Стриптиз

      – Вы произвели на меня впечатление, – сказал Мордекай. – Как бы то ни было, ваш интерес к состоянию здоровья моего клиента может быть истолкован как признание своей ответственности. У суда может возникнуть вопрос: почему мистер Дилбек не захотел сам загладить последствия своего проступка. А еще он может возникнуть у министра юстиции.
      Молдовски едва заметно улыбнулся.
      – С кем, по вашему мнению, вы имеете дело? – поинтересовался он.
      – Я как раз и пришел сюда, чтобы это выяснить, – сухо ответил Мордекай. – Я надеялся на цивилизованную дискуссию. – Он встал и разгладил складки, замявшиеся на костюме. – Завтра утром я первым делом отправлюсь в суд. Так что подготовьте конгрессмена к самому худшему.
      – Погодите-ка, вы, горячая голова, – остановил его Молдовски. – Сядьте.
      – Нет, сэр. Я уже сказал все, что считал нужным.
      – Но три миллиона – это слишком много, – заметил Молдовски.
      Теперь настал черед Мордекая насмешливо улыбнуться.
      – Вам известно, сколько заработала «Суитхарт шугар» в прошлом году?
      Молди с легким свистом втянул воздух сквозь зубы и медленно опустил свой стакан на стол. Мордекай не изменил надменного выражения лица. Как ему хотелось, чтобы Джойс могла сейчас увидеть его, вот так, запросто, расправляющегося с этими воротилами!
      – Вы знаете человека по имени Джерри Киллиан? – спросил Молдовски.
      Адвокат ответил, что никогда даже не слышал о таком, и Молди показалось, что он говорит правду. Этот Дилбек просто феномен: его вот уже во второй раз пытаются шантажировать по одному и тому же поводу. Даже в третий, если считать и ту таинственную женщину, которая звонила в его вашингтонский офис.
      – Мне нужно знать, кто еще замешан в этом деле, – сказал он.
      – Моими клиентами являются Джойс и Пол, – ответил Мордекай. Он не упомянул о том, что Пол Гьюбер, сам вышедший из игры, никогда даже не узнает об этих деньгах. Скрыл и то, что небольшую их часть получит свирепый монстр-вышибала по имени Шэд. – Чек следует выписать на счет моей конторы.
      – Чек? – Малкольм Молдовски жестко рассмеялся.
      – Вы же не собираетесь платить наличными?
      – Конечно, нет. Телеграфным переводом.
      – Из-за границы?
      – Из Нассау, – коротко ответил Молдовски. – Или, возможно, с Каймановых островов. А что, есть проблема?
      – Если в долларах, то никаких проблем. – И Мордекай представил себе, какое блестящее будущее его ожидает.
      Но Молдовски подрезал крылья его мечтам, сказав:
      – Три миллиона – это не пойдет. Почему бы нам не обсудить такой вариант, как два с половиной?
      – Вы пытаетесь играть со мной, мистер Молдовски, – оскорбленным тоном ответил Мордекай. – Мы оба знаем, почем идет сахар, и знаем почему.
      – Не отказывайтесь от своей удачи, мистер Горячая голова, – продолжал настаивать Молдовски. – Согласно имеющейся у меня информации, Пол Гьюбер абсолютно выздоровел.
      – Кто может знать точно, когда дело касается мозга? – пожал плечами Мордекай. – Сегодня человек в полном порядке, а завтра – лежит в интенсивной терапии.
      – Да, с вами держи ухо востро, – усмехнулся Мордовски.
      – Судебный процесс – это еще одна травма для молодого человека и его невесты. Я бы советовал вам еще раз хорошенько все обдумать.
      Молдовски сделал нетерпеливый жест рукой.
      – Ну, ладно, ладно. Я сейчас пойду переговорю кое с кем и немедленно вернусь к вам.
      – Разумеется.
      – А вы пока поговорите с вашей кузиной. Объясните ей, насколько важно сохранить все в абсолютной тайне.
      – Не беспокойтесь, – ответил Мордекай. – Она – девушка что надо.
      «А скоро к тому же будет еще и богата», – добавил он про себя.

