Хроники инспектора Ротанова

Ты не имеешь права рисковать информацией, которую нам удалось собрать с таким трудом. Земля должна знать о том, что здесь случилось, и уж тем более ты не имеешь права рисковать нашими жизнями ради дочери Гердта. Я прекрасно знаю о ваших особых отношениях. Все об этом знают — и все же я настаиваю на своем!

— В этом ты, безусловно, прав. Прежде всего, это мое личное дело. Сейчас мы разделимся. Вы продолжите путь к новой колонии, сохраните информацию и постараетесь передать ее на Землю. Получите в колонии помощь, найдите способ добраться до космодрома и отдайте кристалл с записью всей собранной нами информации десантникам.

Даже если им не удастся найти горючее и поднять корабль, они смогут отправить орбитальный буй. Любой корабль Федерации, проходящий вблизи Аромы, рано или поздно поймает сигнал и доставит наши записи на Землю. А буи им придется отправлять в любом случае, хотя бы для того, чтобы дать знать о своем бедственном положении.

— Я не отпущу тебя одного!

— Придется, Стефан, придется. Ты являешься членом моей команды, а это приказ. Одному мне будет проще незаметно проскользнуть сквозь засады, наверняка оставленные бандитами, и избежать встречи с песчаниками. И дело здесь не только в дочери Гердта, как ты назвал Линду, хотя она давно стала членом нашей команды. Одно из важнейших правил космонавтов, до сих пор помогавшее нам выживать в чужих мирах, не позволяет оставлять своих товарищей на произвол судьбы, когда они попадают в беду.

— Надеюсь, у тебя хватит благоразумия хотя бы дождаться рассвета?

— Конечно, мне придется его дождаться. Я не собираюсь приносить себя в жертву. И кстати, не говори о моем решении остальным. Я хочу избежать ненужных уговоров и прощаний. В эту ночь нам предстоит вновь расставить посты вокруг лагеря. Бандиты тоже могли разделиться и оставить часть своих, чтобы захватить нас врасплох. Нельзя позволить им превратить нашу победу в поражение. Хотя сейчас трудно решить, кто кого победил. Мне кажется, они не получили того, за чем приходили, даже захватив Линду.

— Ты хочешь сказать, они знали о жемчуге Линды?

— А тебе так не кажется? Им многое о нас известно. И нападение на нас именно в этом месте, именно тогда, когда мы вышли к развалинам, не кажется мне случайностью.

— Не Зарудного же ты подозреваешь?

— Конечно, нет. Зарудный вообще не знал о существовании этой банды.

— Тогда остается Грант. Но он все время был с нами, все время был на виду!

— Для портативного передатчика нужно немного места…

— Так давай обыщем его!

— Теперь это уже бесполезно. Если он действительно предупредил бандитов о нашем появлении, то наверняка уже избавился от улики. А без доказательства мои подозрения немногого стоят — все могло быть простым совпадением, случайностью. Или, что еще хуже, кроме нас троих, тут мог быть замешан кто-то четвертый…

— Кого ты имеешь в виду?

— Если бы я знал… Я все время ощущаю рядом чье-то чужое присутствие, если только это не начало признаков того самого сумасшествия, с которым Зарудный так просто справляется с помощью медицинского пистолета… — В голосе Ротанова чувствовалась неприкрытая горечь и какая-то безнадежность, словно он и сам не верил в успешное завершение задуманной операции. — Когда будешь составлять график дежурств на эту ночь, назначь меня в последнюю смену. Я уйду незаметно, как только рассветет и песчаники потеряют свою ночную активность.

Странные на Ароме ночи. Несмотря на все опасности, притаившиеся в темноте, в них есть что-то колдовское. Звезды такие крупные, что купол неба словно опускается на край планеты, а если смотреть прямо вверх, кажется, что ты летишь среди звезд… И хотя Ротанову отлично было известно, что в космосе звезды холодны, враждебны и удалены от людей на безмерные расстояния, он с удовольствием отдавался этой иллюзии.

