Стриптиз

      – Как хотите, – ответил Шэд. – Думаю, они сами позвонят вам.
      Когда Эрин вышла с работы и направилась домой, за ней последовал какой-то человек. В три часа ночи улицы были пустынны, и он постарался все время держать дистанцию в три-четыре квартала между своей машиной и стареньким закопченным «фэрлейном» Эрин. Его усилия увенчались успехом: Эрин даже и в голову не пришло, что за ней следят.
      Припарковав «фэрлейн» у фонаря, она вышла и, взяв за ручку Анджелу, пошла к своему дому. Человек, следивший за ней, остановил машину неподалеку, включил, радио и продремал до рассвета. Он наблюдал за домом до десяти часов утра. Эрин не выходила, и человек уехал.
      Так было два дня подряд. На третье утро Эрин вышла из домика с корзиной белья, чтобы отвезти его в прачечную. Следом за ней вприпрыжку бежала Анджела. Они сели в машину и направились в прачечную-автомат неподалеку от бульвара Оуклэнд-Парк. Человек последовал за ними и припарковал свою машину точно напротив прачечной, перед магазином видеотоваров. Целый час он наблюдал в бинокль, как Эрин возится у стиральной машины; потом она перешла к центрифуге. Когда она закончила и ушла, человек торопливым шагом пересек улицу и толкнул дверь прачечной, думая при этом: «Ничего более идиотского я в жизни не делал».
      Конгрессмен Дилбек, что называется, уперся рогом в стену.
      – Эрб, – сказал он, потрясая в воздухе фотографией стриптизерши, – я хочу ее.
      – Не надо, – отозвался Эрб Крэндэлл.
      – Я никогда не испытывал ничего подобного.
      – Испытывал, испытывал.
      – Я хочу ее – во всех самых восхитительных смыслах, в каких только мужчина может хотеть женщину.
      – Дай мне хоть чуточку передохнуть, – взмолился Крэндэлл.
      – Если ты не поможешь мне найти ее, я сделаю это сам.
      – После выборов.
      – Я не могу ждать так долго! – воскликнул Дилбек. – Она нужна мне сейчас же. Я просто с ума схожу!
      – Прости, – ответил Крэндэлл. – У меня инструкции.
      Они находились в купе первого класса скорого поезда «Дельта флайт», за день покрывающего расстояние между Майами и Далласом: конгрессмен Дилбек должен был присутствовать на каком-то идиотском приеме в честь Типа О'Нила. Дилбек метался по просторному купе, прижимая к груди фотографию, сделанную в «И хочется, и можется». Он был не в силах ни помолчать, ни усидеть на месте.
      – Ты видел этот снимок? – не унимался он. – Как ты ее находишь?
      – Весьма привлекательной, – ответил Крэндэлл.
      – Я хочу разыскать ее и предложить ей работу в моей команде.
      – Давай позавтракаем, – не слушал его Крэндэлл.
      Остальные пассажиры, ехавшие в купе, уже начали недовольно перешептываться. Когда Дилбек в очередной раз оказался на расстоянии протянутой руки от Крэндэлла, тот выхватил у него опасную фотографию, сунул ее в журнал, а журнал – в свой «дипломат».
      Вскоре Дилбек выбился из сил и наконец уселся.
      – Эрб, – сказал он проникновенно, поворачиваясь к своему верному оруженосцу, – я не смогу выиграть избирательную кампанию без нее. Ведь она все время передо мной – во сне и наяву.
      – Ясно. А знаешь, кого вижу я перед собой во сне я наяву? Малкольма Дж. Молдовски.
      – Я должен все знать о ней, Эрб. Понимаешь? Все!
      – Мы даже не знаем, как ее зовут, – солгал Крэндэлл.
      – Ну, так узнай, черт побери! Узнай все! – Глаза Дилбека так и горели. – Она не такая, как другие, Эрб.
      – Само собой. Я могу подтвердить это, даже просто глядя на фотографию. На минутку я даже подумал, что это Джули Эндрюс, танцующая где-нибудь в Альпах. Разница только в том, что эта была совсем голая, да еще между ног у нее торчала чья-то физиономия.
      Конгрессмен сжал руку Крэндэлла.