* * *

      Яхта Рохо называлась «Суитхарт дил»: девяносто футов в длину, построена в Нидерландах, все три каюты оборудованы барами и стереоустановками.
      Яхта стояла у причала Тэрнберри-Айл. Когда Молдовски добрался до нее, было уже почти два часа ночи. Старшие Рохо, Хоакин и Вилли, предложили гостю чашечку кубинского кофе. Однако Молди не нуждался в допинге: ему и так было не до сна.
      В небольшом палубном бассейне плескались в пене две молодые женщины. Неподалеку, на ковре, отдыхал Кристофер Рохо в компании пятнистого оцелота в широком, украшенном изумрудами ошейнике. Оцелот вылизывал себе лапы и, как обычная кошка, урчал от удовольствия.
      Старшие Рохо отвели Молди наверх, в маленькую, шикарно обставленную гостиную.
      – А Эрб? – поинтересовался Вилли. – Почему он не приехал?
      – Я не стал приглашать его, – ответил Молдовски. – Ради его же собственной безопасности.
      – Ну, так что же случилось, Малкольм?
      Он изложил все в простых и коротких словах. Конгрессмен вляпался в мерзкую историю. Имеется компрометирующая фотография. Ее представил некий адвокат, требуя за молчание три миллиона долларов.
      Братья Рохо, встревоженные, тихо обменялись несколькими фразами по-испански. Молдовски заметил, что они одеты одинаково – в короткие свободные халаты с вышитым на груди слева названием яхты. У Хоакина на мочке уха засохла мыльная пена.
      – Выбор у нас невелик, – сказал Молди.
      – Три миллиона, – повторил Вилли. – Нет, это невозможно.
      – Я уверен, что он согласится и на два.
      Хоакин вполголоса выругался. Связываться с судом сейчас было как нельзя более некстати: Дилбек должен был как можно скорее провести постановления по сахару через свой комитет, чтобы палата представителей могла проголосовать по ним до ноябрьских выборов. Об этом Хоакин Рохо и напомнил присутствующим.
      – Так-то оно так, да не совсем, – возразил Молдовски. – Быстро ничего не получится. Сейчас не тот настрой – не только наверху, но и во всей Америке: каждая сволочь считает своим долгом хоть немного побунтовать. Кроме того, спикеру не с руки выставлять сахарный билль на голосование в ближайшее время: обстановка уж больно неблагоприятная. Ральф Нейдер выступал недавно в «Ночной линии» и здорово лягнул субсидии Большому сахару.
      В результате выступления Нейдера табачное и рисовое лобби ударились в панику, и их ставленники в конгрессе сделали то же самое. Так что голосование в палате представителей сейчас могло дать самые непредсказуемые результаты. Поэтому самым разумным было переждать; а это означало, что семье Рохо придется делать ставку на Дилбека в течение еще нескольких месяцев, и поэтому Дилбек должен выглядеть кристально чистым в глазах общественности.
      – Что, этот снимок очень уж неприятный? – спросил Вилли.
      – Хуже некуда, – ответил Молди.
      –  Mierda!Значит, придется платить.
      – Нет! – воскликнул Хоакин. – Я не позволю себя шантажировать.
      – А разве у нас есть другой выход? – Вилли повернулся к Молдовски. – Что ты скажешь, Малкольм?
      Не упоминая имени Джерри Киллиана, Молдовски рассказал, что подобная же проблема уже возникала несколько недель назад.
      – Я сам занимался этим делом, – добавил он. – Но на сей раз все гораздо серьезнее.
      – Из-за этой проклятой фотографии?
      – Да. И плюс к тому – этот тип сам юрист.
      Вилли Рохо кивнул.
      – Меня это тоже беспокоит. Давай заплатим этому скоту и пошлем его к черту.
      Хоакин резко встал и взмахнул сжатым кулаком.
      – Нет, Вильберто! Если ты собираешься платить, можешь рассчитаться с ним из наследства своих детей. А я в этом не участвую!
      Они снова заговорили между собой по-испански, на этот раз громко и бурно. Молдовски временами ловил то одно, то другое более или менее понятное ему слово. Наконец Хоакин Рохо сел и обратился к нему:
      – Скажи-ка, Малкольм, что ты знаешь о выращивании сахарного тростника?