До рассвета оставался еще целый час, и он мог позволить себе расслабиться, поскольку чувствовал, что никакой засады бандитов во внутреннем дворе башни не осталось. Они ушли, как только схватили Линду. Им был нужен лишь ее камень, и каким-то образом они узнали, где находится девушка… Но позже, когда они пленили ее и обнаружили, что камня при ней нет, почему они ушли? Ответ мог быть только один: они знали, что тот, кто стал носителем камня, никуда от него не денется. Он будет искать свою драгоценность, даже если она окажется от него на другом краю света, он превратится в зомби, в сомнамбулу и будет брести в своих бесконечных поисках до тех пор, пока не найдет свой камень или пока не умрет.

Им оставалось только следовать за ней. Но действительно ли бандиты знали об этом? Во всяком случае, они поняли, что камня нет в лагере, иначе бы не прекратили атаку и не отступили. И, если его предположения верны, у него остается неплохой шанс опередить их, поскольку он пойдет прямой дорогой к тому месту, где спрятан камень, и будет идти быстрее, чем сможет вести за собой бандитов едва живая девушка.

Он сможет прийти туда первым и, выбрав хорошую позицию для стрельбы, устроить засаду, тогда у него появится шанс… И это, пожалуй, была первая здравая мысль за весь период его долгих ночных раздумий.

Допустим, ему очень повезет, и благодаря энергетическому оружию, используя фактор внезапности, ему удастся справиться с бандой, тем более что, наверно, они не рискнут последовать за Линдой в пустыню всей бандой. Скорее всего, выделят для этого небольшой отряд из наиболее подготовленных людей.

Вопрос в том, что он будет делать потом? Что он будет делать с Линдой? Позволит ей вновь надеть камень и будет смотреть, как девушка медленно умирает у него на глазах? Или не подпустит ее к камню, и тогда, возможно, она вновь впадет в кому, из которой уже не выйдет никогда…

На этот вопрос не было ответа, и Ротанов не мог себе позволить заглядывать так далеко. Сейчас перед ним была одна совершенно ясная задача — вырвать Линду из рук бандитов. Как бы ни складывались их отношения в последнее время, она была его женщиной, она попросила его защиты еще на Земле, и это одна из причин, по которой он очутился здесь. Никуда ему теперь от этого не деться.

Ротанов медленно достал сигарету. Хотя он давно бросил курить, тем не менее всегда носил с собой маленький портсигар с дюжиной когда-то любимых сигарет. Он и сам не знал толком, почему не хочет с ними расстаться. Возможно, для того, чтобы окончательно убедиться, что избавился от пагубной привычки молодости и полностью владеет своими желаниями.

Но, скорее всего, дело было не в этом. Слишком много воспоминаний вызывал в нем этот маленький, остро пахнущий бумажный цилиндрик. В трудные моменты он иногда доставал сигарету, разминал ее между пальцами лишь для того, чтобы вдохнуть забытый земной аромат. Вот и сейчас он это проделал. Под чужими звездами земной табак пахнет совершенно иначе. Словно где-то далеко, едва слышно, вступает в игру местного оркестра родная, нездешняя скрипка. Ее мелодия грустна и едва уловима, но он знает, что она хочет сказать.

Скрипка говорит о том, что слишком часто на звездных дорогах встречаются острые камни, что многие его товарищи так никогда и не вернутся домой, что сегодня он опять выбрал дорогу, с которой не все возвращаются…

Скрипка пела о долге, об обязательствах, которые невозможно выполнить, о том, что еще не поздно передумать…

Никто его не упрекнет, даже Хорст сделает вид, что ничего не случилось, что не было ночного разговора. Лишь одобрительно хлопнет по плечу, но где-то в глубине его глаз притаится с этой минуты искра сомнения. Командир, оставляющий своих людей в беде, командир, без всяких причин меняющий свои решения, недостоин быть командиром…

В этот момент или чуть позже, когда Ротанов представил себе совершенно отчетливо, что его ждет в раскаленной пустыне, преодолеть которую за один переход пешком ему все равно не удастся и придется ночевать на открытом пространстве, отдав себя на волю случая и на милость песчаников.

