Но ведь Сёстры могли использовать магию. Конечно, они не допустят, чтобы её изнасиловали. Она подумала, откуда у неё такая уверенность. Джегань. Он сам хотел её. Это был не тот человек, который позволит подчинённым обладать своей наградой всех наград. Он захочет обладать ею сам. Мысль о нём пронзила её ознобом ледяного страха.
Тем не менее, насущной проблемой, был не Джегань, проблемой были эти мужчины. Проходя мимо солдата, повернутого к ней спиной, она одним неуловимым движением вытащила нож из его, висевших сбоку ножен. Она сделала это движение одновременно с естественным движением рук, чтобы, Сёстры, даже если бы видели её в этот момент, не смогли разглядеть её действия. Мужчина, почувствовав что-то, глянул вокруг. Хотя он одно мгновение смотрел прямо на неё, его взгляд всё же, вернулся обратно и он продолжил свою беседу.
Мужчины, среди которых она только что проходила, всё ещё составляли многослойные внешние охранные кольца вокруг императорской свиты, но теперь ей пришлось выйти наружу, и идти среди обычных солдат. Они пили, смеялись, играли в азартные игры, и рассказывали байки у костров. Посреди толпы стояли стреноженные лошади. Местами стояли повозки. Некоторые из них уже разбили грубые палатки, а другие были заняты приготовлением еды на кострах, или спали.
Она также видела женщин, которых затаскивали в палатки. Ни одна из них не шла по своей охоте. Она видела, как некоторые женщины выходили из палаток только для того, чтобы быть схваченными ожидавшими своей очереди мужчинами и утащенными в другую палатку. Кэлен вспомнила, как Джегань упоминал, что наказывал Сестёр, отсылая их в палатки. Слыша, как плачут в этих палатках женщины, Кэлен покрывалась потом, страшась собственной судьбы, ожидавшей её по возвращению в палатку Джеганя. Как бы страшно ни было оказаться в этих палатках с этими мужчинами, Кэлен не чувствовала жалости к Сёстрам. Если для них всё закончилось тем, что их изнасиловали эти солдаты, то, по мнению Кэлен, это не было для них достаточным наказанием. Они заслуживали гораздо худшего.
Один из соседних мужчин глянул на неё. Кэлен заметила, как в его глазах мелькнуло осознание, его глаза сфокусировались на ней. Он видел её. У него отвисла челюсть. Он возбудился своей удаче, осознав, так сказать, какого рода женщина только что попала ему в руки.
Пока он вставал, прежде чем он полностью распрямился, Кэлен, продолжая быстро идти мимо него, словно ничего не происходило, взрезала его живот от одного бока до другого. Лицо мужчины исказилось от шока, и он вяло попытался поймать свои внутренности, вываливавшиеся всей массой наружу. Он повернулся и рухнул на землю, успев только издать невнятный хрип, который был заметен не больше, чем весь окружающий беспорядочный шум. Он свалился, разбросав внутренности. Люди, повернувшиеся чтобы поглазеть, некоторые с потрясением, а некоторые со смехом, все одинаково решили, что этот только что проиграл драку на ножах.
Кэлен не замедлила шаг и не оглядывалась. Она продолжала идти, не сбивая шага, напоминая себе свою задачу: добраться до скалы, вернуться к палатке. Сделать круг. Сделать так, как ей сказано.
Из толпы отделился человек и кинулся к ней, она напряглась и, использовав его движение вперёд, ударила ножом ему под рёбра разрывая и рассекая его внутренние органы. Удар вверх, рукой, сжатой в кулак, вкупе с его движением по инерции вниз, привёл к тому, что её кисть проникла через глубокую рану в его тёплые внутренности. По тому, как он, словно мешок с песком, осел без единого звука, она поняла, что ей удалось рассечь его сердце. На память о коротком столкновении ей осталась его кровь, которую она теперь несла, как перчатку.
