— Я полагаю, он так и поступит, — сказала Сестра Улиция.
      — Он сделает, что захочет, со всеми нами, — добавила Сестра Эрминия. — Не могу поверить, что мы оказались такими дурами.
      С Джеганем вместе возвратилась группа офицеров. Позади них солдаты вели уже осёдланных лошадей. Из палатки императора другие люди уже выносили ящики, кресла, столы, всякую мелочь и грузили всё это в лари в поджидавших фургонах. Как только палатка освободилась от вещей, тут же опустили верёвки, за ними сложили шесты, и, наконец, палатка легла на землю. В один момент, поле, выглядевшее, как небольшой палаточный город, в центре которого стояла большая императорская палатка, опустело.
      Джегань жестом подозвал солдата и отдал узду лошади Кэлен.
      — Сегодня мы вместе проедемся верхом.
      Кэлен подумала, что её ожидает на следующий день, но она не стала спрашивать. Это звучало так, будто он строил какие-то планы относительно неё. Она не стала гадать о них, но что бы ни было ей уготовано, всё это её пугало.
      Она утвердила ботинок в стремени и с размаха уселась в седле, затем она оглядела людское море, оценивая свои шансы на побег. Возможно, ей удалось бы проскочить мимо людей, потому что, за исключением двоих Сестёр и Джеганя, люди не были способны удержать её в своей памяти достаточно долго, чтобы запомнить, что они её видели. Обескураживала сама по себе мысль о том, что для всех этих людей она была всё равно, что невидимкой. Им показалось бы, что лошадь без всадника куда-то побежала, и они, скорее всего не захотели бы попасться ей под ноги.
      За ней тщательно следили Сёстры, пристроившиеся с обеих сторон от неё, чтобы наверняка не дать ей возможности сбежать. Несмотря на то, что солдаты её не видели, Кэлен знала, что при помощи ошейника Сестры могли сразить её в любой момент. Им даже не нужно было находиться рядом с ней; она твёрдо это знала. От того, что они проделали с ней немного раньше, её ноги всё ещё болели. Это было хорошо, что она ехала верхом, только сейчас ей в голову пришла мысль, что пешком она бы далеко не ушла.
      Тёмным потоком прилива людское море вдали уже начало движение. Миллионы искр рассветного солнца отражались от бесчисленного оружия, отчего армия стала выглядеть, словно поток жидкости. Как будто плывя на плоту, плотно сбитом из личной охраны императора, свиты Сестёр, служащих, и рабов, они начали дрейфовать в широком волнующемся океане людей, направляясь к горизонту на север.
      Жаркое солнце вставало справа от их дороги. Кэлен ехала посреди людской массы, текущей на север, между Сёстрами, посреди личной охраны императора. Сидя высоко в седле, она всё могла хорошо разглядеть. По крайней мере, ей не нужно было тащить на собственном горбу вещи Сестёр, как ей это до сих пор всегда приходилось делать.
      От монотонного напряжения похода быстро стихла болтовня, которой поначалу перебрасывались солдаты. Разговор для них стал слишком труден. Прошло не так много времени, и от жары Кэлен начала покрываться потом. Мужчины, нёсшие тяжёлые вещевые тюки, тащились вперёд, уставившись глазами в землю прямо перед собой. Остановившийся наверняка был бы затоптан. Должно быть, давление всей массы людей, шедших за ними, толкало их на север.
      На протяжении всего дня, сквозь толпу протискивались раздававшие пищу фуражиры — конные или с фургонами. Воду также везли в повозках, равномерно рассеянных по войску. Вскоре за каждым из них выстроилась линия марширующих людей, ожидающих своей очереди получить порцию воды.
      Ближе к полудню в центр императорского окружения въехал небольшой фургон. Он доставил горячую еду, которую раздали всем офицерам. Кэлен Сёстры передали то же, что досталось им вместе со всеми остальными — какую-то мягкую солонину, завёрнутую в хлебную лепёшку. На вкус она была так себе, но Кэлен проголодалась и обрадовалась и этому.
      С наступлением сумерек все уже выбились из сил от тяжести перехода. Они перекусили на ходу и ни разу не остановились. За день они прошли расстояние больше, чем армия такого размера была способна, по её мнению. Она чувствовала, что порядочная часть той земли, по которой они прошли, осела на ней. Она даже не знала, стало бы лучше, если бы дождь прибил пыль, потому что тогда им пришлось бы бороться с грязью.