В тот момент, когда он ясно представил, что ждет его в конце этого похода, из которого невозможно вернуться живым, и все же не изменил своего решения, среди беспорядочного нагромождения камней Ротанов отчетливо увидел силуэт человека, целеустремленно идущего к их лагерю.

Позже он часто думал, было ли это простым совпадением? И стал сомневаться в том, что это было именно так. Но в тот момент, когда он заметил фигуру незнакомца, открыто, не прячась, идущего от стены к лагерю, у него, разумеется, не было времени на сложные рассуждения.

Инспектор снял игольник с предохранителя, нащупал мушкой, отчетливо видной в звездном полумраке, силуэт человека и негромко, чтобы не будить без нужды утомленных ночным боем товарищей, коротко бросил в темноту:

— Стой! Бросить оружие, руки за голову!

Человек не ответил и не остановился. Теперь он был от Ротанова всего в каких-то десяти метрах, и можно было рассмотреть за его плечами пороховое ружье и куртку с красно-белыми полосами, любимыми цветами банды Барсика, такие куртки бандиты надевали, отправляясь на ночное дело, чтобы не перестрелять в темноте друг друга. Подпускать ближе этого ночного гостя было опасно.

— Еще шаг, и я стреляю!

Человек не остановился. Теперь оставалось только спустить курок, но поведение незнакомца показалось Ротанову слишком странным, и, прежде чем выстрелить, инспектор изменил линию прицела. Мушка опустилась ниже, к ногам бандита, и лишь после этого щелкнул спусковой механизм. Но вслед за этим щелчком не последовало знакомого, шипящего свиста реактивной иглы. Пистолет, который никогда не отказывал, дал осечку.

Это было настолько невероятно, что в первую секунду Ротанов растерялся и, лишь потеряв несколько драгоценных секунд, схватил лежавший рядом с ним бластер. Но стрелять теперь из энергетического оружия было уже слишком поздно. Расстояние сократилось настолько, что вместе с ночным визитером он поджарил бы и себя самого.

— Успокойтесь, Ротанов, мне нужно всего лишь поговорить с вами.

То, что этот человек знал его фамилию и обратился к нему, запросто эту фамилию использовав, окончательно выбило Ротанова из привычной отработанной колеи ближнего боя.

Еще и голос показался ему знакомым, а через несколько секунд он и в самом деле узнал этого человека, хотя сейчас, как никогда раньше, усомнился в том, человек ли это. Теперь уже поздно было что-то предпринимать, да и не нужно. Палмес миролюбиво уселся рядом с ним на камне и с легкой усмешкой спросил:

— Сигаретой не угостите?

Чтобы избавиться от налета нереальности всего происходящего и убедиться хотя бы в том, что Палмес ему не приснился, Ротанов протянул ему измятую сигарету, которую до сих пор все еще катал между пальцев. Тот благодарно кивнул, щелкнул мгновенно извлеченной из нагрудного кармана зажигалкой и с явным удовольствием окутался клубами вполне реального дыма. Ротанов отметил, с какой невероятной скоростью зажигалка вновь исчезла в нагрудном кармане куртки, — реакция у этого субъекта была совершенно потрясающей.

— Табак здесь так и не удалось никому вырастить. Не растет, проклятый, и все тут. А избавиться от дурных привычек под силу далеко не каждому, — Палмес с откровенной насмешкой смотрел на Ротанова. — Ну так что, поговорим?

— О чем?

— О вас, разумеется. О самоуверенном человеке по фамилии Ротанов, с хорошо развитым чувством долга.