Она задумалась, где она научилась этим приёмам. Чувствовалось, что они приходили к ней на уровне инстинктов, так же естественно, как возникает любое чувство, не требуя усилий, чтобы призвать его. Она не помнила о себе ничего, но она помнила, как пользоваться оружием. Она считала, что должна быть довольной уже тем, что она это умела.
Идя сквозь людское море, она уткнулась в тесный островок какой-то деятельности. Все люди здесь отодвинулись, оставив в углублении посередине свободное поле, на котором соревновались команды игроков Джа-Ла. Десятки тысяч солдат, столпившихся вокруг, подбадривали ту или иную команду. Игра шла жестоко, обладатель мяча столкнулся с превосходящим его игроком другой команды. Когда он упал, окровавленный, половина мужчин, окружавших поле, разразилась дикими криками.
— Так, так, — произнёс мужчина слева от неё. — Похоже, меня пришла навестить отличная шлюшка.
Как только она начала поворачиваться к нему, другой человек справа схватил её за запястье, вывернул его и отобрал нож. Моментально, они оба навалились на неё, схватили, и потащили её прочь от толпы собравшихся понаблюдать за игрой Джа-Ла.
Кэлен боролась, пытаясь освободится, но они были гораздо сильнее и захватили её врасплох. Она молча негодовала на себя за то, что так неожиданно дала себя поймать. Никто вокруг даже ничего не замечал. Её никто не мог видеть; для всех она была невидима, но не для этих двоих, сплотившихся вместе, чтобы скрыть её с глаз свих соратников, чтобы не пришлось драться и с ними за свою новую добычу. С тем же успехом, она могла оказаться с этими двумя с глазу на глаз.
Один из них просунул руку между её ног. От внезапного насилия у неё перехватило дыхание. Чтобы ощупать её, ему пришлось наклониться, и ей удалось освободить запястье. Она моментально вывернула свою руку и с размаха нанесла ему удар локтем прямо в лицо, ломая ему нос. Взревев, он отступил, кровь заливала ему щеки и глаза. Второй мужчина, восприняв это происшествие, как возможность одному воспользоваться добычей, рассмеялся. Сменив направление, он поволок её дальше, перехватив оба её запястья одной здоровенной рукой, в то время, как другой рукой обшаривал доставшееся ему добро.
Кэлен вырывалась и извивалась, но по сравнению с ней он был слишком огромен и силён. Чтобы освободится из его хватки, ей не хватало силы.
— Ну, ты злючка, — сказал он ей на ухо. — Ты что удумала, что тебе удастся увильнуть от священной обязанности послужить солдатам Ордена? Решила, что слишком хороша, чтобы трудиться в палатках? Не тут то было. Вот моя палатка, и теперь для тебя самое время выполнять свои обязанности.
Кэлен извивалась, пытаясь укусить его, но он продолжал тянуть её к пустой палатке, стоявшей невдалеке. Тыльной стороной руки он ударил её. От удара она едва не потеряла сознание. Шум лагеря куда-то отдалился. Она не могла подчинить себе свои мускулы, не могла заставить их сопротивляться грязному солдату, тянувшему её к палатке.
Внезапно, Кэлен увидела лицо Сестры Улиции. Раньше, при виде Сестёр, ей никогда не приходилось испытывать радость, но только не теперь.
Сестра на мгновение отвлекала внимание мужчины от Кэлен, и затем прижала пальцы к его виску. Кэлен, наконец, освободившись, отскочила назад, а её поимщик, сжав кулаками голову, и вопя от боли, рухнул на колени.
— Вставай, — сказала ему Сестра Улиция. — Или я, безусловно, сделаю чего-нибудь похуже. — Он встал, пошатываясь, на ноги. — Тебе приказано немедленно прибыть к палатке императора, чтобы нести службу в особой охране.
Вид мужчины стал озадаченным.
— Особая охрана?
— Именно так. Ты будешь охранять эту беспокойную молодую особу для Его Превосходительства.
Мужчина раздражённо взглянул на Кэлен.
— Да с удовольствием.
