Стриптиз

      – Который из них с Диком ван Дейком? – спросил он, не оборачиваясь. – Я верно угадал?
      Криспины не могли понять, о чем он спрашивает. Для них все это прозвучало какой-то дикой тарабарщиной. Уилла наклонилась вперед и снова заговорила о своем:
      – Прошу вас, не забирайте мои таблетки. У нас медовый месяц, понимаете?
      Впереди показался один из подъемных мостов, ведущих на Уэст-Палм-Бич. «Наконец-то, – подумал Дэррелл, – я смогу отделаться от этих сопливых придурков». Он прибавил скорость.
      – Моя сестра – медик, – продолжала между тем Уилла. – Я точно знаю, что вы заболеетеот этих таблеток. Они очень сильные.
      Впереди створки ворот сдвинулись, прозвенел звонок, и мост начал подниматься. Дэррелл яростно выругался и резко рванул на себя рукоятку тормоза.
      Перри Криспин произнес нетвердым голосом:
      – Сейчас должен подойти катер. Это займет у вас совсем немного времени.
      Дэррелл Грант всем корпусом повернулся к ним и, сунув свою загрубевшую ладонь чуть ли не в лицо Уилле, коротко потребовал:
      – Давай.
      Она упрямо тряхнула головой. Ее муж, казалось, онемел.
      – Слушай, ты, сучка безмозглая, – заговорил Дэррелл. – Я не собираюсь жрать эти чертовы таблетки – я собираюсь их продать. Тебе ясно? Я собираюсь перебраться через этот мост и сбыть их каким-нибудь идиотам, которые не способны отличить противозачаточное от ЛСД. Усекла?
      На глазах Уиллы выступили слезы. Растерянно мигая, она повернулась к мужу.
      – Ты слышал, Перри? Он назвал меня сучкой.
      Перри Криспин чувствовал себя премерзко. Он понимал, что ему следует выступить на защиту чести своей жены. Но, с другой стороны, руки и ноги у него стали ватными от страха, и он с ужасом ощущал, что его мочевой пузырь с минуты на минуту предаст его.
      – Не волнуйся, – выговорил он. – Мы купим другие таблетки.
      – Как мы их купим? Мой рецепт остался в Уэстпорте! – Ее голос дрожал от отчаяния.
      – Мы позвоним, и нам его перешлют. А сейчас, пожалуйста, сделай то, что он говорит.
      Мост начал понемногу опускаться. Увидев это, Дэррелл Грант сообщил, что сейчас он сосчитает до пяти, а потом вырежет из груди Уиллы сердце и заставит Перри съесть его вместо обеда. Уилла немедленно открыла сумочку и отдала ему таблетки. Дэррелл переехал мост, остановился за первым же углом, отобрал у Перри очки «Рэй-Бэн» и горячий от солнца и пота теннисный козырек и велел молодоженам проваливать ко всем чертям.
      Раскаленный асфальт обжег босые ступни Уиллы и Перри, и они, переваливаясь, как больные фламинго, запрыгали к ближайшему островку тени. Дэррелл Грант повернул к себе зеркало заднего вида, чтобы насладиться собственным отражением в новых очках. Криспины мрачно смотрели на него, ожидая, что он наконец-то уберется и оставит их в покое. Уилла была очень сердита.
      – Благодарю вас, – с горькой издевкой произнесла она, – за испорченный медовый месяц.
      Дэррелл Грант ухмыльнулся и включил зажигание.
      – Эй, молодежь, – окликнул он через окошко, – вы когда-нибудь слышали о резиновых изделиях? Это последнее достижение науки, парень. Сидит на твоем агрегате как влитое.
      – Перри не хочет пользоваться ими. – Голос Уиллы был исполнен укора. Перри Криспин отвернулся.
      – Ну, молодежь, с вами не соскучишься!
      Прежде чем рвануть с места, Дэррелл помахал им на прощание своим тесаком.
      У него ушло два часа на то, чтобы найти покупателя на таблетки и убедить его, что это дилаудид бельгийского производства. Дэррелл выручил всего тридцатку, но теперь, вместе с сорока баксами, полученными от Уиллы Криспин, у него набиралось достаточно, чтобы залить полный бак машины и заправиться таблетками самому. К тому времени, как он добрался до шоссе, ведущего на юг – к его драгоценной дочурке и ее суке-мамаше, – настроение у него было самое радужное.