— Откуда вы знаете мою фамилию? — уцепился инспектор за первый, лежащий на поверхности малозначительный фактик. Ему бы спросить о том, как Палмес тут появился, как сумел подойти к нему вплотную, почему пистолет дал осечку, каким образом Палмесу удалось забраться в компьютер Гранта?.. Но ни о чем подобном Ротанов так и не спросил. Хотя совершенно неожиданно получил ответ хотя бы на часть этих незаданных вопросов.

— Как же мне не знать вашей фамилии? Я свободно путешествую по всем информационным каналам. Как вы уже догадались, я — фигура не совсем реальная, по вашим человеческим меркам. Я фантом, порождение очень сложной компьютерной программы, созданный машиной, которая появится на Земле лет через тысячу, а быть может, не появится никогда. Это, между прочим, зависит и от вас тоже.

Как ни странно, после этого признания Ротанов почувствовал себя уверенней. Возможно потому, что из происходящего исчез налет мистицизма и колдовства, в которые он никогда не верил.

— Вы сказали, что хотите со мной поговорить?

— Ну разумеется, иначе зачем бы я здесь сидел.

— Это будет частный разговор или вы станете разговаривать со мной как с представителем земного Управления безопасности?

— До чего же вы официальны, Ротанов! И педантичны. Даже сейчас. А впрочем, считайте как хотите, мне все равно.

— Зато мне не все равно. Если разговор официальный, я должен знать, кого вы представляете. Кто ваши создатели, построившие упомянутую вами машину и запустившие программу, позволившую вам стать личностью? Я хотел бы общаться непосредственно с ними или хотя бы получить уверенность в том, что вы без искажений передадите им то, что здесь будет сказано!

— По вашим меркам, они боги, Ротанов, а боги редко нисходят до общения с простыми смертными. Так что вам придется довольствоваться моим обществом — хотите вы этого или нет. Единственное, что вы вольны сделать в любой момент, так это отказаться от нашего разговора вообще.

Но как раз этого инспектор не собирался делать ни за какие коврижки.

ГЛАВА 30

— Значит, говоришь, боги? Ну-ну… Ротанов, скептически прищурившись, рассматривал Палмеса, стараясь найти какое-нибудь подтверждение его нечеловеческой природы, но ничего не находил, однако его скептицизм от этого нисколько не убавился. — С богами оно, конечно, сложнее иметь дело, но можно и их поставить на место, если начинают слишком уж зарываться и терять чувство меры. А скажи-ка мне, Палмес, чем им помешали люди на Ароме? Почему они решили их уничтожить?

Ротанов подчеркнуто обращался к Палмесу на «ты», не желая показывать, что признает за ним какие-то права. Даже право на вежливое обращение. Но бравировал он не совсем искренне — не до бравады ему сейчас было, потому что от присутствия этого человека, который человеком все-таки не был, веяло на него ледяным холодом.

— Все не так. Они не собирались никого уничтожать. Но, чтобы вам, господин инспектор, стали понятны причины происшедшего, мне придется объяснять вещи, не имеющие прямого отношения к делу, наберитесь терпения.

— На дежурстве довольно скучно, а до рассвета еще целый час, так что давай рассказывай, время у меня есть.

— На Ароме существует местная энергетическая форма жизни, не встречающаяся на других планетах. После того как эта жизнь начала постепенно становиться разумной… Сразу же оговорюсь, ее разум не имеет ничего общего с гуманоидным. С вашей, человеческой точки зрения, эта форма живой материи может показаться всего лишь куском какой-то необычной слизи. Тем более что ее разумность проявляется далеко не всегда и часто в довольно необычных формах. Кроме того, в ее развитии время от времени наступают весьма длительные периоды полностью пассивного состояния, и тогда обнаружить ее присутствие на планете весьма проблематично. В один из таких периодов на Ароме появились чужие…

— Подожди, какие «чужие»? Здесь не было никого, кроме нас! Мы бы обнаружили следы пребывания чужих экспедиций!