— С удовольствием или нет, ступай. Это приказ самого Императора Джеганя. Она указала большим пальцем назад через плечо. — Туда.
Солдат склонил голову в поклоне, очевидно опасаясь её магического дара. Он относился к Сестре с некоей осторожностью, если не сказать, с ненавистью. Очевидно, эти люди были не очень высокого мнения об одарённых.
Прежде, чем убежать, выполняя приказ, мужчина пообещал Кэлен.
— Скоро, я познакомлюсь с тобой поближе.
Кэлен увидела, что Сестра Эрминия, отдаёт мужчине со сломанным носом такие же распоряжения. Из за гула болельщиков Кэлен не могла расслышать её голос, но мужчина явно расслышал её, потому что он поклонился ей, одеревенев от страха и убежал вслед за первым.
Сестра Улиция перевела внимание на Кэлен.
— Слёзы тебе не помогут. А сейчас двигайся дальше.
Кэлен не спорила. Чем скорее это закончится, тем лучше. Она, не мешкая, пустилась дальше, посчитав удачей для себя, что смогла устранить двоих из тех четверых, которым до сих пор удалось её увидеть. Ей нужно было обойти скопление лихорадочно возбуждённого народа, скопившегося вокруг площадки для игры Джа-Ла. Раз ей пришлось остановиться, чтобы привстать на цыпочки и посмотреть, где находится скала; затем она направилась к ней.
К тому времени, когда она вернулась к палатке Джеганя, они насобирали пятерых мужчин. Все они, включая и того, который держался за свой сломанный нос, стояли снаружи палатки, ожидая приказов. Когда она, в сопровождении двух Сестёр, проходила мимо него, ко входу в палатку, он впился в неё взглядом.
После того, как Сестра Улиция спасла её в первый раз, Кэлен быстро удалось вооружиться. На сей раз, однако, Кэлен озаботилась заполучить два ножа, по одному для каждой руки. Она держала их рукояти в своих кулаках, повернув лезвия внутрь запястий, чтобы Сёстры, шедшие позади неё на приличном расстоянии, не смогли их разглядеть.
Кэлен удалось прикончить ещё шестерых человек, которые смогли её увидеть, а Сестры даже и не поняли, что она делала. Это было не трудно; от обнажённой женщины они не ожидали никакой угрозы. Они смертельно ошибались. Их, утративших бдительность, ей удавалось поразить своим оружием точно, быстро и без суеты. На стоянке было настолько шумно, повсюду царили беспорядок, пьянь, вопли, и драки, что Сёстры ни разу не заметили мужчин, от которых избавилась Кэлен.
Ей не удалось убить некоторых, увидевших её мужчин, либо потому, что Сестра Улиция или Эрминия находились слишком близко, либо потому, что те оказывались внимательнее, и бросались спасать её, и отдать солдатам приказ об их новом назначении в особые охранники. Всякий раз Кэлен давала ножам выскользнуть из рук и упасть на землю, где они исчезали под ногами солдатской толпы, так что Сёстры не подозревали о её намерениях. Будучи невидимой почти для всех, ей удавалось довольно легко добыть другие ножи на протяжении своей долгой, истощающей нервы, прогулки среди солдат.
Как только она оказалась в палатке, Джегань бросил к Кэлен её одежду.
— Оденься.
Не задумываясь о причинах, вынудивших его отдать команду, которую меньше всего ожидала, она, не тратя времени впустую, исполнила его приказ. Находясь под немигающим тёмным взглядом этого человека, для неё было огромным облегчением, надеть, наконец, опять свою одежду. Очевидно, однако, что это не уменьшило его интерес к тому, что он уже увидел.
Наконец, он обратил свое внимание на двух Сестёр.
— Я разъяснил нашим новым охранникам их обязанности. — Он улыбнулся так, что обе Сестры в страхе замерли. — Поскольку эти несколько охранников сняли с ваших спин часть груза, у вас теперь будет немного свободного времени, которое вы проведёте в палатках, чтобы, лёжа на спине, отработать другую обязанность.