      Пожав плечами, Молдовски ответил, что почти ничего.
      – Так вот, – продолжал Хоакин, – для него нужен чернозем, да еще хорошо унавоженный. Там, где он есть, его называют черным золотом, потому что только на нем вырастает хороший сахар. С одного поля можно снять примерно десять хороших урожаев, потом они начинают снижаться. Почему? Да потому, что с каждым урожаем слой чернозема становится все тоньше. – И он наглядно продемонстрировал это, приблизив указательный палец к большому. – В конце концов слоя плодородной почвы уже не хватает для тростника, и эта земля приходит в негодность. Ведь там, внизу, просто известняк, твердый как камень.
      – И если чернозем исчезает, – прибавил Вилли, – то это уже навсегда. Наши люди говорят: мы можем рассчитывать на наши земли еще пять, от силы шесть сезонов.
      – А что потом?
      Хоакин развел руками.
      – Да ничего. Можно начать искать полезные ископаемые, можно устраивать площадки для гольфа. Об этом разговор пойдет позже.
      – Да, позже, – подтвердил Вилли. – А сейчас для нас самое главное – это тростник. Нам нужно как следует использовать те годы, которые нам еще остались.
      Молдовски понимающе кивнул.
      – Так что, уж пожалуйста, Малкольм, сделай что-нибудь, чтобы у мистера Дилбека не возникало подобных проблем.
      – Если я правильно понял, вы не собираетесь платить этому адвокату?
      – Мы с братом решили, что нет.
      Оцелот в украшенном изумрудами ошейнике мягко взбежал по лестнице и свернулся у кожаных шлепанцев Вилли Рохо. Тот, порывшись в складках халата, извлек на свет божий куриную ножку и отдал своему любимцу. Оба брата умиленно смотрели, как пятнистый хищник с хрустом пожирает угощение вместе с костями. Молдовски предпочел отвести глаза: он недолюбливал кошек.
      Наконец Хоакин, зевнув, объявил, что пора спать.
      – Звякни нам, когда все будет сделано, – сказал он Молдовски.
      – Но это обойдется недешево, – ответил тот. Вилли Рохо, посмеиваясь, подставил оцелоту свои перемазанные куриным жиром пальцы, и животное принялось жадно облизывать их.
      – Недешево – это сколько? – спросил Вилли. – Уж, наверное, не в три миллиона?
      – Разумеется, намного меньше. Но известный риск все-таки есть.
      – Не для нас, надеюсь?
      – Нет, джентльмены. Не для вас, – ответил Малкольм Молдовски.

* * *

      Выручив за коляски три тысячи двести долларов наличными, Дэррелл Грант из Сент-Огастина погнал прямиком в Дейтона-Бич. Там он закупил целую кучу разноцветных таблеток и подцепил прямо на улице двух проституток. Позже, в его комнате в мотеле, считая, что он спит, девицы впустили своего сообщника и принялись рыться в вещах клиента. Дэррелл выждал некоторое время, потом, выбрав момент, сунул руку под подушку, где лежал его нож, с гортанным криком вскочил с постели и, бросившись к сутенеру, вонзил нож в мясистую часть его бедра. Пока тот корчился на полу, а девицы отчаянно старались остановить льющуюся из раны кровь, Дэррелл преспокойно содрал с кровати простыню и разорвал ее на длинные полосы. Затем он связал слабо отбивавшегося сутенера и обеих проституток и засунул им в рот вместо кляпов грязные носки. Женщины не оказали сопротивления: они знали, что Дэррелл наглотался таблеток, и успели разглядеть его расширенные зрачки.
      Связывая сутенера, Дэррелл мурлыкал себе под нос песенку из мультфильма «Книга джунглей», который Анджела любила смотреть по видео. Потом, намылив черную курчавую голову парня, он обрил его наголо и кончиком ножа вырезал на голой макушке большую красивую букву Г. Сутенер дергался и стонал. Затем Дэррелл щедро помочился с двух сторон на его обритую, окровавленную голову. Женщины были в ужасе, но молчали, опасаясь, что потом он примется за них.
      – А теперь, – сказал Дэррелл, закончив свою операцию, – я хочу преподать вам всем хороший урок.