      – О Господи, Эрб, я просто свихнулся на этой женщине – безнадежно свихнулся.
      «Ты прав, приятель, – подумал про себя Крэндэлл. – Насчет „безнадежно“ – это ты прав»
      – Ешь омлет, – сказал он вслух.
      – Ты говоришь, после выборов?
      – Да.
      – Может, я и смог бы выдержать, Эрб. Может, смог бы, если бы у меня было что-нибудь от нее. Это придало бы мне сил!
      – Потише! – цыкнул на конгрессмена Крэндэлл. – Посмотрим, может, удастся что-нибудь сделать.
      Дилбек снова вцепился в его руку:
      – Нет, не что попало! Я не хочу никаких подвязок, трусиков или чашечек от бюстгальтера.
      – А что же тогда?
      Он не поверил своим ушам, услышав ответ Дилбека.
      – Ты и правда свихнулся, – сказал он.
      – Но подумай, Эрб, разве кому-нибудь станет хуже, оттого что это будет у меня? Я прошу вполне серьезно.
      Вследствие этого разговора Эрб Крэндэлл и оказался в прачечной-автомате, где занялся довольно странным, на посторонний взгляд, делом: выщипыванием из фильтра центрифуги застрявших в нем волоконец. Из фильтра именно той центрифуги, на которой отжимала свое выстиранное белье прекрасная стриптизерша. Собрав щепотку розовых ворсинок, он старательно завернул ее в носовой платок и, заметив, что какая-то женщина озадаченно и подозрительно уставилась на него поверх стопки выглаженного белья, быстрым движением отвернул лацкан пиджака и показал ей значок ФБР, который всегда держал под рукой на случай разных непредвиденных оказий.
      Когда Крэндэлл вошел в дом, Дилбек встретил его чуть ли не на пороге. Его волосы были причесаны, как для выступления по телевидению, щеки свежевыбриты. Сложив ладони лодочкой, он благоговейно принял доставленное Крэндэллом сокровище.
      – О Господи, – выговорил он. – Ты все-таки сделал это! – После чего удалился в свою личную ванную комнату и долго не появлялся.
      Крэндэлл запер входную дверь и пошел в маленький кабинет, где лег на тахту, включил на всю катушку телевизор и как следует наглотался джина. Потом он закрыл глаза и постарался вспомнить, когда в последний раз политические дела доставляли ему удовольствие.

Глава 19

      Шэд позвонил сержанту Элу Гарсиа и сказал, что настало время поговорить. В полдень, подобрав его на улице, Гарсиа направил машину к выезду из города, на запад, по новому шоссе, соединяющему несколько штатов, и Шэд удивился про себя, куда это они едут. Он рассказал детективу о плане Мордекая порастрясти денежки конгрессмена Дилбека или тех, кто стоит за его спиной. Узнав о существовании фотографии, Гарсиа потребовал все возможные подробности.
      – Кто там еще, кроме Дилбека?
      – Тот парень, которого он мордовал, я и Эрин.
      – Где оригинал?
      – Это цветной слайд. Он у адвоката. Где он держит его, не знаю – возможно, в сейфе какого-нибудь банка, но какого, тоже не знаю. И секретарша не в курсе.
      Гарсиа стал расспрашивать о Мордекае. Как, когда и где познакомился с ним Шэд? Что он собой представляет? Шэд выложил все как есть, начав с истории с тараканом. Детектив усмехнулся, узнав о судьбе, постигшей злосчастного таракана, но в остальном выслушал очень серьезно, а когда Шэд закончил, спросил:
      – Значит, ты считаешь, что адвокат решил пошантажировать Дилбека с помощью копии этого снимка?
      – Во всяком случае, так он мне сказал.
      – И обещал отстегнуть тебе что-нибудь от этих денег?
      – Да Потому что я – очевидец.
      – И потому, что он провалил тебе дело с тараканом.
      – Мать его, – буркнул Шэд и сплюнул в окно.
      – Теперь он куда-то задевался, и это начало тебя беспокоить. Наверное, ты думаешь, что с этим твоим адвокатом случилось то же самое, что с беднягой Джерри Киллианом. И что следующим можешь оказаться ты.