— Но, Ваше Превосходительство... — произнесла Сестра Эрминия дрожащим голосом, — мы сделали всё, что Вы сказали. Мы нашли мужчин…
— Ты считаешь что, только потому, что вы в течение короткого времени выполняли то, что вам было приказано, я забуду годы, когда вы строили заговоры и коварства, чтобы прикончить меня? Ты думаешь, что я так легко забуду ваше пренебрежение вашими обязанностями перед другими, вашими обязанностями по отношению к Ордену, вашей моральной ответственностью жертвовать своими мирскими желаниями ради пользы других?
— Ваше Превосходительство, это было не так. — Сестра Эрминия потирала руки, подыскивая слова, способные её спасти. — Да, я признаю, мы были постыдно эгоистичны, но у нас не было в мыслях напрямую вредить Вам.
Он зафыркал от смеха.
— Ты считаешь, что, освобождая Владетеля Подземного мира, не навредили бы мне? Ты думаешь, что, предавая человечество Владетелю мёртвых, вы были не против меня, не против целей Ордена, не против Создателя?
Сестра Эрминия притихла. Она понимала, что у неё не было аргументов. Кэлен всегда считала Сестёр гадюками. И теперь они корчились в присутствии кого-то, кто оказался слишком жёстким для того, чтобы вонзить в него их клыки.
Сёстры Улиция и Эрминия выглядели по-женски привлекательно. Кэлен чувствовала, что такая их внешность, среди зверей, какими и были солдаты Имперской армии Ордена, послужит им худую службу.
— Контроль над... — Джегань поймал себя на том, что едва не произнес её титул. — ...Кэлен у меня есть, с помощью ошейника и вашего дара. Вам не обязательно находиться рядом со мной, чтобы при необходимости использовать эту силу — нужно только, чтобы вы были живы. Я объясню людям, что мне нужно, чтобы, наслаждаясь вашими женскими прелестями, они вас обоих не прикончили.
— Спасибо, Ваше Превосходительство, — тихим голосом едва выдавила из себя Сестра Улиция. Побелевшими пальцами она крепко сжимала свои юбки.
— А сейчас, там снаружи вас ожидают двое мужчин, которым даны инструкции, что им следует сделать с вами обеими. Ступайте с ними. — Его усмешка, обращённая к ним, выглядела так, словно сама смерть смотрела на них. — Приятной вам ночи, дамы. Вы заслужили её — и ещё много других.
Они оставили палатку и Кэлен стояла в центре, ожидая схожей участи.
Джегань приблизился к ней. Кэлен почувствовала, что она или упадёт от страха в обморок, или её стошнит от мысли о том, что вот-вот должно было с ней произойти.
Глава 45
Кэлен уставилась на узоры ковра, лежавшего у неё под ногами. Она не хотела, чтобы тёмные глаза Джеганя прочитали вызов в её взгляде. Она понимала, что в данный момент демонстрировать храбрость ей ни к чему.
Когда её заставляли идти пешком, в то время как сёстры ехали верхом, она всегда говорила себе, что это даст ей больше сил для того времени, когда эта сила ей понадобится. Почти по той же причине, она решила сейчас не демонстрировать бесполезный вызов. Сетовать на своего захватчика и на то, что он собирался с ней сделать, когда ей было ясно, что она не могла ничего предпринять, чтобы предотвратить это, означало лишь впустую тратить силы.
Ей хотелось сохранить свою ярость до того момента, когда придёт её время. И это время наступит. Даже если для этого ей придётся броситься в зубы самой смерти, тлеющий в ней гнев накроет тех, кто так поступил с ней и со всеми другими невинными жертвами Имперского Ордена.
Прямо перед собой она увидела сапоги Джеганя. Она задержала дыхание, ожидая, что он её схватит. Она не знала, как поступит, когда это случится, как она сможет вынести то, что она понимала, он намеревался сделать. Она только перевела взгляд немного выше, едва достаточно, чтобы увидеть, где у него на ремне висел нож. Его рука лежала на рукояти ножа.