— То, о чем я рассказываю, произошло очень давно. Много тысяч лет назад. Но время для существ, посетивших Арому, течет несколько иначе, чем для вас. И они заинтересовались местной формой жизни настолько, что ведут наблюдение за ней на протяжении всех этих тысячелетий.

— Солидный срок, однако.

— Эволюционные изменения накапливаются медленно, а им спешить некуда. Боги, как вы знаете, бессмертны.

— Ах, ну да, извините, я забыл.

Сделав вид, что не замечает ни недоверчивого тона Ротанова, ни его сарказма, Палмес продолжил:

— Все шло хорошо, пока на Арому не прилетели ваши колонисты. Первые двадцать лет они никому не мешали, и мы почти перестали обращать на них внимание. В конце концов, материк на Ароме большой, а местная жизнь развивалась на дне океана, да к тому же в это время она как раз находилась в одном из периодов своей спячки.

Но так продолжалось до тех пор, пока ваши глубоководные разведчики не подняли на поверхность частицу жемчужной слизи и с жадностью, свойственной только гуманоидным расам, не вцепились в нее, стараясь извлечь из находки максимальную выгоду, не считаясь при этом ни с какими материальными затратами. И, что гораздо более важно, ни с какими моральными ограничениями.

Когда они начали пускать под нож собственных соплеменников, пришельцы стали задумываться над тем, что делать дальше с вашими земляками.

— Аромский жемчуг… Да, это действительно проблема. Но это наша проблема. Какое отношение имеют к ней ваши хозяева? Почувствовали жалость к несчастным гуманоидам?

— Дело в том, что каждая такая жемчужина, полученная ценой чьей-то жизни, на самом деле является не просто жемчужиной.

— Ну это мы давно поняли!

— Вы поняли далеко не все. Кроме своих силовых свойств и положительного биологического воздействия на организмы, конечно, если, этим воздействием не злоупотреблять, так вот, кроме всего этого, каждая такая жемчужина является еще и зародышем, своеобразной спорой…

— Зародышем чего? — Ротанов почувствовал, как неожиданный страх сжал ему горло, и он с трудом протолкнул в себя очередную порцию воздуха, потому что предвидел ответ.

— Зародышем энергетической жизни, той самой, с которой люди столкнулись здесь, на Ароме, и которая уничтожила построенный ими город вместе с большей частью его жителей.

Как только такая спора случайно или намеренно попадет в океан на чужой планете, а она стремится в него попасть всеми силами и имеет достаточную власть над своим носителем — человеком, последствия будут ужасны.

Ваше счастье, что ее влияние возникает не сразу и усиливается постепенно. Нужен достаточно большой промежуток времени: три-четыре года. После этого срока она, как правило, полностью порабощает своего носителя, и он начинает действовать по ее указке.

Попав в океан, спора начнет расти, постепенно превращаясь в сферу, набитую миллиардами крохотных живых кристаллов, которые, соединившись между собой своими энергетическими полями, для чего им совсем необязательно находиться рядом, способны подавить на чужой планете все существующие там формы жизни.

Если это случится на Земле, все ваши технические достижения, вся ваша наука окажутся бессильны против созданий чужого мозга, которые начнут захват вашей планеты… Тут, я думаю, мне не нужно вас убеждать, пример Аромы достаточно красноречив. Хорошо организованная и технически оснащенная человеческая колония, численностью в несколько тысяч человек, была уничтожена в считаные часы. А отступившие в пустыню люди остались целы только благодаря вмешательству тех самых пришельцев, в существование которых вы не верите.

Ротанов почувствовал, как в ответ на последние слова Палмеса в нем поднимается гнев. Он не видел глаз собеседника, и это мешало ему сосредоточиться, мешало направить свой гнев на конкретную личность. Он все время помнил о том, что сидящее напротив него существо личностью не было. Во всяком случае, не было личностью в человеческом понимании.