      Взяв ключи, он побежал к своему фургону и через пару минут вернулся с электрическим пистолетом для забивания скоб, который увел со стройки в Бока-Рейтон. При виде этого аппарата одна из проституток начала всхлипывать. Перешагнув через нее, Дэррелл подошел к сутенеру и развязал ему одну руку.
      – Так, значит, ты собирался ограбить меня? – еще слегка задыхаясь от бега, спросил он.
      Сутенер что было силы затряс головой.
      – Враки, враки, – пропел Дэррелл на мотив детской песенки. Воткнув вилку аппарата в розетку на стене, он снова повернулся к сутенеру. – В следующий раз, когда тебе захочется бабок, проси вежливо.
      С этими словами он взял руку сутенера, положил на нее долларовую бумажку и скобой пришпилил ее к ладони. Он долго не отпускал курок, пока магазин пистолета не опустел. Сутенер потерял сознание. Женщины тряслись от страха.
      Внезапно Дэррелл ощутил, что запал у него кончился. Он растянулся на кровати и набрал по телефону номер сестры. Рита наорала на него за столь поздний звонок: хороши шуточки – будить людей в три часа ночи!
      Извинившись, Дэррелл сообщил:
      – Мне придется задержаться тут еще на несколько дней. Ничего?
      – Делай как знаешь. Завтра приедет Эрин.
      – Что?! Какого черта?
      – Подошел срок встречи с Анджелой.
      – Нет! Никаких встреч!
      – Так она нам сказала.
      – О Господи, Рита, ты что – сказала ей, что Анджи у тебя? Как, черт побери, она узнала?
      – Что я могла поделать, если твоя дочь прекрасно умеет обращаться с телефоном? И вдобавок лазает, как обезьяна, где надо и где не надо.
      – Анджи звонила ей? – Дэррелл стукнул кулаком по голому матрацу. – Черт побери! Неужели ты позволила ей сделать это? – Перебрав наркотиков, он не мог сосредоточиться на двух критических ситуациях одновременно и потому не замечал, что одной из проституток удалось высвободить правую руку и она теперь потихоньку старается распутать и другие узлы. Потрясая телефонной трубкой, Дэррелл крикнул: – Не пускай в дом эту суку, поняла?
      – Подошел срок встречи, – повторила Рита.
      – Никаких встреч, мать твою!
      – Тогда самприезжай и разбирайся со всем этим! А мне надо заниматься волками.
      – О Боже! – простонал Дэррелл.
      – Да, вот еще что. Это говорили в «Новостях». Как зовут того судью, что занимался вашим разводом?
      Дэррелл назвал имя.
      – Ага, он самый. Альберто видел по телевизору. Твой судья окочурился, Дэррелл.
      – Как окочурился?
      – По телевизору показывали, – повторила Рита. Сыграл в ящик вчера вечером в каком-то стрип-баре.
      Дэррелл прижался щекой к пахнущему грязным бельем матрацу. Определенно пора было принять еще таблеток.
      А Рита на другом конце провода рассказывала:
      – Его семья говорит, что он ходил по таким местам, чтобы молиться за этих голых грешниц. Ты веришь этой чепухе? У него, на коленях нашли Библию. Это все показывали по телевизору – напрямую.
      – Я приеду завтра утром, – тусклым голосом произнес Дэррелл.
      – А что мне делать с Эрин? – спросила Рита. Но ответа из Дейтон-Бич не последовало. – Дэррелл! – позвала она. – Эй, братишка, проснись!
      Но Дэррелл был в полной отключке: проститутка, освободившись от пут, стукнула его по голове тяжелым пистолетом для забивания скоб. Потом она развязала остальных, и они удрали, забрав все: деньги, таблетки, нож и, конечно же, фургон. Не взяли они только грязные носки Дэррелла, и их вкус был первым, что он ощутил, начав приходить в себя четыре часа спустя.

Глава 17

      Утром двадцать восьмого сентября сержант Эл Гарсиа ехал под моросящим мелким дождиком по направлению к мотелю «Флайтпас», что находится милях в полутора от главного шоссе, соединяющего Форт-Лодердейл с голливудским международным аэропортом. Управляющий мотелем, любезный и общительный грек по имени Миклос, привел его к двери номера 233. Пока он вставлял ключ в замочную скважину, Гарсиа сказал:
      – Готов держать пари, что ковер там коричневый.