      Шэд мотнул головой.
      – Я не о себе беспокоюсь.
      – И я тоже. Речь идет о твоей приятельнице-стриптизерше.
      – О моей приятельнице-танцовщице, – сурово уточнил Шэд.
      – Вот-вот. Она хороший человек.
      Шэд помолчал, потом произнес, не глядя на детектива.
      – Она-таки заполучила назад свою девчушку. Так что все еще серьезнее.
      – Понимаю, – коротко отозвался Гарсиа.
      Они подъехали к развязке, где пересекались несколько магистралей. Гарсиа повернул на север по федеральному шоссе номер 27, и вскоре по обеим сторонам не стало видно ничего, кроме воды и травы.
      – Куда это мы, черт побери? – поинтересовался Шэд.
      – В чудесный городок Бель-Глейд. Сигару хочешь?
      – Хочу.
      Элу Гарсиа это понравилось. Оба закурили, и салон машины наполнился душистым дымом. Детектив опустил стекло окошек.
      – Ну и как? – спросил он.
      – Нормально.
      – Эй, chico,да ты затягиваешься!
      – Угу. Мне нравится.
      – Да это ведь жжет, как в преисподней!
      – Может быть. Мне как-то без разницы. У меня, как говорят разные умники, высокий порог чувствительности.
      Миль десять они катили молча, занятые каждый своей сигарой. Наконец Гарсиа заговорил:
      – Ну, и как тебе работается в твоем стрип-баре?
      Шэд выпустил огромный клуб дыма.
      – Да ничего. Через некоторое время уже просто ничего не замечаешь.
      – Да брось ты!
      – Нет, серьезно. Я уже дошел до того, что начинаю заводиться, когда вижу их одетыми.Такое случается, когда слишком долго работаешь в таком месте.
      – А я знаю парней, которые готовы хоть на мокруху, лишь бы заполучить работу, как твоя, – усмехнулся Гарсиа.
      – Да хоть завтра. Вертеться целый день среди голых баб – в этом нет ничего хорошего. Через некоторое время просто перестаешь обращать внимание: ну, буфера, ну, задница – ну и что? Это все равно что работать где-нибудь на конвейере и собирать «феррари»: через некоторое время – очень скоро – тебе уже все до лампочки. Ну, машины и машины. Не знаю, понятно ли.
      – Понятно, понятно. В конце концов все надоедает.
      – Вот-вот, – подтвердил Шэд, прикусывая свою сигару. – А когда уже и бабы надоедают, значит, надо срочно искать себе другую работу.
      – Я отлично понимаю, что ты чувствуешь. – Гарсиа ткнул большим пальцем через плечо. – Угадай-ка, что у меня там, в багажнике? Переносной холодильник «Иглу». А теперь угадай, что в нем лежит. – И, сделав небольшую паузу, закончил: – Голова. Человеческая голова.
      Шэд швырнул сигару за окно и вытер губы рукавом камуфляжной куртки.
      – Я вполне серьезно, – продолжал Эл Гарсиа. – Это бывшая собственность некоего Франсиско Гойо, ныне покойного. Ты не поверишь, сколько бензина я извел, пока собрал его вместе. Этого сукина сына разделали на добрую дюжину кусков, какой побольше, какой поменьше.
      – А почему его башка в холодильнике? – выговорил все еще не совсем пришедший в себя Шэд.
      – Чтобы не воняла тут, в машине.
      – Да нет, я не об этом.
      Детектив объяснил, что голову этим утром случайно обнаружил на Ки-Бискейн какой-то спортсмен-любитель, занимавшийся виндсерфингом.
      – Я должен по дороге домой забросить ее в морг, – закончил он. – У них там полный холодильник сеньора Гойо.
      – Черт побери, – серьезно произнес Шэд.
      – Но я знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что все надоедает. То же самое дерьмо изо дня в день. – Гарсиа стряхнул в окно пепел со своей сигары. – Значит, ты собираешься уйти?
      – Черт побери, – повторил Шэд.