* * *

      Рохо находились в Санто-Доминго, так что яхта была предоставлена в распоряжение Малкольма Молдовски. Эрб Крэндэлл привез конгрессмена ровно в девять и направился в ближайший к доку бар, чтобы выпить там в одиночестве. Он уже знал о неудаче с банковским сейфом Мордекая. Молди показал ему визитную карточку детектива Гарсиа, осторожно, словно бабочку, держа ее двумя пальцами.
      – Это меняет дело, – сказал он, разглядывая ее со всех сторон, как голограмму. – Думаю, что пора начинать действовать по плану Б.
      Эрб Крэндэлл не нуждался в разъяснениях. Наступил момент, когда следовало послать ко всем чертям партийную лояльность и крепко задуматься о том, как спасти собственную шкуру. Крэндэлл был благодарен Молди за то, что тот не попросил его принять участие во встрече на яхте.
      Войдя в главную каюту, Дилбек еще с порога увидел снимок, сделанный в «И хочется, и можется»: Молдовски приколол его к стене, прямо над баром.
      – Это тебе напоминание, – заметил он, наливая Дилбеку выпить.
      Глаза конгрессмена не отрывались от лица Эрин.
      – Все-таки в ней есть что-то такое... необыкновенное, – выговорил он, еле дыша от возбуждения.
      – Да ты смотри не на нее, – посоветовал Молди. – Лучше полюбуйся на себя.
      – Это был неудачный вечер.
      – Да что ты говоришь! – Молдовски кулаком ткнул в живот Дилбека. – Сядь-ка. И промочи горло.
      Конгрессмен безропотно повиновался.
      – Имбирное пиво? Это просто великолепно, Малкольм.
      Молдовски удобно устроился в полотняном шезлонге. В этот вечер он облачился в темно-синий пуловер, безупречно отутюженные легкие белые брюки и парусиновые туфли на резиновой подошве. Всего пару-тройку раз до этого Дилбеку доводилось видеть его в столь вольной одежде.
      – Я хочу, чтобы ты был трезв, – начал Молди. – Я хочу, чтобы ты накрепко запомнил каждое слово из того, что я сейчас скажу. На чем вы там поладите с этой девицей – дело ваше. Но ты должен поговорить с ней, Дэвид. Есть некоторые вещи, которые нам необходимо выяснить.
      – Господи, она же не шпионка! Она просто стриптизерша...
      – Я привезу ее сюда завтра вечером, – не слушая, продолжал Молдовски. – Так безопаснее.
      – Безопаснее? В каком смысле?
      – В смысле шантажа, – ответил Молдовски, указывая на фотографию. Взгляд Дилбека последовал за движением его пальца и снова упал на лицо Эрин, отпрянувшей и поднявшей руку, чтобы защититься от удара бутылкой.
      – А если я не понравлюсь ей? – вдруг забеспокоился конгрессмен.
      Молдовски шумно разжевал кубик льда из своего стакана.
      – Понравишься, можешь мне поверить. Две тысячи баксов гарантируют прямо-таки страстную любовь.
      – А что получу я?
      – Два часа танцев.
      – И все?
      – Это только начало.
      Дэвид Дилбек отхлебнул имбирного пива, и оно показалось ему безвкусным.
      – Я хочу, чтобы была возбуждающая музыка, шампанское, свечи...
      Заверив, что все это будет, Молдовски перешел к вопросам, которые Дилбек должен был задать стриптизерше.
      – Ну нет, – запротестовал конгрессмен. Это разрушит все настроение!
      – Не нет, а да! – не выдержал Молдовски. – Сделаешь все, как надо, сукин сын! У него, видите ли, настроение! Да плевать я хотел на твое настроение!
      Конгрессмен замялся.
      – Малкольм, мне бы не хотелось нагонять на нее страху. Ведь, может быть, это мой единственный шанс, пойми... – Его глаза снова остановились на фотографии, висящей на стене. – Просто фантастика... – прошептал он, ни к кому не обращаясь.