— Это ложь! Благодаря вашему вмешательству эта дрянь выплеснулась из моря на берег! Разве не ты подсунул Гранту кроки подводных съемок с координатами энергетической сферы?! Разве не ты заставил его передать эти снимки так называемым «ученым» из компании «Инпланет»?!

— Конечно, я. Но спроси себя о том, почему я это сделал.

— Лучше я спрошу об этом тебя!

— Ну что же… Я, пожалуй, отвечу. С тех пор как ваша компания наладила здесь поточное производство «кровавого жемчуга», возникла реальная опасность распространения местной формы жизни на другие планеты, в том числе и на вашу. Мы не могли этого допустить. А иного способа прекратить организованное компанией «Инпланет» чудовищное преступление у нас не было. Нам жаль, что в этих событиях погибли невинные люди, зато опасное производство было полностью уничтожено.

— И действовали вы, разумеется, из альтруистических побуждений.

— Не верите в альтруистические мотивы наших поступков?

— С чего бы мне в них верить? Скелеты моих соотечественников, устилающие дорогу смерти, еще не обратились в пыль.

— У нас имеются свои этические принципы. Мы стараемся не вмешиваться без самой крайней необходимости в дела на чужих планетах. Лишь наблюдаем и иногда делимся информацией. Мы смогли помочь уцелевшим людям, только когда они достигли Скалистых гор. Этот район, так же, как и остатки башни, когда-то построенной здесь одной из первых экспедиций пришельцев, запретны для любых форм инопланетной жизни.

Для людей было сделано исключение, и они смогли спастись, избавившись от своих преследователей. Это не пошло им на пользу. Они и на новом месте продолжают уничтожать друг друга, да к тому же устраивают охоту за нашими охранными механизмами, которые должны были их защищать. Ваши соотечественники слишком жестоки и воинственны. Более того, они безжалостны даже по отношению друг к другу.

Палмес замолчал, и Ротанов не спешил прерывать это молчание, по-новому оценивая известные ему факты и стараясь определить, как много правды в полученной им информации: десять процентов, двадцать?

Он не мог понять самого главного: с чего это вдруг равнодушные наблюдатели, какими предстали из рассказа Палмеса его хозяева, озаботились судьбой Земли?. Ему очень мешало вести эту странную беседу то, что он ни разу так и не смог увидеть глаз своего собеседника. Не то чтобы их совсем не было, но когда он пытался сфокусировать на них зрение, вместо глаз на него смотрели два бездонных черных провала, в которых можно было увидеть все, что угодно, кроме отражения нормальных человеческих мыслей. Лишь сейчас Ротанов до конца осознал, как много дополнительной информации несут во время важного разговора глаза собеседника.

— Так чего вы, собственно, от меня хотите?

— Мы хотим предложить вам нечто вроде договора о взаимных услугах.

— Иными словами, сделку.

— Называйте, как хотите. Дело не в терминах. В настоящий момент на Земле находятся пять живых аромских жемчужин, как вы их называете. Или, как я только что вам объяснил, пять потенциально опасных для вашей планеты спор.

Если их в течение ближайших пяти лет отыскать и уничтожить, то катастрофы, грозящей вашему миру, можно избежать.

Мы поможем вам найти эти споры, но лишь после того, как вы эвакуируете отсюда остатки вашей колонии и введете запрет на посадки земных звездолетов на Ароме.

— Слишком большая цена за такую услугу. Земная Федерация еще никому не уступала своих планет. Мы подумаем, как справиться с той дрянью, которая не без вашей помощи была выпущена на свободу, и сами найдем эти жемчужины.

