Стриптиз

      Вскоре появилась Сабрина, как всегда, ровная и доброжелательная. Их с Эрин роднили два обстоятельства: маленькая грудь и уголовное прошлое бывших мужей.
      – Расскажи-ка мне про этот так называемый фильм, – попросила Эрин.
      – Они сказали, что мне придется трахнуться с двумя парнями в горячей ванне, вот и все.
      – Почему ты согласилась?
      Вопрос, казалось, смутил Сабрину.
      – Они же заплатят мне.
      – Если тебе нужны деньги, я тебе дам.
      У Сабрины расширились глаза от удивления, потом она недоверчиво улыбнулась.
      – Три тысячи-то? Да откуда?
      – Сколько тебе нужно, столько и будет.
      – Ты не понимаешь, Эрин. Я не могу больше заниматься этим проклятым рестлингом. Какая разница, лапша это или кукуруза со сливками – все равно мерзость.
      – А сниматься в порнофильме – не мерзость?
      – Послушай, ты ведь не знаешь, как это бывает: какой-нибудь пьяный ублюдок норовит засунуть тебе куда не следует эту холодную гадость... Сама бы хоть раз попробовала. – Эрин почти никогда не доводилось видеть Сабрину такой рассерженной.
      – Я поговорю с мистером Орли, – пообещала она. – Мы покончим с этим.
      – Знаешь, сниматься в порнофильме вряд ли хуже, чем выступать в рестлинге.
      – А ты видела хоть один порнофильм?
      Сабрина призналась, что нет.
      – А я видела. Когда работала в ФБР, однажды в аэропорту перехватили целый грузовик таких кассет. Ну, агенты и устроили как-то вечером приватный сеанс.
      – И какие же они, эти фильмы? – Сабрина задала вопрос с любопытством, но очень серьезно. – Там и правда все слишком уж круто?
      – Ты знаешь, что такое «тачка»? – вместо ответа спросила Эрин.
      – Нет.
      Эрин объяснила.
      – Ничего себе! – выдохнула Сабрина, заливаясь ярким румянцем. – А режиссер ничего не говорил мне о таких вещах.
      – Да уж само собой.
      – Мне нужно подумать.
      – Попроси несколько дней на размышление, – посоветовала Эрин.
      Сабрина подкрасила губы и снова ушла на сцену. В гримуборной появилась Урбана Спрол и продемонстрировала Эрин свои сломанные ногти, прибавив:
      – Все-таки мужики – это самое большое дерьмо на свете.
      – Как правило, да, – согласилась Эрин.
      Урбана взглянула на нее с некоторым удивлением.
      – А мне казалось, что ты неровно дышишь к этому копу-кубинцу.
      – Он женат, и там все хорошо.
      – Еще один сердцеед!
      – Моя девочка сейчас находится у них дома, – объяснила Эрин. – Его жена такая же славная, как и он сам.
      – А ты, значит, сидишь тут – это в субботу-то вечером.
      – О, у меня грандиозные планы, – улыбнулась Эрин. – Сегодня я буду танцевать для конгрессмена.
      – Пощади меня! – воскликнула Урбана. – Больше ни слова. Скажи только, чего ради.
      Эрин зевнула и заложила руки за голову.
      – Это мой гражданский долг.

* * *

      Рита осторожно промыла брату рану.
      – Я, в общем-то, почти ничего не могу туг сделать, – извиняющимся тоном сказала она.
      – И не пытайся.
      – А чем это у тебя перемазана рубашка?
      – Черт с ней. Не имеет значения.
      Рита уложила его сломанную руку в самодельную шину, изготовленную из клюшки для гольфа, и закрепила пластырем и клейкой лентой. Изогнутый конец клюшки торчал как раз вровень с пальцами Дэррелла.
      – Ну вот, – сказала Рита, зубами оторвав лишний кусок ленты. – А теперь сматывайся, пока не явился Альберто.
      Дэррелл был изжелта-бледен и тяжело дышал.
      – Мне бы сейчас морфия, – проговорил он.
      – Морфия у меня нет. Может, нуприн подойдет?
      – Это еще что такое?
      – Говорят, он лучше чем тиленол.