      Молди вскочил на ноги, резким движением сорвал со стены снимок и, подойдя к Дилбеку, стал прямо перед ним. Его надменно задранный нос находился как раз на уровне подбородка сидящего конгрессмена.
      – Ты сделаешь это, – непререкаемым, исполненным невыразимого презрения тоном выговорил он. – Мы должны выяснить кое-что. Это необходимо,Дэвид, – он особенно подчеркнул слово «необходимо», –в свете всего того, что произошло за последний месяц.
      Его дыхание отдавало бурбоном и мятным эликсиром для освежения рта; к этому коктейлю примешивался убийственный, как всегда, аромат его одеколона. Дилбек отвернулся и судорожно глотнул свежего воздуха. Яхта мягко качнулась на волне, поднятой пронесшимся мимо катером.
      – Ты сделаешь это, – повторил Молдовски в самое ухо конгрессмену.
      – Но я не понимаю...
      Молдовски повернулся спиной, подхватил свой стакан бурбона и принялся расхаживать по каюте. Взгляд его упал на нагрудный карман пуловера: там, под тонким трикотажем, слабо очерчивалось что-то маленькое и прямоугольное – визитная карточка детектива Гарсиа, вынутая Крэндэллом из сейфа исчезнувшего адвоката.
      – Есть люди, которые стараются навредить тебе, Дэвид, – проговорил Молдовски. – И мы должны быть уверены, что она – не одна из них.
      Дилбек покачал головой.
      – Да ты просто параноик. Молдовски презрительно хмыкнул.
      – Она ведь всего-навсего танцовщица из стрип-клуба, – продолжал Дилбек.
      Молдовски схватил его за грудки.
      – Фэнни Фокс тоже была всего-навсего стриптизершей, – с ненавистью глядя в глаза конгрессмену и отчеканивая каждое слово, произнес он. – Донна Райс была просто актрисой. Элизабет Рэй была просто секретаршей, которая не умела печатать на машинке. Дженнифер Флауэрс была просто певичкой, исполнявшей кантри. Ты все еще не понимаешь? Тогда спроси Чака Робба. Или этого закоренелого идиота Харта. Или Тедди Кеннеди, черт тебя побери! И все они скажут тебе одно и то же: в политике воровство – это всего лишь проблема, а женщина – это верная погибель.
      Отпустив конгрессмена, он измученно опустился на вращающийся табурет возле стойки.
      – Те, кто не знает истории, – закончил он, – обречены на весьма неприятные вещи.
      – Ну хорошо, – произнес Дилбек, на которого монолог Молди все же произвел некоторое впечатление. – Я поговорю с ней.
      – Спасибо, – не скрывая язвительности тона, ответил Молдовски.
      – Я все-таки поумнее всех этих парней, – продолжал Дилбек.
      Молдовски насилу сдержался.
      – И сильнее, – добавил Дилбек.
      – Ага, – подтвердил Молдовски. – Ты просто скала. Гибралтарская.
      А конгрессмен тем временем бочком, бочком подобрался к бару, незаметно сунул в уголок свое имбирное пиво и, старательно держась спиной к Молдовски, налил себе хорошую порцию рома, только чуть разбавив его кока-колой.
      – Малкольм, – задумчиво проговорил он, – как ты думаешь, она может согласиться, чтобы я ее побрил?
      Молдовски рухнул на колени, и его вывернуло наизнанку прямо на роскошный ковер Рохо.

* * *

      Подойдя к двери квартиры Эрин, Эл Гарсиа услышал доносившуюся оттуда музыку. Он громко постучал, нажал кнопку звонка, но ответа не последовало. Тогда, достав ключ, врученный ему самой Эрин, он отпер дверь и вошел. В спальне, на кровати, неподвижно лежала Эрин; голова ее была обернута подушкой наподобие мягкого шлема. Единственным ее одеянием были розовое трико и такой же бюстгальтер, она дышала (притом абсолютно ровно), а на тумбочке у постели стоял запотевший, уже полупустой кувшин с мартини. Стереоустановка громыхала вовсю. Гарсиа выключил ее.
      – Что это вы здесь делаете? – слабым голосом пробормотала из-под подушки Эрин.
      Детектив присел на край постели.
      – Нам нужно поговорить.
      – Орли больше не разрешает мне танцевать под Джексона Брауна.
      – Почему?