      – Откуда вы знаете?
      – Мне приснилось, – с усмешкой ответил Гарсиа.
      Миклос распахнул перед ним дверь и торжествующе указал на мохнатый темно-коричневый ковер.
      – Вот видите, – сказал Гарсиа. – Иногда мне самому становится страшно. – Коронер графства Минерал обнаружил под ногтем большого пальца левой руки Джерри Киллиана три коричневые ворсинки.
      – А что еще вам приснилось? – полюбопытствовал Миклос.
      – Что в этой комнате был убит человек по имени Джерри Киллиан.
      – Ради всего святого! – воскликнул Миклос. – Не говорите мне таких вещей. Горничная нашла его чековую книжку под кроватью.
      – Возможно, он забросил ее туда нарочно, – отозвался Гарсиа, – чтобы она не досталась этим мерзавцам. – На краю гибели люди иногда делают странные вещи.
      – Я на следующий же день послал ему ее по почте, – сказал Миклос.
      – И правильно сделали.
      – А кто же обратился в полицию?
      – Да никто. Просто я разбирал почту мистера Киллиана. Открыл конверт, а в нем была чековая книжка и ваша записка.
      Миклос нахмурился.
      – А разве можно вскрывать чужие письма?
      – Иногда можно. Ведь я – представитель закона. – С этими словами Гарсиа опустился на колени, залез под кровать, насколько позволяла его далеко не хрупкая конституция, и принялся обшаривать пальцами пыльный, пахнувший мышами ковер в поисках чего-нибудь еще. Однако ему не попалось ничего, кроме совсем окаменевшего кусочка пиццы и никелевой монетки. Гарсиа встал и отряхнул брюки.
      – За то время, что я работаю здесь, – сказал Миклос, – умерло семь человек. Это очень печально: семь человек за семь месяцев.
      – Постояльцы?
      – Да, сэр. Кто от наркотиков, кто от сердца, кого застрелили или зарезали. Нам после каждого такого случая приходится менять постели и ковры.
      – Может быть, все дело в расположении вашего мотеля, – ответил Гарсиа, повысив голос, чтобы его не заглушил шум как раз взлетавшего реактивного самолета. Местечко было просто идеальным для тех, кто не хотел, чтобы другие слышали, что они говорят или делают. Детектив достал фотографию Джерри Киллиана: – Вы помните этого человека?
      – Никогда не видел его, – покачал головой Миклос. – Так вы говорите, его убили?
      – Да. Думаю, утопили в ванне.
      – Ванные комнаты убираются три раза в неделю.
      – Ого! Да вы, наверное, просто разоряетесь на разных моющих и чистящих средствах. Можно мне взглянуть?
      Миклос присел на кровать и стал ждать. Он слышал, как детектив возится с кранами в ванной. Через пару минут донесся его голос:
      – Мистер Миклос, а что случилось с головкой горячего крана?
      – Кто-то разбил ее.
      – Каким образом?
      – Не знаю. Это произошло пару недель назад, хотя, впрочем, может быть, чуть больше или меньше.
      Детектив вышел из ванной, вытирая руки о махровое полотенце. Мотель накрыла новая волна рева от пролетавшего самолета. Переждав шум, Гарсиа сказал:
      – Там арматура немного отошла от стены, как будто по ней здорово стукнули – например, ногой. – Судя по всему, Киллиан боролся за жизнь до конца.
      – Вот вы говорите, тут произошло убийство, – заговорил Миклос. – Но ведь горничная не обнаружила никакого трупа.
      – Просто убийца отвез его в Монтану и там бросил в реку.
      – Зачем?
      – Чтобы испортить мне отпуск, – проворчал Эл Гарсиа. – Могу я просмотреть регистрационную книгу?
      Миклос отвел его назад, в контору, размерами не слишком отличавшуюся от ванной, и положил перед ним книгу. Имени Киллиана Гарсиа в Ней не нашел; впрочем, обнаружь он его, он бы страшно удивился. Он переписал имена всех тех, кто останавливался в комнате номер 233 за последние две недели. Одно из этих имен повторялось целых пять раз.