      – Черт побери, Рита...
      – Ну ладно. Тогда, может, вот эти капсулы? Вообще-то они для Лупы. Ветеринар дал мне целый флакон, чтобы давать ей, когда начнутся роды.
      В глазах Дэррелла блеснула надежда.
      – Что, вроде как собачий морфий?
      – Похоже, что так.
      Рита отыскала нужный флакон и попыталась прочесть написанное на нем название лекарства. Ни она, ни ее брат никогда даже не слышали о таком.
      – Доктор сказал, по две штуки каждые шесть часов.
      – Я все-таки не какой-нибудь блохастый пудель, – обиделся Дэррелл. – Давай мне четыре и чего-нибудь холодненького запить.
      В течение следующих двадцати пяти минут его безостановочно рвало. Все это время Рита стояла рядом, вытирая ему рот и подбородок, и уговаривала поспешить – Альберто должен был вернуться со службы с минуты на минуту. Когда Дэррелл смог говорить, он ответил, что не в состоянии ни ехать, ни идти куда бы то нибыло. Тогда Рита помогла ему сойти по ступенькам и указала, где спрятаться – под ее домом на колесах. Там можно было только лежать.
      – Где ты оставил «понтиак»? – спросила она. – Это на случай, если миссис Гомес вдруг вздумается напялить очки.
      Дэррелл объяснил и полез под трейлер. Он волочил свою сломанную руку, как обрубок бревна; конец клюшки для гольфа оставлял в грязи глубокую борозду.
      – Я принесу тебе одеяло, – сказала Рита.
      – А твои чертовы волки сюда не сунутся?
      – Не сунутся, не беспокойся.
      – Рита, я не могу оставаться здесь!
      Послышался шум подъезжающей машины. Рита приложила палец к губам и исчезла.
      Дэррелл Грант услышал голос Альберто Алонсо, скрип гравия под его сапогами, шум захлопнувшейся двери...
      «Я в ловушке», – подумал Дэррелл. Медленно поворачивая голову, он оглядел свое тесное пристанище, мысленно взвешивая шансы выбраться из него живым: а вдруг этот проклятый трейлер рухнет и раздавит его, как таракана? Да нет, пожалуй, этого не произойдет: трейлер-то совсем новенький, Рита и Альберто купили его после того, как их старый сильно пострадал во время урагана. Дэррелл уперся здоровой рукой в алюминиевое днище: никакого результата. Трейлер был прочен, насколько может быть прочным дом на колесах. Но тем не менее Дэррелл чувствовал себя очень неуютно в своем почти подземном убежище. Тут было холодно, как в могиле, и сильно пахло мышами. Однако все же лучше было пока оставаться здесь, чем снова ночевать в мусорном ящике позади ресторанчика «Пицца Хат».
      Зверская боль в сломанной руке не прекращалась ни на мгновение, по другой руке и ногам пробегал озноб. Всю жизнь Рита твердила брату, что он красивый, удачливый, храбрый и вообще даст сто очков вперед кому угодно.
      – Ты можешь заняться в жизни чем твоей душе угодно, – говаривала она. – И внешность при тебе, и держать себя умеешь.
      Сейчас, окидывая мысленным взором всю свою прошлую жизнь, Дэррелл вдруг понял, что женитьба на Эрин была высшей ее точкой, самой большой возможностью, какая ему только представлялась. Даже сейчас, если когда-нибудь ему удастся вернуть все на свои места, она остается его самым большим шансом на успех. Но ведь, черт побери, он тоже старался потрафить ей: бросал пить, переставал изменять, находил дневную работу. Однако такая жизнь была не для него. А может, и даже вернее, он не для нее. Его хронически раздражала та ответственность (точнее, ее многочисленные и разнообразные проявления), которую добровольно возлагает на себя человек, живущий в соответствии с законами и общественными нормами. А Эрин даже и не пыталась понять этого. Когда их брак распался, Рита сожалела об этом, а он, Дэррелл, говорил:
      – Мне нужна такая, как я сам: чтобы не оглядывалась поминутно направо и налево и чтобы думала не только о сегодняшнем дне.
