ГЛАВА 18

К дому подходили осторожно, сжимая в руках изготовленное к бою оружие, хотя внешне строение выглядело довольно мирно. Они были готовы к любым сюрпризам, столь часто встречающимся на этой планете.

Когда до строения осталось метров двадцать, все по примеру Зарудного залегли в густой траве, доходившей здесь до пояса. Вся прерия поросла этой травой — лишь местами, отдельными небольшими группами, виднелись другие, более крупные растения, напоминающие земные деревья. Да еще повсюду на возвышенностях, на ярком солнце разлеглись лианы, похожие на змей.

Тишина в прерии была не такой, как в пустыне, и, хотя здесь тоже нельзя было услышать ни птичьих голосов, ни стрекотанья насекомых, изменился даже шум ветра. В травянистой поросли он наполнился ароматами трав и незнакомых людям цветов, словно прерия лишний раз желала сказать непрошеным гостям, что они здесь чужие. И только дом, гордо бросавший вызов окружавшему его пространству, выглядел вполне по-человечески.

Они лежали в траве уже минут тридцать. Ничего не происходило. В больших стеклянных окнах здания пламенел закат. Ни малейшего движения, кроме колеблющейся под ветром травы.

— Там определенно никого нет! — произнес Ротанов, которому уже порядком надоело это бессмысленное лежание. Выполняя его собственное требование, спутники вели себя предельно осторожно, но сейчас это почему-то раздражало его, возможно, из-за дома, слишком пустого, слишком умиротворенного и слишком невероятного в этом месте.

— Его строили роботы серии «Крал». На стенах видны характерные подтеки. Строили недавно, стены совсем свежие. — Зарудный опустил бинокль, который все это время не отводил от дома. — Но никаких следов вокруг не видно. Словно технику принесли по воздуху и таким же путем убрали. — Но зачем было проделывать такую дорогостоящую операцию? И для кого они его строили посреди безлюдной прерии?

— Возможно, для нас, — сказал Ротанов, решительно поднимаясь.

— Вы слишком спешите. Если в доме засада, они могут воспользоваться нашей беспечностью!

— Нет там никакой засады. Я хочу осмотреть этот дом изнутри. — И, не обращая больше внимания на предостерегающие реплики Зарудного, Ротанов, не таясь, распрямившись во весь рост и демонстративно закинув бластер за спину, пошел к дому.

Лишь подойдя вплотную к двери, он остановился еще раз и прислушался, не к звукам даже, а к своим внутренним ощущениям. Где-то глубоко под внешним спокойствием притаился страх, потому что он знал не хуже Зарудного — здесь не могло быть этого дома. Никто не строит дома на чужих планетах, на расстоянии многих десятков километров от основного поселения. Даже если эта планета необитаема, даже если эта планета — курорт. Слишком дорого обойдется такое строительство — заново придется создавать системы энергообеспечения, водоснабжения и отопления для одного-единственного дома. Да и кто согласится жить в полном одиночестве, не имея возможности общаться с себе подобными? За сотни лет эволюции человек так и остался стадным животным.

Прежде чем взяться за ручку двери, Ротанов обернулся и еще раз посмотрел на то место в зарослях травы, где скрывались его спутники. Отсюда их не было видно, заросли полностью скрыли лежащих в траве людей. Только он один стоял перед этим домом, словно бросая вызов его слишком явному одиночеству.

Наконец, отбросив последние сомнения, инспектор потянул за ручку и открыл незапертую дверь. Странно было бы обнаружить ее запертой. На сотни миль вокруг не было, кроме них, ни одной живой души. И тем не менее это обстоятельство насторожило его еще больше. Возможно, потому, что на ум пришло нежданное сравнение — двери мышеловок всегда оставляют открытыми…

Небольшая прихожая была заставлена стандартной мебелью, в шкафу Ротанов обнаружил мужскую одежду, непромокаемый плащ, куртку — все одного размера… И никаких следов хозяина…

Хотя насчет следов он был не прав. Следы были. Не было лишь самого хозяина. На кухне, в мойке, лежала небольшая горка немытой посуды, в высокочастотной духовке стояла кастрюля с остатками завтрака или обеда. Пища была холодной, но, если судить по запаху, все еще свежей.