      Гарсиа подъехал прямо к бель-глейдской почте. Попросив Шэда подождать в машине, чтобы не напугать окружающих, он прошел внутрь, показал свой полицейский значок и поинтересовался номером абонентского ящика, указанным тремя таинственными ямайцами в регистрационной книге мотеля «Флайтпас». Служащая, красивая женщина с пышными пепельными волосами, сказала, что ящик под этим номером действительно принадлежит мистеру Джону Райли, но что мистер Райли уже полгода не забирал свою почту, и по весьма уважительной причине: он умер.
      – Что ж, мне очень жаль, – сказал Гарсиа.
      – Тогда вы в меньшинстве, – ответила служащая.
      – А мог бы кто-нибудь рассказать мне о нем? – спросил детектив.
      – Да кто угодно. Райли командовал рубщиками тростника на плантациях Рохо. Постоянно им недоплачивал, и все они об этом знали. Так вот, однажды утром он попал под автобус, в котором ехали рабочие-мигранты. – Служащая сделала паузу. – По свидетельству дорожного патруля, это был несчастный случай.
      – А может быть, и нет, – проговорил Гарсиа.
      – Лично я думаю, что это вмешался сам Господь Бог, – ответила женщина. – Райли был нехорошим человеком. А плохие вещи случаются именно с плохими людьми.
      – Так значит, это произошло полгода назад?
      – Если не больше. И, знаете, рубщики до сих пор поминают его недобрым словом.
      – А не ругает ли его кто-нибудь больше других? – полюбопытствовал Гарсиа.
      – Не знаю. Я как-то не прислушивалась.
      – Может, у кого-нибудь из этих людей были особые причины ненавидеть Райли? Я имею в виду, помимо того, что он обкрадывал их.
      Служащая даже улыбнулась.
      – Им вполне хватало и этой причины, так что других, думаю, не требовалось. Она начала сортировать почту, раскладывая письма аккуратными стопками. На многих из них виднелись иностранные марки, адреса выведены крупными каракулями: ведь Бель-Глейд – город мигрантов. – Похоже, вас интересует кто-то конкретно, – полувопросительно, полуутвердительно добавила женщина.
      – Вы сейчас будете смеяться, – усмехнулся Гарсиа, – но вы угадали: меня интересует тройка ямайцев.
      – О Боже!
      – Я же сказал, что вы будете смеяться.
      – Но вся команда Райли состояла сплошь из ямайцев.
      – Так я и думал, – кивнул Гарсиа. – И все они ненавидели его, верно?
      – Ненавидели – это еще мягко сказано.
      Вернувшись в машину, Гарсиа спросил Шэда, не хочет ли он прокатиться до Клуистона – взглянуть на сахарный завод.
      – Да мне как-то ни к чему, – последовал ответ.
      – Но это поможет нам разобраться во всей этой истории, – настаивал Гарсиа.
      – Лучше давай сэкономим бензин, а ты мне все расскажешь по дороге обратно в Лодердейл.
      – Ты что, спешишь?
      У Шэда набухла шея.
      – Я-то не спешу. Просто там, в холодильнике, валяется эта распроклятая кубинская башка.
      – Сеньор Гойо был не кубинцем, а панамцем.
      – О Господи, – пробормотал Шэд.
      На самую середину дороги выскочил кролик. Гарсиа осторожно объехал его.
      – Этот конгрессмен, – сказал он, – душой и телом продался сахарным компаниям. Им нужно, чтобы он сидел в Вашингтоне и улаживал все их дела. Так что, когда какой-нибудь Киллиан начинает гнать волну и угрожать шантажом, парни этих сахарных деятелей начинают дергаться. Улавливаешь?
      Шэд ткнул пальцем вперед.
      – Там копы с радаром.
      Гарсиа ухмыльнулся.
      – Напугал! Я же сам коп, ты что, забыл? – И, не сбавляя скорости, промчался мимо поста, только мигнув фарами. – А ты, похоже, даже не слушаешь меня, – прибавил он.
      – Слушаю. Большой сахар и его деньги, – кратко ответил Шэд.
      – Ну так вот, Киллиан начинает свою игру, и, скорее всего, парням Дилбека становится не по себе. Ничего себе шуточки, думают они: утрясти какое-то дело с опекой, нажать на судью... Нам все это ни к чему, и этот чокнутый тоже. И вот тогда кто-то – не сам Дилбек, а кто-нибудь из его ближайшего окружения – звонит кое-куда по телефону.