      – И под Вэна Моррисона тоже. Говорит, что это слишком медленно. Что девушкам, которые работают на столах, неудобно танцевать под эту музыку.
      – Эрин, как вы себя чувствуете после джина?
      – Вы в первый раз назвали меня по имени. – Ее лицо вынырнуло из-под подушки. – Кстати, верните мне мой пистолет.
      – Он на туалетном столике, – ответил Гарсиа.
      – Заряженный?
      – Да.
      – Хорошо. Который теперь час?
      – Полдень.
      Гарсиа попытался было накрыть ее простыней, но Эрин, рассмеявшись каким-то странным, трескучим смехом, сбросила ее.
      – Только не говорите мне, что вы смущены.
      Детектив покраснел. Эрин напомнила ему о том, что он несколько раз видел ее в стрип-клубе совершенно голой.
      – Это другое дело, – пробормотал он.
      – Серьезно? – Эрин расстегнула бюстгальтер, и без того мало что прикрывавший, и швырнула его в Эла Гарсиа. Бюстгальтер приземлился на его правом плече. Затем Эрин быстрым движением сорвала с себя трико и бросила на пол. – Вот она я, во всей красе!
      Гарсиа уставился на носки своих ботинок.
      – Может быть, я не прав, но, по-моему, я угадал, что с вами происходит. Вы переживаете из-за этой встречи с конгрессменом.
      – Переживаю? Это слишком мягко сказано. Я дергаюсь, психую, я в полном кошмаре! И я все время одна. Мне в жизни нужно только одно, и того я не могу иметь...
      – Анджела ведет себя просто отлично, – сказал Гарсиа. – Скоро вы опять будете вместе. – Он снял с плеча кружевной бюстгальтер и, аккуратно сложив, положил на кровать.
      Эрин накинула на себя простыню. Впрочем, казалось, ей было все равно. И выглядела она сегодня значительно старше своего возраста.
      – Вчера какой-то парень здорово приставал ко мне, – негромко сказала она.
      – Час от часу не легче!
      – Ну, а я сорвалась. Да, в общем, ничего особенного.
      – Вы что – убили его?
      – Нет.
      – Ну, значит, и правда ничего особенного не случилось. – Гарсиа вытащил из кармана рубашки сигару, сунул ее в рот, но не зажег.
      Эрин уставилась в потолок.
      – Мне приснился тот человек, что на фотографии. Тот, который там на коленях возле меня. Мне приснилось, что его тоже убили. Так же, как мистера Квадратные Зенки.
      – Не беспокойтесь за него, – ответил Гарсиа. – Его зовут Пол Гьюбер, и с ним все в порядке – жив и здоров. Сейчас он на две-три недели уехал в Нью-Йорк.
      – По вашему совету? – не без ехидства поинтересовалась Эрин.
      – У его фирмы есть офис на Уолл-стрит. Им понадобилось послать кого-нибудь туда.
      – Значит, вы обо всех успеваете позаботиться? – помолчав, спросила Эрин.
      Детектив с огорченным видом покачал головой.
      Когда он поведал ей о том, как ее бывший супруг легко, прямо-таки играючи, сбежал от властей графства Мартин, Эрин, как ни странно, приняла это известие довольно равнодушно. «Впрочем, оно и к лучшему, – продумал Гарсиа, – что принятая ею солидная доза мартини притупила реакцию».
      – Дэррелл совсем свихнулся, – вот и все, что сказала она.
      – Как вы думаете, он свихнулся достаточно, для того чтобы заявиться в ваше заведение?
      – Вполне возможно. – Эрин перевернулась на живот. – С него станется.
      Гарсиа вышел в другую комнату позвонить по телефону. Когда он вернулся, Эрин, в белой футболке и джинсах, стояла перед зеркалом, расчесывая волосы щеткой. Кувшин с мартини опустел.
      – Я вылила его, – сказала Эрин, перехватив взгляд Гарсиа. – Я не так пьяна, как вы думаете.
      Они зашли в закусочную «Фрайдиз» и заказали чизбургеры. Гарсиа попросил себе пива, Эрин – чашку кофе. Они ели и беседовали вполне дружелюбно, пока детектив не спросил, есть ли у нее друг.