      – Это местный, – пояснил Миклос.
      – Что – местный?
      – Местный бизнесмен. Развлекается.
      – Сводник, что ли?
      Миклос слегка поморщился.
      – Я не знаю.
      Детектив поинтересовался, не произвел ли кто-либо из остальных постояльцев особого впечатления на управляющего. Да, ответил Миклос: человек, привезший с собой пять живых песчанок и видеокамеру.
      – И вам это показалось странным? – усмехнулся Гарсиа. – Давайте дальше.
      – Раз остановились трое ямайцев. Я сказал им, что в номере только одна кровать, а они мне: ладно, шеф, сойдет. Трое здоровенных мужиков в маленькой комнатке – вы же видели, какая она.
      Гарсиа захлопнул регистрационную книгу. Миклос указал ему имя: Джон Райли. Вполне обыкновенное, ничем не выдающееся. В графе «Место жительства» был указан номер почтового ящика в Бель-Глейд, на озере Окичоби.
      – Такие крупные, сильные ребята, – повторил Миклос. – Они съехали еще до полуночи.
      – Рассчитались, я полагаю, наличными?
      – Нам не часто приходится иметь дело с кредитными карточками, – вздохнул Миклос.
      – Не помните, на чем они приехали? Кроме них, был еще кто-нибудь в машине?
      – Не знаю, не видел.
      – Что-нибудь еще? Какая-нибудь подробность?
      – У них у всех были шрамы. Такие большие, прямо смотреть страшно.
      – Где – на лице?
      – Да нет, на ногах.
      – Где именно? – насторожился Гарсиа.
      – Они все были в шортах. Знаете, бывают такие – очень ярких цветов: красные, зеленые...
      – Спортивные шорты, – подсказал Гарсиа.
      – Да-да. Тут-то я и увидел шрамы. – Миклос наклонился и провел руками вдоль голеней. – Вот здесь.
      – Вы мне очень помогли, мистер Миклос, – с чувством произнес Эл Гарсиа.
      Любезный управляющий предложил показать и другие комнаты, в которых умер кто-то из постояльцев.
      – Нет, благодарю вас, – отказался Гарсиа. – Как-нибудь в другой раз.
      – Значит, возможно, те ямайцы и убили этого вашего мистера... хм... ну, того, что потерял чековую книжку?
      – Это всего лишь предположение, – уклончиво ответил Гарсиа.
      Миклос подмигнул ему.
      – Может быть, вам приснится правильный ответ.
      – Во всяком случае, я это заслужил, – засмеялся Гарсиа.
      Управляющий проводил его до машины. По дороге он поведал, что очень хотел бы получить место ночного клерка в одном из мотелей «Рэмейда», поблизости от пляжей, но что у них там список ожидающих такого места тянется на целых две страницы.
      – Но, знаете, у меня опыт работы больше, чем у многих других, – добавил он.
      – Ну что ж, желаю вам удачи с этим местом, – улыбнулся на прощание Гарсиа.
      – Спасибо. А вам желаю удачи с этим убийством, – ответил Миклос.

* * *

      Эрин добралась до жилища Риты в семь часов. Рита была на заднем дворе, где зычно орала на своих волков. Дверь открыл Альберто Алонсо; он только что вернулся с ночного дежурства на атомной электростанции и еще не успел снять свою габардиновую форму служащего охраны, подпоясанную ремнем с кобурой. Эрин всегда становилось нехорошо при мысли, что такому типу, как он, дозволяется носить оружие.
      – Не желаешь кофейку? – спросил Альберто, отстегивая кобуру и небрежно вешая ее на спинку стула. У Эрин свело желудок, когда она на мгновение представила себе, что маленькая Анджела в любую минуту может взять пистолет, думая, что это игрушка.
      – Где Анджи? – напряженно спросила она.
      – Спит, наверное.
      Эрин заглянула в обе спальни; они оказались пусты. Она вернулась на кухню, где Альберто занимался приготовлением кофе.
      – Где моя дочь? – повторила она.
      – Лучше бы тебе поговорить с Ритой.