      – И чокнутый приказывает долго жить.
      – Вот именно. На сцену выходят трое рубщиков тростника, здоровенные парни, которые тихо и незаметно разделываются с Киллианом, – вероятно, предварительно увезя его из дому.
      – Откуда ты знаешь, что они рубщики тростника?
      – По шрамам. У них все ноги в шрамах. Даже опытные рубщики, когда машут своими чертовыми мачете, частенько попадают себе по ногам. Как бы то ни было, они привозят Киллиана в дешевый мотель и – такая милая шуточка – регистрируют под именем одного негодяя, который командовал ими на плантациях, а потом ни с того ни с сего попал под автобус. В мотеле они топят Киллиана в ванне, потом замораживают...
      – Не надо, – перебил его Шэд. – С меня хватит и того, что у тебя в багажнике.
      – Да нет... – Гарсиа махнул рукой с зажатым в ней погасшим окурком сигары. – Там все было совсем по-другому. Но, в общем, они его заморозили и отвезли прямиком в Миссулу, штат Монтана. А может, они воспользовались самолетом Рохо. Кто знает?
      – А почему в Монтану?
      – Потому что там Киллиан обычно проводил отпуск – ловил форель. Все подстроили так, чтобы было похоже на обыкновенный несчастный случай: ловил-ловил человек рыбку, да и утонул.
      Впервые за все время губы Шэда разжались для улыбки. Колоссальный блестящий купол его головы дрогнул, и Гарсиа услышал, как его спутник проглотил смешок.
      – Что это ты?
      – Да так – представил себе, как трое ямайцев разъезжают по Монтане.
      – Да, картинка ничего себе.
      – Ямайские парни в роли ковбоев – Господи помилуй!
      – Во всяком случае, – заключил Гарсиа, – нервы у этих ребят что надо. На кого бы они ни работали.
      – Тебе не удастся их сцапать.
      – Это уж точно.
      – Никогда, гоняйся хоть миллион лет.
      – Я уверен, что они уже давно убрались к себе в Кингстон, – сказал Гарсиа. – Или их тоже убрали.
      На приборном щитке загорелась красная лампочка, предупреждая о перегреве мотора. Гарсиа съехал на обочину шоссе, вышел, поднял капот и заглянул внутрь. Неполадок вроде не было, радиатор тоже не протекал. – Наверное, провода, – пробормотал детектив и захлопнул крышку капота.
      Шэд за это время успел выбраться из машины и уйти довольно далеко. Эл Гарсиа обнаружил его ярдах в сорока от «каприса», углубившимся на три борозды в поле сахарного тростника.
      – Вот, значит, какой бывает сахар, – сказал Шэд, увидев Гарсиа.
      Огромный голубоватый слепень опустился на его сиявшую под солнцем макушку. Насекомое было таких размеров, что походило на татуировку.
      Гарсиа с треском отломил стебель тростника и понюхал его.
      – Неплохой бизнес делают эти подонки! Воды у них столько, сколько надо, и практически даром. На время уборки урожая приезжает почти бесплатная рабочая сила – считай, рабы. А потом они продают свой сахар по бешеным ценам – благодаря многоуважаемому конгрессу Соединенных Штатов. А когда все сделано, им дозволяется спускать отходы и прочее дерьмо прямо в Эверглейдс.
      Его слова произвели впечатление на Шэда.
      – Страна великих возможностей, – произнес он, ковыряя носком ботинка жирную черную землю.
      – Миллионы и миллионы долларов, – сказал Гарсиа. – Киллиан даже понятия не имел, на кого он полез. Да и этот твой адвокат тоже.
      Они снова сели в машину. Шэд отказался от второй сигары. Слепень так и продолжал сидеть у него на макушке, и Гарсиа движением руки смахнул его. Миль через пять Шэд прервал молчание:
      – Ну, ладно. Но ты-то с какого боку припека во всем этом деле? При чем здесь Майами?
      Детектив невесело усмехнулся.
      – Графство Дейд – это округ, который Дилбек представляет в конгрессе. Это самое большее, что я могу сделать.