В доме оказалось шесть комнат, и Ротанов, не торопясь, обошел их все, одну за другой, не беспокоясь о тех, кто снаружи ждал его возвращения, — ничего с ними не случится рядом с этим домом. Он не знал, почему у него возникла эта уверенность, но не сомневался, что так и будет. Здесь им ничего не грозило.

Спальня со старинной кроватью из красного дерева. Кровать широкая — на ней с комфортом могли бы разместиться три человека — но спал только один. Одна смятая подушка и узкое одеяло свидетельствовали именно об этом.

После спальни он прошел в гостиную или столовую — трудно было определить однозначно функцию этой самой большой комнаты. Здесь можно было бы устраивать семейные празднества, но дом выглядел слишком пустынно для семейных торжеств, и жил в нем только один человек… Инспектор знал, что не ошибается в своих выводах.

На стене внимание Ротанова привлекла картина, на которой было изображено земное море, с далеким, видневшимся на самом горизонте парусом… Неужели ее вывезли с Земли? Здесь, на Ароме, художник не мог найти такого пейзажа, а картина писалась явно с натуры… С неожиданной тоской Ротанов долго вглядывался в знакомый с детства пейзаж, словно старался разбудить в себе давно ушедшие воспоминания, но ничего не вспомнилось, кроме школьного стихотворения об одиноком парусе:

…Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

Так кто же ты, хозяин этого дома? Откуда принес эту картину и как часто, часами простаивал перед ней со слезами на глазах? Ведь обратной дороги к земному морю отсюда наверняка не было…

За дверью, рядом с гостиной, небольшая комната отдыха, или каминная, как ее называли в старинных романах. Камин тоже присутствовал, и даже действующий, растапливаемый такими редкими здесь дровами, добытыми из стволов изредка встречавшихся на Ароме больших растений, похожих на гигантский земной бамбук, с твердыми, словно у земного бамбука, стволами. Колоть их трудно, но горели они неплохо. Ротанов уже успел в этом убедиться во время похода на космодром. Сейчас, однако, ему было не до экспериментов с камином. Он отметил про себя, что дом строился с любовью, с учетом вкусов и интересов своего будущего хозяина.

Но этот вывод противоречил всем его предыдущим наблюдениям, потому что подобное строительство в том месте, где расположился этот таинственный дом, осуществить было попросту невозможно.

Вздохнув и смирившись с этими противоречивыми выводами и наблюдениями, Ротанов отправился дальше.

Поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где его взорам предстала большая библиотека, полная старинных бумажных книг. Весь дом таил в себе эту странную смесь современности и старины. Если бы он встретил нечто подобное на Земле, то объяснение могло бы найтись в ностальгии по прошлому. Хозяевами подобного дома могли быть люди, прожившие долгую жизнь и не принимавшие перемен, хотя и не отказывавшие себе в удобствах современных технологий, это должны были быть весьма обеспеченные люди, не стесненные в средствах. Но здесь, на Ароме, все это могло означать нечто совсем другое. И его раздражало, что он так и не смог ухватить главного. Даже названия книг ничего не сказали ему о вкусах отсутствующего хозяина. Здесь была странная смесь учебной, технической, научной и художественной литературы, подобранной без всякой системы, словно на полки ставилось все, что попадало под руку…

Вот только где оно попадало? В брошенной колонии, из которой люди поспешно бежали? За десятки километров отсюда? Для того чтобы перевезти оттуда все эти сотни килограммов книжной бумаги, нужен был хороший транспорт, но вокруг дома не было заметно никаких следов транспортных средств. А из оставленной колонии люди уходили пешком, захватив с собой лишь самое необходимое.