      Неожиданно для Кэлен прямо перед ними показалось нечто, похожее на императорскую резиденцию. Над палатками на жарком ветру трепетали флаги, словно они радушно приветствовали императора. Она сообразила, что, по всей видимости, императорский обоз, уехал вперёд, и его люди разбили лагерь. Армия была так огромна и занимала столько места, что ей понадобилось бы много часов, если не дней, чтобы пройти через какую-либо точку целиком, поэтому повозки, уехавшие вперёд, всё время находились под защитой армии. Чтобы ускакать вперёд, солдатам надо было просто расчистить дорогу через толпу, и разбить лагерь до темноты, чтобы ко времени прибытия императора всё было готово.
      Кэлен увидела ряды костров, где на вертелах жарилось мясо. От запахов её желудок стала сводить голодная боль. Над другими кострами на железных треногах висели кипящие котлы. Приготовление ужина шло полным ходом — там и сям сновали рабы, разносившие утварь, собиравшие на столы, вращавшие вертела, помешивавшие содержимое котлов и добавлявшие туда ингредиенты. Уже были готовы большие тарелки с хлебом, мясом и фруктами.
      Джегань, ехавший прямо перед Кэлен, спешился перед своей большой палаткой. Уздечку тут же схватил подбежавший слуга. Когда Кэлен с Сёстрами также слезли с лошадей, тех также забрали подбежавшие юноши. Сёстры, ведя Кэлен рядом с собой, словно направляемые беззвучными командами, проследовали за Джеганем ко входу в палатку под большим, богато украшенным покрывалом, которое удерживал, открывая проход, мускулистый солдат, на котором не было рубашки. Вероятно от работы по установке палаток, он лоснился от пота и от него несло кислой вонью.
      Внутри всё выглядело точно так же, как и утром, до их отъезда. Если не смотреть вокруг, то было трудно понять, что они находятся в другом месте. Лампы уже были зажжены. Кэлен была рада, что запах горящего масла немного перебивал зловония мочи, навоза, и пота. Внутри царила торопливая суета множества рабов, готовивших императорское застолье.
      Джегань резко повернулся, и, схватив Сестру Улицию за волосы, рванул её вперёд. Застигнутая врасплох, она было вскрикнула от боли, но сразу умолкла и он подтащил её ближе к себе, не встретив с её стороны никакого сопротивления. При крике Сестры Улиции рабы лишь мельком глянули в её сторону и немедленно вернулись к своим занятиям, словно ничего не видели.
      — Почему больше никто не видит её? — спросил Джегань.
      Кэлен поняла, о чём он спрашивал.
      — Заклинание, Ваше Превосходительство. Заклинание Огненной Цепи. — Он удерживал Сестру Улицию полусогнутой и теряющей равновесие, в неуклюжей и неудобной позе. — Самой целью заклинания было сделать так, чтобы никто её не видел. Оно было создано специально для того, чтобы человек как бы исчез. Я думаю, что таким способом, вероятно, предполагалось создать шпиона, которого невозможно было бы обнаружить. С этой целью мы использовали заклинание и таким образом смогли добыть из Народного Дворца шкатулки Одена, и никто не понял, как мы это сделали.
      Кэлен почувствовала, как будто сердце комом поднялось к горлу, услыхав, как ею воспользовались, как у неё отняли её жизнь и её память. Ком в горле рос с осознанием того, с каким высокомерным равнодушием Сёстры отнеслись к её драгоценной жизни. Что дало этим женщинам право, вот так вот взять и украсть чью-то жизнь?
      Совсем недавно, она, утратив память, считала себя никем, рабыней Сестёр. Сейчас, за короткий промежуток времени, она узнала, что её звали Кэлен Амнелл, и что она была Матерью Исповедницей — что бы это ни значило. Теперь она понимала, что не знала своего имени и кем она была, из-за наложенного на неё Сёстрами заклинания.
      — Если оно должно было так действовать, — спросил Джегань. — то почему хозяин гостиницы её видел? Почему её видела та мелкая скальная в Каска?