      Теперь, в рамках размышлений о сегодняшнем дне, Дэррелл Грант сосредоточил свое внимание на двух проблемах: как унять дикую боль в руке и каким образом выцарапать Анджи у бывшей супруги.
      После ужина Рита вышла из трейлера и заглянула под него. Она была одета, как всегда, когда собиралась идти к своим питомцам: хоккейная маска, брезентовые рукавицы до локтей, рваный домашний халат. Дэррелл заметил, что теперь она надевает еще и пластмассовые щитки-наголенники.
      – Я принесла тебе немного жареного цыпленка, – сказала Рита. – Корочка – просто объедение.
      Она поднесла ко рту брата холодную куриную ножку. Дэррелл откусил большой кусок и выплюнул косточку.
      – Послушай-ка, у кого это был рак – у миссис Гомес?
      – Нет, у ее мужа. Он умер в августе.
      – Пари держу, что у нее еще остались его таблетки.
      – Прошу тебя, Дэррелл!
      – И они наверняка у нее в аптечке, в ванной. – Он поднял голову. – Рита, я скоро свихнусь от боли. Пожалуйста...
      – Ты ведь уже спер у бедной старухи машину.
      – Но ее муж ведь умер, верно? Значит, какой смысл оставлять вполне годные лекарства валяться зря в аптечке?
      – Но я даже не знаю, что искать.
      – Демерол, дилаудид, кодеин – черт побери, тащи все, на чем написано имя этого старика.
      – Хорошо. Но потом ты уйдешь, – решительно сказала Рита. – Ведь копы могут появиться в любую минуту.
      – Уйду. Обещаю.
      Ему нужно было кое-что еще, но он не мог попросить об этом сестру, потому что она ни за что не согласилась бы. Ни за что, никогда.
      «Но ничего, – подумал Дэррелл, – я и сам знаю, где его искать. Альберто держит его там же, где и любой житель Майами: в „бардачке“ машины».
      И притом заряженным. С полной обоймой.

* * *

      Перенести ужин у губернатора на другой день удалось без каких бы то ни было трудностей. Будь мысли Малкольма Дж. Молдовски менее заняты возникшими проблемами, он заметил бы в голосе губернатора нотку облегчения. Что-то с желудком? Что ж, Малкольм, очень жаль. Позвони непременно, когда тебе станет лучше. Положив трубку, губернатор повернулся к находившемуся рядом помощнику и сказал со вздохом:
      – Дай-то Бог, чтобы это была опухоль.
      Направляясь в Тэрнберри-Айл, Молдовски в который раз прокручивал в голове все, что произошло, и пытался зацепиться хоть за что-нибудь. В конце концов, этот коп говорил только о слайде и о счете из гостиницы.
      Объяснение по телефонному звонку из Миссулы найти можно. Можно сказать, что в тот вечер в доме были гости. Звонили они, звонили им. Нетрудно будет найти кого-нибудь, кто согласится (за деньги, разумеется) сказать: да-да, дайте-ка подумать... точно, какой-то родственник одного парня звонил из Монтаны, а парень-то здорово перебрал, он, похоже, так и не сообразил, с кем говорит. Как, вы говорите, его зовут? Я-то вообще только там с ним и познакомился.
      С фотографией будет посложнее. Разумеется, этому проклятому кубинцу уже известна вся история, связанная с ним. Малкольм Молдовски яростно вцепился в руль, лавируя среди потока машин. Перед его мысленным взором снова и снова вставала одна и та же воображаемая, но в недалеком будущем, возможно, вполне реальная сцена...
      Конгрессмен Дилбек, одетый только в боксерские трусы и широкополую ковбойскую шляпу, жалкий, подавленный, стоит на носу яхты.
      Сержант Гарсиа, с хитрым видом попыхивая сигарой, ходит вокруг него кругами, как голодная пантера, помахивая в воздухе кодаковским слайдом и обстреливая конгрессмена вопросами, один страшнее другого, с такой скоростью, что Дэвид Лейн Дилбек не успевает придумать правдоподобных ответов.
      Дилбек путается, дрожит, вот-вот расплачется. Да, сержант, это я изображен на снимке. Я, с бутылкой из-под шампанского в руках. Поймите, умоляю, я не совсем здоров. Я не в состоянии сам контролировать свои животные потребности, я нуждаюсь в помощи. Спросите эту леди, она вам скажет. Я никогда прежде и мухи не обидел...