      – Жаль, – отозвался Шэд.
      – Похоже, больше никому нет до этого дела. А тут имеет место убийство, и я не могу спустить его на тормозах.
      – То есть ты занимаешься этой историей в свободное от работы время. Так?
      – Так. Потому-то мне и нужна твоя помощь.
      – Думаешь, они теперь возьмутся за Эрин?
      – Я думаю, что, если понадобится, они возьмутся за всех, кто изображен на этом снимке. И уж колебаться не будут, можешь мне поверить.
      Шэд посмотрел в окошко. Они уже выехали из сельской местности; на западе, у самого горизонта, поблескивала Эверглейдс.
      – Ее девочка теперь с ней, – сказал он.
      – Да, я помню. Ты говорил.
      – Но, видимо, для них это не имеет значения.
      – Для них – нет.
      Гарсиа ненадолго остановился в рыболовном кемпинге, чтобы купить еще один мешок льда для головы Франсиско Гойо. Шэд нахмурился, услышав, как открывается багажник и кубики льда сыплются, постукивая о пластмассу и друг об друга. Только бы этому парню не вздумалось показать ему содержимое своего холодильника. А то некоторые копы любят такие шуточки.
      Когда они снова выехали на шоссе, Шэд поведал Детективу, что некоторое время отсидел в тюрьме.
      – Да, я в курсе, – отозвался Гарсия. – За непреднамеренное убийство.
      Шэд не стал дальше развивать эту тему.
      Гарсиа заметил, что на щитке снова зажегся красный сигнал перегрева. Он стукнул кулаком по щитку, и лампочка погасла.
      – Благослови Бог «Дженерал моторс»! – сказал он.
      Шэд поинтересовался, знает ли Гарсиа о другой его судимости – за словесное оскорбление и угрозу физического насилия. Само собой, ответил Гарсиа.
      – У мистера Орли, моего босса, просто крыша поедет, если он узнает, – прибавил Шэд. – Хороши шуточки – взять на работу бывшего уголовника! Если что – в два счета останется без своей лицензии.
      Гарсиа, не отрывая взгляда от дороги, ответил:
      – Можешь не беспокоиться насчет твоего босса. Мне нужна была эта информация, а он здесь ни при чем.
      – Что ж, спасибо.
      – Но вот что ты поимей в виду, – продолжал Гарсиа. – Если у тебя есть пушка или что-нибудь еще в этом роде, лучше бы тебе сказать мне об этом прямо сейчас. Потому что, если я ее увижу, я должен буду принять какие-то меры. Например, засадить тебя. Уяснил? По закону, бывшие уголовники не имеют права носить оружие. Так что не стоит тебе демонстрировать свою игрушку кому бы то ни было. Иначе проблем не оберешься.
      – Понял, – ответил Шэд. – Давай поговорим об Эрин.
      – Давай. – Детектив побарабанил пальцами по рулю. – Мы должны что-нибудь придумать.
      – Придумаем, – отозвался Шэд. – С моим-то шармом и с твоими мозгами, да чтобы ничего не придумать!

* * *

      Малкольм Дж. Молдовски метался по просторным комнатам своей роскошной квартиры. Ни созерцание океана, ни превосходный коньяк не могли успокоить бушевавшей в его душе бури. Он был возмущен, так возмущен, что дальше некуда. Кто сказал всем этим кретинам, что они имеют право так трепать нервы такому человеку, как он?
      Уже долгие годы Молди занимался своим делом и уже давно достиг в нем высот, каких мало кому удавалось достигнуть. Он был практически всемогущ, коварен, прямо-таки неприлично богат и, в общем-то, ненаказуем. Но... За последнее время его непоколебимой уверенности в себе, право на которую он заработал с таким трудом, было нанесено столько ударов, что он начал чувствовать себя уязвимым и даже засомневался в собственном всемогуществе. Из-за глупости и некомпетентности других грозило рухнуть все то, что он, Малкольм Дж. Молдовски, строил долгие годы. Теперь он понимал, как должен был чувствовать себя его герой – Джон Митчелл, когда эти идиоты не справились с таким элементарно простым делом, как обычная кража со взломом. Дело всей его жизни погибло из-за непролазной тупости нескольких кретинов.