      – Вот этого не надо, черт вас побери, – отрезала она.
      – Чего «этого»?
      – Вы сами знаете.
      Гарсиа задумчиво прожевал кусок чизбургера.
      – Мой интерес чисто профессионального характера, – произнес он наконец. – Мне приходится все держать под контролем.
      – Вы не подбиваете под меня клинья?
      – Нет. – Гарсиа поднял правую руку с зажатым в ней чизбургером. – Богом клянусь.
      – Это точно?
      – Бог с вами, Эрин, я же познакомил вас с моей женой.
      Эрин, покраснев, пробормотала извинение.
      – Понимаете, – не глядя на Гарсиа, оправдывалась она, – я все время чувствую себя шлюхой. То есть не то чтобы я имела слишком уж высокое мнение о своей персоне, но...
      – Я понимаю, – успокоил ее Гарсиа. – Честное слово.
      – Это все моя проклятая работа. – Эрин настолько привыкла к ухаживаниям и приставаниям, что каждый мужчина, не делающий этого, автоматически начинал казаться ей подозрительным. Как следствие, мнение ее о существах противоположного пола было весьма нелестным, а опыт супружеской жизни с Дэрреллом Грантом еще более способствовал этому.
      – Вы спросили насчет друга, – продолжала Эрин. – Нет. Нет у меня никакого друга. Впрочем, вы ведь и сами это знали, правда?
      – Скажем так – догадывался.
      – После работы у меня не остается никаких сил для общения с мужчинами. Кстати, и интереса тоже.
      – Издержки производства, – отозвался Гарсиа, приканчивая свой чизбургер. – А существует в природе мужчина, которому бы вы доверяли?
      – Только не смейтесь, – сказала Эрин. – Я доверяю Шэду.
      Гарсиа усмехнулся.
      – Я тоже.
      Выйдя из закусочной, они отправились к морю. Эрин сказала, что хочет погреться на солнышке и выпарить из себя весь джин. Гарсиа припарковал машину у «Баиа-Мар», они вышли и пешком добрались до пляжа. Гарсиа жалел про себя, что не оставил в машине пиджак и галстук: люди бросали на него удивленные и любопытные взгляды.
      Эрин разулась и зашла в воду по щиколотку. Гарсиа остановился, не доходя нескольких шагов до линии прибоя, зажег сигару и стал курить, выпуская дым через правое плечо. По счастью, он находился с подветренной стороны от Эрин.
      – Вы считаете меня проституткой? – спросила она.
      – Не говорите глупостей.
      Эрин вышла на песок.
      – Но вам не хотелось бы, чтобы ваша дочь занималась тем, чем я, верно?
      – Свою дочь до тринадцати лет ни на шаг не отпущу от дома, – серьезно ответил Гарсиа.
      Эрин улыбнулась.
      – Анджи просто в восторге от костюмов своей мамочки.
      – Она поймет, когда придет время, – сказал Гарсиа.
      Эрин потянулась, вскинула руки. Так приятно было ощущать кожей солнечное тепло!
      – Я все время твержу себе, что просто танцую – и все, – проговорила она.
      – А я твержу себе, что я герой борьбы с преступностью. Ну и что?
      Эрин внезапно охватило непреодолимое желание броситься в океан. Она разбежалась, нырнула, потом, вынырнув, проплыла ярдов пятьдесят, остановилась и легла на спину. Глаза щипало от соленых капель, и она постаралась сморгнуть их. Футболка белым пузырем вздулась вокруг ее тела, облепила грудь. В небе над головой Эрин, крича, кружили чайки. Серебристая рыба выпрыгнула из воды и, описав небольшую дугу, шлепнулась обратно. Неподалеку от Эрин пронесся виндсерф, и стоявший на нем мальчишка приветствовал ее свистом. Эрин погрозила ему пальцем.
      Когда она выбралась на берег, Гарсиа предложил ей свой пиджак. «Какой все-таки он симпатичный», – подумала она, а вслух сказала:
      – Я думаю, вам ни к чему мочить пиджак.
      – Берите, берите, – настойчиво повторил Гарсиа, накидывая пиджак ей на плечи. – Уважьте старика.