      — Я, я, не знаю, — запинаясь, выдавила Сестра Улиция.
      Он рывком придвинул её поближе. Чтобы не быть оскальпированной, она начала было пытаться хватать его за запястья, но передумала и, оставив всякие попытки сопротивления, уронила руки вдоль опушенных плеч.
      — Тогда мне придётся перефразировать вопрос, чтобы даже такая глупая сука, как ты, смогла его понять. Где вы ошиблись?
      — Но, Ваше Превосходительство…
      — Наверняка, вы где-то ошиблись, иначе те двое не видели бы её! — Сестра Улиция дрожала, но не отвечала, слушая его поучения. — Вы с Эрминией можете видеть её, потому что вы направляли заклинание. Я могу видеть её, потому что я был в вашем сознании, и потому заклинание меня защитило. Но больше никто не должен был видеть её.
      — Итак, — сказал он после паузы, скрежеща зубами, — я буду спрашивать снова. Что вы делали неправильно?
      — Ваше Превосходительство, мы всё сделали правильно. Я клянусь.
      Джегань поманил пальцем Эрминию. Мелкими шажками та кротко выдвинулась вперёд.
      — Может быть, ты захочешь дать ответ на мой вопрос и скажешь мне, где вы ошиблись? Или ты предпочтёшь отправиться в палатки вместе с Улицией?
      Сестра Эрминия, преодолев страх, развела руками.
      — Ваше Превосходительство, если бы признание могло спасти меня, я бы призналась, но Улиция права. Мы всё делали правильно.
      Он снова уставился на Сестру, которую держал за волосы.
      — Для меня достаточно очевидно, что вы обе неправы — заклинание должно было сделать её невидимой, но её видят и другие. И, тем не менее, вы продолжаете упорно рассказывать явно лживую сказку? Либо вы что-то не так сделали, либо те двое не видели бы её.
      Сестра Улиция, у которой от боли с лица капали слёзы, сделала попытку мотнуть головой.
      — Нет, Ваше Превосходительство оно действует не так.
      — Что действует не так?
      — Заклинание Огненной Цепи. Однажды инициированное, оно следует своим путём. Заклинание делает своё дело. Оно самонаправляемо; мы им никак не управляли и не контролировали. Фактически, в этот процесс никак невозможно вмешаться. Будучи запущенным, заклинание выполняет предопределённый ему порядок действий. Нам даже не известно, каких именно. Ни в одно из них мы не посмели бы сделать попытку вмешаться. Сила, заключённая в Огненной Цепи, намного превосходит всё, что мы знаем, и чем можем управлять и, даже если бы мы захотели, мы бы никак не могли исказить заклинание.
      — Она права, Ваше Превосходительство. Мы знали, для чего оно предназначено, каков должен был быть результат, но мы не знаем, как оно действует. Зачем нам что-то менять? Целью наших действий было именно то, для чего оно было предназначено. У нас не было причин пробовать в него вмешаться, поэтому нет ничего, где бы мы допустили ошибку.
      — Мы только инициировали его, и все,  — продолжала настаивать Сестра Улиция сквозь слёзы. — Мы соткали контрольные сети, чтобы убедиться, что всё было так, как должно было быть, и затем мы его запустили. Остальное сделало заклинание. Мы понятия не имеем, почему те двое её видят. Нам это показалось совершенно поразительным.
      Он обернулся к Сестре Эрминии.
      — Ты можешь определить, где ошибка?
      — Мы понятия не имеем, в чём проблема, — ответила Сестра Эрминия, — потому, что у нас нет для этого никакого средства. Мы даже не уверены, что непорядок действительно есть. Судя по тому, что нам известно, это может оказаться просто ходом действия заклинания — что окажется несколько человек, которые, по каким-то неизвестным нам причинам, смогут её видеть. Это заклинание намного сложнее, чем все, с которыми нам доводилось иметь дела. Мы понятия не имеем, в чём проблема — если только она существует — или как её поправить.
      Когда тишина в палатке стала зловещей, Сестра Улиция выдвинула предположение.