      Молдовски прибавил скорость. Чтобы хоть чем-то утешиться, он повторил себе, что Дилбек понятия не имеет о судьбе, постигшей обоих шантажистов – Киллиана и адвоката. Конгрессмен не знает, какие жестокие меры пришлось принять ради того, чтобы спасти его от скандала. Этот настырный кубинец может трепать его целый день, но так и не узнать ничего. Вообще-то говоря, Дэвиду Дилбеку, если его прижать, есть – и немало – в чем сознаваться, но убийство среди совершенных им преступлений не фигурирует.
      У развязки Голден-Глейдс движение застопорилось: грузовик, груженный известью, врезался в опору. Молдовски рычал, сыпал проклятиями, скреб своими тщательно отполированными ногтями по крылу машины. Он не мог понять, почему сержант Гарсиа так интересуется утонувшим рыболовом и убитым адвокатом. Ведь оба эти случая подлежат юрисдикции графства Броуорд, а отнюдь не графства Дейд. Что нужно этому проклятому кубинцу? Какую цель он преследует? Откуда подобная наглость – взять и вот так вломиться к нему, Малкольму Дж. Молдовски, даже не дав себе труда создать хотя бы видимость учтивости и должного уважения? Просто явился и смешал его с дерьмом – его, Малкольма Дж. Молдовски – так, словно лично заинтересован в этом деле.
      Машины, стоявшие впритирку друг к другу, время от времени получали возможность немного продвинуться вперед – чуть-чуть, на считанные дюймы. Это просто бесило Молди, доводило до отчаяния. Для разрядки он изо всех сил врезал обоими кулаками по клаксону. Из окошка впереди стоящего трейлера высунулась молодая кудрявая женщина и погрозила ему пальцем. Сидевший справа от нее мужчина выставил в свое окошко дуло охотничьего ружья, предлагая таким образом раздраженному коротышке вооружиться терпением и угомониться.
      Чтобы хоть как-то отвлечься, Молдовски включил радио и попал на программу, в которой ее очередной гость – им оказался Элой Фликмэн, соперник Дилбека от республиканской партии – в прямом эфире отвечал на звонки слушателей. Молди немного успокоило то, что он услышал. Фликмэн ратовал за принудительную перевязку фаллопиевых труб всем матерям-одиночкам, обращающимся за талонами на бесплатное питание. Другому звонившему он заявил, что нарождающаяся индустрия Кубы отвлекает слишком много посетителей-европейцев от Майами, а посему только прямой ядерный удар по Гаване способен отвратить экономическую угрозу, надвигающуюся на США. «Отлично, – подумал Молдовски. – Если дело пойдет так и дальше, то победа на перевыборах Дилбеку обеспечена. Если только ничего не просочится на первые полосы газет».
      Пробка понемногу начала рассасываться. Малкольм Молдовски нашел станцию, передающую классическую музыку, и попытался расслабиться. В конце концов, его сегодняшняя миссия не так уж и сложна: увезти конгрессмена с яхты Рохо, куда подальше от всех голых баб на свете.
      Если же детектив доберется туда первым, тогда... Возможно, чек на крупную сумму решит все дело. Возможно, именно этого он добивается.
      Молдовски от всей души надеялся, что все обстоит именно так: это здорово облегчило бы ему жизнь.

* * *

      Когда стемнело, Дэррелл Грант выкрал пистолет из машины Альберто и снова забрался под трейлер. Вскоре явилась Рита с тремя флаконами лекарств, выписанных для покойного Рохелио Гомеса. Дэррелл высыпал таблетки на ладонь здоровой рукой и принял по три каждого вида. Часом позже весь мир окутался для него туманной дымкой, но сам он чувствовал себя прекрасно. Рука больше не болела, разрывавшие череп мысли перестали мучить. Рите пришлось напомнить ему, где он оставил украденный «понтиак».