      – Нет. Я хочу, чтобы мне ответил ты. – Она почувствовала, что от поднимающегося гнева у нее начинают дрожать руки. – Альберто, ведь сегодня день посещения.
      Альберто разливал по чашкам кофе.
      – Я помню, как ты приезжала в прошлый раз. Уехала и даже не попрощалась, – сказал он вместо ответа.
      – Я не очень хорошо чувствовала себя.
      – Знаешь, как разозлилась Рита из-за тех бумажек!
      – Потом я все переслала ей по почте.
      Альберто поверх чашки с кофе пристально взглянул на нее.
      – Тебе очень идут джинсы. Ты в них такая лапочка!.. А как твои дела на работе? Я слышал, вы поменяли название.
      Эрин задохнулась. Что эта пара кретинов сделала с ее девочкой?
      – Ладно, – сказала она. – Пойду поговорю с Шиной – королевой джунглей.
      – Погоди, погоди! – Альберто нервно хихикнул. – Может, мы с тобой сами что-нибудь придумаем. Мы с тобой, вдвоем.
      С заднего двора донесся голос Риты, изрыгающей проклятия. Он звучал прерывисто и надрывно, словно Рита одновременно выполняла какую-то тяжелую работу.
      – Лупа не желает сидеть на привязи, – объяснил Альберто.
      Эрин приказала себе успокоиться: обвести вокруг пальца Альберто будет не слишком трудно.
      Альберто подошел к окну, глянул сквозь опущенные жалюзи.
      – У нее там забот по горло, – сообщил он, понизив голос. Потом, вернувшись на кухню, быстро смахнул со стола тарелки, чашки и все остальное. – Как насчет небольшого шоу? – шепотом спросил он. – Так, как там, в вашем клубе, только для меня лично.
      Эрин вспомнила тот последний вечер, когда она танцевала на столе в квартире Джерри Киллиана: как скромно и деликатно он попросил об этом! Но Альберто Алонсо – это Альберто Алонсо.
      – Один маленький номерочек, а? – прошептал он. – А потом я покажу тебе, где Анджи.
      – Лучше бы под музыку, – сказала Эрин.
      – А ты просто так, без музыки! Ведь Рита услышит и тут же явится узнать, в чем дело.
      Эрин не знала, сможет ли она танцевать – не важно, с музыкой или без; она могла думать только об одном: найти Анджелу. Наверное, Дэррелл Грант звонил Рите и велел ей спрятать девочку. Если ему известно, что судья умер, то он наверняка разгадал план Эрин. Ему наплевать на то, что дело будет пересматриваться, а также и на любые решения суда: он будет мотаться по всей стране, заметая след, но не отдаст Анджелу. И дело тут не в отцовской любви и не в его законных правах на дочь: для него это состязание, борьба, игра, а Анджела – это приз, и он не уступит его. Эрин знала, что должна действовать быстро, пока Дэррелл не вернулся в город.
      Взобравшись на стол и выпрямившись, она чуть не стукнулась головой о потолок – точнее, крышу трейлера. Глядя прямо в глаза Альберто, она стала тихонько напевать «Кареглазую девушку», медленно вращая бедрами в такт.
      – Быстрее, – сглотнув слюну, хрипло сказал Альберто.
      Эрин изобразила на лице свою сценическую улыбку. Туфли скользили на гладкой поверхности стола, но через минуту-другую музыка отчетливо и нежно зазвучала у нее в голове, и плотоядный взгляд Альберто, его искаженное похотью лицо отодвинулись далеко-далеко. Эрин даже не вздрогнула, когда ладони Альберто легли на ее бедра и плотно обхватили их.
      – Еще быстрее, – тяжело дыша, повторил он.
      «Все будет как надо», – подумала Эрин. И негромко запела первый куплет.
      – Не так громко, – пробормотал он, косясь на заднюю дверь.
      – Это такая чудесная песня, – сказала Эрин – не ему, а в пространство.
      – Может, разденешься? – шепнул Альберто.
      Эрин подняла брови.
      – Ну, чуточку, – настаивал он. – Хотя бы кофточку...
      Не гася улыбки, Эрин расстегнула две верхние пуговицы.