      — Я думаю, могло быть случайное отклонение, с магией такое иногда случаются. Незначительные, слабые обстоятельства, которые не учёл создатель заклинания, на которых оно пробуксовывает и не действует. Вероятно, дело именно в этом. В конце концов, заклинанию тысячи лет. Те, кто его создал, никогда его не проверяли, поэтому в нём, могли оказаться нерешённые проблемы, о которых они не догадывались.
      Джеганя, похоже, это не убедило.
      — Наверняка вы что-то сделали неправильно.
      — Нет, Ваше Превосходительство. Даже маги древних времён не могли ничего сделать с заклинанием, как только оно было запущено. В конце концов, магия Одена было создана для того, чтобы бороться с заклинанием, если оно когда-либо было бы инициировано. Меньшая сила не сможет повлиять на его действенность.
      Кэлен насторожила слух. Она подумала, зачем Сёстры понадобилось использовать заклинание, чтобы украсть шкатулки Одена, которые были предназначены для того, чтобы противодействовать заклинанию. Возможно, их намерение состояло в том, чтобы быть уверенными в том, что никто не сможет воспользоваться этим противовесом.
      Наконец, Джегань отпустил Сестру Улицию и, с рыком отвращения швырнул её на землю. Успокаивая боль, она обхватила голову руками.
      Император Джегань расхаживал, обдумывая услышанное. Заметив, что кто-то украдкой заглядывает в палатку, он остановился и подал сигнал. Внутрь вошли несколько женщин с кувшинами и стали разливать красное вино в кубки, расставленные на столе. Помещение стало наполняться прислугой, несущей большие тарелки и подносы, заполненные разной горячей, парящей едой. Джегань продолжал расхаживать, едва замечая рабов, делавших свою работу.
      Когда стол, наконец, заполнился, Джегань уселся за стол в резное кресло. Он задумчиво смотрел на Сестёр. Все рабы молча выстроились в ряд позади него, готовые выполнить его приказ или поднести ему требуемое.
      Наконец он обратился к трапезе и вонзил пальцы в ветчину. Выдрал пригоршню горячего мяса. Другой рукой он оторвал от большого куска длинные ломти и стал есть их, разглядывая Сестёр и Кэлен, словно решая, жить им или умереть.
      Когда он покончил с ветчиной, то вытащил с пояса нож и стал отрезать кусок жареной говядины. Он проткнул им красный кусок мяса, поднял его и замер, ожидая. Кровь стала стекать вниз по лезвию, и по его руке к локтю, опирающемуся на стол.
      Он помолчал и улыбнулся Кэлен.
      — Ты не считаешь, что лучше так использовать нож, чем, как использовала его ты?
      Кэлен собиралась хранить молчание, но не смогла удержаться, и высказалась.
      — Мне больше понравился мой способ. Мне жаль только, что я не достигла цели. Если бы не это, мы бы сейчас не разговаривали.
      Он улыбнулся сам себе.
      — Может быть.
      Перед тем, как оторвать зубами большой ломоть от куска, висевшего на ноже, он хорошенько глотнул вина из кубка.
      Не переставая жевать и следя за Кэлен, он сказал.
      — Раздевайся.
      Кэлен моргнула.
      — Что?
      — Снимай одежду. Он помахал ножом. — Всю.
      Кэлен сжала челюсти.
      — Нет. Если Вам так хочется, Вам придётся разорвать их на мне.
      Он пожал плечами.
      — Я сделаю это попозже, только для того, чтобы выполнить это условие, а сейчас сними её сама.
      — Почему?
      Он поднял бровь.
      — Потому что я так сказал.
      — Нет, — повторила она.
      Взгляд его кошмарных глаз скользнул к Сестре Улиции.
      — Расскажи-ка Кэлен о пыточных палатках.
      — Ваше Превосходительство?
      — Расскажи ей об имеющемся у нас большом опыте в убеждении людей делать то, что нам нужно. Расскажи ей о пытках, которые мы используем.
      Прежде, чем Сестра Улиция успела начать говорить, Кэлен её опередила.
      — Ну, так начинай свои пытки. Никому не интересно слушать, как ты болтаешь о них, словно старая сплетница. Я знаю, что ты намереваешься мучить меня — так приступай.
      — О, нет, пытка — это не для тебя, милочка. — Он открутил ногу жареного гуся и указал им на молодую женщину позади себя. — Пытать будут её.