— Это очень трудная задача, Ротанов, вы даже не представляете, до какой степени. Вспомните, сколько стоит этот жемчуг на черном рынке. Уже одной этой баснословной цены достаточно для того, чтобы владелец жемчужины держал факт ее наличия в строжайшей тайне. Но это еще не все, сами жемчужины будут сопротивляться вашим поискам, направляя действия людей, попавших под их влияние. И, самое главное, у вас мало времени. Достаточно одной из спор оказаться в океане, там вы ее уж точно не найдете, пока не станет слишком поздно, и с жизнью на вашей планете будет покончено. Но, вообще говоря, это ваши проблемы.

Мы как-нибудь справимся с вашим присутствием на Ароме, хотя оно и направляет развитие местной энергетической жизни в нежелательное для нас русло, постепенно делая из нее весьма опасного агрессора.

В конце концов, Галактика не так уж много потеряет, если вы создадите условия для собственного уничтожения. Одной потенциально опасной расой станет меньше под этими звездами, только и всего.

— Я не уполномочен решать подобные вопросы. Мне придется проконсультироваться с правительством Федерации.

— Я понимаю.

— Как мне с вами связаться?

— Очень просто. На любом компьютере, включенном в информационную сеть Аромы, наберите мое имя «Рон Палмес» — это и будет паролем. Только смотрите не опоздайте.

Палмес не спеша поднялся, затушил о камень сигарету, которая за весь этот долгий разговор не выгорела даже на сантиметр. В последний раз обернулся к Ротанову, и тот снова утонул в черном космическом провале, заменявшем этому существу живой человеческий взгляд.

— Да… И вот еще что, Ротанов. Не рискуйте собой. Если вы сейчас ринетесь на поиски Линды Гердт, вы можете не вернуться. И время, драгоценное время, будет упущено — помните об этом. Каждый день, каждый час одна из этих спор может попасть в земной океан. Там вы ее уже не найдете. Поэтому постарайтесь как можно скорее возвратиться на Землю. Мы не будем искать нового посредника. Если вы не сумеете донести до своего правительства полученное от нас предложение, оно потеряет силу, и события пойдут своим естественным путем.

— А почему бы вам не помочь мне в поисках похищенной бандитами женщины?

Палмес отрицательно покачал головой.

— Только информация. Никаких действий без самой крайней необходимости. Презумпция невмешательства. Этот принцип в свое время помог нам освоить большую часть Галактики, и мы не собираемся его нарушать ради вас.

Ротанов оглянулся, словно искал поддержку в окружающем его холодном, чужом мире. Но ничего не нашел, кроме остывших за ночь камней, кроме незаметно тлевшего на горизонте рассвета, кроме спящих в каменном укрытии товарищей, которые вряд ли поверят ему, если он передаст им слово в слово этот нереальный ночной разговор. Даже они не поверят, что уж там говорить о правительстве… Нужны факты, нужны доказательства, и все может обернуться таким образом, что ему придется действовать в одиночку не только здесь, но и на своей родной планете.

— Как их можно уничтожить? — задал он свой последний вопрос, обращенный уже к исчезающей тени, которая не была человеком и все это время оставалась лишь тенью, энергетическим всплеском, шепотом, послышавшимся в ночи… Ротанов не надеялся получить ответ, фигура Рона Палмеса уже почти исчезла в предрассветном неверном сумраке, смазавшем все вокруг, растворившем в себе каменные обломки блоков и самую стену… Но ответ все-таки пришел и отчетливо прозвучал у него в сознании:

— Температура свыше двух тысяч градусов или жесткое гамма-излучение в течение часа.