      Добравшись до автостоянки, Гарсиа принялся обыскивать свой «каприс» на предмет чистого полотенца. Эрин, заметив в багажнике холодильник «Иглу», выразила надежду, что в нем найдется несколько баночек холодной кока-колы. Детектив объяснил, что «Иглу» предназначен не для прохладительных напитков, а для частей человеческого тела.
      – М-да-а, – протянула Эрин, услышав это. И, взяв в руки нераспечатанную упаковку голубых больничных масок, заметила: – Наверное, в этом вы выглядите потрясающе.
      – Да, они удобные, – ответил Гарсиа и подал ей полосатое полотенце – собственность Донны.
      Эрин снова заговорила:
      – Я сейчас задам вам вопрос, который, думаю, вам до смерти хочется задать мне: как вы можете заниматься этим?
      – Чем?
      – Вашей работой. День за днем мертвецы, мертвецы – я бы этого не выдержала.
      – Но кто-то ведь должен и этим заниматься, – ответил Гарсиа.
      По пути назад они говорили о предстоящей встрече Эрин с конгрессменом. Эрин задавала массу вопросов. Он будет там один? Сколько времени она должна там оставаться? Что делать, если на него снова накатит какая-нибудь дурь? Некоторые ответы Гарсиа немного успокаивали ее, другие расстраивали еще больше.
      Вдруг зазвонил телефон. Детектив взял трубку, проговорил с минуту и снова повесил ее, хмурясь.
      – Дела? – спросила Эрин.
      – Понадобился мой холодильник, – сквозь зубы ответил Гарсиа. – Это в «Майами интернэшнл».
      – Крюк часа на полтора.
      – Да нет, не к спеху. Этот парень валяется там уже с месяц. – И он объяснил, что вонь не так уж страшна, если, прежде чем прикоснуться к трупу, накапать на маску «Олд спайс». Для Эрин его слова прозвучали каким-то потусторонним кошмаром.
      Когда они подъехали к ее дому, Эрин подождала на крыльце, пока Гарсиа осматривал квартиру, – не побывал ли кто там за время их отсутствия. Выйдя, он сообщил, что все в порядке. Правда, он умолчал о том, что вылил в унитаз ее бутылку «Бифитера».
      Уходя, детектив велел Эрин еще раз хорошенько обдумать предстоящую встречу с Дэвидом Дилбеком.
      – Вы будете с ним наедине, – предупредил он. – Если передумаете, я вас пойму. Это рискованное дело.
      – Я не передумаю, – покачала головой Эрин.
      – Тогда будьте готовы ко всему. За две тысячи он не ограничится невинным поцелуем в щечку.
      – О, он определенно получит гораздо больше, чем невинный поцелуй, – усмехнулась Эрин. – Только скажите мне: я могу принести свои собственные кассеты?
      – Само собой, – ответил Гарсиа.

Глава 24

      Мистер Орли спросил Шэда, где он раздобыл скорпиона. Тот ответил, что купил его у одного парня из кубинцев.
      – Живым или дохлым? – полюбопытствовал мистер Орли.
      – Живым.
      Мистер Орли наклонился поближе.
      – Он что у тебя – больной?
      – Нет. Я его утопил.
      – Как утопил?
      – В «Джонни Уокере», – невозмутимо пояснил Шэд.
      Мистер Орли расхохотался, втягивая воздух сквозь зубы.
      – Хоть какой он у тебя – рыжий или черный?
      – Рыжий, – ответил Шэд, пинцетом извлекая скорпиона из кружки.
      – Ну, ты даешь, – заметил, наблюдая за его действиями, мистер Орли. – Значит, ты собираешься представить дело так, якобы он попал туда еще на заводе?
      – Само собой. – Шэд аккуратно уложил скорпиона в восьмиунциевый стаканчик из-под «Сыра по-домашнему» и, подцепляя ложечкой творожистую массу, завалил ею скрюченное тельце, оставив снаружи лишь жало.
      – И что – они заплатят тебе? – с интересом спросил мистер Орли. – Я имею в виду эту компанию.
      – А вы разве не заплатили бы на их месте? – Шэд накрыл стаканчик крышкой и крепко нажал на края. Он еще не решил, с кем выгоднее судиться – с фирмой, производящей «Сыр по-домашнему», или же с национальной сетью супермаркетов, продающих его.