— Мы выходим, — сказал он.
Кэлен подняла хмурый взгляд.
— Наружу? Для чего?
— Сегодня вечер соревнований Джа-Ла д`Иин. У разных отрядов наших солдат есть свои команды. Соревнования назначаются в определённые вечера. Вид того, как Император наблюдает за игрой, укрепляет дух наших войск. Со всех завоёванных земель Нового Мира также отбираются люди, и им дается возможность присоединиться к соревнованию вместе с другими командами. Для них это отличная возможность, чтобы начать вписываться в новую культуру, которую мы несём побеждённым странам, чтобы стать частью структуры Ордена, участвовать в наших свершениях. Лучшие игроки иногда выбиваются в герои. Женщины дерутся за этих мужчин. Моя команда состоит из таких людей, они все — герои, которые никогда не проигрывают. После игры этих мужчин ожидают толпы женщин, жаждущих раздвинуть для них свои ноги. Игроки Джа-Ла могут выбирать любую.
Кэлен отметила, что, несмотря на то, что, будучи императором, Джегань вероятно имел выбор из многих женщин, которым хотелось бы находиться ближе к мужчине, обладающим таким влиянием и властью, он предпочитает брать их силой. Он предпочитал брать не то, что ему предлагали, не то, что он мог получить за свои заслуги.
— Сегодня вечером несколько команд проводят классификационные игры. Все они надеются, что однажды, в качестве великой почести, получат шанс выступить на великом соревновании против моей команды. Несколько раз в месяц моя команда играет против лучших из лучших. Она никогда не проигрывает. Каждая новая группа претендентов всегда горячо надеется, что они станут теми, кто победит лучших — команду императора — и будут объявлены чемпионами игр. Для такой команды найдётся немало наград, среди которых, не самая малая — самые красивые женщины, которые хотят быть только с мужчинами из моей команды.
Ему, казалось, нравилось рассказывать ей о нравах тех женщин, как будто по ним он делал выводы обо всех женщинах, как бы говоря ей, что считал, что в глубине души она была такой же. Она предпочла бы вскрыть себе вены. Но проигнорировала его провокацию и спросила его про другое.
— Если Ваша команда не играет, то зачем Вам нужно смотреть игру? Человеку вашего склада, конечно, не пристало бы дарить своё драгоценное присутствие верноподданным только для того, чтобы оказать им своё великодушие.
Он озадаченно посмотрел на неё, как будто вопрос показался для него странным.
— Конечно же, чтобы увидеть их стратегию, изучить силы, слабости тех, кто станет противником моей команды. — Он опять хитро улыбнулся. — Это то же самое, что делаешь и ты — оцениваешь тех, кто может оказаться твоими противниками — и не говори мне, что ты этого не делаешь. Я ведь вижу, как ты внимательно приглядываешься к оружию, к внутренностям помещений, расположению солдат, укрытий и запасных выходов. Ты всегда выискиваешь возможности, всегда наблюдаешь, всегда думаешь, как одолеть тех, кто стоит на твоём пути. Джа-Ла д`Иин — это почти то же самое. Это стратегическая игра.
— Я видела, как в неё играют. Я бы сказала, что стратегия там вторична, а на первом месте в этой игре стоит жестокость.
— Ну ладно, если ты не получаешь удовольствия от стратегии, — произнёс он с ухмылкой, — тогда тебе несомненно понравится наблюдать, за схваткой потных мужчин, старающихся одолеть друг друга. Большинство женщин именно за это любят смотреть Джа-Ла. Мужчины получают удовольствие от стратегии, от наблюдения за тем как дают и принимают вызов, от возможности поболеть за победу своей команды, и представить себя на месте игроков; женщинам же нравится вид полуголых тел и блестящих от пота мускул. Им нравится смотреть, как побеждают сильнейшие, мечтать о том, чтобы стать для героев желанным объектом их завоеваний, и ещё, найти способ стать доступными для этих мужчин.