Ротанов помедлил еще несколько минут, давая рассвету набрать необходимую силу и стараясь подавить в себе ростки нерешительности, сомнений и неуверенности, оставшиеся в нем после ухода Палмеса, который преподнес ему непростую дилемму. Жизнь его родной планеты или женщина, доверившая ему свою собственную… Какого черта! Цель никогда не оправдывает средства, нельзя спасти цивилизацию ценой человеческой жизни, особенно если это жизнь женщины, твоей женщины… И не важно, во что превратилась теперь Линда, в этом нет ее вины. Для тебя она навсегда останется женщиной, которая доверилась тебе. Вот только дилемма все равно остается, и он по-прежнему не знает, как ему следует поступить…

Не это ли было главной целью визита Палмеса? Посеять в нем сомнения и неуверенность, заставить мучительно раздумывать, перед тем как выбрать одну из двух дорог, ведущих в разные стороны…

Инспектор торопливо вырвал из блокнота листок бумаги и черканул на нем несколько строк для Хорста. Если он не вернется, старый капитан должен донести до Земли хотя бы предупреждение об опасности.

ГЛАВА 31

Второй час Ротанов шел к своему схрону, к месту, в котором спрятал сокровище Линды. Солнце высоко поднялось над его головой. Ноги тяжело вязли в песке, и поклажа оказалась слишком тяжелой — кроме запаса совершенно необходимой воды, ему пришлось тащить с собой еще и бластер. Забрав его, он лишил своих спутников половины их главного преимущества перед бродившей вокруг бандой Барсика. Но он надеялся, что после пленения Линды бандиты потеряют интерес к развалинам, в которых отсиживались его друзья. Бандиты устремятся к добыче, и единственным положительным моментом в задуманном им почти безумном предприятии было лишь то, что он знал место, к которому они будут стремиться, и надеялся оказаться там раньше них, если, конечно, ему удастся пережить ночь в пустыне наедине с песчаниками…

Он знал, что переход, занявший один день на мобиле, растянется в пешем походе, как минимум, на два, а то и на три дня… И все же надежда прибыть на место, где он спрятал камень, раньше бандитов оставалась, поскольку бандиты вынуждены будут уравнивать свою скорость передвижения с совершенно обессилевшей девушкой и делать из-за нее частые привалы.

Только здесь, в аромской пустыне, начинаешь понимать подлинное значение слова «пустыня». Пустыня — значит, пусто. Пустое пространство, в котором нет ничего живого. Ни ящериц, ни змей, ни насекомых, лишь редкие кустики высохшей травы, похожие друг над друга барханы да неизменное марево разогретого воздуха, дрожащее на далеком горизонте.

За день, несмотря на жару, ему удалось пройти километров тридцать, и появилась надежда к вечеру второго дня добраться до дома Гранта, сделать там основательный привал и на следующее утро устроить засаду у скалы с тремя разделенными вершинами. Он не собирался вплотную подходить к месту схрона. Самое главное — выбрать для засады выгодную позицию, и эти скалы, которые бандитам не удастся миновать, казались ему наилучшим для засады местом.

Мысли о предстоящем привале, о ванне с прохладной водой, о пакетах ледяного консервированного сока помогали ему в какой-то мере справиться с жарой и усталостью, но все равно к концу дня он уже с трудом переставлял ноги.

Пора было останавливаться и присмотреть место для ночного привала, до дома все еще оставалось километров двадцать — и выбор у него невелик, тот ли бархан, этот ли — все они казались одинаковыми. Ротанов думал, что бандиты так же, как и он, не смогут продолжать движение ночью. Хотя почему, собственно? Они неплохо ладили с песчаниками…

Все же он надеялся, что из-за Линды они будут вынуждены остановиться на ночь. В своем теперешнем состоянии она не могла им ничего рассказать, не могла указать место, где находится жемчужина. Ее вело к ней чутье, внутренний зов, описать который словами невозможно. Никакие пытки не могли бы вырвать у нее указание на важную для бандитов тайну. Им оставалось лишь следовать за ее сомнамбулическим движением к цели. Вся надежда на поживу была связана у них с Линдой, и, пока они не дойдут до места, где был спрятан жемчуг, Ротанов мог не беспокоиться за ее судьбу — они будут беречь девушку как зеницу ока, только после этого… Но «после» как раз и не будет, уж об этом он позаботится.