И вот теперь он обнаружил эту библиотеку в доме, отстоящем от покинутого людьми города на десятки километров…

Была еще комната для гостей, пустая и безликая, похожая на гостиничный номер, в которой, очевидно, никто не жил с момента ее создания.

И наконец, за последней дверью инспектор увидел просторный кабинет с компьютерной консолью и плазменным дисплеем, не меньше метра по диагонали… Рядом с консолью на столе навалом лежали небрежно брошенные кристаллические фишки с памятью.

Ничто не может рассказать о человеке больше, чем его компьютер.

И, не слишком задумываясь о моральном аспекте проблемы, Ротанов нажал клавишу запуска. Экран загорелся мертвенным синим светом.

Машина работала, несмотря на то, что он не заметил в доме никаких намеков на провода и розетки, — возможно, большая часть оборудования была упрятана в стены, а питание подавалось дистанционно.

После того как мелькнули привычные заставки, появилось приглашение ввести пароль. «Все-таки стоит защита»! — мельком подумал Ротанов, наугад вставляя в приемник один из кристаллов памяти и уже не надеясь ничего узнать, хотя иногда подобные кристаллы снабжались автоматическим, заранее введенным в них паролем…

Машина заворчала, переваривая полученную информацию, и неожиданно, вопреки ожиданиям Ротанова, вместо повторного требования пароля на экране медленно поплыли строки текста… Видимо, код доступа все же содержался в самом документе, и теперь Ротанов едва успевал читать торопливые, местами оборванные строки, непричесанные, рваные мысли, обрывочные описания событий, полузабытые воспоминания… Все это выливалось в какую-то странную форму, нечто среднее между рапортом и дневником, свидетельство непосредственного участника развернувшейся здесь трагедии, свидетельство, которому не было цены… И которое он искал так долго и безуспешно в брошенном колонистами городке.

«Дорогие сограждане! Не знаю, попадет ли когда-нибудь этот документ в нужные руки, но это моя единственная возможность предпринять попытку предупредить и передать вам то, что пережил и прочувствовал я сам…

Это началось двенадцатого июня… Нет, вообще-то я ошибаюсь, все началось гораздо раньше, и я не знаю точно, когда именно. Но двенадцатого июня меня угораздило оказаться в самом центре событий… И надо же было такому случиться! Как странно играет человеком судьба! Не зайди я в этот день в пивную «Третья кружка», не встреть там Рона Палмеса, не заговори с ним о том, что меня не устраивает мое нынешнее место работы, — все могло бы обернуться иначе. Не погибли бы тысячи людей, не началось бы нашествие и последовавший за ним исход! Неужели от такого пустяка могут зависеть сотни человеческих жизней? Но, возможно, я не прав. Нам не дано проникнуть в тайные переплетения человеческих судеб. Случайно я оказался в нужное время в том месте, где начиналась одна из таких линий, и стал свидетелем…

Впрочем, меня все время заносит, но рассказать обо всем, что произошло, последовательно и четко невозможно, во всяком случае, для меня. Слишком свежи еще воспоминания… Там была девочка с куклой. Мертвая девочка, на руках у собственной матери, но это случилось потом. До этого я встретил Рона Палмеса, который пил со мной пиво в баре и почему-то с участием отнесся к моим сетованиям насчет работы, а работал я грузчиком в доках и уставал к концу рабочего дня, как последняя скотина.

В то время я не умел писать так складно, как сейчас, и с компьютером не умел обращаться — все пришло много позже, но об этом будет отдельный рассказ, а сейчас я расскажу вам о Палмесе, который предложил устроить меня на работу в охрану «Черной гавани», принадлежавшей компании «Инпланет». Впрочем, официально у этой гавани было совершенно другое название, но в народе ее называли либо «Чертова», либо «Черная», и никаких других имен она не носила.

Скорее все же «Чертова», поскольку только черт мог дернуть меня согласиться на это предложение…»

В этом месте Ротанов заставил себя прерваться, вспомнив о дожидавшихся его людях. Он остановил бегущие по экрану строки и, не выключая компьютера, спустился с антресолей на первый этаж, вышел на крыльцо и помахал рукой, давая понять скрывавшимся в зарослях людям, что внутри здания нет опасности.