      Выехав на главную магистраль, Дэррелл Грант взял курс на север. Все перед его глазами плыло, рефлексы были замедленны. Изготовленная Ритой лангетка, хотя и прочная, оказалась громоздкой и неудобной: торчащий конец клюшки постоянно цеплялся за руль, так что Дэрреллу пришлось выставить ее из окна, как будто он непрерывно сигналил, что идет на левый поворот. Но, поскольку он находился в графстве Дейд, никому не было дела до этого.
      У него ушло полтора часа на то, чтобы добраться до форт-Лодердейла. Большую часть этого времени Дэррелл Грант плелся в хвосте у большого медлительного автобуса, принадлежавшего молельному дому пятидесятников. Каким-то чудом он разглядел выезд на бульвар Коммершэл вовремя, чтобы повернуть на него. Он припарковался было у ресторана быстрого обслуживания по соседству с «Розовым кайфом», но, не слишком четко соображая, что делает, заехал на газон, и помощник управляющего довольно сердито отчитал его. Тогда Дэррелл нашел себе другое место, откуда заведение мистера Орли было видно как на ладони. Старенький «фэрлейн» Эрин отдыхал на стоянке, примостившись между «порше» и «кадиллаком».
      «Неплохое соседство», – подумал Дэррелл.
      Он расхохотался. Сегодня все вызывало у него веселье: увидев на шоссе мертвого опоссума, он прохихикал всю дорогу от Окичоби-роуд до Мирамара. Эти таблетки оказались что надо, высший класс.
      – Спасибо, сеньор Гомес! – весело воскликнул Дэррелл, приветственным жестом воздевая свою клюшку к небесам.
      Вскоре к заведению мистера Орли подъехал лимузин. Дэррелл едва поверил своим глазам.
      Из лимузина вышел шофер-негр в фуражке и открыл одну из дверей. Дэррелл в своем «понтиаке» подался вперед, тщетно силясь разогнать муть в глазах. Он надеялся увидеть какую-нибудь знаменитость. Было известно, что рок-звезды частенько посещают подобные заведения; Дэррелл даже однажды видел что-то такое по телевизору.
      Но вместо знаменитости из клуба вышла и направилась к лимузину... его бывшая жена – в джинсах, белой футболке и босоножках, с сумкой на плече и коробкой для обуви в руках. Похоже, она рано собралась домой. Она шла одна. Анджелы нигде не было видно.
      Дэррелл Грант не мог прийти в себя от изумления, увидев, что Эрин садится в лимузин.
      – Сука проклятая! – пробормотал он, поворачивая ключ. Кем это она себя возомнила? Кем?
      Он снова захохотал.
      Когда лимузин тронулся, зеленый «понтиак» незаметно двинулся следом.

Глава 29

      Шэд отправился в «Сирз» и приобрел пару уличных ведер для мусора с плотно закрывающимися крышками. Затем он направил свои стопы, а точнее, колеса своей машины на запад от Майами, в сторону аэропорта Теймайами, поблизости от которого находился змеиный питомник. Хозяин питомника, именовавший себя Джангл Хуан, рассказал Шэду, что большая часть его товара уничтожена ураганом, а страховая компания до сих пор не выплатила ему ни цента.
      – Они говорят, что я в заявлении указал гораздо больше голов, чем их было на самом деле, – пожаловался он. – Но ведь у меня были бумаги на каждую распроклятую змею. Со всеми печатями и прочими формальностями!
      – Точно так же они поступают, когда речь идет о собаках, – заметил Шэд.
      –  Exactamente .
      – И что же – они все погибли во время урагана?
      – Трудно сказать. – Джангл Хуан задумчиво потрогал кончиками пальца свою бриллиантовую серьгу. – Большинство просто исчезло. Наверное, одни погибли, другие сбежали.
      – Может, еще объявятся, – попытался утешить собеседника Шэд. – Змеи ведь живучие твари.
      – Всяко бывает. Одну старую гремучку подняло ветром да так и шмякнуло об землю. Я это видел собственными глазами.
      – Но крысы и мыши уцелели, не так ли? – спросил Шэд.
      – С этими-то все в порядке, слава Богу. Сколько вам нужно?
      – Сотни хватит. Только крыс, мышей не надо.
      – Но имейте в виду, они не белые, – предупредил Джангл Хуан. – Эти у меня полудикие, норвежской породы.