— И то и другое для меня звучит бессмысленно. Либо зверство, либо бессмысленная похоть.
Он пожал плечами.
— На моём языке, Джа-Ла д`Иин означает «игра жизни». Разве жизнь — это не борьба, не жестокое соревнование? Соревнование мужчин, и соревнование полов? Жизнь, как и Джа-Ла, это жестокая борьба.
Кэлен знала, что жизнь могла быть жестокой, но эта жестокость не играла определяющей роли в ее жизни и не была её целью, и что разница полов не означала соперничества, а означала возможность делить вместе трудности и радости жизни.
— Для таких, как Вы, это так, — сказала она. — Это одно из различий между нами. Я использую насилие только, как последнее средство, только, когда есть необходимость защитить свою жизнь, своё право на существование. Вы используете жестокость, как средство исполнения ваших желаний, даже самых обычных желаний, потому что, кроме силы, Вам нечего предложить взамен того, чего Вы хотите или в чём у Вас есть потребность — включая и женщин. Вы берёте то, чего Вы не заслуживаете. Я выше этого. Вы не цените жизнь и ничего, что за этим стоит. Я же ценю. Вам приходится уничтожать всё доброе именно потому, что оно обличает никчемность Вашей жизни, контрастно показывает пустоту Вашего существования. Именно поэтому, Вы и такие как вы, ненавидите таких, как я — потому что превосходство на моей стороне, и Вы это знаете.
— Такая вера — признак грешника. Считать, что твоя собственная жизнь что-то значит — есть преступление против Создателя, а также против своих товарищей.
Стоило ей глянуть на него, как он предупреждающе выгнул бровь и наклонился немного ближе. Он поднял перед её лицом толстый палец, украшенный отнятым у кого-то золотым кольцом, как бы указывая на важность аргумента, словно читая нотацию эгоистичному, упрямому ребёнку, который находился в дюйме от заслуженного наказания.
— Братство Ордена учит нас, что быть лучше других, значит, быть хуже, чем все.
От такой вульгарной идеологии Кэлен оторопела. Этот религиозный постулат ложной веры внезапно дал ей истинное понимание глубин его дикой природы, и мстительного характера самого Ордена. Эта концепция извращала далёкую основу, на которой было построено — что любая жизнь одинаково имеет право на существование ради самой себя — чтобы оправдать отнятие жизни Орденом ради самими ими изобретённого понятия общественного блага.
Высказав этот простой, ограниченный, иррациональный принцип, он только что невольно объяснил всё. Это объяснило извращённость всех его мотивов и эмоций, определяющих природу тех чудовищных людей, снаружи, готовых убить любого, кто не подчинится их вере. Эта догма отклонилась от цивилизованного пути, провозгласив дикость способом существования, и требовала постоянно жестоко сокрушать любую благородную идею и человека, который её принял. Это было движение, привлёкшее к себе грабителей, которые хотели считать себя праведниками, убийц, которые хотели священного оправдания крови невинных жертв, в которой купались их души.
Оно приписывало любые успехи не тому, кто их достиг, а тем, кто их не заработал и не заслуживал их, именно потому, что они их не заработали и не заслужили. Здесь в цене был грабёж, а не созидание. Это была анафема индивидуальности.
В то же время, здесь было пугающе унылое принятие гнилой сути слабости противостояния самой жизни, неспособность существования на любом уровне за исключением примитивного животного, постоянно сжатого страхом, что кто-то другой окажется лучшим. Это было не просто отрицанием всего доброго, чувством обиды к чужому успеху — на самом деле оно было намного худшим. Это выражалось в терзающей ненависти ко всему хорошему, и произрастало из внутреннего нежелания стремиться к чему-либо стоящему.
Как и все ложные вероучения, оно было таким же неосуществимым. Чтобы выжить, такая вера должна была стремиться стать преобладающей, а значит — игнорировать свои же постулаты, что само по себе уже было насилием над вероучением, за которое они воевали. Среди светочей принудительного равенства в Ордене равенства не существовало.