      Кэлен поглядела на внезапно испугавшуюся женщину и затем, нахмурившись посмотрела на Джеганя.
      — Какого…?
      Он откусил кусок тёмного гусиного мяса. По его пальцам стекал жир. Он обсосал жир с колец.
      — Ладно, — сказал он, выбирая кусок мяса, свисавшего с ноги, — видимо, мне придётся объяснить. Понимаешь, у нас есть такая пытка, когда палач делает маленький разрез внизу живота испытуемого. Он повернулся и ткнул гусиной ногой в живот молодой женщины, пониже пупка. На её голом теле от ноги осталось сальное пятно. — Вот здесь.
      — После этого, — сказал он, оборачиваясь обратно, — палач глубоко в живот заталкивает губки клещей и шарит ими там, пока не зацепит кусок кишки. Они там довольно скользкие, а тот, кто подвергается этой процедуре, почему-то не лежит спокойно, как ты, наверное, понимаешь, поэтому, для того, чтобы ухватить эти внутренности, нужна определённая сноровка. Как только он их поймал, он начинает медленно, фут за футом вытаскивать их. Вот это пытка, так уж пытка.
      Он наклонился и оторвал ещё кусок ветчины.
      — И теперь, если ты не будешь делать, как я говорю, мы все отправимся в пыточную палатку  — он указал влево от себя рукой с зажатым в ней ломтем ветчины, — и прикажем одному из наших опытных мастеров проделать это с той, стоящей у меня за спиной, девушкой.
      Он леденяще взглянул на Кэлен.
      — И всё потому, что ты отказываешься делать то, что тебе сказано. Тебе придётся стать свидетельницей агонии этого создания. Тебе придётся слушать, как она будет кричать, умолять сохранить ей жизнь, видеть, как она истекает кровью, видеть, как из неё вынимают внутренности. После того, как палач вытащит несколько футов кишок, он намотает их на палку, как моток веревок — просто для того, чтобы месиво стало аккуратным и опрятным. Потом он сделает паузу и обратится ко мне. Тогда, я снова вежливо попрошу тебя делать то, что от тебя требуется. Если ты снова откажешься, то мы снова медленно вытащим ещё несколько футов её мягких, нежных, окровавленных кишок, наматывая их на палку, и все вместе будем слушать её крики и плач, и мольбы о смерти. Этот процесс может продолжаться довольно долго. Эта пытка — мучительно медленна и болезненна. — Джегань весело улыбнулся Кэлен. — Потом, под конец, тебе придётся наблюдать, как она будет биться в предсмертных конвульсиях.
      Кэлен посмотрела на девушку. Та не шевелилась, но была белой, как сахар, лежавший грудой в вазе на столе.
      Джегань неторопливо пожевал и затем запил еду большим глотком вина.
      — После всего, ты увидишь, как ее безжизненное тело будет брошено на телегу мертвецов, к останкам тел других людей, подвергнутых пыткам. Затем, я предложу Улиции и Эрминии выбор — или отправиться в палатки, развлекать моих людей, удовлетворяя их самым изощрённым желаниям, или, если предпочтут — подумать о том, как с помощью этого ошейника заставить тебя испытать больше боли, чем когда бы то ни было. Будет одно условие — им нельзя позволить тебе упасть в обморок. Мне, конечно же, захочется, чтобы ты всё это почувствовала.
      Снаружи доносился несмолкающий армейский шум, но в палатке царила мёртвая тишина. Джегань отрезал ещё один длинный пласт кровавой говядины, и продолжил.
      — После того, как Сёстры исчерпают своё воображение, а я думаю, что стимул заставит их быть изобретательными, я лично займусь тобой, пока ты не окажешься на грани гибели. Только после всего этого, я сорву твою одежду, и уже тогда ты станешь передо мной голой.
      Он остановил на ней взгляд своих кошмарных глаз.
      — Выбор за тобой, милочка. Итогом любого из них будет то, что тебе придётся выполнить мой приказ, и всё закончится тем, что по моему велению, ты окажешься раздетой. Какой способ ты выбираешь? Скорее. Второго предложения не будет.
      У Кэлен не оставалось выбора. Сопротивляться этому было бессмысленно. Она подавила комок в горле и немедленно начала расстёгивать сорочку.

Глава 44