      – Отлично.
      Клетка, размером восемь на восемь футов и четыре в высоту, была сделана из клееной фанеры и проволоки, какая используется при строительстве курятников. Внутри копошилась сплошная масса серых телец, заполнявшая клетку на добрые две трети высоты. Когда Джангл Хуан приблизился к дверце, крысы, предвкушая угощение, колыхнулись ему навстречу. Но, вместо того чтобы предложить им что-нибудь вкусное, он запустил в клетку голую руку и начал выхватывать их по одной, чтобы затем бросить пищащего зверька в ведро.
      Шэд невозмутимо наблюдал за ним: он вполне спокойно относился к грызунам.
      – По-моему, вы переложили, – сказал он, когда оба ведра заполнились наполовину.
      Джангл Хуан сердито хмыкнул:
      – Расплодились – хоть соли, а жрать их некому! Вот вам ваша сотня. – Он захлопнул крышки ведер. – Слава Богу, в понедельник доставят партию боа. Надеюсь, у них будет хороший аппетит.
      – У нас одна танцовщица выступала с боа, поделился Шэд.
      – Большая?
      – Кто – змея-то? Семь футов.
      Джангл Хуан усмехнулся.
      – Делать ей нечего, вашей танцовщице! Для развлечения наши с вами питончики подходят куда лучше, чем боа. По крайней мере, они не так кусаются.
      – Сколько с меня? – спросил Шэд.
      – Полсотни.
      – Что-то больно дешево, – заметил Шэд, передавая ему деньги.
      – Это со скидкой из-за урагана, – пояснил Джангл Хуан. – Мне нужно раскидать их, пока они не съели меня самого. Каждый день по меньшей мере дюжина новых пометов! Честное слово, скоро они начнут жрать друг друга.
      Они отнесли ведра к машине Шэда. Четыреста когтистых лапок яростно скребли толстый пластик, так что ведра так и громыхали. Устанавливая их на заднем сиденье, Джангл Хуан поинтересовался дальнейшей судьбой танцовщицы, выступавшей со змеей. Шэд ответил, что она заболела и уехала к себе в Техас.
      – А что со змеей? – деловито спросил Джангл Хуан.
      – Да ничего. Сидит себе в чулане у меня на работе.
      – Она здорова?
      – По-моему, немного страдает дальнозоркостью, а в остальном все о'кей.
      – Если когда-нибудь надумаете продать ее, я бы взял.
      – Я буду иметь в виду, только не сейчас.
      Когда Шэд вернулся в «Розовый кайф», мистер Орли захотел взглянуть на крыс, и Шэд приподнял крышку одного из ведер.
      – Черт побери! – Мистер Орли так и передернулся.
      – Ну как?
      – Нормально. Хотелось бы мне самому посмотреть на эту заварушку. Проклятые Линги! – Он злобно рассмеялся. – Эх, записать бы все это на видео!
      Шэд спросил, где Эрин. Мистер Орли ответил, что она уже уехала на встречу с этим ублюдком-конгрессменом.
      – Куда? – коротко спросил Шэд.
      – Думаю, на яхту. А впрочем, кому какое дело?
      Шэд позвонил Элу Гарсиа на службу и оставил сообщение. Затем он ненадолго скрылся в чулане и вновь появился с мешком, сделанным из длинной грязной наволочки, завязанной сверху узлом. Мешок явно был довольно тяжелым. Мистер Орли пожелал Шэду удачи.
      – Только потом сразу же возвращайся, – сказал он. – У нас тут дел будет по горло.
      – Как давно она уехала? – пропуская указание мимо ушей, спросил Шэд.
      – Кто – Эрин? Да с полчаса, не больше. – Мистер Орли изучающе вгляделся в лицо Шэда. – Ты за нее не беспокойся. Твоя задача – сделать что надо и вернуться сюда, понятно?
      Шэд крутился вокруг «Клубничной поляны» до тех пор, пока не заметил машину инспектора службы здравоохранения – серый «додж-ариес» с желтой официальной табличкой. Позвонить инспектору было поручено Монике-младшей, поскольку никто не мог остаться спокойным, услышав ее отчаянный, детски-беспомощный голосок:
      –  Крысы! Они тут везде! Они кусают меня, кусают!