      – Этот парень, что продал тебе скорпиона, – это тот самый, у кого ты купил змею?
      – Нет, другой.
      – Лорелея ведь до сих пор ее боится.
      – Я слышал.
      Вскоре после того, как случилось несчастье с Буббой, Шэд сторговал где-то за две сотни подслеповатого боа-констриктора. Семифутовая тварь отличалась коварным и беспокойным норовом и мало годилась для выступлений перед публикой. Лорелея испытывала страх даже тогда, когда пасть змее туго заматывали клейкой лентой.
      – Она боится вешать ее себе на шею, – продолжал сетовать мистер Орли.
      – Так скажите, чтобы не вешала.
      – А куда же ее тогда вешать, черт тебя побери? Она же выходит на сцену в чем мать родила!
      Шэд пожал плечами.
      – Вы хотели новую змею. Ну вот, я достал.
      – Так вот, чтобы ты знал, эта мерзость еще и надула на Лор елею.
      – Да, я слышал.
      – А Лорелея теперь грозится, что уйдет от меня. Обратно в «Клубничную поляну».
      – Что за черт, – задумчиво произнес Шэд. – Какая-то ползучая тварь – и та мочится. Это же надо, мистер Орли!
      Он поставил стаканчик с сыром в холодильник и крупными печатными буквами написал предупреждение танцовщицам, Чтобы не трогали его. Мистер Орли спокойно наблюдал за ним в зеркале, лицом к которому сидел. В гримуборную прибежала Моника-младшая: у нее сломался каблук, и Шэд починил его с помощью клея «Крейзи глу». Затем появилась недавно нанятая новая танцовщица – Даниэль. У нее также было срочное дело: какой-то чересчур зоркий посетитель обратил внимание на еще не сошедшие шрамы от недавней операции (незадолго до этого она «сделала» себе новую грудь). Девушка обеими руками приподняла соблазнительные результаты хирургического вмешательства, и Шэд замаскировал шрамы пудрой «Мэйбеллин».
      Когда они снова остались вдвоем, мистер Орли проговорил:
      – Эти Линги просто не знают, с кем имеют дело.
      – Я сказал им.
      – Начет Толстяка Тони? И Никки Скарфо?
      – Да им, в общем-то, до лампочки, – равнодушно сообщил Шэд. – Кстати, Толстяк Тони окочурился Линги прочли об этом в «Геральд».
      Мистер Орли облокотился на столик перед зеркалом и подпер голову руками.
      – Америка катится в тартарары, – глубокомысленно изрек он. – Такая вот у меня имеется теория. А все почему? Да потому, что все эти проклятые чужаки не уважают наши национальные институты. Ни Детройт, ни Уолл-стрит, ни даже мафию.
      Шэду не понравилось, куда мистер Орли повел разговор. Он знал, что с минуты на минуту босс начнет подбивать его устроить какую-нибудь гадость Лингам и «Клубничной поляне»: мистера Орли не оставляла эта навязчивая идея.
      – Я бы рад посодействовать вам, – проворчал он, – но не могу.
      – Что так?
      – Просто не могу – и все. – Он поколебался – не посвятить ли все же хозяина в некоторые подробности своего не слишком кристального прошлого, но подумал, что не стоит: комиссия, выдававшая лицензии на торговлю спиртным, не жаловала тех, кто брал на работу уголовников, пусть даже и бывших. – Вы лучше звякнули бы куда следует да попросили прислать вам какого-нибудь парня, который действительно умеет делать такие штуки. – Шэд ничем не рисковал: он прекрасно знал, что никаких звонков не последует, потому что мистер Орли даже шапочно не знаком ни с одним мафиозо.
      Под руку мистеру Орли попалась щетка для волос, и он в сердцах стукнул ею о туалетный столик.
      – Эти трижды проклятые Линги! Даже представить себе не могу, как это им вступило в череп разделать на куски живую и здоровую змею.
      – Наверное, хотели что-то доказать, – отозвался Шэд.
      – У бедняги Лорелеи от всего этого просто сердце в клочья... Послушай, поищи-ка в холодильнике, нет ли чего-нибудь холодненького.
      Шэд принес ему баночку крем-соды.