Разве то, что игрок Джа-Ла, самый искусный воин, или император, считались лучшими не просто по необходимости, но служили примером для подражания и высоко ценились, не несло в себе внутреннюю ненависть к собственной неспособности соответствовать их собственному учению и к страху быть разоблачённым. Приверженцы этой веры, в наказание за свою неспособность исполнить требования священного учения, предпочли заниматься самобичеванием, заявляя о недостойности людского бытия и вымещали ненависть к самим себе на козлах отпущения: они возлагали вину на жертв.
В конце концов, вера была не чем иным, как выдумкой богословов — бездумной бессмыслицей, повторённой в мантре, чтобы вызывать доверие, придать видимость священнодействия.
— Я уже видела игры Джа-Ла, — сказала Кэлен. Она отвернулась от него. — У меня нет никакого желания видеть больше.
Он захватил её за плечо и развернул вокруг, повернув к себе.
— Я понимаю, что тебе хочется, чтобы я уложил тебя баиньки, но это может подождать. А сейчас мы пойдём смотреть игры Джа-Ла.
На его лице медленно проступила ухмылка распутства, словно из гнили его души всплыл пузырь жирного навоза.
— Если тебе не по нраву наблюдать стратегию и ход игры, то пусть твои глаза прогуляются по обнажённой плоти соревнующихся. Я уверен, что её вид возбудит в тебе желание того, что произойдёт затем нынешней ночью. Постарайся быть не слишком нетерпеливой.
Внезапно Кэлен осознала глупость протестов против всех обстоятельств, в попытке избежать его постели. Но игра Джа-Ла проходила снаружи среди толпы, и у неё не было ни малейшего желания снова туда идти. Здесь тоже у неё не было выбора. Ей очень не хотелось находиться среди этих мерзавцев. Она напомнила себе, что должна держать свои чувства в узде. Солдаты не видели её. Это было глупо.
Он потянул её к выходу из палатки. Она пошла, не сопротивляясь. Для сопротивления ещё не настало время.
Снаружи ждали пятеро специальных охранников. Они увидели, что Кэлен была одета, но никто не проронил ни слова. Они стояли, выпрямившись, высокие и внимательные, выглядя готовыми выпрыгнуть по первому приказу. Очевидно, желая произвести впечатление на своего Императора, они вели себя наилучшим образом.
Кэлен полагала, что быть лучше других — это в порядке вещей, если ты император, и это не делало его хуже всех. Он воевал за доктрину, от которой он сам себя избавил, так же, как и все его солдаты. Кэлен понимала это лучше, чем, если бы ей это объяснили.
— Это твои новые охранники, — сказал ей Джегань. — Повторения последнего инцидента не будет, так как эти солдаты могут тебя видеть.
Все мужчины выглядели вполне довольными, как собой, так и очевидной безобидной видимостью женщины, которую им предстояло охранять.
Кэлен бросила быстрый, но весьма внимательный взгляд на первого мужчину, которого Сёстры привлекли на службу, партнёра того, со сломанным носом. Одним мимолётным взглядом она оценила оружие, которое было при нём, нож, и грубо сделанный меч с деревянной рукоятью, состоявшей из двух половин, прикрученных к зубцу, и как неуклюже он выглядел, нося его. Этот взгляд дал ей понять, что своё оружие он несомненно храбро использовал, участвуя в резне против невинных женщин и детей. Она сомневалась, что ему доводилось пользоваться им в бою против других мужчин. Это был не более, чем головорез. Устрашение было его основным оружием.
Судя по его самодовольной улыбке, она не произвела на него впечатления. В конце концов, он один уже почти справился с ней, и почти уже затащил в палатку. По его мнению, он был в двух шагами от того, чтобы забраться на неё.
— Ты, — сказала она, указывая ему прямо между глаз. — Тебя я убью первым.