      Департамент здравоохранения сдержал свое обещание прислать кого-нибудь немедленно. Шэд знал, что инспектора дерутся за подобные поручения.
      Шэд припарковал машину, приставил к стене здания складную лестницу и забрался со своими ведрами на крышу. Кожухи вентиляторов системы кондиционирования возвышались над ней по обоим концам здания, похожие на широкие приземистые трубы. Шэд откинул заржавленные решетки и высыпал крыс внутрь – по ведру в каждую трубу. Похоже, зверьки были рады оказаться на свободе.

* * *

      Братья Линг отсиживались в своем кабинете, скрываясь от инспектора. Они велели одной из девушек, танцевавших на столах, подпоить и разнежить его и только после этого собирались встретиться с ним.
      Вторжение Шэда застало их врасплох.
      – Что у вас в мешке? – спросил тот, который обычно ходил в вечернем фраке и кепочке с надписью «Янкиз» (Шэд знал, что он занимает пост управляющего «Клубничной поляны»). Он сидел на потрепанной софе цвета бычьей крови. За письменным столом помещался другой Линг, облаченный в серый пуловер; на шее у него красовались две толстые золотые цепочки. Он тоже задал вопрос относительно содержимого мешка.
      – А ну-ка, встаньте, – распорядился Шэд, не удостаивая их ответом.
      Братья засмеялись – оба совершенно одинаково, со свистом втягивая воздух сквозь зубы. Шэд достал свой «кольт» тридцать восьмого калибра, особая модификация, и проделал три рваных отверстия в семейном портрете, висевшем на стене. Одна из пуль до неузнаваемости попортила лицо бабушки Лингов по отцу. Братья оцепенели от ужаса.
      – Так, – удовлетворенно резюмировал Шэд. – Кто следующий?
      Братья поспешили встать. Шэд велел им выйти на середину кабинета и стать спиной к спине.
      – Вы собираетесь застрелить нас? – спросил один из них.
      – Нет, только посмотреть, кто выше, – невозмутимо ответил Шэд. – Эй, ты, сними-ка свою чертову кепку.
      Он с первого взгляда определил, что Линг во фраке по меньшей мере на пару дюймов выше, чем Линг с золотыми цепочками.
      – Так значит, это ты, – сказал он, обращаясь к этому последнему, – распустил руки с моей приятельницей.
      Маленький Линг обиженно насупился. На его щеке отчетливо виднелись следы, оставленные ногтями Урбаны. Кто-то постучал в дверь, и Шэд засунул свой револьвер за пояс.
      – Идите скорее, мистер Линг! – прокричал из-за двери обезумевший голос – не понять, мужской ли, женский ли. – Скорее!
      Шум и музыку, доносившиеся из зала, прорезал женский вопль. Братья в тревоге переглянулись. Шэд велел Лингу, одетому во фрак, идти и разобраться, в чем там дело.
      – Наверное, нужно вызвать полицию, – сказал тот.
      – Лучше крысолова, – посоветовал Шэд.
      Высокий Линг обеими руками натянул на голову свою кепку до упора так, что козырек едва не упирался в переносицу, и безмолвно выскользнул из кабинета. Шэд запер за ним дверь и швырнул второго Линга на стул-вертушку.
      – Вас это не касается, – запротестовал Линг. – Это дело вашего босса. Вашего вонючего Великого Мафиозо.
      Шэд взял его за запястье и взглянул на его «ролекс». «Поздновато, – сказал он себе, – надо поторопиться».
      Линг вырвал у него руку.
      – Толстяк Тони, как же! – Он сплюнул. – Орли держит нас за дураков, да? В Японии тоже есть мафия. Сколько угодно мафии!
      Шэд развязал узел своего мешка. Он испытывал чувство спокойного удовлетворения.
      – Я ни с кем не распускал руки, – сказал Линг.
      Шэд раскрыл края наволочки, подставил ее под свет потолочной лампы и заглянул внутрь.
      – Отлично, – проговорил он, ни к кому не обращаясь.