      – А остальные уж ты сам, хорошо?
      Альберто просиял, вскочил со стула и потянулся к ней; его скрюченные от нетерпения, как клешни краба, пальцы зашарили по ее груди. Эрин знала, что ему не найти, а уж тем более не расстегнуть маленьких пуговок ее блузки: крайняя степень желания блокирует у мужчин тонкие моторные навыки. Наконец лапищи Альберто стиснули ее груди и начали сильно и ритмично поглаживать их. От этого грубого прикосновения по всему телу Эрин пробежала неприятная дрожь, но она продолжала танцевать. Стоны Альберто становились громче, по мере того как ускорялся ритм его движений; рот его приоткрылся, между зубов показался кончик языка.
      Следующим номером Эрин взъерошила ему волосы, и этого он уже не мог выдержать. Он попытался рывком стянуть ее со стола; его лицо было совсем близко, и Эрин не упустила момента. Резко и высоко, как тамбур-мажоретка на параде, вскинув колено, она ударила им в небритый подбородок Альберто. Звук удара был похож на выстрел.
      Альберто рухнул навзничь, захлебываясь кровью. Эрин стояла над ним, уже без улыбки, и блузка ее была застегнута до самого верха. В руке Эрин держала дымящийся, только что вскипевший кофейник.
      – Я собираюсь приготовить яйца вкрутую, – сказала она, угрожающе наклоняя кофейник.
      Альберто попытался сказать что-то, но вместо слов изо рта у него вырывалось неразборчивое бульканье.
      – Не уверена, что ты сдохнешь от этого, – продолжала Эрин, прицеливаясь, – но если нет, то ты сам пожалеешь, что не сдох.
      Альберто наконец удалось выдавить более или менее четко:
      – У соседки... она у соседки... рядом... слева...
      – В соседнем трейлере слева?
      Альберто отчаянно закивал. Поставив на стол кофейник, Эрин выскочила из трейлера. Альберто дрожащими пальцами попытался ощупать свой окровавленный, прокушенный язык, чтобы понять, много ли от него осталось. В этот момент распахнулась задняя дверь и на пороге возникла фигура Риты. За ней, навострив уши, стояла грозная Лупа.
      – А-а-а-а-ай! – взвыл Альберто, загораживаясь обеими руками. Но собака-волчица уже унюхала первобытный запах только что пролитой крови.
      Всю дорогу до Форт-Лодердейла Эрин держала Анджи за руку.
      – Что ты, мамочка? – спросила малышка.
      – Ничего, детка. Просто я очень рада, что мы опять вместе.
      Впервые за четырнадцать месяцев они были по-настоящему вместе, и Дэррелл Грант не держал их под колпаком. В жизни Эрин не было времени хуже этих четырнадцати месяцев, и она спрашивала себя, удастся ли им обеим наверстать все потерянное за это время.
      Анджела снова заговорила:
      – У миссис Бикел есть аквариум. Она позволила мне покормить ее угрей.
      Миссис Бикел была пожилая дама, жившая в соседнем с Ритой и Альберто трейлере. Она как раз готовила в микроволновой печи завтрак для Анджелы когда появилась Эрин, чтобы забрать дочь.
      – Я не заметила никакого аквариума, – сказала Эрин.
      – Он стоит в спальне, возле телевизора. А угри зелененькие, и они скушали всех ее красивых рыбок.
      – Я не знала, – отозвалась Эрин. Похоже, миссис Бикел отлично вписывалась в демографический состав обитателей трейлерного городка.
      – А куда мы сейчас едем – домой? – спросила Анджела.
      – Конечно, родная. К намдомой.
      – На целый день?
      – Насовсем.
      Личико Анджелы выразило беспокойство. У Эрин упало сердце, когда она подумала, что ее дочь могла остаться у Дэррелла, или у Риты, или у этой старухи с ее зелеными хищниками в аквариуме. Это был самый кошмарный из всех кошмаров, мучивших Эрин. Сейчас она даже перестала дышать от ужаса, что сказала не то, что следовало, и что вот-вот малышка, глядя на нее своими чистыми, ясными глазками, произнесет: «А я хочу к папе!»Этого Эрин не вынесла бы.