя.

— Да, сэр?

— Я хочу, чтобы вы присматривали за этими лоботрясами.

Это было ужасно.

— Но, сэр, я ведь еще ребенок! У меня и так с ними проблемы!

— Настойчивость в преодолении трудностей есть добродетель. На таких добродетелях держится Империя.

— Они не будут меня слушаться!

— В таком случае, — хитро улыбнулся Кон, — мы им об этом не скажем. Дело в том, что я уверен, эти олухи собираются — вопреки моему прямому приказу — установить в аппарате квантронные приборы. Так сказать, ненавязчивый контроль в интересах моей безопасности. А если они это сделают, то зачем тогда вообще нужен пилот? Я уже летал на безопасных яхтах — это просто скучно!

— Они не верят, что он полетит без квантроники, сэр. На этой планете сильное тяготение, и механические регуляторы будут слишком тяжелыми.

— Но он летал!

— Он упал, сэр…

— Его подбили — вы же сами видели дырки, даже измеряли! А на современной Терре его некому опять подбить. Все, я не хочу слышать никаких возражений! Вы отвечаете за то, чтобы никаких квантронных приборов не было. Ни одной крошки кремния! Если подведете, распну на кресте! Вверх ногами! — Адмирал улыбнулся. — Это римский способ казни.