Трое его спутников ввалились в дом шумной гурьбой, в один миг разрушив его таинственное очарование…

Все же было в этом доме что-то такое, чего Ротанов не сумел заметить и понять с первого взгляда, и возможно, понял бы сейчас, если бы в голове не засело, как заноза, найденное послание неизвестного колониста, ставшего участником каких-то невероятных событий, обрушившихся на земное поселение. Оно вытеснило из головы инспектора все остальные мысли, и, не дожидаясь, пока прибывшие осмотрят дом, освоятся и расположатся в комнатах, он вновь поднялся на антресоли.

В кабинете все осталось по-прежнему — и Ротанов снова полностью погрузился в события, разрушившие благополучное человеческое поселение на этой планете полгода назад…

ГЛАВА 19

Ничто не предвещало беды в то раннее весеннее утро, когда Силан Грант, проснувшись, как всегда, по сигналу старинных часов, отправился на кухню готовить себе кофе. Жена еще спала, и у него был, по крайней мере, целый час тихого, ничем не замутненного времени, когда он мог позволить себе расслабиться, выбросить из головы все мелочные заботы предстоящего суетливого дня и подумать о своей душе.

Собственно, верующим Грант не был, в общинную церковь не ходил, а о душе стал задумываться лишь после странного случая, произошедшего с ним двенадцатого сретения, ровно за восемь месяцев до того дня, когда на орбите Аромы появился «Разгон».

Землю Грант покинул четыре года назад, и потому старожилом колонии не считался и должность получил самую скромную — грузчика на верфи. Большинство вновь прибывших колонистов, посыпавшихся на Арому, как горох, с тех пор как были опубликованы данные о райском климате этой планеты, и того не имели. Он был доволен своим решением, ни разу не пожалел о том, что покинул задыхавшиеся от смога города Земли, и, несмотря на небольшую зарплату, на то, что остался без всех своих многолетних сбережений, полностью ушедших на оплату билета космического лайнера, несмотря на все это и на тяжелую, грязную работу, Грант чувствовал себя почти счастливым.

Он был доволен скромным жилым отсеком, полученным им во временное пользование, сроком на два года, и смирился с тем, что практически всю его зарплату съедала плата за жилье и оплата карты временного вида на жительство.

Гражданином Аромы он сможет стать лишь через пять лет. И все равно он считал себя полностью вознагражденным за все эти временные трудности тем, что здесь у него появилась перспектива роста, — каждый год, согласно контракту, служащие компании «Инпланет» получали повышение, и никто не мог припомнить случая, чтобы компания хоть раз нарушила свои обязательства.

Но главное — здесь, впервые с того момента, как Силан помнил себя мальчишкой в интернате Земли, он увидел солнце, чистое голубое небо и настоящее море. И, если бы не Ирина, не ее постоянные жалобы на нехватку денег, его счастье было бы полным. Возможно, она была в чем-то права, как-никак она ждала ребенка, и ему следовало уже сейчас думать о будущем своего еще не родившегося сына. По мнению Ирины, он не использовал до конца представившиеся ему в новом мире возможности.

Он пытался найти дополнительный приработок, но времени на это оставалось слишком мало, да и сил тоже. Хотя большинство погрузочных и такелажных операций совершали автоматы, ему приходилось весь день работать в пыли, подбирая обломки тары и рассыпавшиеся по полу упаковки товаров. Устаревшие модели роботов, давно не проходившие модернизации, частенько ошибались с новыми контейнерами, повреждая их крышки.