Все мужчины захихикали. Она окинула их взглядом, оценивающе осмотрела их и их оружие, изучая то, что ей было нужно. Она указала на мужчину со сломанным носом.
— Ты умрёшь через секунду после него.
— А как насчет нас троих? — не сумев подавить смешок, спросил один из оставшихся. — В каком порядке Вы убьёте нас?
Кэлен пожала плечами.
— Вы узнаете это в тот момент, когда я перережу вам глотки.
Все солдаты рассмеялись. Но не Джегань.
— Добрый вам совет — относитесь к ней серьезно, — сказал им Император. — В последний раз, когда ей в руки попал нож, она убила двух моих заслуживавших доверия телохранителей — людей, гораздо лучше знавших службу, чем вы — и Сестру Тьмы. Абсолютно одна, и всего за несколько кратких мгновений.
Смех замер.
— Всем вам нужно быть начеку, — произнёс Джегань грубым рыком, — или я сам вас выпотрошу, даже если мне просто покажется, что вы пренебрегаете своими обязанностями. Если она ускользнёт от вашего наблюдения, вы у меня окажетесь в пыточных палатках, и я прикажу, чтобы смерть к вам пришла не раньше, чем сгниёт и сдохнет ваша плоть.
В головах у них больше не осталось сомнений относительно серьёзности намерений Джеганя или о ценности его добычи.
Как только он целеустремлённо направился прочь от палатки, тут же вокруг их вождя образовался громадный эскорт, состоявший из сотен, если не тысяч, ближних и самых опытных охранников императора. Пятеро специальных охранников окружили Кэлен со всех сторон, кроме той, с которой находился Джегань. Они шли по лагерю, облачившись в доспехи и с оружием наготове. Кэлен считала, что хотя для такого вождя, как Джегань считалось нормой принять меры против шпионов, но она понимала, что в этом было нечто большее.
Он был над всеми остальными.
Глава 46
К тому времени, когда они возвратились с соревнований Джа-Ла к императорской резиденции и его большой палатке, беспокойство Кэлен возросло. Очевидно, это был не только страх оказаться наедине с этим непредсказуемым и опасным человеком — или даже её почти паническая боязнь того, что она понимала, он намерен был с ней сотворить.
Всё это конечно было, со зловещим затаившимся предчувствием его жестокости, пенившейся уже прямо под поверхностью. Его лицо налилось кровью, движения стали более агрессивны, комментарии стали более острыми, чернильного цвета глаза приобрели пронзительную интенсивность. Наблюдение за играми привело Джеганя в ещё более вспыльчивое настроение чем, как ей казалось, было его нормой. Игры подействовали на него. Они возбудили его — во всех смыслах.
Там на игре ему почудилось, что одна из команд играла не в полную силу, не с полной отдачей. Ему показалось, что они сдерживали себя и не выкладывались полностью в соревновании. Когда они проиграли, он приказал казнить их прямо на поле.
Это событие развлекло толпу больше, чем собственно сама, довольно-таки скучная игра. Джеганя бурно приветствовали, когда он приказал казнить проигравших. Игры, которые последовали затем, проходили уже с большей страстью, к тому же, на земле, мокрой от крови казнённых.
Джа-Ла была игрой, в которой мужчины бегали, увёртывались, носились друг за другом, блокировали или ловили человека, у которого находился тяжёлый мяч — броц, который они пытались захватить, уйти с ним в нападение, и добыть очки. Мужчины часто падали или их сбивали с ног. Когда это случалось, то они катились по земле. Летом, на жаре, без рубашек, они скоро становились блестящими не только от пота, но и от крови. Из того, что Кэлен удалось разглядеть относительно женщин из лагерной обслуги, наблюдавших за игрой из-за боковых линий, вид крови не вызывал у них отвращения. Наоборот, это ещё сильнее разжигало в них желание привлечь внимание игроков, которые теперь своими быстрыми перемещениями, агрессивной тактикой ввергали толпу в безумие.