      Стараясь спасти карьеру Дэвида Дилбека, Молдовски вынужден был зайти намного дальше того, что обычно себе позволял. Совершать противозаконные деяния ему было не в новинку, но ведь не все они одного сорта. Перекачать в другом направлении средства, предназначенные на предвыборную кампанию, подмазать любое нужное официальное лицо, фальсифицировать финансовые отчеты – все это были семечки, детские игры: даже не цветочки, а бутончики.
      Но этот трижды проклятый недоумок Дилбек!
      Впервые за долгие годы Молдовски испытывал нечто похожее на угрызения совести. И это бесило его, потому что он терпеть не мог самокопания в каких бы то ни было его проявлениях. Для человека, занимающегося тем, чем занимался он, нет врага злее, чем пробудившаяся совесть. Молдовски налил себе еще коньяку и снова зашагал по квартире. Взглянув на ходу в зеркало, он обнаружил, что, надевая ремень, пропустил одну шлевку сзади, а кроме того, не застегнул запонку на левом рукаве. Такого с ним не случалось, пожалуй, никогда.
      А все из-за того, что этому идиоту-судье вздумалось окочуриться. Тому самому судье, который никак не поддавался на уговоры помочь конгрессмену Дилбеку, уладив дело насчет опеки над какой-то там девчонкой. Конечно, ему было наплевать на дилбековские посулы – ведь ему и так уже светило место федерального судьи.
      Джерри Киллиана пришлось убрать, поскольку судья заартачился. Молдовски не видел другого решения вопроса: исчезновение шантажиста отводило угрозу от Дилбека. Все было просто, логично и целесообразно. Но – было ли это действительно необходимо? Молди раздражало то, что он так настойчиво, раз за разом, задает себе этот вопрос. В тот момент убийство Киллиана явилось оптимальным выходом из положения. Кто мог знать, что этот чертов судья сыграет в ящик?
      Молди умел по достоинству ценить жестокую иронию. При иных, обычных, обстоятельствах его немало позабавило бы, где и как все это произошло. Это надо же учудить такое – умереть от удара в окружении целого цветника голых баб! Репортажи телевизионщиков, нахлынувших в «Клубничную поляну», оставляли весьма мало места воображению.
      Однако сейчас Молди как-то не хотелось смеяться. С ним происходило нечто непривычное: его глодал червь сомнения – не поторопился ли он насчет Киллиана. Если бы он тогда как-то потянул время, поволынил этого беднягу этак пару недель, обе проблемы решились бы сами собой: судья умер бы, дело «Грант против Гранта» автоматически перешло бы к другому, и у Киллиана больше не было бы причин давить на Дилбека.
      «Ну да ладно, – сказал наконец себе Молдовски. – Что сделано – то сделано. Трое ямайцев уже отбыли восвояси. В следующем месяце поблизости от Монтего-Бей произойдет страшная дорожная авария, после которой останутся только трупы. А в бортжурнале „Гольфстрима II“, принадлежащего семейству Рохо, будет отмечен рейс в Эспе, а вовсе не в Миссулу. Наземная служба Миссулы поддержит эту версию: дочь одного из руководителей этой службы получила хорошее место благодаря ему, Малкольму Дж. Молдовски...»
      Телефон прогудел дважды, прежде чем Молди снял трубку. Подойдя к широкому окну, он устремил взгляд в атлантические дали. Под серым, затянутым тучами небом океан тоже выглядел серым и неприветливым. Там, за этими перистыми водами, за линией горизонта, в Нассау, на другом конце провода находился человек, с которым сейчас разговаривал Молди. Это был банкир из местных, выросший и учившийся в Лондоне, но все же сохранивший мягкий акцент, свойственный жителям этих благословенных островов. Он сообщил Молди, что известные ему деньги уже получены телеграфным переводом.
      – Что теперь с ними делать? – спросил он.
      – Да что хотите, – последовал ответ. – Мы могли бы вложить их в какую-нибудь трастовую компанию, – предложил банкир.
      – Мне все равно. Можете оставить их себе. Скажем, купите себе на них новый «хэттерэс».
      Банкир не смог сдержать нервного смешка.