      Линг заметил, что на дне мешка что-то волнообразно задвигалось. Какие-то тяжелые, плотные кольца шевелились под тонкой тканью.
      – Не надо! – закричал Линг.
      Шэд приказал ему встать и снять джинсы. Линг замотал головой. Шэд достал револьвер и направил дуло ему в живот. У Линга отвисла челюсть. Кое-как подобрав ее, он пробормотал:
      – Вы лучше застрелите меня сразу. И быстро.
      «Ну, артист», – подумал Шэд.
      Линг со все нарастающим беспокойством смотрел на мешок.
      – Вы совсем больной, – сказал он.
      – Да что ты говоришь! По-твоему, это я разрезал на кусочки несчастного Буббу?
      Линг смутился.
      – Буббу? – повторил он.
      Шэд, решив больше не тратить времени на пустые разговоры, легонько тюкнул его в висок рукояткой «кольта». Линг ненадолго вырубился, а когда снова пришел в себя, обнаружил, что совсем раздет и висит на вешалке за дверью, привязанный за запястья к ее крюкам.
      Маленький Линг принялся ругаться и дергаться; его локти и пятки гулко стучали по деревянной перегородке. Звуки, доносившиеся в кабинет снаружи, свидетельствовали о том, что хаос в зале нарастает. Шэд, полулежа на софе, разматывал со змеиной морды клейкую ленту, которую Лорелея так и не позаботилась снять перед отъездом.
      – Что вы делать? – встревоженно спросил Линг.
      – Старик здорово проголодался, – проговорил Шэд, опуская змею на пол прямо под извивающимся, беспомощным Лингом. Когда ее мускулистое коричневое тело начало распрямляться, на верхней губе Линга от страха выступили капли пота. Тварь, привыкшая к жизни на деревьях, искала что-нибудь, по чему можно было бы взобраться наверх. Поскольку деревьев поблизости не наблюдалось, она в качестве замены выбрала голую ногу Линга. Чем сильнее он брыкался, тем крепче змея сжимала свои кольца.
      – А знаешь, твоя краса и гордость здорово смахивает на хомячка, – заметил Шэд.
      Линг воззрился на упомянутый предмет, затем издал несколько пронзительных воплей. Язык боа коснулся трепещущей желтоватой кожи.
      – Он будет откусить мой уи-уи! – заверещал Линг.
      Шэду понравилось это словечко.
      – Твой... что? Значит, так его называют у вас в Японии?
      – Слезать с меня! Идить к черту! – продолжал орать Линг.
      Змея поднималась все выше.
      – Ты очень плохо поступил, когда начал лапать мою приятельницу, – наставительно сказал Шэд.
      Вопли Линга перешли в жалобное хныканье.
      – Я извиняться, я не выдержать, когда такой дама... некоторые это нравится.
      – Не знаю, не знаю, – скептически отозвался Шэд размышляя, долго ли еще выдержит вешалка тяжесть дергающегося и извивающегося Линга.
      Линг, словно угадав его мысли, усилием воли заставил себя не шевелиться, решив, что лучше не раздражать змею.
      – Пустить меня, пожалуйста, – шепотом попросил он – Я делать все, что вы хотеть.
      Шэд зевнул, снял берет и вытер им вспотевшую лысину Змеиный язык то прятался в пасти, то вновь показывался, ощупывая все, что ему попадалось. Его прикосновение пробудило ото сна поникшее достоинство Линга.
      – О-хо-хо! – произнес Шэд, с интересом наблюдая за происходящим.
      Змея действительно была голодна. Линг обвис всем телом и всхлипнул:
      – Он будет меня съесть.
      Затуманенные глаза боа не отрываясь следили за ожившей красой и гордостью Линга.
      – Ты вел себя, как скотина, – сказал Шэд, – значит, заслужил, чтобы с тобой и обращались, как со скотиной. Имей это в виду на будущее.
      – Я же сказать, я извиняться... я сожалеть...
      – И правильно делаешь, – усмехнулся Шэд.
      Голова змеи упруго взметнулась вверх, шея напряженно изогнулась, формой напоминая букву S.
      – Приготовься, – предупредил Шэд.
      – О Боже!
      – Да не трусь ты! Он ведь даже не ядовитый.