      – Я вот о чем думаю, – продолжал мистер Орли, открывая банку. – Вспомни старые добрые времена, когда мы еще назывались «Дворцом удовольствий», и еще раньше того... Все было по-другому. И девушки были другие, и клиенты, и даже дрались не так, как сейчас. Тогда все знали, что и как надлежит делать.
      – Да, – подтвердил Шэд, впрочем, без особых эмоций.
      – Тогда мы все знали, кто есть кто и что есть что Стриптизерши трахались со всеми подряд. Клиенты приторговывали травкой и колесами. Каждый имел при себе перышко либо ствол.
      – Да, старые добрые времена, – поддакнул Шэд. – Я сейчас просто разревусь.
      – Главное вот что, – воодушевившись, продолжал мистер Орли. – Да, это была паршивая забегаловка. Да, это был бардак. Но, черт побери, все подчинялось логическому порядку. – Он сделал большой глоток, повалял воду туда-сюда, надув щеки, и шумно проглотил. – В те дни мне не приходилось тратить нервы на каких-то дерьмовых Лингов. Конкуренция, ты скажешь? Да не было никакой конкуренции. Разные там диск-жокеи, музыкальные меню, ветродуйки, разные дрессированные удавы, мать их за ногу! Да не было ничего такого. И танцевали девчонки паршиво, да и вообще были не из тех, кого приглашают сниматься в «Плейбой». Ты помнишь Худышку Лиззи?
      Шэд довольно хмыкнул. Лиззи была одна из танцовщиц, весила она сто семьдесят фунтов при росте пять футов четыре дюйма , а на спине у нее красовалась редкостная татуировка – не что-нибудь, а машина, и не какая-нибудь машина, а «додж», выполненный в двух цветах, красном и синем, и со всеми подробностями, включая номерной знак. Кто мог забыть такое?
      – Ты помнишь, Шэд? – Мистер Орли так и просиял от воспоминаний. – Конечно, она была не подарок – прямо на моей автостоянке обслуживала чуть не половину Форт-Лодердейла. Но у меня с ней проблем не было. Никаких, понимаешь? Скажешь ей: танцуй быстрее – она танцует быстрее. Скажешь: танцуй медленнее – она танцует медленнее. Мода на рестлинг, черт бы его побрал, началась намного позже, но знаешь что? Вот скажи я ей: Лиззи, ты будешь делать это в ванне с тормозной жидкостью, она пошла бы, Богом клянусь. Эта девчонка знала, что такое работать в одной команде, и она знала, что и как следует делать.
      Шэд открыл флакончик аспирина «Байер» и сунул себе в рот сразу пять таблеток. Мистер Орли приглашающим жестом протянул ему свою банку с крем-содой, но Шэд отказался.
      – А теперь – смотри, как все переменилось, – продолжал мистер Орли. – У моих танцовщиц чуть ли Не собственный профсоюз, и все благодаря твоей приятельнице – Эрин. Они сами подбирают себе музыку, сами решают, когда им работать, когда гулять. А я все время на нервах. Всякий раз, когда у нас начинается потасовка, я чуть ли не до инфаркта дохожу, пытаясь вычислить, какая сволочь потянет меня к ответу на этот раз.
      – Да, тогдашняя публика в суд не подавала, – кивнул Шэд. – Но, с другой стороны, сейчас вы действительно делаете хорошие деньги. Выпивка-то, что мы продаем, окупается в четыре, а то и в пять раз.
      Мистер Орли смял в кулаке жестянку из-под крем-соды и швырнул ее об стену.
      – Хорошие деньги – это еще не все, – заявил он.
      Шэд также был раздосадован, но по иным причинам, и он вовсе не собирался делиться своими сокровенными чувствами с хозяином.
      А мистер Орли тем временем говорил:
      – У меня был такой шанс войти в дело в «Тако Белл», в Орландо! Всего в четверти часа от этого чертова Диснейуордда. Я ведь рассказывал тебе. Это было в прошлом году, в октябре.
      – Рассказывали, – подтвердил Шэд. Упомянутая сделка расстроилась из-за того, что против нее восстала миссис Орли, не переносившая мексиканской кухни.
      – Так вот и погорел мой золотой шанс. – Мистер Орли печально покачал головой. – А все из-за того, что у Лили от тамошней жратвы вечно начинается понос.