И все же каждое воскресенье, вместо того, чтобы позволить себе спокойно отдохнуть хотя бы в этот единственный на неделе выходной день, он с самого утра собирал снасти и отправлялся в бухту Рина, чтобы немного подработать на сборе спирулены. Эта сине-зеленая местная водоросль водилась только в этой бухте. Она очень высоко ценилась на Земле, где ее использовали для изготовления лекарства, способного полностью ликвидировать любые раковые опухоли. К сожалению, возможности выгодной продажи собранного не было, все приходилось сдавать представителю все той же, единственной на Ароме, промышленной компании, на которую он гнул горб все дни недели. Естественно, она забирала себе львиную долю прибыли, оставляя сборщикам жалкие крохи.

Но выбирать не приходилось, несколько дополнительных кредосов хоть как-то помогали им сводить концы с концами.

Грант облюбовал себе небольшой заливчик на западной оконечности бухты. Сборы здесь были беднее, чем в других местах, но именно поэтому сюда редко наведывались другие «рыболовы», и в результате в иные дни улов у Гранта получался не хуже, чем в других, более богатых местах. Он любил этот залив, с трех сторон защищенный высокими скалами и создававший иллюзию полного одиночества.

В тот памятный день погода была идеальной, море, похожее на зеркало, едва дышало. Оно лежало перед ним узкой лентой, стиснутое серыми скалами с яркими желтыми прожилками, словно солнце оставило на камне отпечатки своих лучей. Грант приготовил свою несложную снасть, состоявшую из большого сетевого ковша, аккуратно распутал четыре троса и осторожно опустил ковш на ровное дно бухты.

Теперь предстояло неторопливо двигать лодку, тащившую за собой волочившийся по дну ковш, километра два, до противоположного берега залива. Неожиданно его занятие было прервано невесть откуда набежавшими тучами. Вообще-то гроза на море, в бухте Рина не такое уж редкое явление, но все же ей всегда предшествовал сильный ветер. На этот раз никакого ветра не было — тучи появились совершенно неожиданно и плотным ковром повисли над бухтой. Грант с удивлением отметил, что остальное небо за пределами бухты оставалось совершенно чистым.

Грозы на Ароме, атмосфера которой пересыщена электричеством, чрезвычайно опасны, Гранту пришлось бросить снасть и изо всех сил рвануть к берегу. Однако достичь его он не успел. Первый громовой раскат заставил содрогнуться окрестные скалы, и вода метрах в ста от его лодки от удара ослепительного синего столба молнии превратилась в кипящий гейзер.

Почти сразу же последовал второй разряд — на этот раз гораздо ближе. Грант почувствовал, как все его тело пронизала волна электрического шока, пока еще не слишком сильного, но тем не менее лишившего его возможности активно управлять лодкой. Застигнутые грозой в море сборщики почти никогда не возвращались домой.

Грант бросил весла и, покорившись судьбе, стал ждать следующего разряда. Наверно, именно в этот момент он в первый раз подумал о боге и попытался припомнить хоть одну молитву — но, как назло, кроме «Отче наш, иже еси на небеси», ничего не вспоминалось.

Возможно, этого оказалось достаточно. Возможно, просто его судьба была милостива к нему. В любом случае следующего удара молнии не последовало, а странная гроза резко пошла на убыль. Впрочем, не совсем… Тучи над бухтой завернулись крутым вихревым столбом, и хотя над самой поверхностью моря ветер почти не ощущался, казалось, что над скалами бушует настоящий ураган… Самым страшным в этом разразившемся над его головой природном катаклизме был черный хобот тучи, потянувшийся к поверхности бухты. В сотне метров от его лодки он вот-вот должен был коснуться поверхности воды. Оттуда ему навстречу уже начал подниматься водяной смерч. И ширина этих стремившихся соединиться вихрей достигала уже десятка метров и все еще продолжала увеличиваться.

Казалось, ничто уже не спасет его обреченную лодку, но неожиданно прогремел еще один, самый сильный удар грома, и в самом центре смерча сверкнула молния. Словно подрубленный этим ударом чудовищной силы, смерч рухнул в море, волна, поднятая катаклизмом, приподняла лодку Гранта и едва не выбросила ее на берег, но все обошлось, море постепенно утихло, и только темное пятно туч все еще продолжало держаться над бухтой.