      – Но ведь мистер Мордекай наверняка оставил какие-нибудь указания.
      – В общем-то, нет.
      – Но, сэр, там же более восьмидесяти тысяч долларов! Уверен, мистер Мордекай рассчитывает, что они будут вложены в какое-либо стоящее и надежное дело. – Банкир помолчал. – Что, может быть, существует какая-то проблема, о которой мне не известно?
      – Нет, ничего такого. Трастовая компания – это хорошо, мистер Картрайт.
      – Если только мистер Мордекай не собирается часто пользоваться этим счетом.
      – Нет, – ответил Молдовски. – Совершенно определенно не собирается.
      Он поблагодарил мистера Картрайта и повесил трубку. Телефон тут же загудел снова. Звонили снизу – Эрб Крэндэлл приехал и хотел подняться. В ожидании него Молдовски достал другой стакан. Однако Крэндэлл не был расположен к выпивке. Чуть ли не с порога он заявил, что готов послать к черту Дилбека вместе с его предвыборной кампанией.
      – Погоди, погоди, Эрб, – остановил его Молдовски. – Давай по порядку.
      Крэндэлл продолжал стоять, скрестив руки на груди.
      – Я все время повторял тебе, Малкольм: Дэви – просто бомба замедленного действия. Так вот, теперь часы уже пущены.
      Молдовски в душе порадовался, что начал пить уже с утра.
      – Что он вытворил на сей раз?
      Крэндэлл поведал ему о тайной миссии, которую ему пришлось выполнять в прачечной.
      – О Господи, – вымолвил Молдовски. – Это и правда серьезно.
      – Это только начало, Малкольм! Ему же этого мало.
      – А что еще ему нужно?
      – Да он просто помешался на этой стриптизерше!
      Молдовски прищурился.
      – Так что ему надо – еще ошметков от белья?
      – Не только.
      И Крэндэлл рассказал, что надумал конгрессмен Дилбек. Выслушав, Молдовски отхлебнул коньяку, но, не проглотив, покачался на каблуках, покуда горло у него не загорелось.
      – Он и правда свихнулся, – хрипло сказал он. – Целиком и полностью.
      – Благодарю вас, доктор Фрейд. – Крэндэлл подошел к бару, достал банку ледяного пива и, приложив ее ко лбу, покатал туда-сюда, после чего рухнул в кресло, спиной к величественной океанской панораме.
      – Что будем делать, Малкольм?
      – Добывать ему эту девушку. А что еще нам остается? – ответил Молдовски.

* * *

      Урбана Спрол была права, говоря, что, танцуя на столиках, Эрин сумеет заработать как следует. В первый же вечер ей удалось получить лишних девяносто долларов. Шэд все время находился поблизости, так что никто не осмелился лапать ее. И все же отношение ее к танцам на столе не изменилось. Столики в «Розовом кайфе» были такими маленькими, что, даже просто переступив с ноги на ногу, танцовщица рисковала столкнуть стакан клиента к нему на колени. Да и танец-то, собственно говоря, был не танцем, а вилянием бедрами, а также и всеми остальными частями тела. Это было очень удобно для девушек с большим бюстом – им даже не приходилось особенно стараться. Сильной же стороной Эрин являлся именно танец, а танцевать-то было практически негде. На столе она была просто одной из многих, такой же, как все прочие танцовщицы, вихляющиеся ради чаевых.
      Кроме того, имелась еще одна проблема: музыка. Выступая на сцене, танцовщицы сами выбирали для себя музыку, и это было только справедливо, однако означало, что девушки, танцующие на столах, никогда не знали, что пойдет следующим номером. Кевин крутил в основном диско, техно, фьюжн, данс-клуб, хип-хоп и рэп. Эта музыка не нравилась Эрин: она не чувствовала в ней души, и притворяться было достаточно тяжким испытанием. Она заставляла себя улыбаться, так что скоро лицо ее просто закаменело от напряжения. Выбрав момент, она всмотрелась в собственное отражение в зеркальной стене и увидела застывшую улыбку, скорее похожую на гримасу – какая уж там сексуальность! Впрочем, клиенты не замечали этого: их взгляды были устремлены значительно ниже.